CC BY
163
На протяжении всего XIX века роль русско-немецкой торговли постоянно усиливалась. Кёнигсберг приобрел такое значение для двустороннихс экономических связей, что его полусерьезно стали называть «русским портом»: три четверти его морского вывоза составляли товары русского происхождения. Российский консул Фридрих Вы^шемерский в 1880 году писал, что экономическое благополучие столицыI Восточной Пруссии зависит от торговли со своим восточным соседом: «Неурожай в России — и все дела здесь почти прекращаются».
Ю. Костяшов
Юрий Костяшов
(Калининград)
РУССКИЕ НА ВОСТОЧНОЙ ЯРМАРКЕ
В КЁНИГСБЕРГЕ
ОХ частие россиян в различных УУ восточнопрусских ярмарках было давней традицией. Первый русский консул в Кёнигсберге Иван Исаков в донесении 1785 года дал подробное описание кёнигсбергских ярмарок, на которые, по его словам, «съезжается из разных мест довольное число купцов». Особенно ему бросилась в глаза активность своих соотечественников, которые торговали традиционными русскими товарами: пушниной, кожами, черкасскими овчинами, оренбургскими тулупами, пенькой, парусиной, конопляным маслом, икрой, битыми тетеревами и рябчиками, топленым салом, свечами, а также оленьими рогами. При этом консул подчеркивал, что россияне «против всех нациев преимущества имеют, потому что с привозимых товаров или продуктов никаких пошлин не плотят» [1, с. 73 - 74].
На протяжении всего XIX века роль русско-немецкой торговли постоянно усиливалась. Кёнигсберг приобрел такое значение для двусторонних экономических связей, что его полусерьезно стали называть «русским портом»: три четверти его морского вывоза составляли товары русского происхождения. Российский консул Фридрих Выше-мерский в 1880 году писал, что экономическое благополучие столицы Восточной Пруссии зависит от торговли со своим восточным соседом: «Неурожай в России — и все дела здесь почти прекращаются» [2, с. 92 — 94].
На рубеже Х1Х—ХХ веков сюда из России по железной дороге прибывали ежедневно по 400 — 500 вагонов с грузами [3, с. 2 — 3]. По свиде-
Ю. Костяшов Л0"
тельству консула в Мемеле Сергея Протопопова, вся лесная промышленность Восточной Пруссии «существует исключительно за счет русского леса», который служит сырьем для 31 деревообрабатывающего завода [4, с. 68].
Впрочем, по мнению многих, торговый обмен не всегда имел взаимовыгодный характер. Об этом, например, писал посетивший Кёнигсбергскую ярмарку в 1893 году Вас. И. Немирович-Данченко, ныне совсем забытый, а некогда необычайно популярный писатель, опубликовавший при жизни 80-томное собрание сочинений. На выставке он «не увидел ничего особенного»: ярмарочные павильоны построены «прочно и еще более некрасиво, точно попал в кабинет к Собакеви-чу». «Кёнигсберг работает дешево, но скверно», — восклицает писатель, характеризуя низкое качество представленных на ярмарке товаров местных производителей. «Из Кёнигсберга, — продолжает он, — к нам идут вина, фабрикующиеся здесь из рейнвейна. Существует целая наука, как из плохонького писспортера или цельтингера1 приготовить хорошее токайское вино или превосходную мадеру, сделавшую, якобы, путешествие в Индию и обратно, прежде чем вам ее со всевозможной помпой золоченых пробок и этикеток подадут в петербургском или московском ресторане. Тут же приготовляются и самые настоящие шампанские вина, даже во сне не видевшие Шампани» [5, с. 15 — 16, 26 — 27].
Ироничные комментарии русского писателя, впрочем, не противоречат тому очевидному факту, что своим экономическим благополучием Кёнигсберг и Восточная Пруссия были обязаны прежде всего торговле с Россией. В начале XX века здесь предприняли беспрецедентные меры по реконструкции и модернизации портовых сооружений и транспортной системы. На берегах Преголи и в прибрежных гаванях были построены огромные склады, зернохранилища, холодильники, оборудованные по последнему слову техники, в результате чего производственные мощности кёнигсбергского порта возросли в несколько раз [6, с. 5 — 6].
