CC BY
323
9. Тулохонов М.И. Бурятский героический эпос «Гэсэр» // Абай Гэсэр Могучий. - М.: Восточная литература, 1995.
10. Хундаева Е.О. Бурятский эпос о Гэсэре (связи и поэтика). - Улан-Удэ, 1999.
Санжеева Лариса Цырендоржиевна, доцент, зав. кафедрой английской филологии Бурятского государственного университета, доктор филологических наук. Тел.: +7-9025636956. Е-mail: lsanzhe@mail.ru
Sanzheeva Larisa Tsyrendorzhievna, associate professor, head of English philology department, Buryat State University, doctor of philological sciences.
УДК 398(571.5)
© Р.П. Матвеева Русские сказки на сюжет «Три подземных царства» в сибирском репертуаре*
* Работа выполнена в рамках поддержанного РГНФ проекта № 12-04-00107а
Рассматривается сюжетно-композиционное содержание в сибирском репертуаре русских сказок, в основе которых лежит международный сюжет «Три подземных царства».
Ключевые слова: волшебные сказки, сюжетика, контаминации.
R.P. Matveeva
Russian fairy tales on the plot « Three underground kingdoms» in the Siberian repertoire
The plot and compositional content of Russian fairy tales in the Siberian repertoire on the international plot «Three underground kingdoms» is considered in the article.
Keywords: fairy tales, plot structure, contamination.
Волшебные сказки занимают значительное место в русском сказочном фонде Сибири. При формировании регионального репертуара определяющее значение имели особенности бытования русской сказки в Сибири, специфика социально-бытовых условий, которые способствовали распространению волшебных сказок, консервации сказочного эпоса, особенно это относится к таежно-промысловой зоне Восточной Сибири. В русских сибирских сказках свой колорит, этнографический и поэтический, но, имея локальные особенности, порожденные историческими, социальными и другими факторами, сибирские сказки остаются русскими по своей сути.
Русская сказка Сибири в полной мере разделила общую судьбу русского сказочного эпоса, ко времени появления в Сибири уже утратила свою продуктивность как жанр, исчерпала свои внутренние возможности дальнейшего развития и совершенствования формы. О непродуктивно -сти элементов, которые привносятся в традиционную сказку новой для нее действительностью, Э.В. Померанцева в связи с исследованием судеб русской сказки писала: «Русская фольклорная сказка в ХУШ-ХХ вв. всецело живет своим старым багажом, запасом фольклорных схем, сюжетов, мотивов, образов, лишь приспосабливаясь к новой действительности, но в корне не изменяясь и продуктивно не развиваясь. Новая действительность, воздействуя на характер ее интерпретации, на ее роль в жизни и быту народа, отражается, однако, в ней лишь в деталях, изменяю-
щих традиционную основу, но не создает новых фольклорных сюжетов и образов» [Померанцева, с. 203]. Новой действительностью для волшебной сказки стало ее сибирское бытие. В Сибирь пришла она, уже имея канонические сюжетные схемы, художественные формы воплощения сюжета, и главной функцией фантастического повествования была эстетическая. Но детали, элементы, отдельные частности, благодаря которым создаются новые варианты традиционных сказок, уже сами по себе представляют интерес. Для истории фольклора важно, как реализуется сказочный сюжет в локальной традиции, а также его интерпретация в данной местности и конкретном исполнении. Сибирские сказки - это варианты реализации определенного сюжетного типа, воплотившие конкретное содержание его.
Всемирно распространенные сказки на сюжет «Три подземных царства», обозначенные № 301 в международном указателе Томпсона [АТ] и № 301 А, В в указателе восточнославянских сказок [СУС], относятся к наиболее многочисленной группе в фонде русских волшебных сказок. В примечаниях к сказкам этого типа в сборнике
А. А. Афанасьева указано 144 варианта (из числа опубликованных) [Народные русские сказки, с. 470]. В сибирском материале нами учтено около 70 вариантов, как опубликованных, так и хранящихся в рукописных фондах. Обобщая многие зафиксированные в восточнославянской традиции тексты, «Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка» (СУС) дает сле-
дующее содержание сюжетного типа «Три подземных царства»: герои идут искать исчезнувшую царевну; поочередно варят обед; старичок с ноготок калечит братьев или спутников силача, но терпит поражение в схватке с ним; тот по следам старичка спускается под землю или (реже) поднимается на гору, освобождает трех царевен и, несмотря на предательство братьев (спутников), не пожелавших вытащить его обратно, возвращается наверх (на гигантской птице); приходит на свадьбу царевны и мнимого ее спасителя; женится на ней [СУС, с. 106].
