CC BY
38
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2008. № 4
Т.С. Крупнова
С.Н. БУЛГАКОВ ВО ВТОРОЙ
ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЕ
Для характеристики впечатлений С.Н. Булгакова об участии в деятельности Второй Государственной думы, для понимания того, для чего он шел в Думу и чего ожидал от этого учреждения, мы располагаем разнообразными источниками: письмами думского периода к супруге Елене Ивановне и другим близким, написанными по свежим впечатлениям от происходившего, публицистическими статьями о думской деятельности с более взвешенной позицией, рассчитанной на читающую публику, и, наконец, воспоминаниями, написанными уже в изгнании.
Булгаков шел в Думу с репутацией безусловно честного человека, с известной обществу левизной взглядов — следствием недавнего марксистского прошлого — как активный участник освободительного движения, популярный у студентов и коллег преподаватель. В очерке «Пять лет (1917—1922)» он писал: «В подготовке революции 1905 г. участвовал и я как деятель Союза Освобождения, и я хотел так, как хотела и хочет вся интеллигенция, с которой я чувствовал себя в разрыве в вопросах веры, но не политики. В Киеве, где я профессорствовал эти годы (1901—1906), я занимал вполне определенную политическую позицию. И так шло до 17 октября 1905 года. Этот день я встретил с энтузиазмом почти обморочным, я сказал студентам совершенно безумную по экзальтации речь... и из аудитории Киевского Политехникума мы отправились на площадь ("освобождать заключенных борцов"). Все украсились красными лоскутками в петлицах, и я тогда надел на себя красную розетку. На площади. что-то чужое, холодное и смертоносное так оледенило мне сердце, что, придя домой, я бросил свою красную розетку в ватерклозет... с этого времени отделился от революции и отгородился от нее утопической и наивной мыслью о создании христианского освободительного движения. Становилось очевидно, что революция губит и погубит Россию. Но не менее ясно было для меня тогда, что ее не менее верно губит и самоубийца на престоле, первый деятель революции, Николай II»1. Именно тогда Булгаков определяет собственное политическое лицо и начинает искать со-
1 Булгаков С.Н. Автобиографические заметки. Дневники. Статьи / Предисл. Н.А. Струве; сост., подготовка текста, подбор иллюстраций А.П. Олейниковой, Н.А. Струве. Орел, 1998. С. 47-48.
ответствующее партийное направление. Баллотировка в парламент воспринимается им как возможность поиска единомышленников, консерваторов на английский манер — недаром он избирается от Орловской губернии как независимый (беспартийный) «христианский социалист»2. Булгаков даже всерьез задумывается о создании собственной партии, но эта идея не идет дальше теоретического обоснования, а позже он даже осудит эту попытку как своего рода самообман. На мой взгляд, символично вхождение Булгакова в кадетскую фракцию Думы: здесь нашло свое отражение то чувство трагического одиночества, зажатости между крылом левых и крылом правых, что в итоге и погубило кадетский центр с его «вечным равнением налево, трусливым оглядыванием по сторонам». Немногие представители тончайшего слоя «культурного консерватизма» не могли идти ни с красной, ни с черной сотней по вполне понятным причинам, но не по пути им было и с кадетами, «потому что духовно кадетизм был поражен тем же духом нигилизма и беспочвенности, что революция»3, а увидеть этот здоровый, работоспособный консерватизм в бюрократической среде они не смогли, хотя уже тогда интуитивно ощущали, что на фоне «уличной рвани» большинства Государственной думы «деловые работники ведомств» представлялись «знающими, государственными, деятельными»4.
В приветственном письме священника Владимира Колачева от 13 февраля 1907 г. Булгакову по поводу его избрания от Орловской губернии автор, выражая уверенность в необходимости таких людей, как Булгаков, в Думе, говорит о возможном обсуждении церковного вопроса в парламенте, о том, что работа по реформированию православной церкви в стране должна быть направлена в сторону ее освобождения от излишней бюрократической опеки. Булгаков рассматривается им как человек, для которого понятие «религиозной правды» определяет «все частные стремления и "программы" в стенах Думы», этого «духовного зеркала своей страны и эпохи»5. Однако по отношению к депутатам левых фракций Булгаков все еще находился под влиянием распространенного заблуждения, воспринимая деятелей освободительного движения как союзников (!) в общей борьбе с бюрократией за права и свободы, за возможность религиозного самоопределения. Говоря о политике государства по отношению к церкви, Булгаков подвергал резкой критике линию по использованию церковного авторитета для освящения необходимых правительству мероприятий, тем более когда они противоречили
2 ГА РФ. Ф. 523. Оп. 1. Ед. хр. 302. Л. 4, 11, 20.
