«Русский иноземец» XVII в. Владимир Иевлевич Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Л. А. Тимошина

«РУССКИЙ ИНОЗЕМЕЦ» XVII в.

ВЛАДИМИР ИЕВЛЕВИЧ

В последние десятилетия одним из самых популярных, если не сказать, модных, направлений исследований является тема «иностранцы в России»: проводятся международные конференции, появляются многочисленные сборники статей, освещающие особенности пребывания в России представителей различных зарубежных стран и конфессий, восприятие ими русской действительности и отношение к ним русских людей («свой» — «чужой») и т. д. При обращении к этим работам становятся очевидными две тенденции. Первая — хронологическая, связанная, с одной стороны, с проявляемым вниманием, с одной стороны, к истории иностранцев в Русском государстве в начале — середине XVII в., что объясняется как событиями Смутного времени,1 так и некоторыми другими коллизиями этого периода — указом 1627 г. о перекрещивании иноверцев, проектом женитьбы датского королевича Вольдемара на царевне Ирине Михайловне и т. д.;2 а с дру-

1 См., например: Флоря Б. Н. Польско-литовская интервенция в России и русское общество. М., 2005; Малов А. В. 1) «Выход» и «выходцы» на завершающем этапе Смуты (1613-1619): определение терминологических границ (по данным расходных книг Казенного приказа) // Смутное время: итоги и уроки. Сборник материалов второй Всероссийской научной конференции (Иваново — Кохма — Шуя, 20-22 апреля 2012 г.). Иваново, 2012. С. 157-195; 2) Выходцы из Речи Посполитой на службе царя Михаила Федоровича на завершающем этапе Смуты. 1613-1619 гг. // Смута в России и Потоп в Речи Посполитой: опыт преодоления государственного кризиса в XVII столетии. Материалы Российско-польской научной конференции Москва, 2426 октября 2012 г. М., 2016. С. 210-244; Скобелкин О. В. Служилые немцы в России в эпоху Смуты // Там же. С. 164-178; и др.

2 Голубцов А. П. Памятники прений о вере, возникших по делу королевича Валь-демара и царевны Ирины Михайловны // ЧОИДР. 1892. Кн. 2. С. ХШ-Х^; Бахрушин С. В. Труды по источниковедению, историографии и истории России эпохи феодализма. М., 1987. С. 108-114; Филина Е. И. 1) Русско-датские династические

© Л. А. Тимошина, 2018

гой — к их положению в государстве в конце XVII — первой четверти XVIII в., времени начала деятельности Петра I.3 Промежуточный период, когда были заложены основы петровских преобразований и значительно расширились всякого рода контакты с иноземцами как на общегосударственном, так и на личностном уровне, занимает историков в меньшей степени. Вторая тенденция — тематическая, заключающаяся в сосредоточении интересов историков или на вопросах вероисповедания иностранцев,4 или на их роли в военной истории Русского государства XVII в., иногда — в участии в работе приказного аппарата.5 В результате, практически вне поля зрения остается,

связи в первой половине XVII в. // Древняя Русь и Запад. Научная конференция. Книга резюме. М., 1996. С. 167-170; 2) Царь Алексей Михайлович и политическая борьба при московском дворе (1645-1652 гг.) // Российская монархия: вопросы истории и теории. Воронеж, 1998. С. 97-113; Кошелева О. Е. Лето 1645 года: смена лиц на российском престоле // Казус 1999. Индивидуальное и уникальное в истории. М., 1999. С. 148-170; и др.

3См., например: Патрик Гордон. Дневник. 1635-1659, 1659-1667, 1677-1678 1684-1689, 1690-1695. М., 2000-2014; Гузевич Д. Ю., Гузевич И. Болезнь и смерть Франсуа Лефорта // Петровское время — 2004. Материалы научной конференции. СПб., 2004. С. 63-106; Лефорт. Сборник документов и материалов. М., 2006; Павленко Н. И. Франц Лефорт. М., 2009; Гузевич Д. Ю. Захоронения Лефорта и Гордона: могилы, кладбища, церкви. Мифы и реалии. СПб., 2013.

4Из новейших работ см.: Опарина Т. А. 1) Представление о христианине другой конфессии в России первой половины XVII века // Древняя Русь и Запад. Научная конференция. Книга резюме. М., 1996. С. 160-166; 2) «Исправление веры греков» в русской церкви первой половины XVII в. // Россия и Христианский Восток. Вып. 2-3. М., 2004. С. 288-325; 3) Полковник Александр Лесли и православие // Иноземцы в России в XV-XVII веках. Сборник материалов конференций 2002-2004 гг. М., 2006. С. 141-166; и др. работы этого автора.

5 См., например: Беляков А. В. 1) Служащие западноевропейского происхождения в Посольском приказе второй трети XVII века // Иноземцы в России в XV-XVII веках. Сборник материалов конференций 2002-2004 гг. М., 2006. С. 70-80; 2) Служащие Посольского приказа 1645-1682 гг. СПб., 2017; Курбатов О. В. 1) Наемный корпус Делагарди на службе царя Василия Шуйского // Военно-исторический журнал «Цейхгауз». 2002. Вып. 19. № 3. С. 4-6; 2) Роль служилых «немцев» в реорганизации русской конницы в середине XVII века // Иноземцы в России в XV-XVII веках. Сборник материалов конференций 2002-2004 гг. М., 2006. С. 18-34; 3) Неизвестная армия царя Алексея Михайловича: шляхта Великого княжества Литовского на царской службе во время войны России с Речью Посполитой 1654-1667 гг. // Смута в России и Потоп в Речи Посполитой: опыт преодоления государственного кризиса в XVII столетии. Материалы Российско-польской научной конференции Москва, 2426 октября 2012 г. М., 2016. С. 293-308; и др. работы этого автора; Лебедев А. Л. Служилые иноземцы в России XVII в. (1613-1689): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Ярославль, 1998. С. 1-24; Лисейцев Д. В. Переводчик Посольского приказа Иван Фомин и источники по истории приказной системы Московского государства конца XVI — середины XVII века // Иноземцы в России в XV-XVII веках. Сборник материалов конференций 2002-2004 гг. М., 2006. С. 241-252; Малов А. В. 1) Московские

как это ни странно, повседневная жизнь в России, иногда на протяжении нескольких десятилетий, такой группы населения, как иностранные купцы вместе с их приказчиками и агентами, которые по роду своих занятий имели постоянные контакты с местными жителями и наиболее тесно соприкасались с реалиями русской жизни. При обращении, в частности, к работам В. А. Ковригиной, А. В. Дем-кина, В. Н. Захарова, чрезвычайно насыщенных именами иноземных купцов и предпринимателей, остается впечатление о пребывании всех этих лиц, нескольких сотен человек, в некоем вакууме, искусственной изоляции от окружающего их «русского» мира, изредка прерываемой в случае возникновения конфликтов с московскими или иногородними торговыми людьми, а с 1690-х гг. — общением с Петром I и его окружением.6

выборные полки солдатского строя в начальный период своей истории 1656-1671 гг. М., 2006; 2) Царские желдаки и другие выходцы из Речи Посполитой в составе московских выборных солдатских полков (1657-1671 годы) // Иноземцы в России в XV-XVII веках. Сборник материалов конференций 2002-2004 гг. М., 2006. С. 35-58;

3) Командиры частей нового строя в 1628-1636 гг. (от подготовки к Смоленской войне до роспуска частей нового строя после ее окончания) // АЕ за 2009-2010 годы. М., 2013. С. 126-144; и др. работы этого автора; Опарина Т. А. Служилые иноземцы «Селунские» в России в конце XVI — первой половине XVII вв. // Вспомогательные исторические дисциплины в современном научном знании. Материалы XXVIII Международной научной конференции Москва, 14-16 апреля 2016 г. М., 2016. С. 396-399; Скобелкин О. В. 1) Шотландцы на русской службе в середине 10-х годов XVII века // Исторические записки. Научные труды Исторического факультета. Вып. 2. Воронеж, 1997. С. 14-21; 2) Прием «выходцев на Государево имя» в XVI — в начале XVII века // Иноземцы в России в XV-XVII веках. Сборник материалов конференций 2002-2004 гг. М., 2006. С. 7-17; 3) Службы иноземцев в Украинном разряде в 20-х гг. XVII в. // Там же. С. 292-302; 4) Ирландцы на русской военной службе в конце 10-х — 20-х годах 17 века // Шемрок: Ирландские исследования (история, политика, культура). № 3. Воронеж, 2002. С. 25-37; и др. работы этого автора.

Традиционным остается внимание к такой категории иноземцев, как придворные врачи (см., например: Долгова С. Р. Словенец доктор Григорий Карбонарий в Москве // Иноземцы в России в XV-XVII веках. Сборник материалов конференций 2002-2004 гг. М., 2006. С. 383-394; Думшат С. Карьера придворного врача Даниила Фунгаданова в свете современных культурно-исторических исследований об иностранных медиках в Московском государстве 15-17 веков // Там же. С. 356-367; Ху-дин К. С. «Греченин» Марк Юрьев Кондвеки — «алхимист» Аптекарского приказа // Каптеревские чтения. Сборник статей. Вып. 10. М., 2012. С. 144-151; и др.), а также проявление интереса к иноземцам, занимавшимся достаточно редкими видами деятельности (см.: Опарина Т. А., Шамин С. М. Биографии иноземных потешников царя Михаила Федоровича: Юрий Проскуровский и Иван Ермис // Вспомогательные исторические дисциплины в современном научном знании. Материалы XXVIII Международной научной конференции Москва, 14-16 апреля 2016 г. М., 2016. С. 400-402).

6 Демкин А. В. 1) Западноевропейские купцы и их приказчики в России в XVII в. М., 1992; 2) Западноевропейские купцы и их товары в России XVII в. М., 1992;

В последнее время с появлением работ С. П. Орленко и Т. А. Опариной, где были поставлены и рассмотрены более широкие вопросы бытования выходцев из Западной Европы в России, не ограничивающиеся только религиозной или военно-государственной сферой, а затрагивающие гораздо более широкие и тесно связанные с повседневной жизнью аспекты их правового положения и взаимоотношений с различными представителями русского общества, в том числе и торговыми людьми, историографическая ситуация несколько изме-нилась.7 Бесспорной заслугой С. П. Орленко является постановка вопроса о возможности существования и осознания русским и западноевропейским купечеством общих интересов и целей, наличие более широких, чем у других групп населения, отношений с иноземцами, выражавшихся в поездках за рубеж, знании русскими иностранных языков и обучении этим языкам своих детей, использование в быту «немецких» вещей, книг и т. д.8 В свою очередь, Т. А. Опарина детально проследила процессы успешного или не совсем удачного включения в русскую жизнь нескольких, различающихся по своей этнической принадлежности и вероисповеданию, родов служилых иноземцев и купцов — англичан Барнсли, французов баронов де Ремон (Дере-монтов), нидерландцев Эйлофов, представителей различных греческих семей и др. Однако некоторая ограниченность источников, обуслов-

3) Западноевропейское купечество в России в XVII в. Вып. 1-2. М., 1994; Ковригина В. А. 1) Иноземные купцы-предприниматели Москвы петровского времени // Торговля и предпринимательство в феодальной России. К юбилею профессора русской истории Нины Борисовны Голиковой. М., 1994. С. 170-213; 2) Немецкая слобода Москвы и ее жители в конце XVII — первой четверти XVIII вв. М., 1998; Захаров В. Н. 1) Западноевропейские купцы в России. Эпоха Петра I. М., 1996; 2) Иностранные купцы в Архангельске при Петре I // Архангельск в XVIII веке. СПб., 1997. С. 181-209; Захаров В. Н., Черкасова М. С. Иностранные купцы и их дворы в Вологде в XVII — первой четверти XVIII века // Вологда. Историко-крае-ведческий альманах. Вып. 3. Вологда, 2000. С. 97-132; Гуслистова А. Н. Немецкая слобода: дворы иностранных купцов в Вологде XVII — начале XVIII в. // Материалы всероссийской научной конференции с международным участием «Чтения к 80-летию со дня рождения доктора исторических наук Ю. К. Некрасова (1935-2006)». 22-23 мая 2016 года. Вологда, 2016. С. 86-89.

7 Орленко С. П. Выходцы из Западной Европы в России XVII века. Правовой статус и реальное положение. М., 2004; Опарина Т. А. 1) Ротмистр Юрий Трапезунд-ский: заметки к биографии // Вторые чтения памяти профессора Николая Федоро-виича Каптерева (Москва, 28-29 октября 2004 г.). Материалы. М., 2004. С. 54-73; 2) Иноземцы в России XVI-XVII вв. М., 2007; 3) Ливонские пленники в политической игре Бориса Годунова // Средние века. Т. 70. Вып. 1-2. М., 2009, С. 273-302;

4) Миграция в Россию из Османской империи и ее вассальных государств в 10-е гг. XVII в. // Каптеревские чтения. Сборник статей. Вып. 13. М., 2015. С. 83-88; и др. работы этого автора.

8Орленко С. П. Выходцы из Западной Европы. С. 213-222.

ленная использованием, в основном, записок иностранцев и материалов русского приказного делопроизводства, отражающих преимущественно конфликтные ситуации,9 не позволили авторам в должной мере нарисовать всестороннюю картину обыденных, не связанных с обоюдными обострениями отношений, контактов этих лиц.

Особое место в ряду исследований, посвященных иностранцам на русской службе или лицам, имевшим иноземные корни, занимает, на наш взгляд, работа И. Н. Юркина об Андрее Андреевиче Виниусе, где на широком историческом фоне (и это не привычный штамп, а действительная констатация принципиального подхода автора к используемому им «биографическому» жанру) рассмотрена во всех ее проявлениях (родственные связи, взаимоотношения с окружающими, участие в различных экспедициях, работа в приказах, научное наследие) жизнь одного из видных русских государственных деятелей второй половины XVII в., а также его отца, уроженца земли Фрисландия (в составе Нидерландов), Андрея Денисовича Виниуса с привлечением большого количества самых разнообразных источников.10

Все вышеизложенное свидетельствует о необходимости продолжения конкретных исследований взаимоотношений иностранцев и русских людей в XVII в. на уровне их личных контактов в условиях русской действительности того времени.

В письмах приказчика Сереговского соляного промысла, расположенного в Яренском у. на р. Выми, Ивана Андреевича Шергина 1689-1698 годов, адресованных хозяину усолья, гостю Ивану Даниловичу Панкратьеву и его вологодскому приказчику Ивану Дмитриевичу Нагаеву, довольно часто упоминается некий иноземец по имени Владимир (Володимер) Иевлевич. Первый раз этот человек встречается в письме И. Д. Нагаеву от 1 мая 1689 г., когда Шергин сообщает вологжанину о выполнении сереговским кузнецом Иваном Митяши-ным работы для Владимира Иевлевича и передает привет этому последнему и его детям: «Володимеру Иевлевичю костяную натруску Митяшин оковал, и послана с Михаилом. Поволь принять и ему

9 Примеры рассмотрения конфликтных ситуаций см. также: Бусева-Давыдова И. Л. Тяжба о «Болдвиновом дворе»: история из жизни московских иноземцев // Иноземцы в России в XV-XVII веках. Сборник материалов конференций 2002-2004 гг. М., 2006. С. 134-140; Орленко С. П. Преступление и наказание капитана Христиана Улмана: происшествие 1665 г. // Там же. С. 336-345; Худин К. С. «Следственное дело о греке Дмитрие Селунском» 1652 г.: расследование одной смерти // Каптеревские чтения. Сборник статей. Вып. 11. М., 2013. С. 181-191; и др.

10 Юркин И. Н. Андрей Андреевич Виниус. М., 2007. Рец. см.: Тимошина Л. А. О научной биографии Андрея Андреевича Виниуса // ОФР. Вып. 14. М.; СПб., 2010. С. 530-557.

отвесть, и от нас ему поволь сказать челобитье и нижайшее поклонение, вкупе и детем ево премного челом бью».11

В несколько более раннем письме от 17 марта 1689 г. тому же И. Д. Нагаеву Шергин писал о приезде из Вологды на промысел человека И. Д. Панкратьева Ивана Никифорова, привезшего 1500 рублей на необходимые расходы (№ 146). Не исключено, что именно этот посыльный привез натруску Владимира Иевлевича, которую Шергин отправил обратно с соляным караваном, отплывавшим ежегодно из Серегова в Вологду с открытием навигации в мае месяце. Правда, остается не совсем понятным, зачем надо было посылать натруску за сотни километров от Вологды, а не «оковать» ее в этом же городе или в каком-либо ином, не столь удаленном, месте. Для ответа на этот вопрос необходимо определить, что же представлял собой этот предмет. Исходя из толкования слова «натруска» — «набирка, кузовок, рожок, небольшая порошничка для насыпки пороха на полку; мера, сколько можно вытрясти в два, в три удара»12 или «небольшая пороховница для хранения и насыпания на полку затравочного по-роха»13 — можно полагать, что «натруска», да еще с прибавлением определения «костяная», обозначает что-то маленькое и хрупкое, предназначенное для хранения пороха и требующее достаточно осторожного и искусного обращения и бережной транспортировки. По-видимому, для работы с натруской требовался хорошо известный, действительно высококлассный специалист, каковым являлся кузнец Иван Митяшин, ранее уже упоминавшийся в письме, датирующемся не позднее 27 августа 1684 г. (№ 110), как человек, живший на промысле в течение нескольких лет, бывший высококвалифицированным мастером по изготовлению не только металлических корабельных снастей или буравов, но и тем, кому доверяли выполнение сложных и требовавших филигранной техники работ. Вполне возможно, что сереговский кузнец, помимо своих основных дел был связан с тонкими операциями на тех или иных предметах вооружения. Не случайно, гораздо позднее, более чем через десять лет после этого письма, в 1695 г. Иван Митяшин сделал теперь уже для владельца промысла гостя И. Д. Панкратьева «куски да 2 ключика отвертных пищалных, да 3 шилца» (№ 260).

11 Архив гостей Панкратьевых XVII — начала XVIII в. Т. 1. М., 2001. № 152. Далее ссылки на номера документов этого издания будут даваться в тексте статьи в круглых скобках.

12Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. М., 1881. С. 485.

13 Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 10. М., 1983. С. 288.

Через полгода, в письме от 6 декабря 1689 г. И. А. Шергин сообщает Панкратьеву о присылке от «иноземца Володимера Иевлевича» 200 рублей денег «на усолский росход», в которых человек московского гостя Степан Михайлов сын Шеметов дал Владимиру Иевле-вичу на себя заемное письмо (№ 168). Здесь же Шергин пишет о присылке в усолье с тем же С. М. Шеметовым 300 рублей и от гостя Василия Ивановича Грудцына, шурина И. Д. Панкратьева.14 В. И. Груд-цын летом-осенью 1689 г. находился в Архангельске во главе сбора таможенных пошлин с иноземных купцов, являясь так называемым «гостем у корабельной пристани».15 В грамотке к сыну В. И. Груд-цына Семену Васильевичу от этого же числа (№ 169) Шергин просил переслать заемное письмо С. М. Шеметова И. Д. Панкратьеву, чтобы тот, заплатив деньги Владимиру Иевлевичу, уничтожил документ. Через месяц, 7 января 1690 г., Шергин опять пишет И. Д. Панкратьеву и среди прочего, упоминая о расписке в 200 рублях С. М. Ше-метова, просит ее «свободить», то есть уплатить долг, и отослать расписку в Серегово (№ 170). Одновременно он посылает в Вологду письмо И. Д. Нагаеву, передавая через него «благодетелю Володимиру Иев-левичю и детем ево великое челобитье» и сообщая о выполнении «приказа» иноземца — «две парки пряж16 сковано» и послано на Вологду с Ерофеем Ивановым, и еще раз просит «свободить» и прислать на Серегово расписку С. М. Шеметова (№ 171). К 3 марта 1690 г. эта расписка, разорванная надвое в знак погашения долга, была отправлена из Вологды же на промысел (№ 177).

Через год, 5 февраля 1691 г., Шергин посылает в Вологду два замка для И. Д. Нагаева и две пары крючков к вожжам для Владимира Иевлевича (№ 195). 13 февраля 1692 г., опять-таки через посредство И. Д. Нагаева, передает привет иноземцу и отправляет ему скованные в Серегове наконечники к вожжам: «Пожалуй, государь, вели от меня поклонитца Володимеру Иевлевичю, а по приказу ево наконечники к вожжам скованы и посланы с Ываном Строкою. Вели, го-

14 И. Д. Панкратьев был женат вторым браком на сестре В. И. Грудцына Мавре Ивановне. Подробнее см.: Тимошина Л. А. 1) Гости Панкратьевы и Великий Устюг в XVII в. // Великий Устюг. Краеведческий альманах. Вып. 2. Вологда, 2000. С. 134153; 2) Купцы и промышленники Панкратьевы во второй половине XVI — первой половине XVIII в. // ОФР. Вып. 20. М.; СПб., 2017. С. 142-144.

15 РГАДА. Ф. 159. Приказные дела новой разборки. Оп. 3. Д. 3394. Л. 53. О выполнении гостями этой служебной функции, заключающей в себе более широкий круг обязанностей, чем у таможенных голов см.: Тимошина Л. А. Холмогорская таможенная книга 1658 г. // ОФР. Вып. 4. М., 2000. С. 199-203.

16 В данном случае, «пряжи» — это железные пряжки (см.: Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 21. М., 1995. С. 23). Следовательно, сереговский кузнец, очевидно, тот же И. Митяшин сковал для иноземца две пары пряжек.

сударь, поднести» (№ 211). 3 января 1693 г. он вновь передает Владимиру Иевлевичу в Вологду «великое челобитье» и двое крючков к вожжам (№ 226).

