CC BY
296
Л. В. Кузьмичева
(Москва)
Русско-турецкая война 1877-1878 годов и Сербия
В цепи событий Восточного кризиса 1873-1878 гг., включающих в себя серию восстаний и войн на Балканах, особое место принадлежит русско-турецкой войне 1877-1878 гг. Война, а особенно ее итоговые документы— Сан-Стефанский и Берлинский мирные договоры, имела решающее значение для изменения политической ситуации не только самих балканских народов и Османской Турции, но и международной ситуации в целом. Известно, что Берлинский конгресс продемонстрировал изменения в расстановке политических сил «великих держав», знаменуя собой крушение старых и становление новых военно-политических блоков и союзов. Не случайно поэтому историография русско-турецкой войны насчитывает сотни томов источников и многие тысячи специальных исторических исследований. Настоящая статья посвящена сравнительно мало изученному сюжету Восточного кризиса— взаимоотношениям России и Сербии на завершающем этапе войны, когда русское командование призвало сербское правительство присоединиться к боеым действиям русской армии. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что маленькое вассальное по отношению к Турции Сербское княжество в июне 1876 г. отважно и решительно объявило войну своему сюзерену-— Османской Турции. Эта отчаянная и кровопролитная война продолжаясь всего четыре месяца и закончилась 18октября 1876 г. сокрушительным поражением Сербии. Только ультиматум, предъявленный Россией турецкому правительству, предотвратил занятие турками всей территории княжества и захвата Белграда. Поражение Сербии в войне было вполне предсказуемым, если бы она не получила союзнической поддержки. Единственным союзником Сербского княжества в этой так называемой «первой сербо-турецкой войне» была Черногория. Греция и Румыния не поддержали Сербию, несмотря на предварительные договоренности. Не оправдала сербских надежд и официальная Россия, оказавшая княжеству в 1876 г. только дипломатическую, а не военную поддержку. Правда, общественное движение в России было необыкновенно активным, и в помощь борющимся сербам со-
бирались пожертвования. Около 5 тыс. русских добровольцев отправились в Сербию, чтобы непосредственно участвовать там в боевых действияхВ конце 1876 г. Россией была оказана и финансовая поддержка Сербии, выразившаяся в предоставлении значительного денежного займа. В конце 1876— начале 1877г. международная ситуация, связанная с продолжением балканского кризиса, обострилась настолько, что русское правительство пошло на крайнюю меру, решив объявить войну Османской Турции. Война началась 12 апреля 1877 г. и закончилась подписанием перемирия в Адрианополе 19января 1878 г. Военные действия велись на двух театрах—Балканском и Кавказском. Союзниками Российской империи на протяжении всей войны были только два крошечных княжества — Черногория и Румыния/Вполне естественно было бы предположить, :что с началом русско-турецкого военного конфликта к России немедленно присоединится и инициатор боевых действий 1876 г.— Сербия. Однако она не только не спешила вступить в войну, выжидая коренного перелома в русско-турецком противостоянии, но и игнорировала прямые призывы русского командования и русского императора.
Чем была вызвана такая странная сдержанность? Только ли тем, что страна была в 1876 г. обескровлена и не готова вновь вести боевые действия? Попробуем ответить на эти вопросы, опираясь на свидетельства современников и архивные материалы дипломатического характера.
В начале июня 1877 г. в ставке командования Дунайской армии русский император Александр II принял сербского князя Милана Обреновича и главу либерального кабинета, премьер-министра и министра иностранных дел, выдающегося политического деятеля Сербии Йована Ристича. Подводя итоги встречи, Ристич говорил, что хотя русские официально не заявляют об этом, но они, в особенности царь и великий князь Николай Николаевич, желают, чтобы Сербия вступила в войну, Горчаков же при этом настаивает, чтобц военные действия княжества не выглядели инспирированными Россией2; Неофициально руководству Сербии советовалось присоединиться к России после того, как русская армия перейдет Дунай3. В ходе встречи князь Милан и Ристич сообщили о тяжелом положении княжества и просили денежной субсидии4. По выражению великого князя Николая Николаевича, князь Милан «что-то уж очень сильно напирал на затруднительное положение страны»5. ; •
Ристич считал поездку успешной, ибо, с одной стороны, Россия не отвернулась от его страны, а с другой, поскольку офици-
альных обязательств нет, Сербии, возможно, удастся избежать участия в войне. От вступления в новую войну предостерегал Рис-тича и его друг и родственник, посланник Сербского княжества в Константинополе Ф. Христич в письме от 8 июля 1877 г., полагая, что нужны твердые русские гарантии о будущих территориальных приобретениях Сербии. «Ты скажешь, что нам обещано, что интересы Сербии не будут забыты, — писал он. — Да, мы получим Малый Зворник (деревушка на реке Дрина, на границе Сербии и Боснии. — Л. К.), а Болгария станет великой и самостоятельной, и это будет основным итогом войны...»6. Далее, еще больше сгущая краски, Христич писал, что эта новая Болгария поглотит Сербию.
