УДК 070.4
С.Т. СЛАВУТИНСКИЙ — АВТОР ИЗДАНИЙ М.Н. КАТКОВА
Перевалова Елена Владимировна
доцент кафедры журналистики и массовых коммуникаций, кандидат филологических наук Московский государственный университет печати имени Ивана Федорова 127550, Москва, ул. Прянишникова,2А Не1епру@уапёех. ги
Аннотация. Рассматривается сотрудничество писателя и публициста С. Т. Славутинского в консервативных изданиях М.Н. Каткова — журнале «Русский вестник» и газете «Московские ведомости». Основной акцент делается на изображении народа в художественных произведениях писателя, особенностях его документальной очеркистики, проблематике его провинциальных корреспонденций. Делается вывод о необходимости актуализации творчества этого автора.
Ключевые слова: С.Т. Славутинский, «Русский вестник», «Московские ведомости», крестьянство.
Имя Степана Тимофеевича Славутинского (18211884) знакомо специалистам по истории русской литературы и журналистики прежде всего по адресованным ему письмам Н.А. Добролюбова. Оживленная переписка между ними в начале 1860 г. возникла в связи с тем, что редакция некрасовского «Современника» хотела привлечь Славутинского к сотрудничеству, предлагая вести отдел «Внутреннее обозрение». Добролюбов считал, что «обозревателя лучше искать нечего, да и трудно найти». Именно в одном из писем к Славутинскому, написанному в первой половине марта 1860 г., Добролюбов прямо и откровенно изложил взгляды редакции «Современника» на цели и задачи публицистических выступлений журнала: «Мы должны действовать не усыпляющим, а противоположным образом. Нам следует группировать факты, требующие поправок и улучшений, надо колоть глаза всякими мерзостями, преследовать, мучить, не давать отдыху, чтобы противно стало читателю это богатство грязи, чтобы он, задетый, наконец, за живое, вскочил с азартом и вымолвил: "Да что же, дескать, это наконец за каторга! Лучше уж пропадай моя душонка, а жить в этом омуте не хочу больше"» [1, с. 400]. Это письмо Добролюбова цитировалось во всех учебниках по истории отечественной журналистики как характерный образец взглядов журналистов-демократов на роль и место журналистики в формировании активной жизненной позиции читателя, пробуждении в нем чувства гражданственности и стремлений к решительной борьбе с существующим общественным строем [2].
За тем вниманием к пассионарному содержанию, которое традиционно уделялось этим строкам, как-то совершенно «потерялся», остался в стороне сам адресат письма. В большинстве исследований, в которых речь каким-либо образом касалась С.Т. Славутинско-го, в основном акцент делался на его взаимоотношениях с «Современником» как публициста и автора нескольких опубликованных в журнале Н.А. Некрасова «Внутренних обозрений», а также рассказов «Своя рубашка», «Жизнь и похождения Трифона Афанасье-
ва». Исследователи указывали на либеральные колебания Славутинского, которые в конечном итоге вызвали недовольство Добролюбова и стали причиной последовавшего вскоре разрыва писателя с демократическими кругами, как на один из примеров разницы во взглядах либеральной и демократической интеллигенции на процессы преобразований в России[3-5].
А между тем С.Т. Славутинский был хорошо знаком русской читающей публике 1850-1870-х гг. прошлого века не только как публицист и беллетрист демократических изданий (во втором по значению демократическом журнале — «Русском слове» Г.Е. Благосветлова — в 1861 г. был опубликован его роман «Беглянка»), но в первую очередь как автор изданий М.Н. Каткова — журнала «Русский вестник» и газеты «Московские ведомости», являвшихся лидерами консервативной журналистики этого периода [69]. Катков — один из самых влиятельных журналистов 1850-1880-х гг., решительно критиковал радикальные методы преобразований, но вместе с тем в своих изданиях отстаивал постепенные и поступательные реформы, гарантию которых видел исключительно в самодержавной форме правления, полагая, что именно в рамках единовластия возможно обеспечение и законности, и личной свободы, и свободы общественной.
Именно в «Русском вестнике» в конце 1850-х гг. было напечатано несколько его стихотворений [10], а затем и первые беллетристические произведения: повести «История моего деда»[11] и «Читальщица» [12]. Эти первые повести Славутинского и привлекли к нему столь пристальное внимание редакции «Современника», а выход их отдельным изданием в конце 1859 г. стал поводом для обширной статьи Н.А. Добролюбова «Повести и рассказы С.Т. Славутинского» в февральской книжке «Современника» за 1860 г. и к началу переписки Славутинского с критиком некрасовского журнала.
