CC BY
35ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ
А. Нивьер
Русская церковная эмиграция и Московский Поместный собор 1917-1918 годов: принятие и применение соборных решений в 1920-1930 годах
В начале 1920-х гг. русские церковные общины в Европе оказались в совершенно неординарной ситуации, требующей полного переустройства своих структур как на епархиальном, так и на приходском уровне. Многим церковным деятелям в эмиграции, у которых память о Московском соборе 1917-1918 гг. осталась еще живой, соборные решения показались надежным ориентиром, чтобы созидать такое новое церковное устройство. Однако возникшие вскоре юрисдикционные разделения проявили две противоположные позиции по отношению к наследию Собора: одни считали необходимым исполнение решений Собора, другие предпочитали изменить или даже упразднить выработанные на Соборе нормы. В данной статье исследуется, как Московский собор послужил отправной точкой в образовании разных церковных юрисдикций в эмиграции в 1920-1930 гг. и как их учреждения применили или не применили решения Собора.
ключевые слова: Московский собор 1917-1918 гг., церковная жизнь в эмиграции, русская эмиграция в Европе, Русская церковь за рубежом, митрополит Евлогий.
В 1920-1930 гг. на территории Советского союза стали невозможными созыв нового Поместного собора Российской православной церкви (два состоявшихся в 1923 и в 1925 гг. собора обновленцев признаются раскольническими и антиканоническими), а также исполнение решений Собора 1917-1918 гг. В русской эмиграции ситуация была совсем другой. Здесь, как отмечает историк М. В. Шкаровский, «соборная традиция получила определенное продолжение» [БкагоувкЦ, 306].
Лишенные непосредственного общения со своим предстоятелем, патриархом Московским Тихоном (Беллавиным), религиозные общины, живущие в эмиграции, столкнулись с совершенно новой ситуацией, требующей появления неординарного церковного устройства. В первые годы изгнания в этом направлении было предпринято несколько инициатив. Однако эти инициативы предпринимались одновременно и поэтому иногда противоречили друг другу, создавая путаницу, что и привело в итоге к возникновению трех параллельных юрисдикций, каждая из которых имела свои епархиальные и приходские структуры, конкурирующие на одной и той же территории Ч
Речь идет, во-первых, о так называемой Русской зарубежной церкви, организованной группой епископов, эмигрировавших в Сербию (далее — РПЦЗ). Руководство РПЦЗ, разорвав с 1926 г. все отношения с заместителем местоблюстителя Московского патриарха, стремилось распространять свои полномочия на всех русских эмигрантов, рассеянных по всему миру. С другой стороны, во главе русских церквей Западной Европы был поставлен митр. Евлогий (Георгиевский), который пытался сохранить единство с Москвой, но в 1931 г. был вынужден перейти под временное покровительство Вселенского (Константинопольского) патриарха в границах экзархата, имеющего особый статус внутренней автономии. Как реакция на решение митр. Евлогия возникла третья группа, весьма ограниченная по составу, предпочитавшая во что бы то ни стало сохранять верность митр. Сергию (Страгородскому), который временно возглавлял остатки Русской церкви на территории СССР в ситуации преследования и жесткого контроля со стороны советских властей.
Причины этих юрисдикционных разделений многочисленны: споры о первенстве и соперничество как среди иерархов, так и в их окружении; обострение политических противоречий в русской эмиграции; вмешательство внешних сил в церковные дела; сведение православной веры к простой религиозной составляющей, определяющей национальную идентичность. Многообразие причин не снимает вопроса об общей ответственности сторон за нарушение церковного единства. Но есть еще одна причина разделений, которая осталась почти незамеченной: это столкновение
1. В данном случае мы оставляем в стороне Северную Америку, Азию с епархиями в Японии и на Дальнем Востоке, а также китайскую и палестинскую миссии.
тенденции усиления централизма в церкви, пропагандирующего «монархическое» епископское правление, и течения, которое требовало большей децентрализации в церкви и более широкого участия мирян в церковных структурах. Именно эти тенденции оказались в центре размышлений Собора 1917-1918 гг. и вызвали, по словам очевидца, «горячие споры» 2.
Цель нашего исследования — показать, как Московский собор смог послужить отправной точкой в организации разных церковных учреждений, возникших в 1920-1930 гг., и как эти учреждения применили или не применили решения Собора.
Память о Московском соборе в эмиграции
В самом начале церковной жизни эмиграции авторитет Московского собора был очень велик 3. Пережитый на нем опыт соборности оставил сильное впечатление в умах и сердцах тех, кто после разгрома Белой армии нашел прибежище за границей. Из участников Собора в эмиграции оказались четырнадцать епископов, восемь священников и восемнадцать мирян — всего 40 человек. По отношению к общему числу участников Собора (564 человека) 4 цифра была не велика, но среди них (особенно среди епископата) были личности первого плана. В первую очередь следует назвать митрополита Киевского Антония (Храповицкого), известного богослова, сыгравшего существенную роль в восстановлении патриаршества. Митрополит Антоний лидировал в последнем туре голосования в ходе избрания патриарха, но жребий указал в итоге на митр. Тихона (Беллавина). Естественно религиозная жизнь эмиграции начала организовываться именно вокруг митр. Антония, под председательством которого в конце 1920 г. в Константинополе было создано Высшее русское церковное управление заграницей (далее — ВЦУЗ).