Вернувшись из Плоешта 11 июня 1877 г., князь Милан и Рис-тич на следующий день на заседании Совета министров сообщили о результатах переговоров с Александром II и Горчаковым и о рекомендациях оставаться в обороне, пока российская армия не перейдет Дунай. 16 июня русские войска форсировали Дунай, но сербское правительство, совершенно удовлетворенное тем, что Россия не настаивала на участии в войне, не предпринимало никаких шагов к военным приготовлениям. Правительство было занято внутренними проблемами, связанными с проходившим в июне-июле 1877 г. в Крагуевце заседанием сербского представительного органа—Народной скупщины, в ходе работы которой проявились острые противоречия между либеральным большинством и оппозицией. Протестуя против политики правительства, поддержанной большинством членов скупщины, 26 депутатов оппозиции подали в отставку7 и покинули заседание, «рассчитывая этим заставить министерство удалиться или распустить скупщину» Тем не менее, после дополнительных выборов работа скупщины возобновилась, и так называемая «патриотическая скупщина» приняла предложенные правительством проекты: о продолжении чрезвычайного положения, о бюджете на 1877-1878 гг., об уплате принудительного займа, о новых налогах и пошлинах и др.,
В разгар работы скупщины в Крагуевец 2 июля прибыл от главнокомандующего Дунайской армией князя Николая Николаевича полковник Катараджи, представлявший Сербию в ставке. На заседании Совета министров 4 июля 1877 г. было заслушано его сообщение о том, что главнокомандующий, посоветовавшись с императором, предлага'ет Сербии (в связи с тем, что русские войска перешли Дунай) двинуть свою армию к границе, объявить войну Турции и провозгласить независимость. Сообщение это произвело тяжелое впечатление на князя и правительство, которое, несмотря на
сделанные в Плоеште заявления, отнюдь не собиралось воевать. Но отказываться прямо значило потерять русское доверие и поддержку, поэтому было принято решение— направить в ставку главнокомандующего полковника Катарджи со следующими письменными инструкциями: 1) для приготовления к вступлению в войну Сербии требуется 5-6 недель (от призыва до вступления); 2) чтобы Сербия могла завершить перевооружение, ей нужен миллион рублей; 3) на военные расходы в ходе войны Сербии необходима ежемесячная субсидия в 1 млн. рублей на все время военных действий9. Полковнику Катарджи, отъезжающему с этими инструкциями 5 июля, было приказано настаивать на вышеперечисленном.
С 4 июля начался период почти пятимесячного активного сопротивления кабинета Ристича призывам России вступить в войну. Не пять-шесть недель, а пять месяцев понадобилось Сербии, чтобы отважиться присоединиться к России.
На протяжении этого времени русское командование не менее восьми раз обращалось к Сербии с призывом выполнить свои обещания и начать войну, в том числе сам император Александр II четырежды обращался по этому поводу к сербскому князю. Ристич же, рискуя навлечь на страну высочайший гнев, любыми способами старался оттянуть момент вступления Сербии в войну. Предлоги изобретались самые разнообразные: когда иссякла, ввиду получения русской материальной помощи, возможность ссылаться на отсутствие денег, выдвигался тезис о противодействии западных держав, затем о росте антивоенных настроений в народе и так далее. Донесения русских дипломатов, а также русских военных представителей А. Н. Церетелева и Г. И. Бобрикова из Сербии свидетельствуют, что Ристич явно погрешил против истины, заявляя в своей книге «Дипломатическая история сербских войн за освобождение и независимость», что причиной того, что страна в июле-августе 1877 г. не вступила в войну, были-де сдерживающие указания России10.
На самом деле Россия в это время не только не сдерживала Сербию, но, напротив, настаивала на ее вступлении в войну. Так, уже 14 и 15 июля прибывший в русскую главную квартиру Катарджи телеграфировал князю, что Александр II приказал министру финансов выдать Сербии миллион рублей и настаивает на том, чтобы уже через 12 дней Сербия начала боевые действия, прибавив при этом, что если это будет выполнено; то и он в будущем будет отстаивать сербские интересы11.
Великий князь Николай Николаевич и генерал Игнатьев советовали Милану непременно выполнить желание царя, причем
Игнатьев добавлял, что будущность Сербии будет скомпрометирована, если она еще 12 дней останется в бездействии. Но призывы царя были восприняты с ледяным спокойствием. Было решено миллион взять, но, поскольку в депешах ничего не говорилось о ежемесячных субсидиях, а также не учитывалось заявление Сербии, что она может выступить лишь через пять-шесть недель, ничего не предпринимать до приезда Катарджи12.