3 Булгаков С.Н. Автобиографические заметки... С. 50.
4 Там же. С. 52.
5 Булгаков С.Н. Церковный вопрос в Государственной Думе // Век. 1907. 11 марта. № 10. С. 119-120.
основам христианства (например, военно-полевые суды и смертная казнь), что ставило церковь в «почти рабскую зависимость. от общих законов государства». Декларативные заявления правительства о его особом внимании к православной церкви и о намерении ее охранять и поддерживать, отмечал Булгаков, слишком дорого ей обходятся, слишком сильно подрывают авторитет — со всей очевидностью назрел вопрос «о мирном размежевании и независимости областей государственной и церковной жизни»6.
С момента открытия думской сессии Булгаков активно включается в работу общего собрания, позиционирует себя как «русский человек, любящий свою родину и присутствующий при ужасающей экспертизе современного ее состояния» в обстановке «схватки», участники которой вцепились друг в друга и не могут остановиться и осознать, что несут России лишь «ужасы разложения» и распада; как человек, ясно сознающий цель своего прихода в Думу — необходимость «вывести страну из этого кровавого кошмара»7. Булгаков вошел во фракцию партии «Народной свободы» (к.-д.), проходил от нее по спискам в аграрной8, законодательной9 и бюджетной10 комиссиях, кроме того, участвовал в заседаниях фракции, выдвигался от нее как оратор, однако непосредственно в партии, по всей видимости, не состоял11. В письме к жене от 3 апреля 1907 г. он пишет о своем намерении «провести через фракцию предложение об образовании специальной комиссии по церковным вопросам». Это подтверждают протоколы заседаний парламентской фракции к.-д. партии от 4 апреля: «Булгаков. Предлагает фракции за подписью 30 лиц внести в Думу предложение об образовании специальной комиссии по вопросам церковного законодательства. Существующая комиссия о свободе сов[ести]12 не стоит на пути об разрешении этого вопроса. Тем более, что пущена уже инсинуация по поводу ком[иссии] о свободе сов[ести], что она даже не закл.[?] в своем составе. Но такая ком[иссия] будет иметь и политическое значение. Да и министерство внесло несколько зак[оно]пр[оектов], касающихся непосредственно] церкви.»13 На заседании общего собрания 15 мая в результате
6 Булгаков С.Н. Церковь и государство // Там же. 18 марта. № 11. С. 129-130.
7 Государственная Дума. Второй созыв. Стеногр. отчеты. 1907. Т. 2. Стб. 749-753.
8 ГА РФ. Ф. 523. Оп. 1. Ед. хр. 22. Л. 53.
9 Там же. Л. 55.
10 Это подтверждается материалами из личного фонда П.Н. Милюкова (ГА РФ. Ф. 579. Оп. 1. Ед. хр. 1378), где собрано 110 машинописных с внесенными от руки поправками списков членов партии, и ни в одном из них фамилии Булгакова нет (ГА РФ. Ф. 523. Оп. 1. Ед. хр. 24. Л. 16 об.).
11 ГА РФ. Ф. 523. Оп. 1. Ед. хр. 24. Л. 16 об.
12 Оригинальный текст этого документа дается с сокращениями, которые раскрываются в квадратных скобках.
13 ГА РФ. Ф. 523. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 71.
доклада Булгакова по заявлению 30 членов Думы о создании комиссии, «приспособленной для обсуждения вопросов, касающихся
14
специального законодательства православной церкви»14, которые не могут рассматриваться комиссией о свободе совести, было решено ее учредить.
