Научная статья на тему '«Русский вопрос» и Первая мировая война: о некоторых тенденциях современных интерпретаций'

«Русский вопрос» и Первая мировая война: о некоторых тенденциях современных интерпретаций Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
541
120
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
МИРОВАЯ ВОЙНА / КОНФЛИКТ / ДИПЛОМАТИЯ / МЕЖДУНАРОДНОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО / ГЛОБАЛЬНЫЙ КРИЗИС / ПОЛИТИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ / ВОЕННАЯ СТРАТЕГИЯ / WORLD WAR / CONFLICT / DIPLOMACY / INTERNATIONAL COOPERATION / GLOBAL CRISIS / POLITICAL TRADITION / MILITARY STRATEGY

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Гуторов Владимир Александрович

Кто несет ответственность за Первую мировую войну? Широко распространена обоснованная Фрицем Фишером идея, согласно которой в развязывании конфликта виновна в первую очередь Германия. Вместе с тем Шон Макмикин указывает на другого виновника Россию. Но почему Россия желала начать то, что хорошо осознавалось всеми как неизбежное начало большой европейской войны? По мнению Макмикина, именно Россия обдуманно использовала кризис для начала войны с Австро-Венгрией и Германией. Эта линия проводилась весьма искусно и была направлена на то, чтобы сделать французов «добровольными соучастниками российских планов, одновременно сохранив симпатии одураченных британцев». Цели России якобы состояли ни больше ни меньше как в уничтожении и Австро-Венгерской, и Оттоманской империй, захвате Константинополя. В статье доказывается крайняя противоречивость данных гипотез.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

“The Russian Question” and the First World War: on Some Tendencies of the Modern Interpretations

Who was responsible for the First World War? That Germany was largely to blame has become the established view, well elaborated by Fritz Fischer, in particular. But Sean McMeekin points his finger at a different culprit, Russia. But why did Russia wished to start what it knew would become a major European war? McMeekin argues, however, that it was Russia, rather than Germany, that used the crisis to deliberately launch a war with Austria-Hungary and Germany. It did so with such skill as to maintain the French as«willing collaborators in Russian plans», while retaining the sympathy of a bamboozled Britain. Russia’s aims were no less than the destruction of both the Austro-Hungarian and the Ottoman Empires, and the seizure of Constantinople. In the article the extreme contradictory character of the these hypotheses is proved.

Текст научной работы на тему ««Русский вопрос» и Первая мировая война: о некоторых тенденциях современных интерпретаций»

УДК 327.5

В. А. Гуторов

«русский ВОПРОС» и ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА: О НЕКОТОРЫХ ТЕНДЕНЦИЯХ СОВРЕМЕННЫХ ИНТЕРПРЕТАЦИЙ

Кто несет ответственность за Первую мировую войну? Широко распространена обоснованная Фрицем Фишером идея, согласно которой в развязывании конфликта виновна в первую очередь Германия. Вместе с тем Шон Макмикин указывает на другого виновника — Россию. Но почему Россия желала начать то, что хорошо осознавалось всеми как неизбежное начало большой европейской войны? По мнению Макмикина, именно Россия обдуманно использовала кризис для начала войны с Австро-Венгрией и Германией. Эта линия проводилась весьма искусно и была направлена на то, чтобы сделать французов «добровольными соучастниками российских планов, одновременно сохранив симпатии одураченных британцев». Цели России якобы состояли ни больше ни меньше как в уничтожении и Австро-Венгерской, и Оттоманской империй, захвате Константинополя. В статье доказывается крайняя противоречивость данных гипотез.

Ключевые слова: мировая война, конфликт, дипломатия, международное сотрудничество, глобальный кризис, политические традиции, военная стратегия.

