CC BY
22
Е.В.БАТИЕНКО
РУССКИЕ В ЭСТОНСКОМ НАЦИОНАЛЬНОМ ГОСУДАРСТВЕ: «ПРОТЕСТ» ИЛИ «ЛОЯЛЬНОСТЬ»?
Введение
Распад Советского Союза изменил не только границы государств, но и положение бывших советских граждан за пределами Российской Федерации. Большинство нетитульного населения новых государств — русскоязычные, идентичность которых составляет предмет острейших споров среди западных и российских исследователей. Русскоязычное население по старой привычке называют русскими, и это отражает целый комплекс проблем, оставшихся в наследие от советских времен. Кто такие «русские» и существует ли вообще «русская национальная идентичность»? И если русские как национальность на постсоветском пространстве существуют, консолидируются ли они под общим национальным лозунгом или останутся рассеянной группой? Произойдет ли межнациональный конфликт или «русские» ассимилируются в титульные сообщества?
В контексте этого спора часто упоминается Эстония, в которой русскоязычные составляют одну треть населения. После объявления независимости эстонское правительство отказалось от нулевого варианта, при котором все население республики получило бы гражданство на равных условиях, и ввело принцип «натурализации», согласно которому нетитульное население для получения гражданства должно было сдать экзамены на знание государственного эстонского языка и Конституции ЭР. Более того, правительство выделило
некоторые группы населения, которые никогда не смогут получить эстонского гражданства, в частности, это военнослужащие Советского Союза, проходившие службу на территории ЭССР.
Однако, несмотря на этнически окрашенную политику эстонского правительства, «русские» в Эстонии не создали движения в защиту своих прав. Исследователи дают разные объяснения этому феномену. Одно из них — слабое национальное самосознание русскоязычного населения, которое не позволяет ему консолидироваться для защиты своих этнических прав (например, в связи с изменением статуса русского языка или культуры). Другое объяснение — низкий социальный статус неэстонского населения по отношению с эстонским. Сложившийся в постсоветской Эстонии социум становится привлекательным для русскоязычного населения, поэтому у него нет оснований для протеста. Так или иначе, это указание на отсутствие стимулов для роста национальной мобилизации «русских», что может привести в будущем к ассимиляции нетитульного населения в Эстонской Республике.
Эстонская Республика интересна как объект исследования по ряду причин. Эстония в экономическом плане наиболее успешная бывшая советская республика. Поэтому миграция русскоязычных оттуда происходит в силу, скорее, политических, чем экономических причин. Ухудшение положения русскоязычного населения указывает на национальную политику государства и имеет под собой этнические мотивы. Поэтому случай Эстонии как никакой другой соответствует поставленной исследовательской задаче: изучение стратегий взаимодействия русскоязычного населения с национальным государством.
Обратимся к истории прошедшего десятилетия и посмотрим, как развивались взаимоотношения русскоязычного населения с новым национальным государством.
20 августа 1991 г. президент Борис Ельцин от имени Российской Федерации заключил двусторонний договор о признании независимости Эстонии. Прошедший в 1988 г. в Эстонии референдум показал, что большая часть русскоязычного населения поддерживает декларацию Народного Фронта о суверенитете. Однако уже в 1991 г., когда был принят Закон о языке, стало понятно, что новому национальному правительству поддержка нетитульного населения не нужна. 33% русскоязычного населения оказались вынужденными либо
пройти натурализацию — сдать экзамен для получения гражданства, либо стать гражданином иной страны. В результате — 70 тыс. неэстонцев эмигрировали1.
В 90-е годы подобные процессы происходили во всех бывших союзных республиках. Под пристальным вниманием западных ученых оказались русскоязычная диаспора (или диаспоры) — примерно 25 млн. человек, а также русская идентичность, от которой зависит модель поведения русскоязычного населения.
Насколько сильна эта идентичность? Каково влияние советского наследия на становление русской нации? Смогут ли «русские» в новых условиях отстоять право на свой язык и культуру? На все эти вопросы, на наш взгляд, позволит ответить анализ поведения русскоязычной диаспоры в национальных республиках.
На слабость русской идентичности обращают внимание западные исследователи2. Они утверждают, что слабая этническая идентичность существует у русскоязычного населения не только в новых национальных республиках, но и на территории Российской Федерации. Как пишет Рональд Суни, «Россия преуспела в строительстве империи, но провалилась в создании «русской нации» в пределах этой империи»3. Такое слабое самосознание явилось результатом «имперского» сознания русской нации4. Вливание в результате имперской экспансии в русский этнос других национальностей размыло границы этноса, возникло осознание себя как космополитов. Советская национальная политика во многом этому спо-
1 Statistical yearbook of Estonia: Statistical office of Estonia: Statistikaamet - Tallinn, 1999 - P. 33
2 См.: Brubaker R. Nationalism reframed. Nationhood and the national queation in the New Europe: An institutionalist account. - Cambridge: Cambridge univ.press, 1996; Kolsto P. The new Russian diaspora: An identity of its own? Possible identity trajectories for Russians in the former Soviet Republics // Ethnic and racial studies. - L., 1996. - Vol. 19, №3; Laitin D. Identity in formation: The Russian-speaking population in the near abroad. -Ithaca; L.: Cornell univ. press, 1998; AaslandA., Flotten T. Ethnicity and social exclusion in Estonia and Latvia // Europe-Asia studies. - Glasgow, 2001. - Vol. 53, № 7; Kimlycka W. La citoyenneté multiculturelle: Une théorie libérale du droit des minorités. - P.: Découverte, 2001.