6 марта премьер-министр П.А. Столыпин обрисовал «законодательному собранию общую картину законодательных предложений, которые министерство решило представить его высокому вниманию»15, руководствуясь намерением «создать те материальные нормы, в которые должны воплотиться новые правоотношения, вытекающие из всех реформ последнего времени»16. В ходе прений социал-демократы выдвинули самых популярных ораторов. И.Г. Церетели заявил правительству, что его законопроекты «урезывают даже те права, которые народ уже вырвал из рук своих врагов. Мы разберем эти законы при свете кровавых деяний правительства, чтобы показать миру ту бездну, которая существует между народом, рвущимся к свободе, и правительством, стремящимся затопить эти порывы в крови. Мы говорим: в единении с народом, связавшись с народом, законодательная власть да подчинит себе власть исполнительную»17. Г.А. Алексинский прямо озвучил цель социал-демократов в Думе: «Мы, левые, социал-демократы, представители пролетариата, пришли сюда только затем, чтобы сказать народу всю правду. Эта правда заключается в том, что народу нечего ждать от теперешнего правительства», он не может «добиться этого освобождения иначе, как путем собственных усилий.»18. Граф В.А. Бобринский и В.М. Пуришкевич попытались призвать Думу к спокойной работе, к сотрудничеству с правительством, чему мешала «шайка преступников», «подготавливающих народ к вооруженному восстанию.»19. Епископы Платон и Евлогий также обратились к депутатам с предложением, «воодушевясь только любовью к родине, приступить к работе»20. Глава правительства решил ответить на обвинения и выступил еще раз: «Правительству желательно было бы изыскать ту почву, на которой возможна была бы совместная работа, найти тот язык, который был бы одинаково нам понятен. Ударяя по революции, правительство несомненно не могло не задеть и частных интересов. Борясь исключительными средствами в исключительное
14 Государственная Дума. Второй созыв. Стеногр. отчеты. 1907. Т. 2. Стб. 577-580.
15 Там же. Т. 1. Стб. 106.
16 Там же. Стб. 107.
17 Там же. Стб. 126.
18 Там же. Стб. 155.
19 Там же. Стб. 141.
20 Там же. Стб. 142.
49
4 ВМУ история, № 4
время, правительство вело и привело страну во вторую Думу. Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у правительства, у власти паралич воли и мысли, все они сводятся к двум словам, обращенным к власти: "руки вверх". На эти два слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты может ответить двумя словами: "не запугаете"»21.
Продолжением этих событий явилось заседание 7 марта, на котором разгорелись дебаты о целесообразности и функциях комиссии помощи голодающим. Левые не могли упустить такой шанс и не выступить с программными заявлениями, рассчитанными на радикализацию настроений народа. Была предпринята попытка создать на местах соответствующие комитеты — плацдармы для подготовки и организации вооруженного восстания, цель которых, в соответствии с речами Алексинского, Булата и Жигилева,
22
«кормить голодающих»22 непосредственно на местах, а в качестве гарантии от голода — передать всю землю крестьянам.
12 марта обсуждался вопрос об отмене военно-полевых судов23, ставших ответом правительства на революционный террор. Депутаты были на подъеме и выступали чрезвычайно эмоционально. В прениях участвовало даже духовенство в лице священника Тихвинского и епископа Евлогия. И если первый выступил «скверно», то второй высказался за необходимость осудить все убийства, все теракты с обеих сторон как одинаково преступные и противные учению Христа. Но, несомненно, лучшую речь произнес В.А. Маклаков. Он, в частности, сказал: «Военно-полевая юстиция. подкапывается под главный устой государственности — под непоколебимую силу закона»; «Вы хотите добить революцию, но вы добьете государство»24.
На этом заседании Булгаков, поддавшись душевному порыву, как он сам напишет в письме к жене от 13 марта, призвал и Думу и правительство начать совместную работу по решению судеб Отечества, преодолев опасное междоусобие власти и общества, грозящее гибелью России25. Но достичь этого можно было
21 Там же. Стб. 167-169.
22 Там же. Стб. 201.
23 Военно-полевые суды были введены по 87-й статье Основных Законов актом 19 августа 1906 г. Они должны были самоликвидироваться через два месяца после открытия Государственной думы (т.е. 20 апреля), поскольку правительство не внесло этот закон на утверждение нижней палаты Парламента. Однако, несмотря на это, думское большинство (за исключением правых), левые и кадеты, решительно выступило за досрочную отмену военно-полевой юстиции, тем самым вступив в жаркие прения по существу вопроса. В итоге 17 апреля закон был принят Думой, но из-за нарушений в процедуре отвергнут Государственным советом. Как видно, практической пользы дебаты не принесли, т.е. ни одна жизнь спасена не была.
