Русский язык в славянском мире: «Кто на свете всех труднее?. . » (сопоставительный анализ славянских языков в аспекте их преподавания) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»



А. В. Савченко, М. С. Хмелевский

DOI: 10.24411/1811-1629-2019-11091

РУССКИЙ ЯЗЫК В СЛАВЯНСКОМ МИРЕ: «КТО НА СВЕТЕ ВСЕХ ТРУДНЕЕ?..» (СОПОСТАВИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ СЛАВЯНСКИХ ЯЗЫКОВ

В АСПЕКТЕ ИХ ПРЕПОДАВАНИЯ)

ALEKSANDR V. SAVCHENKO, MIKHAIL S. KHMELEVSKI THE RUSSIAN LANGUAGE IN THE SLAVIC WORLD: "WHO IS THE HARDEST ONE ALL OVER THE WORLD?...": COMPARATIVE ANALYSIS OF SLAVIC LANGUAGES IN THE ASPECT OF TEACHING

Александр Викторович Савченко

Кандидат филологических наук, ассистент-профессор Государственный университет Чжэнчжи (Тайвань) № 64, Сек. 2, ул. Чжинан, 116, Вэньшань, Тайбэй, 11605, Тайвань

► savchenko75@mail.ru

Михаил Сергеевич Хмелевский

Кандидат филологических наук, доцент Санкт-Петербургский государственный университет Университетская наб. 7/9, Санкт-Петербург, 199034, Россия

► chmelevskij@mail.ru

Aleksandr V. Savchenko

National Chengchi University No. 64, Sec. 2 Chinan Rd, 116 Wenshan, Taipei,11605, Taiwan

Mikhail S. Khmelevski

Saint Petersburg State University 7/9 Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russia

В статье представлен краткий лингвистический обзор русского языка в сопоставительном плане на фоне других славянских языков в аспекте их преподавания и изучения, а также в свете стереотипного восприятия русского языка как «самого сложного». Сопоставительный план дает возможность посмотреть на русский язык объективнее и отметить грамматические позиции, которые в других славянских языках представляют большую сложность для их освоения иностранными учащимися.

Ключевые слова: славянские языки; грамматика славянских языков; графика; фонетика; морфология; лексика; русский язык как иностранный.

The article provides a brief comparative linguistic analysis of Russian language against the background of other Slavic languages in the aspect of teaching and learning, as well as in terms of the stereotypical perception of the Russian language as "the most difficult one". The comparative plan provides an opportunity to look at the Russian language more objectively and mark the grammatical positions, which in other Slavic languages present greater difficulties for students.

Keywords: Slavic languages; grammar of Slavic languages; graphics; phonetics; morphology; lexis; Russian as a foreign language.

Иностранные студенты, изучающие русский, нередко задаются вопросом: «А правда ли, что русский язык — самый сложный»? Так же стереотипно размышляют и многие его носители. Ответ на этот несколько наивный вопрос лежит на поверхности: простых и легких для изучения языков не бывает. В каждом имеются свои трудности: например, русские глаголы движения, чешские типы склонения и спряжения, словенская редукция, польские лично-мужские формы, болгарская и македонская система глагольных видов и времен, сербское тональное ударение, словацкие дифтонги и т. д.

Проанализируем основные грамматические трудности славянских языков в сопоставлении с русским на основных языковых уровнях. Предварительно подчеркнем, что о степени сложности того или иного языка можно судить, во-первых, лишь в сопоставительном плане,

Работа выполнена при финансовой поддержке

Российского фонда фундаментальных исследований (№ 18-012-00754X18; № 18-012-00754X19)

во-вторых, учитывая родной язык обучающегося. Так, например, для носителя финского языка, в котором отсутствуют шипящие согласные, из славянских языков самыми сложными могут оказаться сербский, а в особенности — польский, где количество шипящих по сравнению с русским удваивается за счет их смыслоразличительной корреляции по твердости и мягкости. Для носителей европейских языков, в которых отсутствует категория вида, наибольшие трудности вызовут болгарский и македонский, в которых славянская система аспектуальных значений накладывается на сложнейшую систему глагольных времен (аорист, имперфект, плюсквамперфект, будущее в прошедшем, пересказывательное наклонение) и т. д. [1: 42].