Приехавший 23 июля Катарджи еще раз изложил перед советом министров Сербии русские предложения, а также представил составленный генералом Непокойчицким план кампании, предусматривающий движение сербской армии в сторону Старой Сербии. Но сдержанному настроению министров способствовала и изменившаяся не в пользу России картина боевых действий на Балканском театре войны. К этому времени русской армией были предприняты два неудачных кровопролитных штурма Плевны (8 и 18 июля), и сербское правительство не без оснований полагало, что война будет не столь молниеносной, как ожидалось. Между тем, тянуть с ответом было опасно, так как можно было лишиться и обещанного миллиона. Поэтому 1 августа Ристич передал через русского дипломатического представителя Ладыженского, что «мобилизации еще нет, но Сербия пойдет, как только будет дан знак из нашей главной квартиры» п. ,
Отмечая с удовольствием в своем дневнике 2 августа 1877 г., что «Сербия, получив от нас миллион, обещала начать наступательные действия», военный министр России Д. А. Милютин упоминает здесь же о том, что в княжество направляется генерал Ростислав Фадеев, которому разрешено отправиться «совершенно частным лицом»13. Перед отъездом генерал встретился с военным министром и главнокомандующим. О том, что Фадеев уезжает и что «государь не противится поездке его в Сербию, но с условием, чтобы он туда отправился совершенно частным лицом и.без всякого поручения со стороны правительства»14, русское министерство иностранных дел предупредило Ладыженского, чтобы он передал об этом князю Милану; В апреле 18771 г., когда русское правительство России решительно заявило, что ничего не знает о миссии Фадеева, князь Милан, тем не менее, принял его тепло; и «при прощании вручил, ему Таково I степени (высший сербский орден. —- Л. К.)15. Казалось бы, теперь сербский князь должен был принять Фадеева доброжелательно. Но накануне приезда Фадеева, 6 августа 1877 г., Милан попросил Ладыженского телеграфировать в Россию, что «он желает иметь дело с официальными лицами нашего правительства, и приезд Фадеева был бы ему весьма не-
приятен» 16 Это заявление князя — еще одно свидетельство нежелания Сербии торопиться с выступлением. Фадеев пробыл в Сербском княжестве всего неделю и был отозван по требованию сербского правительства17. Истинная же причина нежелания иметь дело с Фадеевым раскрывается в письме И. Ристича Ф. Христичу от 16 августа 1877 г.: «Фадеев стремился ни больше, ни меньше как поступить к нам на военную службу, но ему было сразу и решительно отказано»,8. Ристич пояснял при этом, что кандидатура Фадеева неприятна Австрии. . -
: Итак, даже получив твердые гарантии от русского правительства, что можно не опасаться в случае военных действий австрийского противодействия, Милан уже в августе 1877 г. старался все же угодить Австрии, не обострять с ней отношения, л.
Для России;двойственность позиции Сербии не была тайной, так как было известно, что Ристич 1 августа, отправляя телеграмму о готовности его страны выступить, одновременно в беседе с греческим представителем заявлял; что «Сербия воевать пока не намерена, а при случае займет Старую Сербию»19.
; Тем не менее обещанный миллион князь желал получить как можно быстрее. Русское военное министерство решило выдать эту сумму в два срока, и первые 500 тыс.'рублей были доставлены А. Н. Церетелевым в Белград уже 13 августа*. На следующий день Церетелев передал князю Милану телеграмму главнокомандующего Дунайской армией о-том^ что «он желает'знать наверное, когда выступят сербы, которые, по утверждению Катарджи, могли начать действия две недели по его возвращении». Но и на этот раз особого рвения проявлено не'было. Лишь 18 августа был передан на подпись князю планируемый «проект расходов на предстоящие военные приготовления» полученных из России денег20.18
За время двухнедельного пребывания в Сербии А. Н. Церетелев убедился, что никаких приготовлений к войне не делается; что «Ристич,. кажется, желает, заручась' средствами, выждать, когда всякая опасность минует и мечтает о конвенции»22. Несмотря на заверения князя Милана, Церетелев покидал 27 августа княжество с уверенностью, что «правительство ни в коем случае не решится на объявление Турции войны ранее марта»23. Это известие с неудовольствием было принято Александром II24. ,
Неготовность Сербии к войне, откровенные попытки ее правительства оттянуть момент вступления в боевые действия вызывали у части русского руководства сомнения в целесообразности военной кооперации. Так; управляющий дипломатической канцелярией при Главном штабе Дунайской армии А.И.Нелидов
18 августа 1877 г. составил докладную записку великому князю Николаю Николаевичу, в которой доказывал, что от Сербии ожидать серьезной помощи нельзя, и «если даже ей удастся организовать и двинуть свои войска, то турки их наверное разобьют, а мы даже не в состоянии вовремя ей помочь»25. Главнокомандующий и сам опасался, что, вовлекая Сербию, Россия может «навязать себе такого слабого союзника, которого бы мы сами принуждены были в конце концов спасать от гибели»26.
Почему же все-таки царское правительство и сам император продолжали призывать Сербию к военным действиям? В литературе прочно утвердилось мнение, что после первых неудач под Плевной русское командование рассчитывало, что вступление Сербии оттянет часть турецких войск и будет способствовать продвижению русских. Действительно, подобные расчеты существовали, но, на наш взгляд, они не были определяющими, так как надежда на успехи Сербии, как было указано выше, была невелика. Скорее всего, во всех русских призывах содержится стремление привлечь, княжество к боевым операциям с тем, чтобы закрепить при заключении мирного договора его права на териториальное расширение. Это подтверждается и тем, что Александр II и главнокомандующий предложили сербскому князю начать военные операции задолго до плевенских неудач, сразу же после форсирования Дуная. Понимая, что только действенное участие Сербии в войне даст впоследствии возможность, несмотря на сопротивление Австро-Венгрии, выговорить для нее присоединение новых территорий, русское правительство торопило сербского князя. В, свою, очередь Австро-Венгрия, Великобритания и другие западноевропейские державы, имея в виду соображения о формальном праве Сербии на расширение в случае успешных боевых действий, старались не допустить ее участия в войне. С этой целью английский посол в Константнополе Лайард «дружески» сообщал Христичу, что даже в случае успешного исхода войны Сербия ничего не получит. Великобритания и прямо угрожала Сербии. Так, 15 августа Ладыженский телеграфировал из Белграда: «Английский агент именем лорда Дерби объявил Рис-тичу, что вступление Сербии в действие будет вероломством, после чего она не должна рассчитывать на добрые услуги Англии при заключении мира»27. 9 сентября итальянский представитель в Белграде сообщил Ристичу, что «по справкам, наведенным его правительством, великие державы считают, что даже успехи Сербии, если бы она вступила в действие, не могут предрешать территориальных изменений в ее пользу при заключении мира»28. Резюмируя
впоследствии причины «замедления со стороны княжеского правительства», Горчаков писал, что они «помимо безденежья объяснялись также и тем, что представители иностранных государств в Белграде старались всеми мерами отклонить Сербию от войны и внушить князю, что даже в случае успеха сербского оружия не гарантируют княжеству расширения его территории при заключении мира»29.