С весны 1921 г. в эмиграции стала активно обсуждаться идея созыва общего церковного собрания «для объединения, урегули-
2. Выражение принадлежит митр. Евлогию,
который в книге воспоминаний среди наиболее сложных тем для обсуждения в ходе работы Пред-соборного присутствия в мае — июне 1917 г., обозначает вопрос участия мирян в каждом из трех уровней церковной власти: 1) центрального управления церкви; 2) епархиального; 3) приходского.
См.: [Евлогий 1947, 291].
3. «В русской церковной эмиграции авторитет Московского собора 1917-1918 гг. был чрезвычайно высок, а отношение к нему трепетным», — подчеркивает В. В. Александров [Александров, 135].
4. См. список участников Московского поместного собора, оказавшихся затем в эмиграции,
в статье Н. А. Кривошеевой: [Кривошеева].
рования и оживления церковной деятельности» русской диаспоры 5. Предполагалось по образу Поместного собора собрать членов епископата, находящихся в изгнании, а также представителей духовенства и мирян. В итоге это собрание состоялось в ноябре — декабре 1921 г. в Сербии, в Сремски-Карловци. В нем участвовали шестнадцать епископов, тридцать священников, семьдесят мирян, имевших разный статус. Одни представляли свои приходы или военное духовенство, рассеянное по Европе, другие были приглашены епископами или присутствовали по долгу службы. Так, девятнадцать членов Московского собора, находившихся в эмиграции (не считая епископов), имели право присутствовать на собрании в Карловцах, поскольку их полномочия давали им возможность до следующего собора участвовать в любом церковном собрании, где бы они ни находились 6, но только десять из них смогли приехать.
Собрание в Карловцах, которое началось как простое «церковное собрание», присвоило себе к концу своей работы название «Собора Русской церкви заграницей». Его проведение имело серьезные последствия. Дебаты выявили умеренную и неполитическую линию, которую представлял архиеп. Евлогий, и радикальную тенденцию, которой придерживалась группа активистов-монархистов, потребовавшая при поддержке митр. Антония принятия декларации с призывом восстановления династии Романовых. Это заявление оказало прямое влияние на судьбу патриарха Тихона, который был арестован советскими властями в Москве в 1922 г. и был вынужден отделиться от епископов-эмигрантов, приказав в мае 1922 г. распустить ВЦУЗ. Иерархи повиновались, но поспешили создать вместо ВЦУЗ Синод русских епископов заграницей, который дал им верховную власть, поскольку патриарха они считали отныне несвободным в своих действиях.
Для осмысления новой ситуации в конце 1922 г. был запланирован новый собор клириков и мирян, перенесенный в итоге на год, а затем отложенный на неопределенный срок 7. В действительности же епископы, оказавшиеся в Сербии, проявили недоверие к риску «демократического» отклонения нового собора, поскольку их пугала мысль, что небольшая группа политизиро-
5. См.: Указ ВЦУЗ от 25.4.1921 г. [Указ 1921, 3]. 7. См.: Указ от 13.9.1922 г. о создании «Времен-
6. Согласно § 1 и § 3 Положения Московского ного синода русских архиереев заграницей» и Указ
собора от 18.9.1918 г. «О полномочиях членов Со- о созыве нового заграничного церковного собора бора». к ноябрю 1922 г. [Указ 1922].
Билет действительного члена Московского собора на имя архиеп. Евлогия. Москва, 1917 (АЕУП. Личный фонд митр. Евлогия. © A. Niviëre)
ванных мирян сможет снова навязать им свое мнение 8. Только в 1938 г. в Карловцах состоялся 2-й Собор РПЦЗ, не имевший особых практических результатов. Между тем, право принятия решения в этой церковной организации, которая теперь сама обозначалась как «свободная часть Русской Церкви» в отличие от Московского патриархата, показавшегося ей подчиненным атеистическому и антирелигиозному режиму, полностью перешло к новому органу — архиерейским соборам, которые собирались в Сербии ежегодно с сентября 1922 г. до 1938 г. 9
Ощущая умаление духа Московского собора, некоторые из его участников, обосновавшиеся в Праге, обратились весной 1923 г.
8. Разногласия, возникшие вокруг проекта созыва нового Всезаграничного церковного собора, были изучены ныне покойным иером. Евфимием
(Логвиновым), который хорошо показал, что именно страх влияния со стороны мирян заставил митр. Антония отказаться от всякой идеи проведения такого собора, вследствие чего пришлось
ждать его кончины, последовавшей в 1936 г. Только его преемник митр. Анастасий (Грибановский) согласился созвать этот собор в Карловцах в 1938 г. Cм.: [Евфимий], а также [Кострюков].
9. Можно заметить, что такие местные архиерейские соборы не предвиделись Поместным собором 1917-1918 гг.
