CC BY
32
12 Н. Рыжков, бывший глава советского правительства, анализируя при-
чины краха СССР, сказал примерно так: «Нас всегда учили, что идеология это надстройка. А оказалось, что идеология - базис». Цитирую по памяти, к сожалению, мне не удалось найти текста этого выступления. Но ручаюсь не только за смысл, но и за близость к тексту. Меня тогда, в начале 90-х, поразила не столько сама мысль, к которой я тоже подходил, сколько категориальная четкость формулировки, показавшаяся удивительной в устах вовсе не теоретика, а чистого «хозяйственника». Склонен думать, что Н. Рыжкову никто это не подсказал, так как политически рядом с ним были догматики от марксизма, которому этот тезис прямо противоречит. И как раз умный и не в такой степени, как профессиональные идеологические чиновники, «зашоренный» хозяйственник вполне мог, наблюдая, как именно крах идеологии в период «гласности» стал непосредственной причиной падения режима, понять и сформулировать этот совершенно верный общетеоретический тезис.
13 В его марксистском понимании. Сегодня распространено более широ-
кое понимание капитализма как всякого вложения средств, приносящего прибыль.
14 Директор Центра СНГ Института Европы РАН, доктор исторических наук,
профессор.
15 Статья написана до объявления «преемника». Впрочем, для теорети-
ческого анализа это объявление ничего не меняет.
16 С апреля 2000 г. работал в качестве советника Президента России по
экономической политике. В конце 2005 г. подал в отставку.
17 Данные на конец 2006 г. А. Илларионов ссылается на исследования
известного социолога О. Крыштановской.
18 Термин «капитализм» Вебер здесь использует в более широком, чем
марксистское, значении. См. примечание 13.
19 Директор по стратегиям и аналитике ГК «Никколо М», доктор социоло-
гических наук.
20 Таблица в более простом для восприятия виде дана по (13, 227). Ори-
гинал см. (2).
21 Цитата 2004 года.
22 Советник Председателя Конституционного суда РФ, научный директор
Института права и публичной политики, доктор политических наук.
В.И.Красиков
Кемеровский государственный университет
РУССКИЕ ФИЛОСОФЫ В АМЕРИКЕ XX ВЕКА: ЗАВОЕВАТЬ, УКРЫТЬСЯ, ПРОФЕССИОНАЛЬНО САМОРЕАЛИЗОВАТЬСЯ
Аннотация
Статья посвящена анализу особенностей судеб и жизненных стратегий отечественных мыслителей, оказавшихся в Америке в течение XXстолетия. Эмиграция разных волн имела отличные друг от друга тренды, обусловленные разительными переменами в самой России. Первая волна (революция и гражданская война) состояла во многом из людей с бойцовской мотивацией, пытавшихся доказать свою состоятельность и неправду гонителей. Эмигранты второй и третьей волны просто бежали от бедствий, преследований, жизни, превратившейся в постоянный стресс. Также это было характерно и для некоторых возрастных философов, которых
судьба обрекла на вторичную эмиграцию (из разрушенной послевоенной Европы). Здесь преобладающий лейтмотив: «пожить, наконец-то, спокойной человеческой жизнью». Четвертая волна идет из России последних двух-трех десятилетий. Мотивация современных даже не эмигрантов, а скорее мигрантов, и даже в ряде случаев просто сознательных и успешных космополитов, -«найти подобающее мне место на перекрестии миров и культур». В статье исследуются наиболее характерные фигуры философствующих интеллектуалов в четырех волнах российской эмиграции в Америку.
Ключевые слова: четыре волны эмиграции русских в Америку, философствующие интеллектуалы, жизненные стратегии.
V.I. Krasikov
Kemerovo State University
RUSSIAN PHILOSOPHERS IN AMERICA OF THE 20-TH CENTURY: TO GAIN PROMINENCE, TO TAKE REFUGE, TO ACHIEVE PROFESSIONAL SELF-REALIZATION
Annotation
The article analyzes the peculiarities of the life stories and life strategies of Russian thinkers who landed up in America during the XX century. Different waves of emigration had distinct trends caused by dramatic changes in Russia itself. The first wave (The Revolution and Civil War) consisted largely of the people with a combative spirit motivation who tried to prove their worth and made a liar of their persecutors. The emigrants of the second and the third wave just fled from miseries, persecution and the life, which had turned into a steady-state stress. Besides, it was typical of some mature philosopher who had been doomed for the recurrent emigration (from the devastated post-war Europe). In that case the dominant keynote was «to live, finally, like a human being». The fourth wave has been going from Russia for the latest two or three decades. The motivation of the present-day not even immigrants but rather migrants and even in some cases just simply deliberately active and successful cosmopolitans - «to find their own level at the intersection of worlds and cultures». This article studies the most significant figures out of the philosophizing intellectuals of the four waves of the Russian emigration to America.
Keywords: four waves of the Russian emigration to America, philosophizing intellectuals, life strategies.
