CC BY
13
ЯЗЫКОЗНАНИЕ. СОЦИОЛИНГВИСТИКА. ЭТНОЛИНГВИСТИКА
УДК [81L162.3+81U62.1]'282.4(045) DOI: 10.31168/2073-5731.2021.1-2.3.01
Русские лексические и сочетаемостные кальки в чешских и польских островных говорах в России
Скорвид Сергей Сергеевич
Кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Институт славяноведения РАН
119991, Российская Федерация, Москва, Ленинский проспект 32-А Заведующий кафедрой славистики и центральноевропейских исследований
Институт филологии и истории РГГУ
125993, Российская Федерация, Москва, Миусская площадь, д. 6 E-mail: slavcenteur@gmail.com ORCID: 0000-0002-2173-4367
Цитирование: Скорвид С. С. Русские лексические и сочетаемостные кальки в чешских и польских островных говорах в России // Славянский альманах. 2021. № 1-2. С. 291-309. DOI: 10.31168/20735731.2021.1-2.3.01
Статья поступила в редакцию 15.10.2020. Аннотация
В статье на материале островных чешских и польских говоров на территории России обсуждаются проблемы, связанные с вычленением в них русских лексических калек, в том числе с разграничением таких калек и адаптированных заимствований. Существует обширная переходная область на стыке лексического калькирования и адаптации заимствований; в ее рамках следует различать гибридные образования, в которых заимствуется русская аффиксальная морфема (префикс), формально совпадающая с имеющейся в данном идиоме; образования, в которых русская аффиксальная и/или корневая морфема преобразуется исходя из регулярных соответствий между идиомами; случаи образования носителями идиома-реципиента новых лексических единиц по русской модели с опорой на семантику соотносимых морфем при различии их звукового облика. Проблемы разграничения лексических калек и адаптированных заимствований порождает близкое родство русского языка и рассматриваемых идиомов как славянских. Автор намечает пути их решения, принимая во внимание размытость границ между анализируемыми
Скорвид С. С.
феноменами при частой закрепленности русских лексических и семантических калек в изучаемых говорах за определенными устойчивыми коллокациями. В целях адекватного описания таких явлений предлагается ввести более общее понятие «со-четаемостные кальки».
Ключевые слова
Чешские и польские говоры в России, языковой контакт, адаптированные заимствования, семантические и лексические кальки, коллокации.
Теория языковых калек до сих пор разрабатывалась прежде всего применительно к лексике современных литературных языков Нового времени. В отношении по крайней мере одной группы явлений в рамках данной категории, так называемых лексических — или, иначе, словообразовательных — калек, это объясняется традиционной трактовкой таких единиц (которые стали предметом внимания ученых ранее калек семантических) как результата особого рода заимствования, когда принимающий язык «переводит слово и употребляет словосоставления по чужеязычному образцу» (Грот 1899: 2)1; при этом с самого начала подразумевалось, что «переводят», более или менее сознательно, носители не народных языковых страт, а — по выражению Я. К. Грота — «образованного языка». Между тем, как оказывается, возможны и процессы стихийного, спонтанного лексического и тем более семантического калькирования за пределами «интеллектуальных» языковых форм, хотя здесь они имеют несколько иной характер.
Соответственно, в диалектологических исследованиях, посвященных говорам, находившимся или находящимся в ситуации языкового контакта, термин «калька» тоже используется, хотя зачастую нечетко, для характеристики достаточно разнородных лексических явлений. Если речь идет о контакте какого-либо говора с близкород-
1 Это, по всей вероятности, первое определение лексических калек — еще не под этим наименованием — из сочинения Я. К. Грота 1869 г. процитировано со ссылкой на работу (Крысин 1968) в фундаментальном исследовании по теории калькирования (ОЬага 1989: 11), однако, к сожалению, неточно и без авторских примеров, которые сами по себе красноречивы: благословлять, провидение, победоносный, землеописание, любомудрие, влияние, трогательный, последовательность, целесообразный.
ственным языком (в диалектной, региональной разновидности или в литературной форме), такая нечеткость имеет под собой объективные основания. В этом случае тесное родство между идиомом-реципиентом и языком-донором предоставляет двуязычным носителям первого возможность воспользоваться механизмом поморфемного «пересчета», поэтому кальки, особенно лексические, бывает крайне трудно определить так, чтобы с уверенностью отделить их от адаптированных заимствований. Кроме того, в ряде работ при описании подобных явлений употребляются также термины «гибрид» или «гибридное образование» (см. Ананьева 2013: 474; Поляков 2014: 135-138; Дорошко 2016: 66). В данной статье будет предпринята попытка строже разграничить все эти понятия на материале западнославянских говоров в России: двух польских в Восточной и Западной Сибири (ВСП, ЗСП) и группы чешских в Западной Сибири и на Северном Кавказе (ЗСЧ, СКЧ)2.
Русские семантические кальки в чешских островных говорах на территории РФ, т. е. новые значения исконных лексем, развившиеся под влиянием семантики их русских когнатов, уже обсуждались в работе (Скорвид 2020). К рассматривавшимся в ней чешским примерам, таким как vinohrad в русском значении 'виноград' наряду с исконно чешским 'виноградник', drevo в русском значении 'растение с твердым стволом и ветвями' наряду с общим для русского и чешского языков 'древесина', les в русском значении 'древесина (строительный материал)' наряду с совпадающим в обоих языках 'множество деревьев' и др., можно добавить аналогичные примеры из ЗСП и ВСП с лексемами las в тех же двух значениях (при исконном для польских идиомов 'множество деревьев') или xleb (xlép / xlyp) 'хлеб' в обоих
2 В Восточной Сибири представлен генетически малопольско-силез-ский говор д. Вершина Боханского р-на Иркутской обл.; в Западной Сибири — мазурский (польский) говор д. Александровка Краснотуранского р-на Красноярского края и с. Знаменка Боградского р-на Республики Хакасия и генетически восточночешский говор дд. Воскресенка, Новоградка и Репин-ка Калачинского р-на Омской обл.; на Северном Кавказе это, с одной стороны, также восточночешские по происхождению говоры д. Анастасиевка Туапсинского р-на Краснодарского края и х. Мамацев Шовгеновского р-на Республики Адыгея, а с другой — южночешские говоры пос. Кирилловка в составе муниципального образования (МО) Новороссийск и д. Варваровка в составе МО Анапа Краснодарского края. Подробнее о генезисе, истории и современном состоянии этих идиомов см.: (Ананьева, Скорвид 2018).