Первая мировая война и революция в России привели к разрыву складывавшихся веками экономических связей. Вместе с тем международная изоляция, в которой оказались оба государства к началу 1920-х годов, объективно способствовала их новому сближению. Благоприятные политические рамки для восстановления двусторонних отношений были созданы после заключения 16 апреля 1922 года Рапалльского договора, который среди прочего предусматривал введение принципа
1 Pissporter, Zeltinger — сорта недорогих столовых вин.
ь-------------------------- Русские на Восточной ярмарке в Кёнигсберге
наибольшего благоприятствования во внешней торговле двух стран, а также открыл дорогу для возобновления работы российского консульства в Кёнигсберге [7, с. 223 — 224].
Одно из своих первых донесений в 1929 году из Кёнигсберга советский генеральный консул Г. К. Меерзон начал такими словами: «Едва ли найдется еще какая-нибудь провинция в Германии, где интерес к СССР был бы так велик, как в Восточной Пруссии» [8, д. 45, л. 50]. Об этом же писала председатель Всесоюзного общества связи с заграницей О. Д. Каменева (сестра Л. Д. Троцкого): «Кёнигсберг, после Берлина, самый яркий уголок в Германии в смысле связи с нами» [Там же, д. 50, л. 93 — 94 об.]. Такие оценки особенно впечатляют, если иметь в виду, что советские официальные лица одновременно не уставали повторять, что «Восточная Пруссия — самая реакционная германская провинция» [Там же, д. 33, л. 8 — 8 об.].
Действительно, ни одна германская провинция не была так заинтересована в нормализации и развитии сотрудничества с Советами, как Восточная Пруссия. Версальский договор, превративший ее в германский эксклав на Востоке, чрезвычайно осложнил экономическое положение края. Местная политическая и хозяйственная элита при поддержке берлинских властей попыталась найти выход в интенсификации региональных экономических связей. Главным инструментом этого курса решено было сделать представительную международную ярмарку, ориентированную на страны бассейна Балтийского моря, Центральной и Восточной Европы.
С этой целью летом 1920 года учредили комитет для организации Германской восточноевропейской ярмарки в Кёнигсберге (Восточной ярмарки — Обішєббє).
Первоначально ярмарка устраивалась дважды в год, в конце зимы и лета, затем (с 1929 года) стала ежегодной и проходила в августе в течение нескольких дней. Она располагалась на месте старых го-
Рис. 1. Афиша XX Германской восточной ярмарки в Кёнигсберге, состоявшейся 21 — 24 августа 1932 года
Ю. Костяшов Л0"
родских укреплений недалеко от Северного вокзала. В 1925 году в восточной ее части был открыт «Дом техники» (ныне торговый комплекс «Эпицентр»), предназначавшийся преимущественно для демонстрации достижений машиностроительной промышленности Германии.
Ярмарка имела универсальный характер, представляла самые разнообразные товары промышленного и сельскохозяйственного назначения и сопровождалась целым рядом специальных мероприятий, начиная от выставок породистого скота или летательных аппаратов и заканчивая экспонированием произведений изобразительного искусства и народных промыслов. Число посетителей ярмарки в середине 1920-х годов превышало 40 тыс. человек, а к концу 1930-х превысило 300 тыс. Кёнигсбергская Остмессе являлась второй после Лейпцигской официальной немецкой ярмаркой. Ее участниками помимо Германии были скандинавские и прибалтийские государства, центрально-европейские и некоторые другие страны. Но главная ставка делалась на необъятный советский рынок [8, д. 409, л. 66 — 67; 9, с. 234—235; 10, с. 3—4].
Россия впервые приняла участие в V Восточной ярмарке в августе 1922 года. Дирекция Остмессе делала все возможное, чтобы закрепить и расширить представительство на ярмарке Советского Союза. В 1922 году в Кёнигсберге был основан Экономический институт для сношений с Россией и восточно-европейскими государствами, который занимался обширной издательской деятельностью и специализировался на укреплении контактов с СССР [11]. В том же году совместно с Городским банком было учреждено общество «Германо-русский товарообмен» для предоставления участникам экономических связей товарных и денежных кредитов; в Москве на Арбате открылось постоянное представительство ярмарки. В Кёнигсберге на русском языке издавались три журнала («Восточно-Европейский рынок», «Восточно-
Европейский лесной рынок» и «Восточно-Европейский земледелец»); к открытию выставки местные газеты выпускали печатные приложения, посвященные СССР; радио готовило специальные передачи, проводились многочисленные собрания, заседания, лекции о жизни в СССР; во время работы Остмессе проходили немецко-русские научные конференции и конгрессы. Делегатам из России немецкая сторона оплачивала проживание, страховку экспонатов и бесплатно предоставляла экспозиционные площади [8, д. 45, л. 27—28, 49 — 51 об., 64; д. 409, л. 84].
