CC BY
45УДК 821.161.1
И.Н. Минеева
РУССКОЯЗЫЧНАЯ ЛИТЕРАТУРА В ШВЕЦИИ И О ШВЕЦИИ: ВЗГЛЯД НА РУБЕЖЕ СТОЛЕТИЙ*
Статья посвящена проблеме восприятш Швецин/Стокголъма русскоязычными писателями на рубеже ХХ-ХХІ вв. Основополагающими для нш становятся вопросы рецепции и рефлексии: адаптация к новой стране проживания, влияние шведской истории и культуры на творчество, освоение скандинавского хронотопа и его специфика. В осмыслении писателей-эмигрантов Д. Жукова и Р. Дериевой северная страна - это территория высокой культуры, религиозной, творческой свободы, место от земных невзгод. Между тем современная Швеция не смогла избежать последствий глобализации. Скандинавское королевство постепенно погружается в хаос, депрессию, эсхатологические настроения. Постоянными образами, с помощью которых воссоздаются шведские реалии, являются остров, море, скалы, небо, ветер, город, камни, черный цвет. Несмотря на их «хрестоматийность», для каждого из поэтов они являются символическими «кодами» и «фиксаторами» экзистенциальных переживаний и изменяющихся состояний пространства и времени.
Ключевые слова: современная русскоязычная литература, «шведский» текст русской литературы, Стокгольм, Международный Литературный Центр стран «Баренц-региона», Д. Жуков, Р. Дериева.
The article is devoted to the problem of Swiden /Stockholm perception by Russian writers at the turn of the XX-XXI centuries. The questions of reception and reflection are fundamental to them. They are interested in the adaptation to the new country of residence, the influence of Swedish history and culture on creative work, the exploration of Scandinavian chronotope and its specificity (specific features). To D. Zhukov and R. Derieva's opinions the northern country is an area of high culture, religion, creative freedom, a place free from earth-bound tribulations (hardship). Meanwhile contemporary Sweden could not escape the consequences of globalization. The Scandinavian kingdom is gradually sinking into chaos, depression and eschatological frame of mind. The constant images recreated Swedish realities are island, sea, rocks, sky, wind, city, stones, black color. Despite the «textbook»for every poet they represent symbolic «codes» and «fixers» of existential feelings and changing conditions of time and space.
Keywords: Contemporary Russian Literature, Swedish text of Russian Literature, Stockholm, Barents Literary Centre (BLS), D. Zhukov, R. Derieva.
Статья подготовлена в рамках реализации комплекса мероприятий Программы стратегического развития Петрозаводского государственного университета на 2012-2016 годы по подпроекту «SCANDICA: культурные конвергенции».
159
Характеристика современного литературного процесса Швеции не будет полной без обращения к важной ее составляющей - русскоязычной словесности. Творчество многих поэтов и прозаиков, эмигрировавших в Швецию в переходные ХХ-ХХІ вв., под влиянием истории и культуры новой страны проживания, ее своеобразного природного колорита концептуально и стилистически изменилось [8]. Метаморфозы претерпела самоидентификация писателей, обновился проблемно-тематический круг их творчества, появились новые образы, трансформировалась поэтика. Кроме того, говоря о литературе Швеции, следует учитывать и такой значимый историко-культурный факт. Рубеж ХХ-ХХІ вв. - начало формирования «шведского» текста русскоязычной литературы. Однако здесь мы имеем дело с одновременно парадоксальным и в то же время вполне объяснимым явлением. «Шведский» текст русскоязычной литературы формируется не только «внутри» самой Швеции, но и «вне» ее географических границ. Есть отдельные случаи, когда русскоязычные писатели долгое время проживали на территории скандинавского королевства, но не в качестве эмигранта, получившего второе гражданство, а путешественника. После возвращения домой - Россию, Великобританию, Америку - многие из них оставили художественные отклики о своем пребывании в Стокгольме и его пригородах, на островах Балтийского моря, фьордах и водопадах.