Статья подготовлена при финансовой поддержке и в рамках выполнения научно-исследовательского проекта РГНФ № 09-03-00189-Р/Р
Если Европа была открыта русским после Петра, -как для увеселительно-познавательных вояжей, так и для духовного освоения, - то Америка по-настоящему стала доступна лишь в XX веке. Волны эмигрантов из России, пребывавшей в перманентных революционно-военных конвульсиях, распространились на многие страны и континенты, в том числе и на Новый свет, где самой желанной пристанью были США. Многие талантливые соотечественники составили славу своей новой родине, несть числа поэтам, художникам, музыкантам, изобретателям, ученым и деловым людям, достигшим успеха, попутно укрепившим и без того могучую державу. Другие стали про-
сто хорошими гражданами страны, давшую им свободу, безопасность и возможности для самовыражения.
Были среди тысяч эмигрантов и философы - люди, образованием и профессией предназначенные создавать общезначимое. Мы обозначаем «философов» по кондициям и меркам российского XIX века, когда к ним еще относились сегодняшние, существующие ныне в сепаратных отсеках, социологи, психологи, культурологи, богословы и писатели. Все они имели объединяющий метафизический интерес к размышлениям, воплотившимся в работах обобщающего порядка о человеке и обществе, судьбах России и Америки.
Разные это были люди, в разное время и в разном возрасте, волей исторических судеб либо собственных дерзновений очутившиеся на американском берегу. Скудна информация о многих из них, другие до сих пор пребывают в безвестности. Вместе с тем, все же имеется достаточный объем знаний о наиболее публичных из них, сумевших оставить яркие или же вполне различимые следы для будущего исследователя. И хотя, возможно, их выборка не столь велика для каких-то социологических обобщений, однако вполне репрезентативна для социально-философских и культурологических рассуждений.
Эмиграция разных волн имела отличные друг от друга тренды, обусловленные разительными переменами в самой России. Первая волна (революция и гражданская война) состояла во многом из людей с бойцовской мотивацией: «Что ж, мы проиграли здесь, но все равно выиграем в другом месте - будем знаменитыми и успешными»1. Если силой и несправедливостью нас лишили нормальных условий социально-естественной конкуренции, то найдем и обретем утерянное, доказывая тем самым свою состоятельность и неправду гонителей. Вторая и третья волны шли уже из обескровленной на пассионариев России2, люди просто бежали от бедствий, преследований, жизни, превратившейся в постоянный стресс. Также это было характерно и для некоторых возрастных философов, которых судьба обрекла на вторичную эмиграцию (из разрушенной послевоенной Европы). Здесь преобладающий лейтмотив: «пожить, наконец-то, спокойной человеческой жизнью». Четвертая волна идет из России последних двух-трех десятилетий. Трудно назвать наши девяностые годы прошлого века благополучными, однако все же прекратилась вековая конфронтация государства и населения. Экономическая эмиграция перерастает в профессиональную - в поисках незаурядными людьми мест с лучшими возможностями для самореализации. Нефтегазовая империя обладает, увы, отсталой, консервативной, местечковой системой организации науки, образования и культуры, средой, жестко и сладострастно нивелирующей все мало-мальски возвышающееся над болотистой местностью. Мотивация современных даже не эмигрантов, а скорее мигрантов, и даже в ряде случаев просто сознательных и успешных космополитов, - «найти подобающее мне место на перекрестии миров и культур».
Бесспорно, самыми яркими и успешными из первой когорты эмиграции философствующих российских интеллектуалов оказались Алиса Фронз-Розенбаум (1905-1982), ставшая известной в Америке как Айн Рэнд3 и Питирим Сорокин (1889-1968). Если Сорокина хорошо знают у нас как социолога и социального философа с мировой репутацией, то с Айн Рэнд наш читатель только-только начинает знакомиться. Меж тем и по происхождению, и по социализации (закончила Ленинградский университет) - она россиянка, сознательно покинувшая родину ставшую для нее чужбиной в 21 год4.
Между ними много общего, несмотря на то, что они выбрали разные карьеры: литературную и академическую.
Начать с того, что оба оказались в Америке без каких-то средств и оба совершенно не знали английского. Оба сделали решительный экзистенциальный выбор в пользу новой родины, сожли все мосты, стали ярыми патриотами и пламенными защитниками ее ценностей и идеалов - эмигранты следующих волн уже подобного не хотели и не делали. При большом уважении к Америке они все же в большинстве своем предпочитали не забывать о России.
Сорокин, как он вспоминает в своих мемуарах, старался использовать любую возможность для активной языковой практики, постоянно был в публичных местах, затевал разговоры при любой мало-мальски выдававшейся возможности. Хотя за 40 лет он так и не сумел избавиться от сильного русского акцента, он стал прекрасным лектором, постоянно собиравшим 800-1000 слушателей, признанным полемистом. Рэнд вообще совершила невероятное - начав в 21 год изучение чужого языка с нуля, она стала признанным в Америке писателем, автором литературно-философских романов, а это неизмеримо труднее, чем писать по неким устоявшимся шаблонам научные работы - романы ведь читают добровольно.