24 Военно-полевые суды. Отчет Государственной Думы. СПб., 1907. С. 28-29, 31.
25 Государственная Дума. Второй созыв. Стеногр. отчеты. 1907. Т. 1. Стб. 397-401.
только в том случае, если обе стороны, забыв обиды, пойдут на примирение, а не пустятся во взаимные обвинения (пика в адрес епископа Платона, обратившегося только к революционерам с призывом прекратить террор). Удивительно, но именно вопрос об отношении к террору и выявил крах всех надежд на совместную работу Думы и правительства, сама возможность которой была абсолютно немыслима без взаимного примирения власти и общества. Правительственный призыв отмежеваться от террора был своего рода лакмусовой бумажкой, показывавшей, с какими общественными силами сотрудничество принципиально возможно, и думский центр этот тест не прошел. Понятно, что социалисты никогда бы не поддержали инициативу правительства, ведь в их теориях не было места парламенту как рабочему учреждению, части государственного механизма — они просто хотели уничтожить старое государственное устройство и создать насильственным путем принципиально новые социально-экономические и политические реалии. Однако поражает политическая близорукость к.-д. партии, добивавшейся создания правового государства и соблюдения прав и свобод человека, но не нашедшей в себе той самой политической воли (в которой П.Н. Милюков так опрометчиво отказал Столыпину, приписав ее личности, а не таланту главы правительства), чтобы реализовать собственные потенции государственного строительства. «Несчастье наше было именно в том, что и после 17 октября, вопреки конституции, между властью и общественностью продолжалась война», — писал Маклаков26.
Булгаков выразил свою позицию по вопросу о допустимости правительственного террора с религиозной точки зрения не только с думской трибуны, но и обратившись к своим читателям со страниц газеты «Век»27. Он призвал правительство не просто называть себя христианским, но и иметь мужество быть им, отменить военно-полевую юстицию и, руководствуясь высшей христианской правдой, уйти с поля боя первым.
К сугубо практическому подходу призвал Булгаков своих коллег по Думе и на заседании 15 марта по вопросу о безработице: необходимы не общие рассуждения, заявил он, а непосредственные инструкции для соответствующей комиссии. В результате была признана незаконной и практически неосуществимой отправка депутатов на места (речь П.Б. Струве) и принято предложение Н.Н. Кутлера о создании комиссии, об изыскании средств и способов помощи, об исследовании причин безработицы с поправкой
26 Маклаков В.А. Вторая Государственная дума. Воспоминания современника. 20 февраля — 2 июня 1907 г. М., 2006. С. 313.
27 См.: Булгаков С.Н. Из думских впечатлений. Прения о военно-полевых судах // Век. 1907. 25 марта. № 12. С. 144-145.
Церетели о помощи всем безработным, а не только пострадавшим от промышленного кризиса.
В своей речи по бюджету после доклада министра финансов В.Н. Коковцова 20 марта Булгаков не стал касаться вопроса в целом, решив затронуть проблему финансовой стратегии государства, выражением которой и является бюджет. Он подчеркнул необходимость выяснения взглядов правительства относительно пути дальнейшего развития народного хозяйства и выступил за «поднятие народных сил посредством просвещения народа и вообще поднятия сознательности народных масс.»28.
Но уже со второй половины марта у Булгакова остается все меньше надежд на работоспособность Думы, утопавшей в «невежественной и хулиганской болтовне». Возникают подозрения, отмечает он, что правительство «уже не церемонится более с Думой и только накопляет материал для разгрома ее»29. К началу апреля появляется уверенность в профессиональном превосходстве правящей бюрократии, а настроение подъема сменяется «ужасно тяжелыми впечатлениями»30 (письмо к жене от 2 апреля). 6 апреля становится еще хуже: «Сегодня день гнусный: опять Алексинский, опять правые. Надоела эта мерзость!»31 В этот день разгорелись прения по вопросу об обращении с политическими заключенными в связи с обсуждением доклада депутата В.П. Успенского об избиении и пытках, якобы применяемых при дознании и для получения нужных начальству показаний к политическим заключенным Акатуйской тюрьмы. Пуришкевич, признав невозможность применения физического насилия к заключенным, выступил с предложением обратиться к правительству с запросом о том, что оно намерено делать для борьбы с «крамолой», с побегами политических преступников (Гершуни, Хрусталев), которые «бегут для того, чтобы принять участие в политической пропаганде и чтобы подготовить Россию к вооруженному восстанию». Он заявил, что «долг правительства. лишить их возможности и агитировать, и иметь сношения с внешним миром»32. Ему не преминул возразить Алексинский: «В противоположность этим правым, а в частности Пуришкевичу, мы рассматриваем настоящее положение именно как борьбу между правительством и народом»33.