3 Suny R. Ambiguous categories: State, empires and nations // Post-Soviet affaires. -Palm Beach, 1995. - Vol. 11, N 2. - P. 121.
4 Szporluk R. Dilemmas of Russian nationalism // The soviet nationality reader: The disintegration in context / Ed. by Denber R. - Boulder: Westview press, 1992.
собствовала. Формирование «homo soveticus» шло через уничтожение «малой родины» и ослабление локальных идентичностей. Национальная политика СССР уничтожила «малую родину» русских1.
Затем, когда они оказались «рассеянными» по территории советских республик, возникли две различные группы: в центре и на периферии, что еще более ослабило этническую общность2.
По мнению Уилла Кимлики, группы из числа мигрантов имеют свои особенности: они не противятся институциональной интеграции и участвуют в жизни доминирующего общества, воспринимая его язык и культуру3. Поскольку национальное государство не стремится институционально закреплять мультикультурализм, удел русскоязычного населения в Эстонии — изучение государственного языка и получение гражданства; наилучшая перспектива — параллельное с титульными существование русского языка и культуры.
Однако в связи с этим мнением возникает серьезный вопрос: насколько русскоязычное население в Эстонии считает себя мигрантами? Ведь в свое время они либо их родители были приглашены в Эстонию на работу, они считали республику территорией своего государства. Отсутствие «малой родины» позволяло им считать Эстонию своим домом. Так ли уж слаба русская идентичность, чтобы свободно интегрироваться в чуждую ей культуру?
Роджерс Брубейкер4 предлагает институциональный взгляд на проблему. Он считает, что русская идентичность имеет вполне определенные признаки со времен Советского Союза. Национальная политика СССР институционализировала национальность, поэтому русскоязычную диаспору можно назвать «новым русским меньшинством». «Национальность представляла собой элементарные формы политического сознания, политической риторики, политического
1 Gellner E. Nationalism in the vacuum // Thinking theoretically about soviet nationalities: History and comparision in the study of the USSR / Ed. by Motyl A.J. - N.Y.: Columbia press, 1992.
2 Высказывание Павловича цит. по: Kolsto P. Territorialising diasporas: The case of Russian in the former Soviet Republics // Millennium: J. of intern. studies. - L., 1999. -Vol. 28, N 3. - P. 611.
3 Kimlycka W. La citoyenneté multiculturelle...P. 29.
4 Brubaker R. Nationalism reframed.P. 48- 51.
интереса и политической идентичности»1. Необходимость указывать свою этническую, а не гражданскую, принадлежность в идентификационных документах способствовала закреплению идентичности в массовом сознании. Наследие советской эпохи ощущается и теперь. Несмотря на то, что русская идентичность слабее остальных и носит космополитические черты «советского человека», она тем не менее сохранилась и стала развиваться на территории постсоветских республик. Для Брубейкера свидетельством этого процесса является, например, восточная территория Эстонии, уезд Нарва-Ыэсуу. Там проживают до 80% русскоязычного населения, которые пытается выстроить свои особые, отличные от других областей Эстонской Республики, политико-административные отношения с национальным правительством.
Однако русскоязычная диаспора — это не только русские. Определить ее состав проблематично в силу размытости русской идентичности. Этническая идентичность дробится на множество культур, существовавших на территории Советского Союза, однако общий язык и советское прошлое создало новую культуру — «русскоговорящих».
Следуя конструктивистской парадигме, Дэвид Лэйтин выдвинул теорию, согласно которой русскоговорящие — это новая национальность2. Этнические корни этой национальности уходят на второй план. Главным компонентом является общее советское прошлое, которое включает в себя праздники, быт, искусство и т.д3. Важно то, что в бывших союзных республиках «русские» представляют собой живое напоминание о советском периоде. Государственная политика по отношению к ним строится, исходя из того, что они нетитульное население, которое в основной своей массе является носителем русского языка4. Уже в начале 1990-х годов в политическом дискурсе Эстонии появился термин «русскоговорящие». Он подразумевал все
1 Брубейкер Р. Мифы и заблуждения в изучении национализма // Ab imperio. -Казань, 2000 - № 1. - C. 250.
2 Laitin D. Identity in formation: The Russian-speaking nationality in the post-soviet diaspora // Archives Europeenes de sociologie. - P., 1995. - Vol. 36, N 2.
3 Laitin D. Identity in formation: The Russian-speaking nationality in Estonia and Bashkortostan / Center for study of public policy; Univ. Stratchlyde. - Glasgow, 1995. - P. 6.
4 Ibid. - P. 33.
нетитульное население республики и, как правило, употреблялся в связи с проблемой получения гражданства неэстонцами.
Исследователи определили основные черты русскоговорящих: диаспора без родины, нетитульная, русскоговорящая, секуляризированная, с советским прошлым1. Таковы основные факторы, которые влияют на становление новой русской идентичности. В дальнейшем, говоря о «русских» или русскоязычной диаспоре, мы подразумеваем русскоговорящих.