И Сорокин, и Рэнд отличались железной волей, целеустремленностью и фантастической работоспособностью. Так, первый за шесть лет своей работы в университете Миннесота (1923-1929), помимо выполнения полагавшейся преподавательской нагрузки, сумел написать шесть объемных книг, сделавших его известным в США и как следствие - приглашение в один из ведущих американских университетов — Гарвардский. Здесь он через год создал и возглавил факультет, ставший впоследствии центром социологии в Америке.
Первыми занятиями Алисы Розенбаум по прибытии была работа статистки и сценаристки, потом она побывала официанткой и секретарем. Когда в течение четырех лет Рэнд писала свой наиболее известный роман «Источник», эта одержимая работой женщина зачастую проводила по тридцать часов за печатной машинкой без единого перерыва на еду или сон (1).
Обратной стороной подобного почти возрожденческого титанизма были безаппеляционность, взрывной темперамент, критицизм и большое самомнение. Вероятно, без подобной подкладки-основы было бы невозможно феерическое творческое горение их долгих жизней.
Сорокину, как вспоминает его аспирант Роберт Мер-тон (5), был присущ ярко выраженный критический и политический стиль, критика была для него средством выражения мысли. Дружеские отношения со студентами и коллегами довольно часто, хотя и временно, омрачались вспышками страстного антагонизма и острой критики. Он подходил к чужим работам с априорным скептицизмом, рассматривая их как бы с «высоких общенаучных позиций», на которых, разумеется, пребывал лишь он один и в гордом одиночестве: «это не ново», «но это не вполне правильно», «все это было не систематизировано», «это было сказано раньше» и т.п. Это был профессор, не сомневающийся в своих познаниях, открыто с ним спорить было просто невозможно. Вспышки гнева охватывали его в тех случаях, когда люди не оказывали ему должного уважения, в открытую не соглашались с его идеями или посягали на его авторитет.
Рэнд считали догматичной в убеждениях и высокомерной в отношениях с другими людьми. Она была замкнута и излишне раздражительна, вызывала насмешки и ненависть большинства либералов и интеллектуалов, глубоко верила в то, что мир делится на «черное и белое и нет серого цвета. Добро борется со злом, и нет никакого оправдания действиям, которые мы считаем злом». Слова «компромисс» не было в ее лексиконе. Философы лю-
били или ненавидели ее, но большинство из них никогда не принимали ее, также как и литературные круги, но ее книги пользовались гораздо большей популярностью, чем книги тех, кто ее оскорблял. И, конечно же, никто не говорил о ней с безразличием (3).
Оба наших фигуранта достигли феноменальных результатов, став очень известными людьми в своей области, однако при всей их яркости, оригинальности, переходящей в гениальность, оценка их профессиональными философами довольно сдержана и критична.
Так, Сорокин написал 40 книг, неоднократно переиздававшихся в странах Европы, Азии и Америки, множество очерков и более 200 статей. Его труды переведены на 48 языков мира. В 1965 г он был избран президентом Американской социологической ассоциации, неоднократно избирался почетным членом многих академий. Ряд американских, канадских, латиноамериканских и индийских университетов организовали сорокинские центры в своих библиотеках и проводили сорокинские фестивали, где с научными докладами выступали крупнейшие ученые мира. Американская социологическая ассоциация, ряд американских и канадских университетов и Международный социологический конгресс учредили «сорокинские премии», которые каждый год присуждаются автору важнейшей социологической работы. Вместе с тем, Мертон отмечал, что многие восхищались скорее его умом и бойцовским темпераментом, нежели вкладом в социологию. Сорокин все же остался более социальным философом, даже социальным метафизиком и его теории более органично смотрятся в традиции европейской социальной мысли, нежели в мейнстриме американской социологии.
Романы Рэнд «Источник» и «Атлант расправил плечи» были «слишком интеллектуальны» и «не для широкой публики», как говорили издатели, двенадцать из которых возвратили рукопись «Источника». Они утверждали, что книга слишком противоречива, с невероятной сюжетной линией. В конце концов, один издатель все же поддался уговорам автора и опубликовал роман, хотя и не видел никакой возможности продать его когда-либо. За следующие десять лет «Источник» был продан в количестве четырех миллионов экземпляров и стал культовой книгой. «Атлант» с 1957 года распродан уже более чем в пяти миллионах экземпляров, до сих пор продается более чем по 100 тысяч экземпляров каждый год, занимая второе место после Библии в опросах о наиболее читаемых книгах в США.
