CC BY
355
С.В. Юшков о древнерусских
памятниках права
n.A. KOCTPMKOB*
The article refers to one of the most important researching trends of Serafm Vladimirovich Jushkov (1888-1952) who was considered as one of the state and right USSR history science originator — an analysis of Old Russian monuments of law.
Одним из направлений исследовательской деятельности Серафима Владимировича Юшкова (1988-1952), который считался одним из основоположников науки истории государства и права СССР, был анализ древнерусских памятников права.
В 1918 г. С.В. Юшкова пригласили в Саратовский университет для чтения лекций по истории русского права, в феврале 1919 г. избрали профессором по кафедре истории русского права. Здесь в основном определились направления его научных интересов, в том числе скрупулезное изучение древнерусских памятников права, которым он и занимался всю жизнь.
Юшков не только сделал достоянием ученых многочисленные новые источники, что само по себе большая научная заслуга, но и дал новую интерпретацию источникам уже известным, истории древнерусского права в целом. Главная цель его научной деятельности заключалась в опровержении представлений историков-норманистов об отсталости восточного славянства, неразвитости у него социальных институтов, низком уровне правового развития русского государства, культурном прогрессе исключительно на основе иноземных влияний. Киевская Русь, по его мнению, была полноценным государством, ее памятники права носили национальный характер, а феодальные отношения начали развиваться уже с IX в.
В 1919 г. в Ученых записках Саратовского университета была опубликована работа Юшкова «К истории древнерусских юридических сборников XIII столетия», в 1921 г. вышедшая отдельным изданием1. Предметом анализа автора стали церковные и княжеские уставы, договоры Руси с Византией ГХ-ХП вв. Он делает вывод о том, что древнерусские статьи до того, как попали в сборники более сложного состава, в кормчие, входили в юридические сборники, конца XII — начала XIII вв., которые по существу являлись кодек-
сами древнерусского церковного и светского законодательства.
Сопоставляя различные редакции, ученый выделил два наиболее интересных по содержанию сборника: Сборник княжеских уставов и Сборник, состоящий из русских статей. В первый входили Устав Владимира, Уставы Ярослава и Всеволода, подтвердительные грамоты великого князя Василия Дмитриевича митрополитам Киприану и Фотию, Правило Законно, впрочем последнее — компиляция различных источников, являлось, по существу, вступительной статьей, предисловием к Сборнику, который в первоначальном варианте появился в конце XII или, во всяком случае, в начале XIII в. Это один из древнейших известных науке русских юридических сборников и единственный кодекс древнерусского церковного права. Он вошел как составная часть в Сборник, состоявший из русских статей, наряду со светским законодательством — Русской Правдой в пространной редакции. Следовательно, древнерусская юридическая литература имеет более древнюю историю, чем это представлялось раньше.
Вторая работа саратовского периода деятельности Юшкова была посвящена Уставу князя Владимира2. Проблема этого документа, к сожалению нередкая для древнерусских памятников права, заключалась в том, что он не сохранился в первоначальном виде. Впервые Устав был опубликован Е. Герберштейном в 1549 г. на латинском языке, на русском языке — в 1775 г. Г.Ф. Миллером, который руководствовался списком из «Степенной книги царского родословия». Затем Уставом заинтересовался Н.М. Карамзин, сделавший вывод о том, что это не подлинный документ периода Киевской Руси, а позднейшая подделка. Ему возражали М.Н. Погодин, Н.В. Калачов, К.А. Неволин, приводившие доводы в пользу под-
Аспирант кафедры теории и истории государства и права Юридического института (Санкт-Петербург).
О) О О CJ
о о о
Q.
со
S
н о
0
1
о я с о т ф VO >5
о *
о ф
У S
2
0
1
о *
о
2
ф
d
я *
<
*
S I
н
о ф
со
•
О) О
о
CJ
о о о
Q.
