CC BY
30
ИЛИ РАН, Санкт-Петербург
РУССКИЕ ПЕРЕВОДЫ НОВОЙ ХИМИЧЕСКОЙ НОМЕНКЛАТУРЫ НАЧАЛА XIX ВЕКА
Исследование русской химической терминологии, процессов и тенденций ее развития на рубеже ХУШ-Х1Х вв. в силу малоизученности представляет интерес как для исторического терминоведения, так и для исторической лексикологии. В связи с научными открытиями, сформулированными в кислородной теории Лавуазье и его коллег, формируется новая термино-система, появляются новые номинации в языке химии, в том числе и номены как названия химических веществ и как члены систематизированного перечня этих названий .
Первые попытки адаптации новой химической номенклатуры (далее — НХН) к русской естественнонаучной терминологии и ее инкорпорирования в складывающуюся систему химических номинаций относятся к концу XVIII в. Эти попытки отражены, главным образом, в переводной научной и учебнонаучной литературе, написанной в духе новой кислородной теории. Речь идет о переводах с немецкого языка «Общей и врачебной химии» И. Жакена и «Начальных оснований химии» X. Гиртаннера, а также с французского «Философии химии» А. Фуркруа и «Начальных оснований физики» Ж. Кузена. В данных переводах, однако, НХН представлена фрагментарно, а роль русских переводчиков при этом, как правило, ограничивается задачей наиболее точно передать терминотворческие намерения авторов оригинала.
Важность анализа русских версий НХН заключается, на наш взгляд, не только в том, что в них фиксируются новые
1 Полагаем, что при историко-диахроническом анализе специальной лексики, в которой может отражаться смена научных парадигм, четкое разграничение понятий «термин» и «номен» не всегда возможно. Само содержание термина исторически изменчиво, а номены, являясь частью терминологии, представляют ее особый стратум [Хаютин 1971: 37].
номинации, но и в том, что они содержат комментарии авторов, раскрывающие мотивацию переводчиков в выборе того или иного способа передачи научного понятия, т. е. запечатлевают акт их терминотворчества. Данные комментарии тем более важны, ибо позволяют проследить векторы развития русского естественнонаучного языка с учетом тех тенденций в общелитературном языке рассматриваемого периода, которые обычно характеризуются как пуристические.
При сравнительном анализе русских переводов НХН начала XIX в. необходимо принимать во внимание ряд обстоятельств. В химии конца XVIII в. научная латынь постепенно теряет статус международного языка профессиональной коммуникации и уступает позиции в пользу национальных языков. НХН создается на французском языке, хотя и с включением латинских аналогов наименований. Попытки перевода учебников, написанных на основе кислородной теории и в соответствии с НХН, с живого европейского языка на научную латынь были единичны и не стали системой . Номенклатура А. Лавуазье, как часть новой химической доктрины, переводится европейскими учеными на национальные языки. При этом на некоторых из них создается несколько версий перевода, что свидетельствует о разном теоретическом осмыслении новой теории (формировании научных школ) и, соответственно, о различных подходах к передаче номенклатуры средствами того или иного языка. В течение первого десятилетия XIX в. в России было сделано три перевода НХН на русский язык, авторами которых являются акад. А. И. Шерер, акад. Я. Д. Захаров и статский советник П. А. Нилов — член Вольного общества любителей словесности, наук и художеств.
Акад. А. И. Шерер представляет свой «Опыт методического определения химических наименований для российского языка» 9 декабря 1807 г. в Собрании Императорской Академии наук. В преамбуле к переводу он констатирует, что русские химики сталкиваются с неупорядоченностью в терминологии.
2 Мы имеем в виду учебник Й. Ф. Жакена «Lehrbuch der allgemeinen und medicinischen Chymie», переведенный автором на латинский язык и ставший, по свидетельствам современников, первым учебником на латыни, написанным в соответствии с новой номенклатурой [Jacq.].
Отмечая «недостаток в химических наименованиях на Российском языке», он пишет: «У нас нет нетокмо подлинных сочинений, но и переводов классических авторов: не смотря на то Химия (...) преподается на русском языке» [Шер. : 1].