Позиционируя себя не просто беллетристом, но и философом, она создала Институт Натаниэла Брэндена5 в Нью-Йорке, ставший центром объективистской философии. В 60-70-х Рэнд посетила множество университетов, включая Гарвардский, Йельский и Колумбийский, в качестве лектора, пропагандируя поистине с мессианским пылом свою объективистскую философию. Философия, правда, довольно незатейливая, некое вульгаризованное ницшеанство, однако простота, доходчивость, мантрическое повторение банальностей оказывают на людей магическое воздействие. Индивидуализм (эгоизм), рациональность, абсолютная рыночная свобода, креативность, героизм в достижении успеха - вот ее кредо, воплощающееся в образцовом мужском характере (Рэнд была антифеминисткой). Все, что противоречит этим принципам: коммунизм, религия, мягкотелый либерализм американских интеллектуалов, - объекты ее яростных нападок.
Вторая волна эмиграции известна возрастными философами, перебравшимися в США в 40-х гг. XX века из разрушенной войной Европы. Это были: Николай Лосский (1870-1965), Георгий Флоровский (1893-1979) и Георгий Федотов (1886-1951). Здесь, в Нью-Йорке, и возникло впер-
вые некое подобие русского религиозно-философского сообщества на институциональной базе православных организаций: Свято-Владимирской семинарии и Нью-Йоркской духовной академии Св. Владимира, где некоторое время они вместе преподавали. В принципе, при естественных различиях в учениях каждого из них, была и некая общая объединяющая платформа: идеалы и ценности их молодости - классической русской религиозной философии. Школы, социальной сети, однако не сложилось - интуитивист Лосский, христианский социалист Федотов и богослов-экуменист Флоровский стали уже самостоятельными философскими величинами, чтобы иметь мотивацию к осуществлению какого-то нового общего проекта, в котором им надо было поступаться своими принципами. К тому же не способствовала единению как склочная среда политической эмиграции, так и интриги в православных кругах Америки. Поэтому мы видим, что вскорости они расстаются: Лосский переезжает в Лос-Анджелес, Флоровский преподает сначала на богословском факультете Гарвардского университета, потом в университете Принстона, и лишь Федотов до конца жизни остался верен Свято-Владимирской православной семинарии.
Хотя все они были немолоды (за 50, а Лосский так тот вообще был на восьмом десятке), спокойная американская жизнь способствовала активизации их жизнедеятельности, появлению «второго дыхания» в творчестве и общественных усилиях. Восьмидесятилетний Лосский подготовит и издаст свою последнюю значительную работу -«Характер русского народа» (1957). Федотов становится признанным специалистом по философии истории и одним из основателей синтетической области философского знания - «богословия культуры», работая в последние годы своей жизни над большим трудом по истории русской духовной культуры (доведенном до XV в.) Флоровский выступает с докладами не только на официальных экуменических собраниях: для проповеди в местных приходах его приглашают и католики, и англикане, конгрега-ционисты и методисты. Как признанный и авторитетный православный богослов, он также принимал активное участие в университетской жизни Америки читая лекция и печатая статьи.
Эмиграция 70-80 гг зачастую называется «еврейско-диссидентской». Она была связана как с началом «заморозков» в общественно-политической жизни СССР (вторжение в Чехословакию, формирование стиля «застой», начало диссидентского движения, сопряженные с этим «мягкие» репрессалии, ужесточение цензуры и запреты на профессии), так и договоренностью с американцами о разрешении на эмиграцию сыновьям Сиона6. И опять Россия понесла существенные интеллектуальные потери. Упомянем лишь наиболее известных представителей художественной и гуманитарной интеллигенции: литераторы И. Бродский, А. Солженицын, В. Аксенов, А. Довла-тов, Саша Соколов, Э. Лимонов, В. Войнович, Э. Тополь, Ю. Алешковский, Н. Коржавин, лингвист А. Жолковский, скульптор Э. Неизвестный, музыкант М. Ростропович и мн. др.
Понятно, что фигуры такого уровня не были обделены вниманием и им были предоставлены хорошие условия для продолжения их творческой деятельности, из-за которой многих (особенно литераторов, философов и обществоведов) собственно и выдавили из СССР И даже менее публичные философы и социологи находили вполне приличные места в университетах и делали академические карьеры, т.к. уезжали в то время из Союза люди, которым действительно мешали делать то, что они умеют и хотят, которые, вместе с тем, могли выстоять и пробить выезд. Характерной их чертой стало одиночество, чувство
глубокого, метафизического разлада с окружающей американской действительностью, неизбывная ностальгия по России. В отличие от первой (и второй) волны эмиграции, которые бежали от наступающей новой реальности, принесли с собой, сохраняя и культивируя дооктябрьскую культуру, параллельно врастая в американскую действительность, не стремясь в «Советы», эмигранты третьей волны уже успели стать «советскими» и оставили Родину, которую они принимали. Они хотели возвращения и многие, кто остался в живых, вернулись или же часто бывают в России, в отличие от последующей, четвертой волны, которая себя и не считает «эмиграцией», реально зная о том, что в современном глобализующемся мире - это просто жизнь «на две страны», и дом там, где в данное время находишься ты и твои близкие.