1. Графика

Ключевым отличием русского языка от западнославянских (а также некоторых южнославянских) является его графическая система: можно утверждать, что кириллическая система письма, используемая в современных восточно-и некоторых южнославянских языках (болгарский, македонский, частично — сербский) — это своеобразный «культурный и религиозный код». Кириллическое письмо — это один из главных отличительных знаков мира Slavia Orthodoxa, богатое кирилло-мефодиевское наследие. При этом сложность в овладении некоторыми южнославянскими языками дополняется в уникальной языковой ситуации, исторически сложившейся в православной Сербии и Черногории, где параллельно сосуществуют оба алфавита: кириллица, и латиница (серб.: Русца — Rusija, Вук КарациН — Vuk Karadzic, Београд — Beograd и т. п.). Как правило, один и тот же носитель сербского языка может использовать как кириллицу, так и латиницу в силу различных субъективных причин. Следовательно, изучая сербский язык, необходимо овладеть не одним, а сразу двумя алфавитами — кириллицей и славянской латиницей со специфической диакритикой. С другой стороны, фонетический принцип орфографии «пиши, как говоришь, говори, как пишешь», заложенный Вуком Караджичем (ср. серб. Србца, но — српски

]взик; отац, но — без оца, хорв. glas, но glazba — «музыка») по сравнению с аналогичной русской несколько упрощает задачу изучения.

2. Фонетика

С точки зрения фонетики русский язык среди других славянских также не будет являться самым сложным. Если в русском насчитывается 6 ударных фонем, то, например, в словенском языке их 13, различающихся по качеству и количеству, причем ситуацию осложняет разноместное ударение, которое может быть как тоническим, так и динамическим и к тому же меняться в зависимости от словоформы, выполняя при этом смыс-лоразличительную функцию. Более того, в словенском языке в определенных позициях могут редуцироваться даже ударные гласные. В отличие от русского языка, словенская редукция не системна и — что самое сложное — не отражается на письме, а также разнится от региона к региону (всего в словенском языке выделяется около 48 диалектов и 7 интердиалектов). Если в русском степень редукции зависит от позиции и удаленности гласного от ударного слога, то в словенском такая закономерность зачастую условна — она зависит от словоформы, количества слогов в слове, места и характера ударения, что представляет собой значительные трудности для его изучения, не говоря уже о восприятии разговорной речи на слух. Так, например, понятная всем славянам словенская лексема postelja звучит как [pbslja]) [2: 213]. Если для русского разговорного языка — это спорадически возникающее явление разговорной речи (привет > [прет], сейчас > [ща], человек > [чек], тысяча > [тыща], говорит > [грит], что > [чё] и т. п.), то в словенском подобное явление характерно для литературного языка и считается нормой.

Если говорить о системе вокализма славянских языков, то русский язык также не будет в этом смысле самым сложным по сравнению, например, с чешским, словацким, сербским или словенским, в которых гласные различаются по долготе и краткости, что имеет смыслоразличитель-ную функцию: например, чеш. pas («паспорт») — pâs («пояс»), drâha («дорога») — drahâ («дорогая»)

и т. п. Более того, в этих языках долгие и краткие гласные могут чередоваться в зависимости от словоформы (сокращение или, наоборот, удлинение слога): чеш. chléb — bez chleba, práce — bez prací (род. пад., мн. ч.), серб. Jugoslävija (второй слог — краткое восходящее ударение, третий слог — долгий) — bez Jugoslavije (в родительном падеже ударение переносится на третий слог и становится долгим нисходящим).

Система сербских / хорватских ударений в сопоставлении с русским намного сложнее, поскольку в них оно не только разноместное и подвижное, но еще и тональное, а при изменении словоформы акцентуация может менять не только место, но и свое качество (т. е. тон) и количество (долгота — краткость). Выделяется четыре типа ударения: долгое восходящее и долгое нисходящее, краткое восходящее и краткое нисходящее. Разные типы ударений могут иметь смыслораз-личительную функцию и при этом почти никогда не отмечаются на письме (что затрудняет чтение сербского или хорватского текстов): kupiti — в зависимости от качества ударения — «купить» или «собирать», grad — «город» или «град» (вид осадков), bila — «она была» или «вена» и т. п.