В своей версии перевода НХН А. И. Шерер учитывает не только терминотворческий опыт коллег (акад. В. М. Севергина как переводчика Ж. Кузена и акад. Я. Д. Захаров как переводчика X. Гиртаннера), но мнения и советы знатоков российской словесности по поводу создаваемых им номинаций: «По причине долго-временнаго отсудствия моего из отечества я и сам почти забыл Руской язык» [Шер. : XIII]. В качестве таких консультантов он приглашает А. Н. Оленина4, Ф. И. Энгеля5, В. А. Озерова6 и П. А. Нилова7.
Ценными, на наш взгляд, представляются весьма короткие, но емкие суждения А. И. Шерера о специфике научного языка и его терминологии, формирующейся в рамках общелитературного языка:
Чтобы Русскому языку не сделать притом насилия, это не избе-жимо; ибо он должен принять такие наименования, кои еще не существовали, и словообразования, кои сначала должны являться странными, кои даже, чрез случайное их сходство, иногда напоминают слова обыкновенной жизни, имеющие совсем другое значение. [Шер.1: 3].
При этом он предлагает вывести из системы терминов тривиальные, традиционные, ненаучные названия веществ, место которым в общем лексическом фонде языка: «И так да останутся в кругу обыкновенной жизни ходящие наименования непременными, напр, квасцы, нашатырь и проч.» [Шер.1: 4].
2
А. И. Шерер несколько лет работал и преподавал в Германии.
4 Оленин Алексей Николаевич (1763-1843), государственный деятель, историк-археолог, член Российской Академии, директор Императорской Публичной библиотеки (с 1811 г.).
5 Энгель Федор Иванович (1769-1837), член Государственного совета, автор записки «О поощрении виноделия в России».
6 Озеров Владислав Александрович (1769-1816), поэт-драматург. Нилов Петр Андреевич (1771-1839), государственный деятель,
переводчик.
Для А. И. Шерера образцом является французская номенклатура с ее краткостью наименований. Принцип краткости используется им, прежде всего, при номинации простых веществ: «Наипаче прибирал я каждому существу одно токмо слово для его означения, чтобы удобно было образовать наименование составов также посредством соединения тех имен, коими означаются простые» [Шер. : 4-5]. Вместо бытовавших в химической литературе терминологических словосочетаний материя світа {вещество світа), теплотворное вещество, кислотворное, водотворное вещество (кислородное, водородное начало), угольная материя А. И. Шерер предлагает грамматически унифицированные однословные номинации світотвор, теплотвор, кислотвор, водотвор, углетвор, а также селитротвор, в пользу которого отказывается от заимствования азот. Некоторые из образованных универбов являются кальками научнолатинских (французских) номинаций (кислотвор— лат. oxygenium, фр. oxygène; водотвор — лат. hydrogenium, фр. hydrogène; селитротвор — фр. nitrogène), остальные созданы по аналогии на русской почве (ср. світотвор — фр. lumière, теплотвор — фр. calorique, углетвор — фр. carbone).
При передаче наименований металлов А. И. Шерер сохраняет слова со славянскими (индоевропейскими) корнями, закрепившиеся в русском языке и обозначающие металлы, известные с древнейших времен (золото, серебро, ртуть, свинец, мідь, желізо, олово), открытые в т. н. алхимический период (мышьяк, сюрма, цинк, фосфор), а также позже — в первую половину XVIII в., т. е. до появления кислородной теории А. Лавуазье (висмут, кобольт (так!), никкель, марганец, платина). Данные номинации не унифицированы по грамматическому роду. Что же касается наименований металлов, открытых во второй половине XVIII в. — начале XIX в., то все они в переводе А. И. Шерера оформлены как имена мужского рода с нулевым окончанием или с финалью -ий: молибден, волфрам, уран, теллур, титан, хром, тантал, колумб, церий, никколан, палладий, родий, иридий, осмий. Согласно мнению создателей НХН, все наименования металлов, существовавшие прежде и оставленные в НХН, должны быть во французском языке грамматически маркированы мужским родом [Ene. méthod.: 647]. При этом
авторы НХН, используя опыт шведского химика Т. Бергмана по созданию латинской номенклатуры, а также его предложение унифицировать наименования металлов окончанием -ит, образуют в качестве ориентира новые латинские номинации как на -ит (arsenicum, cobaltum, zincum, platinum и др.), так и на -ium (molibdenium, tungstenium, magnesium, palladium, osmium и др.). Отсюда и вариантность в переводе А. И. Шерера (молибден, но палладий), связанная с традиционной передачей в русском языке науки XVIII в. латинских имен на -ium как имен мужского рода на -ий, а на -ит, us — как имен мужского рода с сохранением латинского окончания (радиус) либо с его отсечением (термометр).