Записанные в Сибири варианты находятся в традиционных рамках представленных в тексте сюжетов (мотивов), по своей сюжетной канве они близки между собой, но в то же время каждый текст неповторим. Одни и те же моменты, сопутствующие развитию одинаковых событий, в различных текстах представлены в самых разнообразных вариантах. Сказки на сюжет «Три подземных царства» в сибирской интерпретации, сохраняя в основополагающих чертах исторически сложившийся сюжетный тип, имеют локальные особенности. Прежде всего следует отметить своеобразие, выразившееся в широком использовании контаминации как одного из творческих приемов создания произведения. Главные причины, приведшие к изменениям в сюжетнокомпозиционной структуре сказки, - в исторической реальности, вызвавшей актуализацию функции сказительства в Сибири. Обстоятельства сибирской действительности требовали максимальной творческой работы исполнителя, приспосабливающего известный материал к условиям исполнения и потребностям слушателей. В сюжетосложении, как уже сказано, процесс усложнения структур сказок на разных уровнях был уже завершен, но сюжетные типы сохраняли потенциальную способность быть продолженными или самим стать частью сложного повествования. При сохранении структурнокомпозиционной основы традиционной сказки происходит количественное изменение в сюжетной структуре текста, что в конечном счете приводит к трансформации содержания нового варианта. В устах опытного сказочника присоединение нового сюжета (или элемента другого сюжета) - не механический процесс, оно становится созиданием нового, заключающего в себе более широкий художественный мир произведения, в котором все компоненты взаимосвязаны, взаимообусловлены. Стремление системы сохранить свою целостность удерживает развитие повествования в рамках фольклорной стереотипии, сказочных канонов.
Сюжетно-мотивный набор, сочетающийся с
сюжетом 301 А, В, в сибирских сказках специфичен по отношению к восточнославянскому сказочному фонду, отмеченному СУС. Сюжетный тип СУС 301А, В в 25 сибирских текстах представлен не соединенным с другими типами. В остальных традиционно контаминируется со следующими типами: 3001 Победитель змея, 300А Бой на калиновом мосту, 30Ш*Солдат находит исчезнувшую царевну, 3021 Смерть Кащея в яйце, 3022 Смерть Кащея от коня, 303 Два брата, 312Б Катигорошек, 313А, В, С Чудесное бегство, 313Н* Бегство от ведьмы, 318 Неверная жена, 4001 Муж ищет исчезнувшую или похищенную жену, 4002 Царь-девица, 465А Красавица жена, 513А Шесть чудесных товарищей, 531 Конек-горбунок, 551 Молодильные яблоки, 552А Животные-зятья, 554 Благодарные животные, 650А Иван Медвежье Ушко, 1640 Фома Берен-ников, а также с отдельными мотивами из сюжетов: 325 Хитрая наука, 550 Царевич и серый волк, 560 Волшебное кольцо: 300і + 301 А, В (3); 301 А, В + 3001 +3021; 301А, В + 300А (3); 301А, В + 301Б*; 301А, В +3021 + 313С; 301А, В +3021 + 560 + 513; 301А, В + 303 (5); 301А, В + 312Б + 3021; 301А.В +318; 301А, В + 301А, В + 513А; 301А, В +550 + 313А, В; 301А, В + 551 + 550; 301А, В +554; 301А, В. + 650А (3); 301А,
В. + 650А + 650В; 301А, В+650А + 1045; 301Б* + 318 + 325 + 650С* + 301А, В; 302! + 301АВ +560; 303 + 301АВ (2);. (313Н*) + (301АВ); 303 + 4002 + 552А + 301АВ + 3021; 4001 + 301А.В; 4002 + 3001 + 465А + 4001 + 301А, В; 301А, В; 513А + 301А. В; 551 + 301А, В + 531; 650А + 301А, В (2); 650А + 301А, В + 552А + 4001; 650А + ср. 1004** +; 1640 + « 301АВ.