русских значениях 'пищевой продукт из муки' и 'зерновые' (при исконном первом)3:
(1) в ЗСПßen'je ksatusk'i /ßen'je las (всюду цветочки, всюду лес) при
(2) lasu duzo / strojic se mozna (леса много, строиться можно), pfizus lasu
i m i zrobzil'i styr'i jizbi (привез лесу, и мы построили четыре избы);
(3) в ЗСП xlép i suxari susili (хлеб и сухари сушили) при
(4) s 'ud'a psezucili pomagac / xl'ip roscic (сюда перебросили помогать, хлеб
растить); robzuu nakambajn 'e / xlép ubzérau (работал на комбайне, хлеб убирал);
(5) в ВСП ^¡ev'in 'C kavoukuf xleba (девять кусков хлеба) при
(6) xlyb uotxojiu / plevy uodlatuvauy (зёрна (хлеба) отделялись, полова
отлетала), xl'ep soli / ub'eral'i (хлеб сеяли, убирали).
В приведенных фрагментах высказываний носителей островных польских говоров бесспорные семантические кальки-существительные сочетаются с глаголами, имеющими польский диалектный звуковой вид при типично русских значениях: strojic s e (о постройке (себе) дома), roscic, ubzérau / ub 'eral'i (о хлебе). При этом, хотя все они находят себе точные, с поправками на особенности диалектной фонетики, общепольские — т. е. выступающие в польском языке метрополии — омонимы, здесь, конечно же, не приходится усматривать семантическое калькирование. Соответствующие исконно польские глаголы не обладают общей семантической базой (tertium comparationis) с русскими для развития у них в контактном идиоме вторичного значения, совпадающего с русским: польск. stroic (siq) имеет основное значение 'наряжать(ся)', ubierac (siq) — 'одевать(ся)', roscic в современном языке — уже только переносное значение в устойчивых выражениях
3 Западносибирские польские примеры взяты из приложений к неопубликованным работам (Stupinski 2009, Егоров 2016), а восточносибирские — из приложения к монографии (Mitrenga-Ulitina 2015) и хранящихся в архиве кафедры славистики и центральноевропейских исследований РГГУ записей И. М. Егорова и других участников экспедиции в Вершину (2010). Примеры из диссертации Ступинского сверены с аудиозаписями, предоставленными автором в наше распоряжение и помещенными в тот же архив. Чешские примеры — либо из наших собственных записей, хранящихся в том же архиве, либо почерпнуты из неопубликованных работ (Hakenova 2015, Andrejs 2016). Косой чертой обозначается короткая, двумя косыми чертами — более длинная интонационная пауза в высказывании.
roscic nadziejf 'питать надежду', roscic sobie prawo 'предъявлять свои права' и т. п. Последний глагол в XVI в. сохранял близкое к русскому значение 'растить'4, но крестьянам-переселенцам второй половины XIX — начала XX в. он едва ли был известен, как и предыдущие два глагола: по крайней мере в значении 'одеть / надеть' в ЗСП и ВСП употребляется глагол oblec / uoblyc. Непрефиксальные глаголы strojic se (как и невозвратный strojic 'строить') и roscic, таким образом, следует безоговорочно признать адаптированными заимствованиями5. Трактовка префиксального ubzérac / ub 'erac, однако, допускает варианты. Рассмотрим этот случай подробнее с учетом аналогий, какие он находит в чешских говорах Сибири и Северного Кавказа.
В ЗСЧ отмечены глаголы несовершенного вида (НСВ) ubirat и совершенного вида (СВ) ubrat в нескольких частных значениях, совпадающих со значениями рус. убирать / убрать и отсутствующих у созвучных им собственно чешских глаголов ubírat / ubrat 'убавлять, отбавлять / убавить, отбавить':
(7) nacináme se hotovit k uborce < . > jesli nebude dezdí / nebudou míxat jesi / budem nacnem ubirat jecmen (начинаем готовиться к уборке: если не будет дождей, если они не будут мешать, начнем убирать ячмень);
(8) uciteli ubirali n'ákí (каких-то учителей убирали, т. е. увольняли — о сокращении штатов в школе);
(9) naslapou tadi / ubirat nada (натопчут тут, убирать надо);
(10) máslo se ubere (масло убирают, букв. уберут, т. е. вынимают / вынут — об отделении от сбитого масла пахты).
Глаголы с корнем -klid- / -klíz-, употребляющиеся в этих значениях в чешском языке метрополии, или созвучные им в ЗСЧ не засвидетельствованы. Напротив, в СКЧ лишь изредка встречается глагол ubrat в значении 'удалить', один раз — как синоним глагола uklidit:
(11) ze tam je / stojígauc / abix uklidila s kuxin 'i < . > abix ubrala ten kauc (мол, там стоит диван, так чтобы я убрала из кухни, убрала этот диван
4 Slownik polszczyzny XVI wieku (edycja internetowa). URL: https:// spxvi.edu.pl/indeks/haslo/6989 (дата обращения: 10.04.2021).