Современный конфликт идей, разворачивающийся вокруг роли России в европейской и мировой истории начала ХХ в., во многом воспроизводит стереотипы «культурных войн», т. е. идейных баталий, которые велись во второй половине XIX в. между католиками и сторонниками светского государства. Как отмечают Кристофер Кларк и Вольфрам Кайзер в предисловии к книге «Культурные войны. Конфликт мирян и католиков в Европе девятнадцатого века», в данный период, «хотя определенно и были эпизоды физического насилия против людей и собственности, эти войны велись преимущественно в культурной среде — в сфере разговорного и печатного слова, образа, символа... Одной из наиболее заметных черт этой эры является подчас зияющий разрыв между виртуальной реальностью культурной военной риторики, в которой мы, как кажется, созерцаем беспощадную борьбу между двумя диаметрально противоположными социокультурными мирами, и живой реальностью европейских обществ, в рамках которой, даже на пике "горячих культурных войн", потрясавших Европу с 1860-х до 1880-х гг., конфронтационный шок смягчался на каждом уровне серией компромиссов и прагматических газетных новостей. В характерных для этой эры скачкообразных фразах риторической эскалации ключевая роль по обе стороны водораздела доставалась тем "снайперам", чьи бескомпромиссные апелляции к предрассудку и страху поднимали эмоциональную температуру в обоих лагерях» (Clark, Kaiser, 2009, р. 5-6; ср.: Hayes, Higonnet, Spurlin, 2009, р. 1-20; Fromkin, 2004; Henig, 2002, р. 26-44).

В этом контексте примечательны слова Кларка в другой его популярной работе «Лунатики. Как Европа шла к войне в 1914 г.» относительно «конфликта интер-

© В. А. Гуторов, 2014

претаций», связанных как с процессом развязывания войны, так и с вопросом о том, кто именно несет за нее непосредственную ответственность: «Внезапное начало войны в 1914 r. — это не драма по Агате Кристи, в конце которой мы обнаружим преступника, стоящего в оранжерее над трупом с дымящимся пистолетом в руке. В этой истории нет никакого дымящегося пистолета или же, скорее, по одному пистолету имеется в руках у каждого из главных персонажей. Если рассматривать все в таком свете, начало войны было трагедией, а не преступлением. Признание этого вовсе не означает, что мы должны преуменьшать воинственность и империалистическую паранойю австрийских и германских творцов политики, которые буквально поглотили внимание Фрица Фишера и его историографических союзников. Но немцы были не единственными империалистами и не единственными, кто поддался паранойе. Кризис, приведший к войне в 1914 г., был плодом разделяемой всеми политической культуры. Но он был также многополярным и крайне интерактивным. Именно это сделало его наиболее сложным событием нового времени. Вот почему спор о возникновении Первой мировой войны продолжается в течение целого столетия после того, как Гав-рило Принцип сделал два фатальных выстрела на улице Франца Иосифа. Ясна только одна вещь: ни один из призов, за которые политики боролись в 1914 г., не стоил разразившегося катаклизма. Понимали ли борющиеся стороны, насколько велики были ставки?» (Clark, 2014, p. 462; ср.: Mombauer, 2002; Howard, 2002а; 2002b, p. 18-32; Uncovered Fields, 2004, p. 1-23; Keegan, 2000, р. 3-23; Robbins, 2002, р. 103-164; Crook, 1994, р. 130-152; Prior, Wilson, 1999, р. 14-29; Campbell, 2005, р. 261-279).

Для ответа на этот вопрос нужно выяснить, насколько соотносятся с реальностью современные интерпретации роли России и русских правящих кругов в развязывании первого в мировой истории глобального конфликта, не только предопределившего политическое развитие всего ХХ в., но и постоянно «проникающего» в современный политический дискурс. Например, анализируя в феврале 2013 г. растущую мощь Китая в свете современных тенденций глобального кризиса, британский журналист Гидеон Рахман утверждал: «Аналогия сегодняшнего Китая с Германией перед Первой мировой войной поразительна... Ободряющим, по крайней мере, является то, что китайское руководство предприняло интенсивное изучение [проблемы] роста великих держав на протяжении веков и полно решимости избежать ошибок и Германии, и Японии» (цит. по: Harrison, www.voxeu.org).

Комментируя аналогию Рахмана, историк Марк Харрисон справедливо отмечает: «Идея, согласно которой китайские лидеры желают избегать ошибок Германии, [действительно] ободряющая. Но каких именно "ошибок" они стремятся избежать? Мы сами продолжаем спорить и иногда впадаем в заблуждение относительно того, какие ошибки были сделаны, и даже относительно того, были ли вообще ошибки. Вот это никак не ободряет» (Ibid.).