к митр. Евлогию с просьбой поддержать их замысел создать «братство», которое должно было бы собрать проживающих в эмиграции членов Собора «для духовного возрождения русского народа» 10. В своем ответе 30 апреля митрополит написал им:
В настоящее время, когда в России ломаются все устои Православной Церкви, когда и за границей среди русской эмиграции не всегда ясно понимается и не твердо помнится все живое единение с этим Собором, так важно, так необходимо, напоминать и укреплять святейшие заветы и веления этого Собора. Среди царящего кругом сумбура разнообразных церковных течений так нужно и в себе самих выявлять, и другим внушать незыблемую и непререкаемую правду провозглашаемых Собором начал 11.
Хотя данная инициатива осталась не реализованной, обращение и ответ на него позволяют увидеть главную мысль и даже убеждение, которое митр. Евлогий разделял с некоторыми яркими фигурами, участвовавшими в Московском соборе, такими, например, как богослов прот. Сергий Булгаков или историк А. В. Карташев: Собор был ориентиром, имея который, Русская православная церковь после своего освобождения от коммунизма могла бы открыть новую страницу своей истории, а в ожидании этого момента Собор должен послужить мерилом устроения церковной жизни в эмиграции.
Такая точка зрения не была всеми принята. Вскоре раздались и другие голоса, ставившие под сомнение авторитет Московского собора и отрицавшие некоторые его решения. В числе критиков Собора оказался, например, профессор канонического права С. В. Троицкий, который был делопроизводителем одной из комиссий Московского собора. До революции чиновник Святейшего синода, эмигрировавший в 1920 г. в Сербию, сначала он защищал позиции русского зарубежного Синода, а затем с 1945 г. до своей смерти в 1971 г. был апологетом всеобщей юрисдикции Московского патриархата в русской диаспоре. С. В. Троицкий изложил свои аргументы в одной из поздних работ, опубликованных в 1960 г. под названием «О неправде Карловацкого раскола». В ней автор оспаривает каноничность Собора 1917-1918 гг.,
10. <Письмо без даты> от 1923 г. АЕУП. Фонд
митр. Евлогия. Д. Личная переписка (1923). Л. 1. Письмо было подписано проф. А. Н. Одарченко и А. В. Флоровским (братом будущего священника и богослова), а также ген. И. В. Новицким. Состави-
тели ожидали еще подписи прот. С. Н. Булгакова и прот. Г. А. Спасского.
11. Письмо митр. Евлогия от 30.4.1923 г. АЕУП. Фонд митр. Евлогия. Д. Личная переписка (1923). Машинопись. Л. 1.
Митрополит Евлогий (Георгиевский). Париж, 1927 (личный архив автора. © А. №у1еге)
поскольку он «состоял не из одних епископов, а в громадном большинстве из клириков и мирян», тогда как «каноны знают только соборы, состоящие из одних епископов» [Троицкий, 7]. Троицкий подчеркивает также «политический» характер решений Московского собора, на которые оказали особое влияние миряне — члены Государственной думы, представители гражданской администрации и интеллигенции. По его мнению, именно миряне играли «руководящую роль на общих собраниях Собора, тогда как епископское совещание, морально связанное своим участием в постановлениях общих собраний, не нашло
возможным кассировать политические постановлений таких собраний» [Троицкий, 8].
Сходную мысль заявила уже в 1935 г. предсоборная комиссия, отвечавшая за подготовку 2-го собора РПЦЗ:
Миряне, превышая число епископов, могут исказить самое лицо Собора, подчинив себе епископов. <...> Опыты Московского собора 1918 г. делают эти сомнения не столь безусловными [Протокол, 112] 12.
На самом деле не Московский собор 1917-1918 гг., а печальный опыт Первого собора в Карловцах в 1921 г. подтверждал эти опасения, но сторонники РПЦЗ не могли критиковать этот собор, заложивший основу их собственного существования.
Другой крупный представитель РПЦЗ, еп. Серафим (Соболев), настоятель русского прихода в Софии, исходя из конкретного случая, высказал еще один аргумент, позволявший не принимать в расчет решения Московского собора: по его мнению, Собор 19171918 гг. действовал «в ненормальное время», поэтому его постановления имели «только временное значение применительно к условиям момента» [Церковная жизнь, 3]. Являясь защитником монархической концепции епископата, владыка Серафим, который также после 1945 г. присоединился к юрисдикции Московского патриархата, отвечал тем, кто акцентировал признанные Московским собором права мирян в церковной жизни: «Прихожане не должны говорить о своих правах, но только помнить о своих обязанностях» [Церковная жизнь, 3] 13.
Таким образом, обличители Московского собора в русской эмиграции 1920-1930 гг. сформулировали три основных критических аргумента по отношению к соборным постановлениям. Эти аргументы сводятся к следующему: демократический дрейф, риск политизации, конъюнктурные решения. Приходится констатировать, что в своем желании избежать путаницы между соборностью и демократией, те, кто не признавал значимости результатов Собора, рисковали попасть в другую опасную край-
12. Однако же, на 2-м Карловацком соборе мирян было больше, чем клириков (58 против 49).