По мнению авторов номенклатуры, все наименования «земель» (оксидов и солей еще не выделенных металлов) должны быть однословными номинациями — существительными женского рода [Ene. méthod.: 649-652]. Судя по названиям «земель», предложенных А. И. Шерером, для него данные наименования — это, прежде всего, простые, однословные номинации, «для того и взяты они из Минералогии, хотя они и не означают там таковыя чистыя существа» [Шер.1: 10]: голыш (Silice), глина (Alumine), талк (Magnesie), циркон (Circone), глицин (Glucine), иттрия (Yttria), известь (Chaux), барит (Baryte) и стронцит (Strontiane).
В номенклатуре А. Лавуазье отдельную группу составляли «щелочности», к которым химики XVIII — начала XIX вв. причисляли поташ, соду и аммиак. Поташ относили к веществам из «царства растений» (он содержался в золе сухопутных растений). Сода представляла собой вещество из «минерального царства», т. к. она содержалась в золе морских растений. В конце XVIII в. немецкий химик М. Клапрот установил, что поташ содержится и в минералах, что дало основание предположить, что в составе поташа есть некое простое вещество, схожее своими свойствами с тем гипотетическим простым веществом, которое входит в состав соды.
Возможно, что с этой гипотезой и связан отказ А. И. Шерера от старых номинаций поташ и сода, оставленных французскими химиками в НХН: «Поташ и сода означают слишком сложные вещества, чтобы они могли служить наименованием столь простых существ. (...) И так соображаясь с предложением Г. Клапрота, почитаю приличнейшим следующия наименования: Кали
(Potasse), Натр (Soude)» [Шер.1: 10-11]. В то же время он пишет: «Что же касается до так называемой летучей щелочности, то я позволил себе подражать сокращенно французскому наименованию: Аммияк» [Шер.1: 11]. Очевидно также и то, что в момент создания перевода НХН и подготовки к печати своего учебного пособия по химии акад. А. И. Шерер не знал о том, что в 1807 г. английский химик Г. Дэви выделил из «щелочностей» действием гальванического тока простые вещества — металлы калий и натрий.
А. И. Шерер, по-видимому, первым вводит в русскую химическую терминологию термин окисел (фр. oxide), хотя и не возражает против варианта окись:
Слово Oxide можно бы, как некоторые и предлагали, перевесть окись: но мне показалось приличнейшим производить сие слово не от окисаю, но от кислый и окислый, равно как и прочил, чтобы все сии наименования, служащия к означению влияния общаго им вещества (именно кислотвора), показывали с ним сходство в словообразовании. [Шер.1: 6].
При этом в обозначении оксидов металлов он отказывается как от «докислородного», архаического термина известь (семантическая калька лат. calx), так и от более современного, предложенного немецкими химиками термина полукислота (словообразовательная калька нем. die Halb säure): «Вместо доселе обыкновенных наименований: металлическия извести и полукислоты, я, сообразно сходству, предпочел наименование: металлические окислы. Причины, меня к этому побудившие, ясны. Оба первые ведут к ложным посторонним понятиям» [Шер. : 9-10].
Стремясь к краткости терминов, А. И. Шерер обращается к словообразовательным возможностям русского языка в создании специальных наименований. Так, для различения кислот, имеющих одно «основание», но в разной степени «насыщенных» кислородом, он, очевидно, отказывается от номинаций, предлагавшихся некоторыми немецкими химиками (X. Гермбштедт, И. Жакен), — совершенная / несовершенная кислота (die vollkommene / unvollkommene Säure), и ориентируется на французские (латинские) номинации, прибегая к словообразовательному калькированию с использованием суффиксов -(я)н- и -оват-: сЬрная / сЬрноватая кислота (фр. acide sulfurique / sulfureux), фосфорная / фосфоро-ватая кислота (фр. acide phosphorique /phosphorеих), селитряная
/ селитроватая кислота (фр. acide nitrique / nitreuxŸ. Комментируя свое решение, А. И. Шерер пишет: «Кажется, что это не противно и духу Российскаго языка, когда подобныя словообразования имеют место и при определении цветов в таком же соотношении, напр, белый и беловатый» [Шер.1: 8].