Стратегии: Теоретическое обоснование
Как поведут себя «русские» в национальном эстонском государстве? Ассимилируются ли они в эстонскую среду или будут отстаивать свои культурные и политические права? На их поведение влияют не только унаследованные факторы, такие, как русская культура, язык, традиции и обычаи. Русскоязычная диаспора вписана в социально-политическую среду, которая диктует свои условия существования и поведения2.
Институциональная среда создает структуру, в которой каждый индивид старается найти свое место. Брубейкер утверждает, что на эту структуру влияют три агента: национализирующееся государство (nationalizing state), родина национального меньшинства или диаспоры (external homeland) и само меньшинство или диаспора. Транснациональные институты, по мнению Грэхэма Смита3, являются четвертым агентом влияния на поведение русских в Эстонии.
Дэвид Лэйтин анализирует ситуацию в Эстонии с помощью теории рационального выбора. Он предлагает свою концепцию «соревновательной ассимиляции» (competitive assimilation), основанную на этой теории.
Суть ее заключается в следующем: ассимиляция будет происходить слабыми темпами там, где между статусами национальных
1 Laitin D. Identity in formation: The Russian-speaking nationality in Estonia and Bashkortostan / Center for study of public policy; Univ. Stratchlyde. - Glasgow, 1995. - P. 6.
2 Ильин В. Государство и социальная стратификация советского и постсоветского обществ. 1917- 1996 гг. - Сыктывкар, 1996.
3 Smith G. Transnational politics and politics of the Russian diaspora // Ethnic and racial studies. - L., 1999. - Vol. 22, N 3.
меньшинств и титульной национальности нет сильных различий. У представителей национальных меньшинств нет стимулов для изучения языка, они и так имеют шансы на успешную карьеру. Примером такого государства, по мнению Дэвида Лэйтина, является Украина.
Там, где различия в статусе сильны и очевидны, где титульная нация имеет явные преимущества перед национальным меньшинством, ассимиляция наиболее реальна, так как каждый человек хочет жить лучше. Личный интерес возобладает над этническим самосознанием и направляет поведение человека туда, где у него больше шансов на успех. Такой национализм Лэйтин называет национализмом микроуровня: у каждого свой набор ресурсов и, соответственно, собственный выбор. По прогнозу Лэйтина в Эстонии процесс ассимиляции пойдет более быстрыми темпами, чем, например, в Украине, именно из-за сильных различий в статусе эстонцев и русских.
Несмотря на то, что автор этой статьи не согласен с тезисом о скорой ассимиляции «русских», теория «соревновательной ассимиляции» значима в эстонской реальности. Русские не хотят уезжать из Эстонии из-за более высокого уровня жизни. Однако теория Лэйти-на описывает лишь намерения, которые в дальнейшем сталкиваются с социально-политической средой, а национальная политика эстонского государства диктует довольно жесткие условия жизнедеятельности для неэстонцев.
Институциональная среда
Сегодня вопрос эстонского гражданства — один из важнейших для русскоязычного населения. В феврале 1992 г. было принято решение о предоставлении гражданства Эстонской Республики только гражданам довоенного государства и их потомкам. В 30-е годы в Эстонии проживали лишь 8% «русских». Неграждане лишались не только политических прав, но и многих социальных благ, в том числе финансовой поддержки государства на развитие неэстонской культуры и образования. Культурные права большинства российских граждан также были ограничены. Осенью 1993 г. был принят Закон о культурной автономии национального меньшинства, положения которого касались только граждан Эстонии. Аналогичным образом был решен вопрос и при ратификации Рамочной конвенции Совета Европы о правах национальных меньшинств.
Нетитульное население могло получить гражданство Эстонии, сдав довольно сложные экзамены по языку и основам конституции. К 1994 г. число натурализованных граждан достигло 10%. С 1995 г. процедура сдачи экзамена усложнилась, поэтому сегодня число получивших гражданство, таким образом, увеличивается в основном за счет детей натурализованных граждан1.
Государство ужесточает языковые требования и для граждан-неэстонцев. Прежде всего, это касается государственных чиновников: в парламенте неэстонцев всего 6%, среди госслужащих — 3%2.
Введено несколько гражданских состояний неэстонского населения. Во-первых, в стране есть граждане и неграждане. Гражданство могут получить следующие лица неэстонской национальности: те, чьи родители или они сами являлись гражданами Эстонии до 1940 г.; дети, рожденные в Эстонии после 26 февраля 1992 г., лица, не служившие в Вооруженных Силах СССР и голосовавшие за Национальный Конгресс в 1991 г.; те, кто сдал экзамен на знание эстонского языка и эстонской конституции.
Во-вторых, неграждане делятся на иностранцев и лиц без гражданства (так называемых серопаспортников). Неграждане имею право на вид на жительство, постоянный или срочный.
В-третьих, сами граждане имеют разные права в зависимости от принадлежности (или не принадлежности) к титульной национальности.
В-четвертых, существуют нелегалы, те, кто не вошел в вышеперечисленные группы.