Постоянно проживающих в Швеции русскоязычных писателей не так много. Наиболее заметными в литературной жизни Скандинавии являются поэты и прозаики Д. Бушуев, Е. Еорбачевская, Е. Даль, Р. Дериева, Д. Жуков, Д. Карелынтейн, Р. Маркова, С. Матссон-Попова, Б. Панкин, М. Прозоров, Я. Ратушный, А. Рудницкий, Е. Самуэльсон, М. Сафонов и др. Согласно статистике, приведенной известным литературным критиком С. Чуприниным в словаре-справочнике «Русская литература сегодня: Зарубежье», большая часть писателей эмигрировали в Швецию на постоянное место жительства в 1980-1990-е годы и сегодня проживают главным образом в Стокгольме и Лунде [10]. Однако к настоящему времени они не создали в Швеции каких-либо объединяющих их творческих организаций и периодических изданий. Некоторые поэты и прозаики являются членами Союза шведских писателей (Д. Бушуев, Р. Дериева, Р. Маркова, Е. Самуэльсон), Шведского ЕГЕН-клуба (Р. Маркова) [10]. Информацию о русскоязычной литературной жизни можно выборочно получить только на сайтах «Портал русских в Швеции», «Наши в Швеции», «Шведская пальма», «Швеция по-русски», «Союз русских обществ в Швеции», «Стокгольм. Ру» [10]. Пожалуй, единственной формализованной формой культурной коммуникации между писателями (в т.ч. русскоязычными) Швеции стал созданный в конце 1990-х годов Международный Литературный Центр стран «BapeHu-perHOHa»/Barents Literary Centre (BLS). Одним из основателей Центра является шведский писатель, переводчик, философ, общественный деятель Бенгт Похьянен. Штаб-квартирой Центра был выбран небольшой город за полярным кругом Оверкаликс (Северная Швеция). Литературное содружество объединяло писателей Севера-Запада России, Скандинавии и Финляндии. Его целью являлось знакомство с литературой и
160
культурой народов Баренц-региона, развитие культурных связей между ними, составление и продвижение литературных проектов, направленных на сближение, знакомство литераторов. Баренц-центр одновременно служил Домом творчества, где, как вспоминает писатель В. Судаков, «приезжие поэты, прозаики и переводчики могли жить, изучая местный быт, восхищаясь тихой северной природой, и творить» [9]. По финансовым причинам международный проект был закрыт в середине 2000-х годов, оставив немалое наследие в виде совместно опубликованных антологий («Здесь начинаются дороги. Архангельск, 2001»), многочисленных художественных переводов (Б. Похьянен «Река всегда была. Петрозаводск, 2005») и проведенных семинаров («Интеграция женщины в мультикуль-турном сообществе», «Women writes in the Barents region. Semiynars. Haparanda nov. 1998. Petrozavodsk may 1999»).
Какие темы волнуют писателей-эмигрантов? О чем они размышляют? Каким образом эмиграция в Швецию изменила их художественный мир? Рассмотрим эти вопросы более подробно на примере творчества Д. Жукова и
Р. Дериевой.
Жуков Дмитрий (род. 1954, творческий псевдоним Димарт) - поэт, бард, художник, дизайнер. Постоянно проживает в Стокгольме с 1992 г. Эмиграция в Швецию раскрыла в Д. Жукове еще один талант - поэтический. Именно в северной стране он впервые стал писать стихи. На поэтическое сознание Д. Жукова сильно повлияли его занятия живописью. Охарактеризуем кратко его амплуа как художника. В 1997 г. Д. Жуков впервые выставил свои работы на Международной выставке в Alvsjomassan в Стокгольме. В настоящее время является постоянным участником знаменитой Стокгольмской галереи Gummesson и сотрудничает с ALLA-galleri, которая имеет филиалы в Эстонии, Германии, США, Швеции, Испании [1].