5 У второго из них в ЗСП совмещаются значения русских глаголов растить (хлеб, скот, детей) и расти (о детях), ср.: osem jecuv biuo f s 'em'j'e < . .> mama pom 'erua i mi roscili (8 детей было в семье, мама умерла, и мы росли) и с префиксом: jeci podroscil'i (дети подросли).
[переместила]);
(12) i nám tab'ak ubr'alv (и у нас табак убрали [отобрали, отняли]).
В значениях же 'унести, поместив в другое место' и 'навести / наводить порядок' в СКЧ регулярно употребляются собственно чешские глаголы uklidit / uklízet:
(13) rozedn'ilo s'e a mliko doma nemají < . > hdo ho neskoval/ neuklid'il// fs 'o (рассвело, а молока у дома нет: кто его не спрятал, не убрал — всё);
(14) uklid'íme tadi ve dvofe (уберем тут во дворе);
(15) dála ve skole / uklízela (работала в школе, убирала(сь)).
Заслуживает внимания, что те же глаголы с префиксом u- выступают в СКЧ и в других значениях и контекстах, характерных для русских убирать / убрать, в том числе в контекстах, связанных с уборкой урожая:
(16) vinohrát us mu uzrál < . > nado ho bilo us uklízet (виноград у него уже созрел, уже надо было его убирать).
Ср. также возвратный глагол:
(17) dali dvacet stiri hod'ini N'emcúm abi se uklid'ili s Cex (дали 24 часа немцам, чтобы они убрались из Чехии).
В чешском языке метрополии в таких случаях используются глаголы от того же корня с другими префиксами: в частности, в контексте уборки урожая — sklidit / sklízet, в значении 'уйти' — vyklidit se. В СКЧ они не зафиксированы.
Расширение значения глаголов uklidit / uklízet под влиянием семантики русских когнатов убрать / убирать в СКЧ (при вытеснении других однокоренных префиксальных образований), несомненно, представляет собой результат семантического калькирования, а глагол ubrat в примерах (11) и (12) — даже почти не адаптированное окказиональное заимствование. Но будут ли точно такими же адаптированными заимствованиями глаголы ubrat / ubirat в ЗСЧ, а также ub 'erac / ubzérac в ВСП и ЗСП?
С одной стороны, в ЗСЧ глагол ubirat (об урожае и помещениях) органично связан с фонетически и морфологически адаптированным заимствованным существительным uborka, ср. в примере (7) и, в ином значении, в контексте diz delaj uborku (когда делают уборку).
С другой же стороны, для носителей диалекта оба эти глагола, по-видимому, разложимы на составляющие: одинаковые или близкие в чешском и русском языках по звуковой форме, но не по значению префикс и- и корень -Ъг-1-Ыг-, в примерах (7)—(10) с аналогичным в обоих языках закорневым оформлением. Последнее относится также к сходным глаголам в польских говорах Сибири.
Префикс и- с русским значением в рассматриваемых идиомах довольно частотен. Он образует, например, такие префиксальные глаголы движения, соответственно в ЗСЧ (и части СКЧ), ЗСП и ВСП, как ujd'it / щ'йс / иип'я 'уйти', ujet / щ'ехас 'уехать' и парные им глаголы НСВ uxazet / (и)ихо^с 'уходить', ujízd'et / ujez^aс / ас 'уезжать'6. Вместе с тем не в чисто аблативном значении, как в русском языке, а в более специальных чешском и польском значениях, подразумевающих либо «ускользание», либо «покрытие некоторого расстояния», префикс ^ у данных глаголов в названных говорах неизвестен7. Следует ли усматривать здесь явление «калькирования русских приставочных глаголов», как было предложено для некоторых «гибридных» глагольных образований в базирующейся на материале СКЧ работе (Поляков 2014: 136)? Соглашаясь с ее автором в том, что а) во всех таких случаях речь идет о процессах гибридизации и б) нередко при этом наблюдается «заимствование не столько словообразовательного форманта, сколько целой модели» (в основном в области способов глагольного действия и видообразования), которое, в принципе, сопоставимо с лексическим калькированием, мы тем не менее считаем, что иногда имеет место «просто подстановка русской приставки», как это называет Д. К. Поляков применительно к целому ряду префиксальных глаголов в СКЧ.
Гибридные образования, в которых действительно происходит только подстановка русского префикса, если он формально полностью
6 Ср. также глагол, соответствующий русскому увезти: vzali ho / uvezli (взяли его, увезли) (ЗСЧ), do bol'n'icypotymjuz uuv'ezl'i (в больницу потом уже увезли) (ВСП), zara pogruzim i nazat uzezim (сейчас погрузим и назад увезем) (ЗСП).
7 При этом во всех обсуждаемых идиомах сохранились семантически, а в диахронном плане и структурно аналогичные глаголы со значениями '(у)бежать', 'убегать', такие как ut'ikat в ЗСЧ, (u)ucekac в ЗСП и ВСП. Разумеется, существуют здесь также исконные глаголы с синхронно вычленяющимся (перфективирующим) префиксом u-, например в образованиях от корня -pad- (со значением 'упасть').
совпадает с исконным, как кажется, нельзя отнести даже к адаптированным заимствованиям, разве что дополнив перечень возможных типов адаптирования, выделенных в работе (Ананьева 2013: 474-475), чисто семантической адаптацией. Речь здесь идет всего лишь о заимствовании префиксальной морфемы, которая отождествляется с собственной, но не о поморфемном «пересчете» — и тем более не о «переводе» с русского языка на принимающий говор или копировании в нем внутренней формы иноязычного (русского) слова, что по традиции, идущей от XIX в. и поддерживаемой современными авторами, признается необходимым отличительным признаком лексических калек. Схематически механизм возникновения таких образований можно представить на примере одной цепочки глаголов, выступающих соответственно в ЗСЧ / ЗСП / ВСП, в следующей таблице:
исход-
ный префик-
непре- сальный префиксальный
фик- префикс перфектив: рус. имперфектив: рус.