Изучение стратегий взаимодействия русскоязычной диаспоры с национальным государством поможет понять, настроены ли «русские» на ассимиляцию, готовы ли они изучать язык, признать справедливость государственной национальной политики Эстонии?
1 Вайнгорт В. Оценка государственной деятельности программы интеграции. Социальный и экономический аспекты процесса интеграции в эстонском обществе: Круглый стол. - Таллинн, 2000.
2 Statistical yearbook of Estonia: Statistical office of Estonia. Statistikaamet. - Tallinn, 2001. - P. 383.
Стратегии
Операционализировать стратегии взаимодействия русскоязычного населения с национальным государством можно с помощью теории Альберта Хиршмана. Его книга1 предложила новый взгляд на реакцию индивидов в институционализированном пространстве. Несмотря на то, что свою теорию он разработал применительно к процессам, происходящим в экономике и политике, идеи Хиршмана были с успехом восприняты в социологии и сравнительной политологии.
Хиршман выделил три стратегии, которые используют индивиды в ситуации снижения качества «продукта»: выход (exit), протест (voice), лояльность (loyalty). Основными он назвал «протест» и «выход», сигнализирующие о недовольстве потребителя и желании бороться за качество «продукта» или выйти из неопределенной ситуации. «Протест» — стратегия более сложная, требующая больше затрат, чем «выход», к тому же сопряженная с неопределенностью. «Лояльность» появляется, когда «выход» невозможен: например, в семье, племени, церкви или государстве. Тогда индивид надеется повлиять на организацию, чтобы изменить «продукт».
Критика теории Хиршмана
Восприняв общую идею трех стратегий, некоторые исследователи критиковали смысловое наполнение этих понятий. Самой серьезной критике подверглась стратегия «лояльности»2. «Лояльность», по Хиршману, — это четкая идентификация индивида с объектом и желание улучшить качество «продукта». Основное замечание заключается в том, что существуют различные типы лояльности: «продукту», организации (государству), семье. «Лояльность» Хиршмана соответствует в большей степени «лояльности марке» (brend loyalty)
1 Hirshman A.O. Exit, voice, and loyalty: Responses to decline in firms, organization and states. - Cambridge (Mass.); L.: Harvard univ. press, 1970.
2 Barry C. Review article: «Exit, voice and loyalty» // British j. of polit. science. -L, 1974. - N 4.
продукта1. Во многих случаях «лояльность» — это пассивное действие.
Стратегия «протеста» также подверглась критике за игнорирование Хиршманом теории «коллективного» действия Манкура Олсо-на2. Хиршман полагал протест индивида частью протеста общества. Однако Даудинг и другие показали, что цели индивидуального и коллективного протестов различны.
Так, для индивидуального протеста характерно достижение цели индивидуумом, исходя из своих собственных предпочтений, представлений и жизненного опыта, тогда как в коллективном действии индивид лишь участвует в общем проекте, который может не
3
всегда идеально соответствовать его желаниям .
«Протест» может распространяться в двух направлениях: вертикально и горизонтально. Вертикальный «протест» подразумевает «разговор» с вышестоящими людьми или организациями, горизонтальный — распространяется на друзей, семью, соседей.
В целом обе стратегии — «протест» и «выход» — не являются взаимоисключающими или одномоментными. Они могут перетекать одна в другую, если какая-либо из них не приносит желаемых результатов.
Важным дополнением протестной стратегии является теория скрытого протеста как искусства сопротивления, разработанная Джэймсом Скоттом4. Он разделил протестную стратегию на две части: пассивную и активную. Скрытый «протест» является проявлением горизонтального «протеста».
Критикуя стратегии Хиршмана, исследователи отметили, что «протест» имеет обратную сторону — «молчание» (silence): индивид никак не высказывает своего мнения о «продукте» либо пренебрегает им5. Тогда все четыре стратегии можно разбить на конструктивные или деструктивные, а также активные или пассивные.
1 Barry C. Review article: «Exit, voice and loyalty» // British j. of polit. science. -L, 1974. - N 4. - P. 98.
2 Olson M. Logic f collective action. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1965.
3 DowdingK., John P., Mergoupis Th., Van V. M. Exit, voice and loyalty: Analytic and empirical developments // Europ. j. of political research. - Amsterdam, 2000. June. - P. 473.
4 Scott J. C. Dominancw and the art of resistance. - New Haven, L.: Yale univ. press, 2000. - P. 473.
5 Dowding K. et al. Exit, voice and loyalty: Analytical and empirical developments...
P. 481.
Активные
Деструктивные Конструктивные
«Выход» «Протест»
«Молчание» «Лояльность»
Пассивные
Теория Хиршмана успешно применяется при изучении этнической ситуации на постсоветском пространстве. Так, Эванс описывает процессы, происходящие в Эстонии, следующим образом: «выход» он определяет как эмиграцию в Россию, «протест» — как политическое участие, а «лояльность» — как интеграцию в эстонское общество1.
Лэйтин предлагает четыре стратегии, три из которых соответствуют теории Хиршмана, а четвертую, которую он предлагает, исходя из постсоветской реальности, он определяет как «оружие» (агшБ). «Лояльность», по Лэйтину, — это стремление русскоязычного населения к ассимиляции, которая необязательно станет полной. Возможен, например, внеязыковой интеграционный процесс. В целом же «лояльность» национальному государству есть пассивная интеграция и получение гражданства2.