Конечно, не только тяжелое экономическое положение Сербии и угрозы великих держав заставляли Ристича тянуть с выступле-; нием, ведь все эти факторы существовали и накануне первой сербо-турецкой войны, включая и предупреждения о том, что территория Сербии не увеличится даже в случае ее успехов. Теперь, когда Россия была вовлечена в; войну и защита сербских интересов была ею гарантирована встречей в Плоеште и русскими субсидиями, Ристич не хотел рисковать и заявлял, что «если русские войска будут иметь успех, Сербия войдет в действие даже неготовая, — если нет, Сербия отложит.свое действие до весны»30. ; . Для выяснения реальной ситуации с военными приготовлениями в Сербии; и для помощи в организации координации действий в ее столицу 21 августа 1877 г. был направлен полковник Генерального штаба Г. И. Бобриков. 30 августа он телеграфировал из Белграда, что Сербия к войне не готова, но «правительство боится опоздать быть участником в великой войне и поэтому готово переступить пределы благоразумия»31. Однако в ходе бесед с Ристичем, сразу же заявившим, что Сербия не может выступить раньше марта32, Бобриков убедился, что и для того, чтобы подготовить сербскую армию к, ноябрю, понадобятся значительные усилия. Получив от Совета министров княжества проект бюджета на военные расходы, Бобриков совместно с военным министром Сербии начал разработку плана подготовительных работ. Военный министр Сава Груич сначала полагал, что Сербии стоит вступить в войну, лишь когда русские разобьют Осман-пашу и между русскими войсками и Сербией не останется ни одного турка33. И только после того, как Бобриков передал ему письмо главнокомандующего Дунайской армией, в котором говорилось, что «кооперация сербской армии была бы особенно полезна в настоящий момент», согласился ускорить военные приготовления. Он представил 7 сентября 1877 г. Бобрикову смету военных расходов, из которой следовало, что в случае начала военных действий Сербии потребуется ежемесячная дотация в миллион рублей34. Конкретного ответа на это требование сербское правительство не получало почти три месяца, и лишь 18 ноября на его очередной запрос
пришло сообщение из русского Министерства иностранных дел, что если события покажут, что Сербии действительно нужны деньги, то Россия ее без денежной субсидии не оставит35. Действительно, после вступления Сербии в войну был решен вопрос о ежемесячной субсидии для нее, правда, не в тех размерах, на которые рассчитывало сербское правительство. Следует заметить, что на протяжении сентября-ноября 1877 г. вопрос о русской денежной помощи был главным в ходе сербо-русских переговоров. Настойчивость сербского князя в желании получить сначала вторую половину обещанного миллиона, а также твердых гарантий субсидий в ходе войны приводила Бобрикова к мысли, что «князь Милан, очевидно, рассчитывал совершить новую войну и исправить запущенное материальное положение своих войск на наш счет. Не надеясь на свои собственные средства для самостоятельных военных операций, он поджидал еще большего ослабления сил турок, чтобы явиться на театр войны победителем без выстрела и принять участие в предъявлении мирных условий побежденному врагу»36. Для того, чтобы гарантировать выступление сербов, русская сторона соглашалась на передачу полумиллиона, а затем субсидий лишь в случае выполнения сербским правительством определенных обязательств. Так, после того, как от Бобрикова в начале сентября были получены известия, что сербская армия может быть готова к выступлению не раньше, чем через месяц, русское командование 11 сентября предложило, «чтобы Сербия, воздерживаясь пока от объявления войны Турции и открытых враждебных действий, выставила возможно скорее обсервационных регулярных войск на своей юго-восточной границе»37. Только после этого требования в Сербию будет прислан второй полумиллион. Сербский князь пытался ограничить число этих обсервационных войск четырьмя тысячами постоянной сербской армии, но русское командование настаивало на 25-30 тыс. человек.
Прибывший в Белград новый'русский генеральный консул А. И. Персиани передал 21 сентября совет русского правительства: «Сербии не следует избегать участия в нынешней войне; что свидетельствовало бы об отречении от своего прошлого, своей прошлогодней войны, своих традиционных связей с Россией и своего будущего, ибо, воздерживаясь от выступления, Сербия не способствует русским победам в своей собственной будущности»38. На следующий день Персиани докладывал о том, что князь Милан согласился выставить на границе 25 тыс. войска к 26 сентября и попросил доставить в Кладово второй полумиллион. Деньги были переданы сербскому представителю Богичевичу 13 октября 1877 г.
Бобриков продолжал совместно с сербским. военным министерством готовить армию княжества к боевым действиям, используя полученные из России деньги для закупки оружия и провианта. В Сербии была проведена мобилизация под видом предусмотренных законом 25-дневных сборов народной армии. К середине октября Г. И. Бобриков оценивал состояние армии княжества в целом как удовлетворительное, а уровень подготовки сербских офицеров, «которые могли бы сделать честь армии любой из великих держав»3?, как достаточно высокий.