Эмигранты третьей волны чувствовали себя «врагами» страны, где правили коммунисты, а большинство страны благополучно пребывало в их идеологических чарах. Здесь же, в Америке, они видели иной, внутренне чуждый им мир, живущий в непонятно-мелких делах и заботах. Архетипом культурного самозамыкания стал Солженицын, который в действительности жил как бы не в Америке, а у себя дома, не обращая внимания на окружающих: соседей, прессу, других эмигрантов. За все годы в Вермонте он редко выбирался в мир, но когда это все же делал, то лишь для того, чтобы обвинить Запад в аморализме, кон-сюмеризме и декадансе.
Те же настроения одиночества и культурного разрыва мы видим у видного отечественного философа Давида Зильбермана7 (1938-1977). Зильберман - классический пример коммунистических «запретов на профессию». Технарь по образованию, он, живя после распределения в Ашхабаде, увлекся в 60-х гг. философией и индологией, поступил в аспирантуру Института конкретных социальных исследований АН СССР в Москве. Фундаментальная диссертация о культурной традиции (900 с.), подготовленная им по итогам аспирантуры, оказалась «непроходной», а вскоре после опубликования за границей его статьи о каббале Зильбермана вообще отлучили от научной деятельности и «предложили» покинуть Москву. В США, куда он эмигрировал в 1973 году, его профессиональная судьба резко изменилась: он был приглашен читать лекции по философии и антропологии в Нью-Йоркском университете, затем преподавал индийскую философию в университете Чикаго, а последние два года своей жизни провел в качестве профессора философии Брандайзского университета (Brandeis University) в Бостоне.
Однако, несмотря на столь решительно позитивное изменение в судьбе, наш герой чувствует, что потерял все же больше, чем приобрел - в силу непреодолимой культурной несовместимости. В письмах своему учителю, российскому социологу Юрию Леваде, он ухватил суть разлада с действительностью его поколения в Америке семидесятых, который многие эмигранты выражали также в своих письмах и статьях. «В американское общество я глубоко не вникаю, за недостатком времени и особенного желания. По-прежнему, самое глубокое впечатление — чувство необязательности всего здесь происходящего... Самый угрожающий фактор здесь — не экономический, а, так сказать, «метафизический». Скука. Изобилие культурной продукции порождает вялость интереса. скучища заедает . Здесь, в этой стране — удручает то, что, вот, очень много умных, чутко отзывающихся на социальные проблемы людей - но совершенно нет такой субстанции, что ли, как «духовность». И именно поэтому а не потому, что здесь высокий жизненный уровень, страна эта — филистерская. Невинно филистерская пусть...»8
Концептуализировал чувства культурной несовмести-
мости русской эмиграции с американской действительностью и другой известный философ третьей волны Владимир Лефевр (р. 1936, в Америке с 1974 9), ставший успешным ученым, профессором-исследователем Центра социальных и психологических исследований Калифорнийского университета (США).
Хотя его часто позиционируют как психолога и математика, однако, и в его работах действительно много формул и графиков, темы, которыми он занимается и стал известен - классически философские, в том числе классически русские: этика и экстраполяция сознания на космос. Лефевр, как мне представляется, с одной стороны, продолжатель традиций отечественного философствования (исследования рефлексии в кружке Щедровицкого, русский космизм 10), с другой - сторонник неопозитивистского подхода в формализации-математизации философии, в том числе, казалось бы, самых неформализуемых ценностно-нормативных поведенческих структур.
Для объяснения культурной несовместимости Лефевр предложил концепцию двух этических систем - условно «западной» и «незападной» (т.е., похоже, остального мира) (4).
Идеология западной этической системы основана на запрещении любого зла (в том числе и того, которое направлено как бы на добро, т.н. «добро с кулаками»), хотя само «добро» определяется в неких размытых чертах: хорошо известно лишь, что такое «зло». Потому зло как бы заведомо сильнее и опаснее, потому компромисс с ним нежелателен и есть само зло. Если что-то объявляется «злом», независимо от «точки отсчета» и критериев, положенных в основу данного текущего деления на «овнов и козлищ», то ни на какие переговоры и соглашения с «козлищами» идти нельзя. В «козлищи» может быть поставлена любая неугодная, не понимаемая сила. Вместе с тем, внутри легитимного круга «добра» или «нормальных» законом жизни является терпимость и компромисс.
Стержень второй этической системы - идеология-призыв «к добру», причем предполагается, что заведомо известно, что же такое «добро» - оно отождествляется с некими традиционными этико-религиозными либо новообразованными коллективистическими системами. «Добро» заведомо сильнее, потому оно во взаимодействии со «злом» окрасит это взаимодействие в позитивные тона, преобразует его, из чего следует, что компромисс «добра» и «зла» обернется в конечном счете добром. Но вот внутри легитимного поведения царит конкуренция на почве борьбы за самоутверждение и индивид стремится к конфликту с партнером.