В Швеции Д. Жуков экспериментировал с методами, жанрами и формами. В процессе работы нашел свой стиль и любимую манеру письма. Используя исследования британского психолога и писателя, эксперта в области творческого мышления Эдварда де Боно, Д. Жуков стал рисовать человеческие переживания и чувства (жизнь, любовь, ненависть и т.д.), подключая собственное воображение в виде ассоциативных форм. Результатом синтеза научного и творческого методов стал «гибрид» между абстракционизмом, сюрреализмом и символизмом. Сам художник назвал его «Assotsiavism» - живопись с многоплановым содержанием, где каждый человек может увидеть что-то свое, подключив свое собственное воображение. Зритель косвенно участвует в уже созданном автором произведении. В своих работах Д. Жуков также начал применять фотопрограммы для раскраски черно-белых эскизов. Итогом подобного эксперимента стала новая графика под названием «Kolorgrafism». Наконец, он научился вводить «части» чужих работ для составления собственных композиций и картин, выполненных по принципу креативной компиляции, и охарактеризовал такой метод как «Artsythes [1]. «Мой язык, как художника, - писал Д. Жуков, - это символика цвета, формы, мимики и жеста. Вдохновение приходит от полученного впечатле-
161
ния, которое я получил от соприкосновения с большим искусством или от увиденного и пережитого в жизни. Идея оформляется посредством моего воображения как некая фантазия, имеющая свой механизм: «идея - мысль - материализация». Из Библии мы знаем, что «СНАЧАЛА БЫЛО СЛОВО», но в какой форме -в форме звука или еще в какой-либо символике, а может, под этим кроется «ИДЕЯ»? Задумавшись над этим, я пришел к мысли, что в основе лежит именно «ИДЕЯ» - как функция гармонии жизни и всей материи. Это и есть основа для реализации, которая может стоить все или ничего. Если это так, то мы можем конструировать наше будущее на основе имеющихся знаний. Как говорил Эдвард де Боно: «Прошлое можно анализировать, будущее нужно создавать». В живописи такой подход тоже может иметь место. Я исхожу из того, что мы имеем ассоциативное мышление, посредством которого можем увидеть в обычном что-то необыкновенное или погрузиться и создать свой мир иллюзий. Каждая новая форма, как крупица намытого золота, из нашего подсознания переходит в сознательную деятельность мозга. Например, существует такое понятие «ирония», и это слово может служить как импульс, как задание, пища для размышления. Попробуйте написать или нарисовать эту «иронию», отражающую аспекты бытия и передать ее сущность в разных стилях, например в реализме, авангардизме, экспрессионизме, абстракционизме, или используя все стили одновременно, как синтез. Существуют вечные темы человеческих переживаний -такие как любовь, добро, зло и т.д.; они являются неисчерпанным источником вдохновения, дающего мотивацию к самовыражению, а главное - являются идентификатором личности творческого человека. Если у вас есть идея, смоделируйте ее на бумаге, в компьютере, зафиксируйте каким-либо иным способом, используя материал из имеющихся газет и интернетной информации, а потом материализуйте на холсте, и она будет жить» [1].
Выработанный Д. Жуковым канон в живописи органичным и естественным образом нашел свое продолжение и воплощение в поэзии. Его стихотворения посвящены как вечным темам - любви («Зимний вальс», «Осень», «Вдохновение», «Монологи», «Послание незнакомке»), творчеству («Музыканту», «Художнику», «Напоминание», «Сотворение музы»), взаимоотношениям Бога и человека («Божье око», «О себе»), природы («Метео сводка», «Спасибо друг»), -так и ультрасовременным. Поэта волнуют вопросы: какова судьба человека на перекрестке эпох и культур в глобализованном мире, как он ощущает себя в современном шведском/стокгольмском пространстве, каким образом шведский ландшафт влияет на его мировидение и образ жизни, каков современный Стокгольм и какова его роль в частном существовании городского жителя («Мой город», «Октябрь», «В 2000 год», «В апрель»). По своей природе поэзия Д. Жукова представляет собой все тот же самый эксперимент с мыслью, формой, языком. Синтез словесного, музыкального и живописного кодов, многоплановость сюжетов и образов, игра, интертекстуальность, символичность, ассоциативность, умение передать одну идею в разных литературных и языковых стилях - основополагающие черты его поэтики.