«Выход» Лэйтин однозначно связывает с отъездом русских на территорию Российской Федерации, сопровождаемым трансформацией понятия «родина» у бывших «советских людей». Если раньше советский человек считал родиной весь Советский Союз, включая и Эстонию, то сегодня «русские» стремятся в Россию, воспринимая ее как свое этническую Родину.
Под стратегией «протеста» Лэйтин, как и Хиршман подразумевает политическую мобилизацию «русских», которая с 1991 по 2001 г. была слабой, поэтому больше внимания Лэйтин уделяет новой стра-
1 Evans G. Ethnic Schism and the Consolidation of Post-Communist Democracies // Ciommunist and Post-Communist Studies. L., 1998. Vol. 31. N 1.
2 Laitin D. Identity in formation. The Russian-Speaking population in the near abroad...P. 158.
тегии — «оружие»1, которая является неотъемлемой частью «протеста». Вооруженные конфликты на территории бывших советских республик, используя обе стратегии, стали наиболее активной формой протестного взаимодействия с национальным государством.
Лэйтин описывает еще один процесс, который, по его мнению, выходит за рамки теории Хиршмана: изменение идентичности и образование новой национальности — «русскоговорящие».2 Однако такое поведение, на наш взгляд, соответствует пассивной форме стратегий.
На основе анализа юридических документов и русскоязычной прессы можно выделить четыре наиболее значимых для русскоязычного населения в Эстонии проблемы: гражданство, государственный язык, образование и прием на работу.
В ходе полевых исследований были проведены глубинные интервью с русскоязычным населением в Таллинне и Санкт-Петербурге (май—июль 2001 г.). Мы выбрали две целевые группы. Первая — молодежь, закончившая учебные заведения и находящаяся в поисках работы; вторая — их родители, которые жили и работали в Таллинне примерно 20 лет. Всего было опрошено 35 человек: в столице Эстонии — 18 (11 молодых людей и девушек и 7 представителей старшего поколения); в Санкт-Петербурге — 17 (7 и 10 человек соответственно).
В отличие от других городов Эстонии, в Таллине существует больше экономических возможностей для нетитульного населения. С другой стороны, «русские» там не являются большинством, как, например, в восточных областях на границе с Россией. Поэтому в плане разнообразия стратегий Таллинн — наиболее приемлемая территория исследования. Санкт-Петербург был выбран как наиболее близкий крупный город от Эстонии, в котором много мигрантов из Прибалтики.
Интервью автор проанализировал с точки зрения типологии стратегий А.Хиршмана и с учетом постулатов его критиков. Исследование строилось с учетом следующих стратегий: выход, индивидуальный протест, коллективный протест, горизонтальный протест, вертикальный протест (протест и выход взаимосвязаны), лояльность
1 Laitin D. Identity in formation. The Russian-Speaking population in the near abroad...P. 175.
2 Ibid. - P. 190.
государству, лояльность обществу, лояльность семье, лояльность на основе вложений (материальных и духовных ценностей), пассивность (ничего-неделать).
Стратегии были разложены на кластеры: гражданское состояние, экономические проблемы, социальные сети, общий культурно -образовательный контекст, общий политический контекст, оценка различных стратегий взаимодействия с государством, проявления дискриминации по национальному признаку в обществе.
В русскоязычной среде Эстонии явно выражено желание изучить язык и получить гражданство республики, т.е. адаптироваться в эстонскоязычном обществе и не иметь юридических проблем с государством. Однако интервью, изучение материалов правозащитных организаций, прессы выявили то обстоятельство, что «русские» глубоко возмущены требованиями эстонского правительства, предъявляемым к «натурализации»1. Институциональная среда и национальная политика не позволяют всем неэстонцам получить гражданство. Русскоязычные возмущаются искусственно созданными проблемами, дискриминацией в государственных учреждениях, при приеме на работу и т.д. На основе этих данных автор считает, что наиболее яркими и соответствующими действительности будут три стратегии поведения «русских»: «лояльность» государству, скрытый «протест» и «ничего-не-делать».
Результаты исследования
Анализ интервью показал, что «русские» в Эстонии используют сразу нескольких выше представленных стратегий. Уровень скрытого протеста достаточно высок. Все респонденты так или иначе выражают недовольство националистическими проявлениями по отношению к ним.
Стратегия скрытого индивидуального протеста обязательно сочетается с другой стратегией. Для молодежи это сочетание является следующим: индивидуальный скрытый протест (глубокое возму-
1 Термин «натурализация» был введен в Эстонии с появлением «Закона о гражданстве». Натурализант - представитель нетитульного населения, получивший эстонское гражданство, т.е. сдавший экзамен на знание эстонского языка, истории и конституции республики.
щение существующей политикой государства) и публичная лояльность государству (получение гражданства, изучение языка, активный поиск работы). Лишь в одном случае индивидуальный протест сочетался с желанием выхода.