В связи с явными военными приготовлениями Сербии Христич сообщил из Константинополя о требованиях Порты представить на этот счет разъяснения. Сообщая правительству России об этом, князь Милан еще раз заявил, что если произойдет разрыв отношений с Турцией и начнутся наступательные операции, то Сербии для ведения войны необходимы будут денежные субсидии40. Ристич же, инструктируя Христича о том, как надо объяснить Порте сосредоточение на южных границах сербской армии, уже не решался заявлять, что удастся избежать войны. Он писал 27 сентября Христичу: «...мы не провозглашаем нейтралитет, не связываем себе руки, мы только говорим, что у нас нет намерения перейти границу, мы лишь охраняем свой дом» "И. Все же Ристич делал все возможное, чтобы дольше оставаться в наблюдательной позиции, и категорически выступил против плана Бобрикова отправить отряды волонтеров в Старую Сербию, не желая вызывать неудовольствие Турции.
Русские победы начала октября на Кавказском театре военных действий, сжимающееся кольцо вокруг Плевны и перспектива ее скорого,падения вызывали воодушевление сербского народа. «Победы наши одобряет народ и правительство,— сообщал Персиа-ни.— Полковник Катарджи, предвидя возможность требования с нашей стороны наступательных действий Сербии, советует князю быть наготове». В течение второй половины октября—■ начала ноября русское командование неоднократно призывало Сербию готовиться к скорому выступлению. Так, отвечая 16 октября на поздравления по случаю русских успехов, Александры телеграфировал князю Милану, «что желал бы, чтобы и армия князя приняла участие в войне». В конце октября в Белград из русской ставки прибыл Катарджи, заявивший Ристичу и князю, что будущность Сербии зависит непосредственно от содействия, которое она окажет России, и что если она не тронется, то не сможет рассчитывать на какое-либо вознаграждение42.
31 октября и 2 ноября великий князь Николай Николаевич предупредил сербское правительство о необходимости пригото-
виться «к выступлению по первому нашему призыву», а10 ноября из русской главной квартиры поступило распоряжение князю Милану «немедленно прицять меры для перехода сербскими войсками границы в возможно скорейшем времени»43.
В этой связи вновь сербской стороной был поднят вопрос о денежных субсидиях и для разъяснения его к великому князю Николаю Николаевичу был направлен 20 ноября 1877 г. Милосав Про-тич. О том, что русское командование до последней минуты не было уверено в сербском выступлении, свидетельствуют те условия, на которых Россия согласилась выплачивать испрашиваемые сербским князем деньги. «Было определено выдавать сербскому правительству по полтараста рублей в день на каждую тысячу человек, действующих вне пределов княжества, если только число перешедших границу не будет менее двадцати пяти тысяч, и уплату субсидий начать через две недели по переходе границы»44. Таким образом, предусматривалось все: и продолжительность военных действий, и число выставляемых Сербией воинов, и, наконец, непременный переход границы в ближайшее время. Сербское правительство было крайне недовольно такими условиями, но ему удалось добиться только того, чтобы расчет русской помощи шел на 60000 человек сербской армии, благодаря включению в общее число перешедших границу и вспомогательного персонала, и штабных.
18 ноября 1877 г. на заседании Совета министров Сербии было оглашено решение князя Милана начать военные действия. Характерно при этом, что князь не предлагал призвать народ к новой войне с Турцией (термин «вторая сербе-турецкая война» родился не сразу), а подчеркнул союзнический характер сербского выступления, предложив «для освобождения братьев в Турции и для освобождения и независимости сербского народа принять участие в войне России против Турции»45. На этом же заседании было поручено Ристичу подготовить проект прокламации о начале войны, а также составить текст ноты, которую Христич должен будет передать Порте. Несмотря на то, что тексты были подготовлены и все уже было решено, сербское правительство тянуло с началом выступления до тех пор, пока 28 ноября 1877 г. не пала Плевна. Это было настолько очевидно, что, отвечая на поздравления князя Милана по поводу блестящей победы русского оружия— взятия Плевны и пленения Осман-паши-—русский царь писал, что не может скрыть сожаления, что сербская армия не последовала примеру румын, которые вместе с русскими проливали кровь под Плевной.
Прокламация о войне была опубликована в газетах 2 декабря., В ней, в частности, говорилось: «Хотя доблестная русская армия может и без нашего содействия восторжествовать в святом деле, которое император Александр принял под свое могущественное покровительство, тем не менее ничто на свете не может нас освободить от выполнения долга, падающего и на сербскую нацию»46. В этот же день Ф. Христич передал Порте сербскую ноту, в которой объявление войны мотивировалось нарушением Турцией 2-й статьи протокола о мире между Сербией и Турцией от 16 февраля 1877 г., не предусматривавшей полную амнистию беженцев-сербов, вернувшихся на оттоманскую территорию, и угрозой Порты вредить Сербии, даже не прибегая к войне. Христич выехал из Константинополя, а князь Милан телеграфировал в русскую главную квартиру армии, «что он вынужден снова поднять оружие против турок и становится лично во главе своей армии»47. Сербская армия начала военные действия 3 декабря 1877 г.
Изложенный выше ход русско-сербских взаимоотношений по вопросу о вступлении Сербского княжества в войну опровергает заявление Ристича, что начало Сербией военных действий лишь после падения Плевны объяснялось требованиями России48. Но нашей целью не является разоблачение необъективности Ристича, важно другое— приведенные факты свидетельствуют, что желание привлечь княжество к войне было вызвано вовсе не замыслом русского командования прикрыть правый фланг своей армии (во всяком случае, этот фактор не был определяющим). Не настолько надежным союзником была Сербия, чтобы так настойчиво добиваться ее союзного выступления, да еще и за русские деньги. Будущность Сербского княжества — вот что волновало русское правительство. Помочь ему в последующей дипломатической борьбе за эту «будущность» мог только факт непосредственного участия Сербии в войне с Турцией. Об этом красноречиво свидетельствуют и призывы царя и главнокомандующего, об этом же говорили и «друзья сербов» (по выражению Е. Груича) при русском главном штабе — М. А. Хитрово и др.