162
В поэзии Д. Жукова образ Швеции и шведской столицы многогранен. Разнообразные авторские трактовки северных реалий обусловлены прежде всего «ракурсом видения» и «ситуацией». В восприятии поэта Стокгольм - город амбивалентный. Он дарит горожанам вдохновение, гармонию и ощущение вечности. Между тем в последние годы Стокгольм погружается в депрессивное состояние, а его жители находятся в мрачном апокалипсическом настроении. Каким образом формируются амбивалентные поэтические парадигмы?
Стокгольм как город вдохновения, света и вечности чаще всего предстает в поэтических «ситуациях», когда лирический герой Д. Жукова размышляет о вечности и суетности бытия. Герой ведет постоянный диалог с городом. Между тем в центре его внимания находятся не столько повседневные швед-ские/стокгольмские реалии, сколько природные стихии. В роли собеседников героя выступают нависшие над Стокгольмом/Швецией облака, «небосвод», «серое» «безмолвное» море, его «вечная сонливость», «кочующий» в парке «листик», солнце, солнечные зайчики. Шведские природные стихии оказываются некими «знаками» и «формулами», на языке которых поэт передает свое видение «переходных» в жизни города и человека моментов. Судьбы человека и города взаимозависимы. Они развиваются параллельно друг другу:
Усталый город спит, припавший на колено. Он пригубил зарю в неоновом соку И бормотал во сне, припоминая лето,
И сочинял для осени, прощальную строку. А за окном, в нулевой атмосфере,
В безмолвии кружились пауки и таяли Предвестники метели, посланники Грядущей к нам зимы.
Лето уходит под тёплым дождём В темпе прощального блюза,
В сером тумане и с кем-то вдвоем Мимо Стокгольмского шлюза.
С вечной сонливостью смотрит перрон В след уходящего лета,
И размышляя о чём-то своём,
Дремлет один без ответа.
Кажется миг поделился с тобой,
Всем что собрал на дорогу,
И зацепившись гусиным пером,
Прочь улетел к небосводу. («Октябрь»)[2]
Стокгольм как город депрессии, черного цвета и апокалипсиса видится лирическому герою в «ситуации» наблюдения над современной городской жизнью. Традиционно светлый, солнечный Стокгольм, его хрупкий мир поддался всемирной глобальной депрессии. Город постепенно превращается в призрак, «поток черного цвета», не излучающий свет, а напротив, как «Черный квадрат» К. Малевича, его поглощающий. Горожане вынуждены существовать в пространстве им «чуждых», привнесенных из «вне» идей. «Одеваясь во всё чёрное, -пишет в своем очерке «В потоке черного цвета» Д. Жуков, - мы скорбим непонятно о чём и притягиваем к себе неприятности, которых и так многовато. Монахи в буддийских храмах не носят чёрную одежду, и краски для материала в мире предостаточно. Вы только вдумайтесь, к чему может привести нас повальное использование чёрной ткани ... Огромная масса людей, одетых в один цвет в Стокгольме, напоминает Китай времён Мао и сегодняшних северокорейцев, с
163
разницей лишь в фасоне. Я сел около мольберта, задумался: может и мне погрузиться в депрессию и рисовать в одном цвете...» [3]. Существенной чертой современного эсхатологического мифа Стокгольма является его интерпретация как вынужденного, насильного существования жителей города в пространстве «чужих», привнесенных идей. Над городом витает призрак депрессии. Днем город становится пространством миража, безликости, тоски и источником опасности. Мотивы безысходности и обречённости - основные модусы переживания стокгольмского бытия. Пространство обманной сущности. Люди равнодушны к прекрасному. Они постепенно утрачивают способность чувствовать дыхание воды, земли, скал, крыш домов.