Попытки установить, какие именно «ошибки» были допущены отечественной правящей элитой в 1914 г., нередко опосредуются и на Западе, и в самой России многочисленными историческими и пропагандистскими мифами с примесью откровенной русофобии.

При всех особенностях исторической судьбы (имеем в виду, например, традиционную конфронтацию с Западом) имперская Россия, особенно с рубежа XVIII —XIX вв., становится органической составной частью европейской и мировой экономической и политической системы. Во второй половине XIX в. об этом свидетельствовали в равной степени и бурное развитие капиталистических отношений в пореформенный период, и система финансовых и военных альянсов между Российской империей и западными странами на рубеже XIX-XX вв. (например, знаменитый французский заем, позволивший царской России стабилизировать финансовую систему и справиться с первой революционной волной; присоединение к Антанте и т. д.). Если бы не Октябрь 1917 г, Россия, оказавшись в числе стран-победительниц в Первой мировой войне, не только укрепила бы свои геополитические позиции, но и имела бы все шансы без революционных потрясений превратиться за короткий исторический период в равного партнера любой великой державы, постепенно проводя экономическую модернизацию и политические реформы. После 1917 г, противопоставив себя Западу в качестве бастиона «мировой революции», советская Россия тем не менее вскоре вновь стала восстанавливать традиционные торговые и экономические связи с западными партнерами, но при этом всегда рассматривалась последними как потенциальный агрессор и источник социальных смут. Победа во Второй мировой войне и превращение СССР в мировую сверхдержаву, естественно, усилили и процесс его интеграции в мировую экономику, хотя отношение к нему западных стран как к очагу «коммунистической угрозы» в идеологическом плане не изменялось. «Либеральная революция», победившая в России в начале 1990-х гг., довела смутность отечественного идеологического дискурса до крайнего предела, смешав либеральные, консервативные и постсоциалистические ценности в столь причудливую амальгаму, что в ее рамках становится крайне трудно оценивать кризис Российской империи в начале ХХ в. (см., напр.: Эткинд, 2013). Именно по этой причине характеристики рассматриваемого кризиса, широко представленные в современной западной научной литературе и публицистике, заслуживают особого внимания.

В опубликованной недавно книге с многозначительным названием «Русские истоки Первой мировой войны» историк Шон Макмикин, профессор истории турецкого Университета Коч, преподававший также в стамбульском Университете Билкент, предпринял радикальную попытку пересмотра господствовавшей на протяжении многих десятилетий как в западной, так и в российской историографии (включая советский период) версии, согласно которой основную ответственность за развязывание военного конфликта несут Германия и ее союзники. «Учитывая важность [участия] России в войне в 1914-1917 гг. для дальнейшего развития мировой истории — от краха Оттоманской империи и всего того, что за ним последовало на Ближнем Востоке, до возвышения коммунизма, — отмечает он, — любопытно, как мало сегодня предан огласке характер мысли творцов политики в Петрограде в период этого конфликта. Пятьдесят лет прошло со времени публикации работы Фрица Фишера "Griff nach der Weltmacht" («В погоне за мировой гегемонией». — В. Г.) в 1961 г. „.И хотя немногие ученые принимают в настоящее время предельно крайний тезис Фишера о том, что Пер_ 23

ПОЛИТЭКС. 2014. Том 10. № 2

вая мировая война была заранее продуманной "германской заявкой на мировое господство", различные версии истории возникновения войны до сих пор безальтернативно сфокусированы на принятии решений в Берлине и во вторую очередь — в Вене. Для ученых, равно как и для большинства читателей, война 1914 г. остается в сущности германской войной, в которой Россия играла по большей части пассивную роль» (McMeekin, 2011, p. 1).