Для людей пенсионного возраста индивидуальный скрытый протест сочетается, как правило, со всеми типами лояльности. Значимым является лояльность семье и материальные вложения. Лояльность государству снижена, так как политика государства ограничивает права русских пенсионеров. Лояльность обществу тоже невелика по причине этнических разногласий, исключения пенсионеров из профессиональной деятельности, что ограничивает их круг общения с эстонцами.
Стратегия «ничего-не-делать» сочетается с индивидуальным скрытым протестом (как правило, недовольство тем, что необходимо менять что-то в своей судьбе) и лояльностью группе (настоящим друзьям). Лояльность государству очень неявная, поскольку выбирается линия наименьшего сопротивления, а это в свою очередь ведет к стратегии «ничего-не-делать».
Как горизонтальный, так и вертикальный протесты в сильной мере связаны со скрытым индивидуальным протестом, вызванным конфликтами по месту работы, в общественном транспорте или магазинах. В целом все остальные типы стратегии «протеста» оказались менее насыщенными.
Стратегия «выхода», а точнее ее интерпретация связана с «лояльностью государству». В основном «выход» интерпретируется как нежелание государства иметь лояльных граждан среди нетитульного населения («мы бы и рады, да не дают»). Для уже уехавших в Санкт-Петербург «выход» сочетается со скрытым протестом в адрес эстонского правительства.
На основе данных Центра информации по правам человека, можно сказать, что явный индивидуальный протест существует в форме подачи жалоб в суд из-за дискриминации по национальному признаку.
Стратегия «ничего-не-делать» в большей мере свойственна нелегалам. В их числе есть пенсионеры и инвалиды, которые не смогли вовремя подать ходатайства о виде на жительство по разным причинам, в эту категорию входят и «асоциальные элементы», часть из которых еще во времена Эстонской ССР проживала без прописки. По-
ведение тех нелегалов, которые не получили гражданства Эстонии, хотя имели на него право, можно отнести к стратегии «протеста», как индивидуального, так и вертикального. Многие из них пытались легализоваться, однако у них не приняли документы на получение вида на жительство в отделениях Департамента гражданства и миграции по месту жительства. Многие родители не смогли легализовать своих детей из-за материальных затруднений либо произвола чиновников1. Таким образом, эта стратегия характерна для тех, кто не может получить гражданство по разным причинам. Так или иначе, все эти категории людей придерживаются стратегии «лояльности государству». А в тех случаях, когда по отношению к ним проявляются злоупотребления властью — стратегия «вертикального протеста», поскольку они вынуждены обращаться в суды или организации по правам человека.
Самыми информативно насыщенными и развитыми оказались стратегии «лояльности государству» и «индивидуальный протест». В целом их сочетание характеризует публичную и частную жизнь респондентов. Более того «лояльность государству» — это вынужденное поведение, тогда как «протест» —отношение к политике государства.
Наполнение стратегий «Лояльность государству»
Стратегия «лояльность государству» вмещает в себя те характеристики, которые описывают согласие с политикой государства, выбор в пользу этого государства, а также легкость во взаимодействии с государством. Эта стратегия обусловлена следующими факторами:
— «Гражданское состояние»: информант легко получил эстонское гражданство (благодаря родственникам, которые приехали до 1940 г., на основании карточек Конгресса, сдачи экзамена), отказался от российского гражданства в пользу эстонского.
— «Экономические проблемы»: информант получает хорошую зарплату, выше, чем в России. В магазинах выбор больше, чем в России. Социальные пособия в Эстонии гораздо выше. В Эстонии экономические проблемы существуют у всех: и у русских, и у эстонцев.
1 Арюпин А. К вопросу о нелегалах. Материалы Центра информации по правам человека. - Таллинн, 1997 (см.: www.lichr.ee).
Эстонцы, так же как и «русские», сожалеют о советских временах. Для сорокалетних возможность получения работы снижена не из-за языка, что применимо и к эстонцам. У пенсионеров время работы в независимой Эстонии не идет за стаж работы в России, поэтому пенсия будет ниже. Россия отпугивает своей криминальной рыночной средой и высоким уровнем преступности.
— «Социальные сети»: у индивида существует эстонский круг общения. В других государствах нет таких друзей и родственников, к которым можно было бы уехать.
— «Культурно-образовательный» кластер: информант легко сдал экзамены по языку, он согласен с тем, что эстонский язык учить необходимо. Знания языка на бытовом уровне достаточно для проживания в Эстонии. Россия критикуется за живучесть советских традиций, хамство, за грязь на улицах и неустроенный быт. Эстонию наоборот хвалят за чистоту, ухоженность, за прекрасные натуральные продукты питания.
— «Политический контекст»: по сравнению с началом 1990-х годов снизились проявления национализма в Эстонии, жить стало легче. Все, в том числе и эстонцы, считают, что правительство обогащается за счет гражданского населения. Все согласны с необходимостью вступления в НАТО. Россия не поддерживает своих соотечественников за рубежом, не предоставляет им никаких возможностей для переезда, правительство там более коррумпировано, чем в Эстонии.
— «Оценка различных стратегий»: удостоверения о знании языка достаточно для проживания и работы в Эстонии. Ребенка нужно отдавать в эстонский детский сад. Иметь серый паспорт гораздо удобнее для того, чтобы потом можно было выбрать гражданство. Во многих компаниях, где во главе эстонские директора, «русские» продолжают управлять предприятием. Если в России оформиться как беженцу, то этого хватит на 1/3 холодильника, поэтому лучше оставаться в Эстонии.
