Научная статья на тему '«Русских узнаешь почти сразу…» (из воспоминаний генетика Е. В. Ананьева)'

«Русских узнаешь почти сразу…» (из воспоминаний генетика Е. В. Ананьева) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
386
61
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
Е.В. Ананьев / история генетики / воспоминания / детство / Москва 1950-1960-х гг. / русскоязычная диаспора в Бостоне / концерт М. Жванецкого / E.V. Ananiev / history of genetics / memoirs / childhood / Moscow in 1950-1960s / Russianspeaking diaspora in Boston / a concert of M. Zhvanetsky

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Данилевская Ольга Николаевна, Журавель Александр Васильевич

Публикуются три фрагмента из воспоминаний выдающегося генетика Е.В. Ананьева (1947-2008). Первый посвящен его детству и жизни Москвы 1950-1960-х гг. Второй и третий рассказывают о жизни русскоязычной диаспоры Бостона в 1993 – начале 1994 гг. По свежим следам описано, как проводились там выборы в Государственную Думу в декабре 1993 г., а также один из концертов сатирика М. Жванецкого. Во вступительной статье дается общая характеристика мемуаров ученого и показано их значение как первоклассных исторических источников не только по истории генетики в СССР и США, но и по ряду иных тем – например, по истории эмиграции из СССР в период «перестройки». Автор, обладавший прекрасным литературным стилем и удивительной внимательностью к мелочам, был предельно честен и не желал сглаживать «скользкие» темы.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

UNKNOWN PAGES OF THE GREAT PATRIOTIC WAR. THE BATTLE FOR PROKHOROVKA ON FEBRUARY 1942

This publication includes three excerptions from the memoirs of outstanding Russian geneticist E.V. Ananiev (1947-2008). The first excerpt describes his childhood and life in Moscow in 1950-1960s. The second and third ones narrate the life of Russian-speaking diaspora in Boston (USA) in 1994. Following his fresh impressions the author described the election to State Duma of Russia on December, 1993 and a concert of humorist M. Zhvanetsky in Boston. The introduction provides a general characteristic of V.E. Ananiev’s memoirs and reveals their importance as a first class historical source not only for history of genetics in the USSR and the USA but also of the history of emigration in time of “perestroika”. The author possessed a classy literary style and phenomenal attention to details. The uniqueness of the memoirs is their ultimate honesty and no smoothing of sharp comers.

Текст научной работы на тему ««Русских узнаешь почти сразу…» (из воспоминаний генетика Е. В. Ананьева)»

СУДЬБЫ И ЛЮДИ

УДК 82-94(47).084.9+576.316 UDC 82-94(47).084.9+576.316 DOI 10.25797/NHP.2019.26.99.004

«РУССКИХ УЗНАЕШЬ ПОЧТИ СРАЗУ...» (ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ГЕНЕТИКА Е.В. АНАНЬЕВА)

Аннотация:

Публикуются три фрагмента из воспоминаний выдающегося генетика Е.В. Ананьева (1947-2008). Первый посвящен его детству и жизни Москвы 1950-1960-х гг. Второй и третий рассказывают о жизни русскоязычной диаспоры Бостона в 1993 - начале 1994 гг. По свежим следам описано, как проводились там выборы в Государственную Думу в декабре 1993 г., а также один из концертов сатирика М. Жванецкого. Во вступительной статье дается общая характеристика мемуаров ученого и показано их значение как первоклассных историче-

ских источников не только по истории генетики в СССР и США, но и по ряду иных тем - например, по истории эмиграции из СССР в период «перестройки». Автор, обладавший прекрасным литературным стилем и удивительной внимательностью к мелочам, был предельно честен и не желал сглаживать «скользкие» темы.

Ключевые слова:

Е.В. Ананьев, история генетики, воспоминания, детство, Москва 1950-1960-х гг., русскоязычная диаспора в Бостоне, концерт М. Жванецкого.

UNKNOWN PAGES OF THE GREAT PATRIOTIC WAR. THE BATTLE FOR PROKHOROVKA ON FEBRUARY 1942

Abstract: class historical source not only for history

This publication includes three excerptions of genetics in the USSR and the USA but

from the memoirs of outstanding Russian also of the history of emigration in time of

geneticist E.V. Ananiev (1947-2008). The "perestroika". The author possessed a classy

first excerpt describes his childhood and life literary style and phenomenal attention to

in Moscow in 1950-1960s. The second and details. The uniqueness of the memoirs is

third ones narrate the life of Russian-speaking their ultimate honesty and no smoothing of

diaspora in Boston (USA) in 1994. Following sharp comers. his fresh impressions the author described the election to State Duma of Russia on

December, 1993 and a concert of humorist M. Keywords:

Zhvanetsky in Boston. E.V. Ananiev, history of genetics, memoirs,

The introduction provides a general childhood, Moscow in 1950-1960s, Russian-

characteristic of V.E. Ananiev's memoirs speaking diaspora in Boston, a concert of

and reveals their importance as a first- M. Zhvanetsky.

Вниманию читателей предлагаются фрагменты из воспоминаний Евгения Витальевича Ананьева (1947-2008), доктора биологических наук, лауреата Государственной премии СССР 1983 г. Вся его научная деятельность была посвящена изучению хромосом и внезапно оборвалась на пике его карьеры (Данилевская 2008, Данилевская 2012). Причиной его смерти была опухоль головного мозга.

Е.В. Ананьев в лаборатории Института общей генетики, январь 1985 г.

Выдающийся генетик, Е.В. Ананьев сделал в жизни два крупных открытия -первым обнаружил мобильные элементы в хромосомах дрозофилы (Данилевская 2011), а также, уже в конце жизни, создал искусственную хромосому в клетках кукурузы (Данилевская 2010). Первое открытие явилось ключевым для развертывания целой серии работ на тему «Мобильные элементы животных», за которую десять сотрудников Институтов молекулярной генетики и молекулярной биологии, в том числе и Ананьев, получили Государственную премию (Премия 1983).

Второе открытие было сделано уже в США, куда он переехал в 1992 г. Биотехнологическая компания «Пионер», занимающаяся генетикой и селекцией кукурузы с применением генной инженерии, предоставила Ананьеву лабораторию, в которой он первым в мире «собрал» у растений из

центромеры, теломеры и инициаторов репликации (Данилевская 2010) живую хромосому, наследующуюся в поколениях.

Все это стало возможным благодаря его феноменальной наблюдательности и таланту заметить самое существенное и точно отделить зерна от плевел, порой в буквальном смысле слова. Вдобавок он имел золотые руки и умел довести свои идеи до осязаемых практических результатов. Недаром, еще на заре своей научной карьеры, он приобрел репутацию, как выразился его первый учитель Виктор Миронович Гин-дилис, «лучшего лаборанта всех времен и народов» (Гиндилис 2008: 140-143). Но Евгений Витальевич, в отличие от многих ремесленников от науки, на уровне лаборанта пребывал совсем недолго. Настоящим ученым он стал, еще будучи лаборантом!

Эти качества в полной мере проявились и в его литературных трудах. Писать воспоминания Ананьев начал в эмиграции. Сначала это были письма оставшимся в России родным и друзьям. В них Евгений Витальевич по свежим следам описывал свои впечатления об Америке. Потом, втянувшись и войдя во вкус, он перешел и к воспоминаниям о жизни на Родине, о которой скучал, но возвращаться - по научным соображениям - не считал возможным.

Почему Ананьев, как и многие отечественные ученые, решился отправиться за океан? Внешне к моменту перестройки положение этого набравшего силу ученого было вполне прочным: он являлся заведующим лабораторией Института общей генетики имени Н.И. Вавилова. Но развал советской науки как целостной системы, интриги внутри Института сделали его отъезд в США необходимостью. Еще были силы и идеи, как вести исследовательскую работу. Остаться в распадавшейся стране, в его представлении, означало отказаться от научной деятельности, а этого он пережить не мог. Жизнь Евгения Витальевича с юно-

шеского возраста была нацелена на творческий поиск. Напрашивается параллель с выдающимся оперным певцом Дмитрием Хворостовским. В своих интервью тот говорил, что его вынудили уехать из России перестройка и Большой театр. Умер Хво-

ростовский тоже от опухоли мозга.

***

Тематически воспоминания Е.В. Ананьева состоят из нескольких блоков.

Первый из них посвящен жизни в СССР, начиная с детства до отъезда в США - как казалось сначала, на временную работу. К этой части воспоминаний примыкает его юношеский дневник, который Евгений Ананьев вел после окончания школы и в студенческую пору.

Собственно воспоминания состоят из фрагментов «Генеральный конструктор», «Начало трудовой деятельности», «Устный рассказ». Названия носят условный характер, по первым строкам сохранившихся текстов. Первые два легко соединяются в единый рассказ, содержащий, однако, ряд пропусков: автор делал подзаголовки (пункты плана), под которыми рассчитывал что-то еще написать. Последний фрагмент представляет собой расшифровку аудиозаписи, которую автор сделал самостоятельно незадолго до смерти. В нем он отчасти повторяет - но не дословно, а внося существенные дополнения к ранее записанному - прежние рассказы о детстве и юности и, что важно, доводит свой рассказ до времен перестройки. Там он среди прочего нелицеприятно описывает порядки, сложившиеся в академической среде.

