Русская утопическая мысль Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ЧЕЛОВЕК И ОБЩЕСТВО

УДК 140.8

РУССКАЯ УТОПИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ

Н.Б. Якушева

Каждая страна вносила и вносит свою оригинальную и неповторимую лепту в сокровищницу утопической мысли. Каталог мировой утопической литературы за период с XVI по XIX век насчитывает около тысячи названий. И позднее утопия не сходит на нет. В XX веке появляется много утопических произведений.

Русская литература не является исключением из общего хода развития мировой литературы. В её истории существует довольно прочная традиция утопической мысли. Эта традиция связана с такими именами как В. Сумароков, А. Радищев, Н. Чернышевский, В. Брюсов, А. Богданов и др.

В России в начале ХХ - века в связи с поражением первой русской революции, происходят серьезные идейные разногласия в среде русской интеллигенции, что усугубило пессимистические настроения в общественном сознании и литературе. Эти настрое -ния дали о себе знать и в развитии русской утопической прозы. Классический российский вопрос «Что делать?» вызвал к жизни различные ответы. «Русская идея», «Русский миф», или «великий проект» русской литературы от Гоголя до Солженицына: спасти Россию и русских, указав истинный путь, лежат в основе множества текстов и сюжетов утопистов. Желание воплотить эту мечту в реальность, действуя ли во имя жестоких требований истории и человека, или же бросая все, может быть постоянным. Утопические взгляды насквозь пронизывают русскую культуру, они движут многими людьми. Иногда возникает впечатление, что «утопическое поле» поистине беспредельно.

Утопия - литературный жанр, утопия - философская идея, утопия - проект лучшего будущего. Но всегда, в любой форме это - попытка приподнять завесу тайны. Социальная фантастика ХХ века - это зазеркалье утопической мечты, где возникают

искаженные и изломанные контуры утопического идеала. Социальная фантастика изначально окрашена целым спектром нарастающих эмоций, связанных вначале с мучительной переоценкой прошлого, а позже - с разочарованием в настоящем. Мы видим страшные следы утопии в прошлом, и еще страшнее для нас опасение, не впадаем ли мы вновь в утопию в настоящем.

Для таких тревог имеются основания: как далеко мы ни углубимся в историю, не найдем времени, где бы в мире не было власти утопического идеала над умами людей, не было утопического жанра в литературе или в фольклоре. Но мы находим в прошлом и времена, когда утопия была, а страха перед ней не было. В старых энциклопедиях писали, что утопия исключительно полезна для молодости, ищущей идеала, но также и для зрелого, умудренного опытом сознания - она утешает, позволяет надеяться, что мир станет лучше.

В количественном отношении русская литературная утопия уступает западноевропейской. В Европе этот жанр был и более древним, и более популярным. Фактически, он возникает со времён Платона. В России же утопия появляется в XVIII веке. Зато начиная с этого периода она активно развивается, отвечая потребности русской общественной мысли в утопизме. И всё же русская утопия известна широкому читателю даже у нас в стране менее, нежели западноевропейская. Это обстоятельство можно объяснить двумя причинами. Во-первых, русская утопия не всегда выливалась в самостоятельное произведение, она нередко была растворена в литературных произведениях других жанров - социальных романах, фантастических рассказах. Во-вторых, исследователи уделяли недостаточное внимание этой теме. Более того, у некоторых из них возникло представление, будто бы в России утопии

как последовательно развивающегося вида искусства либо вообще не было, либо же она носила подражательный характер и была незначительной в литературном отношении. Так, например, польский исследователь утопий А. Свентоховский обращал наше внимание на то, что утопии неравномерно распределялись по эпохам и нациям. Он исследовал большое количество произведений и пришел к выводу, что больше всего их произвели французы, затем англичане, затем - немцы и итальянцы, а у славян можно отыскать только слабые зародыши утопических произведений.

На сегодняшний день эти взгляды конечно устарели, так как историки, философы и литературоведы показали, что русская литература оказала высокий вклад в мировую традицию создания социальных и литературных утопией.