саль- свой / свой / гибрид
ный гибрид
НСВ
d'it / isc pri- / pri-jdit / прийти pп-chazet / р§у приходить
'идти' ply- / psy-(< od-или vy-) pSy-jsc / psy-n's (Р§у)-хо^с
u-jd'it / u-jsc ^ уйти u-xazet / (и)и-хо- ^ уходить
/ uun's
} u-padnout / | ufikat / | исекас
| (u)u-pasc (свой непрефик-
(свой пре- сальный образец)
фиксаль-
ный обра-
зец)
В эту группу образований попадают все перечисленные выше глаголы движения с префиксом и- в ВСП (где, впрочем, префикс, приобретая протезу и-, всё же фонетически адаптируется), ЗСП, ЗСЧ и генетически связанной с ЗСЧ части СКЧ. Заметим, что в ином по происхождению идиоме в рамках СКЧ, говоре пос. Кирилловка под Новороссийском, сохранились глаголы движения с чешским префиксом ос1- в том или ином фонетическом варианте, тогда как образования с
префиксом и- не получили распространения. При этом также в ЗСЧ и ЗСП спорадически фиксируются глаголы движения с исконным префиксом, восходящим к *od- или, в польском идиоме, к *vy- и несущим чисто аблативное значение, в отличие от рус. от- и вы-: в ЗСЧ tet'fsec-ko otxäzi (теперь всё уходит [о давних обычаях]) наряду с uxäzi с тем же значением; в ЗСП jeci vzr'osfyji / dvoje odesuojus / sepozen'U'i (дети взрослые, двое уже ушли, женились); buoto tak'e / teraxojdrog'i zrobzili / a pr 'enjej to n 'e brno ze tam n 'ic / tam n 'e vyjad'es n 'e psyjad'es (грязь такая — сейчас хоть дороги сделали, а раньше же там не было ничего, не уедешь — не подъедешь). В последнем примере, правда, в подчеркнутой словоформе можно усмотреть также адаптированную форму русского глагола с приставкой вы- (т. е. «оттуда не выедешь»).
Если бы удалось установить, что у глаголов движения в рассматриваемых говорах копируется не сам по себе аблативный русский префикс у-, формально совпадающий с исконным (при игнорировании элементов его семантики, важных для языка метрополии), а вся частная система близких по смыслу русских префиксов (у-йти, вы-йти, ото-йти и т. д.) с их специфическими значениями, которая закрепляется вместо первоначальной системы омонимичных, но семантически иначе распределенных собственных префиксов (u-jit / u-jsc, vy-jit / wy--jsc, ode-jit / ode-jsc), в этом случае, видимо, можно было бы говорить о «переводе» и, соответственно, о лексическом калькировании или некоей его фазе. Материал описываемых островных идиомов, однако же, столь далеко идущий вывод не подтверждает.
Вернемся теперь к глаголам ub 'erac (xl'ep) в ВСП, ubzerac (xlep) в ЗСП и ubirat (jecmen) в ЗСЧ. С одной стороны, здесь также можно усмотреть простую подстановку русского префикса вместо исконного z- (5-), поскольку и в польском, и в чешском языке метрополии в контекстах, относящихся к сбору плодов, трав и цветов, употребительны глаголы zbierac / sbirafi. С другой стороны, не исключено, что в этих случаях речь идет о копировании внутренней формы русского гла-
8 При этом польский глагол может относиться также и к уборке зерновых, а чешский в аналогичных контекстах подразумевает скорее подбирание колосков. Примечательно, что в анализируемых чешских говорах этот глагол лишь изредка выступает с префиксом 5-, озвонченным перед корнем с начальным звонким согласным, например: ja dicki ti kitki zЪírala (я всегда эти цветы собирала). Более обычен здесь глагол 5вЫга1 с вокализованным под русским влиянием префиксом: ЬгашЬоп (собирать картофель) и т. д.
гола-образца, восприятии его семантической соотнесенности с про-тотипическим представлением о том, что соответствующие объекты «берут» и «у-даляют»9. Если допустить, что для носителей ВСП, ЗСП и ЗСЧ внутренняя форма глагола остается прозрачной, то использование ими своих соответствий морфем, образующих русский когнат, можно признать поморфемным «переводом», а возникшие в результате польские и чешские глаголы — словообразовательными кальками. В то же время обращает внимание закрепленность их употребления в исследуемых говорах за определенными коллокациями с русизмами в субстантивной части. Формулируя итоговые выводы, мы, безусловно, должны будем это учесть.
Вначале, однако, попытаемся применить предложенный «тест на (лексическое) калькирование», опирающийся на внутреннюю форму, к глаголам, в которых русская префиксальная или корневая морфема (с закорневым оформлением) преобразуется исходя из регулярных соответствий: например, префиксы пере-1пре- и (в ЗСП и ВСП) пров pfe-lpse-lpse-, раз-/рас- в roz-lros-, со- в se-lze- и т. д. Некоторые такие образования в СКЧ анализируются в работе (Поляков 2014: 136—137); в их числе глагол pfebíjet 'прерывать собеседника' — по утверждению автора, возникший «как калька русского перебивать, но с использованием собственно чешских формантов (приставки pfe- и корне-суффиксальной части -bíjeltl)». Примечательно, что этот глагол находит себе точную параллель в ЗСП, ср.:
(18) Bozena mluvila l tak sem next'ela pfebíjet (Божена говорила, и я не хотела перебивать) (СКЧ); mamall apse cojim roskastaljavampse... vas pse... ll no psebzijaj (мама, вы вот про что им расскажите. я вам. вас пере. — ну перебивай!) (ЗСП).