Тематически проза Славутинского в «Русском вестнике» примыкала к «обличительному» направлению в русской литературе, предметом которого являлись недостатки прошлого, чиновничий произвол,
бюрократизм, тягостные эпизоды крепостнической зависимости, а главными героями -чиновники, начиная от мелких приказных, становых и исправников и заканчивая теми, кто находился на верхних ступенях должностной лестницы. Во второй половине 1850-х гг. в «Русском вестнике» Каткова едва ли не в каждом номере печаталась «обличительная» беллетристика: «Губернские очерки» М.Е. Салтыкова-Щедрина, повести и рассказы П.И. Мельникова «Старые годы», «Поярков», «Дедушка Поликарп», «Медвежий угол», «Непременный», «Именинный пирог», «Народные украинские рассказы» Марко Вовчка, рассказы И.В. Селиванова «Из провинциальных записок чудака» и др. Все они содержали колоритные картины помещичьего самодурства, факты из жизни крепостников-помещиков, терзающих своих крестьян и самовластно повелевающих зависимыми от них людьми, описания плутней чиновников и т.д.
Славутинский был прекрасно знаком с чиновничьей средой и с жизнью предреформенной российской деревни: он несколько лет прослужил в палате гражданского суда в Рязани, а затем — старшим чиновником особых поручений при рязанском губернаторе. По роду деятельности ему приходилось вести следствия по крестьянским делам, присутствовать при наказании крестьян, усмирении бунтов и т.п. Помимо того, благодаря службе у Славутинского имелся доступ к архивным материалам, что значительно расширяло диапазон имеющейся у него информации.
Как и в произведениях других писателей-обличителей, в прозе Славутинского описывался крестьянский быт, взаимоотношения крестьян с помещиками, нравы крепостников, тяжбы и прочее. Так, в «Истории моего деда», представленной автором как «отрывок из записок», рисовался портрет князя Лю-бецкого — надменного, властолюбивого, вспыльчивого до бешенства представителя дворянского сословия конца XVIII в. Князь ведет роскошную жизнь, окруженный толпой приживальщиков, терпеливо и подобострастно сносящих все его причуды. Почти все уездные дворяне считают себя «постоянно и невольно какими-то подчиненными князя, как бы вассалами его». Еще более бесчеловечен князь по отношению к своим крепостным слугам, «у него каждая вина была виновата», «от ничтожной ошибки одного из псарей он мог безумно предаваться гневу». При этом Любец-кой жесток не только по своей натуре, но и по убеждению, будучи уверен, что прощать виноватого было бы опасно и несправедливо, ибо «строгостию только может держаться порядок». В повести описывается случай, когда князь, поймав четырех бежавших от него крестьян, предает их чудовищным пыткам в течение целой недели, а затем истерзанных, еле дышащих, отправляет в тюрьму, а семьи несчастных после долгого пребывания в тюрьме ссылает в Сибирь. Другой герой повести — сосед Лубецкого, мелкий помещик Туренин, обладающий «недюжинным характером», «правдивостью в действиях и словах», — единственный, кто осмеливается противостоять князю. Не сумев сломить гордости Туренина, князь заводит против него судебную тяжбу, и хотя формально закон на сто-
роне Туренина, спор решается в пользу князя, так как все чиновники уезда, где он состоит предводителем, находятся в полной его подчиненности, а в столице властвуют подобные ему деспоты, начисто лишенные чувства чести и совести. В финале повести Туренин сходит с ума, оставив малолетнему сыну почти разоренное тяжбами и нескончаемыми поборами чиновников имение.
Как и большинство беллетристов-«обличителей», Славутинский стремился противопоставить нарисованной в его произведениях картине беззаконий прошедшей эпохи, духу «рабства, лести и подлости» надежды на возрождение господства законного порядка и справедливости. Он неоднократно подчеркивал, что все описываемые им события принадлежат прошлому: «Тогда в России сильны были предрассудки, произвол, злоупотребления, во всем обходившие закон». Ему, как и всему поколению «обличителей» конца 1850-х гг., была свойственная вера в торжество закона, в реформаторскую деятельность правительства, в то, что виной всему являются несовершенные законы и нечестные чиновники и что принятие разумных и справедливых законов, честное исполнение чиновниками своего долга перед народом способно изменить российскую действительность.