Наиболее распространенные в сибирском сказочном фонде контаминации не всегда совпадают с отмеченными в СУС как часто встречающиеся в восточнославянском материале. Это несовпадение, а также и множественность сочетаний сюжетов указывает на то, что контаминиро-вание происходило в процессе локализации русской сказки в Сибири и являлось одним из творческих моментов в сказительстве. В сибирском репертуаре следующие соединения: 301А, В + 3001; 301А, В + 303; 301А, В +3021; 301А, В + 650А, В - встречаются соответственно в 4, 5, 6, 7 текстах, в то время как в восточнославянском материале они не отмечены в числе контаминаций, встречающихся более двух раз.
При анализе сказок типа «три подземных царства» обнаруживается многообразие вариаций традиционной темы и стилевого оформления содержания. Одна сказка включает мотивы и образы из разных сказок, которые логически и эстетически подходят для данного повествования.
Кроме того, в сказку включаются подробности бытового плана, чаще всего описание обряда, жизненной ситуации или произведения другого жанра. Такие вставки в XX в. стали играть существенную роль в композиционной системе сказочного повествования. Из известного сюжетного фонда черпаются мотивы, которые, присоединяясь к основной сюжетной схеме, участвуют в создании целостного произведения, причем главный сказочный сюжет, как правило, не теряется, не размывается, становясь одним из мозаичных элементов, а сохраняет свою генеральную линию традиционного сюжета.
Как видно из приведенного выше сюжетно-мотивного набора, сочетаемого с сюжетом СУС 301 А, В в сибирских сказках наиболее распространенными являются соединения в одном произведении трех сюжетов, но встречаются и четы-рех-пяти-шестисюжетные сказки. Такие многосюжетные сказки, как правило, не имеют единого сюжетного ядра, точно соответствующего определенному сказочному типу. В них мотивы, эпизоды, атрибуты и функции героев из разных сюжетов, объединенные в целостную систему, дают новое сюжетное повествование. Волшебная сказка при этом по структуре и движению сюжета сближается с авантюрной новеллистической.
Наглядную иллюстрацию сюжетной структуры многосоставных сказок представляют сказки баргузинского сказочника И.И. Гаськова. Примером редкого сочетания шести сюжетов, искусно сплетенных в одном сказочном повествовании, служит сказка «Иван Вдовин», записанная в 1981 г. и 1982 г. И.И. Гаськов принадлежал к типу повествователей, наследовавших сибирскую традицию бродячих сказочников с их вольным обращением с известным сказочным материалом: образы, эпизоды, мотивы с легкостью переходят из одной сказки в другую. Например, записанная от него дважды сказка Иван Вдовин (1981, 1982) - шестисюжетная [Памятники 1993, № 5]. Сюжеты СУС 552А животные-зятья, СУС 4001 муж ищет исчезнувшую или похищенную жену, СУС 554 благодарные животные, СУС 3022 смерть Кащея от коня раскрываются в рамках сюжета СУС 301А, В Три подземных царства с вступлением: силач и его спутники, здесь же отголоски разрушенного сюжета СУС 312Б ка-тигорошек. Главный герой - персонаж сказок типа СУС 65 0А Иван Медвежье Ушко. У героя не два (по традиции), а три спутника (по числу царевен). Все эти сюжеты в одном произведении, мастерски переплетаясь, создают единую сюжетно-композиционную структуру, не нарушая специфических законов композиционного строения сказочного текста, сохраняя целостность
смысла, заложенного в традиционной сказке. Все компоненты в произведении взаимосвязаны, взаимообусловлены.
Многосюжетность сказки, объединяющая структурно сложившиеся сказки или их части, оказывает влияние на событийную сущность повествования, образуя целостную систему с единой композиционной и стилевой структурой. Благодаря слиянию элементов двух или более сказок возникает новое повествование с углубленным или расширенным смыслом, но в рамках традиционной композиционной модели, в центре которой судьба главного героя: свое царство -чужое царство - свое царство (или чужое, ставшее своим). Судьба главного персонажа становится эпицентром, вокруг которого происходит «накопление» сюжетных ситуаций, сообщающих движение основному сюжету контаминирован-ной сказки.