13. Такой выпад со стороны еп. Серафима (Соболева) против «демократического» духа Московского собора был сделан не без задней мысли, так как вопрос имел для него лично практическое значение. Это позволяло ему решить спор, который
в 1926 г. возник между ним и частью прихожан русской церкви в Софии, во главе которых стояли близкие к митр. Евлогию протопр. Георгий Ша-вельский и проф. Н. Н. Глубоковский. Оба обвиняли еп. Серафима в противозаконном самовольном управлении приходом, без созыва общеприходского собрания и без избрания приходского совета.
ность — «синодального», а не «соборного» видения церкви, разделяя и даже ставя преграды внутри членов самой церкви — между клиром и верующими, между церковью учащей и церковью учащейся. В результате выявлялись две абсолютно разные позиции: «легитимистская» линия в Париже и в Праге, считавшая абсолютно необходимым исполнение решений Собора, и «ревизионистская» линия в Карловцах и в Софии, включавшая тех, кто предпочитал смягчить или даже упразднить эти выработанные на Соборе нормы.
Применение решений Собора в эмиграции
Вопрос о том, как решения Московского собора в отношении церковного устройства исполнялись тремя юрисдикциями в эмиграции, необходимо предварить общей характеристикой самих этих решений. Кроме самого известного решения о восстановлении патриаршества, французский церковный историк, автор обобщающего исследования о Московском соборе, доминиканец о. Иакинф Дестивель выделяет еще несколько важных положений, касающихся епархии и прихода: определение кандидата на должность епархиального архиерея голосованием всеобщего епархиального собрания; «соборное» управление через представительные учреждения, на основе выборности с равным количеством клириков и мирян; активное участие мирян наравне с духовенством во всех аспектах церковной жизни [Destivelle, 303, 261-262] 14.
Следует также различать декларации о Московском соборе со стороны представителей трех русских церковных юрисдикций за рубежом, которые принципиально не могли отказаться от соборных решений, несмотря на то, что некоторые из них, как мы видели, критически относились к этим положениям, и реальное применение этих самых постановлений в жизни той или иной юрисдикции. Наконец, необходимо иметь в виду, что решения Московского собора были разработаны для крупной поместной Церкви, существующей в стране с многовековой православной культурой. Применение этих решений в условиях эмиграции представляло собой сложное дело, которое приходилось постепенно решать. На самом деле, если внимательно посмотреть
14. Как ни странно, эти страницы не были включены в русский перевод книги [Дестивель].
на церковную жизнь в эмиграции, можно констатировать, что потребовалось немало времени перед тем, как началось действительное осуществление решений Собора. Для этого были свои причины, одновременно материальные, психологические и канонические.
Материальные причины заключались в отсутствии документов: поскольку решения Собора были изданы в Москве в 1918 г. очень маленьким тиражом, трудно было найти их в свободном доступе за пределами России. Так, например, в 1921 г. настоятель церкви в Софии просил у владыки Евлогия копию актов собора, чтобы собрать приходской совет в соответствии с требованиями Собора 15. Распространению текстов Собора способствовал журнал «Церковные ведомости» — официальный орган зарубежного Синода — выходивший в Белграде. В 1922 г. в первых номерах журнала были опубликованы в полном объеме постановления Поместного собора. Со своей стороны, в том же году Польская православная церковь издала две брошюры, содержащие эти же тексты. Таким образом, проблема доступа к источникам была решена.
Другие причины, психологические, были связаны с тем, что потребовалось время для того, чтобы новая модель церковного управления вошла в сознание, преодолев старые привычки, которые были сильны, особенно среди епископата. Так, например, в феврале 1921 г. митр. Антоний написал владыке Евлогию письмо, в котором сообщал о назначении последнего «управляющим русскими церквами в Европе» и предлагал следующий тип церковного управления:
Вы назначены как бы епархиальным архиереем для Европы. Думаю, что никакой беды не будет, если у Вас нет и не скоро окажется канцелярия. Се-кретаришку же завести в Берлине Вы всегда можете, да и попиков двух-трех найдете, если пожелаете иметь епархиальный совет 16.
По сути в этом письме, с присущим ему обычно резким, порою грубым стилем, митр. Антоний предлагал воспроизвести епархиальное управление в том виде, в каком оно существовало
15. «Для организации прихода нужно бы иметь устав о приходе, выработанный на Всероссийском
соборе, но в Софии его нет. Нельзя ли прислать нам один экземпляр хотя бы для переписки» (см.: Письмо архим. Тихона (Лященко) к архиеп. Евлогию
от 16.3.1921 г. АЕУП. Ф. Епархиальное Управление. Д. Болгария (1921-1938). Л. 2 об.).
16. Письмо митр. Антония к архиеп. Евлогию от 27.2.1921 г. АЕУП. Ф. Митр. Евлогий. Д. Личная переписка(1921-1924). Л. 2.