Четвертая волна пилигримов из России в Америку имеет другой подтекст и смысл. 90-е гг принесли с собой сначала экономическую миграцию и некоторый всплеск идеологической (первые три года, до событий осени 1993), когда возник было «красно-коричневый» призрак и некоторые «прорабы перестройки» ударились в бега, также было и сопутствующее призраку обострение юдофобии. Потом, после выстраивания в путинской России «вертикали власти» и «наведения конституционного порядка», произошла небывалая нормализация проблем выезда-въезда в страну - подобного действительно не было вот уже 75 лет со времен славной октябрьской революции. Уже нет ни трагизма, ни какой-то чрезвычайщины. Как россияне стали легко и свободно ездить - то ли на отдых, то ли на учебу, то ли на конференции или же стажировки, так и в Америке появились новые русские интеллектуалы, в том числе и интересующего нас профиля. Афористично охарактеризовал эту ситуацию один из включенных наблюдателей: «Эмигрант 1983 г. - экзистенциальный и абсурдный герой, приговоренный к одиночеству. Эмигрант 2000 г - вообще не эмигрант, а челнок, снующий между двумя
культурами, сшивающий собой их языковые ткани. Он выбирает не роман, а словарь и Интернет» (7).
В конце 80-х - начале 90-х гг. прошлого века в Америке оказываются Михаил Сергеев, Валерий Родос, Сергей Абрамов, Михаил Эпштейн, Дмитрий Шалин, Борис Докторов, Марина Быкова и множество других, еще малоизвестных исследователей из России. Последние - это молодые люди, обучающиеся в американской докторантуре (Ph.D.) и постдоки. Люди среднего возраста, уже добившиеся в России определенного статуса (кандидатская, а то и докторская) прибывают в США по ровной грантово-академической дороге, выигрывая соответствующие конкурсы и выполняя исследования фондов в американских университетах, выдерживая большую конкуренцию и закрепляясь затем в постоянном штате. Однако бывают и исключения, когда люди пожилого возраста и высокой квалификации приезжают сюда по различным личным обстоятельствам и не по профессиональным каналам (Родос, Докторов), оказываясь первоначально в крайне стесненных обстоятельствах.
Новые русские интеллектуалы-челноки (имеется в виду именно среднее поколение, молодые часто безвозвратно теряют прежнюю идентичность), которые действительно часто живут «на две страны», по крайней мере, постоянно поддерживая тесные связи с научной средой в России, проповедуют совершенно иную идеологию, нежели прежние «волны», да и современная обычная «бытовая» эмиграция. Это люди новой формации: успешно инкорпорирующиеся в американскую образовательно-научную среду, усваивающие их стандарты, стиль, в то же время, сохраняющие свои культурные, философские самоидентификации. Они смогли реализовать свой уникальный транскультурный потенциал в первых проектах, приведших к появлению социальных связей, интеллектуальных сообществ, объединяющих и эмигрантов, и американцев, профессионально занимающихся « русскими» проблемами, и самих русских в России. Собственно говоря, это и знаменует собой появление в последние два десятилетия первых социальных сетей русской мысли в Америке.
Во многом, конечно, это виртуальные сети, т.е. представляющие собой не классические группы постоянно вживую общающихся людей (салон, семинар, редколлегия журналов и пр.), а электронные Интернет-проекты. Несколько активных, харизматичных людей способны, используя возможности современных коммуникаций, особенно e-mail и технологии on-line разговоров через Интернет, объединять под некие цели множество единомышленников в разных странах, которые ранее вряд ли смогли так коммуницировать. Одна из них может быть охарактеризована как философско-культурологическая сеть и связана с деятельностью Михаила Эпштейна, другая - социологическая, ее организаторами в Америке выступают Дмитрий Шалин и Борис Докторов.
Михаил Эпштейн представляется организационным «мотором», «душой» целого ряда проектов 90-х гг., которые в то время впервые обозначили некое единение и интеллектуальные связи в среде, связанной или интересующейся отечественной философией. Это ряд сообществ и интернет-образований. Как я это себе представляю, центр этих групп находится по месту базирования самого Михаила Наумовича - на сайтах университета Эмори (Атланта). Все эти сообщества и проекты связаны, представляя взаимоответвления. Вначале, в 1991, это было «Трансна -циональное общество Владимира Соловьева» (The Transnational Vladimir Solovyov Society) - одно из подразделений так называемого «Транснационального института (Clinton Gardner - президент)11. Они позиционировали себя как неформальную группу чьи члены (150 из 10 стран)
интересуются русской философией - в прошлом и настоящем. Сюда входили русские, американцы и западноевропейцы. В 90-е гг. была проведена серия ежегодных конференций - в Москве, американских и западноевропейских городах, однако после 2000 г., сообщество перешло скорее в режим электронного общения и, хотя последний срок обновления проставлен 7.07.2008, видно, что реально материалы не обновлялись уже несколько лет В «куст» Транснационального института включаются такие подразделения как «Русский философский форум» и популярные в 90-е гг программы обмена учеными и российско-американские семинары.