Создавая русскую версию номенклатуры солей по названию соответствующих кислот, А. И. Шерер, используя набор суффиксов общелитературного языка {-як, -ик), пытается ввести в научный оборот «по примеру французских химиков» семантически прозрачные, мотивированные терминообразования. Корневая морфема при этом отражает название кислоты, служащей «основанием» соли, а суффиксальная — степень «насыщенности» соли кислородом:
Имя рода кислоты превращается в существительное, коего окончание як означает соединение совершенной кислоты с каким-либо соляным основанием, а окончание ик соединение несовершенной кислоты, напр. Carbonates: угляки; Sulfate d’Alumine:
серняк глинистой; Sulfite d’Alumine: серник глинистой. [Шер.1: 8].
Ср. у него же: уксусняки (acetates), мышьяковяки /мышья-ковики (arseniates / arsenites), буровяки (borates), молибденяки (molybdates), солъняки (muriates), яблочняки (malates), млЬчняки (lactates), сахарняки (oxalates), жировяки (sebates), янтарняки (succinates) и т. п. (Ср. также в современной номенклатуре: сульфаты — сульфиты, нитраты — нитриты, хлораты — хлориты и др.).
Иной подход к адаптации НХН представлен у акад. Я. Д. Захарова. Верное замечание автора о том, что создававшиеся национальные номенклатуры на базе романских языков «не имели никакого затруднения внести те же самыя слова в их язык, нужно было только переменить окончательной слог свойству того языка приличной» [Зах.: 332], подкрепляется уверенностью в том, что у русской химической терминологии иной путь развития. В качестве образца предлагается немецкий язык с
8 Можно предположить, что, выбирая способ перевода наименований кислот на русский язык, А. И. Шерер учитывал и подобный опыт их передачи, на французский манер, частью немецких химиков (напр., Ф. Греном): Schwefelsäure /schwefligte Säure, Salpetersäure /sal-petrigte Säure [Gelder: 830, 781].
его пуристическими тенденциями в формировании научной терминологии:
Судя по рвению обогащать язык своими словами, думать должно, что так же и в Химии все наименования от иностранных слов происходящия, на прим. Оксид, Кали, Натром, Фосфор и сему подобныя, из Немецкаго языка истреблены будут. Сему примеру должны последовать и мы. [Зах.: 333].
Так же, как и у А. И. Шерера, в переводе Я. Д. Захарова названия «простых тел» («основ») представлены грамматически унифицированными однословными номинациями свЬтотвор, теплотвор, кислотвор, водотвор, углетвор, селитротвор. Отличия от номинаций ряда металлов, предложенных А. И. Шерером, не сводятся в переводе Я. Д. Захарова лишь к орфографическим вариантам (никель, николан, визмут, теллюр).
Если в версии НХН А. И. Шерера большая часть наименований металлов оказывается унифицированной по грамматическому роду (м. р.), то у Я. Д. Захарова четыре наименования новых металлов {церий, иридий, осмий и родий) представлены как существительные женского рода: ирида (лат., фр. iridium), осма (лат., фр. osmium), родиа (лат., фр. rhodium), церъ (лат., фр. cerium). Морфологическая вариантность, с одной стороны, может быть объяснена традицией в передаче латинских (в том числе греческого происхождения) имен на -ium как существительных м. р. на -ий и ж. р. на -ия [Кутина 1966: 248]. Отсюда родий у
А. И. Шерера и родиа у Я. Д. Захарова. Появление варианта ирида (на месте ожидаемого иридиа), вероятно, объясняется соотнесением номинации металла с именем собственным — Ирида, богиня радуги (греч. г) ipiç ‘радуга’), т. к. металл был назван по свойству его хлоридов отливаться цветами радуги. Тогда вариант осма, возможно, мог быть создан по аналогии с формой ирида, а вариант церъ отнесен к женскому роду, по-видимому, в связи с тем, что данный металл был назван по имени планеты Церера, получившей это наименование в честь римской богини плодородия.