Летом этого же, 1693 г., во взаимоотношениях И. А. Шергина и Владимира Иевлевича возникло некоторое недоразумение, связанное с участием иноземца в делах на промысле: 10 августа сереговский приказчик сообщил И. Д. Панкратьеву, что в росписи Ивана Нагаева 1691/92 г. были записаны разновременные выплаты иноземцу 2000 рублей, якобы оставленных им, едучи из Архангельска, на Устюге у гостя Василия Ивановича Грудцына для передачи на нужды промысла (№ 238), но, по утверждению Шергина, он никаких денег не принимал, и «написаны они в росписи напрасно». На этот же факт Шергин указал и самому И. Д. Нагаеву (№ 239). Скорее всего, в данных обстоятельствах имела место ошибка вологодского приказчика, и конфликт, очевидно, закончился, не повлияв на личные взаимоотношения Шер-гина и иноземца. Во всяком случае, в марте 1698 г. (временной перерыв в письмах объясняется почти полной утратой корреспонденции за 1695-1697 гг.) Иван Андреевич вновь просит Нагаева передать Владимиру Иевлевичу привет и поблагодарить за присланное в предыдущем письме сообщение о своем здоровье: «Пожалуй, одолжи меня своим жалованьем, чрез сие писание поклонись от меня Воло-димеру Иевлевичю, челом бью на ево милости, что чрез твое писание учинил приятство мне, последнему, назначил о своем здоровье» (№ 281). После марта 1698 г. имя Владимира Иевлевича в переписке Шергина не встречается.

Приведенные выдержки из писем позволяют сделать ряд выводов.

Во-первых, исходя из дружеского тона письма от 17 мая 1689 г. с первым сохранившимся упоминанием имени Владимира Иевлевича, очевидно, что знакомство И. А. Шергина и иноземца произошло задолго до этой даты, по меньшей мере, в середине 1680-х годов.

Во-вторых, судя по посредничеству в переписке Шергина с Владимиром Иевлевичем И. Д. Нагаева, постоянно жившего в Вологде, учитывая время отправления таких писем только зимой или самой ранней весной и предназначение некоторых, посылавшихся иноземцу предметов, например, крючков к вожжам, которые были необходимы, в первую очередь, там, где находилась конюшня, можно предполагать, что сам иноземец имел постоянное пристанище в Вологде, выезжая оттуда летом по водному пути в Устюг, Архангельск, возможно, в Москву.

В-третьих, к концу 1680-х годов Владимир Иевлевич имел не менее двух, живших вместе с ним, скорее всего, на том же вологодском дворе сыновей.

В-четвертых, он был достаточно обеспеченным человеком, или, по крайней мере, в 1690-х годах имущественное положение Владимира Иевлевичу позволяло ему посылать на промысел для кредитования рассолоподъемных работ достаточно большие суммы денег. Допустимо поэтому высказать предположение о получении им из Серегова соли, возможно, на льготных условиях для ее последующей перепродажи в Вологде или транспортировки в другие города. А постоянно повторяющиеся просьбы об изготовлении тех или иных мелких предметов конской упряжи свидетельствуют о наличии у иноземца некоторого количества своих лошадей, использовавшихся, возможно, не только для собственных выездов, но и для перевозки товаров.

И наконец, между приказчиком Сереговского промысла И. А. Шер-гиным и Владимиром Иевлевичем на протяжении десяти лет явно существовали не просто деловые, но и дружеские отношения, когда первый передавал приветы семье иноземца и знал о наличии у него нескольких детей, а второй сообщал в Серегово о своем здоровье и просил изготавливать мелкие предметы вооружения или конской упряжи, причем, судя по всему, вопрос об оплате работ сереговского кузнеца самим Владимиром Иевлевичем никогда не ставился. При этом обращает на себя внимание очень теплый, мягкий, если не сказать «ласковый», характер всех строк, касающихся иноземца. Такой стиль письма был свойственен только «грамоткам» И. А. Шергина, обращенным к хозяину промысла и его родственникам, но никак не к другим лицам, например, к тому же вологодскому приказчику И. Д. Нагаеву, и как нельзя лучше свидетельствует о существовавшей между ними взаимной симпатии.

Из-за плохой сохранности переписки И. А. Шергина за вторую половину 1680-х годов (полностью отсутствуют письма за 1686 и 1687 гг. и фрагментарно дошли до настоящего времени письма за 1688 г.), трудно сказать, где и когда Шергин мог узнать Владимира Иевлевича. Вполне возможно, знакомство Ивана Андреевича, устюжанина по про-исхождению,17 с иноземцем произошло при личной встрече в Устюге или Вологде; менее вероятен, но не исключен приезд Владимира Иев-левича в Серегово. Допустимо связывать возникновение дружеских отношений и через посредство хозяина промысла, гостя И. Д. Панкратьева, или его устюжского родственника, гостя же В. И. Грудцы-на, которые, соответственно, в свою очередь, в тот или иной момент, особенно, если учесть присылаемые иноземцем в усолье деньги,

17 Тимошина Л. А. Частный архив как памятник культуры конца XVII в. // Столичные и периферийные города Руси и России в Средние века и раннее Новое время (XI-XVIII вв.). Проблемы культуры и культурного наследия. Доклады Третьей научной конференции (Муром, 17-20 мая 2000 г.). М., 2003. С. 229-230.

должны были познакомиться с Владимиром Иевлевичем задолго до 1689 г. Поэтому для выявления возможных точек их соприкосновения необходимо обратиться к более широкому кругу источников, где в той или иной, более или менее похожей форме фигурирует имя упоминаемого в письмах И. А. Шергина иноземца.

В конце 1676 г. или начале 1677 г. вдова некоего иноземца Владимира Ивановича Мария Андреевна подала вологодскому архиепископу Симону челобитную с просьбой взять на старце Спасо-Прилуц-кого монастыря Сергее Белоусове, в миру, как указала просительница, вологодском посадском человеке Самсоне Белоусове, «покойного мужа моего Володимера по заемной кабале 1000 рублев серебреных денег». Однако никаких принудительных мер со стороны высших церковных властей по отношению к прилуцкому монаху принимать, судя по всему, не пришлось, так как во второй совместной мировой челобитной Марии Андреевны и старца Сергия на имя того же лица было указано, что 17 января 1677 г. они «в тех деньгах сочлись».18 М. С. Черкасова, обратившая внимание на эти сведения и указавшая современные поисковые данные документа (ГАВО. Ф. 1260. № 1469), отождествила вдову иноземца с сестрой переводчика Посольского приказа Андрея Андреевича Виниуса, а его самого — с иноземным купцом Владимиром Ивановым Иевлевым. Попутно исследовательница отметила, что Самсон-Сергей Белоусов был, по одной ее версии, просто компаньоном, а по другой — возможным родственником гостя Гаврилы Мартыновича Фетиева,19 что сразу же дает, с одной стороны, ответ на неизбежной вопрос о происхождении отнюдь не маленькой

18 Описание собрания свитков, находящихся в Вологодском епархиальном древлехранилище (1617-1706 гг.). Вып. 10. Вологда, 1909. С. 76.

19 «.в 1677 г. вдова В. И. Иевлева Мария Андреевна (сестра переводчика Посольского приказа Андрея Виниуса-младшего) жаловалась архиепископу Симону на спа-со-прилуцкого старца Сергия Белоусова (в миру был посадский человек, компаньон гостя Г. М. Фетиева), который не заплатил по заемной кабале 1000 рублей ее покойному мужу» (Черкасова М. С. О деятельности торговых иноземцев в Вологде в XVII — начале XVIII века // Русская культура на рубеже веков. Русское поселение как социокультурный феномен. Сборник статей. Вологда, 2002. С. 335).

См. также: Черкасова М. С. Новые данные о деятельности вологодского гостя Г. М. Фетиева // Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI-XVII вв. Сборник материалов международной научной конференции (Санкт-Петербург, 17-

20 сентября 2001 г.). СПб., 2001. С. 97; Малинина Н. Н., Черкасова М. С. Торговые люди и православная церковь в XVII в. (по архиву вологодского гостя Г. М. Фетиева) // Вестник Екатеринбургской духовной академии. 2016. № 4. С. 90, 95. О посадском человеке Самсоне Белоусове — старце Сергее см. также: Старая Вологда XII — начало XX в. Сборник документов и материалов. Вологда, 2004. № 91. С. 79; № 104. С. 89; № 143. С. 124; № 147. С. 129; Переписные книги вологодских монастырей XVI-XVII вв. Исследование и тексты. Вологда, 2011. С. 92, 106.

суммы, находившейся в распоряжении человека духовного чина, а с другой — позволяет думать, что заемная сделка была заключена еще в бытность Самсона Белоусова посадским человеком, что подтверждается упоминанием в челобитной вдовы его мирского имени.20 К сожалению, в описании свитков вологодского собрания фамилии вдовы и ее умершего мужа-кредитора не указаны, а М. С. Черкасова не привела никаких документальных обоснований своего предположения. Поэтому приходится думать, что, коль скоро в работе исследовательницы приводится номер современной единицы хранения, то автор статьи видела подлинные документы с изложением подробностей разбираемых претензий и именно оттуда заимствовала фамилию иноземного купца.

Имя иноземца Владимира Иванова в связи с вологжанами Г. М. Фе-тиевым и С. Белоусовым упоминается еще несколько раз. 7 мая 1665 г. голландский купец Владимир Иванов дал отпись вологодскому посадскому человеку Гавриле Мартынову с. Фетиеву и Самсону Лукьянову с. Белоусову в получении от них 720 рублей долга.21 А с 1674 по 1684 год длилось дело о выплате тем же Г. М. Фетиевым «800 руб. семейству Виниуса-младшего и Владимира Иванова (женой последнего была сестра Андрея Виниуса Мария)». Как отмечает М. С. Черкасова, вологодский посадский человек в течение нескольких лет не мог выплатить долг и только «незадолго до смерти, будучи в Архан-

20 Известна описная книга Спасо-Прилуцкого монастыря казначея Сергея Белоусова мая 1675 г. (Малинина Н. Н., Черкасова М. С. Торговые люди и православная церковь в XVII в. С. 95). Следовательно, он принял постриг, по крайней мере, за несколько лет до этой даты, так как трудно предположить, что мирской человек, даже с очень богатым личным опытом торгово-экономической деятельности, едва войдя в состав братии, был сразу назначен на вторую в монастырской иерархии должность. Примечательно, что 18 июля 1675 г. Сергей Белоусов как казначей Спасо-Прилуцкого монастыря дал гостю Гавриле Фетиеву купчую на свой «родовой» посадский двор в Коровине улице размером 7 х 80 саж. (по переписи 1646 г. этот двор принадлежал его отцу, Первому Иванову с. Белоусову, где жил он сам вместе с сыном Самсоном см.: Писцовые и переписные книги Вологды XVII — начала XVIII века. Т. 1. М., 2008. С. 42), по-видимому, неподалеку от двора покупателя, получив за эту недвижимость всего 10 рублей (Старая Вологда XII — начало XX в. № 108. С. 92). Трудно сказать, насколько добровольной была продажа старцем Сергием этой недвижимости и обусловливалась ли она желанием окончательно избавиться от всех мирских благ, срочной потребностью в наличных, пусть и небольших деньгах или настоятельной просьбой бывшего товарища в торговых делах, стремившегося увеличить площадь собственного дворовладения или вложить средства в еще один объект городской недвижимости (в 1678 г. гость Г. М. Фетиев имел в Коровине улице три двора, один по правой стороне и два, расположенных рядом, по левой, см.: Писцовые и переписные книги Вологды... Т. 1. С. 125).

21 Черкасова М. С. Северная Русь: История сурового края XIII-XVII вв. М., 2017. С. 178. № 2.

гельске, 24 ноября 1683 г. Фетиеву удалось получить платежную отпись от Марии Виниус о прекращении всех расчетов».22 В своих работах с рассказом об этом казусе исследовательница не указывает тройное имя иноземного купца, однако совпадение и в том, и в другом заемном деле имени его жены, Мария Виниус, позволяет думать, что и в этом случае речь идет о Владимире Иванове Иевлеве.

И. Н. Юркин, рассматривая вопрос о родственниках А. А. Вини-уса и указав на трех родных сестер этого государственного деятеля, Марию, Анну и Евдокию, обратил внимание на довольно редкое среди иноземцев отчество дочери Марии Андреевны, то есть племянницы Андрея Андреевича, — Ненила Владимировна. В результате, историк, основываясь на статье М. С. Черкасовой,23 пришел к выводу, что муж Марии Андреевны Виниус и, соответственно, отец Ненилы «тождественен упомянутому в документе В. И. Иевлеву»24 и продолжил: «Остается установить, что скрывается за этой русифицированной фамилией. По данным В. Н. Захарова (частное сообщение), Иевлевыми именовали голландских купцов де Юнгов. По его сведениям, деятельность в России Владимира де Юнга отмечается с 1668 г.».25 Разумеется, сама постановка вопроса о необходимости выяснения «родовой» принадлежности иноземца с действительно явно переделанным патронимом-фамилией справедлива, но с последовавшим далее ответом согласиться нельзя. Дело в том, что на указанной странице исследования В. Н. Захарова в общей и не имеющей ссылок на конкретные документы таблице26 отмечено: «де Юнг Владимир (1668-1711)».27 Следовательно, проживший, по мнению специалиста по истории западноевропейского купечества, до 1711 г. Владимир де Юнг ни при каких условиях не может быть отождествлен с умершим к началу 1677 г. мужем Марии Андреевны Иевлевой28 Владимиром Ивановым Иевлевым.

22 Черкасова М. С. 1) Новые данные о деятельности вологодского гостя. С. 97; 2) Северная Русь. С. 157

23 Черкасова М. С. О деятельности торговых иноземцев в Вологде. С. 335.

24 Ненила Владимировна Иевлева, по данным И. Н. Юркина, вышла замуж за придворного врача Захария Яковлевича фан дер Гульста (Юркин И. Н. Андрей Андреевич Виниус. С. 505). О нем см.: Богословский М. М. Петр I. Материалы для биографии. Т. 1. М., 1940. С. 62, 155, 181; Ковригина В. А. Немецкая слобода Москвы. С. 291-292;

25 Юркин И. Н. Андрей Андреевич Виниус. С. 505 (со ссылкой на монографию В. Н. Захарова: Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 315).

26 Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. Приложение 1. Западноевропейские купцы в России в конце XVII — первой четверти XVIII вв. С. 311-320.

27 Там же. С. 315.

28 В приведенной далее генеалогической схеме потомков М. И. Иевлевой И. Н. Юркин, хотя и со знаком вопроса, опять воспроизводит «фамилию» ее мужа

В таможенных книгах Великого Устюга первой половины 1650-х годов несколько раз упоминается имя иноземца Владимира Иванова: в записях от 29 апреля 1651 г. и 9 мая 1653 г. отмечено, что приказчик Голландской земли Давыда Микулаева голландец же Владимир Иванов плыл из Вологды в Архангельск «с товарными кладьми», соответственно, на барке и дощанике и на двух барках.29 Еще более интересны две записи от 5 июня 1653 г., где сообщается, что «Голландской земли» Владимир Иванов (уже без обозначения, что является чьим-то приказчиком) купил на Устюге у местных жителей Ивана Емельянова и Ивана Ходутина по 800 пудов сала за 720 руб. каждая партия. Причем речь шла о доставке товара к устью Северной Двины: «А то сало он, Володимер, отдал на сплавку ему ж, Ивану (Емельянову. — Л. Т.), поставить у Архангельского города»; «И с тем салом отпустил он, Иван (Ходутин. — Л. Т.), к Городу дощаник да каюк».30 5 мая 1655 г. нижнесухонский носник плыл на барке приказчика того же Давыда Микулаева Владимира Иванова,31 а 4 октября

как «Владимир И. Иевлев (де Юнг?) уп. с 1688» (Юркин И. Н. Андрей Андреевич Виниус. С. 506; по-видимому, опечатка, должно быть — 1668 г.).

О близких родственно-хозяйственных связях А. А. Виниуса и Владимира Иванова, единстве их духовных интересов, которые, возможно, не в меньшей степени, чем экономическая составляющая или принадлежность к одной этно-конфессио-нальной группе, обусловили и взаимовыгодный, и «взаимоинтересный» для шуринов брак, свидетельствует недавно опубликованная надпись на книге Адама Олеа-рия «Путешествие через Россию в Персию» издания 1651 г. на голландском языке, из которой можно узнать, что Владимир Иванов оставил свою владельческую запись на этом попавшем затем в библиотеку А. А. Виниуса сочинении предположительно 30 апреля 1659 г. (Савельева Е. А. Голландская книга в собрании А. А. Виниуса // Россия — Нидерланды. Диалог культур в европейском пространстве. Материалы V Международного петровского конгресса, Санкт-Петербург, 7-9 июня 2013 года. СПб., 2014. С. 488). К сожалению, запись воспроизведена с таким количеством ошибок, что о точной дате можно только гадать: «Сия книга Володимера Иванова Лета ЗРКЗ (= 7167 = 1669)-го году апреля Л (= 20) день» (Там же). О библиотеке А. А. Ви-ниуса см.: Савельева Е. А. Андрей Андреевич Виниус, его библиотека и альбом // Россия — Голландия. Книжные связи XV-XX вв. СПб., 2000. С. 103-123; Юркин И. Н. Андрей Андреевич Виниус. С. 436-448.

29 Таможенные книги Московского государства XVII века. Т. 2. М., 1951. С. 8182, 227.

30 Там же. С. 207, 284.

31 Там же. С. 560. Любопытно, что в этой единой записи от 5 мая 1654 г. указаны три человека носников, которые поплыли, соответственно, на двух барках постельничего Федора Михайловича Большого и стольника Федора Меньшого Ртищевых, управлявшихся иноземным же приказчиком Леонтием Ивановым и третьей — Давыда Микулаева. Не будет слишком смелым предположить, что эти барки составляли, скорее всего, намеренно небольшой караван. Следовательно, находившиеся на них приказчики-иностранцы, по-видимому, были знакомы друг с другом, а не исключено, что те или иные деловые или дружеские отношения объединяли и хозяев плавательных средств.

1655 г. еще один сухонский носник плыл на дощанике иноземца Владимира Иванова также без указания в записи на его статус приказ-чика.32 В следующую навигацию «Галанские земли» «Володимер Иванов» имел уже собственный «флот» — три барки и два дощаника, на которые 5 мая 1656 г. в Тотьме были наняты пять носников.33 Причем в этот же день тотмянин Тимофей Потемин продал «Галанские земли иноземцу Володимеру Иванову» хмеля на 14 рублей 20 алтын.34 Иными словами, иноземец сам возглавлял свой караван на пути в Архангельск.

Следовательно, Владимир Иванов если и начинал свою деятельность как приказчик одного из самых известных иноземных купцов в России в 20-х-50-х годах XVII в. Давыда Николаева Руца (Рутса, Рюца),35 комиссара датского короля, то затем стал, если речь не идет об особенностях фиксации социального положения плательщиков различными целовальниками, проводить не только собственные закупочные операции с одним из наиболее популярных экспортных товаров, но и договариваться с продавцами о транспортировке грузов,36 что представляет собой уже следующую более высокую ступень развития торговых операций.37 В любом случае, ко второй половине

32 Таможенные книги Московского государства XVII века. Т. 2. С. 344.

33 Там же. С. 618.

34 Там же. С. 649.

35 О нем см.: Таможенная книга города Вологды 1634-1635 гг. Вып. 2. М., 1983. С. 224, 259, 268, 341; Вып. 3. М., 1983. С. 416; Привилегированное купечество России во второй половине XVI — первой четверти XVIII вв. Сборник документов. Т. 1. М., 2004. С. 104, 105, 138, 161, 164; Таможенные книги Сухоно-Двинского пути XVII в. Вып. 1. СПб., 2013. С. 211, 217, 237, 244; Вып. 3. М.; СПб., 2015. С. 48, 101, 161, 268; Вып. 4. М.; СПб., 2016. С. 62, 63, 66, 87, 103, 115, 170; Вып. 5. М.; СПб., 2017. С. 79, 82, 114, 129, 177, 180, 280; Вып. 6. М.; СПб., С. 84, 93; Мер-зон А. Ц. Тихонов Ю. А. Рынок Устюга Великого в период складывания всероссийского рынка (XVII век). М., 1960. С. 309; Юркин И. Н. Андрей Андреевич Виниус. С. 56, 67, 440; и др.

36 В. Н. Захаров в отношении ряда торговых иноземцев петровской эпохи, П. Вес-това, Т. Келдермана, И. Любса отмечает «интересные», по его мнению, «операции с кожевенными товарами», суть которых и заключалась не просто в скупке сырых кож, а отдаче их для выделки русским «обычно ярославским кожевникам» (Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 164). Заметим, что такой характер работы ярославских кожевников с иностранными купцами прослеживается гораздо раньше, по меньшей мере, со второй половины 1630-х годов (см.: РГАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. 1637 г. № 34; 1638 г. № 5, 1642 г. № 40; и др.). Сделка Владимира Иванова с Иваном Емельяновым показывает, что выгодные и той, и другой стороне операции имели место не только в обработке кожи, но и в других областях товарного оборота.