Естественным Стокгольмом можно любоваться только поздним вечером или ночью. Ночь становится временем диалога человека с городом и его «обитателями» (вода, камни, памятники). Примечательны посещения героями в вечернее время мест, выполняющих охранительную функцию, а именно берега моря, черных камней-старожилов. Именно ночью открывается его «неповторимый скандинавский шарм»: разнообразие и пестрота, несуетность и величие. Поздний вечер и ночь становятся временем диалога человека с городом и его «обитателями». В этот момент все вокруг, кажущееся днем бездыханным и обычным, оживает. В переходное время реальное пространство становится пространством фантастическим («пробуждаются» крыши домов, камни, каменные львы). После прогулки по вечернему и ночному городу герой остается под «глубоким впечатлением». Однако особым зрением обладают лишь те, кто отмечен чувством любви к городу и глубокого переживания об утрате его индивидуальности. Ночной город преображает человека. Лик угрюмого и зловещего города сменяется на умиротв ор енный:
Я выхожу, чтоб побродить,
Когда мой город тихо спит.
И люди в окнах затянули шторы,
Неоны льют свет из витрин,
В асфальте жгут ультрамарин И разливаются на разные узоры.
Я выхожу, чтоб пережить,
Когда в закате день лежит.
И корабли, зевая, дремлют на причалах, Лишь разведённые мосты Дежурят мирно у воды,
И с ними краны стонут в терминалах. Мой город тут!
Мой город весь!
Он ждёт меня, чтоб пообщаться,
И с крыш чернеющая медь В параде вышла прогуляться...
Пусть в гривах плачущих огней Оставит он свой силуэт,
И в чёрной магии камней Заснёт в безмолвье, ждя рассвет. («Мой город»)
В поэтическом Вселенной Д. Жукова Стокгольм - город блаженства, покоя, остров свободы. Город, хранящий тайны и любовь. Но его сказочный хрустальный мир постепенно разрушается под влиянием чуждой скандинавской столице общемировой болезни - депрессии. Это предупреждение!
Дериева Регина (1949 - 2013) - поэтесса, прозаик, переводчик. Эмигрировала в Швецию в 1998 г. Католичка по вероисповеданию. Автор более двадцати
164
сборников стихов, эссеистики и переводов. Наиболее известными сборниками поэзии являются «Отсутствие» (Нью-Йорк, 1993), «Беглое пространство» (Стокгольм, 2001), «Последний остров» (Стокгольм, 2002), «Himmelens Geometri» (Stockholm, 2003), «Собрание дорог» (Санкт-Петербург, 2004-2006), «Alien Matter» (New York, 2006), «Oavbrutet svarta bilder» (Goteborg, 2007), «The Sum Total of Violations» (UK, 2009), «Corinthian Copper» (Michigan, 2010) и др.
Религиозно-философская поэзия Р. Дериевой - о поиске человеком своего Бога, величии и непостижимости божьего творения, ценности пространства и пагубности «текущего момента», сопротивлении реальности и преодолении смерти. В центре внимания поэтессы - феномены предчувствия и убеждения, природа желания и отчужденности, утешения и ожидания, «словоулавливания» и «проникновенности» слов.
В эссе «О времени, вещах и явлениях» Р. Дериева заметила, что «каждый человек имеет свою карту», где «кружочками обозначены значительные встречи, точками - незначительные», где «пути-дороги скрещиваются с руслами рек, а оседлый образ жизни с лесами, полями, морями и океанами» [5]. «Прямыми линиями вычерчивается реальность, а пунктирными - сны». Карта наша - «темный лес для других, если только мы сами не расшифровываем всех ее обозначений» (с. 122-123). Какова поэтическая карта «улиц», «звезд», «вещей», «помыслов» Р. Дериевой?