Второй блок автор составил из собственных писем и рассказов, написанных им в первые годы пребывания в США. Тематически к нему примыкает блестяще написанная повесть «Прости-прощай!», посвященная последней поездке автора в Москву - на похороны своей матери в декабре 2003 г.

Его пространные письма были обращены к друзьям и коллегам, оставшимся на родине. К ним Евгений Витальевич время от времени прилагал рассказы об особенностях американской жизни - как он приобретал автомобиль, как лечил зубы, как ездил отдыхать и т.д.

Третий блок воспоминаний представляет собой рассказ о работе генетиков в биотехнологической компании «Пионер» в 2004-2005 гг. В центре внимания - борьба его жены (и одного из авторов данной публикации) Ольги Николаевны Данилевской за право продолжать уже начатые научные исследования, а не бросать их по прихоти начальства. Не случайно, что именно так этот фрагмент и озаглавлен - «Один день Ольги Николаевны». Евгений Витальевич помогал ей всеми силами - советовал, как решать ту или иную конкретную научную задачу, как вести себя с начальством и коллегами...

Последний блок воспоминаний - «Опухоль мозга, или Бесплатная стрижка» - посвящен работе самого Ананьева по созданию искусственной хромосомы и, увы, описанию фатальной болезни. В своих записях, которые он вел на протяжении всей болезни, Евгений Витальевич описал чувства человека, приговоренного к смерти: «Конец жизни близок. Раковая опухоль мозга должна разделаться со мной в течение года. После короткого периода отчаяния пришло чувство свободы, умиротворенности и даже какой-то беспечности. Каким-то образом я смотрю на все происходящее со мной как еще на одно приключение и жизненный опыт, который может быть никому и не нужен, но мне позволяет делать открытия, которые доставляют мне удовольствие».

***

Воспоминания Е.В. Ананьева обладают двумя особенностями, составляющими

вместе с тем и главное их достоинство: автор поразительно внимателен к деталям и удивительно откровенен. Он запоминает и отмечает буквально все - то, что каждый человек видит каждый день, но именно поэтому оставляет без внимания. Но жизнь стремительно меняется, и подробности быта, ранее всем хорошо известные, исчезают без следа, так что новым поколениям, не ведающим, как можно жить без сотового телефона и компьютера, непонятно многое из того, что для их родителей было азбучной истиной и набившей оскомину повседневностью. И это касается не только советской «античности» (выражение поэта Бориса Слуцкого), но и «античности» американской: эти изменения Евгений Витальевич тоже застал и зафиксировал! Зафиксировал подробно, иногда слишком дотошно, но в этом и состоит их прелесть и их важность.

Как, например, подавляющее большинство людей описали бы свои хождения по стоматологическим мукам? В двух-трех фразах, две из которых были бы ругательными, а третья сообщала бы о потраченном времени, о потраченных деньгах и потраченных нервах. А у Евгения Витальевича это описано очень подробно - как американские врачи лечат зубы, какие инструменты и лекарства применяют, какие методики используют и сколь умело выжимают деньги из попавших в их лапы пациентов. Сейчас все это - вместе с тактикой выжимания денег - пришло и в Россию, но тогда для русского человека это было в диковину. Зубы автору «починили», и он даже остался в конечном счете доволен - но какой ценой это все далось!

Иными словами, воспоминания Ананьева представляют собой уникальный исторический источник, описывающий быт советских людей и советских ученых, когда они жили и выживали на родине и как они это делали, оказавшись в эмиграции.

Ценность его свидетельств, как хорошего вина, со временем будет лишь возрастать.

Внимательностью к деталям его мемуары существенно отличаются от типичных воспоминаний, которые оставляют после себя люди науки. Обычно главное внимание ученых обращено на движение научной мысли, на их место в науке и на их отношения с коллегами. Что касается последнего, то чаще встречаются две крайности - либо автор пишет воспоминания на заказ, для публикации в журнале или в научном сборнике, а потому рассказывает только о хорошем, умалчивая об оборотной стороне медали, либо наоборот - пишет в стол и там изливается желчью по поводу невзгод, которых автору пришлось претерпеть, а также по поводу бездарностей и негодяев, которые помешали ему совершить великие деяния. В первом случае - все получается благостно и порой фальшиво; во втором - безысходно, тягостно и тоже зачастую фальшиво.

Евгений Витальевич идет по иному пути: он никого не ругает и ни с кем не полемизирует, а просто сообщает факты. Порой нелицеприятные, порой убийственные, порой выставляющие в невыгодном свете его самого. Он не боялся этого. Что было - то было. Что вижу - о том и пишу. И в этой «наивной» откровенности заключается главная ценность его воспоминаний: большинство ученых о второстепенном для них предпочитают умалчивать или просто не считают «мелочи» несущественными. Е.В. Ананьев честно показывает, из чего и как складывалась ткань его жизни. Ткань, а не узоры на ней, на которые обычно обращают внимание.

Поэтому в его воспоминаниях есть бесспорно положительные герои, но нет явно отрицательных. По крайней мере, выводы об этом должны делать сами читатели. Автор лишь предоставляет информацию к размышлению.

Впрочем, иногда, в американской части воспоминаний, автор дает волю чувствам. И это практически всегда касается отношения к Родине. Автор горячо переживал за все происходившее в родной стране и никогда не считал ее «этой», чужой себе. При этом далекий от политики ученый-биолог проявлял удивительную трезвость по отношению к происходившему в стране и не разделял восторгов многих его коллег, поддержавших расстрел Белого дома в 1993г. и надеявшихся на скорое достижение в России счастливого демократического завтра. Это сейчас, по прошествии четверти века, многое видится отчетливее, а тогда значительную часть творческой, в том числе научной, интеллигенции охватила эйфория: очень многим тогда казалось, что устранение засевшей в Белом доме «красно-коричневой» оппозиции откроет дорогу в светлое капиталистическое будущее. Евгений Викторович Ананьев не видел в этом ничего хорошего.

Два публикуемые здесь фрагмента - о выборах в Государственную думу в декабре 1993 г. в Бостоне и о выступлении сатирика Михаила Жванецкого там же в начале 1994 г. - демонстрируют это как нельзя лучше. Первый же из фрагментов рассказывает, как мальчишка из московского полуподвала, не слишком хорошо учившийся, вдруг загорелся наукой, случайно устроился лаборантом в академическом институте и сумел закрепиться там.

Наконец, последнее, но не менее важное: автор обладал несомненным литературным даром. Читать его воспоминания можно и нужно с удовольствием. И читать с пользой для себя! Они содержат уникальный жизненный опыт уникального человека, заставляющий внимательного читателя крепко задуматься и о своей собственной судьбе.

Докладная записка Генеральному Конструктору

Я, Евгений Витальевич Ананьев, родился 13 января 1947 года в семье рабочего Ананьева Виталия Дмитриевича и служащей Ананьевой Марии Андреевны.

Так начинались все мои автобиографии, которые я писал с гордостью по различным поводам в СССР. В действительности мои родители были два недоучившихся великовозрастных школьника, в силу обстоятельств военного времени призванные трудиться на заводе точных измерительных приборов, или в почтовом ящике №.

Отец в шестнадцать лет прогулял один день или совершил еще какой-то проступок, за что был осужден к шести месяцам исправительных работ в трудовой колонии под Алма-Атой. Он был отправлен в тюремном вагоне, в купе-камере, где сидело не менее 12-ти человек. Отец только однажды упомянул о пребывании в заключении. От его короткого рассказа осталось ощущение ужаса и отчаяния. Золотые зубы заключенных. Свирепость начальника лагеря, который забивал заключенных в щели сапогами за неповиновение. Однако отца он забрал прислуживать его семье и растирать соль. Возможно, что это спасло его от растления. Отец был красив.

Расчеты показывают, что меня зачали весной - в апреле 1946 года. Свадьбу точно не сыграли. Обе семьи не приняли молодую пару, и я не знаю, когда они зарегистрировали свой брак официально1. Жить им было негде. В семье отца в двухкомнатной квартире, помимо его деда и бабки, проживали еще две сестры. Старший брат вернулся с фронта с женой из Финляндии. Два других брата вернулись ранеными и холостыми.

У моей матери в двухкомнатной квартире в подвале, помимо ее матери, прожива-

1. Брак был зарегистрирован 8 сентября 1946 года в Таганском отделении ЗАГС г. Москвы.

ли брат и сестра - все в одной комнате: вторая комната сдавалась офицерской семье. Жили голодно и бедно. Отец и старший брат погибли на войне, а средний брат в 19 лет был осужден на десять лет трудовых лагерей уже после окончания войны и освобождения из немецкого плена американцами - за предательство Родины или за то, что не дрался до последней капли крови с немцами.