37 Стоит заметить, что если 9 мая 1653 г. в устюжской таможне фиксируются суда, идущие под началом Владимира Иванова в сторону Архангельска, а 5 июня этого же

1650-х годов Владимир Иванов, бесспорно, превратился в самостоятельного «торгового иноземца» и только в таком качестве фигурировал в выданных архангелогородской и холмогорской таможнями выписях (9, 29 ноября, 10 декабря 1657 г.), где указывался отпуск им от «Города» в центральные города России на лошадях русского жителя Архангельска Пантелея Аврамова с. Трапезникова и «Галан-ской земли» торгового иноземца Анании Родионова38 принадлежавших ему сукон, изюма и смокв.39

В списке иноземных купцов, приезжавших в Россию в XVII в., который был составлен В. А. Демкиным на основе различных материалов Посольского и четвертных приказов, упоминается нидерландец Владимир Иванов Фангевер с указанием на 50-е — 70-е годы XVII столетия как время его деятельности на территории Русского государства.40 Отмечается, что за это время западноевропеец выдал русским купцам 16 кредитов на общую сумму 10366 рублей, в том числе один из них — москвичу, а 15 — жителям других городов.41 Н. Н. Репин в сводной таблице о торговле голландских купцов в Архангельске во второй половине XVII в. также указывает на одного из купцов — Владимир Иванов Фангевер (Фанэвер), имя которого как нельзя лучше совпадает с приведенным А. В. Демкиным.42 Однако Н. Н. Ре-

года он покупает сало в Великом Устюге, то это с очевидностью свидетельствует о его возвращении из беломорского порта, так как предполагать почти месячную задержку в городе в нижнем течении Сухоны нет никаких оснований. Таким образом, весь речной путь от Устюга до Архангельска и обратно в разгар навигации с учетом более или менее длительной задержки в конечном пункте занимал около 26-28 дней.

38 Речь, по-видимому, идет о нидерландском купце Анании Родионове Диконсе, который, по данным А. В. Демкина, упоминается в числе иноземных торговых людей в 30-х — 50-х годах XVII в., в 1665 и 1679 гг. (Демкин А. В. Западноевропейское купечество в России в XVII в. Вып. 2. М., 1994. С. 72). Дело отца продолжил сын, Ананий Ананьев Диконс (Дикенсон), сведения о котором охватывают 1677-1678, 1686, 1693 гг. (Там же.). В. А. Ковригина без указания патронима дважды пишет об Анании Дикенсе как жителе Немецкой слободы Москвы и клиенте швейцарского портного Симона Графа (Ковригина В. А. Немецкая слобода Москвы. С. 148, 162-163). Единственная упомянутая исследовательницей в этих рассказах дата, 1689 г., дает основания думать, что речь идет о сыне — Анании Ананьеве.

См. также: Таможенные книги Московского государства XVII века. Т. 2. С. 82.

39 Брызгалов В. В. Транспортировка товаров западноевропейских купцов из Архангельска в верховские города в XVII веке // Русский Север и Западная Европа. СПб., 1999. № 1, 7, 13; С. 73, 76, 79.

40 Демкин А. В. 1) Западноевропейские купцы и их приказчики в России в XVII в. М., 1992. С. 28; 2) Западноевропейское купечество в России. Вып. 2. С. 78.

41 Демкин А. В. Западноевропейское купечество в России в XVII в. Вып. 1. М., 1994. С. 124.

42Репин Н. Н. Голландские купцы в Архангельске во второй половине XVII в.: численность, продолжительность и преемственность связей (по материалам российских источников) // Нидерланды и Северная Россия. СПб., 2003. С. 35.

пин отмечает даты пребывания «его» Фангевера в Архангельске как 1677-1710 годы, что никак не соответствует данным другого исследователя. К сожалению, имеющаяся в статье Н. Н. Репина таблица, наподобие многих других, не содержит поисковых данных к каждому конкретному имени, а снабжена только общим, помещенным в ее начале перечнем источников. Не помогает прояснить хронологию и еще одно упоминание исследователем Владимира Фангевера в группе купцов, связанных с Архангельском от 25 до 40 лет.43

Одновременно в переписной книге Архангельска 1678 г., фрагмент которой был опубликован О. В. Овсянниковым и М. Э. Ясин-ски, записано: «У Архангельского города дворы иноземцов ... двор иноземки вдовы Мары Володимеровской жены Иванова».44 Если признать, что археографы при чтении текста допустили небольшую неточность, воспроизведя в имени вдовы выносную букву «р» без мягкого знака и перепутав конечную «и» с «ы», то потерявшую мужа женщину будут звать «Марья» — «Мария». Такое предположение в сочетании с именем усопшего супруга, Владимира Иванова, и временем его смерти — к 1678 г. дают полное основание думать, что речь идет об уже известной по вологодским документам Марии Андреевне, урожденной Виниус, и ее, бесспорно, умершем к началу 1677 г. муже.45 В результате, появляется возможность соотнести приведенные Н. Н. Репиным сведения о голландском купце Владимире Иванове Фангевере и архангелогородском дворовладельце, иноземце Владимире Иванове, чтобы прийти к выводу, что речь идет об одном и том же человеке. Что касается присутствующих в статье Н. Н. Репина и никак не соответствующих такому утверждению дат, то здесь стоит видеть допущенную исследователем по тем или иным причинам неточность.

Таким образом, совпадение имени, патронима и русифицированного варианта, очевидно, голландского прозвища-фамилии, хронологии пребывания в России и направлений деятельности — торговля через порт на Белом море и кредитование русских, причем преимущественно не столичных, а провинциальных купцов46 — позволяет

43 Репин Н. Н. Голландские купцы в Архангельске. С. 20, примеч. **.

44 Овсянников О. В., Ясински М. Э. Голландцы. «Немецкая слобода» в Архангельске XVII-XVIII вв. // Архангельск в XVIII веке. СПб., 1997. С. 113.

45 Тот факт, что Мария Андреевна продолжала заниматься торговлей (возможно, через приказчиков или родственников), для чего и сохраняла архангельский двор, подтверждает не только возможность активного участия женщин в сфере предпринимательства в XVII в., но и высказанное И. Н. Юркиным суждение об отсутствии у Владимира Иванова наследников мужского пола (см.: Юркин И. Н. Андрей Андреевич Виниус. С. 505).

46 Скорее всего, указанная В. А. Демкиным сумма предоставленных В. И. Фан-гевером кредитов (10336 рублей) была в действительности более существенной, так

утверждать, что действовавшие в Вологде, Архангельске, на Сухоно-Двинском речном пути и, частично, в Москве Владимир Иванов, Владимир Иванов Иевлев и Владимир Иванов Фангевер (Фанэвер) являются одним и тем же человеком, хорошо обеспеченным нидерландским купцом, который находился в России в третьей четверти XVII в. и был связан деловыми узами с вологодскими торговыми людьми, а родственными — с семьей входившего в начале 1660-х годов в состав гостиной сотни, а с первой половины 1664 г. работавшего в Посольском приказе Андрея Андреевича Виниуса,47 с встречающимися в различных документах тремя вариантами написания его имени. Столь разнообразные связи давали голландскому купцу прекрасные возможности для знакомства как с иноземными, так и с русскими тор-

как сам исследователь подчеркивает, что источником его сведений служили судебные дела русских и западноевропейских купцов. Не требует поэтому доказательств то обстоятельство, что выдача и возвращение займов без высказывавшихся какой-либо из сторон претензий в такие документы не попадали, и, соответственно, в таблице современного исследователя эти факты не учтены. Между тем, случаев мирных взаимоотношений кредиторов и кредитуемых в реальной жизни было, без сомнения, больше, так как иначе, при постоянных столкновениях сторон, что, помимо времени, требовало и дополнительных денег для уплаты пошлин и других судебных издержек, заемные операции потеряли бы для всех заинтересованных лиц свою привлекательность.

47 Юркин И. Н. Андрей Андреевич Виниус. С. 76-102. Н. Б. Голикова упоминает в 1651-1664 гг. с чином гостя только отца Андрея Виниуса — Андрея Денисовича (Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI — первой четверти XVIII в. Т. 1. М., 1998. С. 121). Вместе с тем, известно, что А. Д. Виниус умер в период с 1 сентября 1656 г. по 29 апреля 1657 г. (Юркин И. Н. Андрей Андреевич Виниус. С. 75), поэтому, скорее всего, в приведенных у Н. Б. Голиковой данных были смешаны сведения о двух людях — отце и сыне Виниусах. Точно такая же путаница этих двух лиц и в подготовленном по материалам С. Б. Веселовского, но уже после его смерти, известном справочнике, где в описательной статье «Виниус Андрей Денисьев» приведены сведения о якобы имевшей место разнообразной работе этого лица в 1672/73-1687 гг. — поиск полезных ископаемых, почтмейстер и т. д., — что в действительности относится к его сыну (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. М., 1975. С. 92). И. Н. Юркин отмечает первое упоминание А. А. Виниуса как дьяка Посольского приказа в помете на челобитной от 1 июля 1689 г. (Юркин И. Н. Андрей Андреевич Виниус. С. 170). Практически такая же дата, с разницей в один день — 30 июня 1689 г. — содержится в двух других справочниках по приказной бюрократии (Богоявленский С. К. Московский приказной аппарат и делопроизводство XVI-XVII веков. М., 2006. С. 134; Лисейцев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы Московского государства XVI-XVII вв. Словарь-справочник. М.; СПб., 2015. С. 135), однако в сводке данных, подготовленной Н. Ф. Демидовой, на основании боярской книги из фонда Разрядного приказа (РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Оп. 1. Боярская книга № 9. Л. 379) утверждается, что А. А. Виниус уже в 1677 г. был «пожалован в дьяки из дворян и переводчиков Пос. пр.» (Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России XVII века (16251700). Биографический справочник. М., 2011. С. 113).

говыми людьми. Вместе с тем, последовавшая около середины 1670-х годов смерть этого лица, несмотря на всю заманчивость сочетания «Владимир Иевлев», не позволяет отождествить его с фигурирующим с 1689 г. в письмах И. А. Шергина «Владимиром Иевлевичем».

Следующий комплекс материалов, где упоминается имя иноземца Владимира Иевлева, — хозяйственная документация архиепископа Холмогорского и Важского Афанасия (описи имущества архиерея 1684 и 1702 гг. и приходо-расходные книги). Во второй половине 1680-х — конце 1690-х годов среди главных иностранных купцов поставщиков вина в архиерейский дом числился иноземец «Володи-мер Иевлев».48 Т. Г. Фруменкова, говоря о хозяйстве Афанасия, отмечает, что архиепископ нередко покупал товары в кредит. При этом «посредником при оплате долга мог выступать русский купец. Так, за бочку „ренского" вина деньги Володимеру Иевлеву в 1691 г. были отданы „чрез гостя Василия Грудцына"».49 Выбор архангельским архиереем устюжского гостя как уполномоченного лица при сделках с заморскими торговыми людьми был не случаен. Во-первых, сам Василий Иванович являлся старым знакомым архиепископа Афанасия, присылал ему чай и учил, как следует заваривать этот новый для русских людей напиток.50 Во-вторых, гость был, очевидно, хорошо зна-

48 Фруменкова Т. Г. Афанасий Холмогорский и иноземцы // Русский Север и Западная Европа. СПб., 1997. С. 145.

49 Там же. С. 154. Вполне возможно, что покупка «ренского» в 1691 г. была не единственным случаем. В. Верюжский, используя приходо-расходные книги архиерейского дома, отмечает неоднократные приобретения заморского вина у иноземцев, среди которых мог быть и тот же Владимир Иевлев, причем, как пишет исследователь, «преосвященный Афанасий сам был мастером в составлении различных водок» (Верюжский В. Афанасий, архиепископ Холмогорский. Его жизнь и труды в связи с историей Холмогорской епархии за первые 20 лет ее существования и вообще русской церкви в конце XVII века. СПб., 1908. С. 468 и примеч. 246).

Интересно, что летом 1691 г. В. Грудцын был в очередной раз гостем у архангельской корабельной пристани (Титов А. А. Летопись Двинская. М., 1889. С. 56-57) и после ее окончания и ухода иностранных кораблей должен был во второй половине осени или в начале зимы отправиться в Москву с собранными деньгами и отчетными документами. Не исключено, что просьба архиепископа Афанасия, в том случае, если платеж денег за вино по тем или иным причинам задержался и иноземец уже уехал с берегов Белого моря, была обусловлена именно этим обстоятельством:

B. И. Грудцын в каком-то из городов на обратном пути или в самой столице мог встретить Владимира Иевлева и отдать ему деньги.

50 В 1688 г. гость В. Грудцын писал Афанасию: «Послал я к тебе, государю, .в ме-шечке фунт травы китайской чаю; изволь, государь, приказать варить ее в воде кипяченой и пить с сахаром во здравие» (цит. по: Верюжский В. Афанасий, архиепископ Холмогорский. С. 467-468). См. также: Рункевич С. Г. Епархиальные архиереи // Странник. 1904. Т. 2. С. 491; Фруменкова Т. Г. Афанасий Холмогорский и иноземцы.

C. 149.

ком с иностранным купцом, который доверил ему получение денег. Следовательно, В. И. Грудцын выступает связующим звеном между «Володимером Иевлевым» из окружения Афанасия Холмогорского,51 с одной стороны, и с «Владимиром Иевлевичем» из писем Шергина (напомним, что в 1689 г. деньги на нужды промысла от устюжского гостя и иноземца были посланы с одним и тем же человеком), с другой, что, наряду с явным совпадением имени и патронима-фамилии, дает основания для отождествления «Владимира Иевлева» с «Владимиром Иевлевичем» и обнаружения прямых связей между русским придворным купцом, двинским архиереем, иноземным торговым человеком и приказчиком Сереговского соляного промысла.

В 1694 г. иноземец «Володимер Иевлев» выполнил крупный заказ холмогорского архиепископа: по просьбе Афанасия в Амстердаме были приобретены два вороных упряжных жеребца («возника»). При погрузке на корабль один из них погиб, вместо него купили «молодого возника», после чего лошади были благополучно доставлены в Архангельск. Одновременно по заказу самого Владимира Иевлева на этом же корабле прибыл вороной с белой отметиной жеребец четырех лет, который так понравился Афанасию, что тот уговорил иностранного купца продать его. Затраты архиепископа на покупку и транспортировку лошадей составили 262 рубля 24 алтына 5 денег. Иноземец получил эти деньги в два приема — сначала 200 рублей, затем остальные, а лошади стали любимым приобретением архиерея.52

51 Взаимоотношения холмогорского архиерея и устюжского гостя не ограничивались просьбой о передаче денег: архиепископ Афанасий и Василий Грудцын были знакомы задолго до 1691 г. 15 октября 1685 г. В. И. Грудцын, возвращаясь с архан-гелогородской ярмарки домой, в Великий Устюг, побывал в гостях у Афанасия Холмогорского и после «духовной беседы», которая, очевидно, произвела на торгового человека большое впечатление, он «добрым и вольным своим намерением» передал в архиерейский дом соляную варницу и рыбные ловли на р. Юре в Чухченемской волости (Верюжский В. Афанасий, архиепископ Холмогорский. С. 420, примеч. 99; С. 483-486). Характерно, что ни один из архиепископов устюжской епархии, а их в последней четверти XVII в. было несколько, таких даров со стороны одного из своих наиболее заметных прихожан, по-видимому, не удостаивались. Следовательно, это пожалование стоит, действительно, связывать не столько с набожностью или чувством особого почтения к церковным структурам со стороны гостя, сколько с сильным воздействием на В. И. Грудцына личности именно архиепископа Афанасия. О дружеских связях Афанасия Холмогорского и гостя В. И. Грудцына подробнее см.: Тимошина Л. А. Общественно-экономические связи архиепископа Холмогорского и Важского Афанасия в последней трети XVII в. // Историография, источниковедение, история России X-XX вв. М., 2008. С. 314-320.

52 Верюжский В. Афанасий, архиепископ Холмогорский. С. 401; Фруменкова Т. Г. Афанасий Холмогорский и иноземцы. С. 153-154 (цена ошибочно указана как 262 рубля 64 (!) алтына 5 денег). В. Верюжский считает, что «возниками» называли ломовых

Стоит заметить, что и в хозяйстве И. Д. Панкратьева в Серегов-ском усолье были закупавшиеся в Архангельске дорогие привозные жеребцы именно вороной масти, которые использовались для разведения в Серегове и окрестностях породистых лошадей, чье потомство

лошадей. Это не так. Словом «возниками» обозначали упряжных лошадей, которые использовались для торжественных выездов и подбирались по мастям. Так, у царя Алексея Михайловича были серые возники «в нарядных каптурах и шлеях» (Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 2. М., 1975. С. 300). Судя по всему, именно для парной упряжки в карету купил двух жеребцов архиепископ Афанасий, причем, благодаря постоянно отмечавшейся в приходо-расходных, как, равным образом, и в таможенных, книгах масти лошадей, известно, что оба они были вороными.

В. Н. Захаров, рассматривая непосредственные контакты иностранных купцов с представителями русской знати и духовенства в эпоху Петра I, на основе единственного источника — счетной выписи Архангелогородской таможни 1710 г. — отметил: «Кое-что из привозных товаров покупалось (имеется в виду: у иноземных торговых людей. — Л. Т.) представителями духовенства, но эти сделки крайне редки и незначительны» и, в качестве иллюстрации, привел сведения о приобретении вина у шести иностранных купцов для холмогорского архиепископа Рафаила (Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 123). Вряд ли можно согласиться с таким выводом. Пример предшественника архиепископа Рафаила на архиерейской кафедре, Афанасия Любимова, показывает, что закупки товаров и припасов для архиерейского дома у иноземных торговцев были постоянными, но для выявления таких сделок и, соответственно, для более полной характеристики всех направлений русской импортной торговли и взаимоотношений с иностранными партнерами стоит опираться не только на материалы светского административного делопроизводства, но и на другие источники, в частности, финансово-отчетные документы различных духовных корпораций и материалы личного происхождения. Интересную особенность такой торговли демонстрируют приходо-расходные книги вологодского архиерейского дома, в частности, книга 1677/78 г., составленная при архиепископе Симоне. Необходимые в хозяйстве предметы или вещества (металлы — медь, олово, серебро, золото; краски; благовония — ладан и т. д.) приобретались не напрямую у иностранных купцов, а через русских посредников, прежде всего, тех же вологжан (Приходо-расходные денежные книги Вологодского архиерейского дома святой Софии и окладные книги церквей Вологодской епархии. XVII — начало XVIII в. СПб., 2016. С. 399, 401-407 и др.). Сами эти люди покупали такие товары, по-видимому, в Вологде или Архангельске. Однако такая двухступенчатая, а может быть, включавшая и большее количество посреднических операций торговля, с одной стороны, до некоторой степени подтверждает мнение В. Н. Захарова об относительной редкости непосредственных контактов представителей духовенства с иностранными купцами, а с другой — отнюдь не свидетельствует об отсутствии зарубежных товаров в архиерейском обиходе.

К сожалению, и в новейшей литературе, посвященной архиепископу Афанасию, в основном, рассматриваются его усилия по организации церковной жизни или содержание написанных им полемических сочинения, а все другие направления деятельности и особенности взаимоотношений с людьми из различных слоев русского общества XVII в. этого, безусловно, разностороннего в своих интересах и неординарного человека остаются в тени (см., например: Панич Т. В. Афанасий (Любимов Алексей Артемьевич) // Православная энциклопедия. Т. 4. М., 2002. С. 9-10).

отсылалось потом в Москву самому гостю в качестве упряжных лошадей или продавалось за очень большие (100 и более рублей) суммы другим лицам, чаще всего, яренским воеводам. Первые сведения о покупке жеребца в Архангельске содержатся в одном из ранних писем И. А. Шергина не позднее 23 марта 1675 г., затем о рождении двух вороных жеребцов от немецкой кобылы сообщается в письме от 11 ноября 1688 г., 21 ноября 1689 г. сереговский приказчик пишет И. Д. Панкратьеву о том, что в промысле «3 пары вороных есть, вам годны, а иные розными шерстьми» (№ 39, 137, 165, 178, 179, 198, 209, 214, 217). Обращают на себя внимание постоянно подчеркиваемая масть лошадей — вороная — и цель использования, которые замечательно совпадают с аналогичными сведениями о «возни-ках» архиепископа Афанасия, приобретенных, подчеркнем это еще раз, через посредство иноземца Владимира Иевлева. А если к этому добавить отмеченные выше постоянно посылаемые из Серегова иноземцу же «Владимиру Иевлевичу» элементы конской упряжи, что показывает явный интерес адресата к лошадям, его очевидное из грамоток знакомство с гостями В. И. Грудцыным и И. Д. Панкратьевым, то и в этом случае мы с полной уверенностью можем предполагать, во-первых, тождество упоминаемых в различном контексте двух иностранных торговых людей, а во-вторых, не только помощь иноземца в покупке лошадей для промысла, но и его, конечно, совместную с хозяином Сереговского усолья, инициативу в экономически выгодном и общественно престижном заведении там собственного конезавода.53

Во время Азовских походов (1695-1696) архиепископ Афанасий живо интересовался всеми новостями с далекой южной украины и просил архангельского протопопа Калинника и других духовных лиц

53 Между прочим, вороной окрас лошадей и их использование для личных выездов заставляет думать, что речь идет о фризских лошадях, выведенных в XVI-XVII вв. в Северной Голландии путем скрещивания испанских (андалузских) лошадей с местной, более тяжелой «холоднокровной» породой. Их отличительной чертой является исключительно вороная масть, и они считаются одной из самых красивых упряжных пород (см.: Гуревич Д. Я., Рогалев Г. Т. Словарь-справочник по коневодству и конному спорту. М., 1991. С. 45). В переписке И. А. Шергина вороные лошади называются «немецкими», но вполне возможно, что такое именование они получили из-за способа доставки — на кораблях из расположенного не очень далеко от Северной Голландии Бремена. А их или их предков иноземное происхождение подчеркивалось дававшимися даже родившимся в усолье вороным лошадям своеобразными кличками, например, двухлетний местный жеребец, которого в мае 1692 г. следовало отправить в Вологду, звался «Маккавеем» (№ 217), что, очевидно, связано с текстом Библии, но явно отличается от прозваний других сереговских лощадей — «Лы-сан», «Быстрый», «Первуха» и др.