Употребляемые в указанном значении в чешском и польском языке метрополии глагол с тем же префиксом pferusovat, сочетающийся с винительным падежом, как и русский перебивать, и глаголprzerywac, требующий дательного падежа, носителями данных идиомов забыты или помнятся слабо, судя по тому, что информантка из Знаменки колебалась, выбирая между дательным и винительным падежами личного местоимения vy. Префикс новых глаголов, возникших в говоре
9 Исторически, возможно, в этих префиксальных образованиях отражается еще исконное значение корня *Ььг- / Ьег- и т. д. 'нести' (т. е. у-брать = у-нести).
для передачи этого значения, мог сохраниться от исконных лексем или был «пересчитан» из русского пере-. Что же касается корневой и закорневой части, возможно, что и здесь внутренняя форма русского глагола-образца перебивать осталась прозрачной для носителей СКЧ и ЗСП («прерывать как бы ударом»); тогда использование собственных диалектных соответствий корня глагола бить, выступающих в образованиях НСВ, семантически оправданно и перед нами — лексические кальки, а не адаптированные заимствования.
Лишь спорадически в исследуемых диалектах встречаются также случаи создания новых лексических единиц по русской модели с опорой на семантику соотносительных морфем при различии их звукового облика. В чешских идиомах таковы несомненные лексические кальки русских глаголов натоптать — naslapat в ЗСЧ из примера (9) выше и подорвать в значении 'уничтожить взрывом', а также, с возвратным местоимением, подорвать себя в речи представительниц одной семьи из Анапы (с выразительной фонетической чертой их юго-западночешского по происхождению говора):
(19) dis us k n'emupotxazeli / tak von sepojtrhnul i N'emcipojtrhnul (когда к нему уже подходили, он подорвал себя и немцев подорвал); von se nedal vzit ipojtrhnul se hranatov (он не дал себя захватить и подорвал себя гранатой).
Эти кальки образованы путем присоединения префикса pod-, общего для русского и чешского языков, к корню чешских глаголов trhat / trhnout, которым соответствуют рус. рвать /рвануть (ср. с другими префиксами в СКЧ: natrhaji kitki (нарвут цветов), ja si pudu utrhnu vino-hrat (я пойду сорву винограда)), с суффиксацией, как в глаголе trhnout; при этом происходит оглушение конечного согласного префикса и перед корнем на тот же согласный типичная юго-западночешская диалектная диссимиляция tt >jt. Аналогичная калька с той же корневой морфемой в речи носителя СКЧ из Кирилловки — strhnes se (сорвешься [с обрыва]). Современные чешские глаголы odpalit (se) 'подорвать(ся)' и zritit se 'сорваться, рухнуть' потомкам чешских переселенцев на Северном Кавказе, конечно, неизвестны, как и тот факт, что в чешском языке метрополии существуют глаголы podtrhnout со значением 'подчеркнуть' и strhnout, имеющий, кроме прочих, значение 'сорвать', но с возвратным компонентом — только 'внезапно начаться'.
Примеры подобных же калек в ЗСП (из речи разных говорящих) — глаголы с префиксами, соответствующими русским раз- и вы-, от своего корня, которым передан русский -тащ- (алломорф -таск-):
(20) u nas safxoz buu dobri < . > a tera rozvlekl'i / n'e ma n 'ic (у нас совхоз был хороший, а теперь растащили, и нет ничего); fio razvlekl'i (всё растащили) [с русским «аканьем» в предударном слоге]; kon'my san'i na gure vivloko (на лошадях сани наверх вытащат).
Русский глагол тащить (закрепившийся и в современном общепольском языке в виде taszczyc), конечно же, известный носителям ЗСП10, видимо, не воспринимался как «свой»; по этой или другой причине предпочтение было отдано «переводу»: -тащ- > -vlek- / -vlok-.
Бесспорные факты словообразовательного калькирования, когда имеет место не просто «пересчет», а «перевод» русской корневой морфемы с помощью своей, имеющей иной звуковой облик, в анализируемых говорах, однако, редки. Преобладают переходные случаи, в которых оказывается невозможным проведение однозначной границы не только между адаптированными заимствованиями и кальками, но иногда также между кальками лексическими (словообразовательными) и семантическими. Проиллюстрируем последнее на примере префиксального глагола СВ pseprovajic в ЗСП.
Исходным для него является префиксальный же общепольский глагол prowadzic 'вести', в том числе кого-либо — 'провожать' (показывая путь или направляя) и что-либо — 'проводить' (те или иные мероприятия, деятельность) и др. Почти во всех этих значениях данный глагол отмечен и в ЗСП:
(21) (ja) jix provaje / fiex kamratkof (я веду (провожаю, сопровождаю) их, всех подружек); ferm'ersk'e xaz'ajstvo jeden vzuu i tak uny toprovajo (один взял (завел) фермерское хозяйство, и так они его ведут); bratja pr'opov'et' provajo (братья ведут (проводят) проповедь); izucami bukvy / ucen'eprova^im (изучаем буквы, проводим занятия).
Образуемый от него глагол СВ с префиксом prze- (в ЗСП pse-или pre-) имеет соответствующее общепольское значение 'провести (направляя)', '(со)проводить', как в примерах (22)-(23) ниже, но под влиянием семантики русского когната развивает и другие, в том числе 'устроить кому-либо проводы на прощание' (24) и 'провести какое-либо время' (25):
10 Ср. фразеологическое выражение с полонизированным начальным словом ja starsa / grub za tob'oj t'asc ica (я старшая — гроб за тобой тащится) (смысл: смерть тебя вот-вот настигнет).