Мать и отец завербовались на работу в Литву - на строительство какого-то объекта. Основной рабочей силой служили пленные немецкие солдаты. Несмотря на беременность, мать любила танцевать. С удивлением я узнал, что на танцы приходили и немецкие военнопленные, которые прозвали ее «Мария-Прима». По-видимому, именно там отец выучился на электрика. Он часто вспоминал о качестве работы и различных приемах, которым его обучили немецкие электрики. Когда пришло время рожать, мать вернулась в Москву, а затем опять уехала в Вильнюс.

Однако жизнь с маленьким ребенком на чужбине оказалась непосильна для отца и матери. Вскоре они вернулись в Москву и поселились у моей бабушки Мавры Петровны Фроловой, в Сыромятниках, в Полуярославском переулке, в доме 2/6, в полуподвальную квартиру № 29. До сих пор не могу понять, как переулок может быть полу-ярославским2?? К этому времени сестра матери Зина окончила техникум и была направлена в Днепропетровск на работу, а брата Виктора забрали служить на флот на пять лет.

$ $ $

2. Переулок получил свое название от фамилии купца И.М. Полуярославцева, в первой половине XVIII в. владевшего располагавшейся здесь суконной фабрикой._

Евгению Ананьеву 5 лет, снимок 1952 г.

От того времени в памяти остались только отдельные эпизоды и образы, а значительные отрезки жизни совершенно исчезли.

Самый ранний образ - это страх падения из-под потолка в руки моего дяди Алексея, когда мне, по-видимому, не было и двух лет, на семейном празднике у бабушки Дуни.

Улюлюканье голых баб в бане на водопроводчика, приведенного отремонтировать прорвавшуюся трубу с горячей водой. В этот день бабушка мыла меня в женском отделении в тазу, где я игрался с резиновым утенком.

Бабушка, мать, отец и я - все жили в одной комнате не более 18-ти квадратных метров, с одним большим окном, наполовину погруженным в колодец. Окно выходило в небольшой двор, по середине которого росла куча коричневого шлака. Его всю зиму выбрасывали из котельной, отапливавшей наш четырехэтажный дом. Весной эту кучу вывозили на свалку. Вторая комната все время сдавалась офицерам, так как пособия за погибшего мужа и сына (если оно вообще было) не хватало на проживание. Кухня, хотя и просторная, была совершенно темная: она имела два небольших окошка в колодцах под потолком, но ниже уров-

ня тротуара. Стена в кухне с окнами всегда была влажная.

Отец и мать работали полный день, шесть дней в неделю, и учились в школе рабочей молодежи по вечерам. Я видел их только по воскресеньям. По субботам вечерами вся семья ходила в Рогожскую баню. Приходилось выстаивать длинную очередь, вьющуюся по лестнице на второй этаж. Перед баней можно было купить березовый или дубовый веник для парилки. Пока я был младенец, то меня брали с собой либо мать или бабушка в женское отделение. Когда подрос, то ходил с отцом в мужское. В раздевалке стояли ряды длинных, метров по двадцать, диванов, отделанных кожей. Они разделялись на места с крючками для одежды. Вся одежда оставлялась под присмотром банщика. Как правило, у стены, в проходе между рядами, сидел человек, который за небольшую плату стриг ногти и удалял мозоли. Баня, банщики и мозолисты вызывали у меня брезгливое чувство, и я даже не мог на них смотреть. По влажным ковровым дорожкам шли в моечную. Раздевалка, моечные залы, парилка - все было заполонено сотнями голых тел, пребывающих в постоянном движении: рыжие, черные, светлые, безобразно жирные или невероятно костистые, согбенные или кривые, с татуировками по всему телу или с родимыми пятнами, с огромными паховыми грыжами, с раздутой мошонкой, свисающей почти до колена, атлеты с классической мускулатурой. Члены варьировали по размеру - от едва видимой головки из густой шерсти лобка до огромных вялых колбас, мотающихся при каждом шаге. Я чувствовал себя униженным пигмеем среди таких гигантов.

Мраморные полы во многих местах заливала грязная мыльная вода. Весь потолок и тусклые лампы были покрыты крупными каплями конденсата. В бане стоял гул голосов, шипение воды, стук тазов. Масса го-

лых уродливых тел напоминала настенные росписи преисподней в церкви: грешники смывают грехи3.

Обычно отец, как и многие другие, направлялся вместе со мной в парную. В парной имелось нечто вроде подиума с двумя симметричными лестницами, так что любители могли подняться на второй уровень, где температура была значительно выше. Особенно отчаянные парильщики вставали на мраморные скамейки под самый потолок и яростно хлестали себя березовыми вениками. Страстные любители парилки выживали всех остальных постоянной поддачей пара, плеская горячую воду в жаровню.

Облако пара вырывалось с шипением в парилку. Все приседали. Естественно, что я мог выдержать этот жар, только находясь у основания этой пирамиды, поближе к фонтану с ледяной водой. После бани отец выстаивал вторую очередь - за пивом из бочки. После чего вся семья шла домой по морозным улицам домой. Мать почему-то

носила с собой тазик.

***

Всю неделю я проводил дома с бабушкой Маврушей, как ее ласково звали все соседи, и во дворе с другими детьми нашего дома. У бабушки не было переднего зуба, и она курила «Беломорканал».

Кормила она меня в основном манной кашей на молоке, заварной вермишелью на сладком молоке, яичком всмятку, смешанным с хлебными кусочками. Днем, во время беготни во дворе, приносила хлебную горбушку черного хлеба, натертую чесноком с солью. На обед готовила гороховый суп со свининой или рассольник с почками, жареную картошку с луком на сале. Поскольку я не ходил в детский сад, то у меня было несколько занятий дома. Во-пер-

По-видимому, бабушка Мавруша водила внука в церковь._

вых, я имел маленькую скамейку, в которую вбивал гвозди. Любил строгать мечи и ножики из дощечек. Во-вторых, когда бабушка готовила блины, то у меня была своя кастрюля для приготовления теста, и под конец я запекал самый большой блин. Перевернуть мне его помогала бабушка. При выпечке пирогов мне выделялся кусок теста, который я месил, резал, раскатывал, скручивал, делал ватрушки, мазал яичком и клал на противень.

По воскресеньям на завтрак подавали селедку под луком, квашеную капусту, заправленную подсолнечным маслом, сахаром и луком, сковородку жареной картошки с котлетами или большой толстый омлет. Отец выпивал стопку водки из четвертинки.

Осенью бабушка закупала килограммов сто капусты и килограммов десять моркови. Из кладовки выкатывалась бочка. Тщательно мылась горячей водой. Заливалась ведром кипятка. Тем временем на газовой плите раскалялись булыжники и бросались в бочку. Вода вскипала. Бочка закрывалась клеенкой для того, чтобы простерилизо-вать ее горячим паром. Через час вода сливалась. На дно клалась горбушка черного хлеба. И вся семья начинала шинковать (резать ножами на тонкие полоски) капусту, затем капуста смешивалась с солью и морковью, измельченной на тонкие полоски на терке. Затем первая куча сваливалась в бочку. Эта работа занимала практически весь день. Капусту ставили под гнет, то есть на крышку бочки клали несколько больших булыжников. Через день или два капуста давала сок, который начинал вытекать из бочки. Капусту протыкали до дна палкой, чтобы дать возможность газам выйти. Через неделю бочку выкатывали в прохладную кладовку. Эту капусту семья ела всю зиму.

Летом фрукты покупались на рынке. Бабушка покупала яблоки в основном с мя-

тыми или подгнившими бочками, которые надо было выдавливать. Видимо, самые дешевые, но тем не менее очень вкусные. Красную смородину на веточках.

Вершиной кулинарии, однако, была севрюга горячего копчения и черная икра.

Как это оказывалось возможно, я не знаю, но тем не менее это случалось во время моих простуд.

Болел я часто и, видимо, всеми детскими болезнями - коклюшем, свинкой, гриппом, ангиной, воспалением среднего уха. Одолевали сопли. Болели зубы, гланды, полипы и прочее.

Ощущение озноба и последующего жара, потных простыней, питье горячего молока с большим куском расплавленного сливочного масла до сих пор живы в моей памяти.

Уколы приходила делать сухонькая, черненькая медсестра в белом колпачке. Ее можно было видеть иногда идущей по заснеженным улицам Сыромятников с круглым контейнером со стерилизованными шприцами.

***

Коля Шершнёв был мой первый друг с двух лет. Зимой мы проводили много времени в наших холодных квартирах, играя в шашки или в военную игру на основе шашек. Из шашек строились различные фигуры, изображающие пехоту, конницу легкие и тяжелые танки. Щелчками нужно было посылать свои фишки в построения противника и выбивать их с поля боя. После промаха или слабого удара очередь щелкать переходила к противнику. В эту игру можно было играть часами. Можно было просто победить, победить с одной потерей (ленинская победа) или победить без потерь (сталинская победа). Постоянно играло радио с патриотическими и военными песнями, которые мы хорошо знали и иногда распевали в подъезде с другими

детьми. Особенно нравились песни с драматическим надрывом:

Наверх, вы, товарищи, все по местам последний парад наступает!