Эти усилия Ярмарочного комитета не пропали даром. Уже в 1923 году подготовленная Народным комиссариатом внешней торговли (НКВТ, Внешторг) экспозиция, представлявшая главным образом продукты сельскохозяйственного производства, заняла на ярмарке целый
Ь-------------------------- Русские на Восточной ярмарке в Кёнигсберге
павильон. В 1920-е годы в Кёнигсберг приезжали многочисленные делегации, состоящие из партийных и советских работников, посланцев разных союзных и автономных республик, в том числе Республики немцев Поволжья, представителей промышленных предприятий, научных и учебных заведений. По данным генконсула Г. К. Меерзона, на Остмессе в 1927 году приехали из СССР 60 человек, а в следующем году — уже сто [Там же, д. 45, л. 50].
На XVI Восточной ярмарке, которая состоялась 11 — 14 августа 1928 года, советская экспозиция экспортных товаров была размещена в «Доме техники» [12, с. 23]. Характеризуя значение Восточной выставки для СССР, Г. К. Меерзон писал 16 марта 1929 года в Наркомат по иностранным делам (НКИД): «Участие наше в ежегодных кёнигсбергских Мессах играет крупную роль в деле развития и углубления культурных связей между нашей страной и Восточной Пруссией» [8, д. 409, л. 50]. Не мог скрыть своего удивления и посетивший ярмарку в том же году высокопоставленный работник НКИД Н. Я. Райвид: «В Кёнигсберге чувствуешь себя действительно как бы среди друзей. Во всех выступлениях, посвященных Восточной ярмарке, больше всего места было уделено Советскому Союзу. В неофициальных разговорах кёнигсбергцы объясняются нам в любви» [13].
Рис. 2. Вид с птичьего полета XIX Восточной ярмарки в Кёнигсберге. 1931 год
Ю. Костяшов Л0"
Не все инициативы немецкой стороны находили поддержку. В начале 1929 года в советское консульство обратился профессор местной Академии искусств Герман Брахерт с предложением «организовать на предстоящей в Кёнигсберге художественной выставке советский отдел, для чего понадобилось бы небольшое количество картин, графических и скульптурных работ». Консул сделал соответствующий запрос в Москву и получил ответ, что «в виду перегруженности выставками предложение проф. Брахерта неосуществимо» [8, д. 45, л. 52]. Эта идея была реализована только во время Остмессе 1932 года, когда в Кёнигсберг из Москвы прибыли семь больших ящиков с картинами, изделиями народных промыслов и другими произведениями искусства. При этом именно картины русских художников были признаны лучшими из всех представленных на выставке [Там же, д. 409, л. 23, 44, 60, 63].
Советское генеральное консульство старалось использовать ярмарку для пропагандистской работы и распространения печатной продукции идеологической направленности, а также прилагало усилия для организации в рамках ярмарочных мероприятий выставок советского искусства, показа кинофильмов, распространения книг и т. п. [Там же, д. 2, л. 54; д. 3, л. 9; д. 409, л. 63, 94 — 95].