В действительности Ф. Фишер, опираясь на многообразные документальные источники, не только предельно ясно обосновал свою концепцию «главного виновника» в развязывании мирового конфликта, но вполне доказательно выявил один из важных моментов немецкого плана начала войны, а именно стремление германских правящих кругов представить Россию в качестве ее непосредственного инициатора. Согласно данному плану, «во-первых, Россию было необходимо... превратить [в страну], несущую ответственность за развязывание войны, а во-вторых, необходимо было добиться того, чтобы Британия придерживалась нейтралитета. Бетман Гольвег уверил себя, что он нашел ключ к этой проблеме в "политике локализации". Не ранее 26 июля он в следующих словах очень ясно изложил определяющие идеи Германии как императору, так и Порталесу, Лихновскому и Шёну: "Поскольку граф Берхтольд заверил Россию в том, что Австрия не стремится к территориальным расширениям в Сербии. поддержание европейского мира зависит исключительно от России". Позиция Германии должна быть "спокойной", поскольку, только подвергшись нападению, Германия могла бы рассчитывать на нейтралитет Британии и с его помощью добиться поддержки общественного мнения внутри страны, удовлетворив главную потребность, заключающуюся в том, чтобы получить поддержку войны со стороны социал-демократов. С этой точки зрения идея сделать "Россию единственной страной, ответственной за любое расширение конфликта и нарушение европейского мира", с постоянно возрастающей частотой появляется в немецких документах. Йагов пытался повлиять на позицию Италии, Румынии и Болгарии в случае возникновения большого пожара, утверждая, что и Германия, и Британия постоянно прилагали усилия к тому, чтобы "поддерживать локальный характер конфликта", и что только Россия может начать войну» (Fischer, 2007, р. 62-63; ср.: Hewitson, 2004; Deist, 1997, р. 160-172; Ferguson, 1997, р. 228-280; Simkins, Jukes, Hickey, 2003, р. 21-25, 104-109; Hall, 2000; Hamilton, Herwig, 2004, р. 7089; War Planning, 2010; The Kaiser, 2004; Mombauer, 2001).

Главный тезис Макмикина, обозначенный им в предисловии к своей работе скорее дополняет, а не опровергает концепцию Фишера. Этот тезис состоит в следующем: «Подобно тому как история восточного фронта была приглажена вполне понятной, сфокусированной историками акцентировкой внимания на титанической драме русской революции, собственные цели России в войне в современных популярных историях были погребены под обломками взрывной послевоенной истории Среднего Востока, находившегося под британской и французской имперской опекой. В качестве примера крайней исторической небрежности последний случай пренебрежения является более серьезным. Вполне возможным (но вряд ли идеальным) будет объяснять русскую революцию по большей части внутренними причинами, походя ссылаясь на развитие

военных событий на восточном фронте между 1914 и 1917 гг. Лишь немногие историки уже не делают этого, [понимая, что] кардинально важным предметом современной научной мысли является протяженность между "Великой войной России и Революцией"... т. е. "континуум кризиса" между 1914 и 1922 гг По контрасту не может быть никаких сомнений в том, что история последних столетий тех земель, которые входили в состав бывшей Оттоманской империи, простираясь от европейской Фракии и побережья Эгейского и Черного морей до Анатолии, "турецкой Армении", Кавказа и Персии, Месопотамии и Палестины, не может быть написана без ссылки на цели России в Первой мировой войне. Даже основная хронология Первой мировой войны не может быть понята без решения проблем, связанных с военными целями имперской России. От инцидента в Сараево, воспламенившего июльский кризис, до мобилизационной драмы, окружавшей возникновение войны, нереалистичного графика немецкого плана Шлиффена и погружения западного фронта в трясину окопной войны, кровавой трагедии в Галлиполи, армянской резни 1915 г., соглашения Сайкса — Пико в 1916 г. и последующего дележа азиатской Турции вплоть до революции 1917 г., — все эти наиболее известные и крайне взрывоопасные события войны были теснейшим образом связаны с российской внешней политикой. Окопы, Верден, маки полей Фландрии могут быть постоянными образами великой войны в западном воображении, но было бы крайне трудно сегодня спорить о том, что во франко-германской схватке во Фландрии подвергалось опасности нечто, имеющее перспективное стратегическое значение. Отсутствие в этих действиях каких-либо различимых внешнеполитических целей позволяет объяснить, почему происходившая там бойня казалась столь бессмысленной и так болезненно задевала чувства людей, которые сражались и проливали кровь. Но можно ли то же самое сказать и о сражениях в Галлиполи, "турецкой Армении", Закавказье, Баку, Тегеране, Багдаде, Дамаске, Палестине и Суэце? Людям, живущим ныне в этих местах, Первая мировая война представляется не как разновидность бессмысленной гражданской войны между европейским народами, которые с тех пор научились жить в мире, — что теперь мы могли бы называть стандартом европейского нарратива, — но, скорее, как обдуманный заговор, направленный на разрушение и демонтирование последней великой исламской власти на Земле, Оттоманской Турции. Не надо не верить в более дикие теории заговора, чтобы почувствовать, что в данном случае в них содержится зерно истины. Чем же были в конце концов Итальянская и Балканские войны, в которых турки сражались в 1911-1913 гг, как не начальным актом мировой войны 1914 г, в которую великие державы устремились с уже воюющими малыми странами для того, чтобы расчленить Оттоманскую империю? Если расширить диапазон, охватив глобальный конфликт между итальянским вторжением в оттоманскую Ливию в 1911 г. и договором в Лозанне в 1923 г., который в конечном счете предоставил Турции независимость (отклонив турецкие притязания на многие бывшие оттоманские территории), Первая мировая война легко может быть названа "Войной за Оттоманское наследство". Именно эта история повествуется в записях имперского российского министерства иностранных дел, история, которая была сокрыта от глаз до тех пор, пока Троцкий в 1917 г. не осуществил в архивах кра-