— «Дискриминация по национальному признаку в общественных местах»: ярких эпизодов никогда не было либо вообще нет никакой дискриминации.
«Индивидуальный протест»
Стратегия «индивидуального протеста» характерна скорее проявлением недовольства, чем явного протеста, поэтому она в большей степени содержит оценку, чем реальные действия. Скрытый протест проявляется в критике существующего положения, нежелании следовать установленным и постоянно меняющимся правилам, скепсисом в отношении порядочности и культурности эстонцев.
— «Гражданское состояние»: информант не хочет изучать язык и Конституцию ЭР. Он раздражен необходимостью подтверждать свое эстонское гражданство, проверки его знания эстонского языка, тем, что раньше получить гражданство было проще, — сейчас, требуется идеальное знание языка и конституции. Процесс сдачи экзамена по языку утомительный, продолжается более пяти часов без перерыва. Результаты экзамена зависят от субъективной оценки экзаменатора. Гражданство России принимается в знак протеста против эстонских правил получения гражданства. Индивид отказывается от гражданства Эстонии, чтобы было проще ездить в Россию. Бывшим военным не дают гражданства Эстонии и постоянного вида на жительство.
— «Экономические проблемы»: на работу без синего паспорта устроиться сложно. Курсы эстонского языка очень дорогие. На экзаменах эстонцы очень хорошо зарабатывают: они могут обнадежить человека на подготовительных курсах и не принять у него экзамен (деньги за экзамен не возвращают). У эстонцев зарплата выше, чем у русских. Вступление в Европейский союз принесет новые экономические проблемы. Этот выгодно госслужащим, которые будут представительствовать в Брюсселе, все остальные, прежде всего «русские», не смогут работать в Европе из-за моратория на семь лет на передвижение рабочей силы. Экономические реформы проводятся очень плохо, много коррупции и воровства. Для военных пенсионеров жизнь стала тяжелее.
— «Социальные сети»: если работаешь с эстонцами, то они всегда требуют говорить по-эстонски, даже если сами хорошо говорят по-русски. Раньше никто никого не заставлял. У многих русских все корни в России (Украине и др.), но из-за старости уезжать уже поздно. Индивид, как правило, живет в русском районе, а работает с эстонцами.
— «Культурно-образовательный контекст»: респонденты хотят, чтобы их дети учили русский язык. В Эстонии более или менее хорошее образование можно получить только на эстонском языке. У эстонцев другая психология, другой менталитет, другая эмоциональность (из-за чего русских считают агрессивными). Язык учить сложно, хороших курсов и среды общения нет, требования к знанию языка повышаются. Сегодня меньше русских сдают экзамены. Учитель в русской школе до 2000 г. должен сдать экзамены на высшую категорию (как при получении гражданства).
— «Политический контекст»: «русские» с высшим образованием работают уборщицами или продавцами на рынке. Для владельцев серых паспортов выдача виз в Россию ограничена. Серопаспортник по сути — никто. Раньше была одна страна, и люди не обижали друг друга, как теперь. Требования эстонского правительства к русским повышаются. Программа интеграции — это на самом деле ассимиляция, т.е. поглощение русской культуры, а «русские» ассимилироваться не хотят. Русские политические партии — фикция, они занимаются политикой из-за денег. Для правительства военнослужащие — это мятежники, хотя непонятно, почему. Офицеры в Эстонии живут на российскую пенсию, поэтому эстонцы на пенсионерах только наживаются.
— «Оценка различных стратегий»: многие убеждены, что лучше уехать в Россию, получить российское гражданство. Другие считают, что на Эстонию надеяться нельзя, только на себя. Работу в Эстонии можно получить только по протекции. Некоторые выражают намерение всегда говорить по-русски.
— «Дискриминация в общественных местах»: у русских нет прав на свою культуру, на образование на русском языке, обучение же эстонскому языку стоит немалых денег. Зарплата эстонцев, как правило, больше десяти тысяч крон, русским такое и не снилось. С советским паспортом на работу не берут. В сфере услуг — работают только эстонцы. Иногда в требованиях к претендентам на место стоит: «эстонский язык — родной», т.е. русским там нечего делать.
Другие виды протеста фактически распределились по кластерам. «Горизонтальный протест» связан с работой: коллеги — эстонцы негативно относятся к русским, требуют от русских говорить друг с другом на эстонском, в государственных учреждениях всегда дают
понять, что ты русский, русских мало, они медленнее продвигаются по служебной лестнице.
«Протест вертикальный» — включает кластер «стратегии взаимодействия с государством» (отказ в школе учить эстонский) и «дискриминацию в общественных местах» (в МсБопаЫве требуется говорить по-эстонски, «русские» начинают говорить по-английски — это проще). «Протест коллективный» связан с политическим контекстом, а именно с голосованием за русские партии.