Как уже отмечалось, численность советской делегации на ярмарке из года в год росла едва ли не в геометрической прогрессии. В связи с этим в июле 1929 года заместитель председателя Совнаркома СССР Я. Э. Рудзутак затребовал отчет о целесообразности поездок больших групп чиновников в Кёнигсберг. В подготовленной для Совнаркома справке о «проделанной работе» говорилось, что в состав делегации входили 24 работника Наркомата земледелия, по 10 сотрудников Ленинградского сельскохозяйственного и Зоотехнического институтов, представители Сельхозснабжения, Госсельсиндиката, других наркоматов и ведомств, а также 30 студентов Тимирязевской академии. Продолжительность командировки составила 21 день, с 10 по 30 августа 1928 года. Советские делегаты ознакомились «со всем новым, что было в Германии в области сельскохозяйственных машин», осмотрев соответствующие павильоны ярмарки, и наметили то, что «может быть после проверки использовано в условиях СССР». Для советских представителей даже устроили наглядное испытание тракторов и других машин в полевых условиях в окрестностях Кёнигсберга. Затем они посетили Кёнигсбергскую сельскохозяйственную палату, Институт растениеводства, Молочно-хозяйственный институт и Мелиоративное бюро, познакомились с организацией счетоводства и ветеринарносанитарного дела. Организаторы выставки провели также экскурсии на местные сельскохозяйственные предприятия: три племенных хо-
ь--------------------------- Русские на Восточной ярмарке в Кёнигсберге
зяйства по разведению крупного рогатого скота, один свиноводческий комплекс, два крупных фермерских хозяйства и, наконец, оставивший самое сильное впечатление Тракененский государственный конный завод. Во время поездки в Эльбинг они побывали на крупнейшем в регионе предприятии по переработке молока и тракторно-автомобилль-ном заводе. Особенно полезной признавалась поездка в Берлин с посещением столичных скотобоен. В целом участие в Остмессе характеризовалось как «весьма ценное», и в заключение выражалась надежда, что «эти экскурсии-командировки дадут еще больше пользы, если они будут проводиться систематически, из года в год» [14].
Рис. 3. Обложка журнала «Восточно-Европейский земледелец» с фотографией руководителей советской делегации на XXI Восточной выставке в Кёнигсберге. Август 1933 года
Ю. Костяшов Л0"
Участие СССР в Остмессе представлялось немецкой стороне столь важным, что после ярмарки 1931 года было решено оставить советский павильон в качестве постоянно действующей выставки при кёнигсбергском Экономическом институте по изучению СССР. При этом, согласно донесению в НКИД от 23 февраля 1932 года нового генконсула Ф. В. Линде, «расходы по содержанию берет на себя Институт, в нашу обязанность входит пополнение этой выставки через каждые 3 месяца или полгода свежим материалом». Внешторг СССР поддержал это начинание, рассматривая выставку как своеобразный центр по распространению знаний о Советском Союзе, и выделил на эти цели 2400 марок в год [8, д. 409, л. 143].
Своего апогея участие Советского Союза в Остмессе достигло в начале 1930-х годов. С приходом к власти нацистов советско-германское сотрудничество во всех областях стало свертываться. НКВТ не решился аннулировать соглашение с Ярмарочным комитетом на 1933 год, однако вопрос о будущем советского павильона стал предметом оживленной дискуссии в различных ведомствах. Сотрудники Всесоюзной торговой палаты (ВТП) подготовили секретный доклад, в котором прямо признавалось: «В коммерческом отношении ярмарка для нас представляет весьма незначительный интерес. Участвовали мы больше по мотивам экономико-политического характера... Интерес со стороны широких масс населения к нашей выставке был весьма значительный...» [15, д. 502, л. 12 — 13]. В июле 1934 года политбюро ЦК ВКП(б) постановило «считать ненужным наше участие» в Кёнигсбергской ярмарке [16, д. 948, л. 2].
Решение высшего партийного руководства сохраняло свою силу в течение следующих пяти лет, однако с заключением в 1939 году советско-германского пакта о ненападении, а затем и договора о дружбе разорванные ранее связи стали стремительно восстанавливаться. Весной 1940 года по инициативе гауляйтера Восточной Пруссии Э. Коха состоялись переговоры об открытии на очередной Остмессе нового советского павильона. В марте 1940 года дирекция ярмарки и обербюр-гермейстер Кёнигсберга направили советскому послу в Берлине
А. А. Шкварцеву официальное приглашение СССР принять участие в XXVIII Германской восточной ярмарке, которая должна была состояться в середине августа [15, д. 2478, л. 8]. Прибывший на переговоры с советским послом А. А. Шкварцевым в Берлин директор ярмарки Ганс Ионас апеллировал к тому факту, что «СССР всегда и раньше, за исключением периода натянутых советско-германских отношений, был представлен в самом широком объеме на выставке в Кёнигсберге». Он также подчеркнул, что столица Восточной Пруссии «является важным центром на пути советско-германской торговли» [17, с. 239—240].