Умеренность выдвигаемых писателем требований и вера в закон вполне соответствовали общественно-политической программе «Русского вестника» второй половины 1850-х гг., когда на страницах журнала пропагандировалась реформаторская деятельность правительства и обсуждались готовящиеся преобразования. Вместе с тем в прозе Славутинского имелось значительное отличие, а именно: иное отношение к народу, иной подход к описываемым им явлениям. В большей части произведений «обличительной литературы» народ выступал как существо страдательное, темная, забитая, покорная и послушная воле своего господина масса, беззащитная и бесправная, исповедующая житейскую «рабскую мудрость» «Перед начальством имей голову наклонну, а сердце покорно». Несчастные, истомленные мучительными трудами, сломленные долгим горем и вечной нищетой крестьяне вызывали лишь жалость и сочувствие. Напротив, в прозе Славутинского низшие сословия были представлены не в жалком, униженном положении, а как люди, способные на самостоятельные, решительные действия. Его герои — это люди, зачастую «выламывающиеся» из привычной, естественной для них среды, страстные натуры, не видящие грани, разделяющей добро и зло, порочные, но одновременно и недовольные собой, стремящиеся найти выход из замкнутого круга. Так, в «Истории моего деда» бывший крепостной Туренина Антон в ответ на жестокое обращение князя Любецкого поджег его дом, а схваченный, даже под пытками не признал свою вину.
Эта особенность прозы Славутинского необычайно ярко проявилась в повести «Читальщица», в которой перед читателем предстала колоритная фигура купца Андрея Нахрапова, обладающего быстрым, хитрым, предприимчивым умом, необыкновенно упорным и жестоким нравом, не обремененного сове-
стью... Вся жизнь Нахрапова прошла в службе «по питейной части», в «глубоко-растленной, тлетворной среде». Рано очутившись в омуте развратной и разгульной жизни, он «много зла увидел, много бед вытерпел и научился многим дурным делам», «забывая Бога и правду <...>лгал всегда и перед всеми, обманывал и обкрадывал всякого, и иной раз не из корысти, а из какого-то особенного удовольствия». Но в изображении Славутинского даже такой «глубокоразвращенный человек», который всю жизнь совершенствовался в обмане, лжи, воровстве, способен почувствовать неосознанную тоску по загубленной жизни, напрасно растраченным силам, «недовольство самим собой и безотвязную печаль». Не понимая причин этой тоски, герой повести старается унять ее опять же пьянством и разгулом, которые сменяются периодами покаяния и раскаяния. Этот герой Славу-тинского словно бы предвосхитил «выламывающегося из среды» горьковского Фому Гордеева...
Другая героиня повести — Татьяна, дочь Нахра-пова, является полной противоположностью отцу. Цель ее жизни — служение ближним, Богу, труд на общую пользу, стремление к бескорыстной помощи людям, в ее характере подчеркивается чистота, кротость, полное бескорыстие. Она выращивает лекарственные травы, лечит больных, учит маленьких детей, читает Псалтырь по усопшим, не отказываясь от награды за свой труд, но и не торгуя им. Вместе с тем в описании героини нет ни слащавой приторности, ни излишней идеализации, напротив, преобладает простота и естественность.
Именно это «мужественное, прямое и строгое воззрение на простой народ» и привлекло к Славутин-скому внимание Добролюбова, который оценил то, как Славутинский показал творческие возможности человека из простого сословия, но при этом не идеализируя его и не унижая барским сочувствием. Добролюбов охарактеризовал эту особенность прозы Славутинского как «правда без всяких прикрас», подчеркнув, что писатель «не подлаживается ни к читателям, ни к народу, не старается смягчить грубый колорит крестьянской жизни, не усиливается непременно создать идеальные лица из простонародного быта», «не пытается обойти его недостатки и выставить только хорошие стороны». По мнению критика «Современника», эта отличающая произведения Славутинского правда свидетельствует в пользу того, что«народ не замер, не опустился, источник жизни в нем не иссяк» [1, с. 52-53].В последующем эти положения были развиты Н.Г. Чернышевским в опубликованной в «Современнике» в 1861 г. статье «Не начало ли перемены?», ставшей одним из программных для журнала.