со
S
н о
0
1
о я с о т ф VO >s о
о ф
у
S
2
0
1
о о
2
ф
d
л <
S I
н
о ф
со
линности и национального характера памятника.
В конце XIX в. точка зрения Н.М. Карамзина преобладала. Появились исследования Е.Е. Голубинского, И.С. Суворова, которые относили Устав к концу
XIV в. и связывали его появление с католическим польским и литовским влиянием 3. Так, Голубинский писал: «Близкое соседство с католической церковью могло послужить достаточным поводом для западнорусских книжников, чтобы исторические предания о завете Владимира... облечь в форму письменного устава»4. Некоторые такую версию не принимали, но привести достаточно убедительных доказательств не могли5.
С.В. Юшков проделал огромную работу по детальному археографическому и текстологическому анализу более ста известных в науке списков Устава князя Владимира, из которых около 90 — подлинники преимущественно письма XIV-
XV вв. Это позволило отделить производные редакции от списков, приближенных к тексту, сопоставить последние с летописными упоминаниями о даровании князем Владимиром десятины, церковного суда, и восстановить многие места оригинального документа. Ученый отверг предшествующие классификации списков (Макария, Болховитинова, Неволина, Бенешевича и др.), разбил их на шесть редакций, что утвердилось в историко-правовой науке.
Сопоставив отобранные списки Устава с трудом Герберштейна, С.В. Юшков пришел к выводу, что тот был знаком с несколькими редакциями, но не переводил, а пересказывал их основные положения с точки зрения привычных для него правовых представлений6. Сравнение оригинальных списков, их сопоставление с Волынской кормчей, кормчими других видов позволяет предположительно реконструировать первоначальный текст Устава, который, в сущности, является конспективным кодексом церковно-судного права, начиная с принятия христианства до XVIII в.
Устав составлен в конце XIII в. в кругах, близких новгородскому архиепископу, на основании подлинной грамоты князя Всеволода Мстиславовича и Устава князя Владимира в третьей редакции, отражает эволюцию социально-экономической жизни Великого Новгорода, его административного устройства, правового положения новгородской церкви в период феодальной раздробленности.
Первоначальная основа Устава, возникшая при Владимире в виде «подтвердительной грамоты», была «простым скелетом, на котором нарастали впоследствии различного рода наслоения» — изменения, зафиксированные церковной практикой и законодательством»7. Эта княжеская грамота была написана или подписана самим князем, вероятно, под влиянием его жены, греческой царевны Анны, о чем свидетельствует воспроизведение некоторых положений византийского законодательства, в частности разграничение юрисдикции между светским и духовным судом. В последние годы жизни князя Владимира, объем грамоты был расширен, но прежние варианты имели хождение, что привело к появлению различных редакций и списков.
Версия С.В. Юшкова, сформулированная на основе изучения Устава князя Владимира, исходила из безусловного признания его национального характера, как рудимента правовой культуры древнерусского феодального государства, и подлинности. В советской историко-пра-вовой литературе подлинность Устава не оспаривалась. Получили поддержку и развитие некоторые его научные гипотезы, в частности о взаимообусловленности церковной и княжеской юрисдикции8. Признание Устава князя Владимира историческим фактом X в. означало, что на Руси уже в то время была развитая письменность, организованная государственная жизнь в таких же формах, как в период раннего средневековья в Западной Европе, что опровергало версии об отсталости восточных славян.