Рис. 4. Дом техники — главный павильон Остмессе. 1930-е годы
Вопрос об участии в ярмарке был рассмотрен на заседании политбюро ЦК ВКП(б) 28 июня. В это время Сталин изо всех сил стремился демонстрировать лояльное отношение к своим новым нацистским друзьям. По его указанию для оборудования советского павильона Наркомвнешторгу было выделено 240,5 тыс. рублей в советской валюте и еще 36,5 тыс. германских марок [16, д. 929, л. 19]. До открытия выставки оставалось менее полутора месяцев, вот почему подготовку советской экспозиции пришлось вести в авральном порядке, этим занимались ВТП и 11 всесоюзных экспортных объединений.
Для размещения экспонатов был арендован зал площадью 400 кв. метров с дополнительными подсобными помещениями в павильоне № 5 (ранее он традиционно отводился под экспозицию вольного города Гданьска, захваченного к этому времени гитлеровцами). Зал представлял собой «деревянное одноэтажное помещение летнего типа, который сообщался с другими залами общим коридором». Тиражом 20,4 тыс. экземпляров в Германии был отпечатан — с большой переплатой из-за срочности — проспект по советскому павильону. Грузы стали поступать в Кёнигсберг с 6 августа, а таможенный досмотр, на который ушло два дня, производился прямо в павильоне. Таможенники «осмотрели тщательным образом все, что было прислано на вы-
Ю. Костяшов Л0"
ставку, причем каждая деталь стендов была записана и взвешена на весах». Оказалось также, что часть стендов сделана на 20 — 30 см выше, чем позволяла высота помещения — их пришлось подпилить. Оформительской работой занимались специалисты Берлинского торгпредства СССР и специально нанятый местный художник [18, оп. 1, д. 119, л. 40—43].
XXVIII Остмессе призвана была продемонстрировать выдающиеся успехи восточнопрусской экономики, прежде всего сельского хозяйства. Однако, по наблюдениям специалистов, в противоположность прошлым годам на этот раз индустриальная часть явно преобладала: территория ярмарки в основном была занята немецкими предприятиями, которых насчитывалось около двух тысяч. Кроме того, собственные павильоны представили как союзники Третьего рейха и порабощенные нацистами страны, так и некоторые нейтральные государства: Болгария, Венгрия, Греция, Иран, Италия, Китай и Манчжоу-Го, Норвегия, Румыния, Словакия, Турция, Финляндия, Швеция, Югославия, Япония. Свои экспозиции имели и такие «географические новости», как Протекторат Чехия и Моравия и Генерал-губернаторство (Польша).
•1- Л 1т #К" . I р- 1|и I
Рис. 5. Почтовая марка, выпущенная к открытию XII Остмессе
ь------------------------- Русские на Восточной ярмарке в Кёнигсберге
Еще с тремя непременными странами-участниками ярмарки вышел конфуз: Литва, Латвия и Эстония буквально за несколько дней до открытия выставки, 3 — 6 августа, были «приняты в братскую семью советских народов». Оргкомитет нашего павильона пребывал в панике: к стендам двенадцати союзных республик, которые открывали всю советскую экспозицию, требовалось срочно прибавить еще четыре (четвертой была Молдавия), выполненных в едином стиле, однако на это не хватало ни места, ни времени, ни материалов. Поэтому, как объяснил комиссар Решетов, «пришлось ограничиться установкой двух симметрично расположенных стеклянных стоек в металлической оправе, на которых были приведены выдержки из решения сессии Верховного Совета СССР о четырех новых республиках» [15, д. 2478, л. 78; 18, оп. 1, д. 119, л. 43 — 44].
Сохранившиеся в архивах описи экспонатов позволяют представить содержание советской экспозиции, а вместе с тем и экспортный потенциал нашей страны.
Выставка открывалась «Вводным разделом», сплошь заполненным пропагандистскими материалами, таблицами и диаграммами. Единственным ярким пятном здесь была карта полезных ископаемых СССР. А далее по кругу располагалось несколько отраслевых экспозиций.
Раздел «Зерно и корма» представлял различные сорта зерновых, коллекцию вин и крепкие напитки, папиросы, чай, сахар, конфеты и другие продукты питания. Именно этот стенд — как сказано в итоговом отчете, «по вполне понятным причинам» — вызвал наибольший интерес посетителей. Сельское хозяйство было представлено также животным и растительным сырьем в богатом ассортименте: лен, хлопок, волокна, кишки, конский волос, щетина, пух и перо, табак, лекарственные травы, эфирные масла. Довольно непрезентабельно выглядела продукция «Экспортлеса» со штабелями бревен и досок.