Предлагая новые наименования ряда «хрупких металлов» {мышъяковик, суръмяк и марганцовик), Я. Д. Захаров объясняет свое решение тем, что старые номинации мышьяк, сурьма и марганец служили для обозначения не чистых металлов, а их
химических соединений с другими веществами: мышьяком называли его окись, сурьмой называли ее сульфид, марганцем называли марганцевые руды. Одновременно вместо ставшей традиционной в русском языке номинации вольфрам / волфрам Я. Д. Захаров предлагает наименование юрзен: «Юрзен называю я потому, что он находится у нас в России в горе сего имени» [Зах.: 339].
При передаче наименований «земель» часть номинаций Я. Д. Захаров оставляет в виде заимствований (циркона, строн-циана, итриа), а часть создает в виде сложносоставных наименований, используя исконную лексику: кремнезем, глинозем,
известкозем, горъкозем, тяжелозем, сладкозем. В результате образуются морфологически унифицированные краткие номинации, построенные по одной словообразовательной модели, существующей в русском языке: «Последния три земли названы по их особенному свойству, с присовокуплением как и к первым трем слова Зем, ибо у нас говорят чернозем, т. е. черная земля, что уху ни мало не противно и при том коротко» [Зах.: 340] .
Что же касается передачи на русский язык названий щелочных веществ, то, с одной стороны, Я. Д. Захаров предлагает заимствованную номинацию сода (фр. la soude, лат. soda), восходящую к араб, suwad ‘прибрежное морское растение, зола которого богата углекислым натрием’, а с другой — неточную кальку золянка к номинации поташ (нем. der Pott ‘горшок’, die Asche ‘зола, пепел’): «Поташ есть слово Немецкое, означает горшечную золу и смешен всегда со многими посторонними частицами, для того и употребил я сие новое слово» [Захаров 1810: 340]. В русском варианте НХН Я. Д. Захарова отсутствует русский аналог для номинации l’ammoniaque (лат. ammoniaca), однако он зафиксирован нами в его переводе работы X. Гиртаннера как летучая щелочиха и представляет собой кальку лат. alkali volatile, нем. flüchtiges Alkali [Гирт. : 121].
По мнению Я. Д. Захарова, номенклатурные обозначения должны быть прозрачными, семантически значимыми, а не «лож-
9 тэ
В связи с этим вряд ли оправданно, на наш взгляд, относить номинации кремнезем, глинозем и т. п. к словообразовательным калькам, рассматривая в качестве прототипов нем. die Kieselerde, die Tonerde, die Alaunerde и др. [Арапова 2000: 126, 19].
ноориентирующими». В данном случае он — явный антагонист акад. А. И. Шерера, усматривающий вред в «уху противных, ничего не означающих и насильно в подражание Французскому языку сделанных словах, как то о мышъяковиках, бензовяках, буровяках, камфорняках, селитряках и селитриках, фосфорняках и фосфорниках» и т. п. [Зах.: 333].
Свое следование немецкому «образцу» Я. Д. Захаров понимает, прежде всего, как отказ от заимствований, но при этом ученый предлагает собственные номинации, отличающиеся как от немецких, так и от французских терминов. Так, о немецких кальках совершенная / несовершенная кислота (die vollkommene / unvollkommene Säure) он пишет: «Сии выражения ложны, потому что оне относительны. Всякое тело в своем роде совершенно, и мы не должны опорочивать породу ложными своими понятиями» [Зах.: 334]. В то же время он критикует и французские словообразовательные кальки вроде селитряная / селитроватая кислота (acide nitrique / nitreux), отмечая, что тогда «селитроватая кислота означает, что в сей кислоте не много селитры содержится, а со всем не то, что в ней меньше кисло-твору находится нежели в селитреной кислоте» [Зах.: 334].