(22) tedi ja jix pfeprovaje i un 'i st'ixotvor ''en 'ije pozejo (и вот я их (со) провожу, и они стихотворение расскажут);
(23) tedi mi jex v nocy do pouovy drog'ipseprovajim (вот так мы их ночью до половины пути проводим);
(24) druzno mi z n 'imi psezili / fsex ix dobze pseprovajil'i (дружно мы с ними прожили, всех их хорошо проводили)11;
(25) lad jesen '3 dostan 'e / svoje muode lata pseprovaj v dobrym n 'ejscu (лет десять получит, проведет свои молодые годы в хорошем месте [= в тюрьме]).
Развитие этих значений, несомненно, следует отнести к области семантического калькирования, однако глагол ps eprovajic используется в ЗСП и в соответствии с русским 'перевести (с одного языка на другой)':
(26) n'e mog'epseprovajic ci z rusk'ego napolsk'i (я не могу перевести тебе с русского на польский).
В данном случае префикс pse- выступает как результат преобразования русского пере-, а корневая частьprovaj- представляет собой фактически перевод глагола вести; таким образом, здесь можно говорить о лексическом калькировании.
Носительнице ЗСП, которой принадлежит высказывание (26), конечно, неизвестен современный общепольский глагол przetlumaczyc 'перевести' (о межъязыковом переводе), как неизвестны носителям СКЧ и ЗСЧ синонимичный ему чешский глагол СВ pfelozit и парный глагол НСВ prekladat 'переводить'. В этих значениях в обоих чешских островных говорах также употребляются русизмы с префиксом pre-, в который трансформируется русский пере-, и корнем, соответствующим русскому -вед- / -вод-:
(27) ten tlumac co pfevadi na ruski (этот переводчик, что переводит на русский) (СКЧ); trosku rozumite / dav'ajte budete u nas pfevadet //pfeva-dela sem / nu (вы немного понимаете — давайте вы будете нам переводить... ну, я и переводила)12; procet' i pfevet' (прочти и переведи) (ЗСЧ).
11 В аналогичном значении в ЗСП употребляется также глагол НСВ pseprovajac, ср. pseprovajal'i mi jex / pieprasal'i (sic!) 'провожали мы их, попрощались'.
12 Если носительница СКЧ из Кирилловки, жившая несколько лет в Чехословакии, помнила по крайней мере корень существительного tlu-
Эти глаголы подобны рассмотренному выше образованию ргвЬув1 переходного характера и могли бы считаться не адаптированными заимствованиями, а лексическими кальками при допущении, что внутренняя форма русских глаголов переводить / перевести (с одного языка на другой) прозрачна для носителей чешских идиомов. Заметим попутно, что аналогичное русскому направление мотивации в случае обоих этих глаголов иногда мобилизуется и в чешском языке метрополии: лексемы pfevadët /pfev¿st используются для обозначения неточного перевода (пересказа), причем не обязательно речь идет о русизме.
Объективно существующую в описываемых говорах нечеткость границ между адаптированными заимствованиями и кальками, лексическими и семантическими, часто прослеживаемую нерасчлененность и взаимопроникновение данных явлений можно, как нам кажется, адекватно интерпретировать с опорой на понятие «сочетаемостные кальки». Вернемся еще раз к коллокациям хТер иЬ 'егас / х1ер иЬ.егас в ВСП и ЗСП соответственно и зададимся вопросом, насколько целесообразно толковать отдельно их субстантивные компоненты как семантические, а глагольные — как потенциально словообразовательные кальки или адаптированные заимствования. Не следует ли трактовать их скорее как сочетаемостные кальки вполне устойчивого русского выражения убирать хлеб (разумеется, допускающего определенную вариативность в субстантивной части, ср. убирать ячмень > uЫrat ]естеп в ЗСЧ — при том что сама эта культура обозначается не адаптированным чешским когнатом русской лексемы)?
Копируемая носителями островных говоров русская коллока-ция может быть не общерусской, а региональной (диалектной). Так, глагол СВ иЬгас в ЗСП отмечен, с одной стороны, в сочетании с русским названием масличной культуры — рыжика посевного: пт. гк jek иЬгаТ <.. .> masиo гоЫШ (как рыжик убрали — масло делали), а с другой — в контексте г'е$'Т Jen'is"ej zeфsy zroЬziC i (о ^ег'еуп'е zatopsiс <.. > i иЬгаТЧ te d'er'evn'e (решили Енисей сделать больше и ту деревню затопить — и убрали ту деревню). Это несколько необычное для литературного русского языка употребление практически совпадает с диалектным примером, иллюстрирующим основное значение глаголов убирать / убрать 'перемещать на другое место': убирать будут деревню с низких-то местов (СРНГ 46: 121). Аналогично в
тостк 'переводчик (устный)', то чешка из Репинки в Сибири попыталась образовать это наименование по русской модели, но не справилась с задачей: I vot опа / jaк /ряе... / п'ир'ив'отчикъм был'а.
чешском примере из Анастасиевки под Туапсе i nâm tab'ak ubr'aly (и у нас табак убрали) реализуется русское диалектное значение той же глагольной пары 'отбирать, лишать чего-л.', ср.: У нас всё убрали немцы (там же).