Ситуацию осложняют и неоднородные рефлексы древнего ятя (■£). Если в русском языке он совпал с гласным [е], то в сербско-хорватском языковом континууме он может проявляться в различных вариантах («экавица», «(и)екавица», и также «икавица»). Так, например, слово lepo — «красиво, хорошо» может быть прочитано и отражено на письме, как lepo — lijepo — ljepo — lipo, prevod — prijevod — «перевод», recnik — rjecnik — «словарь», devojka — djevojka — divojka — devojka — [dzevojka] (последняя диалектная форма в настоящее время служит одним из оснований для выделения черногорского языка как самостоятельного). Все приведенные примеры являются литературными формами в зависимости от региона.

В связи с этим следует также упомянуть и о специфическом чешском палатальном дрожащем r [rz] (оглушенный вариант [rs]) на месте праславянского мягкого р': reka — «река», Rím — «Рим», Paríz — «Париж», prítel — «друг, приятель

и т. п., который представляет значительные трудности для изучающих чешский язык, поскольку этот звук уникален и не имеет аналогов ни в одном другом языке мира [7: 295].

Особняком в славянском мире стоит словацкий язык из-за наличия в нем дифтонгов, что дополнительно осложняется их чередованием в зависимости от словоформы: kóñ [uo] или [vuo] — bez koña, vidiet — vidím — oni vidia, liat' («лить») — lejem («я лью») — liatie («литьё»), pat («пять») — piaty («пятый»), zniet («звучать») — znenie («звучание») и т. п.

Русский, как большинство других славянских языков, утратил праславянскую систему носовых гласных, однако она сохраняется в польском, которая не всегда соответствует исконной праславянской: она осложнена

1) реализацией носовых в зависимости от положения: mqz — «муж» (носовой), но dfb — «дуб» (носовой распадается на гласный [е] и сонорный [m], а в возвратной частице si; и в формах 1. лица ед. ч. (например, lubi;) он полностью утрачивается, но отображается на письме (так, например, в слове dzifkuj; оба носовых произносятся по-разному);

2) чередованием носовых в зависимости от словоформы (например: mqz — но bez m;za).

Вопрос о трудностях славянских языков по сравнению с русским можно дополнить и различными результатами падения праславянских редуцированных, вследствие чего, например, в сербском языке возникли «слова без гласных», т. е. со слогообразующими согласными: srce («сердце»), Srbija («Сербия»), rt — «мыс», которые могут различаться по долготе/краткости и тону (в зависимости от ударения, например, слово prst может иметь значение или «палец», или «почва»). Наиболее иллюстративными в этом отношении являются чешский и словацкий языки, где слогообразующими могут выступать r и l: srdce («сердце»), vlk («волк»). Классическими для славянской сравнительной фонетики стали чешские предложения без единой гласной: strc prst skrz krk — букв. «вставь палец сквозь горло», или vlk prchl skrz tvrz — букв. «волк побежал через крепость». Более того, в словацком эти слогообразующие дополнительно различаются по долготе и краткости, которые способны чередовать-

ся в зависимости от формы слова: vrba — но bez vrb, vlna — но bez vin. [3].

3. Морфология

Одной из самых больших сложностей при изучении русского и других славянских языков является их флективность, однако западнославянские (в частности, чешский, польский и лужицкие языки) по праву считаются самыми флективными среди славянских [6: 18]. В данном аспекте, сопоставляя русский язык с другими славянскими, можно выделить следующие моменты:

1) количество типов склонений в чешском языке достигает 14, которые, в свою очередь, делятся на твердые и мягкие варианты, так как чешский сохранил праславянскую систему мягкого и твердого типов: zena — bez zeny, o zenë, но ulice — bez ulice, na ulici;

2) более сложная система чередований согласных на стыке морфем: чеш. ruka — v ruce, Praha — v Praze, babicka — babiccin, пол. mucha — o musze, fi-lolog — filolodzy, серб. jezik — jezici, siromah — siro-masi — «бедняк», укр. pi4Ka — у pi4щ, Кременчук — у Кременчуц и т. п.;

3) чередование корневой гласной в закрытых слогах: чешск. кип — но bez konë, словац. stôl — но bez sto-lu, пол. ogród — w ogrodzie, kosciót — но w kosciele, или украинском: ßbeie — до Львова, Kuïe — до Киева, кть — без коня.