Другой проект возник в результате практики издания электронного (и отчасти бумажного) альманаха «Symposion. Журнал русской мысли» (с 1996). С 1996 г. по 2001 г вышло четыре выпуска. Сейчас издание приостановлено. Исследователи русской философии по обе стороны Атлантики и философы-эмигранты, вошедшие в контакт благодаря альманаху и организаторской деятельности Эпштейна, создали «Общество изучения русской религиозной мысли - в поддержку духа общения между религиями и демократических ценностей» (Society for the Study of Russian Religious Thought. In Support of Interreligious Spirit and Democratic Values). Во главе встали: председатель -специалист по истории русской философии американский профессор Роберт Бёрд, сам Эпштейн и заместитель председателя Михаил Сергеев (Университет искусств в Филадельфии). Лист участников 1999 года довольно любопытен. Мы видим здесь большинство американских участников (25) и несколько западноевропейцев (5), имеющих своим профессиональным интересом Россию (литература, язык, философия), самые известные из которых у нас (по публикациям о русской философии, в том числе и в «Вопросах философии»), кроме Бёрда, это Джордж Клайн (George Kline), Анджей Валицки (Andrzei Walicki) и Эверт Звеерде (Evert Zweerde), и шесть собственно русских философов (Эпштейн, Сергеев, Клименко, Рязанов-ский, Зелинский), работающих либо обучающихся (Черкасова) за рубежом.
Наиболее известные проекты сообщества, в которых, полагаю, более чувствуется участие учредителей, нежели остальных членов: русско-английский глоссарий религиозно-философских терминов, обзоры истории русской философии и ее современного состояния (Эпштейна и Бёрда) и галерея русских мыслителей 12.
Другая подобная, но социологическая сеть создана Б. Докторовым и Д. Шалиным при непосредственной поддержке эмигранта третьей волны профессора В. Шляпен-тоха (Мичиганский университет). И если центр культуро-логическо-философской сети находим в университете Эмори штата Атланта, то социологи обосновались в университете Лас-Вегаса - по месту работы их лидера Д. Шалина. Вначале, в 1992, это был проект «Культура и интеллигенция» (The Culture and Intelligentsia Project), исследовавший роль интеллектуалов в процессах генерирования, изменения и трансляции общественных порядков. Особое внимание уделялось анализу дискурса российской интеллигенции и эмоциональным особенностям ее поведения. Были проведены две конференции и фестиваль по русской культуре (1992, 1997, 2000). Затем, с апреля 2006 стартовал сайт «Международная биографическая инициатива»13, американо-российский проект, посвященный истории российской социологии постхрущевского периода и методологии биографического метода.
Итак, история пребывания русских мыслителей в Америке релевантна общему характеру волн эмиграции из России. Философия - зеркало эпохи, ее рефлексия над собой. То же можно сказать и об отношениях между об-
щим контентом эмигрантов в ту или иную лихую годину российской истории и ее мыслящей части, продолжающей и представляющей в разных своих деяниях и самовыражениях традиции отечественного менталитета и философствования: от комплекса провинциала - к экзистенциальному бунтарству - наконец, к космополитическому интеллектуализму.
Список литературы
1. Chris Matthew Sciabarra. Ayn Rand: The Russian Radical. University Park,
Pennsylvania: Pennsylvania State University Press. - 1995.
2. Encyclopedia of Youth. Энциклопедия Юности. By Mikhail Epstein &
Serge lourienen. Franc-Tireur. - USA.- 2009.
3. Джин Н. Ландрам. Профили гениев. Тринадцать женщин, которые
изменили мир. Серия «Исторические силуэты». - Ростов-н/Д: Изд-
во «Феникс», 1997.
4. Лефевр В. Алгебра совести. - М.: КОГИТО-ЦЕНТР, 2003.
5. Мертон Р. Фрагменты из воспоминаний // Социологические исследо-
вания. - 1992. - № 10.
6. Непостижимая» эффективность математики в исследованиях
человеческой рефлексии (интервью с В. А. Лефевром) // Вопросы
философии. -1990. - № 7.
7. Эпштейн М. Амероссия. Двукультурие и свобода. Речь при получении
премии «Liberty». Вступительная заметка Александра Гениса //
Звезда. - 2001. - № 7.
Примечания
1 Помимо неординарных философов из первой волны, о которых речь
пойдет далее, приведем другие великие имена русских, ставших легендами в Америке: авиационный конструктор Игорь Сикорский, изобретатель телевизора и электронного микроскопа Владимир Зворыкин, астрофизик, автор знаменитой теории «горячей» вселенной Георгий Гамов, исследователь экономико-математических методов, «нобелевец» Василий Леонтьев, писатель Владимир Набоков, композиторы Сергей Рахманинов и Игорь Стравинский.
2 Диссиденты третьей волны (Бродский, Солженицын и др.) не в счет, ус-
ловия ведения холодной войны гарантировали им почет и синекуры, бороться в тихой американской гавани им нужды не было.
3 Русская иммигрантка выбрала себе имя Айн и проявила свои творчес-
кие способности, приняв в качестве фамилии название марки своей печатной машинки «Ремингтон Рэнд».