Обязательной для сюжета «Три подземных царства» является борьба героя с похитителем царевен, в сказочной традиции выработано стереотипное описание победы героя и освобождения царевен, но входящие в контаминированный текст сюжеты (или их элементы) вносят свои детали, а порой оригинальные эпизоды или даже новые версии, нередко архаические, известных сюжетов. Героическая битва за невесту в сказке «Про Ивана Ветрова сына» [РГСС, № 12] содержит архаические мотивы борьбы со стихией. Образы противников - это отцы девиц-богатырок. Противники появляются в виде черных-пречерных туч, герой бьется с тестем Бессмертным Кошелем, который появляется тоже в виде тучи «черной-пречерной, громадной-прегромадной,
белого света не видно». «Ерькнул идолу поганую, раздвоилась она, а палицу назад себе бросил, тут уже пурга не срослась и подохла». Отголоски этиологического предания находим в сказке «Алена-мудрена». Ворон Вороневич, Вихорь Вихоревич, сильный могучий богатырь подобен герою мифологических сказок и преданий: «Еж-ли на огне сожгут, то я все равно уползу: червями или жуками, мышом вылезу... Вот как разгорелся огонь, они Вихоря положили, и стал он ползти всякой нечистью: червями, жуками, мышами...».
Широкая контаминация, последовательность сюжетов внутри одного текста влияют не только на общее развитие действия, но и на обрисовку традиционных персонажей, внося порой существенные изменения в стереотипный образ. Образ традиционного персонажа и его функции корректируются в зависимости от развития сюжета, сохраняя при этом основополагающие стереотипные качества. Но и изменение образа героя, в свою очередь, приводит к изменениям в сюжете.
Так, в сказке ленского сказочника Ф.Е. Томшина главное действующее лицо - не молодой герой-змееборец, а старик. Отсюда и изменения в развитии сюжета: утрачена основная, традиционная для героической сказки цель подвигов - добывание невесты [РГСС, № 16]. В сказке омской сказочницы А.С. Кожемякиной «Алена-мудрена» [РГСС, № 1] образ человека «Сам с коготь, а борода с локоть» принадлежит сказке типа «Три подземных царства», но функции, которые он выполняет, характерны для вставных эпизодов сказок типа 300А Бой на калиновом мосту. Добавление к имени «Сам с коготь, а борода с локоть» слов «а руки семь сажен» играет определенную роль в сюжете: благодаря этим рукам ему удается отнять кольцо у Ивана-царевича и заставить его добыть ему Алену-мудрену. Но когда надо, чтобы герой расправился с похитителем, сказка делает оговорку: «Руки у него не всегда семь сажен, дома у него они всегда бывают короткими». Иван-царевич использует это сообщение Алены-мудрены и уничтожает противника. В сказке томского сказочника Д.С. Романова «Иван-ковш» функции мужичка «сам с ноготь» выполняет баба-яга с характерными для нее атрибутами - помелом и ступой [РГСС, № 13].
Отступление от традиции, как например в сказке «Алена-мудрена», изменение количества помощников (их не шесть, а больше), хотя и не приводит к изменению вставного сюжета СУС 513 Шесть чудесных товарищей, но увеличивает сюжетные ходы стержневого сюжета СУС 301. Среди товарищей появляются такие, которые не встречаются совсем или редкие в русской сказке: мастер петь, мастер пить, мастер из рыбы рыбу выбирать, мастер из травы траву выбирать, мастер из звезды звезду выбирать, мастер холод прогонять, мастер от собак, мастер по думе ходить. Мастер по думе ходить идет невидимкой за Аленой-мудреной и умом переводит ее мысли. «Она говорит: “Двери, поуже отворяйтесь, я одна иду“. - А он умом переводит: “Двери, пошире отворяйтесь, мы двое “. - Двери на пяту отворяются» [РГСС, № 1]. Заслуживает внимания эпизод гибели Кощея в этой же сказке. Бабка, к которой заехал герой, учит его: «“ Ты поздоровайся с ним, в лоб яйцом ударь, он помрет сразу. Только руку не давай, а то он отломит ее. А подай ему горячую клюку “. Так он и сделал: накалил клюку, подходит к нему: “Здорово, - говорит, - Бессмертный Кощей “. “Здорово, здорово, Перекати горошек. Дай-ка мне руку свою пожать: горяча - нет ли твоя рука, можешь - нет ли ты богатым быть “. - Ну он подал ему клюку, она сразу сплюшшилась, посыпалась крошками. “Да, - говорит, - горяча твоя
ручка “. Ну Иван в то время ударил его по лбу, он сразу упал, помер» [РГСС, №7]. Момент знакомства и подача раскаленного предмета вместо руки характерны для былины о Святогоре: встреча богатыря со слепой матерью Святогора.