Социальные утопии появляются в народном сознании ещё в Древней Руси. Они носили характер надежд или преданий, как, например, сказание о «хождении Агапия в рай». Однако первые в полном смысле слова литературные произведения в России относятся уже к XVIII веку. Они возникали на почве общей растущей популярности жанра, которая в свою очередь питалась стремлением использовать утопию как таковую для понимания и решения проблем, стоящих перед русской действительностью. Именно этим прежде всего и объясняется большой интерес к европейским утопиям, которые стали переводить на русский язык. Так во второй половине XV111 века в печати появляются два издания Томаса Мора «Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии». Произведение это, известно впоследствии чаще всего под названием «Утопия».

Первоначально русские утопические произведения используют сюжеты и литературные приёмы европейских, но они опосредованно всегда отражали русскую социальную жизнь и касались проблем реальной русской действительности.

Большинство европейских утопий строилось как путешествие или неожиданное посещение неведомой страны, которая не обозначена на географической карте. А вот для многих русских авторов был способом путешествия во времени из настоящего в будущее сон. Он стал традиционным повествовательным приёмом в русской утопической литературе. Ведь утопические описания будущего всегда были опасной формой литературы,

так как касались многих острых социальных проблем. Естественно, что цензура подвергла строгому контролю или запрету многие утопические повествования - Екатерина II приказала сжечь «Утопию» Томаса Мора. А вот сон это же необязательная и условная форма представления о будущем. Мало ли что может присниться во сне! Это даже не мечта, а греза, за которую автор не может нести никакой серьёзной ответственности. Но существовала и другая причина, что в русской литературе использовался, прежде всего, приём «сна».

Русские писатели и мыслители, острее ощущали разрыв между идеалом и действительностью. Даже в романе Н.Г. Чернышевского «Что делать?», где программа желательных действий рисовалось уже осуществлённой, идеал будущего изображался в форме сна.

А вот уже во второй половине XIX века в России наряду с позитивной утопией, содержащей мечту о желанном будущем, появляется негативная утопия, рисующая не желаемое будущее, а будущее, которое следует избежать, если это возможно. Социальные функции и художественные формы негативной утопии вообще были различны: иногда это было сатирическое пародирование положительной утопии, ироническое её переворачивание, иногда же негативная превращалась в предсказание мрачных перспектив. Чаще всего негативные утопии описывали возможные отрицательные последствия технического и научного прогресса, механизации труда и стиля жизни, предупреждали об опасностях мировых войн, могущих повернуть историю вспять.

Дальнейшая эволюция русского утопизма тесно связана, как и ранее, с социальной действительностью, конкретно - с общественной атмосферой в России конца XIX -начала XX века. Поражение первой русской революции вызвало серьёзные идейные разногласия в среде русской интеллигенции, усугубило пессимистические настроения в общественном сознании и литературе. Эти построения дали себя знать и в развитии русской утопической прозы.

Интересна в этом отношении, повесть петербургского журналиста Н.Д. Фёдорова «Вечер в 2217 году», она была написана в 1906 году.

Это произведение написано в духе негативной утопии. В этом обществе описанном автором существует «Армия труда», труд лишен радости, сводится к бессодержательным, механическим операциям. Населе-

ние разбито на сотни и тысячи, причём каждый должен носить свой рабочий номер.

Здесь стандартизации подчиняется не только общественная, но и личная жизнь людей. Даже такая интимная область человеческих отношений, как любовь, подчинена одной-единственной цели-выращиванию полноценного и здорового потомства. Семьи не существует, она давно отмерла как смешной и романтический пережиток.

Например, героиня повести Аглая в противовес установившейся традиции мечтает о старинной семье, «Ей хотелось семьи, старинной семьи, замкнутой, как круг, тесно и неразрывно связанной, любящей семьи, семьи, о которой теперь читают только в исторических романах» [1].