Лестная оценка ведущими сотрудниками «Современника» прозы Славутинского стала одной из причин того, что писатель стал одним из сотрудников некрасовского журнала и даже опубликовал несколько «внутренних обозрений». Однако надежды писателя на ликвидацию существующих в России социальных противоречий были связаны в первую очередь с принятием своевременных законов и постепенным про-
ведением реформ, и он явно не смог «вписаться» в редакционный круг «Современника», что стало причиной его быстрого отказа от сотрудничества и возвращения к чиновничьей деятельности, причем в одном из самых проблемных мест тогдашней России — в Литве.
Напротив, отношения Славутинского с редакцией «Русского вестника» возобновились в 1870-е гг. Здесь публиковались его «отрывочные воспоминания»: «Волости первого моего участка»[13], «Родные места» [14], «Из семейных воспоминаний» [15]. И хотя эти произведения Славутинского не приобрели столь широкой известности, они не менее интересны с точки зрения художественности и одновременно могут служить документальным свидетельством эпохи.
«Волости первого моего участка» по форме представляют очерки, в которых автор передал свои впечатления от службы мировым посредником, а затем мировым судьей в Литве в 1860-е гг. В очерках дано объективное, почти документальное, однако, отнюдь не лишенное художественных достоинств описание традиций, быта, внешности, привычек, преданий литовских крестьян, подробно анализируются особенности местного землевладения, взаимоотношения гос-подарисов (крестьян-владельцев земельных наделов), кутников (безземельных крестьян, нанимающих угол (кут) для жилья) и батраков и т.д. Славутинский не скрывал от читателя и негативных сторон крестьянского быта литовцев: эгоистичность, проявляющуюся зачастую в отношениях с близкими, когда старший брат мог изгнать из семьи или отселить в «кут» обременяющих семью родных, повсеместное распространение батрачества, «этого истинно несчастного положения сельского рабочего люда». Эти черты литовского крестьянина автор объяснял в первую очередь местными особенностями, порочной крепостнической практикой, низким уровнем земледелия, «при котором скудное пропитание и самый тесный приют обеспечивается только на половину года в рабочую пору» [13, кн. 8, с. 797].Совершенно искренне звучало в финальной части воспоминаний признание автора, что несмотря на неразговорчивость и кажущуюся на первый взгляд нелюдимость литовского крестьянина, он в конечном итоге полюбил «тамошний народ, этих пасмурных, суровых жмогусов». Трудолюбие, поэтичность, искренняя религиозность, правдивость, уважение к истине, серьезность — вот качества, присущие коренным жителям Литвы, позволяющие надеяться на улучшение их жизненного уклада. «Мне думается, ни один народ не любит так своей родины, как именно литовцы», — писал Славу-тинский [13, кн. 10, с. 546-547].
В очерках писатель приводил несколько эпизодов польского мятежа 1863 г. В контексте этих трагических событий особенно актуально воспринимаются те фрагменты воспоминаний, где он рассказывал об отношении местного населения к русской администрации, о трудностях, возникающих в процессе общения русского чиновника и местных жителей, об активном противодействии со стороны местного духовенства введению обучения на русском языке и т.д. Характе-
рен описанный Славутинский эпизод 1865 г.: на шутливо-ироничное замечание дочки польского помещика, обращенное к русскому капитану, военному становому: «Вы все более вот этим орудием усмиряли». При этом девушка указала на лежащую на скамье нагайку, капитан медленно отвечает: «Что ж, когда и этого было довольно...» И хотя сам капитан был весьма доволен своим остроумием, но автору воспоминаний его столь многозначительный ответ показался обидным для поляков — хозяев дома. Что же касается хозяйки, то разговаривать с капитаном она перестала, и прошло несколько дней, прежде чем к ней вернулась ее спокойное и внимательное отношение к постояльцам [13, кн. 8, с. 770-773].
В то же время нельзя не заметить явного осуждения автора в адрес польских мятежников. По его мнению, хотя ни разу напрямую и не высказанному, движущая сила восстания — гордость и тщеславие польских «панов», их исторически сформировавшаяся ненависть к России на фоне безразличия и покорности населяющего Западные губернии крестьянства. Так, без излишней эмоциональности, просто, почти буднично, со слов купца-старообрядца описано нашествие повстанцев во главе с паном Сераковским на его усадьбу, процитированы хвастливые утверждения польского воеводы: «И до Москвы дойдем. не в первый раз», и тут же — слова простых повстанцев: «Собралися и пойдем... Нельзя не идти: велено... да и нужда...»[13, кн. 9, с. 59].