Несмотря на то что сказочники в большинстве своем соблюдают сказочную обрядность (троичность, повторяемость эпизодов, типичные речи персонажей и т.п.), все-таки отступление от жанровых канонов, личное вмешательство сказочников в традиционные общие места велики. Царевен оказывается не три, а две, например, в сказке знаменитой ленской сказочницы Н.О. Винокуровой «Заклятый сад», благодаря чему предательство братьев по отношению к старшему брату оказалось более мотивированным. Внимание сказочницы направлено не столько на развитие действия, движения сюжета, сколько на внутреннюю сущность изображаемого. Сказочная традиция отдает предпочтение младшему брату, он оказывается подлинным героем. У Н.Н. Винокуровой подлинным героем оказывается старший брат. Сказочница пренебрегла сказочным стереотипом в пользу приближения к реальной жизни, где старший брат играл основную роль, после отца становился главой семьи [РГСС, №17].
Встречаются в сибирских вариантах совершенно оригинальные разработки сюжетного типа СУС 301 А, В. Сказка «Солдат и царская дочь» [РГСС, № 21], кроме сюжета СУС 301А, В, включает мотив и из сюжета СУС 3001 Победитель змея, и отголоски сюжета СУС 300А Бой на калиновом мосту. Герой проходит через три царства и в каждом находит и освобождает заколдованную лошадь. В медном царстве разбивает железную дверь с шестью замками, затем чугунную дверь с двенадцатью замками и третью дверь стальную с двадцатью четырьмя замками и приваленную камнем. Разбив все двери, герой находит коня «по брюхо в назьме»: заколдован конь на двадцать лет. То же самое, но с возрастающим числом дверей и замков, встречает герой в царствах серебряном и золотом. Все три коня в благодарность за свое освобождение обещают явиться перед героем, как только в этом возникнет необходимость. В золотом царстве, кроме заколдованной на 75 лет лошади, солдат находит царскую дочь, пленницу двенадцатиглавого змея. Далее - эпизоды змееборческого сюжета.
Своеобразием общесказочных мест отличается сказка, содержащая мотивы сюжетного типа СУС 650А Иван Медвежье Ухо [РГСС, № 11]. Такому известному атрибуту волшебной сказки, как яйцо, наряду с традиционными принадлежат свойства, не характерные для данного предмета. Медвежье Ухо свертывает в яйцо дворцы деву-
шек, возвращается в свое село, узнает о свадьбе: «...все расспросил и узнал, которо платье какой сестре. Взял и покатал яичком по платьям, и на них все нарисовалось: такие рисунки, какие дворы были у них на том свете». Обычно герой, развернув из яичка царство, достает из него платье.
Одна из характерных сторон творческой манеры сказочников XX в. - стремление к реалистическому изображению сказочных событий. Например, в сказке черемховского сказочника П.А. Петренко эта тенденция ощущается уже в самом начале. Сказочник начинает сказку так, как если бы это была достоверная история: «Раньше дуели были, кто сильней... Раньше ведь кольчуги. Он щитом сохранялся, может, видели в туманных картинках (лубочным - Р.М.) щитом каждый сам себя огораживал?» После того, как аудитория подготовлена, сказочник приступает к повествованию, но на протяжении всего рассказа не теряет установки на достоверность событий в рассказе, отсюда масса подробностей из реальной жизни, и сказка все больше приобретает новеллистические черты.