На поэтической карте Р. Дериевой одновременно зафиксированы и трагические, и благодатные эпизоды. «Одна реальность, - напишет поэтесса в одном из своих любимых эссе-откровений, - бежит рядом с другой реальностью, как рельсы» (с. 123). Эта «карта бесконечна, как пространство, вместившее в себя многочисленные места и действия нашей жизни» (с. 123). В Советском Союзе Р. Дериева была признана «врагом». ЦК партии и КГБ видели в ней «вредного» для советской идеологии писателя (с. 120). Она же не принимала «большевизм», полагая, что «принять большевизм, даже сочувствовать большевизму значит лишить себя благодати, променять Вечность на время» (с. 131). В ее жизни было три эмиграции. Вначале Казахстан, затем Израиль, наконец Швеция. В первых двух она не жила, а выживала. Одесса и Казахстан, Израиль и Швеция - противоположные берега одной человеческой жизни. Одесса - потерянный Рай. Казахстан и Израиль - Ад. Швеция - обретенный Рай. Оказавшись с родителями в Казахстане, она поняла, что такое «горечь жизни», что такое «война» и «брань» духовная и политическая. «Я лишилась, - вспоминает Р. Дериева, - сразу всего: моря, фруктовых садов, каштанов и акаций, переулков и улиц Одессы» (с. 73). В казахстанских степях «всегда мародерствовал ветер, не давая на голом месте образоваться культурному слою. Там не было весны и осени: с окончанием адской зимы начиналось адское лето. Не зря Сталин выбрал именно эту часть страны для своих лагерей, где человек не успевал жить, думая лишь о том, как бы выжить ... Никогда нельзя было точно знать, доберешься ли ты по канату, протянутому вдоль улицы, до школы, или тебя унесет в степь. Нельзя было знать, не провалишься ли ты в яму, не окоченеешь ли, вернешься домой, откуда тебя, ма-
165
ленького человека, не уверенного в том, что он станет большим, снова выпроводят в сорокаградусный мороз» (с. 73-74). В 1990-е годы Р. Дериева эмигрировала с семьей в Израиль, где восемь лет прожила на монастырском кладбище в Иерусалиме без национальности, гражданства, документов, вида на жительство (с. 129). Первоначально гонимая, а затем и выдворенная израильскими властями из страны во время своей поездки в Швецию на международную конференцию Р. Дериева была объявлена в 1997 году «врагом» без права возвращения. На этот раз камнем преткновения стал мотив конфессиональный. Еще в 1990 году в карагандинском церковном приходе Р. Дериева приняла католическое крещение (с. 120). Израильские власти не признавали ее вероисповедание. В 1998 году шведское правительство предоставило семье Р. Дериевой убежище. Швеция, как когда-то город детства Одесса, стала для нее в некотором смысле «филиалом Рая», островом, «бросившимся навстречу тонущему ... из последних сил плывущему» (с. 102). Здесь, на земле скандинавов, она вновь обрела некогда утраченную религиозную и творческую свободу и дом.
Какое место в эмигрантском творчестве Р. Дериевой занимает образ Шве-ции/Стокгольма? Эволюционировал ли он? Изменил ли творческую идентификацию поэтессы?