В югославянской историографии справедливо отмечается, что вступление Сербского княжества в войну лишь после падения Плевны значительно уменьшило моральный эффект всей второй сербо-турецкой войны49. Пытаясь объяснить это запаздывание, ученые выдвигали разные версии. И мнение С. Скоко о том, что вступление Сербии в войну позднее определенного срока объясняется восстанием в Тополе 25-29 ноября 1877 г.50, существенно не меняет общей картины начала военных действий. Документы
же убедительно свидетельствуют, что и до Тополы сербское правительство не собиралось начинать войну. Большего внимания заслуживает позиция высококвалифицированного специалиста в области сербской истории Ч. Попова. Ученый полагает, что опоздание Сербии со вступлением во вторую войну существенно не отражалось на исходе войны, так как все уже было заранее решено в договорах «двух мощных внешних факторов балканского кризиса—России и Австро-Венгрии — в июле 1876 и январе 1877 г.», что Балканы этими переговорами были окончательно разделены на сферы влияния51. Этот возврат к точке зрения историков межвоенной« Югославии (и прежде всего Слободана Йовановича) представляется нам правомерным. Ряд международных договоренностей России, заключенных накануне войны, и прежде всего Будапештская конвенция 1877 г., до определенной степени решали вопрос о судьбе Боснии и Герцеговины (что, правда, не помешало России при заключении Сан-Стефанского договора нарушить: соответствующие статьи этой конвенции). Восточные и южные границы будущей Сербии, а также ситуация в санджаке во многом зависели от масштабов участия Сербии в войне с Турцией. Об этом же свидетельствует и сербский военный план, который обсуждался сербскими и русскими представителями. Ристич также постоянно вел консультации с Австрией о возможных территориальных претензиях Сербии.
Ход так называемой второй сербо-турецкой войны достаточно хорошо изучен, в литературе нашли отражение основные события этой удачной для Сербии полуторамесячной кампании52. Представляется важным исследование сербского и русского планов, касающихся наступления сербской армии. Именно такое сравнение выявляет истинные цели сербского правительства, вырисовывая контуры его последующих претензий и политических демаршей.
Координируя свой военный план с русским, сербское правительство прежде всего думало о как можно более глубоком продвижении на юг, юго-восток с тем, чтобы на эти территории впоследствии можно было предъявить претензии. Князь Милан, по словам Г. И. Бобрикова, «хорошо понимая, что на размер территориального вознаграждения княжества при заключении мира будет влиять величина занятой сербскими войсками неприятельской страны, упорно настаивал на развитии активных действий по всему пространству границы, несмотря на то, что это влекло к разброске сил и невыгодно отражалось на успехе главного предприятия»55. Этого принципа сербское правительство придержи-
валось с самого начала военных действий, при этом Ристич не оставлял надежды на приобретения в сторону Боснии, несмотря на то, что и с русской, и с австрийской стороны был предупрежден о необходимости «воздержаться как от вторжения в Боснию и Герцеговину, так и от поддержки там восстания»54. Тем не менее, получив одобрение Совета министров, Ристич 3-5 декабря 1877 г. попытался через сербского представителя в Вене Цукича выяснить, как отнесется Австрия к возможным боевым действиям Сербии на Дрине. Цукич сообщил о категорическом протесте Вены против сербских претензий на Боснию. 13 декабря австрийский представитель в Белграде Вреде официально заявил, что если Сербия начнет наступление в сторону Боснии или поднимет там восстание, то Австро-Венгрия будет рассматривать это как угрозу своим интересам и «примет меры»55. !
Перспектива австро-сербского конфликта из-за Боснии заставила правительство России телеграфировать в Белград 13 декабря 1877 г. о том, что «князю Милану должно быть небезызвестно, что австрийское правительство не будет препятствовать военным действиям сербов вне их границ, но с тем условием, чтобы они не входили ни в, Боснию, ни в Герцеговину, и не приближаясь к австрийской территории»56. Под давлением австрийских угроз и русских рекомендаций Ристич обещал не предпринимать наступательных действий в этом направлении, но «прибавил во избежание недоразумений, что Сербия не может отказаться от операций в пашалыке Нового Базара, который по турецкому разграничению принадлежит Косовскому вилайету»57. Итак, Ристичу было ясно, что продвигаться "Можно лишь на юг и юго-восток, тем более, что такое продвижение сербской армии совпадало с планами русского командования.