Волшебная сказка пользуется традиционной для нее повествовательной обрядностью: постоянными формулами, типичными стилистическими клише и другими сказочными стереотипами, которые почти без изменения переходят из сказки в сказку. П.А. Петренко пренебрегает сказочной обрядностью, но с нею знаком. Поэтому такой очень важный момент, как добывание героем богатырского коня, на описание которого волшебная сказка обычно не скупится, сказочник дает мимоходом брошенной фразой: «Выбрал он себе, конечно, коня». Слово «конечно» напоминает слушателям о традиции. Как о само собой разумеющемся в сказке говорится о женитьбе героя на царской или королевской дочери: «Раз королевская дочь, то невеста уж будет тут». Давая в традиционном плане конец сказки, П. А. Петренко не удерживается от того, чтобы не связать ее с современной действительностью: «Ну теперь они стали царствовать, как я раньше царствовал. Я во всех мед там пил. Их потом с царства-то сбросили. Я у них был, мед-пиво пил, по усам текло, в рот не попало» [РГСС, № 2].
В сказках Сибири отразились отдельные черты географической среды, быта, хозяйственного уклада (сказалось влияние других народов, населяющих Сибирь) - все то, что называется локальным колоритом. Распространен в сибирских сказках образ старика-дарителя. Нередко вместо сказочной избушки - юрта. Отразился и местный быт - работа артелями в лесу, выкорчевка деревьев. Сказались на сюжете и местные условия таежного быта. Действие происходит в тайге, на
трактовой дороге. В русской сказке «Богатый купец» [РГСС, № 27], записанной в Хакасии, наглядно проявилось влияние хакасского фольклора и отраженного в нем местного скотоводческого быта. «Вдруг земля затряслась, дом затрясся, окна задребезжали, распахнулись ворота и много скота в нем оказалось. Это змей пригнал добычу». Другой раз: «Вдруг земля затряслась, дом ходуном заходил. “Это мой муж, шестиглавый змей летит, добычу скота и зверя ведет ”«.
По словам М.К. Азадовского, сказку Н.О. Винокуровой «Заклятый сад» [РГСС, № 17] среди всех остальных сказок нужно считать сибирской в первую очередь. В ней отражены бродяжничество, охота на соболей, ремонт тракта, транспортные обозы, приют прохожего - типичные эпизоды для ленских притрактных селений. Бродяжничество и приют прохожего в сказке нарисованы особенно ярко. Отчетливо выражен сибирский (ленский) колорит в сказке Ленского сказочника Ф.Е. Томшина «Про трех сестер» [РГСС, № 16]. Герой-змееборец - типично таежный охотник или бродяга. По словам собирательницы Е.И. Шастиной, образ таежного деда во многом навеян личной судьбой сказочника Ф.Е. Томшина.
Не останавливаясь на всех текстовых подробностях волшебных сказок региональной традиции, содержащих сюжетный тип «Три подземных царства», надо подчеркнуть, что в разработку традиционного сюжета и традиционных мотивов вносятся свои штрихи, создающие оригинальные версии. Однако при большом разнообразии версий и вариантов в сибирском репертуаре сказок типа СУС 301А, В их общее своеобразие заключается в творческой контаминации, которая не нарушает сказочную стереотипию и находится в рамках фольклорной поэтики. Сибирские сказки на один и тот же сюжет заключают в себе огромный и разнообразный материал. Из сопоставительного анализа текстов, зафиксированных в сибирском регионе, с текстами других фольклорных зон видно, что сибирские сказки (особенно притаежной зоны) оказались более открытыми для соединения с другими сюжетами или их элементами, а также для проникновения в волшебный мир бытовых реалий. Реальный местный колорит, местные топонимы, например, и устойчивая сказочная топика (моря и горы) создают локальную сказочную стереотипию. Все эти привнесения осваиваются традиционным контекстом, и знакомые слушателям местные реалии приобретают характер фольклорных обобщений, создающих традиционную сказочную стереотипию, и в то же время раскрывают региональную специфику сказок.