Последней работой С.В. Юшкова, написанной в Саратове, стала большая статья о Судебнике 1497 г.9 Долгое время этот памятник русского права считался утраченным, известным только по цитированиям на латинском языке Е. Гербер-штейном в его «Записках о Московии». В начале XIX в. текст нашел П.М. Строев, через два года он был опубликован вместе с Судебником 1550 г. Среди дореволюционных историков получила распространение в целом негативная оценка Судебника 1497 г. (И.Д. Беляев, М.Ф. Владимирский-Буданов, М.А. Дьяконов, Н.Л. Дювернуа, Н.П. Загоскин и др). В целом их точка зрения сводилась к тому, что авторы Судебника просто собрали воедино законодательные нормы, разбросанные по отдельным грамотам, причем не сумели их как следует скомпилировать, не восполь-
зовались «живым, обычным правом», что свидетельствовало о низком правовом уровне московских кодификаторов. Никаких «новых и нужных законов» Судебник не содержит, поэтому главную задачу, которая перед ним ставилась, — унифицировать судопроизводство, он не решил, параллельно с ним во многих местностях Московского государства использовались прежние уставные грамоты. По мнению Дювернуа, Судебник характеризуется бедностью содержания. Он не только не обогатил русское право, но и стал шагом назад по сравнению с Русской Правдой: «После трех веков восточная Европа сделала очень заметный шаг назад — так скудны и бедны Московские гражданские законы»10. Отсюда делается вывод, что Судебник, не основанный на прежней практике, не выросший из обычая, не мог применяться в судебной деятельности.
Некоторые дореволюционные историки оценивали Судебник менее негативно (Ф.М. Дмитриев, А.Е. Пресняков, Б.И. Сыромятников, А.Н. Филиппов), признавали, что первый московский кодекс все-таки составил эпоху в истории суда. При всех его недостатках, в отличие от предыдущих актов, это не сепаратный указ, не охранная уставная грамота, а общий закон о суде, общая инструкция, первый всероссийский устав, регулирующий как Суд боярский (Боярской думы), так и суд наместников, волостелей и всех приказных судей.
Отталкиваясь от этой точки зрения, С.В. Юшков подчеркивает, что Судебник является не только первым опытом московской кодификации, но и непосредственно связан с реформаторской деятельностью московского правительства, что в историко-юридической литературе исследовано недостаточно. Этот памятник права нельзя воспринимать как свод законодательного материала периода феодальной раздробленности, он отражает «черты нового экономического и социально-политического строя»11.
Здесь начинающий советский ученый предпринял одну из первых своих попыток проанализировать правотворчество не формально-юридическими методами, а в связи с общественно-экономическим развитием государства в марксистском понимании и отнес появление Судебника к началу «падения феодального строя и зарождения торгового капитализма», руководствуясь принятой тогда теорией «торгового капитала» М.Н. Покровского.
Позднее она была признана ошибочной, С.В. Юшкову пришлось принять участие в развернувшейся кампании критики «школы Покровского» и пересмотреть некоторые свои ранние формулировки.
Появление Судебника, по его мнению, стало результатом утраты Русской Правдой к началу XV в. в связи с новой социально-экономической ситуацией значения источника действующего права. Об этом свидетельствует тот факт, что она уже не включается в юридические сборники (Мерило Праведное, Сборник 30 глав и др.), перешла в летописи. Внесение в ее текст толкований, поправок, дополнений прекращается, единственным источником права долгое время оставались обычное право и воля князей. Но по мере собирания земель вокруг Москвы, формирования московской государственности, наличие в пределах одного государства нескольких правовых систем стало нетерпимым: затрудняло деятельность административных и судебных органов. Централизация политическая определила централизацию законодательную.
С.В. Юшков выдвигает гипотезу о том, что накопившийся к концу XV в. нормативный материал в виде уставных грамот, указов, инструкций, регулировавших вопросы суда и управления, как московских, так и присоединенных территорий, часть которого не сохранилась, возможно, еще до 1497 г. были объединены в сборник правил о судопроизводстве, пошлинах и сборах. Эта гипотеза была подтверждена позднее академиком Л.В. Че-репниным, который, исследуя архивы XIV-XV вв., пришел к выводу о существовании около 1491 г. так называемого «московского сборника»12.