28 Государственная Дума. Второй созыв. Стеногр. отчеты. 1907. Т 1. Стб. 1245-1249.
29 Письмо С.Н. Булгакова к Е.И. Булаковой от 16 марта // ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Ед. хр. 183. Л. 66.
30 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Ед. хр. 194. Л. 32.
31 Там же. Ед. хр. 190. Л. 34.
32 Государственная Дума. Второй созыв. Стеногр. отчеты. Т. 1. Стб. 1688.
33 Там же. Стб. 1691.
Еще одной попыткой навести мосты между властью и обществом, осуществить их диалог стало выступление Булгакова на заседании 7 мая, когда министр юстиции И.Г. Щегловитов отвечал на запрос по поводу действий администрации после расследования «имевших будто бы место случаев истязаний политических заключенных в Алгачинской тюрьме». На рассмотрение Государственной думы поступило заявление о том, что «в вышеназванной тюрьме, по приказанию ее начальника Бородулина, были тяжко избиты прикладами 15 политических при переодевании в арестантскую одежду по приходе их из Акатуя, откуда они были отправлены 2 марта, и что затем 5 того же марта, по приказанию того же Бородулина, в Алгачинскую тюрьму было введено 60 солдат, которые вновь подвергли политических избиению»34. Иркутским генерал-губернатором и прокурором Читинского окружного суда было проведено тщательное расследование обстоятельств. На основе собранных данных было установлено, что заключенные Алгачинской тюрьмы, не отрицая факта оказания сопротивления начальнику тюрьмы Бородулину, сознательно преувеличили степень наказаний и нанесенных им повреждений.
По этому случаю Булгаков произнес свою самую драматичную по характеру речь, вызванную тем страшным противоречием между законом, позволяющим применять насилие по отношению к заключенным, и невозможностью самого существования такого закона в правовом государстве.
В конце мая последовало еще одно разочарование — в кадетах «с их обычной религиозной и бытовой слепотой»35. По мнению Булгакова, своим поведением кадеты провоцировали роспуск Думы (не отказались от принудительного отчуждения в аграрной программе и не осудили террор) на фоне обострения межпартийных споров и предстоящих жарких дебатов по вопросу о принудительном отчуждении земель36. Наиболее показательно в этом смысле последнее письмо к жене от 2 сентября, где Булгаков подводит итоги своего членства в Государственной думе, откуда он вышел полностью разочарованным в возможности собственного участия в парламенте и его способности спасти Россию. Мысли Булгакова все определеннее устремляются от политики к Святой Церкви. Именно в ней он начинает видеть источник жизни для страны и народа. Из письма явствует, что идти в Третью Думу он не собирался, тем более что его единомышленники, близкие ему Е.Н. Трубецкой и
34 Государственная Дума. Второй созыв. Стеногр. отчеты. 1907. Т. 2. Стб. 252-253.
35 Письмо С.Н. Булгакова к Е.И. Булаковой от 3 апреля //ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Ед. хр. 189. Л. 51.
36 Письмо С.Н. Булгакова к А.С. Соборовой от 20 мая // Там же. Ед. хр. 258. Л. 24.
П.Б. Струве, были настроены так же: они тоже чувствовали острое разочарование в политике, переживали «всю безнадежность, нелепость, невежественность, никчемность этого собрания, в своем убожестве даже не замечавшего этой своей абсолютной непригодности ни для какого дела, утопавшего в бесконечной болтовне,
37
тешившего самые мелкие тщеславные чувства»37.
Деятельность Второй Государственной думы — одна из самых драматических страниц в истории российского парламентаризма еще и потому, что уже с самого начала ее работы ходили слухи о ее возможном роспуске и даже изменении избирательного закона. Уже 6 марта в развернувшейся в Думе ожесточенной схватке правых и левых исчезла надежда на совместную работу с правительством: «После этого исторического дня сразу определилось лицо второй Государственной думы, как и то, чего от нее можно ожидать»38.