жу со взломом. Она стала доступной для любого ученого, читающего по-русски (или по-немецки, поскольку многие из изданных в советский период томов царских документов были переведены на немецкий). Привлекая названные материалы наряду с еще не опубликованными документами, к которым теперь открыт доступ в русских и европейских архивах, я берусь доказать в этой книге, что существующий ныне консенсус относительно Первой мировой войны не может выдержать серьезного испытания на прочность. Война 1914 г была войной России в гораздо большей степени, чем германской войной» (McMeekin, 2011, р. 3-5; ср.: Fromkin, 1989; Erickson, 2001; Jukes, 2003; Aksakal, 2008).

В российском научном сообществе книга Макмикина была встречена по большей части негативно. Однако в рецензии на нее А. Захаров, в частности, отмечал, что в современной историографии Первой мировой войны дихотомия «Фишер/Макмикин» становится все более значимой: «Предложенный им взгляд на проблему выглядел новаторским вследствие того, что Шон Макми-кин совершил дерзкое покушение на устоявшийся консенсус, согласно которому ответственность за развязывание Первой мировой войны следует возлагать по большей части на немцев и их союзников австрийцев. С его точки зрения, ключевым инициатором развязывания общемировой бойни выступила Россия, целенаправленно готовившая этот конфликт. И в этом плане произведенный им резонанс можно уподобить перевороту, спровоцированному в начале 1960-х гг. немецким историком Фрицем Фишером, доказавшим, что Германия, стремясь к мировому господству, еще до начала противостояния методично выстраивала планы обширных колониальных захватов в Европе и Африке. Впрочем, если немецкому автору, несмотря на гневные протесты немецкой общественности, удалось тогда положить начало новой научной парадигме, с которой постепенно согласились и в самой Германии, то в случае с американским ученым этого ждать не стоит: возмущения и здесь было много, но вот новый научный консенсус едва ли сложится. С точки зрения автора, Россия, которая всегда была стратегически заинтересована в сокрушении Османской империи, препятствовавшей ее экспансии на юг, изначально готовилась воевать в первую очередь в бассейне Черного моря. Сербия и Балканы, напротив, к началу ХХ столетия уже не являлись русским приоритетом: ультиматум, предъявленный венским двором сербскому правительству в июле 1914 г., был лишь удобным предлогом для того, чтобы развернуть всеобщую мобилизацию, имея в уме десантную операцию по захвату Константинополя с последующим расчленением соседней империи. Выступление в защиту сербов стало сугубо пропагандистским событием» (Захаров, www. nlobooks.ru; ср.: Gatrell, 2005; Fromkin, 2004, р. 129-132; McDonough, 2007).

В рецензии ни книгу Макмикина, написанной в марте 2012 г., профессор университета Нортумбрия А. У. Пердью назвал основной тенденцией книги американского ученого стремление обосновать тезис о «виртуозном коварстве» русской дипломатии, использовавшей сараевский кризис для того, чтобы начать войну с Германией и Австро-Венгрией. Конечными целями этой войны были уничтожение Австро-Венгрии и ликвидация Оттоманской империи. Одновременно маневры русского министра иностранных дел Сергея Сазонова были направлены и на то, чтобы сделать французов «добровольными соучастниками

российских планов, одновременно сохранив симпатии одураченных британцев» (Purdue, www.timeshighereducation.co.uk).