в Российской империи в течение синодального периода (17211917), т. е. создать духовную консисторию, состоящую из трех священников, назначенных епархиальным архиереем, которые помогали бы в решении ограниченного круга вопросов (главным образом, рассмотрение документов, относящихся к назначению-перемещению подведомственных церковнослужителей, и бракоразводные дела).
Третьи причины — канонические. Рассеяние русских эмигрантов по всей Европе поставило их в трудную каноническую ситуацию. Некоторые эмигранты жили на территориях, некогда входивших в состав Российской империи и недавно получивших с одобрения московских церковных властей или без него статус церковной автономии или полной независимости. Такая ситуация сложилась, например, в Финляндии, в Польше и в балтийских странах. Другие изгнанники нашли приют на Балканах, где существовали автокефальные православные церкви, владевшие полным каноническим авторитетом и правами в своих пределах. С особого согласия предстоятелей некоторых из этих церквей русские эмигранты получили разрешение открыть в немногих определенных конкретных местах и иногда в ограниченное время отдельные церковные структуры, получившие специальный статус. Так, на территории будущей Югославии одному русскому архиерею было разрешено управлять самостоятельно теми немногочисленными приходами, которые были основаны в этой стране русскими эмигрантами. Так же было и в Болгарии. Третий вариант представляли собой русские церкви в странах центральной и западной Европы, которые до революции находились под управлением митрополита Санкт-Петербургского и которые отныне были лишены общения со своим архиереем. Высшее церковное управление за рубежом решило поручить временное управление этими церквами архиеп. Евлогию «с правами и полномочиями епархиального архиерея» в соответствии с указом от 24 января 1921 г. 17 Каноническое положение владыки Евлогия было подкреплено указом от 8 апреля 1921 г. за подписью патриарха Тихона, который, в свою очередь, назначил его возглавлять русские церкви в Западной Европе с согласия митрополита Петроградского Вениамина (Казанского), выраженного в личном письме
17. Указ от 24.1.1921 г. АЕУП. Ф. Епархиальное Управление. Д. Высшее церковное управление (1921-1926). № 136. Л. 1 об.
от 21 июня 1921 г. Второй указ патриарха от 17 января 1922 г., который возводил владыку Евлогия в сан митрополита, еще более утвердил легитимность последнего.
Тем не менее, это двойное назначение, пришедшее из двух разных управлений, в сочетании с роковым решением митр. Ев-логия, принятым в мае — сентябре 1922 г. и позволившим кар-ловацким епископам образовать «зарубежный Синод» вместо ликвидированного патриархом Тихоном ВЦУЗ, содержали зачатки юрисдикционного спора, который в 1926 г. привел к столкновению между, с одной стороны, карловацким синодом, этой группой архиереев без епархии, которую приютила Сербская церковь, но которая претендовала на управление всеми приходами русской эмиграции, включая приходы Западной Европы, а с другой стороны, настоящим епархиальным архиереем, митр. Ев-логием, который настаивал на том, чтобы соблюдали его права и автономию его канонического удела в соответствии с полученным от патриарха указом о назначении.
С канонической точки зрения русским епископам-эмигрантам, пребывающим в Сербии и Болгарии, было трудно применить решения Московского собора просто потому, что ни у кого из них не было своей епархии. Лишь двое-трое из них управляли несколькими русскими приходами в границах тех поместных церквей, которые их приютили, и только потому, что они получили разрешение от местной иерархии. Однако это не помешало им принять документ, озаглавленный «Положение о русских заграничных епархиальных управлениях», в котором указывалось, что «управление российскими церковными общинами (приходами). вверяется в каждом округе епископу, который управляет ими на основании определения Св. Собора Православной Российской Церкви об епархиальном управлении» 18.
Что касается организации приходов, то отдельного документа по этому вопросу составлено не было и карловацкие епископы довольствовались приходским уставом 1918 г. Но они добавили к нему два исправления «в виду условий беженской жизни» 19. Первое исправление касалось определения того, что такое приход, сформулированного так:
18. См. § 1 «Положения.» во 2-м номере журнала «Церковные ведомости» за 1922 г.: [Положение, 8].
19. Согласно формуле Э. Махароблидзе, секретаря ВЦУЗ, из предисловия к Уставу о православном приходе. См.: [Деяния, 86].
Приход есть общество верующих из клира и мирян, объединившихся вокруг временного или постоянного храма под пастырским водительством священника-настоятеля... находящееся в каноническом управлении своего епископа [Деяния, 86].
Однако Московский собор определял приход несколько иначе:
Приходом называется общество, состоящее из клира и мирян, пребывающих на определенной местности и объединенных при храме, составляющее часть епархии и находящееся в каноническом управлении своего епархиального архиерея, под руководством поставленного последним священника-настоятеля [О приходе, 13].
Второе изменение было введено как «общее примечание», которое утверждало: «епархиальному архиерею предоставляется право делать необходимые, вызываемые местными условиями, отступления от правил приходского устава» [Деяния, 87].