По единодушным отзывам русских военных, сербы выполнили поставленные перед ними задачи полностью и вовремя. Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич сообщал императору в Петербург: «Сербы превзошли все мди-ожидания. Перейдя 3 и 4 декабря границу, они в продолжение двух недель достигли весьма серьезных результатов»58. Перечисляя далее взятые сербами в ходе боев пункты: проход св. Николая, Бабину Главу, Мрамор, Аллие, Куршумлие, Ак-Паланку и занятый после кровопролитной битвы 16 декабря Пирот, главнокомандующий выражал уверенность, что «теперь сербы могут выполнить задачу, данную им мною в начале войны: оставив отряд для наблюдения за Нишем, идти на Софию на соединение с нашими войсками»59. Бобриков подчеркивал, что сербы, сражаясь у Ак-Паланки и под
Пиротом, оказали несомненное и немаловажное содействие отряду генерала Гурко, оттянув на себя сначала часть армии Мех-мед-паши, а затем связав своим наступлением турецкий резерв. «Долг справедливости требует признать за сербами,— писал он,— ту заслугу, что они не выжидали перехода Балкан нашими войсками, но, напротив, добровольно шли сами вперед, без задней мысли, стараясь быть полезными союзниками, насколько могли»60. 29 декабря капитулировал осажденный сербскими войсками Ниш. Овладение этим городом имело важное значение для хода сербских военных операций, оно позволило армии закрепить достигнутые успехи, после чего она устремилась на юг, в сторону легендарного Косово поля. 17-18 января с боями было взято Вранье. Успешные боевые действия русской армии давали основания полагать, что со дня на день будет заключено перемирие, о котором просили турки. Поэтому сербское командование стремилось до заключения перемирия занять как можно бблыную территорию. Вот как об этих устремлениях писал 18 января 1878 г. из Ниша Г. И. Бобриков сербскому военному министру С. Груичу: «Вам, конечно, хорошо известно, что в непродолжительном времени легко может случиться приостановка военных действий. Вот эта возможность финала и вызывает такие военные действия, которые не вытекают из чисто военной обстановки. Именно, вместо сосредоточенного наступления в одном направлении производится захват возможно большего пространства территории. Хотя и трудно ожидать, чтобы противник воспользовался таким отступлением от воинского плана и произвел бы сам сосредоточенный удар в одну точку, тем не менее нельзя доводить риск до крайности и не принимать мер обеспечения»61 Это письмо свидетельствует о том, что русское командование не сдерживало сербского продвижения, и лишь предостерегало сербов от излишнего риска.
19 января 1878 г. в Адрианополе между Россией и Турцией было заключено перемирие, а через несколько дней, 22 января, по приказу русского главнокомандующего Сербия также прекратила боевые действия. К этому моменту сербской армией была очищена от турецких войск значительная территория, что давало возможность сербскому правительству рассчитывать на значительные территориальные приобретения, причем претензии его распространялись и на те части Косовского вилайета, которые сербская армия не успела отвоевать. Собственно с января 1878 г. и до окончания работы Берлинского конгресса именно вопрос об изменении сербских границ становится главным в сербо-русских
переговорах и контактах. Впервые острота этой проблемы дала знать о себе уже при заключении Сан-Стефанского договора. Решения Сан-Стефанского договора, предполагающие создание крупного государства Болгарии, было воспринято как сербскими политиками того времени, так и сербской историографией последующих лет как «драма Сербии», ее «национальная катастрофа». Период между заключением Сан-Стефанского и Берлинского договоров продемонстрировал расхождения между Сербией и Россией, связанные с неудовлетворенностью сербского правительства русской позицией по территориальному вопросу. А после подписания Берлинского трактата в сфере русско-сербских связей и контактов наблюдается фактическое охлаждение, происходит переориентация сербской политики на Австро-Венгрию. Официальные русско-сербские отношения остаются весьма натянутыми до 1903 г., т. е. до смены династии в Сербии. Во многом причину такого разрыва следует искать в событиях Восточного кризиса 1875-1878 гг., причем не только в решениях итоговых документов, как считают некоторые исследователи, но и в предшествующих событиях. Настоящее исследование призвано показать, что это «охлаждение» наступило значительно раньше. Во всяком случае, в период ключевого военного события кризиса — кровопролитной русско-турецкой войны— сербское правительство и князь не оправдали русских надежд. Позиция сербского правительства объяснима, если обратиться к чувству самосохранения его главы прежде всего. Правительство, либералов вряд ли удержалось бы в случае нового поражения. Объяснимо оно и с точки зрения подсчетов возможных выгод и проигрыша в случае войны. Трезвый расчет, вероятно, можно расценить как заслугу осторожного Ристича, но в категориях дипломатической, а особенно также весьма важной для международных отношений эмоционально-духовной сферы позиция сербского правительства не могла не вызвать неудовольствия русского командования и императора.
Исследованный выше сюжет не только уточняет военные и дипломатические события русско-турецкой войны 1877-1878 гг., но и добавляет новые штрихи к сложной картине русско-сербских отношений в конце XIX в. Эти отношения никогда не были однозначны, зачастую отличаясь напряженностью или просто неприязнью. Во всяком случае, они далеки от той идиллической картины, которую порой рисуют публицисты. Два государства, две разные исторические судьбы, два различных представления о перспективах европейского и балканского региона. То многое, что
объединяло славянские и православные народы этих государств, вовсе не означало взаимопонимания в области политики и политических обязательств обеих сторон. Так, например, конкретную помощь в тяжелом военном деле России пришлось буквально выбивать из своего «духовного союзника». Представление об «обязанностях» России по отношению к славянским народам Османской Турции вовсе не означало для сербского правительства и взаимных обязательств по отношению к России.
Примечания
1 Этому сюжету посвящена работа: Л. В. Кузъмичева. Русские добро-
вольцы в сербо-турецкой войне 1876 г.// Россия и Восточный кризис 70-х годов XIX в. М., 1981, с. 77-98.
2 }. Ристик. Дипломатска историка Срби^'е за време српских ратова за ос-
лобо!)ен>е и независност. 1875-1878. Београд, 1898, т. 2, с. 143.