Я. Д. Захаров предлагает ввести родовые наименования кислот по источнику их происхождения или получения (терми-нация, основанная на метонимии): кислота сЬрная, селитреная, угольная, фосфорная и т. п., а разные кислоты с одним «основанием», но с различной степенью «насыщения» кислородом (видовые номинации) дифференцировать с помощью искусственных слов-терминов, созданных префиксально-суффиксальным способом: недокись, докисъ, перекись . Тогда, по Захарову, родовым обозначением (гиперонимом) для азотной, например, кислоты,
10 По-видимому, недокись, докисъ, перекись являются неточными кальками номинаций английского химика Т. Томсона, предложившего в 1804 г. для обозначения разных степеней окисления металлов искусственно созданные на базе греко-латинских элементов наименования protoxide, deutoxide, peroxide [Thomson 1810: 142-143]. Данное предположение подтверждается и материалами «Руководства» акад. В. М. Се-вергина (1815 г.), где терминологическая единица deutoxide снабжена пометой об авторе — создателе номинации: Deutoxide. Металлическая окись во второй степени окисления. Докись. Томсон. [Сврг.: 171].
которую получали из селитры, должна являться селитреная кислота (ученый предлагает собственное французское соответствие — acide de nitre), а видовыми обозначениями (гипонимами) — селитреная недокись (acide nitreux) и селитреная докисъ (acide nitrique).
Соответственно, все соли азотной кислоты покрываются гиперонимом селитреные или селитроокислые соли, а названия гипонимов образуются по признаку количественного содержания кислорода в кислотном остатке. Таким образом, соли, образованные кислотой с меньшим содержанием кислорода, должны относиться к подклассу селитронедокислых солей (nitrites). В случае же большего присутствия кислорода в кислоте соль должна входить в подкласс селитродокислых солей {nitrates). В тексте же источника французский аналог nitrites дан в качестве соответствия к подклассу селитродокислых солей, a nitrates — как соответствие к подклассу селитронедокислых солей [Зах.: 349-350]. Скорее всего, это ошибка, допущенная при наборе; в противном случае мы имеем дело с логическими противоречиями в изложении концепции автором, что представляется маловероятным.
Руководствуясь пуристическими принципами ряда немецких химиков, Я. Д. Захаров зачастую лишь декларирует эти принципы, но, по сути, выступает против механистического перевода номенклатуры, за осмысленное терминотворчество, основанное, прежде всего, на однозначности, краткости и прозрачности терминов, — «чтобы оне (слова-термины — А. С.) не имели сходства с названиями других известных тел, чтобы самую вещь (...) поясняли, а не затмевали, чтобы (...) были при том коротки, и наконец, что есть самое важное, чтобы не заключали в себе ложных понятий» [Зах.: 333].
Наконец, третий перевод НХН, принадлежащий П. А. Нилову, оформлен в жанре письма («Письмо к господину Шереру»). Он представляет собой определенный интерес как источник изучения дискуссий о путях развития русской химической терминологии, как документ, свидетельствующий о терминотворческой работе русских ученых-химиков в начале XIX в., а также тех, кто ощущал себя сопричастным этой деятельности. П. А. Нилов не был химиком, но интересовался естественными науками и решил, по-видимому, попробовать себя в переводе
НХН, в чем, по его мнению, немало преуспел: «Труд мой награжден был одобрением вашим и некоторых моих приятелей, в вышеописанном вашем сочинении упомянутых, которые мною приглашены были вместе с вами для руководствования меня в сем предприятии» [Нил.: 3] .
Общие принципы передачи НХН средствами русского языка у П. А. Нилова и у А. И. Шерера во многом совпадают. Среди них — принцип краткости номинаций простых веществ («химических основ»), чтобы удобнее было составлять из них сложные наименования. Справедлива и идея автора перевода о том, что номинации специального языка являются искусственно созданными единицами, не всегда благозвучными, но отражающими научные представления и понятия. Здесь кажется вполне резонным суждение П. А. Нилова о том, что при акте терминации ученый поставлен перед выбором: «держаться либо приятности в выговоре, либо ясного и справедливого знаменования». Продолжая мысль, он пишет:
Французское химическое имяназначение (номенклатура — А. С.) на опыте доказало нам, что слух скоро привыкает к необыкновенным выражениям (...) Следственно, название, которое хотя несколько не обыкновенно, но дает чистое и полное понятие о вещи, им именуемой, может во всей силе удобно быть к выполнению своей цели [Нил.: 7-8], т. е. быть номинацией научных понятий.