В вопросе об авторстве Судебника С.В. Юшков разделял традиционную в дореволюционной историографии точку зрения М.М. Щербатова: «...Иван III повелел дьяку Владимиру Гусеву собрать все прежние грамоты, установления, обряды, обычаи и по оным повелел всем судиям своим суд и расправу производить»13. В дальнейшем эта версия была поставлена под сомнение, считалось, что Владимир Гусев не мог быть составителем Судебника, его разработали князья И.Ю. и В.И. Патрикеевы, С.И. Ряполовский, дьяки В. Долматов, Ф. Курицын.
Зато источники Судебника подверглись коренному пересмотру. С.В. Юшков подсчитал, что заимствования из Русской Правды, Уставных грамот, Псковской
о> о о сч
о о о о.
с[ со
I-
О
0
1
о я с о т ф ю
О *
О ф
У
2
0
1
о *
о
2
ф
■а
я <
I I-
О ф
со
•
О) О
о
CJ
о о о
Q.
со
S
н о
0
1
о я с о т ф VO >s о
о ф
у
S
2
0
1
о о
2
ф
d
л <
S I
н
о ф
со
судной грамоты прослеживаются только в 12 статьях Судебника, 40 статей из 68 не имеют аналогов в предшествующем русском правовом материале. Следовательно, утверждение некоторых дореволюционных исследователей, полагавших, что в московском праве преобладала рецепция новгородского и псковского права не соответствуют действительности. Нормы, заимствованные из Русской Правды, Псковской судной грамоты, не копировались механически, составители адаптировали их к сложившемуся правосознанию и юридическому быту складывающегося централизованного государства. Но преобладали нормы либо из несохранившихся законодательных актов Ивана III, либо сформулированные составителями — новые правовые нормы, порожденные новыми историческими условиями. Позднее они стали источником для Судебника 1550 г.
Значение Судебника 1497 г. С.В. Юшков оценивал очень высоко, как документа, заложившего новые начала в уголовном и гражданском праве, установившего сеть судебных учреждений, их взаимоотношение, формы процесса, утвердившего принцип классовой юстиции. Гражданские правоотношения регулировались Судебником в меньшей степени, традиционно считалось его главным недостатком, но наиболее важные вопросы: договоры купли-продажи, займа, наследственного и земельного права получили разрешение.
Судебник составляет такую же эпоху в истории русского права, как Русская Правда, Псковская судная грамота и др. При преемниках Ивана III он постепенно дополнялся, и по существу стал основой правовой системы Московского государства.
Эти гипотезы достаточно спорны, но проведенный С.В. Юшковым всесторонний научный анализ памятника ценен уже тем, что стал основой его дальнейшего изучения другими исследователями. «Хотя к некоторым утверждениям Серафима) В(ладимировича) возможны поправки, — писал Л.В. Черепнин, — но его общая характеристика Судебника как законодательного акта большого государственного значения вряд ли может возбуждать сомнения»14.
С.В. Юшков впервые ввел в научный оборот важный памятник русского права, так называемое Правосудие Митрополичье, — юридический сборник, который он отнес к концу XIII — началу XIV в. и охарактеризовал как церковный сборник по
нецерковным делам, позволяющий проследить эволюцию уголовного, гражданского, процессуального права. Русская Правда ко времени появления Правосудия частично устарела, многие ее нормы утратили значение действующих источников права. Правосудие содержит новые правовые нормы: в области уголовного права впервые вводит статьи о бесчестье князей и должностных лиц, в основе которых лежит принцип права-привилегии, то есть взыскания сообразно социальному положению, подробно регламентированному в последующем законодательстве; в отличие от Русской Правды дифференцирует систему телесных повреждений, убийств, истребления имущества; в области гражданского права вводит характеристики закупничества, найма, права находки. Кроме того, Правосудие помогает устранить споры между учеными по вопросу о норме давности и ее источниках, которыми одни считают псковское, а другие — литовское право.