Радио было основным источником удовольствия и наслаждения. Физзарядка, сказки для детей, «Пионерская зорька», музыкальные передачи. Я часто стоял перед бумажным репродуктором радио с раскрытым ртом. Симфоническая музыка больших симфонических оркестров производила на меня сильное впечатление. Единственное, чего я не переносил, - так это скрипки или виолончели среди солнечного дня.

Кошка

Мурка, гладкошерстная кошка в рыжих, серых и черных пятнах, была молчаливым и ласковым другом. Ее присутствие я особенно ценил, когда оставался дома один. Мурлыкание, неспешное вдавливание когтей в ткань дивана, потягивания, вылизывание лап, протирка морды лапой из-за уха, а затем медленное приближение и устройство на коленях клубочком. Эта близость защищала от страхов одиночества. Вечером она ждала отца. Как только он появлялся на пороге, она вскакивала ему на грудь и пыталась забраться в боковой карман с бутылкой молока, которую он получал за вредность. Отец отливал ей полстакана в блюдечко, и Мурка в течение минуты жадно лакала молоко до последней капли.

***

Свое первое и последнее политическое преступление я совершил в пять лет, переведя под копирку портрет Иосифа Виссарионовича Сталина, опубликованный в журнале «Огонек». Естественно, что оригинальный портрет был обезображен до неузнаваемости обводами чернильного карандаша. Наказание последовало мгновенное, жестокое и без объяснений. Экзе-

кутором была мать. Журнал и копию она уничтожила:

- Не трогай вождя!!!

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

И все-таки я увидел его живым! Отец получил билетик на трибуну на Красной площади на первомайскую демонстрацию в 1952 году. Точнее, я видел только его руку - может быть, только часть руки, протянутую в приветствии к колоннам трудящихся, движущихся по площади.

***

Война являлась постоянной темой на радио и в кино. Военные фильмы были особенно любимы, и когда они выходили на экран в Доме культуры Метростроя, вся детвора со всех прилежащих улиц заполняла зал.

Кинозал там - большой, по-видимому, на 500, может быть, даже 1000 человек. Потолок зала был расписан патриотической панорамой.

Летом на деньги бабушки мы бегали покупать фруктовое мороженое за 7 копеек под мост4 или в булочную покупать булку-журавлика с двумя изюминками вместо глаз за 10 копеек.

В солнечный день выжигание по дереву с помощью увеличительного стекла было одним из развлечений. В земле выкапывалась также маленькие ямки-кладики, туда складывались маленькие камешки или цветные стеклышки и закрывались осколком стекла от бутылки. Весь клад засыпался землей. Для чего? Понять невозможно.

Весной, когда начиналось таяние снега, мы любили расширять ручейки и пускать по ним щепки-лодки.

Летними и осенними вечерами дети играли в казаки-разбойники, лапту или чижика, дочки-матери, считалки, классики,

4. Ближайшим к Полуярославскому переулку является Костомаровский мост через реку Яузу, который ведет к Спасскому Андроникову монастырю._

больницу, которая иногда заканчивалась тайным взаимным показыванием или разглядыванием пиписек у девочек, Гальки Сопливой и Ирки Немой. Галька не всегда была с соплями, но кличка к ней прилипла. Ирка нормально говорила, но была дочкой немых родителей. Ее старший брат столкнул ее с подоконника с четвертого этажа. Но она упала, наверное, на что-то мягкое оставшись невредимой. Было еще два падения из окон: одна женщина свалилась на прохожего, когда мыла окна, и осталась жива. Еще один ребенок вывалился с четвертого этажа и разбился насмерть.

Соседи

Наш дом имел 24 квартиры. Шесть квартир рассматривались как подвальные или полуподвальные помещения, включая и нашу. В каждой квартире было по три или четыре комнаты, большая прихожая, просторная кухня с большим подоконником, сделанным в виде шкафа-холодильника с отверстием в стене, выходящим на улицу так, чтобы зимой холодный воздух охлаждал продукты. Только семье конструктора авиационных двигателей Шевцова квартира принадлежала полностью. Во всех остальных квартирах каждой семье из трех-пяти человек полагалась только одна комната, и они делили с другими жильцами прихожую, кухню и туалет, и все прочие проблемы коммунальной квартиры.

Часто дети приводили своих товарищей к себе в гости поиграть. Теснота и нищета, еще не осознаваемые остро в раннем детстве, никого не смущали. Однако непереносимыми для меня были запахи: некоторые семьи имели специфический тошнотворный запах, который я не мог переносить и одной минуты.

Володя Марков, мой ровесник, жил в одной комнате с мамой и бабушкой, прикованной к постели, с запахами мочи и фекалий. На ночь к ним приходил мамин любовник,

разжалованный боевой летчик - постоянно пьяный, но с орденами и медалями. Володя и я увлекались изготовлением деревянных мечей и пистолетов. Каждый из нас имел по ящику с оружием.

***

Во дворе стояли два гаража с машинами одного летчика и конструктора Шевцова. Трудно объяснить почему, но мальчишки -и я вместе с ними - пытались навредить им. Летом бегали по крышам гаражей, пытаясь продавить крышу, а зимой пИсали в отверстия замков для ключей.

Еще один безрукий ветеран войны жил в пристройке во дворе. Поздно вечером ему сбрасывали на крышу кирпичи или деревянные поленья из укрытий. Он выбегал разъяренный, размахивая своим протезом, посылая проклятья невидимым маленьким мучителям.

Другим обитателям дома ставили на окна постукалочки. Камешек, подвешенный на нитке, прикрепленной к оконной раме гвоздиком. Дергая за ниточку с большого расстояния из укрытия, можно было стучать в окно третьего этажа и разбудить обитателей комнаты.

***

В подъездах по вечерам собирались компании подростков постарше, которые курили, грызли семечки, ругались, пели блатные песни под гитару и заплевывали все пространство вокруг себя.

Происходили и более драматические события.

Однажды вечером через двор пробежал незнакомый парень с искаженным от усталости лицом, преследуемый милиционером, на ходу отстегивающим портупею. Оба исчезли в одном из подъездов. Никто не пошевельнулся.

В другой раз у магазина милиционеры в шинелях скрутили проволокой руки двух

огромных мужиков, заволокли их на дно кузова грузовика и увезли.

Дядя Степа-милиционер был эталоном доброты и защитника. Но что-то было в происходящем неправильно, грубо, жестоко.

уже лежа на тюфяках, я рассказывал о нашей с ней будущей жизни. Все слушатели давились от еле сдерживаемого смеха, вызываемого несоответствием моего возраста и серьезностью моих чувств, намерений и планов, что меня совершенно не смущало.

***

Однажды кто-то привез гуся - очевидно, из деревни для семейного праздника - и решил его удавить во дворе, на виду у всей детворы, в солнечное утро. Гусь сопротивлялся отчаянно, но петля была накинута, голова отрублена, а гусь носился еще несколько минут по двору, брызгая кровью из шеи.

***

Андрей Гладков, ровесник, жил в квартире напротив - в узкой, два метра на шесть, подвальной комнате, с кухней без окон. С ним там ютились отец, мать Стеша и тетя Полина. Тетя Поля, обладавшая абсолютно выдающейся грудью невероятного размера, работала на строительстве метрополитена. Их семья, однако, отличалась аккуратностью, и в комнате всегда пахло одеколоном.

Однажды мы с ним не поделили прутик. Он дернул за один конец - я не устоял и упал на железный бак, ударившись лбом и раскроив кожу. Матери пришлось вести меня в больницу и ставить скрепки. Но этот инцидент не повлиял на наши отношения с Андреем в дальнейшем. <.>

***

В пять лет я впервые влюбился в Аллочку Щукину - девочку с косичками, заплетенными корзиночкой, уже десяти лет от роду. Любовь была тайной, и Аллочка так и никогда не узнала о ней. Зато я не делал из этого тайны от своих родителей. Когда мы отдыхали летом в деревне вместе с семьей отцовской сестры, то поздними вечерами,

***

401-я школа стояла прямо напротив нашего дома в узком Полуярославском переулке, который первого сентября заполнялся родителями и детьми. Поэтому я наблюдал его в виде ног и юбок, стоявших над окнами-колодцами нашей кухни. Весь узкий переулок заполнялся толпой родителей и школьников. Директор школы, курчавый Шапиро, приветствовал всех через рупор5. Наконец, пришел и мой долгожданный час, когда я пошел в первый класс. К нему я готовился с нетерпением - как к переходу от детства к взрослой жизни. Первая классная учительница - Алла Ефимовна.