В то же время П. А. Нилов оппонирует А. И. Шереру по целому ряду предложенных академиком названий веществ, проявляя при этом крайний пуризм. Известно, что создатели НХН ориентировались, во-первых, на использование латинских и греческих основ и, во-вторых, стремились к грамматической унификации наименований: названия «простых веществ» были представлены как номинации мужского рода, а названия «земель» («неразложенных веществ») — как имена женского рода. Данные принципы построения номенклатуры П. А. Нилов комментирует так:
11 Имеются в виду те же лица (А. Н. Оленин, Ф. И. Энгель,
В. А. Озеров), о которых говорит А. И. Шерер как о своих консультантах.
По свойству их языка не могли они названия сии привести под одинаковое общее правило в окончаниях и довольствовались токмо приличным каждому значением. Сих неудобств не имеем мы в Российском языке; он слишком изобилен в выражениях и удобен к различным изменениям. [Нил.: 5].
П. А. Нилов предлагает унифицировать названия не только простых веществ, но и «земель», т. е. отнести их к мужскому роду, используя формант -ец:
Для изображения основ несложных или тех, коих мы доселе признаем за таковыя, присовокупляю я к существительному имени каждой окончание ец, которое кажется прилично будет свойству нашего языка, ибо в нем находится много слов, имеющих таковое окончание, напр.: крушец, свинец, резец, шилец и т. п. [Нил.: 5].
В результате им предлагаются следующие номинации (в скобках для сравнения — номинации А. И. Шерера): теплец (теплотеор), кислец (кислотвор), водянец (водотвор), свЪтец (1сеЬтотеор), мертеянец (селитротеор), углец (углетвор), магнезец {магнезия), содец (сода), нашатырец (аммияк), голышец {голыш),квасец {глина), магнезец {талк) и др.
Одновременно через унификацию по грамматическому роду П. А. Нилов преследует цель заменить ряд старых наименований веществ (в том числе с заимствованными основами), подвергшихся детерминологизации и вошедших в общелитературный язык. Вот, например, как он рассуждает, предлагая фосфор заменить на свЪтлец:
Название фосфор, давно нами принятое, есть греческое и означает светонос, по имеющемуся в нем свойству светлеться в темноте, в рассуждении чего не нахожу я никакого затруднения произвесть наименование его на Российском языке от сего отличительнаго его свойства [Нил.: 7].
Аналогична и аргументация замены наименований поташ {кали) на пеплец:
Поташ в химическом строгом смысле нельзя назвать тем же наименованием, как он в общежитии называется: достают его из золы или пепла; иностранное присвоили ему название кали от арапов, которые первые доставали его из травы, так именуемой.
Если начальное сие и нечаянное произведение поташа из такого вещества (...) дало им повод к наименованию кали, чему и вы последуете, то для чего бы нам не произвести его от слова пепел. [Нил.: 10].
Указанные выше наименования для П. А. Нилова становятся словообразующими основами для прилагательных, используемых при обозначении видовых номинаций солей, например: уксяк квасечный, нашатыречный, пеплечный, судечный, свинечный [Нил.: 11] и т. п.
У П. А. Нилова наименования солей с одним и тем же кислотным «основанием», но с разной степенью «насыщения» кислородом ранжируются как контрастивы в виде пароними-ческих пар (рядов) и являются кальками соответствующих латинских (французских) обозначений: сЬрняки (sulfates) — сЬрники {sulfites), селитряки {nitrates) — селитрики {nitrites), мышняки {arseniates) — мышники {arsenites) [Нил.: 14, 12] и т. п. Такой же способ номинации классов солей, как было показано, использует и А. И. Шерер. Вполне вероятно, что автором подобного способа передачи номинаций является П. А. Нилов, о чем он весьма деликатно напоминает академику:
Лестно мне также одобрение ваше определенному мною окончанием на -як и —ик, произведение кислот со щелочностями, землями и метальными окислями; признаюсь что сии несколько не обыкновенныя выражения меня страшили, но теперь успокаиваюсь видя на то согласие ваше. [Нил.: 9].