Стилевая система сибирских сказок в своих зочный репертуар, вызвала импульс к созданию
тенденциях хотя и отразила общую судьбу рус- новых вариантов на основе старых, явилась объ-
ской волшебной сказки - упрощение стилисти- ективным положительным обстоятельством, спо-
ческой обрядности (трехкратных повторений, собствовавшим развитию сказочной традиции,
устойчивых поэтических формул), но оказалась расширению регионального сказочного репер-
более устойчивой. туара. Для истории фольклора каждый зафикси-
Сибирская действительность повлияла на ска- рованный текст имеет самостоятельное значение.
Литература
1. Народные русские сказки А.Н. Афанасьева: в 3 т. - М.: Наука, 1984. - Т. 1.
2. Русские сказки Сибири и Дальнего Востока: волшебные и о животных / сост. Р.П. Матвеева, Т.Г. Леонова. - Новосибирск: Наука, 1993 (Памятники 1993).
3. Померанцева Э.В. Судьбы русской сказки. - М.: Наука, 1965.
4. Русские героические сказки Сибири / сост., предисл. и коммент. Р.П. Матвеевой. - Новосибирск: Наука, 1980. (РГСС).
5. Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка / сост. Л.Г. Бараг и др. - Л.: Наука, 1979 (СУС).
6. The types of the folktale. A classification and bibliography. Antti Aarne’s Verzeichnis der Marchentypen / Pransl., enl. bu Stith Nhompson. 2nd revis. - Helsinki, 1964. (AT).
Матвеева Руфина Прокопьевна, ведущий научный сотрудник отдела литературоведения и фольклористики Института монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения РАН, доктор филологических наук. Tel.: (3012)436924. E-mail: rufina1938@mail.ru
Matveeva Rufina Prokopievna, leading research fellow, department of literature and folklore studies, Institute of Mongolian, Buddhist and Tibetan studies, SB RAS, doctor of philological sciences.
УДК 398.22
© Т.А. Голованева Особенности изображения встречи новобрачных в сказках береговых коряков
Исследуется эпизод встречи новобрачных в доме жениха в сказках береговых коряков. В современных фольклорных записях сохраняются элементы традиционного архаического обряда. В то же время изображение встречи новобрачных насыщается новыми деталями, обусловленными жизненным опытом рассказчика.
Ключевые слова: коряки, фольклор коряков, сказки, персонаж, мифологический эпос, этнографические истоки, брачный обряд.
Т.А. Оо!оуапвуа
Features of description of the newly married couple meeting in the tales of maritime Koryaks
The episode of the newly married couple meeting in the house of the groom is researched, it is described in fairy tales of maritime Koryaks. In modern folklore, the elements of a traditional archaic ceremony remain. At the same time, the description of the meeting of the newly married couple is sated with new details caused by life experience of story-teller.
Keywords: Koryaks, Koryak folklore, fairy tales, character, mythological epos, ethnographic sources, marriage ceremony.
Этнографическая реальность и обрядовая практика являются тем субстратом, на базе которого формируется повествовательная традиция. В сказках береговых коряков сохранились отголоски традиционных обрядов аборигенных народов Камчатки. Но влияние цивилизации на традиционный уклад неизбежно приводит к изменению обрядовой практики, что, в свою очередь, влечет за собой и изменение вербального традиционного текста.
Данное исследование выполнено на базе архивного фонда фольклорных текстов 19922006 гг., записанных от береговых коряков, владеющих родным языком. Они переведены на русский язык новосибирским лингвистом А.А. Мальцевой совместно с носителями алю-
торского языка (Архив Мальцевой. Далее используется сокращение АМ, сведения о конкретных фольклорных текстах представлены в конце статьи).
Сватовство героя - один из сюжетообразующих мотивов многих корякских сказок, поэтому отражение брачной обрядности в текстах сказок - процесс закономерный.
Этнографические исследования показывают, что свадебная обрядность у коряков была достаточно сложной. Помимо отработки невесты и обряда хватания невесты существовал целый ряд ритуальных действий, которые были обязательны при встрече невесты в доме жениха. Само свершение брака происходило посредством выполнения обряда хватания невесты. Все эти дей-