Сочетаемостные кальки близки фразеологическим. В широком смысле сочетания типа убирать хлеб — и калькирующие их в описываемых говорах — ужé можно было бы отнести к области фразеологии. Если, однако, считать признаками фразеологизма в более узком понимании неизменный лексический состав и идиоматическое значение, то среди фразеологических калек окажутся такие выражения, как lata svoje b 'orom (годы берут свое) в ВСП (Дорошко 2016: 70) или tadi jim slibovali zlati hori (тут им сулили золотые горы) в СКЧ (в сходном собственно чешском обороте — hory doly, букв. 'горы-долы'). Впрочем, встречаются и примеры неточного калькирования фразеологизмов, при котором оба эти параметра могут нарушаться, ср.:
(28) в ВСП inn'i to by sob 'e rence zauozyl'i (другие бы руки на себя наложили) (Дорошко 2016: 70) с заменой русской конструкции глагола с префиксом на-, управляющего винительным падежом возвратного местоимения с омонимичным предлогом, вероятно по аналогии с польской zalozyc sobie (с беспредложным винительным) 'надеть на себя что-либо';
(29) в ЗСП u m 'en ''a serce se obervauo / ja jade do domu (у меня сердце оборвалось: я еду домой!) со сдвигом значения русского фразеологизма, который подразумевает чувство страха, тревоги (здесь — радости).
Подробный анализ русских фразеологических калек в рассматриваемых идиомах, однако, не входит в задачи данной статьи. Подведем основные итоги.
Материал чешских и польских островных говоров в России дает основания для вычленения в их словарном составе русских семантических и лексических калек. Тем не менее существует обширная переходная область на стыке лексического калькирования и адаптации заимствований; в ее рамках следует различать:
— гибридные образования, в которых заимствуется русская аффиксальная морфема (префикс), формально — но не семантически — совпадающая с имеющейся в данном идиоме;
— образования, в которых русская аффиксальная и/или корневая морфема (вместе с закорневым оформлением) преобразуется исходя из регулярных соответствий между идиомами, в чем можно усма-
тривать как простой фонетико-морфологический «пересчет», так и поморфемный «перевод», т. е. лексическое калькирование, если предположить, что в идиоме-реципиенте копируется внутренняя форма русского образца;
— случаи образования носителями идиома-реципиента новых лексических единиц по русской модели с опорой на семантику соотносимых морфем при различии их звукового облика, т. е. бесспорное лексическое калькирование.
Вместе с тем закрепленность многих калек и/или адаптированных заимствований за определенными коллокациями побуждает ввести в целях адекватного описания таких явлений более общее понятие «соче-таемостные кальки». Оно не подразумевает отказа от идеи вычленения семантических и лексических калек: предлагая это понятие, мы лишь намечаем способ устранения затруднений, возникающих на этом пути. Учитываем мы и то, что «чистых» калек, которые полностью удовлетворяли бы строгим критериям отбора, в исследуемых говорах, бытующих в русскоязычном окружении, удается выявить совсем немного. Это, однако, противоречит эмпирическому ощущению постоянного присутствия русского лексико-семантического «адстрата» в речи всех современных носителей таких идиомов. Принимая во внимание единицы большие, чем слово, мы, как представляется, преодолеваем этот дисбаланс.
Источники и литература
Ананьева 2013 — Ананьева Н. Е. Типология польских говоров Сибири и результаты их контактов с русским идиомом // Славянское языкознание. XV Международный съезд славистов. Минск, 2013 г. Доклады российской делегации / ред. А. М. Молдован, С. М. Толстая. М.: Индрик, 2013. С. 467-478.
Ананьева, Скорвид 2018 — Ананьева Н. Е., Скорвид С. С. Островные западнославянские диалекты на территории России // Славянское языкознание. XVI Международный съезд славистов. Белград, 20-27 августа 2018 г. Доклады российской делегации / отв. ред. С. М. Толстая. М.: Институт славяноведения РАН, 2018. С. 269-300. DOI: 10.31168/0417-6.3.1.
Грот 1899 — Грот Я. К. Филологические разыскания / 1, 2. Материалы для словаря, грамматики и истории русского языка. Спорные вопросы русского правописания от Петра Великого до ныне / [соч.] Я. Грота. 4-е изд., доп., под ред. проф. К. Я. Грота. СПб.: Типография Министерства путей сообщения, 1899. XVI, [2], 941 с.
Дорошко 2016 — Дорошко Э. Явление калькирования в польском говоре жителей деревни Вершина в Сибири // Emigrantologia Slowian. 2016. № 2. S. 63-75.
Егоров 2016 — Егоров И. М. Польский переселенческий говор в Республике Хакасия и в Красноярском крае РФ (фонетика, морфология имени существительного и глагола): выпускная квалификационная работа. М.: РГГУ, 2016. (Рукопись).
Крысин 1968 — Крысин Л. П. Иноязычные слова в современном русском языке. М.: Наука, 1968. 208 с.
Поляков 2014 — Поляков Д. К. Интерференционные процессы и гибридизация в переселенческих говорах // Гибридные формы в славянских культурах / ред. Н. В. Злыднева. М.: Институт славяноведения РАН, 2014. С. 132-147.
Скорвид 2020 — Скорвид С. С. Русские семантические кальки в чешских переселенческих говорах на территории России // Вестник МГЛУ. Сер.: Гуманитарные науки. 2020. № 4 (833). С. 116-129.
СРНГ 46 — Словарь русских народных говоров. Вып. 46 / гл. ред. Ф. Ф. Сороколетов. СПб.: Наука, 2013. 349 с.
Andrejs 2016 — Andrejs R. Vliv ruskeho jazyka na mluvu cesky mlu-vicich obyvatel obce Anastasijevka: diplomova prace. Olomouc: Univerzita Palackeho, 2016. (Рукопись).
Hakenova 2015 — Hakenova B. Jazyk ceske mensiny ve vesnici Repinka na Sibiri. Diplomova prace. Praha: Univerzita Karlova, 2015. (Рукопись).