Эти изменения отнюдь не были безобидными. Во-первых, они предполагали упразднение территориального измерения прихода, как и его связи с постоянным культовым зданием — храмом (что было, конечно, понятно в условиях изгнания, когда русские эмигранты часто оборудовали скромные церкви во временных помещениях типа барака, частной квартиры или подвала). Во-вторых, они стирали явную связь между приходом и епархией (что вполне понятно, так как приходы, основанные русскими эмигрантами на Балканах, строго говоря, не образовали епархию, как мы видели). В-третьих, и это абсолютно парадоксально, полномочия этих архиереев без епархии были расширены, поскольку ими присваивалось право по своей воле изменять постановления Московского собора, иначе говоря, за более низким органом управления была признана возможность отменить то, что установил более высокий орган церковной власти. Таким образом, совершалось настоящее искажение решений Московского собора.
Ситуация оказывалась совершенно другой в церковном уделе митр. Евлогия, поскольку он обладал законными «правами и прерогативами» епархиального архиерея. После периода колебаний, вызванных перемещением епархиального центра из Берлина в Париж в начале 1923 г., церковные органы начали организовываться. Сначала следовало основать приходы и зарегистрировать их у местных гражданских властей. Во Франции
приходы были зарегистрированы как культовые ассоциации (религиозные общества) в рамках законодательства о культах 1905 г. Отметим, что уставы этих ассоциаций напрямую ссылались на Московский собор 20. Затем пришлось объединить эти ассоциации в одно «Управленческое епархиальное объединение религиозных обществ», устав которого был подан в Префектуру в феврале 1924 г., что дало официальный гражданский статус новому епархиальному управлению 21. В статье № 2 данного устава говорилось, что Союз создан на основе «положений, одобренных Всероссийским поместным собором православной церкви 1917-1918 гг.» 22.
Для утверждения этих новых структур в 1925 г. митр. Евло-гий решил созвать епархиальный съезд, но из-за материальных трудностей эту идею пришлось отложить. Но вскоре развитие событий вынудило митрополита созвать такое собрание. Напряженные отношения с карловацким синодом достигли критической точки осенью 1926 г., когда Германское викариатство было отнято из-под управления владыки Евлогия без его согласия: синод преобразовал это викариатство в самостоятельную епархию. Конечно, определение Московского собора от 18 августа 1918 г. «Об учреждении новых епархий» позволяло разделить одну епархию на две, но только после согласования с местным архиереем, а также с клириками и мирянами данной области, что тут соблюдено не было.
Отвечая на требования Карловацкого синода, митр. Евлогий чувствовал необходимость опираться на всеобщее согласие, как об этом говорила передовица первого номера епархиального журнала «Церковный вестник», изданного в Париже в 1927 г.:
События прискорбных церковных разногласий минувшей зимы вновь поставили на очередь созыв епархиального собрания для соборной работы митр. Евлогия с клиром и мирянами, согласно основным положениям Московского Собора [Епархиальное собрание, 13].
20. Например, зарегистрированный 30.05.1923 г. устав прихода при Св.-Александро-Невском храме
на рю Дарю в Париже гласит: «Созидается культо-
вое общество. с целью обеспечения богослужений в точном соответствии с православным восточным греко-российским обрядом и с положениями Поместного Собора Православной Российской Церкви от 1/14-9/22 февраля 1918 г.» (см.: Устав Русской культовой ассоциации в Париже, зарегистрирован-
ной 30.5.1923 г. Архивы Парижской Префектуры. Отдел Ассоциаций. Машинопись. Л. 1).
21. Оповещение о регистрации опубликовано в 58-м номере "Journal Officiel" от 28.02.1924 г. [Union directrice].
22. Устав Управленческого епархиального объединения религиозных обществ, зарегистрированного 28.2.1924 г. АЕУП. Ф. Епархиальное Управление. Д. Регистрация. Отд. изд. Париж, 1924. С. 2.
В июле 1927 г. в Париже на Сергиевском подворье впервые состоялось собрание клириков и мирян, которое учредило епархиальное управление в соответствии с решениями Поместного собора. В своей речи на открытии съезда владыка Евлогий заявил: «Мы не новое здание будем строить, а лишь применять и осуществлять ту структуру, которую создал Московский Поместный Собор Российской Церкви в 1917-1918 гг.» [Евлогий 1927, 16 ]. Для осуществления этой цели собрание приняло документ, который назывался «Правила об управлении православными русскими церквами в Западной Европе, на основании ст. 37 главы III об епархиальном собрании (Положения Московского Священного Собора)» — внутренний нормативный документ, который дополнял гражданский устав, принятый раньше французскими властями 23.
Этот текст дважды ссылался на Московский собор: «Ст. 4. Пределы власти митрополита, как правящего архиерея, а также порядок управления вверенными ему церквами, определяется во всем на точном основании постановлений Московского Священного Собора об епархиальных управлениях...» 24. Ст. 14 указывала, что епархиальный совет собирается «в соответствии со ст. 49 и 53 собора» и состоит из семи членов, в том числе трех клириков и трех мирян, да еще председатель обязательно из клира, таким образом, чтобы в этом органе всегда было большинство церковнослужителей 25.