В эпизоде «Родные места» Славутинский с любовью описал ставшие ему родными места Рязанской губернии: Егорьевск и прилегающее к нему деревеньки, широкое приволье Оки и ее окрестностей, Коломенский и Зарайский монастыри, занятия, черты характера, особенности говора и внешности местных жителей... Содержание этого очерка может и сегодня представлять известный интерес для местных краеведов и этнографов.
Наиболее интересен последний отрывок — «Из семейных воспоминаний» — замечательный психологический этюд, в котором обрисован колоритный тип человека, «выламывающегося» из традиционной среды. Герой эпизода — незаконнорожденный сын помещика Туренина, героя повести «История моего деда». Взятый от родной матери из дома вечно пьяного отчима на воспитание в поместье родного отца, уже пребывающего в состоянии умопомешательства, молодой Туренин, несмотря на старания мачехи, не смог «прижиться» на новом месте, найти общий язык с новой родней, не имел желания чему-либо учиться и остался «волчонком», ненавидящим и презирающим всех окружающих. Единственный человек, которого он любил болезненно и страстно, — мать, но ее ранняя смерть отняла у него и эту привязанность. Получив после смерти родного отца тысячу рублей, герой очерка на двадцать лет покинул родные места, но, по-видимому, нигде не смог найти счастья и вынужден был почти нищим вернуться на родину, в семью своей сводной сестры, где был принят как родной брат и окружен заботой и вниманием. Несмотря на проявляемое к нему сочувствие, он привык осуждать «всех,
с кем заводилось иметь дело»: «По его словам выходило, что это все такие люди, от которых при случае не добра надо ждать, а великого худа». Несмотря на почти полную нищету, он остался горд, и ни от кого не хочет принимать помощи, пытается сам заработать себе на кусок хлеба, никого не утруждая («Милостыньки просить все-таки не стану»). «Старого пса к цепи не приручишь», — так отзывался сам о себе это странный человек. Вся его дальнейшая жизнь — это «шатания» с места на место, почти полное душевное одиночество, озлобленность, отчужденность от всех людей, недоверие ко всем окружающим, трагическая одинокая смерть в степи во время метели.
В этом эпизоде интересна попытка писателя не просто нарисовать психологический портрет своего героя, но и проследить нравственную эволюцию: как ребенок, с детских лет находившийся в неопределенном положении незаконнорожденного, с годами постепенно превратился в страшно горделивого, неуживчивого, мрачного, крутого и недоброго человека без привязанностей, без способности любить и уважать окружающих его людей.
В 1870-е гг. Славутинский являлся и постоянным сотрудником газеты Каткова «Московские ведомости». Выйдя в 1873 г. в отставку и поселившись в небольшом городке Острогожске Воронежской губернии, он регулярно высылал оттуда в редакцию газеты свои корреспонденции. Основное внимание в публикациях Славутинского уделялось вопросу о необходимости грамотного использования природных богатств хлебного Воронежского края, его плодородных почв, писатель указывал на опасность бездумного уничтожения лесов, распашки лугов и пастбищ, последствиями которых становилось исчезновение рек и озер, постоянные засухи и регулярные неурожаи. Особенно Славутинского волновало то, что сельское население по-прежнему не стремилось к освоению эффективных способов земледелия, крестьяне, которые, казалось бы, должны быть заинтересованы в повышении урожаев и сохранении плодородия земли, продолжали по-старинке обрабатывать земли, арендованные ими у более крупных землевладельцев за крайне высокую, от 4 до 7 рублей за десятину, плату. «При таком сельском хозяйстве, в котором безотчетно стараются лишь об одном, чтобы как можно больше пустить земли под распашку, разве возможны какие-либо успехи рационального земледелия? — с горечью писал Славутинский. — Тут даром тратятся и средства благодатной почвы, и силы труда земледельческого» [16]. Другой постоянной темой корреспонденций Славутинского было строительство на территории Воронежской губернии железных дорог. Писатель был активным сторонником их проведения, так как это позволяло соединить Воронеж, с одной стороны, с внутренними губерниями, а с другой — с Ростовом-на-Дону и с портами Азовского моря и таким образом открывало пути к вывозу хлеба — главного товара губернии — в Россию и за границу, обеспечивая благосостояние воронежского крестьянства [17].