На наш взгляд, даже помещенный в рамки новоизобретенной дихотомии, такой подход слишком упрощает историческую реальность и не дает ответа на самый принципиальный вопрос, сформулированный Джеком С. Леви: «Действительно ли Первая мировая война возникла в первую очередь из-за конфликтующих интересов европейских великих держав в 1914 г? Или же она была результатом неверных восприятий, неправильных расчетов, излишних реакций и потери контроля со стороны политических лидеров? Действительно ли лидеры не управляли конфликтом, или же они не усматривали никакого интереса в том, чтобы управлять кризисом и [тем самым] во что бы то ни стало избежать войны? Эти вопросы все еще являются критическими. Первая мировая война — наиболее часто приводимая иллюстрация "непредумышленной войны", первичный источник многих гипотез по данному вопросу и общая историческая и стратегическая метафора в ядерную эпоху. Поэтому важно, чтобы мы в точности поняли, в каких аспектах (если таковые имеются) Первая мировая война была непредумышленной. Это особенно важно в свете продолжающихся дебатов относительно аргумента Фрица Фишера, согласно которому немецкие элиты в 1914 г. спровоцировали великую войну за власть для того, чтобы утвердить положение Германии на континенте, укрепить свой статус мировой державы и разрешить свой внутренний политический кризис» (Levy, 1990-1991, p. 151; ср.: The Oxford History of Modern War, 2000, р. 20-39; Ferguson, 1992, p. 725 sq.; 2006; Big Wars and Small Wars, 2006; Strachan, 2001, р. 1-64, 1114-1140; 2003; Thompson, 1987, р. 83-99; Kramer, 2007).

Литература

Захаров А. Рец.: The Russian Origins of the First World War. Sean McMeekin. Cambridge, MА: The Belknap Press of the Harvard University Press, 2011. 324 p. // www.nlobooks.ru/ node/5342 (Zaharov A. Review: The Russian Origins of the First World War. Sean McMeekin. Cambridge, MА: The Belknap Press of the Harvard University Press, 2011. 324 p. // www.nlobooks. ru/node/5342).

ЭткиндА. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России. М.: Новое литературное обозрение, 2013. 448 с. (Etkind A. Internal Colonization. Russia's Imperial Experience. Moscow: New Literary Observer, 2013. 448 p.).

Aksakal M. The Ottoman Road to War in 1914. The Ottoman Empire and the First World War. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. 216 p.

Big Wars and Small Wars. The British Army and the Lessons of War in the Twentieth Century / ed. by H. Strachan. New York & London: Routledge, 2006. 185 p.

Campbell J. Interpreting the War // The Cambridge Companion to the Literature of the First World War / еd. by V. Sherry. Cambridge: Cambridge University Press, 2005. 322 p.

Clark Ch., Kaiser W. Introduction. The European Culture Wars // Culture Wars. Secular-Catholic Conflict in Nineteenth-Century Europe / eds Ch. Clark, W. Kaiser. Cambridge: Cambridge University Press, 2009. P. 1-10.

Clark Ch. Sleepwalkers. How Europe Went to War in 1914. New York; London: Harper Perennial, 2014. 736 p.

Crook P. Darwinism, War and History. The Debate over the Biology of War from the "Origin of Species" to the First World War. Cambridge: Cambridge University Press, 1994. 306 p.

Deist W. The German Army, the Authoritarian Nation-State and Total War // State, Society and Mobilization in Europe in the First World War / ed. by J. Horn. Cambridge: Cambridge University Press, 1997. P. 160-172.

Erickson E.J. Ordered to Die. A History of the Ottoman Army in the First World War. Westport, Connecticut and London: Greenwood Press, 2001. 265 p.

Ferguson N. Germany and the Origins of the First World War // The Historical Journal. Vol. 35, N 3 (September 1992). P. 725-752.

Ferguson N. The Kaiser's European Union. What if Britain had "stood aside" in August 1914? // Virtual History: Alternatives and Counterfactuals / ed. by N. Ferguson. New York: Basic Books, 1997. P. 228-280.