сообщать ему в Холмогоры последние известия, что они и делали. Сохранилась грамотка протопопа архангельского собора Калинника и священника Ивана, где они писали Афанасию о получении 22 октября 1695 г. памяти из Патриаршего казенного приказа с рекомендацией узнавать сведения «об азовских бытностех от ближнего стольника и воеводы Федора Матвеевича Апраксина и в немецкой слободе (имеется в виду Немецкая слобода в Архангельске.54 — Л. Т.) от иноземцев от Володимира Иевлева и от Дениса Володимерова».55 Приведенные слова говорят о многом: о знакомстве холмогорского иерея и архангелогородских священнослужителей с Владимиром Иевлевым и отмеченным рядом с ним человеком, об осведомленности этих последних о происходивших далеко на юге событиях, что было возможно при поддержании постоянных контактов как со своими соплеменниками, жившими в столице, так и с русскими купцами, тем же И. Д. Панкратьевым,56 а главное, о доверии к упомянутым в памяти из Казенного приказа лицам как компетентным и хорошо осведомленным информаторам, что совсем не удивительно в отношении двинского воеводы, но заставляет задуматься о роли и месте этих двух иноземцев в русской общественно-политической жизни. Необходимо при этом обратить внимание и на некоторые грамматико-терминоло-гические особенности процитированного фрагмента — использование слова «иноземцы» во множественном числе по отношению сразу к двум лицам, Владимиру Иевлеву и Денису Владимирову, совпадение имени первого из них с отчеством второго и порядок расположения обоих имен. Более чем вероятно, что использование такой формы, подразумевало и четко обозначило близкие родственные связи между этими двумя людьми. Добавим, что чуть позднее, в 1697 г. иностранный купец Денис Володимеров отвез тому же Афанасию купленные «градус да стекло, с которого по градусу смотрят на корабле у кормщика», то есть, вероятно, секстант.57 Следовательно, ничто не мешает думать, что Денис Владимирович был уже занимавшимся собственными делами сыном Владимира Иевлева, и в середине 1690-х годов

54 Подробнее об истории архангелогородской Немецкой слободы см.: Овсянников О. В., Ясински М. Э. Голландцы. «Немецкая слобода» в Архангельске. С. 108180.

55 Верюжский В. Афанасий архиепископ Холмогорский. С. 534. Примеч. 28; Фру-менкова Т. Г. Афанасий Холмогорский и иноземцы. С. 157.

56 В декабре 1696 г. И. Д. Панкратьев был выбран в комиссию для сбора денег на строительство 14 кораблей в Воронеже (Богословский М. М. Петр I. Т. 1. С. 362) и, конечно, был в курсе событий, приведших Петра I и его окружение к мысли о создании собственного флота.

57 Фруменкова Т. Г. Афанасий Холмогорский и иноземцы. С. 150.

они имели свой, по-видимому, неразделенный двор в особом районе Архангельска.58

Имя иноземца «Владимир Иевлев» — «Владимир Иевлевич», причем и в том, и в другом варианте, встречается в некоторых московских и вологодских документах конца XVII — начала XVIII в. В 1695 г. некий «Володимерко Иевлев» подал челобитную, где просил присоединить к своему двору территорию, на которой находился старый обветшавший вологодский гостиный двор, с условием уплаты необходимых оброчных денег. 59

В 1702 г. вологодские земские бурмистры Андрей Пушников и Яков Сычугов «с товарыщи» обратились с просьбой к «благодетелю Володимеру Иевлевичю» о ходатайстве перед боярином «Федором Алексеевичем» — «заступи милостивым своим отеческим за нас пред-стательством» — по делу о взыскании с них 1000 рублей «пенных денег».60 Речь шла о несогласованности в деятельности двух учреждений — Новгородского приказа и Ратуши, когда бурмистры отчитывались о строительстве, в соответствии с указом от 4 ноября 1701 г., восьми барок для перевозки воинских припасов только перед Ратушей, а руководители Новгородского приказа, не получая никаких сведений о сооружении в Вологде требуемых судов, расценили это как невыполнение указа и решили наложить на них за это штраф. Упомянутый в прошении боярин «Федор Алексеевич» — это Федор Алексеевич Головин, который в конце XVII — первых годах XVIII в. управлял Посольским приказом и соединенными с ним учреждениями

58 Современные исследователи архангельской топографии отмечают, что точно локализовать 24 расположенных рядом иноземных двора из-за особенностей источников не удается, так как в переписной книге 1678 г. писец расплывчато определил это место как «у Архангельского города», и добавляют: «Характерно, что в XVII в. ни один русский документ не называет термин „немецкая слобода".» (Овсянников О. В., Ясински М. Э. Голландцы. «Немецкая слобода» в Архангельске. С. 116). Как видим, письмо протопопа Калинника и священника Ивана архиепископу Афанасию позволяют уточнить это наблюдение и, по крайней мере, считать его справедливым только для кадастровых материалов.

Л. Д. Попова определяет местоположение Немецкой слободы в последней трети XVII в. как «.вдоль Северной Двины, начинаясь по-прежнему от стен немецкого Гостиного двора с одной стороны, и Проезжей дорогой (ныне примерно пр. Ломоносова) — с другой, и заканчивалась у так называемого Жабинского волока (нынешний район Набережной и ул. Логинова)» (Попова Л. Д. Храмы западноевропейских конфессий в Архангельске // Русский Север и Западная Европа. СПб., 1999. С. 83. См. также: Попова Л. Д. Архангельск. Очерк истории строительства (конец XVI — начало XX в.). Архангельск, 1994. С. 31, 44-45, 66; и др. работы этого автора).

59 РГАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. Оп. 7. 1695 г. № 79. Л. 1.

60 ОПИ ГИМ. Ф. 113. Материалы по истории городского управления. Оп. 1. № 20. Л. 36.

(Оружейной палатой, палатами Золотых и Серебряных дел), Ямским и Военным морским приказами,61 в чьем ведении находились вопросы управления российским военным флотом. Очевидно, что к 1702 г., а, судя по вышеупомянутой памяти из Патриаршего казенного приказа от 1695 г., это произошло гораздо ранее, Владимир Иевлевич был уже настолько близок к высшим правительственным кругам или, по крайней мере, к одному, но весьма заметному человеку,62 что это стало известно далеко от Москвы, но одновременно сохранял старые связи с Вологдой (именно поэтому к нему и обратились земские бурмистры) и, очевидно, свой тамошний двор. Можно предполагать его участие в той или иной форме в корабельном строительстве, возможно, в поставках необходимых припасов и материалов. Во всяком случае, представители местной городской администрации писали ему о барках без каких-либо дополнительных пояснений, как человеку, хорошо знакомому с сутью вопроса.

Совпадение времени упоминаний, места действия и почти полное имени иноземца, которому И. А. Шергин посылал приветы и заказанные им вещи, с именем лица, действительно жившего в Вологде, позволяют с большой долей вероятности предполагать, что и в этом случае речь идет об одном и том же человеке. Что же касается имеющихся различий в написании второй части антропонима — «Иевлевич» или «Иевлев», то это объясняется видовыми особенностями используемых документов. Для эпистолярного стиля И. А. Шергина,63 как, равным образом, и вологодских бурмистров, было характерно прямое обращение к корреспонденту только по имени и отчеству,

61 Богоявленский С. К. Московский приказной аппарат. С. 231; Очерки истории СССР. Россия в первой четверти XVIII в. Преобразования Петра I. М., 1954. С. 292; Богословский М. М. 1) Петр I. Т. 1. С. 307, 308, 314-316, 347 и др.; 2) Петр I. Материалы к биографии. Т. 2. М., 1941. С. 12, 16, 66, 69, 84 и др.; Бушкович П. Петр Великий. Борьба за власть (1671-1725). СПб., 2008. С. 191-192, 210, 216-258 и др.

62 Напомним, что Ф. А. Головин был вторым послом во время подготовки Великого посольства 1697-1698 годов, одной из основных целей которого были Нидерланды. Об этом путешествии см.: Бакланова Н. А. Великое посольство за границей в 1697-1698 гг. (Его жизнь и быт по приходо-расходным книгам посольства) // Петр Великий. Сборник статей. М.; Л., 1947. С. 3-62; Гузевич Д., Гузевич И. Великое посольство. СПб., 2003; Гуськов А. Г. Великое посольство Петра I. Источниковедческое исследование. М., 2005; Мазур Т. П. Моряки из Нидерландов и их потомки на службе в Российском военно-морском флоте // Россия — Нидерланды. Диалог культур в европейском пространстве. Материалы V Международного петровского конгресса Санкт-Петербург 7-9 июня 2013 года. СПб., 2014. С. 274-275.

63 Подробнее об особенностях эпистолярного стиля И. А. Шергина см.: Тимошина Л. А. Элементы формуляра в письмах Ивана Андреевича Шергина // Монфокон. Исследования по палеографии, кодикологии и дипломатике. Вып. 1. М.; СПб., 2007. С. 442-471.

отсюда — «Владимир Иевлевич». В челобитных же форма написания имени заявителя для большинства населения была, как известно, иной, — без -вин и с уменьшительной формой личного имени, поэтому в поданном в московский приказ документе 1695 г. читается «Володимерко (Владимир) Иевлев».

Еще одна форма написания имени иноземца Владимира Иевлева встречается, на наш взгляд, и в письмах Петра I. В послании архан-гелогородскому воеводе Ф. М. Апраксину от 16 апреля 1695 г. царь, сообщая о посылке ему книг и чертежа «станов и боев, которые были под Кожуховым», продолжает: «Такожде по письму твоему от Воло-димера Лвутца все дошло».64 Письмо было опубликовано с примечанием от составителя, А. Ф. Бычкова, о том, что Владимир Лвутц в печатных изданиях именуется Владимиром Эвутцем.65 Как представляется, упоминание иноземца с довольно редким именем — «Владимира Иевлева» из грамотки протопопа Калинника Афанасию Холмогорскому и «Владимира Эвутца» из письма Петра I — в один и тот же, 1695, год и в связи с одним и тем же человеком, двинским воеводой Ф. М. Апраксиным, позволяют думать об этих двух именованиях как относящихся к одному и тому же человеку.

Трудно с полной уверенностью сказать, что же именно послал царю Владимир Эвутц, но допустимо высказать некоторые предположения. В этом же письме Ф. М. Апраксину Петр оправдывается за задержку с ответом на предыдущее послание воеводы необходимостью приготовлений к Азовскому походу.66 Известно, что сам царь выступил в поход 28 или 30 апреля (данные источников в определении числа этого события расходятся) 1695 г.67 Однако передовой отряд под командованием Патрика Гордона отправился из Москвы несколько ранее — 6 марта 1695 г., а перед этим, 25 февраля, Гордон побывал у виднейших членов правительства — Т. Н. Стрешнева, кн. П. И. Прозоровского, Л. К. Нарышкина и кн. Б. А. Голицына — по поводу подготовки к военной экспедиции и в этот же день через майора Сака получил в Преображенском для своего отряда мушкеты и 1000 наконечников для копий.68 Возможно, что именно эти припасы вместе

64 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 1. СПб., 1887. № 36. С. 28-29.

65 Там же. С. 507. О работе Афанасия Федоровича и его сына Ивана Афанасьевича Бычковых над томами писем Петра I см.: Андреев А. И. Памяти Ивана Афанасьевича Бычкова // Петр Великий. Сборник статей. М., 1947. С. 424-432

66 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 1. № 36; Ср.: Богословский М. М. Петр I. Т. 1. С. 216.

67 Богословский М. М. Петр I. Т. 1. С. 216-217.

68 Там же. С. 210-212; Патрик Гордон. Дневник 1690-1695. М., 2014. С. 324.

с письмом от Ф. М. Апраксина и были присланы от иноземца.69 Следовательно, Владимир Эвутц был достаточно хорошо известен царю Петру, о чем свидетельствует отсутствие в письме Апраксину каких-либо дополнительных определений к его имени, обычно использовавшихся, когда речь идет о совершенно постороннем лице. Более того, никак нельзя исключить возможность и личных контактов русского верховного правителя и голландского купца. Такое знакомство могло состояться во время первого, в 1693 г., или второго, в 1694 г., путешествий Петра I в Архангельск,70 где самую активную роль в приеме самодержца играли все те же воевода Ф. М. Апраксин и архиепископ Афанасий.

Знал Владимира Эвоца и Патрик Гордон. В его дневнике в записи от 10 ноября 1693 г. указано, что он отправил письма «к м-ру Эво-утсу, Хоутману и Бушу и Л[евенфельду] в Вологду».71 Такое знаком-

69 Поставки иностранными купцами казне огнестрельного и холодного оружия играли большую роль, как отмечается исследователями, в деле вооружения русской армии (см., например: Демкин А. В. Западноевропейское купечество в России. Вып. 2. С. 42-45). Особое значение импорт оружия приобрел с конца XVII в. при Петре I. В историографии отмечается, что в 1690-х годах, в начале его действительного правления, по заказу казны оружие ввозили более десяти западноевропейских купцов, главным образом, голландцы — Д. Артман, А. Брест, А. Дикс, Р. Мейер, И. Таберт и др. (Захаров В. Н. 1) Поставки западно-европейскими купцами оружия и военного снаряжения в Россию в начале XVIII в. // Проблемы истории СССР. Вып. 12. М., 1982. С. 53-68; 2) Западно-европейские купцы в России. С. 218-231).

70 Не указывая всю обширную литературу с описанием этих поездок, сошлемся на новейшие работы, где содержится и необходимая библиография: Беспятых Ю. Н. 1) Первое «пришествие» Петра I в Архангельск // БМ^а НишашвМса 1996. Исследования по истории и филологии. СПб., 1996. С. 87-109; 2) Второе «пришествие» Петра I в Архангельск // Русский Север и Западная Европа. СПб., 1999. С. 94-133; 3) Архангельск накануне и в годы Северной войны 1700-1721. СПб., 2010. С. 102-187.

71 Патрик Гордон. Дневник 1690-1695. С. 229. Небольшие разночтения в «фамилии» не должны смущать, так как вариативность «тс» и «тц», «у» и «оу» в русских документах и в переводе с английского текста вполне допустима. Под именованием «Буш» в письме Патрика Гордона подразумевался, вероятно, кто-то из проживавших в Вологде представителей известной фамилии голландских торговых людей де Босов — или умерший к 1698 г. Андрей Андреев с., или его брат Корнила Андреев с., учтенный как дворовладелец в переписной книге города 1711 г. (Писцовые и переписные книги Вологды XVII — начала XVIII века. Т. 2. М., 2008. С. 3-7, 29, 52, 68, 92-93, 167, 239-240, 295). Л[евенфельд] — это, по-видимому, находившийся на царской службе родственник П. Гордона (муж его племянницы) полковник Христофор (Кристоф) фон Левенфельд (Богословский М. М. Петр I. Т. 1. С. 133), высланный в Вологду в июле 1693 г. по решению руководителей Иноземского приказа (Патрик Гордон. Дневник 1690-1695. С. 213-215). Что же касается «Хоутмана», то в дневнике Гордона за 1690-1695 гг. упоминаются четыре человека с такой фамилией — Абрахам, Адольф, Иоганн и Исаак; о ком конкретно идет речь в данном отрывке, непонятно.

ство, помимо многих, окружавших находившегося на русской службе шотландца и иностранного купца людей, могло произойти и через посредство зятя П. Гордона, полковника Стевинса, мужа его второй дочери Мери, который довольно часто вместе с женой проезжал через Вологду по пути из Архангельска в Москву и обратно.72 А постоянное присутствие одного и того же города, Вологды, как связующего географического центра является косвенным доказательством тождественности «Владимира Иевлева» и «Владимира Эвоутса».

Наилучшим подтверждением высказанного предположения являются записи в переписной книге Вологды 1711-1712 годов, где, с одной стороны, присутствует «объединенная», трехчастная форма воспроизведения имени иноземца, а с другой — упрощенная двухчастная форма такого именования. При описании дворов в переулке «к Пречистенскому берегу» указано: «Двор посадского человека Ивана Оксенова сына Оловеникова в длину шесть сажен, поперег по лицу 4 сажени полтора аршина ... По скаске ево, владеет по купчей Галан-ской земли торгового иноземца Володимерова Иевлева сына Эвоца (курсив мой. — Л. Т.) с прошлого 709 году»; а про двор Кандалаш-ского монастыря в переулке «в Ызосимовскую улицу» сказано, что им владеет вдова торгового человека гостиной сотни Алексея Михайлова с. Белавинского Анна73 «после мужа своего по закладной кабале Галанской земли торгового иноземца Володимера Иевлева сына (курсив мой. — Л. Т.) со 198 году».74 Замена буквы «у» на «о» и «ц» на «тс», в форме «Эвоц» по сравнению с «Эвоутс» не имеют, как кажется, принципиального значения, так как, скорее всего, связаны с фонетической близостью «ц» и «тс», возможно, с особенностями воспроизведения писцом оригинала книги трудного для восприятия иностранного слова или с ошибками прочтения при создании ее, по определению археографов, списка.75 Легко объяснимо и отсутствие в закладной

72 Патрик Гордон. Дневник 1690-1695. С. 193, 217.

73 В опубликованном тексте вологодской переписной книги на л. 3 имеется заголовок «Книги переписные с мерой 1711 и 1712 годов переписи и меры Ивана Шес-такова» (Писцовые и переписные книги Вологды. Т. 2. С. VII), который не позволяет понять точную дату начала их работы, однако в любом случае к 1713 г. гостиной сотни А. М. Белавинский уже умер, поэтому имеющееся в монографии Н. Б. Голиковой его упоминание под этим годом как живущего нуждается в уточнении (Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации. Т. 1. С. 410).

74 Писцовые и переписные книги Вологды. Т. 2. С. 58, 55.

75 Фрагмент вологодской переписной книги 1711 г., куда попало и описание этого двора Кандалашского монастыря, был опубликован ранее (см.: Старая Вологда. XII — начало XX в. № 116. С. 99-103). Воспроизведение текста этого фрагмента и в той, и в другой публикации одинаково (некоторые различия есть в расстановке знаков препинания), что свидетельствует о точности работы археографов в обоих случаях.

кабале фрагмента «Эвоц». Очевидно, это было связано с формой написания имени иноземца в исходных документах, закладной 1689/90 г. и купчей 1709 г., которые, бесспорно, хранилась в семейных архивах, иначе, каким образом по прошествии нескольких лет И. О. Оло-венников и вдова А. М. Белавинского вообще могли воспроизвести точную дату и вид владельческих крепостей и, по-видимому, предъявить их переписчику? В любом случае, очевидно, что три формы написания имени в русских документах — Владимир Иевлевич — Владимир Иевлев — Владимир Иевлев Эвоц (Эвутц, Эвоутц) — относятся к одному и тому же человеку с единственным различием между ними. В двух первых, кратких, отмечаются с некоторыми вариантами только собственное имя иноземца и имя его отца, а в третьей, расширенной, к ним добавляется указание на его родовую (фамильную) принадлежность.

Таким образом, Владимир Иевлев Эвоц (Эвутц, Эвоутц) в 1680-х — конце 1700-х годов совершал различные имущественные сделки в Вологде, обусловленные разнообразными направлениями его деятельности и насущными финансовыми условиями, когда требовалось, например, срочно иметь ту или иную сумму денег для торговых операций, закупки или транспортировки товаров, уплаты пошлин и т. д. Как показывают письма И. А. Шергина и приведенная выше челобитная 1695 г. самого иноземца, Владимир Эвоц, по всей вероятности, имел двор в городе, в котором жил зимой, перебираясь летом в Архангельск. Однако определить время появления его вологодского дворовладения не удается, в переписной книге Вологды 1678 г.

Однако факсимильно воспроизведенный в сборнике документов л. 149 об.-150 источника (Старая Вологда. XII — начало XX в. С. 100, ил.), показывая отдельные, впрочем, очень незначительные погрешности в публикации 2008 г. («разсылщик» вместо «розсыльщик» и «180 году» вместо «180-го году»), заставляет обратить внимание на гораздо более серьезную вещь. Даже по черно-белой и не очень хорошего качества фотографии очевидно, что находящееся на этих листах описание двора архиерейского домового человека Дмитрия Григорьева с. выполнено двумя почерками, перьями неодинаковой толщины и, возможно, чуть отличающимися по тону чернилами: первая часть записи с именем дворовладельца и характеристикой самого двора, находящихся там строений и огорода принадлежит руке одного человека, а запись о юридическом основании владения и сведения о постое и других повинностях и платежах — другой. Это обстоятельство было отмечено в предисловии к более поздней полной публикации текста книги 1711 г. (Писцовые и переписные книги Вологды. Т. 2. С. VIII), тем не менее, археографы все-таки приходят к выводу, что рукопись представляет собой «не подлинник переписной книги, а ее список, близкий по времени к подлиннику, на что указывают ремарки в тексте типа: „в подлинной книге нет" или „в подлинной книге не написано"» (Там же. С. VII). Как представляется, наличие двух почерков в описательных статьях требует дополнительного объяснения и уточнения в определении вида публикуемого документа.

среди проживавших в городе иноземных купцов Владимир Иевлевич не числился, в писцовой книге города 1685-1686 гг. и в переписной 1686/87 г. фиксировались владения только местных посадских людей без учета других категорий населения, нет его имени как дво-ровладельца и в переписной книге 1711-1712 годов.76

Владимир Иевлевич упоминается и в письме Франца Лефорта Петру I, датированном 10 декабря 1698 г. и отправленном из московской Немецкой слободы.77 Сам Петр в это время находился на воронежских верфях, куда он направился 23 октября 1698 г., а в обратный путь выехал 16 декабря,78 поэтому, как отмечает М. М. Богословский, письмо Лефорта было получено царем или перед самым отъездом из Воронежа, или по дороге в Москву.79 В своем послании Лефорт писал о заложенном царем корабле «Предистинация», на котором он, Лефорт, «с великой радостью» будет служить, и сообщал, что пересылает Петру «одну грамоту от князя Федора Юрьевича (Ромода-новского. — Л. Т.) и от Ботвенант Владимира Иевлевича».80

Эта краткая запись в письме Лефорта имеет огромное значение для рассматриваемого нами сюжета, так как дает возможность установить связь Владимира Иевлевича с семьей одного из самых известных иностранцев в России последней трети XVII в. М. М. Богословский, процитировавший часть этого письма в своей работе о Петре I, не обратил внимания на содержащееся в нем имя — Владимир Иев-левич — и считал, что Ф. Лефорт упомянул в своем письме Андрея (Генриха) Ивановича Бутенанта фон Розенбуша, в это время комиссара датского короля в Москве.81 Однако речь в письме Лефорта шла о другом, хотя, как видим, и имеющем определенное отношение к Бу-тенантам, лице, что заставляет обратиться к истории этой семьи во время ее пребывания в России.