Один из участников епархиального собрания И. В. Никаноров так охарактеризовал состояние духа, которое царило в его работе:
Какой бы вопрос из стоявших в программе собрания мы ни взяли, он или целиком или корнями лежит в постановлениях Московского Поместного Собора, которые известны далеко не в той широте, как нужно, а еще меньше того выполнены. А в них залог благоустроения нашей церковной жизни [Никаноров, 3].
После собрания 1927 г. митр. Евлогий возглавил еще три собрания клириков и мирян — в 1930, 1933 и 1936 гг. Очередное собрание было запланировано на 1939 г., но его пришлось отложить из-за начала войны. Пришлось ждать 1946 г., чтобы возобновился
23. См.: Правила об управлении православными
русскими церквами в Западной Европе. АЕУП.
Ф. Епархиальное Управление. Д. Епархиальное собрание 1927 г. Л. 1 об.
24. Правила об управлении православными русскими церквами в Западной Европе. Л. 2 об.
25. Там же. Л. 4 об.
1-е епархиальное собрание под председательством митр. Евлогия. Париж, 1927 (личный архив автора. © А. №уюге)
созыв епархиальных собраний с регулярностью раз в три года, но на этот раз уже под председательством преемника владыки Евлогия, митр. Владимира (Тихоницкого), который тоже был участником Поместного собора в Москве в качестве викарного епископа Гродненской епархии.
Текст епархиального устава, принятый собранием 1927 г., стал несколько лет назад объектом исследований архим. Саввы (Тутунова), специалиста по каноническому праву, который на сегодняшний день является заместителем управляющего делами Московской патриархии [Савва]. В результате очень критического разбора устава 1927 г. в свете решений Поместного собора 1917 г. архим. Савва пришёл к следующим выводам. Во-первых, собрание 1927 г. будто бы самопровозгласило себя «епархией» и в соответствии с этим организовало свое административное устройство, применив к себе определение Собора об епархиальном управлении, превысив свои полномочия. Во-вторых, по его мнению, устав пошел дальше решений Собора,
давая им «свободную интерпретацию» в том, что действующая практика внутри Русского экзархата Константинопольского патриархата (другое название — Западноевропейской архиеписко-пии) склонила «равновесие между иерархическим принципом и идеей содействия клира и мирян в церковном управлении» в пользу второго принципа. Наконец, отсюда вытекает третье нарекание — получилось нарушение «органического и гармонического взаимодействия различных уровней церковного управления», предусмотренного решениями Поместного собора 1917 г. [Савва, 254].
Однако эти нарекания не кажутся нам оправданными. Первое не соответствует реальности, поскольку владыка Евлогий с момента своего назначения в 1921 г. был наделен «правами и полномочиями епархиального архиерея». Второе также совершенно безосновательно, поскольку устав давал численное превосходство клирикам в рамках епархиального совета и оставлял за епископом право вето на все решения совета и епархиального собрания. Третий упрек выявляет свою несостоятельность, если в действительности сравнить, как вчера и сегодня в каждой православной поместной церкви (в том числе и Русской) осуществлялось и осуществляется то «органическое и гармоническое взаимодействие различных уровней церковного управления», о котором говорит автор данной статьи.
Выводы другого специалиста, уже процитированного католического священника о. Иакинфа Дестивеля, у которого есть преимущество взгляда на ситуацию с внешней стороны, представляются нам более объективными и взвешенными. Он констатирует, что «устав архиепископии... применяет основные положения Поместного собора 1917 г. об епархии и приходах» [DestiveUe, 261], учитывая только, что «это применение происходит в особой обстановке < осуществления > соборности», которая объясняется «условиями рождения архиепископии вдали от своего исторического центра и ее статусом» внутренней автономии в рамках Константинопольского патриархата [DestiveUe, 262].
Если теперь рассмотреть положение в других юрисдикци-ях русской эмиграции 1930-х гг. в западной Европе, можно отметить, что в юрисдикции РПЦЗ оказались две епархиальные структуры — одна для Германии, а другая для остальных стран. Документации о них сохранилось немного, поскольку эти епархии, центры которых находились, соответственно, в Берлине и в Париже, не вели регулярных журналов. Их организация кажется
а. нивьер • русская церковная эмиграция и московский поместный собор 1917-1918 годов: 105
принятие и применение соборных решений в 1920-1930 годах
менее структурированной и более спорадической, чем в епархии митр. Евлогия. Например, в этих двух епархиях нет следов епархиального собрания, кроме как один раз в Париже в 1934 г. 26 Известно также, что в Берлине, как и в Париже, существовали при местных архиереях РПЦЗ епархиальные советы, но их клирики и миряне не выбирались, а назначались епископом. Этот метод управления даже получил оформление в двух официальных документах: в «Положении о Православной Церкви в Германии», появившемся в октябре 1935 г. 27, и во «Временном Положении о РПЦЗ», составленном в сентябре 1936 г. 28
Первый из этих текстов, принятый в первые годы нацистского режима и с его одобрения, очень показателен. Только в 7-ой статье он говорит о необходимости руководствоваться решениями Московского Поместного собора 29, но в реальности он дает место только епископской власти: приходы основываются епископом; любые верующие, не относящиеся к определенному приходу, могут стать частью епархии по решению епископа; члены епархиального совета назначаются епископом, а состав и полномочия епархиального собрания четко не определены [Положение Церкви в Германии, 85]. Так что здесь мы далеки как от определений, так и от духа Поместного собора 1917-1918 гг.