Русский язык (как и большинство других славянских) утратил древнюю модель образования собирательных существительных с суффиксом -ядь (ср. рус. челядь), тогда как в сербском и хорватском языках данная модель продуктивна, а ее сложность заключается в том, что лексически она не всегда обоснована: помимо детенышей животных (например, mace — macad («котенок — котята»), jagnje — jagnjad («ягненок — ягнята»)) в эту группу могут входить лексемы, которые заучиваются как исключения, например: dugme — dugmad («пуговица — пуговицы»), bure — burad («бочка — бочки»), cebe — cebad («одеяло — одеяла»), uze — uzad («веревка — веревки») и др.

Категория одушевленности-неодушевленности наиболее вариативно проявляется в западнославянских языках. Так, в чешском и словацком языках, в отличие от русского, она реализуется также в дательном и предложном падежах ед. ч. в виде формального окончания -ovi для одуш.

и -u для неодуш.: studentovi — но domu, словац. bratovi — но stolu, а также в именительном падеже мн. ч. чеш. Slováci, Cesi — но stoly, словац. Cesi — но hrady.

В рамках дихотомии «одушевленность — неодушевленность» можно упомянуть о наличии особой категории лично-мужского рода в польском и словацком языках, в которых грамматически маркированными выступают лица мужского пола (люди): словац. vidím vlky — но vidím studentov, пол. lubig koty — но lubig Polaków.

Рассматривая грамматические трудности в славянских языках по сравнению с русским на морфологическом уровне, нельзя не упомянуть о наличии двойственного числа у имен и глаголов, сохранившемся в словенском и лужицких языках: словен.: bogati moz dela (ед. ч.) — bogati mozje delajo (мн. ч.) — bogata moza delata (дв.ч.); visoka lipa raste (ед. ч.) — visoke lipe rastejo (мн. ч.) — visoki lipi rasteta (дв. ч.). [2: 220].

Отсутствие падежей в болгарском и македонском языках (за исключением местоименных форм) «компенсируется» другой сложностью — наличием постпозитивного артикля, что является характерной чертой Балканского языкового союза. В то же время в сербском и хорватском языках функцию своеобразного артикля выполняют краткие (в роли неопределенного артикля) и полные (в роли определенного) формы прилагательных (при этом краткие формы сербских / хорватских прилагательных, в отличие от русского языка, до сих пор сохраняют систему склонения).

Спряжение русских глаголов в ходе исторического развития значительно упростилось, в то время как чешское (5 классов, 14 типов) и польское — не без основания считаются самыми сложными среди славянских языков ввиду своей вариативности выражения одного и того же грамматического значения. Так, например, 1 л. ед. ч. русск. -у/-ю (кроме глаголов дам и ем и производных от них) в чешском выражается целым рядом формант: já délám — já prosím — já ctu — já melem — já pracuji либо já pracuju (которые различаются стилистически).

Если говорить о славянском глаголе, то традиционную сложность в изучении, как было сказано

выше, представляет система времени и вида. Здесь русская система также оказывается далеко не самой сложной. Сложнее, например, образование будущего времени в польском и украинском, где сосуществуют два типа образования будущего сложного: пол. ja b$d$ czytac / ja b$d$ czytal, укр. я буду читати / читатиму), или форм прошедшего времени (перфекта) в западно- и южнославянских языках, которые требуют личных форм вспомогательного глагола быть (чеш. délal jsem, серб. citao sam), причем в польском эти формы присоединяются к основному глаголу и имеют два типа окончания — отдельно для мужского и для женского: bylem (м.р.) — bylam (ж.р.); bylismy (мн. ч. м.р.) — bylysmy (мн. ч. ж.р.)). Помимо этого в системе времен в южнославянских языках (болгарский, македонский, сербский) сохранились аорист, имперфект, плюсквамперфект, будущее в прошедшем, а в словенском жива особая глагольная форма — супин (словен. ni lahko spati (инфинитив) — «не могу уснуть» / jaz grem spat (супин) — «я иду спать»).

Одной из отличительных особенностей восточнославянских языков, в том числе русского, является отсутствие энклитик, которые представлены в грамматических системах других славянских языков. В первую очередь это возвратные частицы, которые располагаются во фразе на втором месте после первого полнозначного слова синтагмы, причем в чешском и словацком языках, в отличие от русского, возвратные глаголы имеют две формы — с возвратной частицей в винительном падеже (чеш. se, словац. sa) и дательном (чеш., словац. si), а также краткие местоимения и формы глагола быть, используемые для образования перфекта и сослагательного наклонения, в сербском и краткие формы от глагола хотеть (т. е. hteti) — для образования будущего времени. Основная сложность заключается в их позиции в предложении, при этом в разных языках порядок энклитик не одинаков: ср. чеш. zdá se mi — пол. wydaje mi si$ («мне кажется»); или сербские энклитики с обязательным порядком их расстановки в синтагме: po-klonio sam mu ga — «я подарил ему его», который несколько отличается от хорватского варианта: серб. lepa devojka je pevala i igrala — хорв. lijepa je djevojka pjevala i plesala.