Зато поражал своим богатством раздел «Пушнина» с первоклассными мехами и меховыми изделиями, достоинства которых в любое время дня бойко обсуждались пестрой толпой немецких фрау и фройлен. Не меньшим успехом пользовались ковры и изделия народных промыслов — палехские шкатулки, федоскинская миниатюра, хохломская роспись и прочее, среди которых бросались в глаза большие тарелки с выполненными в «народном» стиле портретами товарищей Сталина и Молотова.
К стендам, рекламирующим полезные ископаемые СССР, трудно было подойти: проход загораживали мешки с асбестом и костяным углем. Далее на фоне панорамы города Баку показывались сорта нефти, бензина, масел и другая продукция. При этом занимавший центральное положение макет нефтяной вышки был изготовлен чуть ли не в
натуральную величину и «оказался настолько высоким, что показатели о добычи нефти за последние годы в СССР уходили к самому потолку». Экспозицию «скрашивала только витрина драгоценных камней» с горным хрусталем и великолепными изумрудами.
«Интурист» представил плакаты и диапозитивы с видами СССР, а центральную часть раздела занимала панорама Сельскохозяйственной выставки в Москве. Учитывая профиль раздела, довольно странно выглядело отсутствие надписей на немецком языке. Объединение «Международная книга» выставляло печатную продукцию, при этом в отчете отмечено халатное отношение к отбору книг, среди которых оказались запрещенные в Германии произведения, в том числе «Манифест коммунистической партии». На большом стенде «Союзинторг-кино» рекламировались отечественные фильмы («Ленин в 1918 году», «Петр Первый», «Моряки», «Подкидыш», «Минин и Пожарский» и др.). Хотя здесь надписи по-немецки присутствовали, но их разместили «почти у самого пола, что являлось неудобным для чтения и не всегда было заметным» [18, оп. 1, д. 118, л. 1 — 12; д. 119, л. 44—47].
В целом советский павильон оказался явно перегружен «наглядной агитацией» — разного рода графиками, таблицами, диаграммами и плакатами, долженствующими показать достижения первого в мире государства рабочих и крестьян.
В первый день работы выставки
11 августа советский павильон посетили министр экономики Германии Вальтер Функ, министр финансов Шверин фон Крозиг, гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох и директор выставки Ганс Ионас. Экскурсию для них проводил прибывший из Берлина советский посол в Германии А. А. Шквар-цев. После ознакомления с экспонатами «министрам преподнесены были подарки (изделия «Палеха», вино, папиросы)».
«Число посетителей в советском павильоне, — записал в своем дневнике посол Шкварцев, — было значительно больше, чем в павильонах других стран. Проспекты "Интуриста" об СССР, о Сельскохозяйственной выставке в Москве, о Москве были разобраны в очень корот-
Я| О Е и Т 5 С Н Е
05ТМЕ55Е
15.-lB.Au.guit 1937
К О N 1 Е 5 В Е Я Е
1п*егпапопа1е МиНегтеПе ТесИтК ЬапйипгНсЬаИ Напйжегк
Рис. 6. Афиша XXV Восточной ярмарки. 1937 год
ь--------------------------- Русские на Восточной ярмарке в Кёнигсберге
кое время. По всем внешним признакам советский павильон пользовался большим успехом. Большое число записей в Книге отзывов свидетельствует о глубоких симпатиях к СССР, скрытых в германском народе» [17, с. 522 — 524].
На состоявшемся в тот же день торжественном приеме и последовавшем затем банкете Э. Кох заявил, что советский павильон на яр-маарке «свидетельствует о почти неограниченных возможностях, открывающихся после заключения между СССР и Германией экономического договора1» [19]. Выступивший с ответным словом советский торгпред в Германии Е. И. Бабарин также указал, что участие СССР в ярмарке не случайное событие и «наши добрососедские отношения обусловлены не конъюнктурой, а основываются на важных государственных интересах» [15, д. 2478, л. 5]. А посол А. А. Шкварцев произнес прочувствованный тост за здоровье организаторов выставки, вождей нацистской партии и персонально за здоровье гауляйтера [17, с. 522—524].