Даже очень поверхностный анализ прозы и публицистики Славутинского показывает, что имя этого пи-
сателя сегодня забыто совершенно незаслуженно. Славутинский интересен, с одной стороны, как талантливый писатель-очеркист и документалист, благодаря творчеству которого сохранилось немало свидетельств переходной эпохи второй половины XIX в. С другой стороны, его фигура любопытна в контексте полемики и конкурентной борьбы между «толстыми» общественно-политическими изданиями 1850-1860-х гг., представляющими различные политические направления — «Русским вестником» и «Современником». Каждый из этих журналов стремился привлечь к сотрудничеству ярких, талантливых авторов, творчество которых при этом должно было отвечать программе издания. Наконец, вопросы, поднимаемые в его корреспонденциях для «Московских ведомостей» — сохранение природных богатств края, хозяйское отношение к земле, бережное расходование ее ресурсов и т.д. — актуальны и по сей день. Все эти качества творческого наследия Славутинсткого, безусловно, делают его чрезвычайно интересным и для современного читателя.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Добролюбов Н.А. Письмо С.Т. Славутинскому // Соб. соч. В 9 т. — М.-Л.: ГИХЛ, 1961-1964. — Т. 9. — С. 400.
2. Есин Б.И. История русской журналистики XIX века. — М.: Аспект Пресс, 2003.
3. Черняк Я.З. Н.А. Добролюбов и С.Т. Славутинский. Эпизод из литературного движения 60-х гг. // Красная новь. — 1936. — № 2.
4. Черняк Я.З. Вступительная статья // Славутинский С.Т. Генерал Измайлов и его дворня. — М., 1937.
5. Лебедева Ю.В. В кругу «Современника» // Селиванов И.В., Славутинский С.Т. Из провинциальной жизни. — М., 1985.
6. Перевалова Е.В. Журнал М.Н. Каткова «Русские вестник» в первые годы издания (1856-1862 гг.). — М.: МГУП, 2010. — 347 с.
7. Перевалова Е.В. К вопросу о журнальной полемике вокруг образа положительного героя во второй половине 1850-х гг. (на материале журнала «Русский вестник») // Вестник Московского государственного университета печати. — 2009. — № 9. — С. 156-167.
8. Перевалова Е.В. Либеральная программа журнала М.Н. Каткова «Русский вестник» в канун реформ // Вестник Московского государственного университета печати. — 2010. — № 3. — С. 152165.
9. Перевалова Е.В. Отдел иностранной литературы в журнале М.Н. Каткова «Русский вестник» (18561862) // Вестник Московского государственного университета печати. — 2011. — № 7. — C. 81-90.
10. Славутинский С.Т. Ночное купанье («Когда по душном дне ночь тихая настанет...»), «Не спеша домой иду...», «Ходит тихо сон по улице... » // Русский вестник. — 1857. Февраль. Кн. 1. — С. 644-646.
11. Славутинский С. Т. История моего деда. Отрывок из записок // Русский вестник. — 1858. Март. Кн. 1. — С. 65-112.
12. Славутинский С.Т. Читальщица // Русский вестник. — 1858. Май. Кн. 2. — С. 277-342.
13. Славутинский С.Т. Волости моего первого участка. Из отрывочных воспоминаний // Русский вестник. — 1879. Кн. 8. С. 748-807; Кн. 9. С. 3665; Кн. 10. С. 494-547.
14. Славутинский С.Т. Родные места. Из отрывочных воспоминаний // Русский вестник. — 1880. Кн. 5. — С. 198-240.
15. Славутинский С.Т. Из семейных воспоминаний // Русский вестник. — 1881. Кн. 3. С. 277-320.
16. Славутинский С. Из Острогожска // Московские ведомости. — 16.12.1879. — № 320.
17. Славутинский С. Из Острогожска // Московские ведомости. — 17.11.1879. № 293.
S.T. SLAVUTINSKY — THE AUTHOR OF EDITIONS
M.N. KATKOVA
Elena Vladimirovna Perevalova
Moscow State University of Printing Arts 127550, Russia, Moscow, Pryanishnikova st., 2А
Annotation. In article cooperation of the writer and the publicist S. T. Slavutinsky in conservative editions M.N. Katkov — the Russian Bulletin magazine and the Moskovskiye Vedomosti newspaper is considered. The main emphasis is placed on the image of the people in works of art of the writer, features of his documentary ocherkistika, a perspective of his provincial correspondence. The conclusion about need of updating of works of this author is drawn.
Keywords: S.T. Slavutinsky, «Russki Vestnik», «Moscovskie Vedomosti», peasantry.