Облик скандинавской страны и ее столицы наполнен у Р. Дериевой амбивалентными по своей тональности нотами - от Швеции/ Стокгольма как райского острова, Божьего Дома, территории высокой культуры и благородства до места, где человек может потерять свою индивидуальность, разрушить личностную, психологическую, творческую самоидентификацию и обрести новую. Жизнь современной Швеции осмысляется Р. Дериевой в религиозно-философских и историко-культурных категориях - «память», «Бог», «рай», «идеал», «Дом», «музей», «Гамлет», «небо», «земля», «остров», «море», «обретение», «опыт» и т.д. В ее стихотворениях просматриваются разные формы и способы изображения скандинавского мира. Наиболее распространенными являются следующие: монолог, диалог героини с самой собой; антитеза, сравнение. Поэтические сюжеты Р. Дериевой всегда двуплановы. Время и пространство в них одновременно вечное и сиюминутное. Вечный фон создается за счет постоянных отсылок в виде аллюзий, реминисценций, цитат к образам и мотивам мировой философии, религии, культуры, сиюминутный - земных/городских реалий. Образ скандинавской ойкумены встраивается таким образом в метаисторический событийный ряд. Посвященные Швеции стихотворения проникнуты высокой степенью субъективности, автобиографизма и вместе с тем личностной отчужденностью и (или)/о(т)страненностью поэтессы от изображаемого ею мира. Мы имеем дело со своеобразной формой бегства героини от жизни. Прокомментируем подробнее некоторые стихотворения в рамках обозначенного проблемного дискурса.
После долгих скитаний скандинавская страна оказалась для Р. Дериевой местом обретения Дома и Бога, как рая [7]. В поэзии эмигрантского периода идея обретенного рая нагляднее всего выражена через противопоставление образов земли и неба. Земное начало связано с опустошенностью, жестокостью и гнетом
166
по отношению к творческой свободной личности. Однако испытания, выпавшие на долю лирической героини, стали для нее этапом на пути к Небу. Небо - символ Вечности. Она пронесла сквозь земную юдоль и через бесконечные пустыри и пустыни свою веру в Творца. И эта вера год от года только крепла:
Перехвачен бессмертием дух.
Зарастает травою овраг.
«Крестный путь» [4]
Пустыня была внутри и снаружи, пустота внутри и снаружи.
«А потом пошел дождь» (с. 39)
В Швеции почва блестит под ногами, еще В Швеции рай - всюду ангелы и ангелицы <...>
Новая родина, старая ... Их совместив, робкий язык переходит на шелест, на трепет крыльев архангельских, и золотой Гавриил дует на пальцы и мягким снежком его лепит
«В Швеции почва блестит под ногами ...» (с. 45)
В Швеции поэтесса преодолела познанную еще в доэмигрантский этап творчества «горечь жизни». Она сопротивлялась суровой реальности и, как следствие, обрела долгожданное счастье «прикосновения» к Богу как единственной для человека родины (с. 99) и острова, «расцветающего среди воды» (с. 102).
В поэтическом мире Р. Дериевой скандинавская ойкумена наделена высокой миссией хранительницы мировой культуры, утраченных человечеством смыслов. В этом сохранении ей видится основа будущей жизни. Швеция - это то место, где еще важна роль традиции, культурная и историческая память, опыт человечества и еще не нарушена связь поколений, что в свою очередь дает надежду на продолжение жизни:
Кто пропал без вести, как Атлантида, кто сгорел, как Помпеи, оставив после себя лишь холодные следы будущей реальности в одном из стокгольмских музеев.
«Способы самосохранения» [6]
167
В своих стихотворениях Р. Дериева воссоздает ментальные черты шведского сознания - стремление к высокой культуре, идеальному - и в то же время внутренний протест против происходящего на рубеже ХХ-ХХІ вв. обезличивания мира. Они осмысляются ею в пространстве мировой истории. В контексте данных размышлений особую роль в созданных в эмиграции стихотворениях играет образ Гамлета, а также предметный мир и черный цвет как символы противостояния Швеции современному Хаосу:
Гамлет, весь в черном, представляет скандинавскую моду. Высокую моду, если помнить о безукоризненном покрое его камзола и речи. Жалко только, что он не швед, а датчанин, но что поделаешь, раз Уильям
ошибся. И вот швед Г амлет выходит на подиум, недовольный порядком вещей. Его недовольство подчеркивается черным бархатом - вечным трауром по идеальному.