Факт существования юридического сборника конца XIII — начала XIV в. имел большое научное значение, поскольку до некоторой степени заполнял пробел между Русской Правдой, Псковской и Новгородской судными грамотами, Судебником 1497 г., позволял лучше представить процессы формирования правовой системы Московского государства. «Правосудие Митрополичье, — писал С.В. Юшков, — дает нам возможность изучить, как эволюционировали многие институты Русской Правды. Как было указано, многие нормы нашего памятника могут быть сочтены развитием и дополнением норм древнерусского кодекса»15. Он уже традиционно сочетает формально-юридический и социально-экономический анализ внешней истории памятника, связывая его с периодом, когда предпосылки для образования централизованного государства еще не созрели, но уже складывались и старые правовые памятники требовали своего приспособления к новым условиям общественной жизни.
Не будет преувеличением утверждать, что делом всей жизни С.В. Юшкова стало всестороннее изучение Русской Правды. Его первые исследования на эту тему появились в начале 20-х гг. прошлого столетия и привлекли внимание ученых. В рецензии на статью С.В. Юшкова «К истории древнерусских юридических сборников XIII в., опубликованную в Ученых записках Саратовского университета за 1921 г.,
А.Е. Пресняков отметил продуктивность как по методу, так и по результатам, работы автора по восстановлению первоначальных вариантов древнерусских памятников юридического содержания, которые сохранились включенными в более поздние сборники, претерпели ряд переделок и изменений. С.В. Юшков устанавливает два типа таких сборников: сборник церковных уставов под заглавием «Правило законно» и более сложный сборник, который «является настоящим кодексом древнерусского права, включая в свой состав как все древнерусское законодательство по церковным делам (уставы Владимира, Ярослава, Всеволода), так и законодательство светское (Русскую Правду в пространной редакции)». Как первый сборник, так и основную, первоначальную редакцию второго сборника он склонен отнести к концу XII — началу XIII в.
Выводы эти представлялись достаточно спорными и рецензент отмечает «большую научную осторожность, с которой он формулируется. Если дальнейшая разработка источников подтвердит предлагаемую датировку, считал Пресняков, это докажет, что закат Киевской Руси сопровождался не упадком, а подъемом литературной деятельности и юридической письменности16.
Преподавая с 1927 г. в Ленинградском государственном университете, С.В. Юшков одновременно ведет активную поисковую работу в крупнейших рукописных хранилищах Москвы, Ленинграда, Киева, позднее становится членом комиссии Академии наук СССР по подготовке к изданию новых текстов Русской правды. Почти 30 лет он всесторонне исследовал внешнюю историю этого памятника древнерусского, разыскивал и публиковал тексты юридических актов, помогающих уяснить его источники, содержание и место в системе русского законодательства.
Своей целью он поставил опровергнуть практически господствовавшую в дореволюционной историографии версию об иноземном происхождении Русской Правды. Если отбросить экзотические версии, связывавшие ее с Древним Римом, древнееврейским правом, придется признать, что некоторые доводы сторонников «иноземной версии» заслуживают внимания.
Русскую Правду признавали как памятник древнерусской письменности, но ее роль как официального кодекса древнерусского права отрицали, мотивируя это примитивным уровнем жизни восточ-
ного славянства, отсутствием доказательств использования Правды в судебной практике, которая основывалась исключительно на обычном праве. Древнейшая «правда» — «Правда Ярослава» считалась сборником стародавних обычаев, что объясняет примитивность, архаичность ее статей. Некоторые специалисты оценивали Русскую Правду как частный сборник, рецепцию норм византийского и германского права.
Широкое распространение получила версия о скандинавском происхождении памятника. Ее сторонники обращали внимание на то, что древнейшая — краткая редакция Русской Правды сохранилась в Новгородской летописи, где она вставлена в рассказ о том, как Ярослав Владимирович наградил новгородцев за помощь в борьбе со Святополком: «и дал им правду и устав написал, так сказав им: по сей грамоте ходите, якоже списах вам, такоже держите. А се есть Правда Русская». Далее пересказывается ее текст, мало похожий и по форме и содержанию на традиционную княжескую жалованную или уставную грамоту, зато весьма сходный с юридическими актами XIV в., в частности с Двинской уставной грамотой. Напрашивалась мысль о замене в поздних редакциях летописи прежней грамоты Ярослава более понятным или выигрышным с точки зрения переписчиков текстом.