О намерениях правительства наладить со вторым (еще более левым, чем первый) составом народного представительства совместную работу свидетельствует не только его декларация, но и каждодневное поведение министров и их помощников, внесенные ими законопроекты, реакция на запросы. По мнению столыпинского окружения, он «верил. в возможность упрочения в России демократического конституционного строя.»39. Однако «несколько недель совместной работы со второй Думой убедили правительство, что жить с ней нельзя, так как задачей господствовавшего большинства была не законодательная работа, а борьба с правительством и даже с государственным строем вообще, и Думская деятельность рассматривалась ими лишь как удобный способ
40
пропаганды в условиях, не стесненных цензурой и полицией.»40. По словам главного творца избирательного законодательства С.Е. Крыжановского, порядок издания нового закона противоречил Основным Законам, но в данных условиях не было надежды получить работоспособную Думу: «Вырвать Государственную Думу из рук революционеров, слить ее с историческими учреждениями, вдвинуть в систему государственного управления — вот какая задача становилась перед Верховной Властью и правительством», — но для этого «требовались долгие и долгие годы спокойного, творческого труда, а не доктринерского квиетизма»41.
37 Булгаков С.Н. Автобиографические заметки. С. 51.
38 Коковцов В.Н. Из моего прошлого (1903-1919): Воспоминания. Мемуары. Мн., 2004. С. 220.
39 Шванебах П.Х. Записки сановника. Политика П.А. Столыпина и Вторая Государственная Дума. (С.-Петербург, 31 мая 1907 года) // Голос минувшего. 1918. № 1-2. Январь-Февраль. С. 115-116.
40 Крыжановский С.Е. Воспоминания. Из бумаг С.Е. Крыжановского, последнего Государственного секретаря Российской Империи. Б.м., б.г. С. 107.
41 Крыжановский С.Е. Воспоминания. С. 117-118.
Как пишет Коковцов, после прений по бюджету, т.е. в 20-х числах марта, у правительства не осталось надежд на совместную работу с этим «революционным скопищем»42, а вопрос о роспуске постоянно обсуждался на заседаниях Совета министров. Эти сведения подтверждает и Шванебах, разговаривавший со Столыпиным 23 марта после доклада у Государя: «П.А. Столыпин уверил меня, что он окончательно убежден в негодности Думы, никаких надежд на нее не возлагал и не возлагает и что роспуск лишь вопрос вре-мени»43. Окончательно и бесповоротно вопрос о роспуске Думы был решен и правительством и Государем после скандального выступления 17 апреля депутата А. Зурабова, позволившего себе оскорбительно отозваться о боевых качествах русской армии. Зурабов не был надлежащим образом остановлен председателем Ф.А. Головиным, поднялся ужасный шум, правые потребовали удалить оратора, министры демонстративно покинули зал заседаний после того, как военный министр генерал А.Ф. Редигер высказался с трибуны о недопустимости такого выступления. По словам Коковцова, тогда роспуск остановило отсутствие нового избирательного закона, над которым все еще шла работа.
Подписанный Государем указ о роспуске и новый избирательный закон вернулись из Петергофа министрам 3 июня 1907 г. — так закончились 103 дня Второй Государственной думы.
По словам Булгакова, «из Государственной] Думы он вышел таким черным, как никогда не бывал»44, поскольку «2-я Гос[ударственная] Дума для него явилась таким обличением лжи революции, что он и политически от нее выздоровел»45. В Третью Думу Булгаков уже не пошел, хотя в выборах участие принимал и провести его туда хотели не только кадеты, но и октябристы. «Подводя итоги, — писал он, — я чувствую, что мое разочарование, или прозрение пошло дальше, и вообще я смотрю уже другими глазами на представительство и думаю, что по этому масштабу Дума будет сносной. А левить Думу собой, как от меня ждут, я уже не смогу»46. Чувство омерзения и усталость — вот чем закончилось для Булгакова «депутатское крещение» «четырехмесячным сидением в "революционной" Государственной] Думе»47.
Поступила в редакцию
07.06.2007
42 Коковцов В.Н. Из моего прошлого. С. 227.
43 Шванебах П.Х. Записки сановника. С. 122.
44 Там же. С. 51.
45 Там же. С. 52.
46 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Ед. хр. 259. Л. 26, 26 об.
47 Булгаков С.Н. Автобиографические заметки. С. 51.