Как ни странно, но в отечественной историографии нет специальных работ, посвященных Андрею Ивановичу Бутенанту, хотя во многих

76 См.: Писцовые и переписные книги Вологды. Т. 1. С. 77-168, 171-270; Т. 2. С. 3-326. Нет сведений о дворе Владимира Иевлевича и в специальной статье В. Н. Захарова и М. С. Черкасовой, посвященной иноземным дворам в Вологде (Захаров В. Н., Черкасова М. С. Иностранные купцы и их дворы в Вологде в XVII — первой четверти XVIII века // Вологда. Краеведческий альманах. Вып. 3. Вологда, 2000. С. 102-117).

77 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 1. С. 754.

78Богословский М. М. Петр I. Материалы для биографии. Т. 3. М., 1946. С. 165, 175.

79 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 1. С. 754; Богословский М. М. Петр I. Т. 3. С. 175.

80 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 1. С. 754.

81 Богословский М. М. Петр I. Т. 3. С. 175, 468.

исследованиях рассматриваются те или иные стороны его деятельности и богатой событиями жизни.82 Наиболее подробно генеалогические связи этого крупного торгового человека, поставщика различного вида оружия, боеприпасов, предметов роскоши в царскую казну и экспортера, часто в сообществе с другими иностранными купцами, рыбы, хлеба, поташа, мачтового дерева и другой сельскохозяйственной или промысловой продукции, владельца (совместно с Марсели-сами) Олонецких железоделательных заводов и управляющего (как опекун Христиана Марселиса) Тульских, Каширских и Алексинских железоделательных и оружейных заводов, были рассмотрены в работе В. А. Ковригиной. Исследовательница отметила, что начало деятельности в России датского подданного, отец которого был по национальности голландцем, Андрея Ивановича Бутенанта (Heinrich Butenant von Rosenbusch) относится к концу 1660-х годов. В 1672 г. он получил жалованную грамоту на разработку рудных копей в Олонце, в 1676 г. был назначен на должность торгового комиссара датского короля в России и за службу на этом посту в 1688 г. был пожалован датским королем Христианом V дворянским достоинством, титулом «фон Розенбуш» и гербом. В начале 1700-х годов А. И. Бутенант умер.83

Торговые дела Андрея Ивановича Бутенанта унаследовал, как думает В. А. Ковригина, его сын, Андрей Андреевич, занимавшийся ими на протяжении первого десятилетия XVIII в. 15 сентября 1702 г. он был назначен, как и его отец, комиссаром датского короля в Рос-сии.84 А. А. Бутенант был женат на Ульяне Даниловне Артман, дочери одного из самых крупных голландских купцов последней чет-

82 Васильевский А. П. Очерк по истории металлургии Олонецкого края в XVI-XVII вв. Петрозаводск, 1949. С. 53-61; Глаголева А. П. Олонецкие заводы в первой четверти XVIII века. М., 1957. С. 39-46; Ивина Л. И. Об участии датского резидента Бутенанта фон Розенбуша в строительстве русского флота в конце XVII в. // Исторические связи Скандинавии и России. Л., 1970. С. 105-111; Козинцева Р. И. Участие казны во внешней торговле России в первой четверти XVIII в. // ИЗ. Т. 91. М., 1973. С. 318; Коваленко Г. М. О деятельности датского резидента Бутенанта фон Розенбуша в России // Вопросы истории Европейского Севера. Петрозаводск, 1976. С. 180-187; Демкин А. В. 1) Западноевропейские купцы и их товары в России XVII века. С. 75, 80; 2) Западноевропейское купечество. Вып. 1. С. 80, 90, 93, 94, 112 и др.; Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 50, 51, 193, 319; История предпринимательства в России. Кн. 1. М., 2000. С. 174, 181-184, 186; Лавров А. С. Донесения датского комиссара Генриха Бутенанта о стрелецком восстании 1682 г. // ВИД. Т. 27. СПб., 2000. С. 191-199; и др.

83 Ковригина В. А. Немецкая слобода Москвы. С. 185, 210-211.

84 Там же. С. 211.

верти XVII — начала XVIII в., упоминавшегося выше поставщика оружия Даниила Артмана, жившего в Москве с 1647/48 г. и получившего около 1687 г. жалованную грамоту на право свободной торговли в Москве, Архангельске, Новгороде и Пскове, с освобождением его дворов от податей и постоя, разрешением изготовления спиртных напитков на собственный обиход и подсудностью только судьям Посольского приказа.85 Сын А. А. Бутенанта, Петр, родившийся в 1700 г., умер в младенчестве, а сам Андрей Андреевич скончался 1 ноября 1710 г. в возрасте 67 лет.86

В генеалогических построениях В. А. Ковригиной нельзя не отметить существенной хронологической несообразности. Исследовательница отмечает, что ко времени знакомства Петра I с Немецкой слободой, то есть к 1688 г., Андрею Ивановичу Бутенанту было 50 лет,87 и, таким образом, дата его рождения определяется как 1638 г. Одновременно сын Андрея Ивановича Андрей Андреевич, умерший, по мнению В. А. Ковригиной, 67-летним в 1710 г.,88 должен был родиться, соответственно, в 1643 г., что не представляется возможным. Голландский историк Я. В. Велувенкамп, обращая внимание на примерно те же самые, что и русские исследователи, направления деятельности Андрея (Хейндриха) Бутенанта в России, пишет, что он родился примерно в 1643 г., а начал свою деятельность в России сделкой (совместно с родственником, голландцем Иеронимусом Тра-делом) с кольским Печенгским монастырем на поставку рыбы и рыбьего жира. Заканчивает Я. В. Велувенкамп рассмотрение биографии А. И. Бутенанта 1701 годом. Обращает на себя внимание совпадение у двух историков одной и той же даты — 1643 г., только В. А. Ковригина приурочивает к этому году рождение Андрея Бутенанта — сына, а Я. В. Велувенкамп — отца.

Как бы то ни было, Андрей Иванович Бутенант во второй половине XVII в. был видной фигурой среди иноземного купечества в России и имел, помимо сына «Андрея Андреевича», других родственников. В росписи 1687 г. заморских кораблей, пришедших в Архангельск, и привезенных на них товаров есть имя племянника датского комиссара — Ивана Андреева с. Фансома (время упоминания 80-90-е годы XVII в.), который встречал торговые корабли и в дальнейшем, в част-

85 РГАДА. Ф. 50. Сношения с Голландией. Оп. 1. 1687 г. № 3; Демкин А. В. Западноевропейские купцы и их товары в России XVII века. С. 72; Ковригина В. А. Немецкая слобода Москвы. С. 211, 222.

86 Ковригина В. А. Немецкая слобода Москвы. С. 211.

87 Там же. С. 185.

88 Там же. С. 211.

ности, в навигацию 1689 г.89 А. В. Демкин считает племянником А. И. Бутенанта и некоего Романа Иванова с. Фансома (с датами упоминания 1683-1685, 1690 годы),90 а приказчиком — Андрея Тимофеева с. Фансома (упоминавшегося в 1668-1669 годах).91 Степень родства всех этих лиц между собой исследователь не устанавливает.

В реконструированном А. В. Демкиным списке западноевропейского купечества в России присутствуют еще несколько человек, связанных с Андреем Ивановичем Бутенантом — племянник Родион Ананьин (упоминание — 1680 г.), пасынок Яков Гофман (упоминания — 1668, 1684 годы), приказчик Томас Балсырев Фадемрехт (с датами упоминания 1687, 1689 годы).92 Однако наибольший интерес представляют два свидетельства историка, первое — о племяннике А. Бутенанта Владимире Иевлеве (даты упоминаний 1680 и 1684 годы) и вторая — о приказчике того же лица Владимире Иевлеве Эвоулте или Эваце (даты упоминания 80-е годы XVII в.).93

Выше было показано, что Владимир Иевлев и Владимир Иевлев Эвоц (Эвац, Эвутц, Эвоулт, Эвоутс, Эвоутц), несмотря на разницу записи его имени в различных источниках, на самом деле являются одним и тем же человеком. Как представляется, нет оснований отказываться от высказанного предположения и в отношении лиц из списка А. В. Демкина. Не слишком значительные различия в огласовке «фамилии» — «а» вместо «о» и «улт» вместо «утс» — при совпадении имени и патронима, с одной стороны, и хронологии деятельности, с другой, показывают, что речь по-прежнему идет об одном и том же торговом иноземце с продолжающейся вариативностью написания его имени.

Что же касается определения характера отношений Владимира Иевлева Эвоца (Эваца, Эвоулта, Эвоутса, Эвоутц) с А. И. Бутенантом, были ли они действительно хоть в какой-то степени родственными или все-таки чисто деловыми, то сказать что-либо до конца определенное трудно.94 Хорошо известно, что представители русского и за-

89 Демкин А. В. 1) Западноевропейские купцы и их товары в России XVII века. С. 80, 91; 2) Западноевропейское купечество в России. Вып. 2. С. 94. Ивана Фансома (с датой упоминания 1687-1720 гг.) включает в свою, также не имеющую поисковых ссылок, таблицу В. Н. Захаров (Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 316).

90 Демкин А. В. Западноевропейское купечество в России. Вып. 2. С. 94.

91 Там же. С. 80, 93.

92 Там же. С. 90, 91, 93

93 Там же. С. 91, 94; Демкин А. В. Западноевропейские купцы и их приказчики. С. 46, 49.

94 В таблицах, составленных А. В. Демкиным, имеются только краткие определения родственных или деловых связей тех или иных лиц — «племянник», «приказчик»,

падноевропейского крупного купечества часто использовали в качестве приказчиков в своих деловых операциях лиц, связанных с ними узами родства, но занимавших во внутриродовой иерархии более низкое положение, называя их «племянниками», то есть «родственниками» в широком смысле слова.95 Возможно, таким «племянником», который помогал в торговых делах своему, занимавшему более высокое социальное положение и обладавшему большим экономическим потенциалом родственнику являлся и Владимир Иевлевич.96 Однако есть и другие примеры. В частности, среди греческих торговых людей или приезжавших в Россию с большой свитой представителей Православного Востока, когда «племянниками» главы торгового предприятия, посольства, духовной миссии и т. д. назывались люди, не связанные с ним никакими родственными отношениями, которые, выполняя функции помощников-приказчиков, и сами занимались тем или иным видом торгово-предпринимательской деятельности, используя или имевшиеся у их «патронов» и оформленные различными жалованными грамотами льготы, формально распространявшиеся и на родственников, или просто пользуясь покровительством и деловыми связями более «могущественного» и экономически состоятельного лица. На наш взгляд, к этой последней категории, скорее всего, принадлежал и Владимир Иевлев Эвоц, доказательством чего служит, как представляется, сама форма указания на иноземца в письме Ф. Лефорта, когда имя собственное и патроним стоят после определения «Ботвенант». Если бы Владимир Эвоц действительно имел какое-то, пусть и весьма отдаленное, родственное отношение к комиссару датского короля, то обозначение родовой принадлежности находилось бы, по-видимому, после его собственного имени, как это обычно и делалось в документах личного происхождения не только русских людей, но и иностранцев.97 В противном же случае, такое

что без контекста документов и без конкретных ссылок на источники не позволяет анализировать особенности терминологии русских делопроизводственных материалов.

95 См., например: Бахрушин С. В. Научные труды. Т. 2. М., 1954. С. 134-153.

96 Известен список иноземцев, пожалованных быть у царской руки в 1690 г., где фигурирует «королевского величества датцкого комисар Андрей Бутенант с сыном и с племянники», которых, таким образом, в указанный период насчитывалось не менее двух человек (РГАДА. Ф. 50. 1690 г. № 1. Л. 7). К сожалению, имена этих племянников, как, равным образом, и сына А. Бутенанта в документе не указаны.

97 См., например, дневники Патрика Гордона, где читается «Кристиан Марсе-лис», «полковник Эрик фон Верден», «Андрей Иванович Бутенант» (Патрик Гордон. Дневник 1690-1695. С. 8). Кстати, вхожий в различные общественные круги шотландец упоминает в своих хронологически продолжительных записях только одного Бутенанта — комиссара Андрея Генриха Ивановича без сына и племянников

расположение, как в письме Ф. Лефорта, скорее, говорит о существовании неких субординационных, а не родственных связей, двух лиц. Иначе говоря, определение «Ботвенант» возможно понимать как «Бутенантов человек», то есть приказчик с более или менее широким кругом полномочий.

Если наши предположения о тождественности Владимира Иевле-вича — Владимира Иевлева — Владимира Иевлева Эвоца (Эваца, Эвоулта, Эвоутса, Эвоутца) и связях этого человека с А. И. Бутенан-том верны, то появляется возможность выявить еще один персонаж, имеющий отношение к этим двум иноземцам. В списках западноевропейских купцов А. В. Демкина дважды отмечен некий голландский иноземец по имени Корнила: первый раз — как приказчик нидерландца Еремея Традела-сына98 Корнила Иевлев (дата упоминаний 1675, 1684, 1689 годы) и одновременно Андрея Ивановича Бутенанта, второй раз — как приказчик только одного Бутенанта Корнила Эво-утс (дата упоминания 1683 г.).99 Другие привлеченные этим исследователем документы свидетельствуют, что в 1689 г. Корнила Иевлев был приказчиком уже Елисея Клюка и 5 июля этого года явил в Архангельске от имени хозяина 51 бочку красного вина.100 Сам Елисей Борисович Клюк жил в Москве, по его собственным словам, с 1659/60 г., торгуя в течение первых восьми лет, то есть до 1666/67 г., в качестве приказчика Конрада ван Кленка, а затем, до 1690-х годов включительно, самостоятельно.101 В 1693 г. у Корнилы Иевлева было закуплено в Архангельске для завершения строительства в Холмо-горах Спасо-Преображенского собора 50 пудов «плоского» железа и 20 пудов 10 фунтов «брусчатого».102

Совпадение патронимов «Иевлев», одного из вариантов «фамилии» — Эвоутс и, на определенном этапе, места службы — приказ-

(Патрик Гордон. 1) Дневник. 1684-1689. М., 2009 (по указателю); 2) Дневник. 16901695 (по указателю); 3) Дневник. 1696-1698 (по указателю)).

98 О нем см.: Демкин А. В. Западноевропейское купечество в России. Вып. 2. С. 77; Репин Н. Н. Голландские купцы в Архангельске. С. 35.

99 Демкин А. В. Западноевропейское купечество в России. Вып. 2. С. 94.

100Демкин А. В. Западноевропейские купцы и их товары в России XVII века. С. 89.

101 Демкин А. В. 1) Западноевропейские купцы и их товары в России XVII века. С. 73 (с датой упоминания 1660-1690-е годы XVII в.); 2) Западноевропейское купечество в России. Вып. 2. С. 77; Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 32, 114, 131, 163, 314 (с датой упоминания 1660-1716 гг.) и др.; Репин Н. Н. Голландские купцы в Архангельске. С. 34 (с датой упоминания 1660-1716 гг.). О родственных связях Елисея Клюка см.: Ковригина В. А. Немецкая слобода Москвы. С. 265-266.

102 Фруменкова Т. Г. Афанасий Холмогорский и иноземцы. С. 144.

чик Андрея Ивановича Бутенанта — позволяет думать, что Владимир Иевлев Эвоц и Корнила Иевлев Эвоутс были братьями.103 Постоянное же упоминание порта на Белом море как места сделок Корнилы Иевлева показывает, что этот иноземец жил, скорее всего, не в Москве.

Очень интересные сведения, касающиеся Владимира и Корнилы Иевлевых, находятся в записной книге списков с купчих на дворовые места в Архангельске, опубликованной в извлечениях О. В. Овсянниковым и М. Э. Ясински.104 В этой книге в составе владельческих крепостей приводится список с данной 15 июня 1691 г. «Галанской земли торговому иноземцу» Корнилу Иевлеву на пустое место «у Архангельского города по нижную сторону каменново немецково гостина двора ... и лежит то место во многих лет в пусте, а ему де, Корнилу, то место ко двору ево смежно»).105 Следовательно, местоположение Корнилы Иевлева определяется как ниже Немецкого гостиного двора по течению р. Северной Двины.

Позднее, в ноябре 1711 г., когда торговый иноземец «Галанской земли» Николай Иванов сын Ромсвинкель подал челобитную с просьбой записать за ним купленный двор и пустое болотное место ниже все того же Немецкого гостиного двора, в источниках вновь возникает имя предполагаемого брата Владимира Иевлева, правда, в другой форме написания. В подтверждение своих владельческих прав Николай Ромсвинкель представил данную от 22 ноября 1698 г., полученную им от двинского воеводы Ф. М. Апраксина и дьяка А. Озе-рова.106 В этом документе воспроизводился текст купчей 1695/96 г. иноземца Андрея Бодышки (Бодиско) Николаю Ромсвинкелю на этот двор, где при описании границ дворового владения было отмечено, что «в межах тот двор с речную сторону от двора иноземца умершего Корнила Эвоца, а с моховую сторону двор иноземца ж анбурца Павла Пеля».107

Полное совпадение местоположения двора Корнилы Иевлева по данной от 15 июня 1691 г., и двора умершего к 1695/96 г. Корнилы Эвоца — «по нижнюю сторону гостина каменного немецкого двора» — доказывает, что речь идет об одном и том же дворе и, соответственно,

103 Между прочим, упоминание Корнилы Иевлева только как приказчика, а не племянника датского «комисариуса и резидента» косвенным образом показывает, что и его брат Владимир Иевлев не был родственником Андрея Генриха Ивановича, но, безусловно, имел тесные деловые связи с этим торговым человеком.

104 Овсянников О. В., Ясински М. Э. Голландцы. «Немецкая слобода» в Архангельске XVII-XVIII вв. С. 131-180.

105 Там же. С. 141.

106 Там же. С. 134-140.

107 Там же. С. 137.

дворовладельце, а одновременное именование этого архангелогород-ского жителя и Корнилой Иевлевым, и Корнилой Эвоцем, во-первых, превращает высказанное выше на основании сведений о приказчике Андрея Бутенанта предположение о возможном тождестве людей с таким именем в полную уверенность.

В ноябре 1711 г., когда разбиралась просьба Н. Ромсвинкеля, такую же челобитную о записи четырех дворовых мест за ней и ее сыном Табеем (Тобиасом) подала «Галанской земли иноземка» Елена (Олена) Табеева дочь, жена Адама Петлина.108 Одним из таких дворовых мест, как следует из имеющегося в записной книге списка с поступного письма от 22 января 1709 г., еще в апреле 1692 г. «Га-ланские земли торговой иноземец Володимер Иевлев сын Эвоц» поступился своему племяннику иноземцу «Табею Адамову сыну Пет-лину», хотя и не дал в то время новому владельцу соответствующего документа на право владения. Сам Владимир Иевлев Эвоц купил этот двор в ноябре 1691 г. у иноземца Елизария Елизарьева сына Блока.109 Любопытна оговорка в поступном письме Владимира Эвоца от 22 января 1709 г. о месте хранения купчей Е. Е. Блока: «А выше-помянутая та Елизарьевы продажи купчая на тот двор у меня в доме на Вологде и со старыми крепостьми»,110 свидетельствующая, что

108 Овсянников О. В., Ясински М. Э. Голландцы. «Немецкая слобода» в Архангельске XVII-XVIII вв. С. 176-177.

109 Там же. С. 177.

110 Там же. С. 178. Такие же ситуации владения дворами сразу в двух городах, в Архангельске и Вологде, когда основным, «зимним», местом проживания оставался вологодский двор, а двор в малонаселенном в течение более чем полугода и экономически не активном в это время беломорском порту использовался только во время корабельной ярмарки, а в другое время там жил дворник, возможно, кто-то из родственников основного владельца, наблюдаются и в других случаях. Например, сын известного голландского купца Ивана Алферьева сына Гутмана (Гоутмана) Андрей, обосновывая в ноябре 1711 г. право отца на двор в Архангельске рядом с тем же Немецким гостиным двором, сказал, что он не помнит точной даты приобретения этой недвижимости, но подчеркнул «что даная на те места на Вологде у отца моево» (Овсянников О. В., Ясински М. Э. Голландцы. «Немецкая слобода» в Архангельске XVII-XVIII вв. С. 141). И действительно, Иван Гутман имел в Вологде несколько дворов, на его основном дворе, расположенном в переулке «от Петровского монастыря», размером 64 х 70 саж. (для сравнения — архангельский двор составлял 6 х 27 саж.) находились каменные палаты, шесть амбаров, 15 «конских стай» и др. (Писцовые и переписные книги Вологды. Т. 2. С. 4-5; Ср.: Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 91). Сложная история приобретения Иваном Гутманом этого, наверное, самого известного вологодского двора, принадлежавшего иноземцам, так как на нем, по преданию, останавливался Петр I, с публикацией ряда документов по истории этой торговой семьи в России изложена в работе М. С. Черкасовой и В. Н. Захарова (см.: Захаров В. Н., Черкасова М. С. Иностранные купцы и их дворы в Вологде. С. 105-109, 117-131).