Но школа оказалась несчастливой для меня. Я получил кличку Косой из-за легкого косоглазия. До школы этот физический дефект не был для меня проблемой. Но в школе он превратил меня в изгоя. Когда тебя обзывают Косым с разных сторон, ты не знаешь, на кого бросаться и что делать. Слезы, злоба, обида. Кто-то сильнее тебя, кто-то слабее, но, когда против тебя толпа, твои шансы на выживание очень малы.

После школы несколько учеников могли поджидать меня для того, чтобы огреть портфелями и погнать домой. Как правило, бабушка выходила встречать меня. Все, что мне нужно было, это перебежать дорогу шириной не более десяти метров до моего подъезда. По этой же причине - издевательства одноклассников - я не мог ходить в туалет во время перемен и просился во время уроков. Я не помню, чтобы у меня

5. Аркадий Моисеевич Шапиро в течение двадцати лет возглавлял среднюю школу № 401, ныне -лицей № 1581 при МГТУ имени Н.Э. Баумана.

были друзья. Учился посредственно. За выполнением уроков следила в основном бабушка, которая сама закончила только четыре класса начальной школы. Конечно, помочь, по существу, она не могла.

В доме, тем не менее, было несколько необыкновенных книг - «История искусств всех времен и народов», «История архитектуры», несколько книг по военному искусству.

Только позже я узнал, что дед Андрей работал сантехником или водопроводчиком в домах сотрудников Министерства обороны. Видимо, часть имущества репрессированных военачальников выбрасывалась на свалку, а может быть, растаскивалась всеми желающими. Отец и мать получили несколько журналов.

В некоторых имелись схемы и картины гигантских морских лайнеров с сотнями кабин и другие чудеса техники. Какие-то журналы были заполнены китайскими картинами с необычными экзотическими пейзажами, детьми с причудливыми стрижками в виде пушистых комочков волос. Не обошлось без ужасов войны - атомные взрывы и колодцы или шахты, заваленные

трупами китайцев, перебитых японцами.

***

Родители тем временем закончили вечерние школы. Мать поступила в вечерний техникум и училась на инженера-газовика. Отец тоже поступил в институт, но бросил, оправдываясь тем, что кто-то должен кормить семью. Отец был красив, мужественен, весел, хорошо пел, танцевал, умел пошутить, умел сказать доброе слово. С готовностью помогал соседям и приятелям. Похоже, что все любили его. И ему это нравилось. В действительности он уже пристрастился к водке, пользовался любовью товарищей, девушек и женщин. Деньги в его руках не задерживались и тратились на водку. Мать ревновала, сканда-

лила, дралась, мирилась, привлекала меня ходить и встречать его после работы в день получки, чтобы приводить его домой.

Это одно из самых тягостных воспоминаний моего детства - ожидание отца у проходной «Точки». Он все равно уже выходил выпивший, был ласков, шутил со мной, но опять исчезал. Иногда мы находили его поздно вечером - валяющимся под забором, в стельку пьяным - и тащили домой вместе с матерью.

Скандалы в семье стали практически ежедневной нормой, оскорбления со стороны матери сыпались на него по любому поводу. Однажды, когда он вернулся после очередной попойки и, по-видимому, от другой женщины, мать содрала с него одеяло и выплеснула на него кастрюлю горячей воды. Поскольку он выжил, и кожа не слезла, я подозреваю, что это не был кипяток - это было предупреждение.

Все это разыгрывалось в одной комнате - в присутствии бабушки и меня.

Я довольно рано пришел к заключению, что мои родители не могут жить вместе <...>.

Театр Советской армии - рабочий сцены, 1963 г.

Летом 1963 года мы с товарищем по школе устроились на работу в театр Советской армии, который находился недалеко от метро «Новослободская». Театр был частью культурного комплекса, который состоял из парка и музея Советской Армии. В наши обязанности входила подготовка сцены для выступления артистов. Мы появлялись за два часа до начала спектакля. Освобождали занавес от чехлов, проверяли его работу, расставляли нужные предметы, скамейки, стулья или пьедесталы. Выдвигали рояль. Поднимали или опускали дополнительные светильники или драпировку. Мы подчинялись весьма энергичной бригадирше лет пятидесяти. За всем процессом наблюдала

увядшая, но все еще надменная красавица из отставных артистов. Она любила сидеть в углу сцены на кресле и что-нибудь жевать или слизывать мороженое. По окончании спектакля сцену нужно было убрать. Зачехлить занавес, подтянуть все светильники под потолок. Закрепить все концы веревок на крюках.

Спектакли были разнообразные. И работы выпадало немало. В какие-то дни просто показывали кино - и это можно было рассматривать как отдых.

Платили копейки. Но все же это был наш первый заработок. И, главное, я мог получить справку, что работаю. В это время я перешел в десятый класс дневной школы, но, согласно новой школьной реформе, они были трансформированы в одиннад-цатилетки. Это означало, что по окончании школы оставался только один летний сезон для поступления в институт или университет. Поэтому я решил бросить дневную школу и поступить в вечернюю школу рабочей молодежи.

В это время мои родители уже не жили вместе и занимались разводом.

Контора «Мосгаза»

Мать (Мария Андреевна Ананьева) устроила меня в контору «Мосгаза», которая находилась как раз на 6-ой Парковой улице, где мы и жили. Поначалу я должен был пройти обучение. К 8-ми часам газовые мастера-слесаря собирались в конторе, получали задания от своих контролеров посетить или проверить, или починить какие-либо объекты в случае жалоб жильцов или двигаться на свои участки и проводить плановый обход квартир или малых государственных учреждений, где были газовые плиты. Например, столовые или детские сады.

Таким образом, в 8 часов утра я должен был являться в контору, и мастер пыталась меня пристроить на обучение к какому-ни-

будь слесарю. Молодые и энергичные мужики от меня отказывались. Я был для них ненужная обуза.

Поэтому меня всучили двум «алконав-там»6, которым в общем-то было все равно.

Каждому слесарю был положен проездной билет на все виды транспорта - на трамвай, автобус, троллейбус и метро.

Участок моих первых двух учите-лей-«алконавтов» находился в районе метро «Бауманская». В подвале одного из домов у них была мастерская-склад, где они хранили свои инструменты и запчасти, т.е. трубы, патрубки, гайки, шайбы, прокладки, смазки, разломанные кухонные газовые плиты, нагревательные установки для горячей воды в ванные комнаты и на кухню. В общем, довольно много металла, который не потаскаешь за собой. Два моих «алконавта» стали выгребать мелочь из карманов, пытаясь наскрести хотя бы на четвертинку водки, чтобы принять с утра по 125 граммов водки и как-то облегчить тягостные проявления похмелья. Не знаю, о чем думала моя мать, отправляя меня на это дно, так как оступиться легко, а вот вылезти из этой трясины трудно. Возможно, она просила мастера (а мастера все были женщины и выполняли в основном диспетчерскую функцию) пристроить меня к хорошему слесарю, но для них я был чужой, и, в конечном счете, им было наплевать, что со мной произойдет, если собственная мать устраивает меня на работу, о которой она имеет прекрасное представление. К чести моих «алконавтов», они не предложили мне разделить их утреннюю похмелку.

Они вручили мне чемодан с инструментами и адресную книгу.

6. В те годы происходил космический бум. Космонавты были героями нации. В противоположность им - личностям, во всех отношениях положительным, - алкоголиков стали часто иронично называть алконавтами.

- Заходишь в квартиру, спрашиваешь: жалобы есть? Если нет, то требуй росписи в книге. Если есть, то ни к чему не прикасайся. Обещай, что завтра зайдешь с мастером. Понял?

- Да.

- Вперед. Как обойдешь 20 квартир, возвращайся сюда. Ну, пошел.

Я подозреваю, что участки были поделены между слесарями согласно их статусу в конторе. Те, что поумнее и поприличнее, обслуживали хорошие дома с состоятельными жильцами. Те, кто был склонен к пьянству, получали в обслуживание коммуналки.

В первой же квартире на меня набросилось сразу несколько жильцов с различными жалобами на газовое оборудование на их кухне.

- Пахнет газом! Колонка в ванной не греет! В газовой плите все подгорает.

А я и знать-то не знал, как подступиться ко всей этой технике, поэтому пообещал вернуться завтра вместе с мастером. Вдогонку мне посыпались ругательства и оскорбления.

Во второй квартире меня встретила тихая старушка. Подвела к своей газовой плите, которая, по ее мнению, работала нормально. Сама зажгла все горелки, которые засветились ровными голубыми язычками. Показала, как зажигать газ в духовке и сверху дала еще 20 копеек. Было стыдно.

Дверь в третью квартиру была открыта настежь. По обеим сторонам от двери было не менее двадцати кнопок для звонков с разными фамилиями. Это был вход в коридор с комнатами на обе стороны. В гигантской кухне стояло шесть газовых плит. Две старушки что-то варили в своих кастрюлях. Я даже не стал там останавливаться. По коридору бегали дети различного возраста, от младенцев до школьников. Воздух был тяжелый. Из некоторых комнат исходил запах нечистот, характерный для

лежачих больных, которые ходят под себя.