Таким образом, отвечая на стереотипный вопрос, какой из славянских языков труднее всего усвоить иностранцу, приведенные для иллюстрации примеры, по нашему мнению, убедительно доказывают, что в любом славянским языке есть свои сложности и «упрощения», русский язык по степени сложности грамматической системы очевидно не будет занимать «лидирующие позиции».

В заключение необходимо обозначить наиболее существенные трудности, с которыми неизбежно сталкиваются изучающие русский язык как иностранный и которые ставят русский язык на позицию одного из самых сложных среди других славянских. В частности, это русская система глаголов движения [5].

Нельзя также не упомянуть и часто приводимые в пример «исключительно русские» концепты судьба, душа, тоска, воля и др. с непереводимым на другие языки ассоциативно-культурологическим наполнением. Здесь отметим, что подобные непереводимые понятия имеются во всех языках, однако без знания русской фоновой культуры, менталитета и реализации данных ключевых концептов в сознании современных носителей русского языка будет трудно (а в некоторых случаях практически невозможно) понять их контекстное значение и прагматическую функцию даже в живой непринужденной речи, не говоря уже о языке художественной литературы, в кинематографе, пе-сенно-музыкальной культуре и т. п.

К лексико-стилистическим особенностям русского языка, отличающим его от моделей функционирования обиходно-просторечных форм общения остального славянского мира, следует отнести наследие старославянского языка, который сформировал его уникальную разноуровневую систему «штилей»: город — град, око — глаз, вельми — очень — оченно и т. д., что в значительной мере обогатило русскую лексику и стилистику, придав языку литературы особую возвышенность и поэтичность.

Лексический пласт в освоении иностранцем русского языка (в отличие от других славянских языков) порой даже представляет собой непреодолимую сложность для иностранца: раз-

говорным язык носителя «русского менталитета» изобилует цитатами из различных прецедентных текстов художественной или массовой культуры и истории, без фоновых знаний которых невозможно до конца и правильно понять русскую разговорную речь — особенности ее прагматики, стилистики, интенций. Например:

Тварь я дрожащая или право имею; И он сказал: «Поехали!»; Ну и гадость эта ваша заливная рыба; И скучно и грустно, и некому руку подать...; Москва слезам не верит; Вечером деньги — утром стулья; Человек, измученный нарзаном; Здравствуйте, я ваша тетя; От Москвы до самых до окраин; увидеть небо в алмазах; как три тополя на Плющихе.

Сюда же также относятся и многочисленные обыгрываемые в конкретном контексте языковые трансплантанты и интертекстемы, понятные только носителю русской культуры:

Шпрехать по-русски; Говорить на инглише; Здаравеньки булы (укр.); А он — не ферштейн нихт по-абхазски; Шерше-ля-фам; Гамарджоба, генацвале! и т. п. [4: 179-180].

Однако данный аспект уже относится к иному пласту языка (не входящий в общую тематику настоящей статьи), который в отчетливой степени характеризует и отличает манеру реализации русской разговорной речи от других славянских языков, что заслуживает отдельного рассмотрения, в том числе и в рамках преподавания РКИ.

ЛИТЕРАТУРА

1. Авина Н. Родной язык в иноязычном окружении. М.; Вильнюс, 2006.

2. Кондрашов Н. А. Славянские языки. М., 1986. С. 213-220.

3. Лифанов К. В. Морфология словацкого языка. М., 1999.

4. Савченко А. В., Хмелевский М. С. «Здаравеньки булы!», или К вопросу о лексической трансплантации (русско-украинские параллели в национально-культурном дискурсе) // Матер. междунар. науч.-практ. конф. к юбилею д. ф. н. проф. А. М. Мелерович. М.; Кострома, 2008. С. 177-181.

5. Савченко А. В., Хмелевский М. С. Семантико-стилистический анализ русских глаголов, выражающих передвижение человека: от стандарта к субстандарту // Slavia. Прага, 2017. Vol. 86. № 2-3. С. 353-365.