Текстологический анализ Русской Правды свидетельствует, что она возникла в военно-дружинном обществе. Люди, отношения которых регулируются, совершают проступки, применяя меч, чашу, рог, к охраняемому имуществу относятся конь, челядь, копье, щит, сами проступки — буйство, насилие, соотношение наказаний, как отмечал В.О. Ключевский, отражает «усиленное внимание к чести людей, постоянно имеющих при себе наготове меч и готовых придать оскорблению больше значения, чем тяжкому увечью». Плата за убийство — традиционный элемент скандинавского права, охраняла, прежде всего, княжих людей: дружинник — гриден, слуги — ябетник или мечьник.
Логично предположить, что новгородцы в благодарность за помощь добились распространения на них уровня охраны личности и имущества, какую княжеская власть прежде обеспечивала, как преимущество, княжим мужам и тем, кого брала под особую опеку, — варяжской правящей элите. Причем в письменном виде, что отражало тенденцию, характерную для ранних стадий формирования го-
0) о о сч
о о о о.
с[ со
I-
О
0
1
о я с о т ф ю
О *
О ф
У
2
0
1
о *
о
2
ф
■а
я <
I I-
О ф
со
•
О) О
о
CJ
о о о
Q.
со
S
н о
0
1
о я с о т ф VO >s о
о ф
у
S
2
0
1
о о
2
ф
d
л <
S I
н
о ф
со
сударственности: усиливающаяся власть все больше приобретает значение источника права параллельно с народным обычаем, постепенно трансформируя его в своих интересах.
Это объясняет различные варианты Русских Правд: правящая элита маневрировала в зависимости от политической ситуации. «Правда Ярославичей», как ее обычно называют, отражает усиление княжеской власти: вводит особую охрану княжих мужей — огнищан (членов двора княжого), удваивая виру за их убиение, устанавливает исключительную подсудность всего сельского населения князю. Некоторые статьи Пространной Правды наводят на мысль о выдержках из особой уставной грамоты, содержавшей новые уступки населению, в частности финансовые льготы на основе еще одной, несо-хранившейся грамоты Ярослава.
Нельзя забывать, что различные редакции Русской Правды соединены в один список только летописью. Не факт, что речь идет о редакциях одного и того же памятника, вполне возможно, что это компиляция различных источников. Кроме того, нужно учитывать позднейшие вставки в летописные тексты. Например, сообщение о том, как новгородцы просили Ярослава дать им новую грамоту, а он повелел сыновьям созвать «передних людей» из киевлян, новгородцев и из других городов и составить «грамоты, как судить и дань давагь», — не цитата из летописи, а, к сожалению, нередкая вставка Татищева в летописный текст.
С.В. Юшков исследовал около 100 подлинных списков Русской Правды (публикации Н.П. Павлова-Сильванско-го и Калачова основывались на 50), проделал огромную работу по розыску и опубликованию текстов различных актов, помогающих уяснить ее источники, содержание, место в системе русского законодательства, привлек результаты исследований Б.Д. Грекова, М.Н. Тихомирова, Л.В. Черепнина, изучавших Русскую Правду, открывших ее новые списки.
Результатом стало издание в 1935 г. книги Русская Правда, в которой С.В. Юшков предложил оригинальную разбивку всех сохранившихся списков по пяти редакциям, что утвердилось в исто-рико-правовой науке. Книга содержала очищенные от разночтений тексты Русской Правды и других памятников права, связанных с дальнейшей эволюцией ее статей. Свою исследовательскую пози-
цию ученый изложил в статье «Русская правда как кодекс русского феодального права», опубликованной в 1939 г. в журнале «Проблемы социалистического права». Он утверждал: «Основные вопросы истории «Русской правды» будут разрешены, если мы подойдем к ее изучению в связи с изучением производственных отношений в Киевской Руси»17.