Аглая встречает Павла, бунтаря, который не мирится с существующим порядком. Он читает старинные книги, которые вышли из моды, уступив место «ароматическим концертам», и так же как Аглая мечтает о подлинной любви и семье. «...Когда я был ещё ребёнком, мою душу отравили скептицизмом. Она мертва и безжизненна. Как я завидую старому семейному быту, как бы мне хотелось иметь мать и отца. Не граждан за номерами, которые числятся моими отцом и матерью по государственным спискам (да и то насчёт отца я не уверен), а настоящих, живых мать и отца, которые воспитали бы меня и вложили бы в меня живую душу» [2].

Аглая, нашедшая в Павле человека своей сокровенной мечты, полюбила его, но их счастье невозможно из-за установленного социального уклада и она кончает жизнь самоубийством, бросившись под «воздушник».

Утопия Н.Д. Фёдорова направлена против негативных представлений о будущем. Отрицанию личности, идее абсолютного обобществления автор противопоставляет образ «нормальной жизни», семьи, естественных человеческих чувств.

Мотивы, связанные с утопией, всё чаще звучат в творчестве известных русских писателей. Несколько утопических произведений пишет Валерий Брюсов. В его творчестве преобладает негативная утопия. В этом ракурсе он рассматривает будущее в своей повести «Республика Южного Креста». Здесь благо -даря достижениям науки и техники, люди победили суровую природу. Они живут в огромных городах, покрытых стеклянными крышами, под которыми постоянно - равномерное тепло и электрический свет. Эта республика представляет собой диктатуру технократии, которая маскируется под наро-

довластие. Рабочие живут на заводах в хороших условиях, но не получают оплаты за свой труд. Вся жизнь граждан строго регламентирована, как и в других произведениях: одинаковые жилища, одинаковая одежда, строгая цензура печати и т.д. Республика процветала до тех пор, пока ее граждан не охватила повальная психическая болезнь, связанная с синдромом противоречия: люди думали одно, а говорили другое. «Заболевший вместо «да» говорит «нет», желая сказать ласковые слова, осыпает собеседника бранью и т.д. С развитием болезни эти «противоречия» наполняют всю телесную и духовную жизнь больного, разумеется, представляя бесконечное разнообразие, сообразно с индивидуальными особенностями каждого» [3].

Болезнь породила настоящую психическую эпидемию. В результате которой в короткое время столица республики была разрушена и погибла. Так же как и Н. Федоров В. Брюсов заканчивает свое произведение на оптимистической ноте, в надежде на то, что светлое будущее все-таки наступит.

Одни из интереснейших работ того времени были написаны в жанре социалистической утопии, и их автором был А. Богданов. Ему принадлежат два утопических произведения роман «Красная Звезда» написанный в 1908 году и его продолжения - «Инженер Мэнни» в 1911 году. В романе «Красная Звезда» А. Богданов изобразил основанное на коммунистических началах общество будущего, которое герой, профессиональный революционер, находит на Марсе. Оказывается, на этой планете существует цивилизация, во многом напоминающая земную, только гораздо выше земной по уровню развития. В прошлом здесь так же, как и на Земле, существовали и родовое, и феодальное общество, и капитализм. Но затем произошёл социальный переворот, носивший, правда, мирный характер. В результате власть оказалась в руках политической партии, которая стала осуществлять коммунистические принципы жизни. В то время как герой попадает на Марс, там уже окончательно построено коммунистическое общество.

Высокое развитие получают на Марсе наука и техника. Марсиане научились разлагать и синтезировать все химические элементы, они изобрели космические корабли - этеромфы, которые движутся благодаря энергии распадающихся разноактивных материалов. Подробно описывается новая система труда, семейная жизнь, воспитание

детей, искусство и нравственные ценности.

Воспитание в условиях марсианского коммунизма носит общественный характер. Дети воспитываются в особых «домах детей». Чтобы получить воспитание для общества, ребёнок должен жить в обществе. Больше всего жизненного опыта и знаний дети усваивают друг от друга. В романе прослеживается такая мысль, что изолировать один возраст от другого - значило бы создать для них одностороннюю и узкую жизненную среду, в которой развитие будущего человека должно идти вяло и однообразно.