В конце коридора я выскочил на свежий воздух. Рядом стоял такой же двухэтажный длинный дом с коридорами, за ним еще один и еще один.

Никогда я не подозревал об их существовании, хотя в этом районе бывал не раз.

Мои «алконавты» уже приняли по своей

дозе, подобрели и отпустили меня домой.

***

Через неделю я уже овладел основными навыками этой в общем-то несложной работы: как перекрывать доступ газа в квартиру основным краном (только после этого можно начинать разборку кранов и их смазывание); как регулировать подачу газа и воздуха в конфорки, чтобы они не коптили; как настроить водонагревательную колонку, чтобы вода была бы достаточно горячая, но не обжигала. Нельзя искать утечку газа в сочленениях труб и кранах с помощью спичек или огня: всегда используй мыльную воду. В местах утечки газа она начинает пузыриться.

После небольшого экзамена меня перевели из учеников в слесаря начального уровня, выдали инструменты, книгу учета и определили группу домов, которые я должен был обслуживать. Среди прочего мне досталось несколько детских садов и столовых. В детских садах и столовых поварихи всегда предлагали пообедать. Поэтому я составил график обслуживания таким образом, чтобы точки питания встречались не чаще, чем один раз в день. Хоть и не каждый день, но был с обедом.

Чаще всего я успевал закончить обход моих объектов к полудню. Вторая половина дня была свободна. Я или делал уроки, или ходил иногда в кино.

Контора «Моспромгаза»

Через несколько месяцев мать перевела меня в контору «Моспромгаза», которая

обслуживала промышленные предприятия. На этот раз она пристроила меня к своим знакомым мастерам, которые имели хорошую репутацию. Они были слесаря высшего разряда и трезвенники.

С ними я проработал почти полгода. Промышленные газовые установки значительно сложнее: это большие печи для обогрева многоэтажных домов, специальные печи для производственных нужд и многое другое. Давление газа и его подача регулируется с помощью специальных мембранных измерительных приборов. Эти два мастера учили меня и по книгам, и на практике. Оба они удивлялись и радовались моим правильным ответам. Единственное, над чем они посмеивались, так это над моим постоянным желанием мыть руки и вычищать грязь из-под ногтей:

- Ну, закончим смену и вычистишь все за один раз.

Евгений Ананьев в возрасте 18 лет, фото 1965 г.

Учеба в школе рабочей молодежи

Вечерняя школа была переполнена. 11 десятых классов. Многие преподаватели, по-видимому, имели основную работу на предприятиях и подрабатывали в школе рабочей молодежи. Половина преподавателей были евреи.

«Материя есть объективная реальность,

данная нам в ощущениях», - запомнил я формулировку со слов нашего физика Юрия Соломоновича7. Учителя были очень разные. Некоторые - очень властные и знающие, другие - психопаты, третьи -похоже, слабоумные. Учитель литературы Моисей Борисович, поразил меня своей храбростью, с которой он бился с группой великовозрастных подростков, пытавшихся прорваться в школу, и победил.

Школа рабочей молодежи, десятый класс

Весной пришла пора выпускных экзаменов в школе рабочей молодежи. Оказалось, что я был единственный во всем потоке (11 десятых классов), кто окончил школу без троек. Абсолютный чемпион! Выпускной вечер проходил в одном из павильонов в Измайловском парке. Я познакомился с девушкой, которую до тех пор никогда не замечал в школе. На рассвете мы пошли по парку домой.

Мной владела только одна страсть - как же перейти от простой прогулки к объятиям, поцелуям, более интимным прикосновениям. Но меня охватила немота. Я не знал, о чем говорить. Так мы и расстались, ни сказав ни слова.

Уже много позже я выучил много сказок и историй. Научился задавать вопросы и начинать разговор. Хотя я так никогда и не смог освободиться от навязчивой идеи немедленно перейти к главному и без задержки.

МГУ, 1964-1965 гг.

В МГУ я сдавал экзамены три раза в течение одного года. В первый раз — на дневное отделение в июне 1964 г. Получил все четверки и не прошел по конкурсу. В августе 1964 г. я пытался сдать экзамены на биофизическое отделение на физфак,

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Высказывание В.И. Ленина из книги «Материализм и эмпириокритицизм» (Ленин 18: 131)._

но завалил физику. В марте 1965 г. я, наконец, сдал экзамены на вечернее отделение биофака и был принят. Была еще одна возможность сдать экзамены на дневное отделение биофака, снова 1965 г. Но я решил не рисковать. К этому времени я уже начал работать в Институте радиационной и физико-химической биологии АН СССР.

Отец второй раз в лечебнице для алкоголиков

Кирилл Вешнев

Отец был направлен в психлечебницу недалеко от «Матросской тишины» (тюрьмы) на излечение от алкоголизма. Попасть в лечебницу на свидание проще всего было, перебравшись через каменную стену. Алкоголикам кололи какую-то химию и давали выпить водки. Предполагалось, что химия в сочетании с водкой будет вызывать рвоту и другие негативные реакции. Это, по мнению врачей, должно было бы выработать условные рефлексы у пациентов, отвращающие их от водки. Однако некоторые алкоголики проходили такое «лечение» по второму разу, так как первая обработка не дала никаких результатов.

Свободного времени у алкоголиков было много. Кто-то играл в домино, кто-то в карты, редко кто в шахматы. Среди них оказался и один виртуоз игры на гитаре. Собственно, желание научиться играть на гитаре и приводило меня в психбольницу почти каждый второй день. Иногда я приезжал со своей гитарой, гитарист-виртуоз охотно показывал мне последовательность аккордов и основные ритмы, которые достаточны и характерны для большинства народных песен (а я бы сказал, блатных и туристических), исполняемых на вечеринках, в подъездах и во дворах.

Я стал замечать, что некоторые алкаши, включая и моего отца, иногда выглядели так, как будто они пьяные, хотя от них не пахло. Отец сознался, что и в психбольни-

це можно достать таблетки (наркоту), которые вызывают опьянение. Я рассказывал ему о своей работе в «Моспромгазе», о желании поступить в МГУ на биофак и попытаться найти работу, близкую к биологии или медицине.

На другой раз отец дал мне номер телефона, по которому я должен был позвонить Ирине Владимировне Вешневой, работавшей в лаборатории Института Академии наук. Возможно, что у них есть место для лаборанта. Отец обратился с просьбой устроить меня в биологическую лабораторию к своему лечащему врачу наркологу Кириллу Владимировичу. Кирилл, которого я так никогда и не увидел, дал телефон своей сестры Ирины.

Я позвонил, и меня пригласили на интервью, или собеседование.

Поступление на работу в ИРФХБ АН СССР

ИРФХБ, или Институт радиационной и физико-химической биологии Академии наук СССР, стоял и до сих пор стоит на улице Вавилова. Могучее здание, социалистический державный классицизм. С лепниной, с колоннами, с просторным вестибюлем, отделанным мрамором, военизированной охраной.

Мне показали лабораторию, затемненную микроскопическую комнату, наполненную ароматом кедрового масла, познакомили с несколькими сотрудниками, включая и Виктора Мироновича Гиндили-са. В это время Виктор как раз поступил в аспирантуру к Александре Алексеевне Прокофьевой-Бельговской8, и ему нужен был лаборант.

Не помню, о чем меня спрашивали, но в результате предложили работу препа-

8. Александра Алексеевна Прокофьева-Бельгов-

ская (1903-1984), д.б.н., член-корреспондент АН СССР с 1965 г., относилась к старшему, довоенному, поколению советских генетиков._

ратора с окладом 45 рублей в месяц. Это, пожалуй, раза в три-четыре меньше, чем получала моя мать со стажем работы, уже близким к двадцати годам.

1993 г., Бостон, США

Выборы

Через знакомых и русскую прессу стало известно, что бывшие и все еще граждане России, временно пребывающие в США, могут голосовать 12 декабря по вопросу о новой Конституции России и за кандидатов в парламент. Наверное, не удивительно, что избирательный участок был открыт напротив синагоги, в маленьком офисе транспортного агентства между магазином кошерной пищи и «Букинистом» в нашем Бруклайне. Здесь живет основная масса выходцев из России9. С утра к офису потянулись парами и небольшими группами знакомые типажи. День был солнечный и морозный. «Русских» узнаешь почти сразу, особенно пожилых, и по одежде, и по походке, и по манерам. По прошествии двух лет они уже не кажутся неуместными здесь, за тридевять земель.

Е.В. Ананьев в Йеллоустонском национальном парке, США, 1992 г.