постоянным местом жительства этого торгового человека действительно была Вологда, а Архангельск он посещал наездом. Одновременно, стоит ли еще раз подчеркивать, что совпадения патронимов на этот раз двух владельцев дворов в Архангельске и еще одной из форм воспроизведения их «фамилии» — Эвоц (Эвоутс) — свидетельствуют о братских узах между Владимиром и Корнилой?111

Фрагментарно опубликованная О. В. Овсянниковым и М. Э. Ясин-ски книга списков купчих на дворы и дворовые места, помимо того, что помогает установить родство Владимира и Корнилы Иевлевых, содержит и другие, чрезвычайно ценные для идентификации первого из иноземцев сведения. 25 июня 1698 г. двинской воевода боярин кн. Михаил Иванович Лыков и дьяк Еремей Полянский выдали данную той же самой вдове Адама Путелига112 Елене (Олене) на пустое дворовое место «у Архангельского по нижную сторону гостина каменного немецкого двора». В межах с передаваемым ей земельным владением упоминается двор иноземца «Володимера Фоневера».113 А чуть более чем через десять лет по уже упоминавшемуся поступ-ному письму от 22 января 1709 г. «Володимер Иевлев сын Эвоц» передаст племяннику Табею Адамову с. Петлину расположенный точно так же — ниже Немецкого каменного двора — свой двор с огородной землей и всеми постройками.114 Есть поэтому основания думать, что речь идет об одном и том же дворе, владелец которого в двух, разделенных десятилетием и написанных разными людьми документах — данная 1698 г. подьячим двинской воеводской избы, поступное письмо 1709 г. надсмотрщиком крепостных дел Яковом Писаревым — определен по-разному: Владимир Фоневер и Владимир Иевлев с. Эвоц. Можно, конечно, допустить, что два иноземных торговых человека с одним и тем же именем «Владимир» владели в Архангельске, последовательно сменяя друг друга, одним и тем же двором, однако бо-

111 Вопрос о степени родственных связей между Владимиром и Корнилой Иевлевыми с сыном Адама Петлина Табеем и его матерью, вдовой Оленой нуждается в дополнительном исследовании.

112 Транскрипция фамилии этого иностранного купца вызывает большие затруднения и в русских документах XVII в. передается по-разному: Петлин, Пытлин, Путелиг; в работах различных исследователей появляются варианты Петлинг, Пи-телинг, Путелинг (Демкин А. В. Западноевропейское купечество. Вып. 2. С. 75), Пейтелинг (Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 314), Петлинг (Ковригина В. А. Немецкая слобода Москвы. С. 416), Пёйтелинг (Велувенкамп Я. В. Торговая деятельность амстердамского купца Давида Леу в Архангельске в 17121724 гг. // Архангельск в XVIII в. СПб., 1997. С. 216).

113 Овсянников О. В., Ясински М. Э. Голландцы. «Немецкая слобода» в Архангельске XVII-XVIII вв. С. 179-180

114 Там же. С. 177.

лее вероятным кажется другое предположение: речь идет об одном и том же лице в двух вариантах написания его имени.

В русских материалах второй половины XVII в. имя Владимира Фаневера (Фанэвера, фан Эвера) упоминается неоднократно. В частности, в конце августа — начале сентября 1687 г., как следует из отписки в Новгородский приказ другого двинского воеводы Конд-ратия Фомича Нарышкина,115 к приказчику Владимира Фанэвера Ере-мею Молю были привезены товары «из Галанские земли».116 В этом документе роспись товаров отсутствует, но, исходя из других источников, исследователи отмечают поставки Владимиром Фаневером в Россию сукна, бумаги, красок и вывоз в больших количествах пеньки и других корабельных припасов.117 В. В. Крестинин в списке 1693 г. иностранных купцов, пребывающих в Архангельске, называет Владимира фан Евера.118 Летом-зимой 1701 г., когда в Архангельске проводились работы по укреплению города и порта и с иноземных кораблей снимали пушки, чтобы устанавливать их на старых и четырех новопостроенных батареях, есть сведения, что одна из пушек была снята с корабля «Володимера фан Эвера».119 В. Н. Захаров и Н. Н. Репин в составленных ими таблицах упоминают Владимира фан Эвера (Фангевера, Фанэвера, ван Гевера) как иностранного купца, действовавшего в России до 1710-1711 годов.120

115 Двинской воевода сообщает в Новгородский приказ сведения о приходе иностранных кораблей в период с 26 августа по 3 сентября 1687 г., отписка была отправлена в Москву 9 сентября, а, по помете на обороте, получена 20 сентября (Демкин А. В. Западноевропейские купцы и их товары в России в XVII веке. С. 78-79). Соответственно, срок доставки документа в приказ, если археограф корректно передал цифры и обозначения месяцев, составил всего 12 дней, что, учитывая расстояние между Архангельском и Москвой, представляется невероятно быстрым.

116 Там же. С. 79.

117 Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 109, 117, 232, 251.

118 Крестинин В. В. Исторический опыт о внешней торговле государя императора Петра Великого с 1693 по 1719 год // Месяцеслов исторический и географический на 1795 год. СПб., 1795. С. 21. Здесь же упоминается и еще живой в 1693 г. Кор-нила Евоц, очевидно, уже упоминавшийся Корнила с измененной формой написания первой буквы его «фамилии». В. Н. Захаров, использовавший в своих работах список В. В. Крестинина (Захаров В. Н. Иностранные купцы в Архангельске при Петре I. С. 183), в общую сводную таблицу западноевропейских купцов Корнила Эвоца (Евоца) не включил (Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 311-320).

119 Тревожные годы Архангельска. 1700-1721. Документы по истории Беломорья в эпоху Петра Великого. Архангельск, 1993. С. 192; Беспятых Ю. Н. Архангельск накануне и в годы Северной войны. С. 350-351.

120 Демкин А. В. Западноевропейское купечество в России. Вып. 2. С. 78; Репин Н. Н. Голландские купцы в Архангельске. С. 35; Захаров В. Н. 1) Западноевропейские купцы в России. С. 333; 2) Иностранные купцы в Архангельске при Петре I. С. 183.

Приведя имеющиеся в нашем распоряжении сведения об иноземцах Владимире Иевлевиче — Владимире Иевлеве — Владимире Иевлеве Эвоце (Эваце, Эвоулте, Эвоутсе, Эвоутце, Лвутце) — Владимире Фанэвере (Фаневере, Фангевере, ван Гевере, фан Эвере) и сопоставив эти данные, допустимо с определенной долей уверенности говорить о том, что упоминаемые в источниках и работах исследователей несколько голландских торговых людей, действовавших в России во второй половине XVII в., с одинаковым именем Владимир, продолжение антропонима которых приобретало в русских документах различные формы, на самом деле являются одним человеком с несколькими вариантами именования.

Причины возникновения подобных разночтений кроются, прежде всего, в особенностях передачи иностранных имен и фамилий в русской делопроизводственной практике, а именно, в целях, месте и способе составления документов приказными или административными чинами (на основании устной речи самого иноземца или его русскоязычных коллег, при переписывании предшествующих материалов на русском языке или использовании подписи купца на голландском языке) и виде этих документов.

Необходимо отметить, что двухчастное именование «Владимир Фа-нэвер» (со всеми вариантами) характерно для документов, составлявшихся или служителями Посольского приказа,121 или непосредственно работавшими с западноевропейскими купцами таможенными служителями различного уровня. Естественно, что вся эта местная или центральная приказная бюрократия, постоянно имевшая дело с иностранцами, лучше, чем другие государственные служащие, знали об отсутствии у иноземцев отчеств в русском понимании такого обозначения и, принимая это как должное, с одной стороны, а с другой — выполняя свои профессиональные задачи, прекрасно осознавали, что основными элементами идентификации иностранных купцов в различных учетно-регистрационных записям и других документах является имя и указание на их место происхождения. Отсюда встречающееся в связанных с внешними торговыми делами материалах написание «Владимир Фанэвер», без обозначения отчества, но с обязательным использованием частицы «фан» («ван») в слитном или раздельном написании со следующей за ней дефиницией, которая в голланд-

121 Отметим еще раз, что, если из относящихся к многочисленным спискам западноевропейских купцов, которые составлялись различными исследователями, общих сносок нельзя узнать источник сведений о каждом конкретном лице, то, тем не менее, очевидно, что эти данные почерпнуты преимущественно из документов Посольского приказа.

ских фамилиях несет географо-топографическую нагрузку, обозначая родину торгового человека.

Второе именование — «Владимир Иевлев Эвоц» со всеми вариантами «фамилии» — характерно для делопроизводства «внутренних» русских учреждений, приказных или земских изб, переписных комиссий, четвертных приказов со сложившимися там своими порядками, ориентированными, прежде всего, на русскую трехчастную форму записи имен людей (владельцев дворов, участников различных сделок, фигурантов административных или судебных дел и т. д.). Не стоит при этом забывать, что приказные или городские площадные, воеводские, земские подьячие записывали имена, скорее всего, со слуха, так, как они сумели разобрать произносимые, возможно, с сильным акцентом слова, и подгоняли услышанное, как свойственно при воспроизведении чужеземных фамилий всем языкам, под привычную себе, то есть русскую, фонетику, придавая к тому же на письме услышанным именам трехчастную форму.

Попробуем теперь объяснить истоки появления у иноземца «отчества-патронима» «Иевлевич — Иевлев» и определенияния «Эвоц — Фанэвер» с вариантами написания. Позволим себе высказать следующее предположение.

В провинции Южная Голландия существует островной город и община Не11еуое1в1шв, являвшийся в XVII в. главной базой военного флота Нидерландов, название которого на современных русскоязычных картах пишется как Хеллевутслёйс. Предположим, что приехавший в Россию нидерландский купец, называя русским чиновникам или частным лицам свое имя,122 затем пытался, по принятому на его родине обыкновению, обозначить свое тамошнее место жительства или место рождения. Очевидно, что столь длинное и трудное как для устного, так и для письменного восприятия слово могло воспроизводиться или не полностью, или по частям, в зависимости от целей работы и личных склонностей русских писцов-интерпретаторов. В первом случае услышанные или увиденные начальные фрагменты «Не11еу» с учетом русской транскрипции и, особенно, того обстоятельства, что латинская «Н» могла при определенных особенностях ее графического отображения восприниматься как русская «И», могли дать в результате антропоним «Иевлев», который в делопроизводственных документах писался после имени собственного как патроним, а в частной переписке — с -вин как отчество. Однако в тех случаях, когда русским приказным или административным служителям при

122 Исследователи практически единодушны в том, что русским именем «Владимир» передается голландское <^о!кегЬ».

составлении тех или иных документов надо было использовать, по их мнению, трехчастную форму имени, то к начальному «Иевлев» они добавляли «evoets», не обращая, по-видимому, внимания на повторное использование одних и тех же графем, если видели письменное воспроизведение этого слова, или плохо разделяя произнесенные устно буквы. В результате получалась своеобразная «фамилия» «Эвоц» или, в зависимости от личных особенностей восприятия иностранных букв русским писцом и их воспроизведения, «Эвац», «Эвоутс», «Эвоутц», а при учете «l» — «Эвоулт» или «Лвутц».123 В результате, трехсоставное, как это свойственно языкам германской группы, длинное и не простое для восприятия, но единое слово в русскоязычных источниках трансформировалось в два и приехавший из Южной Голландии иноземец стал именоваться как Владимир Иевлев Эвоц (Эвац, Эвоутс, Эвоулт, Лвутц).

Одновременно в тех случаях, когда приказные или таможенные служители в силу специфики своей работы считали необходимым, с одной стороны, воспроизводить в отношении иностранных купцов имя и указание на место их жительства или рождения через обязательную для голландцев приставку «van», а с другой — испытывая те же самые затруднения от услышанного или увиденного чрезмерно длинного слова, они сокращали его до «van Helle» или «van Hellev», что в русской транскрипции и могло, по нашему мнению, дать искомое «Фаневер», «Фанэвер» в слитном написании или «фан Евер», «фан Эвер» в раздельном.124

Впрочем, появление таких вариантов «фамилии» возможно, как кажется, связать и с русской скорописью. Небрежно, поспешно или неаккуратно выполненное «о» с не завершенным до конца овалом или вычурно написанная буква «ц» при определенных условиях могли быть воспроизведены писцом вторичного русского документа, который использовал в своей работе русский же антиграф, как «е» и «р». Тогда «Эвоц» превратился бы в «Эвер» или при чуть измененном чтении и написании первой буквы — в «Евер», что в сочетании с той же

123 Не исключено, что взятая нами из опубликованного источника без его сверки с архивным оригиналом, форма «фамилии» Владимира Иевлева «Лвутц» произошла из-за допущенной публикаторами писем и бумаг Петра I ошибки прочтения или не-выправленной опечатки.

124 Интересные примеры различных вариантов русской транскрипции иностранных имен приводит Д. Ю. Гузевич: фан Гельмант — Елма, Ян Энсеньструл — Иоан Стрепф и др. (Гузевич Д. Ю. Корабль «Орел»: голландские мастера, судьба, мифы, или «Карабль да полукарабелье» в Кутумовой реке (1667/69 (так в книге. — Л. Т.) — 1679) // Россия — Нидерланды. Диалог культур в европейском пространстве. Материалы V Международного петровского конгресса, Санкт-Петербург, 7-9 июня 2013 г. СПб., 2014. С. 241-244).

приставкой «ван» («фан») и привело бы к точно такому же результату.

Предлагая вниманию читателей изложенное выше представление о возможных путях формирования различных русских вариантов имени одного и того же иностранного купца, мы прекрасно отдаем себе отчет в том, что эти конкретные построения могут вызвать вполне обоснованную критику. Однако нельзя не сказать, что в целом методы работы исследователей с именами западноевропейских купцов или других иноземцев, приезжавших на время или навсегда в Россию, требуют большей точности и конкретности. В. Н. Захаров, касаясь принципа передачи имен в своей таблице о западноевропейских купцах в России в конце XVII в., писал: «Фамилии и имена даны в транскрипции, принятой в большинстве русских источни-ков».125 Как показывает единственный, рассмотренный пример «Владимира Иевлева — Владимира Эвоца — Владимира Фанэвера», никакой «общепринятой» формы передачи имен иноземных торговых людей в русских материалах не было. Поэтому в каждом конкретном случае необходимо с учетом специфики используемых документов, определив цели и место их составления, выявлять все варианты именований того или иного лица в русских источниках, и, анализируя их, по возможности, понять причины возникновения различных транскрипций и именных форм. А затем представить все, относящиеся к одному и тому же человеку именные определения во всем их многообразии, не сводя их к заранее выбранной умозрительной форме, что позволит самим читателям легче идентифицировать интересующих их персонажей и лучше ориентироваться в различных статистических подборках, в изобилии представленных в исследованиях по внешнеторговым связям.126 В противном случае большое количе-

125 Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 320.

126 Сказанное относится к исследованиям и по другим категориям проживавших в России иноземцев. Совсем недавно Т. А. Опарина обратила внимание на двух «греков» с одинаковыми и очень неординарными именем и «фамилией» — Николай Мамгуселим, один — Николай Остафьев сын, второй — Николай Зотов сын. И, еще до изложения конкретного материала, относящегося к этим людям, сделала вывод: «Причина столь частных повторений (имен и фамилий. — Л. Т.) кроется в способах имянаречения иностранцев в России. При формировании имен играли роль происхождение иммигранта и его конфессия. Инославным иммигрантам-западноевропейцам чиновники сохраняли фамилии, хотя и в исковерканном виде. Родовитым — шляхтичам Речи Посполитой (независимо от вероисповедания), а также знатным православным „грекам", причислявшим себя к аристократии бывшей Византии, подьячие давали „фамилии" по аналогии с русской знатью. Известны примеры Палеологов, Альбертусов, Милородовых и др.» (Опарина Т. А. Два Николая Мамгуселима — две судьбы «греческих» иммигрантов в России первой половины

ство никак не оговоренных разночтений в различных списках иностранных купцов при полном отсутствии необходимого справочно-поискового аппарата к каждому конкретному лицу заставляет читателя постоянно решать вопрос, об одном и том же или нескольких людях идет речь в работах различных современных авторов.127

Рассмотрев различные варианты именования в русских документах одного и того же голландского торгового человека, есть смысл повторно обратиться к вологодской переписной книге 1711-1712 годов. Как было отмечено выше, в этом документе нет сведений о дворе Владимира Иевлева — Владимира Иевлева с. Эвоца, но есть несколько записей о владениях торговых иноземцев «Галанской земли» братьев Андрея, Владимира и Корнилы Владимировых детей де Юнгов или просто Юнгов. Их, очевидно, основной двор размером около 99 х 44 сажени, где располагались хоромы, погреба, четыре конюшни, амбары, «скоцкая стая», сараи, баня, пивоварня, огород, находился в переулке, идущем от Новинской улицы «на всполье».128 Из представлен-

XVII века // Средневековая личность в письменных и археологических источниках. Материалы международной научной конференции. Москва, 13-14 октября 2016 г. М., 2016. С. 169). Такое заключение представляется, во-первых, слишком общим, а во-вторых, как не основанное на анализе конкретных документов, не вполне точным. Владимир Иевлев при составлении определенного рода документов, традиционно требовавших трехсоставного обозначения человека, получал «фамилию», хотя, разумеется, не принадлежал к польской шляхте и не входил в состав некогда существовавшей византийской знати, а его проживание в России в течение нескольких десятков лет, формально не приравнивая его к иммигрантам, позволяет видеть в голландском купце такого же жителя государства, подчиняющегося тем же самым делопроизводственным механизмам. А упомянутые Палеологи и Милороды в русских документах отнюдь не всегда и не везде носили свои прославленные «фамилии». Поэтому и в отношении выезжих, служилых в самом широком смысле слова иноземцев, в том числе тех же «Николаев Мамгуселимов», также представляется целесообразным внимательно отслеживать варианты их именований в различных по своему происхождению документах и связывать имевшие место изменения не столько с различными привходящими идеологическим факторами, сколько с особенностями делопроизводственной практики различных учреждений, например, приграничных воеводских изб и центральных приказов.

127 Помимо этого, бросаются в глаза постоянно встречающиеся в исследованиях расхождения в датах упоминаний даже заведомо одних и тех лиц. В частности, в монографии В. Н. Захарова дата смерти Андрея Бутенанта указана как 1710 г., а в появившейся позднее книге В. А. Ковригиной как 1702 г., столь же непоправимо печальное событие в судьбе его племянника Ивана Фансома, по В. Н. Захарову, произошло в 1720 г., а по В. А. Ковригиной — до 1705 г. (Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 319, 316; Ковригина В. А. Немецкая слобода Москвы. С. 211, 217-218).

128 «Двор Галанской земли торговых иноземцев Андрея Володимирова сына де Юнга з братьями, в длину 99 сажен полтора аршина, поперег 44 сажени с четвертью.»

ного далее в описательной статье перечня купчих и закладных становится понятным, что большое городское дворовладение голландских торговых людей образовалось, по всей вероятности, путем целенаправленного собирания воедино для создания настоящей городской усадьбы шести расположенных неподалеку друг от друга дворов,129 причем началом этого процесса послужил заклад двора гостем Г. М. Фе-тиевым в 1678/79 г.130 Помимо этого, братьям де Юнг вместе или по отдельности полностью принадлежали еще шесть дворов.131

В. Н. Захаров и М. С. Черкасова, касаясь истории этой семьи, пишут: «Семейство де Юнгов ^е Jongh) появляется в России не позже 1668 года и спустя десять лет обзаводится двором в Вологде. Но их торговля через Архангельск развивалась неровно. И в конце XVII века, и в 1719 году никто из де Юнгов не упоминается среди купцов, торговавших в северной гавани. Напротив, в 1710 году Корнилий Владимиров де Юнг (очевидно, внук Андрея Владимирова) с оборотом почти в 70 тысяч рублей занимал одно из ведущих мест среди голландских купцов, торговавших тогда в Архангельске».132 К сожалению, авторы статьи никак не обосновали начальную дату появления де Юнгов в Вологде — 1668 год133 — и почему то, если не считать это простой опечаткой, назвали, несмотря на использованные ими сведения переписной книги 1711-1712 годов с четким указанием степени родства, Корнилу Владимирова внуком, а не братом Андрея

(Писцовые и переписные книги Вологды. Т. 2. С. 11). Имя второго брата, Корнила, определяется из дальнейшего описания этого двора, а третьего, Владимирова, — из описания расположенного неподалеку еще одного владения «Галанской земли иноземца Володимира Володимерова сына де Юнга.» (Там же) с совпадающими географическим определением места происхождения, патронимом и «фамилией»-про-звищем.

129 Подробнее о таком способе создания крупных городских владений русскими купцами см.: Тимошина Л. А. Расселение гостей, членов гостиной и суконной сотен в русских городах XVII в. // Торговля и предпринимательство в феодальной России. К юбилею профессора русской истории Нины Борисовны Голиковой. М., 1994. С. 117-151.

130 Писцовые и переписные книги Вологды. Т. 2. С. 11; Захаров В. Н. Черкасова М. С. Иностранные купцы и их дворы в Вологде. С. 109.

131 Писцовые и переписные книги Вологды. Т. 2. С. 11-13, 15, 55, 180, 209.

132 Захаров В. Н. Черкасова М. С. Иностранные купцы и их дворы в Вологде. С. 109.

133 Возможно, В. Н. Захаров и М. С. Черкасова ориентировались на вышедшую несколькими годами ранее монографию А. Д. Демкина, где был указан Владимир Иевлев Юнг с датами упоминаний 1668, 1672, 1674 годы (Демкин А. В. Западноевропейское купечество в России. Вып. 2. С. 81). В дальнейшем эту же дату, 1668 год, как начало деятельности Владимира Иевлева Юнга (Деюнга) также без всяких ссылок повторит Н. Н. Репин (Репин Н. Н. Голландские купцы в Архангельске. С. 34).