Уже с раннего возраста дети знакомятся с их прошлым, изучают историю построения коммунизма.

В своеобразной форме существует у марсиан и искусство. Марсиане, принимающие прежде всего эстетику производственную, отдали искусство музеям, где оно служит иллюстрацией, историей эстетического развития человечества. «Отдел живописи и скульптуры составляет одну половину музея, другая была посвящена всецело архитектуре. Под архитектурой марсиане понимают не только эстетику зданий и больших инженерных сооружений, но так же и эстетику мебели, орудий, машин, вообще эстетику всего материально-полезного. Какую громадную роль играет в их жизни это искусство, о том можно было судить по особенной полноте и тщательности составления этой коллекции» [4].

В марсианском обществе личность совершенно отсутствует, она растворяется полностью, без остатка, в общественном целом. «Человек - личность, но дело его безлично», - гласит один из принципов марсианского общества. Марсиане устанавливают памятники не отдельным личностям, а только в честь выдающихся событий. В досоциалистические времена марсиане ставили памятники великим людям; затем они стали ставить памятники только великим событиям, таким, как первая попытка достигнуть Земли, закончившаяся гибелью исследователей, таким, как открытие разложения и синтеза всех химических элементов».

Что же касается того, кто совершил это путешествие, то это не имеет никакого значения, так как все человеческие поступки безличны.

Пребывание героя на Марсе оканчивается драматически. В это время, исчерпав природные ресурсы своей планеты, марсиане обсуждают проблему, какую планету им колонизировать Землю или Венеру. Узнав об этом, герой в порыве гнева убивает автора

проекта о завоевании Земли, и его отправляют назад на Землю, где он участвует в революционных событиях.

Роман «Красная Звезда» так же как и все утопические произведения начала века носит негативный характер.

Развитие литературной утопии в России не осталось только фактом истории, Октябрьская революция сблизила границы фантазии и действительности.

Строительство социалистического общества, вера в возможность сознательного и целенаправленного вмешательства в объективный ход истории дали сильный толчок для развития утопической литературы. В наше время в общественном сознании к старым, традиционным конструкциям - социализму, монархизму добавились новые или полузабытые, но не менее утопические - фашизм, космизм, эзотеризм, стремление к единению с природой. Публикации Даниила Андреева, Льва Гумилева, Евгения Замятина являются одновременно и свидетельством никогда не ослабевавшего многообразия российского утопизма, и преодолением прежних утопий, и сотворением новых, и подтверждением того, что вне утопий русская культура немыслима.

С начала ХХ века в России появляется новый литературный жанр - антиутопия.

Причины возникновения антиутопии обычно видят либо в научно-техническом прогрессе, либо в социально-политических противоречиях XX века. Конечно, научно-технический прогресс был одним из тех факторов, который способствовал кристаллизации антиутопии. Но он был опосредован радикальными социальными, политическими и в итоге цивилизационными изменениями, которые произошли в первой половине XX века и были в первую очередь «ответственны» за антиутопический бум в литературе.

Глубокое потрясение, которое испытал капитализм в этот период, установление фашистских режимов в ряде стран Европы, с одной стороны, и сталинизма в Советском Союзе - с другой, вызвали среди западной интеллигенции глубокий кризис исторического сознания, проявившийся в утрате социального оптимизма, разочаровании в разуме и прогрессе.

Для того, чтобы под сомнение были поставлены не отдельные идеи утопистов, а сам дух социального утопизма, чтобы стремление к воплощению идеи социального совершенства было встречено скепсисом, чтобы философ сказал: «Не надо утопий,

не надо прогресса, не надо совершенства, ибо стремление к осуществлению утопии во имя прогресса и достижения совершенства чревато варварством, разрушением, гибелью - для этого цивилизация должна вступить в полосу затяжного, глубокого кризиса». И произошло это в XX веке. Этот кризис впервые наиболее глубоко был прочувствован не столько даже западноевропейской, сколько российской интеллигенцией, давно уже жившей в предгрозовой атмосфере.