Mitrenga-Ulitina 2015 — Mitrenga-Ulitina S. J^zyk polski mieszkancow wsi Wierszyna na Syberii. Lublin: Wydawnictwo Uniwersytetu Marii Curie-Sklodowskiej, 2015. 186 s. (J^zyk. Kultura. Spoleczenstwo).
Obara 1989 — Obara J. Teoretyczne problemy kalkowania. Wroclaw: Wydawnictwo Uniwersytetu Wroclawskiego, 1989. 128, [2] s.
Stupinski 2009 — Stupinski E. Polszczyzna okolic Krasnojarska: rozpra-wa doktorska. Lodz: Uniwersytet Lodzski, 2009. (Рукопись).
References
Ananyeva, N. Ie. "Tipologiia pol'skikh govorov Sibiri i rezul'taty ikh kon-taktov s russkim idiomom." Slavianskoe iazykoznanie. XV Mezhdunarodnyi s"ezd slavistov. Minsk, 2013 g. Doklady rossiyskoi delegatsii, ed. by A. Moldovan, S. Tol-staya, Moscow: Indrik, 2013, pp. 467-478.
Ananyeva, N. Ie., and S. S. Skorvid. "Ostrovnye zapadnoslavianskie dialekty na territorii Rossii." Slavianskoe iazykoznanie. XVIMezhdunarodnyi s"ezd sla-
vistov. Belgrad, 2018 g. Doklady rossiyskoi delegatsii, ed. by S. Tolstaya, Moscow: Institut slavianovedeniia RAN, 2018, pp. 269-300. DOI: 10.31168/0417-6.3.1.
Andrejs, R. Vliv ruského jazykana mluvu cesky mluvicich obyvatel obce Ana-stasijevka. Diplomova prace, Olomouc: Univerzita Palackého, 2016 (manuscript).
Doroshko, E. "Yavlenie kal'kirovania v pol'skom govore zhitelei derevni Vershina v Sibiri." Emigrantologia Slowian, no. 2, 2016, pp. 63-75.
Hakenova, B. Jazyk ceské mensiny ve vesnici Repinka na Sibifi. Diplomova prace, Praha, 2015 (manuscript).
Krysin, L. P. Inoiazychnye slova v sovremennom russkom iazyke. Moscow: Nauka, 1968, 208 p.
Mitrenga-Ulitina, S. Jçzyk polski mieszkancow wsi Wierszyna na Syberii. Lublin, 2015, 186 p.
Obara, J. Teoretyczne problemy kalkowania. Wroclaw, 1989, 128, [2] p.
Polyakov, D. K. "Interferentsionnye protsessy i gibridizatsiia v pereselen-cheskikh govorakh." Gibridnye formy v slavianskikh kul'turakh, ed. by N. Zlyd-neva, Moscow: Institut slavianovedeniia RAN, 2014, pp. 132-147.
Skorvid, S. S. "Russkie semanticheskie kal'ki v cheshskikh pereselenche-skikh govorakh na territorii Rossii." Vestnik MGLU, ser. Gumanitarnye nauki, no. 4 (833), 2020, pp. 116-129.
Slovar' russkikh narodnykh govorov, ed. by F. F. Sorokoletov, vol. 46, Saint Petersburg, 2013, 349 p.
Stupinski, E. Polszczyzna okolic Krasnojarska. Rozprawa doktorska, Lodz, 2009 (manuscript).
Yegorov, I. M. Pol'skii pereselencheskii govor v Respublike Khakassiia i v Krasnoiarskom kraie RF (fonetika, morfologiia imeni sushchestvitel'nogo i gla-gola). Vypusknaia kvalifikatsionnaia rabota, Moscow, 2016 (manuscript).
DOI 10.31168/2073-5731.2021.1-2.3.01 SkorvidS. S.
Russian lexical and collocative calques in the Czech and Polish insular dialects in Russia
Sergej S. Skorvid PhD, Senior Researcher
Institute of Slavic Studies of the Russian Academy of Sciences 119991, Leninsky Prospect 32-A, Moscow, Russian Federation Head of the Slavic and Central European Studies Department Russian State University for the Humanities Institute for Philology and History
125993, Miusskaya Square 6, Moscow, Russian Federation E-mail: slavcenteur@gmail.com ORCID: 0000-0002-2173-4367
Citation: Skorvid S. S. Russian lexical and collocative calques in the Czech and Polish insular dialects in Russia // Slavic Almanac. 2021. No. 1-2. P. 291-309 (in Russian). DOI: 10.31168/2073-5731.2021.1-2.3.01
Received 15.10.2020.
Abstract
The paper reports on a study of immigrant Czech and Polish dialects in Russia that have been strongly influenced by the dominant language of their surroundings. The author discusses problems detecting Russian lexical calques in the examined dialects, in particular differentiating calques and adapted borrowings. These difficulties appear to be due to the close affinity of the Russian language and the influenced dialects, which have common Slavic origin. The article proposes approaches for solving the problems by observing various aspects of calque formation, taking into consideration the fact that the border between the analyzed phenomena is vague and the calques are often firmly bounded with certain collocations. There are numerous transitional phenomena at the intersection of lexical calques and adapted borrowings, such as hybrid formations, formations in which the Russian affixal or root morphemes are transformed based on regular correspondences between idioms, cases of the formation of new lexical units in the recipient idiom according to the Russian model based on the semantics of correlated morphemes. In order to adequately describe such phenomena, it is proposed to introduce a more general concept of "collocative calques".
Keywords
Czech and Polish dialects in Russia, language contact, adapted borrowings, semantic and lexical calques, collocations.