«Мода на черное»
На земле каждый человек обречен на испытания и страдания. Между тем полученный им опыт переживания трансформируется в новое социальное /культурное /творческое «обретение». Швеция/Стокгольм оказываются для человека амбивалентным хронотопом внутренней борьбы и пространством осознания своего «я»:
Человек с золотой серьгой в ухе наклонился над фонтаном рядом со мной.
Что он там ищет? Чужую мелочь. А я теряю свое лицо, разбитое в воде его хищными руками.
«Обретение и опыт»
«Шведский» текст Р. Дериевой наделен светлыми, жизнеутверждающими коннотациями. Швеция/Стокгольм - мир уюта, гармонии, вдохновения и культуры. Скандинавская ойкумена оказалась для поэтессы страной мечты, подарившей ей творческую и религиозную свободу, опыт поиска и преодоления.
Итак, на рубеже ХХ-ХХІ вв. формируется «шведский» текст русскоязычной литературы как «внутри» Швеции (писатели-эмигранты), так «вне» ее (писатели-путешественники) географических границ. Основополагающими для русскоязычной словесности являются вопросы рецепции и рефлексии, а именно адаптация писателей к новой стране проживания, влияние шведской истории и культуры на их творчество, освоения ими скандинавского пространства и т.д. В восприятии писателей-эмигрантов северная страна - это территория высокой культуры, религиозной, творческой свободы, место от земных невзгод. Между
168
тем современная скандинавское королевство не смогло избежать, по их мнению, последствий глобализации и надвигающегося из «вне» хаоса и разрушения. Стокгольм постепенно погружается в депрессию и эсхатологические настроения. Наиболее постоянными образами, с помощью которых воссоздаются шведские реалии, стали остров, море, скалы, небо, ветер, город, камни, черный цвет. Несмотря на свою «хрестоматийность», для каждого из писателей они являются символическими «кодами» и «фиксаторами» экзистенциальных переживаний и изменяющихся состояний мироздания.
1. Жуков Д. Персональный сайт. URL: http://www.dimitriart.se,
http://www. stihi.ru/avtor/dimart
2. Жуков Д. Октябрь. URL: http://www.stihi.ru/avtor/dimart Далее стихотворения цитируются по данному источнику.
3. Жуков Д. «В потоке черного цвета» / опубликован на сайте «Шведская Пальма». URL: http://www.sweden4rus.nu/
4. Дериева Р. Собрание дорог: в 2 т. Т. 1. СПб.: Алетейя. 2006. С. 41. Далее тексты цитируются по этому изданию с указанием страниц в скобках.
5. Дериева Р. Собрание дорог: в 2 т. Т. 2. СПб.: Алетейя. 2006. С. 122. Далее тексты цитируются по этому изданию с указанием страниц в скобках.
6. Дериева Р. Из собрания меццо-тинто «I varje fall» (В любом случае) // Стетоскоп. Париж. 2003. № 35. URL: http://aesthetoscope.narod.ru/stetoskop/35/033.httn Далее стихотворения цитируются по данному источнику.
7. Минеева И.Н. Природные стихии в творчестве русско-шведской поэтессы Регины Дериевой // Уральский филологический вестник. Серия: Русская литература XX-XXI вв.: направления и течения. Екатеринбург, 2013. № 2. С. 143-157.
8. Минеева И.Н. Русская литературная эмиграция на рубеже ХХ-ХХІ вв.: имена, сюжеты, культурные конвергенции: учебное пособие. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2014. 53 с.
9. Судаков В. В центре Балтийского щита Оверкаликс и Баренц-литературный центр // Карелия. 2003. № 13 от 6 января. С. 3.
10. Чупринин С. Русская литература сегодня: Зарубежье. М.: Время, 2009. С. 703, 704-708.
169