В 1917 году в книге «Об общественном идеале» русский правовед, профессор Московского университета П. Новгородцев, писал: «Потерпели крушение... утопические надежды найти безусловную форму общественного устройства. Нет такого средства в политике, которое раз и навсегда обеспечило бы людям неизменное совершенство жизни.

Надо отказаться от мысли найти такое разрешительное слово, которое откроет абсолютную форму жизни и укажет средства осуществления земного рая.

Надо отказаться от надежды в близком или отделённом будущем достигнуть такой блаженной поры, которая могла бы явиться счастливым эпилогом пережитой ранее драмы, последней стадией и заключительным периодом истории...

Опыты XIX века подорвали веру в чудодейственную силу политических перемен, в их способность приносить с собою райское царство правды и добра» [5]. Эта мысль была повторена впоследствии многими мыслите -лями в самых различных вариациях. Но, пожалуй, наиболее чеканную форму ей придал Николай Бердяев. Он говорил, что утопии оказались гораздо более осуществимыми, чем казалось раньше. И далее он продолжал, что теперь стоит другой вопрос, как избежать их окончательного осуществления. Это высказывание было выражением самой сущности антиутопии как явление отличного от контрутопии. Не случайно О. Хаксли взял эти слова Н. Бердяева в качестве эпиграфа к «Дивному новому миру». Как и утопия, антиутопия рождается из духа кризиса, когда понимаешь, что чего-то не понимаешь, когда видишь, что дорога с указате-

лем «Рай» привёла тебя, с твоим непониманием чего-то, с твоей ограниченностью, в ад, в то, что ты со своей ограниченностью считаешь адом. Кризис социально- исторической надежды - сущностная черта антиутопии. А антиутопист - это довольно часто случается - разочарованный или тайный утопист. Он бы и рад поддержать утопию, да уже не верит, боится верить в возможность построения свободного, счастливого, процветающего общества. Но он не только разочарованный, он ещё и отчаявшийся утопист, ибо твёрдо убеждён в том, что всякая попытка практического осуществления утопии приведёт к результатам, обратным желаемым. Антиутопия рождается не только из духа кризиса, то есть имеет не только социально-политические, но и психологические корни. Что такое утопия в пределе? Это совершенный, а потому мертвый мир, которому просто некуда развиваться. Мир, в котором нет ни борьбы, ни страстей, ни поражений, ни побед.

Невозможно представить себе чтобы общественная мысль развивалась без утопического сознания, человеческая мысль одета в слово, а словесное описание идеала и есть утопия. Всякий выраженный, описанный идеал есть утопия: отказаться от нее значит отказаться от идеала. Хотим мы того или нет, утопия присутствует в нашей жизни как взгляд в лучшее будущее или память о лучшем прошлом - без этого человек перестает быть человеком, она в форме идей, жизнеспособность которых мы не можем оценить, но отказаться от которых, сохраняя свою нравственную сущность, - мы не в состоянии.

Литература

1. Федоров Н.Д. Вечер в 2217 году / Н.Д. Федоров// Русская литературная утопия. - М.: Московский университет, 1986. - С. 256-302.

2. Брюсов В.Я. Республика Южного Креста. В.Я. Брюсов// Русская литературная утопия. - М.: Московский университет, 1986. - С. 221-255.

3. Богданов А.А. Красная Звезда /А.А. Богданов // Русская литературная утопия. - М.: Московский университет, 1986. - С. 135-255.

4. Баталов Э.Я. В мире утопии / Э.Я. Баталов. - М.: Прогресс, 1989. - 245 с.

N.B. Yakusheva. RUSSIAN UTOPIAN IDEA.

Utopias of each epoch even if they direct to the future or opposite, search for an ideal in the remote past, carry on themselves a print of time and place in which they have arisen. The general for all Utopias is the attitude to the reality, expressing in sharp contraposition of the actuality and the ideal, leaves a lot of place for the distinctions following from features of those or others human ideals, conditions in which they are formed, and also the roles which they play in the history.