Ferguson N. The War of the World. Twentieth-Century Conflict and the Descent of the West. New York: The Penguin Press, 2006. 808 p.

Fischer F. Germany's Aims in the First World War. New York: W.W. Norton & Company, 2007. 680 p.

Fromkin D. A Peace to End All Peace. The Fall of the Ottoman Empire and the Creation of the Modern Middle East. New York: An Owl Book. Henry Holt and Company, 1989. 625 p.

Fromkin D. Europa's Last Summer. Who Started the Great War in 1914? New York: Alfred A. Knopf,

2004. 318 p.

Gatrell P. Russia's First World War. A Social and Economic History. Harlow, England: Pearson,

2005. 318 p.

Hall R. The Balkan Wars. 1912-1913. London and New York: Routledge, 2000. 176 p. Hamilton R. F., Herwig H. H. Decisions for War, 1914-1917. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. 266 p.

Harrison M. Four Myths about the Great War of 1914-1918 // www.voxeu.org/article/four-myths-about-great-war-1914-1918.

Hayes J., Higonnet M. R., Spurlin W. J. Introduction: Comparing Queerly, Queering Comparison, Theorizing Identities between Cultures, Histories, and Disciplines // Comparatively Queer. Interrogating Identities across Time and Cultures / eds J. Hayes, M. R. Higonnet, W. J. Spurlin. New York: Palgrave Macmillan, 2009. P. 1-20.

Henig R. The Origins of the First World War. Third Edition. London and New York: Routledge, 2002. 58 p.

Hewitson M. Germany and the Causes of the First World War. Oxford & New York: Berg, 2004. 268 p.

Howard M. The First World War. A Very Short Introduction. Oxford: Oxford University Press, 2002a. 102 p.

Howard M. The First World War. Oxford: Oxford University Press, 2002b. 154 p. Jukes G. The First World War (I). The Eastern Front. 1914-1918. New York: Routledge, 2003. 95 p. Keegan J. The First World War. Toronto: Vintage Canada Edition, 2000. 475 p. Kramer A. Dynamic of Destruction. Culture and Mass Killing in the First World War. Oxford: Oxford University Press, 2007. 434 p.

Levy J. S. Preferences, Constraints, and Choices in July 1914 // International Security. Vol. 15, N 3 (Winter 1990-1991). P. 151-186.

McDonough F. The Conservative Party and Anglo-German Relations, 1905-1914. New York: Palgrave Macmillan, 2007. 201 p.

McMeekin S. The Russian Origins of the First World War. Cambridge: Belknap Press of Harvard University Press, 2011. 324 p.

MombauerA. Helmuth von Moltke and the Origins of the First World War. Cambridge: Cambridge University Press, 2001. 325 p.

Mombauer A. The Origins of the First World War. Controversies and Consensus. London: Longman, 2002. 256 p.

PriorR., Wilson T. The First World War. London: Cassell, 1999. 223 p.

Purdue A. W. The Russian Origins of the First World War // www.timeshighereducation.co.uk/ books/the-russian-origins-of-the-first-world-war/419160.article.

tfOßHTJKC- 2014. TOM 10. № 2

Robbins K. The First World War. Oxford: Oxford University Press, 2002. 187 p. Simkins P., Jukes G., Hickey M. The First World War. The War to End All Wars. Oxford: Osprey Publishing, 2003. 352 p.

Strachan H. The First World War. Volume I. To Arms. Oxford: Oxford University Press, 2001. 1227 p.

Strachan H. The First World War. New York: Penguin Books, 2003. 384 p. The Kaiser. New Research on Wilhelm II's Role in Imperial Germany / eds A. Mombauer, W. Deist. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. 299 p.

The Oxford History of Modern War / ed. by Ch. Townshend. Oxford: Oxford University Press, 2000. 407 p.

Thompson J. A. Reformers and War. American Progressive Publicists and the First World War. Cambridge: Cambridge University Press, 1987. 300 p.

Uncovered Fields. Perspectives in First World War Studies. Leiden; Boston: Brill, 2004. 302 p. War Planning. 1914 / eds R. F. Hamilton, H. H. Herwig. Cambridge: Cambridge University Press, 2010. 269 p.

ПОЛИТЭКС. 2014. Том 10. № 2

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.