По словам работников советского павильона, он «пользовался исключительным успехом», посетители интересовались не только товарами, но «также много расспрашивали о жизни Советского Союза». За четыре дня павильон посетили 325—330 тыс. человек, то есть около 90 % всех пришедших на ярмарку. В книге отзывов было оставлено «много положительных записей», правда, встречались и «отдельные немногочисленные записи контрреволюционного содержания», а среди экспонатов неизвестные попытались «распихать» антисоветские листовки «Союза украинского народа» [18, оп. 1, д. 119, л. 47—48].
В отчете об итогах работы комиссара советского павильона Реше-това наркому А. И. Микояну от 15 октября 1940 года отмечалось, что на проведение выставки истрачено 25 979,74 дойчмарок, то есть смета была исполнена с экономией; перерасход традиционно давала лишь 10-я статья — «содержание соваппарата». «Поставленная перед выставкой задача в деле пропаганды успехов как народного хозяйства СССР, так и культуры, — говорилось в заключение, — была успешно выполнена. Выставка способствовала делу объективного ознакомления народов Германии с Советским Союзом» [Там же, л. 49 — 51].
Скромнее выглядели коммерческие результаты проведенного «мероприятия»: не было подписано ни одного контракта. Более того, служащие Берлинского торгпредства «забыли» своевременно получить у германских властей разрешение на продажу экспонатов, как это сделали другие страны. Наш дипломат в Берлине С. И. Бродовский, оценивая работу торгпредства, как-то довольно язвительно за-
I Здесь имеется в виду советско-германское экономическое соглашение от
II февраля 1940 года.
Ю. Костяшов Л0"
метил, что немцы убеждены: мы здесь ничего не продаем и ничего не покупаем, а «только голову дурим с единственной целью замаскировать нашу пропагандистскую работу» [15, оп. 2, д. 1437, л. 50]. Пожалуй, такие слова можно было сказать и по поводу участия СССР в Кёнигсбергской восточной ярмарке.
Список литературы
1. «Описание Кёнигсберга» 1785 г. русского консула Ивана Исакова / публикация Ю. В. Костяшова // Калининградские архивы. Калининград, 2000. Вып. 1.
2. Сборник сведений по департаменту торговли и мануфактур. Консульские донесения. СПб., 1880. Т. 1.
3. Консульские донесения. СПб., 1889. № 63.
4. Краткий обзор донесений императорских российских консульских представителей за границей за 1914 год. Пг., 1915.
5. Немирович-Данченко Вас. И. По Германии и Голландии: Путевые очерки и впечатления. СПб., 1893.
6. Техническое оборудование Кёнигсбергского порта // Восточно-Европейский Земледелец. Кёнигсберг, 1926. № 2 (19).
7. Документы внешней политики СССР. М., 1961. Т. 5.
8. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 5283. Всесоюзное общество культурной связи с заграницей. Оп. 6.
9. Гаузе Ф. Кёнигсберг в Пруссии: История одного европейского города. Рек-лингхаузен, 1994.
10. Кёнигсберг — город восточно-европейских ярмарок. Б. м., [1924].
11. Восточно-Европейский рынок. Орган Экономического института для сношений с Россией и граничащими с Германией восточно-европейскими государствами и Германской восточной ярмарки в Кёнигсберге (Пруссия). 1923. № 9. С. 4.
12. СССР на 16-й Восточно-Европейской ярмарке в Кёнигсберге // Восточно-Европейский земледелец. 1928. № 9. С. 23.
13. Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 0165. Посольство СССР в Германии. Оп. 8. П. 147. Д. 299. Л. 34.
14. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 5446. Совет министров СССР. Оп. 74. Секретариат Я. Э. Рудзутака. Д. 12. Л. 113а — 115.
15. Российский государственный архив экономики. Ф. 413. Министерство внешней торговли СССР. Оп. 13.
16. Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 3.
17. Из дневника полномочного представителя СССР в Германии А. А. Шквар-цева // Документы внешней политики. М., 1995. Т. 23. Кн. 1.
18. Российский государственный архив экономики. Ф. 635. Торгово-промышленная палата СССР.
19. Konigsberger Tageblatt. 1940. 12 Aug.
ФИЛОСОФСКИЕ
СТРАНИЦЫ
На фоне прочих русских историософов случай Мережковского кажется особым не столько из-за любви к построению почти детективных нарративов (религиозное историописание имеет к подобным сценариям естественную склонность), сколько потому, что грань между литературой, философией и историей в его случае стирается начисто.
В. Повилайтис