Владимирова.134 Кроме того, обратив основное внимание на семью голландских купцов Гутманов и опубликовав ряд интересных документов, относящихся к этому торговому дому, авторы статьи в отношении заслуживающих, возможно, не меньшего внимания де Юнгов не задались очень важными, по нашему мнению, вопросами о происхождении их «говорящего» прозвища-фамилии — по отношению к кому или по сравнению с кем братья Андрей, Владимир и Корнила обозначены как «Молодые» и о форме более полного, чем просто имя собственное именования их отца. Предложим свои варианты ответа на эти взаимосвязанные вопросы.

Из всех изложенных выше данных следует, что в середине — второй половине XVII в. с Вологдой были связаны два иноземца, носившие имя Владимир: первый Владимир Иванов Иевлев — Владимир Иванов Фанэвер (Фангевер), действовавший в 50-70-х годах XVII в. и к началу 1677 г. умерший, вдова которого Мария Андреевна хотела взыскать со старца Спасо-Прилуцкого монастыря 1000 рублей долговых денег ее усопшего мужа; второй — крупный торговый человек, связанный с высшими светскими и церковными кругами Русского государства Владимир Иевлев — Владимир Иевлев Эвоц (Эвац, Эвоулт, Эвоутс, Эвоутц, Лвутц) — Владимир Фанэвер (Фаневер, Фангевер, фан Гевер), сведения о котором заканчиваются временем около 1710-1711 годов.

Понятно, что при двухчастном варианте написания имен этих торговых людей в русских документах два заведомо разных лица могли обозначаться абсолютно одинаково — или «Владимир Иевлев», или «Владимир Фанэвер». Возможно, положение могло быть не столь затруднительным после начала 1677 г., то есть смерти первого из «Владимиров», но на протяжении, по крайней мере, предшествующего десятилетия, с 1668 по 1677 г., полное единообразие, причем в двух вариантах, написания имен этих иноземцев неизбежно создавало путаницу. Следовательно, необходимо было найти некое дополнительное и не связанное с их именами и «фамилиями» определение, которое позволяло бы различать этих двух иноземцев. Поэтому к именованию второго из них, судя по всему, младшего по возрасту, добавилась приставка «Юнг» — младший. Причем, исходя из ее иноязыч-

134 Простой хронологический расчет показывает, что за 40 лет, исходя из данных авторов статьи о первом появлении де Юнгов в Вологде, времени упоминания Кор-нилы Владимирова с капиталом в 70 тысяч рублей и при учете того обстоятельства, что в 1711 г. сам Андрей Владимиров был еще жив, три поколения одной семьи, причем так, чтобы внук к окончанию этого срока являлся юридически дееспособным, то есть заведомо старше 15 лет, человеком, ворочающим большим капиталом, смениться не могли.

ной формы, очевидно, что уточняющая характеристика возникла первоначально среди самих голландских купцов и только потом была заимствована в русские документы.135

Затем, с течением времени, когда у Владимира Иевлева «Младшего» подросли и стали самостоятельно заниматься торговлей сыновья, определение «Юнг» («де Юнг») перешло, чтобы точно указать, потомками какого именно из «Владимиров» они были, на Андрея, Владимира и Корнилу.136

Чрезвычайно интересно свидетельство голландского путешественника Корнелия де Бруина, который во второй половине или конце декабря 1701 г.,137 на своем пути из Архангельска в Москву проезжая через Вологду, писал: «Мы остановились у г. Воутеръ Эвоутсъ де Ионгъ, голландского купца, которого я знал еще в Архангель-ске».138 Не будет слишком смелым предположить, что живший в это время в Вологде и торговавший в северной гавани Воутер Эвоутс это и есть многократно упомянутый, занимавшийся торговлей в порту на Белом море и имевший там собственный двор Владимир Эвоц и, в таком случае, слова заезжего голландца содержат чрезвычайно важные сведения, во-первых, о наличии у Владимира Эвоца собственного вологодского двора, где ему не стыдно было принимать гостей,139 а во-вторых, о действительно применявшемся, причем ко второму, характерному только для него, в отличие от «Владимира Иванова Иевлева — Владимира Фанэвера», варианту написания имени —

135 Подчеркнем еще раз, что А. В. Демкин, хотя и не указывая точно источники своих сведений, привел одну из форм довольно раннего, относящегося, по крайней мере, к 1668 г., написания имени голландского купца как «Владимир Иевлев Юнг» (см. примеч. 134), безусловно, опираясь на те или иные русские документы.

136 В. Н. Захаров без каких-либо подробностей и, стоит ли повторять, без поисковых данных под № 48 в списке голландских купцов указывает некую «Ульяну ван Гевер» с датой 1714 г. (Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 313). Во всей вероятности, речь идет о некоей родственнице Владимира Фанэвера (ван Ге-вера) Юнга, но определить степень их родства пока не удается.

137 См.: Мулдерс К. Корнелис де Бруин и его известие о самоедах // Нидерланды и Северная Россия. СПб., 2003. С. 147-148.

138 Путешествие через Московию Корнелия де Бруина // ЧОИДР. 1872. Кн. 1. Отд. 4. С. 35.

139 Можно предположить, что речь идет о том самом большом дворе в переулке на всполье, который после смерти отца перешел в совместное владение трех братьев, но по тем или иным причинам не попадал в предшествующие 1711-1712 годам кадастровые документы. Упомянем, кстати, что такого количества конюшен (четыре конюшни) не фиксируется ни на одном другом из принадлежащих иностранным купцам дворов. Не свидетельствует ли это еще раз об особом интересе, а возможно, о торговой специализации Владимира Иевлевича именно на покупке и продаже породистых лощадей?

«Владимир Эвоц» дополнительной характеристики «Молодой». Таким образом, уточняющая характеристика «Юнг» («де Юнг») встречается и в том, и в другом варианте написания «фамилии» голландского знакомого Ивана Андреевича Шергина, что еще раз подтверждает и тождество этих лиц, и высказанное предположение о применении этого дополнения ко второму из живших в Вологде иноземцев.

На данном этапе исследования мы не можем выяснить степень родства Владимира Иевлева 50-х-70-х годов и Владимира Иевлева де Юнга последней трети XVII в., хотя полностью исключить возможность родственных связей между ними было бы опрометчивым. Полезно при этом еще раз обратиться к сделкам Г. М. Фетиева с иноземными торговыми людьми. М. С. Черкасова приводит сведения о том, что с 1674 по 1684 год продолжалось дело о выплате вологодским купцом, получившим за это время чин гостя, 800 рублей семье Андрея Андреевича Виниуса и Владимира Иванова. И, как отмечает автор статьи, «Фетиев в 1674 г. смог заплатить Виниусу только 300 руб., а в счет оставшейся суммы вынужден был купить у него 40 ведер вина».140 По контексту получается, что 40 ведер вина должны были стоить 500 рублей, то есть одно ведро обошлось бы в 12,5 рублей, что намного превышает все мыслимые для этой категории товара ценовые пределы.141 Следовательно, речь шла о покрытии только части, да и то весьма небольшой, этой суммы. В результате, как отмечает М. С. Черкасова, Г. М. Фетиеву удалось получить от Марии Андреевны Иевлевой, урожденной Виниус, «платежную отпись» о прекращении всех расчетов буквально накануне своей смерти, 24 ноября 1683 г.142 Вспомним при этом приведенные при описании вологодского

140 Черкасова М. С. Новые данные о деятельности вологодского гостя Г. М. Фети-ева. С. 97. И. Н. Юркин, описывая хозяйство А. А. Виниуса, ни разу не упоминает винокуренное производство, но специально рассматривает кредитные операции Ви-ниуса в разные периоды его жизни (Юркин И. Н. Андрей Андреевич Виниус. С. 456-484). Приведенные М. С. Черкасовой сведения позволяют расширить круг хозяйственных интересов этого государственного деятеля, по крайней мере, в годы его работы переводчиком Посольского приказа и выявить еще одного человека, получившего от Виниуса деньги.

141 Исследователи устюжского рынка второй половины XVII в. отмечают, что цена одного ведра вина в городе в 70-е годы колебалась от 8 до 13 алтын 4 денег (Мерзон А. Ц., Тихонов Ю. А. Рынок Устюга Великого. С. 459). И даже если предположить определенную разницу цены на вино в двух — речном и приморском — городах, то различаться в десятки раз эти показатели не могли.

142 Черкасова М. С. Новые данные о деятельности вологодского гостя Г. М. Фети-ева. С. 97. Впрочем, отношения вдовы с вологодским гостем были не столь однозначны. Известно, что через четыре дня после «платежной отписи» Мария Андреевна дала Гавриле Фетиеву купчую на двор в той же самой Коровине улице, который она, по ее словам, приобрела «у старца Прилуцкого монастыря у Сергия Белоусова»

двора братьев де Юнг слова Андрея Владимировича, который сказал, что «тот двор брата ево Корнила Юнга, тем двором владеет по закладным кабалам — по кабале гостя Гаврила Фетиева со 187 году».143 В. Н. Захаров и М. С. Черкасова считают, что гость Гаврило Фетиев отдал по кабале свой двор Андрею Владимирову сыну де Юнгу с братьями, ссылаясь при этом не на переписную книгу 1711-1712 годов, а на другой источник, хранящийся в ГАВО, но не цитируя его.144 Между тем, из записи в переписной книге ясно, что документ попал в руки не Андрея, а Корнилы Владимирова сына де Юнга, но важнее другое. Из контекста понятно, что в 1678/79 г. Г. М. Фетиев действительно выдал некоему лицу закладную кабалу на один их своих вологодских дворов, но совсем не очевидно, что этим человеком был именно Корнила. С таким же успехом можно предположить, что кабала была дана его отцу, Владимиру Эвоцу де Юнгу, а при переходе двора после смерти владельца к его наследнику, в руки этого последнего, естественно, попали и все прежние крепости, став частью архива и юридическим основанием владения этим двором уже Корнилой Владимировичем, что и было записано в переписной книге. Поэтому допустимо думать, что вологодский гость таким способом пытался возместить родичу своего умершего к этому времени заимодавца еще какую-то часть долга и, следовательно, между скончавшимся к 1677 г. Владимиром Иевлевым и жившим до конца 1710-х годов Владимиром Иевлевым Эвоцем — Фанэвером действительно могли существовать те или иные родственные связи. Отсюда становится еще раз понятной и объяснимой необходимость точного указания именно в вологодских кадастровых материалах на то, чьими же сыновьями являлись Андрей, Владимир и Корнила, так как у вологодских властей были, по-видимому, живы воспоминания об обоих торговых иноземцах с одинаковыми именами и очень похожими «фамилиями».

Сыновья Владимира Эвоца продолжали успешно заниматься семейным делом. Андрей Владимирович де Юнг, по одним документам, или ван Гевер, по другим, упоминается исследователями как торговый человек с 1679 г., в первой четверти XVIII в., но уже, по-видимому, после смерти отца, он скупал поморские товары, шкуры

(Старая Вологда. XII — начало XX в. № 110. С. 93). Однако разбираться во всех хитросплетениях деловых отношений вдовы Владимира Иевлева, вологодского гостя и монастырского старца не входит в задачи настоящей работы.

143 Писцовые и переписные книги Вологды. Т. 2. С. 11; см. также: Старая Вологда. XII — начало XX в. С. 100.

144 Захаров В. Н. Черкасова М. С. Иностранные купцы и их дворы в Вологде. С. 109; см. также: Черкасова М. С. Новые данные о деятельности вологодского гостя Г. М. Фетиева. С. 97.

и сало морских зверей, треску, участвовал в покупке смолы, продавал сукна.145 Вместе с братом Владимиром в начале XVIII в. он предоставлял речные суда — баркасы — различным купцам, которые пользовались Сухоно-Двинским путем для перевозки товаров.146 Кор-нила Владимирович де Юнг, имевший в 1710 г., как уже отмечалось, оборотный капитал в 70 тысяч рублей, в 1712 г. привез в Россию 2750 палашей, и хотя, как указывает В. Н. Захаров, в казну поступили палаши от нидерландского купца Ивана Любса, который запросил за них меньшую цену, 59 копеек за клинок, а Корнила де Юнг предложил свой товар за 60 копеек, торговые возможности сына Владимира Эвоца были, очевидно, не маленькими.147

145 Репин Н. Н. Голландские купцы в Архангельске. С. 34; Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 135-137.

146 Захаров В. Н., Черкасова М. С. Иностранные купцы и их дворы в Вологде. С. 109-110.

147 Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. С. 230.

Относительно недавно Я. В. Велувенкамп обратил внимание на семью иноземцев ван Еверов или ван Йеверов (Велувенкамп Я. В. 1) Потеха в Немецкой слободе. Голландский архангелогородец Хендрик ван Евер и его окружение в первой половине XVIII в. // Русский Север и Западная Европа. СПб., 1999. С. 341-359; 2) Хенд-рик ван Йевер // Велувенкамп Я. В. Архангельск. Нидерландские предприниматели в России 1550-1785. М., 2006. С. 226-232). Разночтения «фамилии» зависят, по видимому, от особенностей разновременного перевода, хотя переложение на русский язык и того, и другого текста выполнено одним человеком — Ниной Микаэлян. Историк представил генеалогическую схему этой семьи, отметив, что первый, известный ему человек, Хендрик Волкертс, был уроженцем Йевера (вариант — Евера), населенного пункта в Восточной Фрисландии, и слугой амстердамского мебельщика. Его сын Волкерт ван Йевер поселился «в конце XVII в.» в Москве и Архангельске (первая упоминаемая в исследованиях дата — 1698 г.), в 1700 г. от брака с Эмерен-тией Пелл у него родился сын Хендрик, а в 1706 г. — второй сын Волкерт. Близость «фамилий» «Евер» — «Йевер» с ван Гевер, фан Эвер очевидна, как хорошо заметно и постоянное совпадение имен — Владимир Андреевич, Андрей Владимирович, Владимир Владимирович. Однако принять версию голландского исследователя трудно. В своей работе Я. В. Велувенкамп использовал исключительно документы из голландских хранилищ или архива Архангельской области, вообще не обращаясь к материалам московских и петербургских собраний, что не позволило ему обратить внимание на гораздо более раннее, чем 1698 г., появление в русских источниках «фамилии» фан Эвер — ван Гевер и соотнести этого человека с упоминаемыми им персонажами. Не приводит он и никаких доказательств проживания Волкерта ван Йевера в Москве; не совпадают даты смерти этого лица, если гипотетически предположить, что речь идет об одном и том же человеке — Владимире фан Эвере с вариантами и Волкерте ван Йевере: в работах русских исследователей — до 1711 г., у голландского историка — в 1713 г.; вызывает сомнение отождествление сына Волкерта Хендрика с упоминаемым в русском документе Андреем Владимировичем ван Гевером, который унаследовал амбар отца на архангельском Немецком дворе — в 1713 г., Хендрику было 13 лет и стать полноправным владельцем торгового помещения он никак не мог. По всей вероятности, речь идет о 45 палате на Немецком

Таким образом, рассмотренные сведения позволяют констатировать, что во второй половине XVII в. в России, а точнее, в Вологде и Архангельске жил некий иноземец Владимир Иевлев — Владимир Иевлевич — Владимир Эвоц — Владимир Фанэвер, выполнявший в начале своей карьеры вместе с братом Корнилой функции приказчика Андрея Бутенанта на Сухоно-Двинском пути. Затем они начинают проводить собственные торговые операции в порту на Белом море и приобретают там двор (не исключено, что Корнила Иевлев поселился в Архангельске ранее брата). Когда же Владимир Иевлев обзавелся собственным владением в центральном перевалочном пункте на Сухоно-Двинском направлении — в Вологде и познакомился с И. А. Шергиным, сказать трудно. По-видимому, именно общность занятий и социального положения — с одной стороны, приказчики крупнейших купцов и предпринимателей, а с другой — лица, занимавшиеся собственной торговой деятельностью при одновременном проживании в одном и том же городе, — и послужила поводом сначала для знакомства Владимира Иевлева — Владимира Эвоца с вологодским человеком гостя И. Д. Панкратьева Иваном Дмитриевичем Нагаевым, а затем, через посредство этого последнего, с управляющим Сереговским усольем Иваном Андреевичем Шергиным. Впрочем, не стоит исключать и второй вариант возникновения их дружбы.

дворе, которую в 1710 г. занимал Владимир Иевлев — Владимир ван Гевер (Фанэ-вер), а затем его сын, вологодский дворовладелец, вполне взрослый и юридический дееспособный человек Андрей Владимиров де Юнг (см.: Захаров В. Н. Иностранные купцы в Архангельске при Петре I. С. 200).

Что же касается этнической принадлежности Хендрика и Волкерта ван Эве-ров, то Я. В. Велувенкамп постоянно называет их голландцами. Тем не менее, другие зарубежные исследователи, правда, без указания источника своих сведений, придерживаются мнения о происхождении Генриха фон (так!) Йевера из восточно-фризского города Йевера и считают его собственно немецким купцом, подчеркивая, что такие иноземцы «иногда поселялись в России, где они считались нидерландцами (голландцами)» (Ангерманн Н., Мартенс А. Купцы м предприниматели из немецких городов на Русском Севере в XVII веке // Генеалогия на Русском Севере: история и современность. Сборник статей международной научной конференции, посвященной 5-летию Архангельской региональной общественной организации «Северное историко-родословное общество». Архангельск, 15-18 сентября 2003 года. Архангельск, 2003. С. 40). Однако причины такой трансформации остались в статье нераскрытыми. Стоит, к тому же, заметить, что оба живших в России во второй половине XVII в. Владимира Фанэвера — Владимира Иевлева в русских документах постоянно назывались все же торговыми людьми «Галанской земли», что при их предполагаемом происхождении из формально не входившей в XVII в. в состав Голландских Штатов территории Восточной Фризии трудно объяснимо. Скорее всего, речь идет о еще одной семье иностранных купцов с похожей в русских документах транскрипцией их «фамилии», живших и действовавших в России в конце XVII — первой половине XVIII в. — «потеху», то есть фейерверк Хендрика ван Евера в Немецкой слободе Архангельска, Я. В. Велувенкамп датирует 1728 г.

Известно, что И. Д. Панкратьев был «гостем у корабельной пристани в Архангельске» в 1672,148 1677,149 1684,150 1688,151 1692152 годах, а его родственник В. И. Грудцын выполнял такие же обязанности в 1675,153 1678,154 1680,155 1689,156 1695,157 1698158 годах. Иначе говоря, в последней трети XVII в. эти два лица контролировали экспорт и импорт иностранных и русских товаров через Архангельск и сбор с них таможенных пошлин не менее 11 лет, что составляет треть от всего этого периода, а возможно, из-за отсутствия сведений за некоторые годы, и более. В таких условиях И. Д. Панкратьев, разумеется, имел все возможности для личного знакомства практически со всеми иностранными купцами, действовавшими на архангельском рынке в 1670-х — 1690-х годах и, не исключено, вполне сознательно налаживал контакты своих провинциальных приказчиков с теми из них, кто, не занимая видимых первых позиций в западноевропейском предпринимательском мире, постоянно проживал в городах на северном речном пути, чтобы не прерывать во время своего зимнего пребывания в Москве полезные связи. По-видимому, таким партнером (или кредитором) не только в торговле, но и в соляном промысле, а может быть, и в судостроении (не стоит забывать о предоставлении в начале XVIII в. баркасов Андреем и Владимиром Владимировичами де Юнгами другим купцам) стал для него в последние десятилетия XVII в. Владимир Эвоц. Благодаря такой взаимной заинтересованности московского гостя и иноземного купца, которая, не исключено, переросла в дружеские связи, «Владимира Иевлевича» узнал приказчик Сереговского усолья и, может быть, подражая хозяину, а возможно, исходя из собственных симпатий, стал поддерживать с голландцем теплые отношения.

148 РГАДА. Ф. 141. 1674 г. № 445. Л. 1-2,10-12; Ф. 35. Оп. 1. № 232. Л. 1; Курц Б. Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Киев, 1915. С. 443.

149 РГАДА. Ф. 141. 1678 г. № 2. Л. 1; Ф. 137. Боярские и городовые книги. Оп. 1. Вологда, № 2а. Л. 139 об.

150 РГАДА. Ф. 159. Оп. 3. № 2010. Л. 1.

151 РГАДА. Ф. 137. Оп. 1. Архангельск, № 29. Л. 3.

152 РГАДА. Ф. 159. Оп. 3. № 3394. Л. 53.

153 Курц Б. Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле. С. 443.

154 РГАДА. Ф. 137. Оп. 1. Вологда, № 2а. Л. 107, 108 об.; Ф. 159. Оп. 5. № 2247. Л. 71; ПСРЛ. Т. 33. Л., 1977. С. 184.

155 Курц Б. Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле. С.443.

156 РГАДА. Ф. 159. Оп. 3. № 3394. Л. 53; Ф. 50. 1689 г. № 1. Л. 52-53. Напомним, что именно летом этого года приказчик Владимира Фанэвера принимал в Архангельске товары из Голландии.

157 РГАДА. Ф. 159. Оп. 5. № 1949. Л. 48-49.

158 РГАДА. Ф. 141. 1698 г. № 262. Л. 1.

Не стоит забывать и еще одного достойного внимания обстоятельства: в 1688 г. московский торговый иноземец Томас Келдерман159 и гость И. Д. Панкратьев должны были закупить в Амстердаме и вывезти в Архангельск 2000 пар карабинов и пистолетов, которые и были доставлены в северный порт в конце лета — начале осени этого же года, однако ни русский купец, ни его иностранный коллега сами в Нидерландах не побывали, а в Амстердаме находился их приказ-чик.160 В это же время, в 1688 г., в Голландию выезжал и Владимир ван Гевер.161 Допустимо думать, что между двумя событиями существовала прямая связь: во-первых, вполне возможно, что приказчик остававшихся в Москве торговых людей мог воспользоваться тем же самым кораблем, на котором отплыл и голландский купец, если не предположить, что и само судно принадлежало «Владимиру Иев-левичу», как это было в 1687 и 1701 гг. Во-вторых, ван Гевер вполне мог помочь их приказчику, особенно, если это был русский человек, в приобретении оружия, тем более, что, по-видимому, он и сам занимался поставками вооружения в царскую казну.