6. Соколянский А. А. Введение в славянскую филологию. М., 2004.

7. Широков О. С. Языковедение: введение в науку о языках. М., 2003.

REFERENCES

1. Avina N. (2006) Rodnoi iazyk v inoiazychnom okruzhenii [Native language in a foreign language environment]. Moscow; Vilnius (in Russian)

2. Kondrashov N. A. (1986) Slavianskie iazyki [Slavic languages]. Moscow, pp. 213-220. (in Russian)

3. Lifanov K. V. (1999) Morfologiia slovatskogo iazyka [Morphology of the Slovak language]. Moscow. (in Russian)

4. Savchenko A. V., Khmelevskii M. S. (2008) «Zdaraven'ki buly!», ili k voprosu o leksiches-koi transplantatsii (russko-ukrainskie paralleli v natsional'no-kul'turnom diskurse) [«Zdaraven'ki buly!», or To the question of lexical transplantation (Russian-Ukrainian Parallels in the national-cultural discourse)]. In: Proceedings of the Intenational conference in honor of Anniversary of prof. A. M. Melerovich. Moscow; Kostroma, pp. 177-181. (in Russian)

5. Savchenko A. V., Khmelevskii M. S. (2017) Semantiko-stilisticheskii analiz russkikh glago-lov, vyrazhaiushchikh peredvizhenie cheloveka: ot standarta k substandartu [Semantic and stylistic analysis of Russian verbs expressing the movement of a person from standard to substandard]. Slavia, vol. 6, no. 2-3. Praga, pp. 353-365. (in Russian)

6. Sokolianskii A. A. (2004) Vvedenie v slavianskuiu filologiiu [Introduction to Slavic Philology]. Moscow. (in Russian)

7. Shirokov O. S. (2003) Iazykovedenie: vvedenie v nauku o iazykakh [Linguistics: introduction to the science of languages]. Moscow. (in Russian)

[ представляем новые книги. рецензии]

ФЕДОТОВА Н. Л., ФЕОКЛИСТОВА В. М. ВОТ ЭТО ДА!

(Начало на с. 13,24. Окончание на с. 100)

альтернативное решение проблемы, выразить сожаление по поводу несовершенного действия (с. 64) и т. п. Выполняя творческие задания, к которым студентов последовательно подводит предшествующая работа с конструкциями разговорной речи, они разыгрывают диалог с опорой на художественные иллюстрации (с. 46), инсценируют телепередачу (с. 51), представляют в форме полилога заданные ситуации (с. 37).

В ходе выполнения тренировочных заданий совершенствуются также навыки распознавания в тексте экспрессивных конструкций разговорной речи. Большинство текстов данного блока построено на обыгрывании внутренней формы фразеологизмов или языковой игре, базирующейся на системных отношениях этих единиц. В соответствии с современными тенденциями построения текста как средства массовой коммуникации фразеологизмы используются авторами пособия в функции заголовка: «Вы можете выйти сухим из воды, даже если вы сели в лужу» (с. 27), «Стоит ли пускать пыль в глаза даже ради прекрасных глаз» (с. 54), «Не задирайте нос, чтобы не остаться с носом» (с. 14), «Постарайтесь найти общий язык, даже если вы говорите на разных языках» (с. 65). Для других мини-текстов данного блока сту-

дентам предлагается подобрать названия, трансформировать некоторые фразы, сделав текст более экспрессивным.

Основная же работа по совершенствованию умений в чтении и говорении с использованием текстового материала разговорной речи сосредоточена в следующем блоке раздела. Именно здесь представлены упоминавшиеся выше аутентичные художественные тексты современных авторов, в том числе, авторов пособия, включающие экспрессивные конструкции. Упражняясь в их употреблении, студенты описывают и оценивают внешность и характер героев, обсуждают и развивают сюжет текста (с. 51, 59), инсценируют его (с. 18), в том числе, преобразуя монологический текст в диалог (с. 68).

Каждый раздел пособия, как того требуют основные положения теории учебника, завершается обобщением изученного и самоконтролем полученных языковых знаний (студенты работают с материалом таблицы), а для контроля практических навыков владения конструкциями разговорной речи преподаватель может использовать предложенные авторами сюжетные рисунки и материалы для видеоаудирования с коммуникативными заданиями и ссылками на интернет-сайты, типа: Посмотрите видеосюжет «Художник-маркетолог» (Шоу