Небольшой плакатик на русском указывал на вход в избирательный участок. Каждый входящий жизнерадостно вопрошал: «А где же буфет?» - зная, что буфет в этом избирательном участке невозможен. И встречал кислые улыбки организаторов, которым эта шутка уже смертельно надоела. За регистрационным столом сидела бойкая Алла Соломоновна. Ольга предъявила свой паспорт и получила несколько листов с кандидатами. Я бойкотировал прошлые выборы президента и решил проигнорировать и эти. Споров особых не было. Ве-рунчик10 активно агитировала голосовать за Гайдара и его команду. И все пыталась заглянуть в Ольгины бумаги. Мне по старой памяти нравился Травкин11. Жириновского никто даже и не обсуждал. Главный представитель русского консульства имел типичный вид мелкого служаки - чисто выбритый, прокуренный, слегка опухший и нервозный. Активность избирателей на этот раз была в несколько раз ниже, чем во время предыдущих выборов президента. Большинство фамилий депутатов многим совершенно неизвестны.

Результаты выборов оказались большим «сюрпризом» для многих. Хотя я и предсказывал, что Ельцин вместо партийного парламента получит националистический12, тем не менее я тоже не представлял, что Жириновский уже набрал такую силу в России. Слабые и сильные стороны лидеров,

9. В начале 1990-х г. основную часть русскоязычной диаспоры в Бостоне составляли евреи, выходцы из СССР. Именно поэтому синагога служила для них «очагом культуры»: там нередко проводились даже концерты, что позволяло организаторам экономить на аренде помещений.

10. Верунчик - Вера Ароновна Народицкая (19502008), закончила МГУ, биохимик, к.б.н.

11. Н.И. Травкин, по происхождению рабочий,

возглавлял тогда Демократическую партию России (ДПР).

«Националистический» парламент, т.е. пытающийся защищать национальные интересы страны, был разогнан в октябре 1993 г. Поэтому граждане, отдав большинство голосов Либерально-демократической партии В.В. Жириновского, таким способом выразили свой протест против совершенного президентом Б.Н. Ельциным государственного переворота.

как правило, видны довольно ясно, если взгляд не затуманен ненавистью или симпатией. Основной недостаток Ельцина - отсутствие идеологии. Правит государством на основе отрицания коммунистической идеологии, если он вообще когда-либо был с ней знаком профессионально. Думаю, что простейшие идеи коммунистической идеологии ему по-прежнему понятны и близки: идея равенства и братства всех трудящихся (Пролетарии всех стран соединяйтесь! Кто не работает, тот не ест).

Легче расстаться со спорным лозунгом «Народ и партия - едины», хотя, наверное, в старое время он запросто бы дал оппоненту по морде за отрицание этой официальной точки зрения, оформленной в кумач миллионов плакатов.

«От каждого по способностям - каждому по потребностям» - думаю, этот лозунг заставлял материться, криво улыбаясь, даже и его.

И вот человек, с лица которого никогда невозможно будет стереть до боли знакомые черты партийного руководителя, вдруг начинает креститься своей беспалой лапой и зачитывать тексты о реформах, которые должны привести страну и народы к капитализму, с которым он познакомился лично всего несколько лет назад во время короткой поездки в США. Все противоестественно. Ломано. Безумно. Период отрицания старого коммунистического мира позади, а что там - впереди? Совсем недалеко?

Не хочется верить, что он мечтает стать мультимиллионером и жить на Багамах, как, например, здесь недалеко от нас, в Род-Айленде, профессор Хрущев - с хорошей зарплатой в отличном доме с видом на океан13. Скорее, ему ближе добротная дачка в ближнем Подмосковье, где-нибудь в Горках Ленинских на Пахре, а не пост президента межнациональной корпорации. Ведь

все-таки основной политическии капитал он сделал именно на критике начальства и на обещании лишить привилегий. Как же ему видится будущее? Думаю, что тяжелые мысли посещают его по ночам.

Страна расколота на части, и он был той кувалдой, которая нанесла этот страшный удар. Искры национализма мгновенно разгорелись в пламя национальной вражды. Старые рук-ребята (термин, изобретенный Курчатовым для партийных руководителей) и новые псих-националисты круто прибрали власть к рукам и стали давить соседей с беспощадностью дикарей. Там, где не поделили власть, борцы-хапуги схватились в смертельной схватке между собой. И в собственной республике, в России, слышен ропот, протест или открытый вызов националистов всей сотни с лишним малых и больших народов.

- Это наше, а не ваше!

- Оккупанты, go home!

- Татария - татарам!

- Чукотка - чукчам!

- Свердловск - свердловчанам!

Вчерашние соратники отправлены в

тюрьму и уже забыты всеми. Жажда наживы, доселе сдерживаемая Уголовным кодексом, поразила страну, как проказа. Тысячи потомков Остапа Бендера, следуя разработанной во времена нэпа методике, пооткрывали бесчисленные «рога и копыта» для перекачки денег из государственного кармана в свой собственный. Вчерашние студенты и никому не известные ранее «предприниматели» дают интервью по телевидению, «простодушно» раскрывая секреты создания своих фантастических состояний.

Безумцы! Они хотят, чтобы их признали финансовыми гениями? Нет, истинные Корейки14 всегда будут сидеть в подполье.

13. Речь идет о С.Н. Хрущеве, сыне Первого секретаря ЦК КПСС в 1953-1964 гг.

14. Имеется в виду подпольный миллионер Александр Корейко, персонаж романа И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок».

И о них мы не узнаем ничего. Их миллионы осядут золотым песком и изумрудными каплями в тайниках полусгнивших сараев или в загранбанках, смотря по тому, у кого какие планы и возможности. Достоверных сведений нет, но участие в разграблении собственной страны власть предержащих, старых и новых, ощущается всеми как постулат. Старые лисы, стреляные воробьи, новые шакалы рвут на части финансовое одеяло могучего Союза. О взятках, коррупции, заказных убийствах можно прочитать во всех газетах. Судебных процессов только не видно. Ликуйте, правьте бал, рэкетиры, воры и разбойнички. Желтый дьявол в законе!

Тысячи замученных, пострелянных людей. Миллионы беженцев в родной стране. Унижение. Нищета. Растоптанное достоинство. Ни ума, ни совести, ни чести.

«Борис! Ты не прав! Ты не прав!.... Ты не прав!...»

Что ты творишь? Для кого ты стараешься? Расстрелял Белый Дом, бросил старых друзей в застенок. Добился почти абсолютной власти? Кто же унаследует? Гайдарка - железный Винни-пух? Нет! Он слишком хорошо говорит по-английски и ничего хорошего не может сказать по-русски.

Жи-р-р-р-иновский? Тоже знаток языков. И хотя говорит с легким характерным акцентом, но очень смачно по-русски! Настолько смачно, что по популярности он превзойдет Райкина. Пока было смешно. Идеи совершенно завиральные. Хлестаковщина! Дикое смешение стилей - от библейского до базарного. Коротенькие мысли, что-то вроде сладкой почесухи. Крутятся в голове безостановочно. Как три аккорда. Да! Да! Да! Это мы такие сильные, красивые, простые. Всех кормили и поили, животов своих не щадили. На горбу своем возили всю эту интернациональную компартию во главе с Карлой Марк-сой. Ну теперь рассчитаемся! Ну, теперь

гульнем! От моря до моря! Все губернии пересчитаем. Мы вам покажем национальный вопрос! Броня крепка и быстры наши танки! Мгновенное решение всех проблем, двумя-тремя указами. Бесконтактный массаж всей стране по самым чувствительным центрам удовольствия. Любит, уважает и готов дать любому по морде, кто не согласен. Просто, наглядно и весело.

Комедия положений — не те люди, не в том месте, не в то время, если пронесет. А если нет??

Жванецкий

Как-то в русском магазине «Бабушка Дели» увидели объявление о концерте Жва-нецкого. На этот раз заезжий гастролер выступал в настоящем концертном зале, а не в синагоге. Жванецкого мне хотелось послушать, и я купил билеты: нам с Ольгой - по 18, а Женьке15 - за 12 долларов. Женька в последний момент стал отказываться идти, так как в школе вроде бы должны были быть танцы. Но мы настояли, чтобы он все же пошел с нами. Я предложил ехать на трамвае, но Ольга настояла на машине. У площади Кенмор мы попали в пробку. Движение остановилось. Наиболее опытные водители разворачивались и уезжали по другой дороге. Нас же засосало в пробку, и уже никуда невозможно было свернуть. Расстояние не больше трехсот метров мы проехали за полчаса. Все гудели, но никто никуда не двигался. Естественно, мы уже опаздывали как минимум на пятнадцать минут и обменялись по этому поводу мнениями на недипломатическом языке. Наконец, удалось протиснуться в какую-то щель и вырваться из пробки. Театр располагался в двух минутах ходьбы от трамвайной остановки.

Машину парковать было негде. Все улицы были завалены кучами снега. Прямо по дороге в шубах топали русскоязычные зрители. Я проехал рядом с парой толстых мадам.

15. Женька - сын, Евгений Евгеньевич Ананьев.

- Осторожней, Валь! Как бы он тебя не задавил!