С.В. Юшков исходил из раннего появления письменности у славян, быстрого развития классовых, феодальных отношений, превращения русских городов в «центры феодального властвования». Именно с этими социально-экономическими процессами, по его мнению, связано появление древнейшей редакции Русской Правды. Ее источниками стали сложив -шиеся к этому времени нормы местного русского права, которые прослеживаются уже в договорах Руси с Византией X в. Развитие Русской Правды, появление ее пространной редакции — результат углубления и развития феодальных отношений. Отсюда вытекало, что об иноземных заимствованиях не может быть речи: Русская Правда — кодекс русского феодального права.
В 1950 г. появилось капитальное исследование С.В. Юшкова: «Русская правда: происхождение, источники, ее значение». Изложение своей концепции он начал с того, что считает доказанным зрелость классовых феодальных отношений в Киевской Руси, которые формируются с IX в., высокий уровень ее материальной и духовной культуры, что Русская Правда, прежде всего, не литературный памятник, а источник права древнерусского государства, кодекс древнерусского феодального права, имевший официальный характер. Аналогии с памятниками европейского права объясняются не заимствованиями, а сходством социально-экономических условий, в которых возникали сборники раннефеодального права. В статье «О праве убежища в древнерусском праве» С.В. Юшков указывает на присутствие этого института во всех тогдашних правовых системах, подчеркивая, вместе с тем, что русские нормы права убежища существенно отличались от византийских, имели оригинальный характер 18. Причем, законодательство Киевской Руси отличается от раннего европейского феодального законодательства большей гуманностью, в частности, отсутствием статей, предусматривающих жестокие физические наказания.
Русская Правда, по мнению автора, возникла в период становления феодального общества, но истоки ее нужно искать в том «законе русском», который сложился в Х в. и прослеживается в русско-византийских договорах, при составлении которых использовались нормы русского права. Это свидетельство высокого уровня общественных отношений и культуры славян уже в IX в. Позднее она перерабатывалась в связи с изменением социально-экономических условий и может считаться основой русского феодального правотворчества.
Не все выводы С.В. Юшкова нашли признание даже в советской историографии. Но, как отмечал Л.В. Черепнин, самое ценное в его концепции «стремление понять возникновение и развитие памят-
ника в связи с историей феодальных отношений в Киевской Руси»19. Это получило поддержку и развитие в работах советских историков20. В 1971 г. Е.И. Колычева сопоставляла редакции Русской Правды и более поздние юридические акты Московского государства, подтвердила мнение С.В. Юшкова о том, что Пространная редакция может быть отнесена к числу источников, использованных Судебниками Х^ХУ1 вв.21
Таким образом, вклад С.В. Юшкова в изучение древнерусских памятников права был весьма значителен. Он ввел в научный оборот огромное количество новых источников, которые позволили во многом по-новому оценить становление и эволюцию древнерусского феодального права.
Литература и примечания
1. Юшков С.В. К истории древнерусских юридических сборников XIII столетия // Ученые записки Саратовского университета. — Саратов, 1919; Юшков С.В. К истории древнерусских юридических сборников (XIII в.). - Саратов. 1921.
2. Юшков С.В. Устав кн. Владимира — историко-юридическое исследование. — Новоузенск, 1925.
3. Голубинский Е.Е. История русской церкви. 2-е изд. Т. 1. — М., 1901.; Суворов И.С. К вопросу о западно-римском влиянии на древнерусское право. — Ярославль, 1893.
4. Голубинский Е.Е. История русской церкви. 2-е изд. Т 1. — М., 1901. С.400-402.