4 Мы не можем, к примеру, назвать «русским» философом другого извес-
тного теоретика в области социума и мышления Анатолия Рапопорта, т.к. тот был вывезен родителями из России малолеткой и родным языком (mother language) для него стал английский. Знаменитый фантаст А.Азимов и популярный композитор И.Берлин также не могут быть «русско-американцами», т. к. хотя они и родились в России, но были привезены соответственно 3-летним и 5-летним несмышленышами. Их не задела русская культура
5 Молодой канадский студент, младше на четверть века нашей филосо-
фини, увлекся идеями «Источника», автор же романа - самим молодым человеком. Отношения наставницы и ученика переросли в эмоциональные и физические в 1954 году. По словам тогдашней жены Натаниэла, Барбары, кстати, потом биографа писательницы, Рэнд убедила их принять эту связь как интеллектуально приемлемые сексуальные отношения, выгодные для всех сторон. Брэнден стал любовником Рэнд, ее поверенным и наследником трона «объективизма», посвятил свою жизнь распространению этого учения, основал институт для его изучения. Природа, однако, брала свое и в 1958 Брэнден полюбил более молодую женщину и предпринял попытку благоразумного разрыва с Айн. Ей было уже шестьдесят три года, а ему тридцать восемь, но Рэнд усмотрела в его отказе от продолжения отношений отречение от истины, добилась его отставки и никогда более с ним не разговаривала (3).
6 Антисемитизм, действительно, был, есть и остается одной из язв нашей
российской действительности. Реакция же на него самих детей Израиля всегда глубоко надрывна, ресентиментна и тщательно скрываема, составляя настоящую «тайну» и стержень самоидентификации этого древнего народа, которые мы, более молодые нации, можем понять лишь с большим трудом. Вот рефлексия-воспоминание по этому поводу одного из интереснейших современных философов, эмигранта четвертой волны: «Слово «еврей» для меня звучало едва ли не страшнее, чем «жид»...А «еврей» было спокойно-убивающее слово, достающее из тебя подноготную на виду у всех. Это было аккуратное, законное слово, от которого было не отвертеться, не дать в морду обидчику, не пожаловаться. Оно звучало громко — в абсолютной тишине. От него замирало и обрывалось сердце. Это был суд, перед которым оставалось только стоять с повинной головой и заливаться краской стыда. Быть евреем было постыдно — как быть червем или быть рвотой.» (2,99).
7 Основные сочинения: «Православная этика и материя коммунизма»
(1977), «Генезис значения в философиях индуизма» (1988), «Приближающие рассуждения между тремя лицами о модальной методологии и сумме метафизик» и мн. др.
8 Сикалов В. Неоткрытая Америка - http://www.lebed.com/2006/art4494.htm
9 Мотивация отъезда у него столь же классична, как и для всего этого
поколения эмигрантов - индивидуализм и желание полной самореализации: «я всегда существую сам в себе, я хотел присоединиться к мировому научному сообществу, а здесь у меня такой возможности не было. я понял, что и печатать меня не будут»(6).
10 Лефевр продолжил, довольно оригинально, идею Циолковского о воз-
можности возникновения в космическом пространстве особых «эфирных существ», способных, подобно растениям, получать энергию непосредственно от Солнца. Так на примере анализа спектральных линий космического объекта 33433, в определенные моменты соответствующих мелодии из 9 нот, он полагает, что это- «разумные магнитные плазмоиды». Роль скелета и нервной системы в них играют магнитные силовые линии, роль мышц - потоки частиц, найденная мелодия - средство передачи какой-то эмоции, то ли координирующей деятельность собственного организма, то ли предназначенной для собратьев по разуму.
11 http://www.valley.net/~transnat/transnat.html#Russia%20on
12 http://www.emory.edu/INTELNET/rus_thought_overview.htmlhttp://
www.emory.edu/INTELNET/rus_thinkers_gallery.html
13 http://www.unlv.edu/centers/cdclv/programs/bios.html)
■
В.А. Алексеев
Курганский государственный университет
КИНОЛОЦИЯ: КАРТОГРАФИЯ МИРОВОГО КИНО (ОПЫТ КУЛЬТУРТРЕГЕРСКОГО ДОНКИХОТСТВА)
Аннотация
В статье рассматривается опыт работы клуба-лектория по мировому и отечественному кинонаследию «КИНОлоция». Дается развернутый обзор монографических циклов кинопоказов. Определяется культурегер-ская стратегия «КИНОлоции» и ее связь с нравственным и историческим воспитанием молодого поколения.
Ключевые слова: киномиссионерство, монографи-чесике кинопоказы, христианство, просветительство, университетская среда.
V.A.Alekseev Kurgan State University
KINOLOTSIA: THE WORLD CINEMA MAP-MAKING (EXPERIENCE OF TURTRAGER QUIXOTISM)
Annotation
The article deals with «KINOlotsia» club-work experience on reading lectures on the world and national film heritage. The developed review of monographic series of film representations is presented. The KINOlotsia strategy and its