- Пусть задавит! Говно американское! Всю жизнь платить будет!

Запарковались в подземном гараже, за что с нас слупили еще десятку, и бросились в зал. У фойе за билет уже давали стольник. Концерт еще не начался, так как было много опоздавших. За кулисами появился Жванецкий. Нам было видно, так как мы сидели в четвертом ряду. Конферансье, высокий красивый восточный мужчина, с поставленным сочным голосом, естественно, на русском языке, приветствовал всех, назвав «дамами и господами». Извинился за задержку, так как многие опоздали из-за затора на дороге.

Жванецкий выскочил на сцену, переполненный весельем и счастьем. Плюхнул свой затертый портфель на столик. И начал острить по поводу погоды: мол, и мороза-то нет, а уже объявляется тревога и чрезвычайное положение.

Во второй ряд стали пробираться две молодые женщины. И Жванецкий не оставил их без внимания, приглашая и других опоздавших зрителей проходить в зал и рассаживаться поудобнее.

- Смогу ли я только добраться до вашей души через эту толстую шубу?

Затем последовал пассаж на тему его неугасающей страсти к женщинам и повторялся несколько раз с вариациями на протяжении всего концерта. Поминались и дети от разных матерей с оттенком гордости интернационалиста. В США такие шутки относят только к разряду черного юмора и должны быть исполнены отрицательным персонажем. И они уже не кажутся смешными в устах «любимца» публики. Пошли рассказы и короткие анекдоты. Но большинство острот вертелось больше вокруг простых рифм типа попка - кнопка.

Свободная речь была легка и неопределенна. Впечатления от сегодняшней жизни

пестры и бессмысленны. Почти все сюжеты были построены на теперешней еврейской бытовой жизни - здесь, в Штатах, там, в России, и на исторической родине, в Израиле. Все друзья и знакомые жалуются на жизнь. Вывод ужасно смешной:

- Весь мир - дерьмо! Большая клетка!

Его никто не спрашивал, но его вставки

о Союзе были естественны, как ответы на вопросы.

- Лучше всего в Эстонии! Все есть, но очень дорого, так что рады всем с деньгами.

- Хуже всего на Кавказе! Война, междоусобица, разорение!

- В России лучше, чем на Украине!

- Все кругом жалуются, что жить стало хуже, но все знакомые стали жить лучше.

- Празднование хануки в Тюмени, но в зале - ни одного еврея!

- Вообще евреи стали редкостью, и их показывают за большие деньги.

- Глядя на Жириновского, становишься антисемитом. Удивительно, как эти демократы «просрали» выборы. Полное пренебрежение зрительской аудиторией: «Мне вам нечего обещать», - говорит премьер. Так соври, придумай! А этот - противно произносить его имя - Жириновский: «Я знаю ваши проблемы, женщины!» Так что ж с того, и я знаю.

- На концерте в Туле заслужил комплименты от местных уголовников за анекдот:

«В камере уголовники и воры делят хлеб. Тут выскочила крыса, схватила кусок - и в угол. Молодой вор швырнул в нее миску и убил. Воры насупились, а пахан, не глядя ни на кого, спросил: «Крыса ведь хотела украсть хлеб? Значит, она вор? А если вор, то наш товарищ? Значит, ты убил нашего товарища. Если до утра не придумаешь себе оправдания, то мы тебя порешим». Наутро парень держит ответ: «Да! Крыса - вор. Да, наш товарищ! А что ей западло было с нами посидеть?»

Товарищу-артисту Жванецкому тульские уголовники показали миниатюрный ручной пулемет после концерта. Несколько тысяч баксов. Цифра несуразная. Здесь это оружие стоит максимум несколько сот долларов.

Кстати, Жванецкий получил в России премию - 20 000 этих самых баксов. О чем и поделился со всей аудиторией.

Монолог с собственным членом.

Диалог во время полового акта.

Рассказ подрывника из одних междометий.

Короткий пассаж о себе: «Ну, красив!»

В перерыве фойе наполнилось дымом. Там торговали аудио- и видеокассетами с записью концерта. Знакомые приветствовали друг друга. Рядом с нами хозяйка русского магазина «Бабушка Дели» наседала

Литература:

Гиндилис 2008 - Гиндилис В.М. Эпизоды из советской жизни. М.: Издательство О.Г.И., 2008. 264 с.

Данилевская 2008 - Данилевская О.Н. «Открытия, которые доставляют удовольствие». Научный путь генетика Е.В. Ананьева // Природа. 2008. № 12. С. 61-71.

Данилевская 2010 - Данилевская О.Н. Вклад Е.В. Ананьева в исследование центромеры и конструирование искусственной хромосомы растений // Генетика. 2010. Т. 46. № 9. С. 1214-1216.

Данилевская 2011 - Данилевская О.Н. Мобильные генетические элементы дрозофилы: история открытия и судьба первооткрывателей // Историко-биологические исследования. 2011. Т. 3. № 4. С. 79-89.

Данилевская 2012 - Данилевская О.Н. Его жизнь была подчинена одной задаче: узнать, как работает хромосома. К 65-летию со дня рождения генетика Евгения Витальевича Ананьева (1947-2008) // Вави-ловский журнал генетики и селекции. 2012. Т. 16. № 1. С. 285-298.

Ленин 18 - Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм // Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 18. М., 1968.

Премия - Государственная премия СССР за цикл работ «Мобильные гены животных» // Правда. № 311 (23837), от 7 ноября 1983 г.

References:

Gindilis 2008 - Gindilis V.M. Epizody iz sovetskoy zhizni [Episodes from the Soviet life]. Moscow, O.G.I. Publisher, 2008. 264 p. [in Russian].

Danilevskaya 2008 - Danilevskaya O.N. «Otkrytiya, kotoryye dostavlyayut udovol'stviye». Nauchnyy put' genetika E.V. Anan'yeva ["Discoveries that give pleasure". Geneticist E.V. Ananiev's scientific path]. Priroda [Nature], 2008, no. 12, pр. 61-71 [in Russian].

Danilevskaya2010 -Danilevskaya O.N.Vklad E.V. Anan'yeva vissledovaniye tsentromeryi konstruirovaniye iskusstvennoy khromosomy rasteniy [E.V. Ananiev's contribution in researches of centromere and artificial plant chromosome formation]. Genetika [Genetics], 2010, vol. 46, no. 9, pp. 1214-1216 [in Russian].

Danilevskaya 2011 - Danilevskaya O.N. Mobil'nyye geneticheskiye elementy drozofily: istoriya otkrytiya i sud'ba pervootkryvateley [Mobile genetic elements of drosophila. A history of discovery and the destiny of pioneers]. Istoriko-biologicheskiye issledovaniya [Studies in the history of biology], 2011, vol., 3, no. 4, pp. 79-89 [in Russian].

на какую-то даму с брильянтами. Кто-то подчеркнуто любезно раскланивался со знакомыми. Помахивали ручками. Шутили. Все говорили о своих делах. Скоро уже можно будет сказать: «Ба! Знакомые всё лица!» Да они и есть - знакомые незнакомцы. Те же скептические гримасы. Сверлящие взоры. Холодные колючки. Счастливо улыбаться так никто и не научился.

Вторая часть концерта прошла как бы по заявкам слушателей. Смеялись много, но... над тем, чего уж нет.

Сытый, с большими бабками, красавец, любимец женщин и уголовников, такой он мне не нужен.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Danilevskaya 2012 - Danilevskaya O.N. Ego zhizn' byla podchinena odnoy zadache: uznat', kak rabotayet khromosoma. K 65-letiyu so dnya rozhdeniya genetika Evgeniya Vital'yevicha Anan'yeva (1947-2008) [His life was subjected to the only aim - to know how chromosome works. To the 65-year's anniversary of Evgeny Vitalyevich Ananyev (1947-2008)]. Vavilovskiy zhurnal genetiki i selektsii [Vavilov Journal of Genetics and Breeding], 2012, v. 16, no. 1, pp. 285-298 [in Russian].

Lenin 18 - Lenin V.I. Materialism and empirical criticism, in: Lenin V.I. Complete works, vol. 18, Moscow, 1968 [in Russian].

Premiya - Gosudarstvennaya premiya SSSR za tsikl rabot "Mobil'nyye geny zhivotnykh" [The USSR's State prize for series of studies "Mobile genes of animals"]. Pravda, no. 311 (23837), 1983, November 7 [in Russian].

Ольга Николаевна Данилевская

кандидат биологических наук, генетик, пенсионер. E-mail: [email protected]

Александр Васильевич Журавель

зам. главного редактора журнала «Новые исторические перспективы: от Балтики до Тихого океана». E-mail: [email protected]

Olga N. Danilevskaya

Ph.D. (Biology), geneticist, retiree. E-mail: [email protected]

Alexander V. Zhuravel

deputy editor-in-chief of the magazine "New historical perspectives: from the Baltic to the Pacific". E-mail: [email protected]

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.