Одновременно Владимир Иевлев — Владимир Эвоц был связан, как показано выше, и с Андреем Ивановичем Бутенантом, что, по всей видимости, и объясняет в конечном счете его хорошее знакомство с лицами из ближайшего окружения Петра I — Ф. М. Апраксиным, Ф. А. Головиным, Францем Лефортом, Патриком Гордоном. В историографии есть множество свидетельств дружеских связей Петра I с комиссаром датского короля, который покупал для царя различные инструменты, предметы быта, немецкую одежду, причем симпатии Бутенанта к молодому царю проявились еще во время регентства царевны Софьи. При отлучках Петра Андрей Иванович вел с ним переписку, как отмечает В. А. Ковригина, на ломаном русском языке

159 О нем см.: Демкин А. В. «Московские торговые иноземцы» в первой половине XVII в. // ВИ. 1984. № 8; Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации. Т. 1. С. 122, 124, 125, 152, 183; История предпринимательства в России. Кн. 1. М., 2000. С. 176, 184, 186, 187 189 и др.; Велувенкамп Я. В. Архангельск. С. 120, 153; и др. Относительно недавно в районе Мытной улицы в Москве была обнаружена могильная плита человека из этого рода, хотя публикаторы надгробной надписи воспроизвели его «фамилию» как «Келлерман» (см.: Беляев Л. А. Эпитафия сына Хинрих Келлермана и другие находки надгробий иноземцев в Московии, сделанные в 2010 годах // Средневековая личность в письменных и археологических источниках. Материалы международной научной конференции. Москва, 13-14 октября 2016 г. М., 2016. С. 46).

160 См.: Тимошина Л. А. О русско-голландских связях в 1688 г. // Петр Великий — реформатор России. М., 2001. С. 209-211 (^Государственный историко-культурный музей-заповедник «Московский Кремль». Материалы и исследования. Т. 13).

161 РГАДА. Ф. 150. Дела о выездах иностранцев в Россию. Оп. 1. 1688 г. № 6.

сообщая ему московские и зарубежные новости. Петр часто бывал в гостях в доме Бутенанта в Москве, в частности, накануне отъезда в Воронеж, в ночь с 21 на 22 октября 1698 г.; 2 февраля 1699 г. царь имел тайное свидание в доме А. И. Бутенанта с датским послом Павлом Гейнсом и вел с ним переговоры о союзе с Данией, а торговый человек и заводовладелец был переводчиком, что свидетельствует о безусловном доверии к нему со стороны правящей особы.162 О Бу-тенанте как гостеприимном хозяине пишет Патрик Гордон, который постоянно, часто вместе с царем и Лефортом, ездил к нему обедать или ужинать и одновременно вел через него свои и других иноземцев, находящихся на русской военной службе, финансовые дела.163 Не удивительно, что Владимир Иевлев мог познакомиться в доме своего то ли хозяина, то ли дальнего родственника и с самим царем, и с его окружением, чтобы в дальнейшем самому стать заслуживающим доверия лицом и в передаче внешнеполитических новостей, и в ходатайстве за вологодских жителей перед сильными мира сего. Вполне вероятно, к тому же, что когда А. И. Бутенант выступил в качестве подрядчика при строительстве кораблей кумпанством Ивер-ского, Саввина Сторожевского, Воскресенского и Иосифо-Волоко-ламского монастырей, а его родственник Данила Артман поставлял припасы в кумпанство гостей,164 Владимир Иевлев мог принимать участие в «корабельных» делах.

Труднее определить возможность возникновения через посредство Владимира Иевлева — Эвоца — Фанэвера личных связей А. И. Бу-тенанта с И. Д. Панкратьевым, так как никаких прямых документальных свидетельств о времени и месте зарождения между ними деловых или дружеских отношений в нашем распоряжении нет. Однако и полностью исключать такую возможность тоже нельзя. Точно так же следует иметь в виду и пока не поддающиеся конкретному описанию, но, тем не менее, существовавшие связи детей Владимира Иевлевича с еще одним крупным представителем русского торгового мира — вологодским гостем Гаврилой Мартыновичем Фетиевым.

162Богословский М. М. Петр I. Т. 3. С. 121, 223; Ковригина В. А. Немецкая слобода Москвы. С. 225; Бушкович П. Петр Великий. С. 143. Не случайно, сохранившиеся в датском архиве многочисленные письма-донесения А. И. Бутенанта содержат подробнейшие сведения о различных событиях при царском дворе и являются ценным источником для характеристики внутреннего положения России при Петре I (примеры см.: Бушкович П. Петр Великий. С. 117-118, 132, 134, 155, 162 и др.).

163 Патрик Гордон 1) Дневник 1684-1689. С. 32, 43, 60, 162-166 и др.; 2) Дневник 1690-1695. С. 8, 18, 30, 54, 55 и др.

164 Ивина Л. И. Об участии датского резидента Бутенанта фон Розенбуша. С. 107; Захаров В. Н. Поставки западноевропейскими купцами оружия и военного снаряжения. С. 64.

А если вспомнить, что Фетиев, со своей стороны, часто действовал совместно, скупая продукцию русских промыслов, с тем же Томасом Келдерманом, с которым гость И. Д. Панкратьев поставлял, правда, уже после смерти вологодского гостя, оружие в царскую казну, то знакомство всех этих людей друг с другом представляется весьма вероятным.165

Говоря о деловых и дружеских взаимоотношениях Владимира Иевлева — Эвоца — Фанэвера с самыми разнообразными представителями русского общества нельзя не обратить внимание на такой активно

165 Почему бы не предположить, сопоставляя дату смерти Г. М. Фетиева в декабре 1683 г. и совместную деятельность Т. Келдермана и И. Д. Панкратьева уже в 1688 г., что московский гость занял место своего безвременного скончавшегося вологодского собрата в торгово-предпринимательском сообществе Фетиева, Келдермана и еще одного гостя, Владимира Воронина (об их совместной деятельности см.: Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации. Т. 1. С. 125; Черкасова М. С. Новые данные о деятельности вологодского гостя Г. М. Фетиева. С. 97; Привилегированное купечество России во второй половине XVI — первой четверти XVIII в. Т. 1. С. 209, 235, 237-239 и др.). Важно при этом отметить, что ни Томас Келдерман, ни Владимир Воронин, который продолжал упоминаться с чином гостя по имеющимся в литературе сведениям до 1696 г. (Голикова Н. Б. Привилегированные купеческие корпорации. Т. 1. С. 121), не имели собственных дворов в Вологде, что было не так уж важно при жизни Гаврилы Мартыновича. Однако после его смерти и более чем вероятной потери места комфортного пребывания в важном транзитном пункте на Сухоно-Двинском пути «осиротевшие» компаньоны вполне могли быть заинтересованы в поиске нового дворовладельца, каковым и являлся И. Д. Панкратьев. По переписи 1711 г., гостю принадлежали в Вологде два вполне вместительных двора — один в переулке в Изосимовскую улицу размером 41 х 53 сажени, другой на берегу р. Вологды «подле Булдакова звозу» — 81 х 48 сажени (Писцовые и переписные книги Вологды. Т. 2. С. 54, 67; об истории появления вологодских владений И. Д. Панкратьева см.: Тимошина Л. А. Вологодские дворы Панкратьевых во второй половине XVII в. // ОФР. Вып. 11. М.; СПб., 2007. С. 386-434).

Любопытно отметить, что и Г. М. Фетиев, и И. Д. Панкратьев имели известные в настоящее время по сохранившимся оттискам печати (см.: Кистерев С. Н. Печать гостя Гаврилы Фетиева // Вспомогательные исторические дисциплины в современном научном знании. Материалы XXVIII Международной научной конференции Москва, 14-16 апреля 2016 года. М., 2016. С. 271-273; Тимошина Л. А. Гербовые печати гостей Панкратьевых в конце XVII в. // Памятники культуры. Новые открытия. 1999. М., 2000. С. 416-425). Однако, несмотря на хорошее знакомство и того, и другого с иноземными купцами, подход двух русских людей к принципам отображения своего владельческого знака был, как отметил С. Н. Кистерев, совершенно различным: если печать Панкратьева недвусмысленно копировала некий западноевропейский образец с его гербовым щитом, шлемом, листьями аканта по бокам и символическим изображением корабля с инициалами владельца печати латинскими и русскими буквами, то в печати Фетиева, по мнению ее исследователя, «никаких изысков и излишеств не наблюдается» (Кистерев С. Н. Печать гостя Гаврилы Фетиева. С. 272), и она представляет собой простое воспроизведение инициалов владельца, причем только русскими буквами.

разрабатывающийся в настоящее время исследователями вопрос, как различие их вероисповеданий. Все, имеющиеся в нашем распоряжении материалы показывают, что Владимир Иевлевич на протяжении своего более чем тридцатилетнего пребывания в России оставался протестантом, впоследствии этой же веры придерживались его сыновья, что, тем не менее, нисколько не мешало ни их экономической деятельности, ни контактам с торгово-предпринимательскими и административными кругами России. Одновременно, и русские люди не видели ничего неподобающего во взаимоотношениях с так и не принявшим православную веру иноземцем и не гнушались, в случае необходимости, обращаться к нему с просьбами о денежной помощи или моральной защите.

Чрезвычайно показателен сам дружеский тон писем сына и брата православных священников И. А. Шергина,166 человека, безусловно, глубоко верующего, постоянно заботящегося о доставке в церкви на Сереговском промысле икон, книг, церковных облачений,167 к протестанту Владимиру Иевлевичу. Не менее интересны и контакты Владимира Иевлева с одним из крупнейших церковных иерархов последней четверти XVII в. — архиепископом Холмогорским и Важским Афанасием.

Касаясь взаимоотношений выходцев из Западной Европы и представителей русской православной церкви, С. П. Орленко отмечает, что «реакцию последних на присутствие в русском обществе „некрещеных немец" трудно назвать однородной».168 Однако, рассматривая далее позицию духовенства, автор указывает на наличие только двух, известных ему «антинемецких» челобитных русских священников — 1643 г. попов двух московских церквей с жалобой на то, что «немцы» скупают дворы в их приходах, строят свои «ропаты», держат русскую прислугу и нелегально торгуют хмельными напитками, и 1686 г. от духовенства Архангельска и Холмогор о том, что торговые иноземцы, имеющие дворы в этих городах, держат у себя «в работе» множество русских людей и «чинят им великое осквернение».

166 Отец Ивана Шергина Андрей был священником устюжской церкви Богородицы Одигитрии, брат Леонтий — церкви Иоанна Богослова, а родственники по боковой линии Владимир Никитин с. Протопопов и его сын Василий — соответственно, протопопом и дьяконом Успенского собора Великого Устюга (см.: Тимошина Л. А. 1) Частный архив как памятник культуры. С. 229-230; 2) Иван Андреевич Шергин: штрихи к портрету // Средневековая личность в письменных и археологических источниках. Материалы международной научной конференции. Москва, 13-14 октября 2016. М., 2016. С. 196.

167 Подробнее см.: Тимошина Л. А. Частный архив как памятник культуры. С. 233-235.

168 Орленко С. П. Выходцы из Западной Европы. С. 157.

С. П. Орленко «предположительно» связывал этот последний документ с архиепископом Афанасием, который, по его мнению, выступил в данном случае как «протеже и единомышленник патриарха Иоакима», непримиримого врага «немцев-еретиков».169

Несколько ранее на этот же казус обратила внимание Т. Г. Фру-менкова, более подробно описавшая содержание челобитной архангельского протопопа Калинника, ближайшего помощника Афанасия, инспирировавшего донос.170 В статье отмечается подача архиепископом «послания» в Посольский приказ с просьбой защитить «святую церковь» «от поношений и уничижений иностранных» и с перечислением 24 иноземцев, во дворах которых жила русская прислуга. Одним из этих иноземцев был Корнила Иевлев,171 который, как уже отмечалось, действительно имел двор в Архангельске, однако Владимира Иевлева в поданном списке нет, что еще раз доказывает его большую, чем у брата, ориентированность на Вологду. По словам Т. Г. Фруменковой, в Посольском приказе «этим делом занимался думный дьяк Е. И. Украинцев» и вскоре в Архангельск пришло «распоряжение» «русским людям у иноземцов во дворех и на двор-ничестве и в работе жить отнюдь не велено, и о том велено учинить заказ под смертною казнию».172 Такое решение возмутило иностранных купцов, подавших в марте и мае 1686 г. челобитные с просьбами не отнимать у них русских сторожей и дворников. В ответ по указу от 16 июня 1686 г. русским людям был разрешено жить у иностранцев во дворах в особых хоромах, а запрещение держать русских слуг распространялось только на тех купцов, вина которых в «насилии» по отношению к православным после проведения специального расследования была бы доказана.173

Не отрицая правомерности, несмотря на отдельные неточности,174 трактовок Т. Г. Фруменковой и С. П. Орленко документов 1686 г.,

169 Орленко С. П. Выходцы из Западной Европы. С. 158, 153-156. Ссылки на какие-либо документы или работы предшественников при изложении содержания челобитной у С. П. Орленко отсутствуют, несмотря на то, что дело 1686 г. было опубликовано: Отнятие у иноземцев русской прислуги в городах Архангельске и Холмогорах // ЧОИДР. 1883. Кн. 3. Отд. 2. С. 85-102.

170 Фруменкова Т. Г. Афанасий Холмогорский и иноземцы. С. 138.

171 См.: Смирнов П. Иоаким, патриарх Московский. М., 1881. С. 91-92.

172 Фруменкова Т. Г. Афанасий Холмогорский и иноземцы. С. 139.

173 Там же. С. 139-141.

174 Афанасий Холмогорский направил в Посольский приказ не «послание», а челобитную; вряд ли правомерно безапелляционное утверждение о том, что непосредственно делом занимался думный дьяк Е. И. Украинцев. Разумеется, этот приказной деятель был в курсе событий, однако вся документация велась подьячими Посольского приказа, оба приговора были вынесены судьей В. В. Голицыным, за приписью же Е. И. Украинцева на Двину были отправлены грамоты.

в том числе, и присутствовавшего в них искреннего желания русских иерархов защитить православную веру и свою паству от иноземного влияния,175 отметим возможность существования и других побудительных причин подачи протопопом Калинником и архиепископом Афанасием своих челобитных и оснований для правительственного решения от 16 июня 1686 г., которые, с нашей точки зрения, отчетливо просматриваются в этих источниках.

Прежде всего, стоит отметить, что инвективы священнослужителей удивительным образом были направлены, несмотря на присутствие в северном порту и других иностранцев, только против одной категории иноземцев — торговых людей, которые, в свою очередь, точно оценив объект нападения, подали встречные челобитные, упомянув на первом месте русских сторожей и дворников. Изменение же правительственного решения было связано с высказанными со стороны иностранных купцов угрозами о сокращении торговых операций, что повлекло бы значительный недобор таможенных пошлин в Архангельске и Холмогорах, которые в 1680-х гг. составляли весьма значительные суммы, превышавшие 80 тысяч рублей.176 Подобная возможность падения объемов экспортно-импортных операций в крупнейшем морском порту, по-видимому, оказалась настолько значимой в глазах правительства, что в определенной степени отодвинула на второй план опасность влияния на православных людей иноземных верований. Поэтому представляется, что и подача челобитных Калинника и Афанасия могла быть обусловлена, помимо чисто религиозных, еще и экономическими причинами,177 связанными с недостатком рабочей силы у русских купцов в условиях относительно слабой населенности Архангельска и Холмогор и объективными трудностями притока рабочих рук извне. Отсюда — стремление использовать внеэкономические методы привлечения русских работных людей в конкурентной борьбе за обслуживающий персонал с иностранными торговыми людьми.

175 Такой же трактовки событий 1686 г. придерживался и автор наиболее подробного исследования о жизни Афанасии Холмогорском В. Верюжский (Верюжский В. Афанасий архиепископ Холмогорский. С. 100-103).

176 См.: Огородников С. Ф. Очерк истории города Архангельска в торгово-промышленном отношении. СПб., 1890. С. 87.

177 С. П. Орленко, рассматривая обращение 1643 г. о запрещении «немцам» скупать дворы вблизи православных церквей, высказывает совершенно резонное соображение о том, что «наряду с религиозной нетерпимостью мотивом челобитья могло быть и ущемление финансовых интересов русских священников», заключающееся в сокращении числа прихожан православных церквей (Орленко С. П. Выходцы из Западной Европы. С. 157), но не обращает внимания на еще более ярко выраженную экономическую подоплеку челобитных 1686 г.

Однако уже в 1690-х годах положение, по крайней мере, одного из иноземцев изменилось, и оба автора обличительных челобитных, и протопоп Калинник, и архиепископ Афанасий, видели во Владимире Иевлеве не только поставщика различных заморских товаров, но и достойного доверия человека, что делало их контакты вполне дружественными. С одной стороны, сам двинской архиерей к этому времени несколько изменил свое отношение к иностранцам,178 а с другой — выполнение пастырского долга (обличение иноземных верований время от времени повторялось в окружных посланиях и в даль-нейшем179) ничуть не мешало ему в повседневной жизни поддерживать вполне нормальные, далекие от фанатизма связи с выходцами из Западной Европы.

Таким образом, рассматривая на примере «Владимира Иевлевича» отношения иностранных и русских купцов и, добавим, представителей других слоев населения Русского государства, нельзя не согласиться с мнением С. П. Орленко, что их характер «определялся сугубо экономическими факторами. Явного влияния фактора религиозной неприязни в деловых связях русских торговых людей и иноземцев не просматривается».180 В обыденной жизни, в отличие от официальных постановлений и, особенно, политики высших церковных иерархов, разница вероисповеданий ничуть не мешала ни совместной деятельности, ни дружбе и взаимопомощи представителей различных конфессий.

Изучая историю нидерландского купечества в России в XVII в., голландский историк Я. В. Велувенкамп отметил, что применительно к этой группе торговых людей стоит говорить и изучать деятельность не того или иного отдельно взятого предпринимателя, а некоей «общности», которая «наблюдается у нидерландских купцов в России», с ее характерными чертами: а) постоянством деловых отношений, когда купцы «предпочитали вести торговлю с постоянными клиентами для обеспечения регулярных продаж ... Они также работали с постоянными поставщиками, чтобы согласовывать покупки с ожидаемыми продажами»; б) специализацией, выражавшейся в ассортименте товаров; в) ярко выраженной преемственностью, когда после

178Подробнее см.: Верюжский В. Афанасий архиепископ Холмогорский. С. 110115; Фруменкова Т. Г. Афанасий Холмогорский и иноземцы. С 141-155.

179 Фруменкова Т. Г. Афанасий Холмогорский и иноземцы. С 141.

180 Орленко С. П. Выходцы из Западной Европы. С. 217. Такого же мнения об отсутствии религиозной нетерпимости и враждебности в отношениях во второй половине XVII в. между горожанами и иноземцами придерживается и А. М. Кантор (Кантор А. М. Отношение русских горожан второй половины XVII в. к Западу // Древняя Русь и Запад. Научная конференция. Книга резюме. М., 1996. С. 171-172).

смерти или отхода отца от дел, семейный бизнес продолжали, пользуясь его связями, сыновья; г) стремлением жениться на дочерях или сестрах других купцов с такой же специализацией, какую имели сами. И далее историк обращает внимание на такие нуждающиеся в изучении вопросы, как количество таких общностей обретающихся в России указанного периода и существование между ними той или иной иерархии.181

Представленная выше история «Владимира Иевлевича» и его родственников во многом подтверждает справедливость наблюдений исследователя. Действительно, есть все основания говорить о некоей семейной общности, охватывающей не менее двух поколений ее представителей, которые на протяжении нескольких десятков лет занимались экспортно-импортной торговлей через Архангельск: Владимир Иевлев — Владимир Иевлев Эвоц (Эвоутс, Эвоутц, Эвоулт, Лвуц) — Владимир Фанэвер (Фаневер, ван Гевер, фан Эвер), прозвище де Юнг, его брат Корнила Иевлев Эвоц (Эвоутс), дети Владимира, Андрей, Владимир и Корнила де Юнги и, вероятно, живший в Архангельске и не имевший такого дополнительного обозначения Денис.

Для деловых отношений этих купцов были также характерны постоянные торгово-предпринимательские связи с отдельными, вполне определенными группами русских торговых людей, прежде всего, с семейным же торгово-предпринимательским кланом в лице московского гостя И. Д. Панкратьева и устюжского В. И. Грудцына, с вологодским торговым человеком, впоследствии также гостем Г. М. Фетиевым и, по-видимому, его компаньонами. Что же касается иноземного купечества, то здесь выделяется Андрей Иванович Буте-нант, и, возможно, сосед «Владимира Иевлевича» по вологодскому месту жительства Данила Артман. Тем самым, к постоянно упоминаемым в литературе компаниям де Вогелара — Кленка, Акемы — Мар-селиса и не менее хорошо известным «семейным» домам голландских купцов Гутманов, Фандергульстов, де Босов необходимо прибавить «фамилию» «Иевлев — Эвоц — Фанэвер — де Юнг». Однако столь уверенное заявление отнюдь не означает, что в дальнейшем с обнаружением новых источников и повторным анализом уже известных, а этот процесс практически бесконечен, на основании новых же данных не возникнут дополнения и, не исключено, более или менее существенные изменения изложенных выше генеалогических построений, однако такова специфика жанра персональной «биографии», которую стоит сознавать и «писателю», и читателю.

181 Велувенкамп Я. В. Голландские купцы и их роль в торговле с Архангельском в XVII-XVIII веках // Архангельск в XVIII веке. СПб., 1997. С. 105-106.