3 Там же, с. 38-39. ,;.■■■
4 Исторический вестник,1914, т. 137, № 7, с. 70.
5 Г. И. Бобриное. Б Сербии. Из воспоминаний о войне 1877-1978 гг.
СПб., 1891, с. 14.
6 Писма Филипа ХристиЬа 1овану РистиЬу. 1868-1880, Београд, 1953,
Кч 160.
7 Историка српског народа. Београд, 1981, кн>. 5, т. 1, с. 395.
8 Архив внешней: политики Российской империи (далее АВПРИ), ф.
Отчеты, 1877, л. 217.
9 Записи7еврема Гру)'иЬа. Београд, 1923, с. 294.
10 ]. Ристик. Дипломатска историка..., кн,. 2, с. 58-63.
11 Записи 1еврема Гру)'иЬа..., с. 295.
12 Там же, с. 296.
13 АВПРИ, ф. Канцелярия, 1877, д. 11, л. 242.
14 Д. А. Милютин. Дневник. М., 1947, т. 2, с. 203.
15 АВПРИ, ф. Канцелярия, 1877, д. 34, л. 353.
16 Р. А. Фадеев. Собрание сочинений. СПб., 1889, т. 1, с. 51.
17 АВПРИ, ф. Канцелярия, 1877, д. 11, л. 244.
18 Там же, л. 245. ■ -
19 Писма I; РистиКа Ф. ХристиКу. Београд, 1931, № 132.
20 АВПРИ, ф. ГА-УА2, д. 270, л. 94 об.
21 Записи 1еврема Гру^иКа..., с. 298-299.
22 Освобождение Болгарии от турецкого ига. Документы в 3-х т. (далее ОБТИ). М., 1963, т. 2, № 196,200,201.
23 Г. И. Бобриное. В Сербии..., с. 25.
24 Особое прибавление к Описанию русско-турецкой войны 1877—
1878 гг. на Балканском полуострове. СПб., 1910, вып. 3, с. 24.
25 М. А. Газенкампф. Мой дневник. СПб., 1908, с. 95-96.
26 Г. И. Бобриное. В Сербии..., с. 15.
27 ОБТИ, т. 2, № 197.
28 АВПРИ, ф. ГА-УА2, д. 270, л. 132.
29 Там же, л. 138-188 об.; ф. Канцелярия, 1877, д. 34, л. 374.
30 Там же, ф. Канцелярия, 1877, д. 34, л. 365.
31 Там же, ф. ГА-УА2. Д. 270, л. 123-123 об.
32 Г. И. Бобриков. В Сербии..., с. 31-33.
33 АВПРИ, ф. Канцелярия, 1877, д. 11, л. 253.
34 Записи JeepeMa Гру^иЬа..., с. 299.
35 Там же, с. 305.
36 Г. И. Еобриков. В Сербии..., с. 72.
37 АВПРИ, ф, ГА-УА2, д. 270, л. 126-127.
38 Записи JeBpeMa TpyjHha..., с. 301.
39 Г. И. Бобриков. В Сербии..., с. 56-57. (В IV главе своей книги Г. И. Бобриков опубликовал подробную справку «Состояние сербских вооруженных сил», в которой классифицирует сербскую армию не только по округам и родам войск, но даже приводит сведения об обмундировании сербских солдат и содержании их ранцев.)
40 АВПРИ, ф. Канцелярия, 1877, д. 11, л. 265-265 об.
41 Писма J. РистиЬ Ф. ХристиЬу, № 135.
42 АВПРИ. ф. Канцелярия, 1877, д. 11, л. 153-153 об.
43 Г. Я. Бобриков. В Сербии..., с. 60.
44 Там же, с. 72.
45 Записи 1еврема TpyjHha..., с. 305-306.
46 Г. И. Бобриков. В Сербии..., с. 82.
47 М. А. Газенкампф. Мой дневник..., с. 221.
48 J. Pucmuh. Дипломатска истори^'а..., с. 105-106.
49 Историка српског народа..., с. 399.
50 С. Скоко. Улога српске во)'ске у руско-турском рату. 1877-1878 // Срби)"а у завршно] фази велике источне кризе (1875-1878). Београд, 1980, с. 28-29.
51 Ч. Попов. JoBaH РистиЬ у српско-турским ратовима 1876-1878 // Живот и рад 1ована РистиЬа. Београд, 1985, с. 73-74.
52 См.: П. Опачик, С. Скоко. Српско-турски ратови 1876-1878. Београд,
1981, а также: Ослобо1)ен,е Jyaare Cpónje 1877-78. Београд, 1977.
53 Г. И. Бобриков. В Сербии..., с. 76-77. (Подробный план русско-сербской кооперации, разработанный русским командованием на основе предложений Г. И. Бобрикова— см.: Особое прибавление..., СПб., 1904, вып. 5, с. 143-151.)
54 АВПРИ, ф. Канцелярия, 1877, д. 11, л. 305.
55 Записи /евремаГру^иЬа..., с. 311.
56 АВПРИ, ф. Канцелярия, 1877, д. 11, л. 367.
57 Там же, л. 305 об.
58 М. А. Газенкампф. Мой дневник..с. 267-268.
59 Там же, с. 269.
60 Г. И. Бобриков. В Сербии.с. 117.
61 Отдел рукописей Института русской литературы (Пушкинский Дом), ф.610, д. 185, л. 13-14. (Это одно из семи писем Г. И.БобриковаИ.Груичу, написанных с театра боевых действий в ноябре 1877—январе 1878 г.)