Таким образом, сравнение трех вариантов перевода НХН позволяет сделать некоторые выводы.
При передаче НХН на русский язык переводчики, безусловно, ориентировались на принципы ее организации, обозначенные французскими химиками. Среди этих принципов, важных для лингвистического анализа наименований веществ и научных понятий, следует отметить следующие:
— принцип однозначности номинации, стремление устранить ненужную синонимию: авторы новой номенклатуры не только вводили новые наименования, но и, сохраняя старые, осуществляли их ревизию и упорядочение;
— принцип краткости номинаций, особенно тех, которые являлись обозначением простых веществ, т. к. подобные номи-
нации, в свою очередь, служили «строительным материалом» для создания более сложных имен;
— принцип этимологической прозрачности номинаций простых веществ как отражения, по мнению создателей номенклатуры, их «основного» свойства (кислотвор, водотвор, селит-ротвор и т. п.); вскоре, правда, данный принцип утратил силу, в результате чего появились эпонимические номинации (уран, палладий, церий и др.);
— принцип грамматической унифицированности номинаций: во французском варианте НХН все названия металлов — имена мужского рода, а названия «земель» (с их латинскими корреспондентами) — имена женского рода;
— принцип единой словообразовательной модели для обозначения классов сложных веществ (например, во французской номенклатуре: sulfates — sulfites — sulfures).
Если абстрагироваться от «пуристического радикализма» перевода П. А. Нилова, можно заключить, что все три автора, взявшие на себя труд передачи номенклатуры и новых химических понятий на русский язык, так или иначе обобщают опыт своих предшественников — переводчиков учебно-научной литературы, и определяют принципы формирования русской химической терминологии и ее системы: краткость, однозначность, прозрачность научного наименования, исключающая его соотнесенность с ложными понятиями, грамматическая и словообразовательная унифицированность номинаций там, где это возможно.
Если даже переводчики и декларируют свою приверженность к французскому ли, или немецкому «образцу» как способам языковой организации НХН, то на практике эти декларации реализуются как отказ от механистического перевода, как попытка передачи номенклатуры лексическими, морфологическими и словообразовательными средствами русского языка при достаточной избирательности в случаях материального заимствования.
Источники
Гирт. — X. Гиртаннер. Начальный основания химии горючее существо
опровергающей / Пер. с нем. [Я. Захаровым]. СПб. 1801.
Зах. — Я. Д. Захаров. Разсуждение о Российском Химическом слово-значении // Умозрительныя изследования Императорской Санкт-петербургской Академии наук. T. II. 1810. С. 332-354.
Нил. — П. [А.] Нилов. Письмо к господину Шереру. СПб. 1808.
Шер.1 — А. И. Шерер. Опыт методического определения химических наименований для российскаго языка. СПб. 1808.
Шер.2— А. И. Шерер. Руководство к преподаванию химии (...) Ч. 1. / С нем. яз. перевел надворный советник Василий Джунковский. СПб. 1808.
Jacq. — J. F. Jacquin. Elementa Chemiae universae et medical, ex lingua Germanica in Latinam versa. 2 vol. Viennae Austriae. 1793.
Thomson— Th. Thomson. A System of Chemistry. Vol. 1. Ed. 4. Edinburgh. 1810.
Литература
Арапова 2000 — H. C. Арапова. Кальки в русском языке послепетровского периода. Опыт словаря. М.: Изд-во МГУ. 2000.
Кутина 1966 — JI. JI. Кутина. Формирование терминологии физики в России. Период предломоносовский: первая треть XVIII века. M.-JL: Наука. 1966.
Хаютин 1971 — А. Д. Хаютин. Термин. Теминология. Номенклатура. Самарканд: Изд-во Самарк. гос. ун-та. 1971.
Словари
Сврг. — В. М. Севергин. Руководство к удобнейшему разумению химических книг иностранных. СПб. 1815.
Enc. méthod. — L. В. Guyton de Morveau, H. Maret, F. Chaussier, A. F. Fourcroy, J. P. Duhamel. Encyclopédie méthodique: Chymie, pharmacie et métallurgie. T. 1. Paris; Liège. 1786.
Gehler — J. Gehler. Physicalisches Wörterbuch. Th. 5. Lepzig. 1795.