Стратегии лояльности также разбились по кластерам. Лояльность на основе вложений — это кластер «экономических проблем», т.е. наличие хорошей квартиры, дачи, отсутствие жилья в России, и «стратегия взаимодействия с государством», т.е. наличие своего дела (мастерской). Лояльность группе — это «социальные сети»: соседи эстонцы — лучшие друзья. А также кластер «культурно -образовательного контекста»: необходимо изучать другую культуру, так как это культура детства, язык можно выучить в коллективе. Лояльность семье также включает «социальные сети» в Эстонии — многочисленная семья, сын-инвалид, получающий помощь от государства, у кого-то из близких проблемы в России, желание жить для внуков.
Стратегия «выход»
Эта стратегия по сути является протестом, воплощенным в конкретном действии. Она обозначила следующие темы, которые по своему смыслу во многом соответствуют стратегии протеста, но носят более радикальный характер:
— «Гражданство Российской Федерации» подразумевает отказ от гражданства, отказ от вида на жительства.
— « Экономические проблемы»: различия в социальных пособиях для граждан и неграждан Эстонии.
— «Социальные сети»: отъезд родителей из Эстонии, нет никаких связей в Эстонии, есть друзья и родственники в России.
— «Культурно-образовательный контекст»: в Эстонии исчезает русское образование, культура чужая, эстонцы — грубые и вспыльчивые люди.
— «Политический контекст»: дети военнослужащих и сами военнослужащие никогда не получат эстонского гражданства, в Эстонии слишком жесткие требования к знанию эстонского языка.
— «Оценка стратегий»: отказ от изучения эстонского языка в школе, решение купить квартиру в Санкт-Петербурге, воспитать ребенка в русской среде.
— «Дискриминация в общественных местах»: если дети учатся в эстонской среде, они начинают стыдиться русских родителей, имеют место массовые увольнения русских, в транспорте выкрикивают националистические лозунги, русским с высшим образованием трудно найти работу.
Стратегия «ничего-не-делать»
В целом она свидетельствует о том, что респондент вполне доволен своим положением и пока еще не сделал выбор. Эту стратегию можно охарактеризовать как «беспроблемность».
— «Гражданское состояние»: получение серого паспорта удобнее, так как гражданство можно выбрать потом.
— «Экономические проблемы»: в Эстонии легче и свободнее с работой. Если продать квартиру в Эстонии, то этих денег хватит в России только на жилье в деревне. В Эстонии есть пенсия, а в России нет материальной поддержки.
— «Социальные сети»: связи с родственниками в России некрепкие и неинтересные, хотя и с эстонцами общение отсутствует.
— «Культурно-образовательный контекст»: в России уже все чужое, другие отношения и культура общения. Эстонцы хорошо знают русский. В Эстонии есть учеба, работа.
— «Политический контекст»: жизнь без проблем.
— «Стратегии взаимодействия» — отсутствие желания делать что-либо: нет желания учить язык, уезжать в Россию. Дискриминации нет, так как знание языка не мешает найти работу.
Выводы
Самыми значимыми и содержательно насыщенными оказались стратегии индивидуального протеста и лояльности государству.
Это указывает на то, каким образом русскоязычное население решает свои проблемы в национальном эстонском государстве. Публично неэстонцы выражают желание пользоваться благами, которые имеют граждане Эстонии, неявно они протестуют против дискриминации по национальному признаку.
Такое положение объясняет отсутствие массовых выступлений русскоязычных и конфликтных ситуаций республиканского масштаба. Через лояльность государству возможно получить больше благ, чем, например, через коллективный протест. Безусловно, этот вывод относится к основной массе респондентов, представляющей все виды гражданского состояния: эстонских граждан, серопаспортников и российских граждан, живущих в Эстонии.
Возможно, изучение настроений уезда Ида-Вирумаа (сюда входят города Нарва и Силламяэ), где сосредоточено наибольшее количество нетитульного населения и в то же время самый высокий показатель безработицы и бедности, выявил бы другие результаты. Скорее всего, самыми значимыми стратегиями там оказались бы все виды протеста, а лояльность государству была бы слабой, в отличие от лояльности семье и лояльности на основе инвестиций. С другой стороны, поскольку активных массовых выступлений в этих районах не наблюдается, к Ида-Вирумаа вполне применим основной вышеизложенный вывод.
Мигранты из Эстонии сожалеют об отъезде, многие говорят, что были вынуждены уехать, и если была бы возможность, они бы вернулись.
В целом каждый информант использует набор представленных стратегий, что отражает изменчивость контекста. Но набор стратегий говорит о пассивном отношении к существующим проблемам.
Сегодня становится важной информационная насыщенность «лояльности государству» Эстонии. Несмотря на национальную политику, большинство русскоязычного населения желают получить гражданство Эстонии. «Индивидуальный протест» является обратной стороной этой стратегии и может быть описан, скорее, как показатель настроений, чем реальной решимости действовать против государства. Возможно, стратегия протеста в качестве основной своей характеристики должна включать долю лояльности, так как протест — это лишь желание улучшить свое положение в структуре данного государства. С другой стороны, явный протест — это, скорее, протест вертикаль-
ный, так как он обозначает конкретные действия. Скрытый протест указывает на маловероятность (хотя бы в ближайшее время) активных межэтнических конфликтных ситуаций. Множественность факторов лояльности государству говорит в пользу мирного разрешения разногласий.