5. Павлов Н.С. Мнимые следы католического влияния в древнейших памятниках юго-славянского и русского церковного права. — М., 1893.
6. Юшков С.В. Исследования по истории русского права. Вып. 1. — Новоузенск, 1926. С. 9.
7. Юшков С.В. Исследования по истории русского права. Вып. 1. — Новоузенск, 1926. С. 150—151.
8. Памятники Русского права. Вып. 1. — М., 1952. С. 235-236, 257-258; Щапов Я.Н. Церковь и становление древнерусской государственности //Вопросы истории. 1969. № 11. С. 61—64; Княжеские уставы и церковь в Древней Руси XI-XIV вв. — М., 1972. С. 9; Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в XI-XIII вв. — М., 1978. С. 30-31; Черепнин Л.В. Отечественные историки XVIII-XX веков. — М., 1984. С. 294-295; Российское законодательство X-XX веков. Т 1. — М., 1984. С. 137-138, 163-165.
9. Юшков С.В. Судебник 1497 года. К внешней истории памятника //Ученые записки Саратовского университета. Т 5. Вып.3. — Саратов, 1926. С. 1-46.
10. Дювернуа Н.Л. Источники права и суд в древней России. — СПб, 1890. С. 28.
11. Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV - XV вв. Ч. 2. — М., 1951. С. 268; Насонов А.Н. История русского летописания XI - начала XVIII вв. — М., 1969. С. 380-381.
12. Черепнин. Л.В. Русские феодальные архивы XIV-XV вв. Ч. 2. — М., 1951. С. 381.
13. Щербатов М.М. История Российская от древнейших времен. Т IV, Ч. 2. — СПб., 1783. С. 301.
14. Черепнин Л.В. Отечественные историки XVIII - XX веков. — М., 1984. С.297.
15. Юшков С.В. Правосудие митрополичье: доклад, читанный в Подкомиссии по подготовке к изданию «Русской правды» 14 ноября 1928 г. //Летопись занятий Археографической комиссии за 1927-1928 гг. Вып. 2 (35). — Л., 1929. С. 115-120.
16. Книга и революция. 1921. № 1 (13). С.47.
17. Проблемы социалистического права. 1939. №.4-5. С. 73.
18. Юшков С.В. О праве убежища в древнерусском праве //Ученые записки Всесоюзного института юридических наук. Вып.1. — М., 1940.
19. Черепнин Л.В. Отечественные историки XVIII-XX веков. — М., 1984. С. 296.
20. Покровский С.А. Салическая Правда и ее сходство с Русской Правдой //Советское государство. 1936. № 5; Каплин А.О. «Правда Ярославичей» в свете развития феодальных отношений в Киевской Руси //Сборник научных работ студентов Горьковского педагогического института. — Горький, 1940; Гейман В.Г. Право и суд //История культуры Древней Руси. Т. 2. — М.-Л., 1951; Исаев М.М. Уголовное право Киевской Руси //Ученые труды Всесоюзного института юридических наук. Вып.8; — М., 1946. Сыромятников Б.И. Рецензия на книгу: Правда Русская /под ред. акад. Б. Д. Грекова. — М.-Л., 1940 //Советское государство и право. 1940. № 7.
21. Колычева Е.И. Холопство и крепостничество XV-XVI вв. — М., 1971, С. 202-239.
22. Чайка Ю.Я. Доклад в рамках «парламентского часа» в Государственной думе Российской Федерации от 15.11.2006. [Электронный ресурс]: http://genproc.gov.ru/ru/genprokuror/appearances/index.shtml?item_id=35
23. Тирских А.А. Региональная криминологическая характеристика коррупции в органах внутренних дел (по материалам Восточно-Сибирского региона: автореф. ... к.ю.н. — Иркутск 2006.
О) О О CJ
о о о
Q.
со
S
н о
0
1
о я с о т ф VO >5
о *
о ф
У S
2
0
1
о *
о
2
ф
d
я *
<
*
S I
н
о ф