За неимением доступной документации трудно также представить точную ситуацию в редких приходах, которые решили в 1931 г. сохранять связи с заместителем местоблюстителя патриаршего престола митр. Сергием (Страгородским) вместо того, чтобы следовать за митр. Евлогием. На самом деле эти общины изначально не входили в самостоятельную епархию, а находились под управлением митрополита Ковенского Елевфе-рия (Богоявленского), который время от времени приезжал к ним с пастырским визитом. Кажется, что в 1930-х гг. эти общины следовали нормам Московского собора в образе приходского устройства (ежегодные собрания и выбираемый приходской совет), но также частично и по общему своему устройству, поскольку эти приходы во Франции были объединены в благочиние, которое управлялось советом благочиния, состоящим
26. См.: Церковная жизнь. 1934. № 12. С. 194. См. также: Епархиальное собрание // Возрождение. 1934. 27 ноября. № 3463. С. 2.
27. См. полный текст в журнале «Церковная
жизнь»: [ПоложениеЦеркви в Германии].
28. См. полный текст в книге: [Церковные законы, 5-12].
29. «Епископ управляет епархией согласно канонам Православной Церкви и в соответствии с положениями Всероссийского собора от 14-22 февраля 1918 г.» [Положение Церкви в Германии, 85].
из нескольких клириков и мирян, способ назначения которых, впрочем, нам неизвестен 30.
После 1946 г. эти приходы оказались собраны в Западноевропейском экзархате Московского патриархата (который был тогда создан именно как параллельная структура, можно сказать, в противовес Русскому западноевропейскому экзархату Константинопольского патриархата). Бывший участник Московского собора 1917 г., проф. А. В. Карташев в личной переписке свидетельствует, что в то время в экзархате Московского патриархата преобладало скорее враждебное отношение к представительским и выборным принципам, введенным Собором 1917-1918 гг. Так, рассказывая о позиции епископа, отправленного Москвой в Париж после похорон митр. Евлогия летом 1946 г., Карташев пишет:
Архиепископ Фотий (Топиро), исполняя директивы своего начальства, дает интервью через две просоветских газеты и в них произносит разные грубости и глупости. <...> Они в Москве считают у нас незаконным все приходские советы, все выборы и епархиальные съезды, ибо у них в Совдепии все эти плоды Собора 1917-18 г. похерены росчерком пера и введено всеобщее назначение сверху. Отсюда вывод: вся наша церковная жизнь незаконна. 31.
Следует прибавить, что в это время решения Собора 1917-1918 гг. не применялись Московской патриархией ни на одном из уровней церковной жизни на территории Советского союза, поэтому неудивительно, что они тогда не применялись и в зарубежных учреждениях этого патриархата (за исключением Сурожской епархии, созданной в начале 1960-х гг.).
Заключение
Сведения о степени применения принципов Московского Поместного собора в трех церковных юрисдикциях, возникших в русской эмиграции, мы в качестве заключения попытались обобщить в следующей таблице:
30. Члены благочинного совета, кажется, избирали своего председателя, в такой должности состоял сперва архим. Афанасий (Нечаев) с 1933 по 1943 гг., а затем архим. Стефан (Светозаров) с 1943 по 1947 гг. Ср.: [Нивьер, 87, 471].
31. Из письма Г. И. Новицкому от 20 сентября 1946 г. См.: [Письма, 187].
1920-1940 гг. РПЦЗ Русский экзархат КП Зарубежные приходы МП
Упоминается Собор 1917 г. в уставе да да нет
Осуществление соборности по уставу да, формально да нет
в действитель- частично реально частично
ности
Епархия епархиальный епископ:
- выбирается нет да нет
епархией; - выбирается да да да (?)
синодом
Епархия епархиальное собрание: теоретически да, на деле нет да нет
- с паритетом нет да нет
клира и мирян;
- регулярность нет да нет
Епархия епархиальный совет: да да нет / да 32
- избираемый; нет да нет (?)
- с паритетом нет да нет
клира и мирян
Приход - приходские собрания да да да
- советы из кли- да да да
ра и мирян
Из этой таблицы видно, что на уровне приходского устройства нормы Московского Поместного собора 1917-1918 гг. кажутся соблюденными в каждой из трех юрисдикций в 1930-х гг. Что касается епархиального устройства, напротив, две из трех юрис-дикций находились вне решений этого Собора, тогда как третья, Русский Экзархат КП, судя по всему, довольно широко применяла их. Как нам кажется, упрек в адрес этой юрисдикции в том, что она вышла за пределы соборных решений и даже нарушила их, является совершенно необоснованным.
32. Для благочиния во Франции.
Источники
1. Деяния = Деяния Русского всезаграничного церковного собора, состоявшегося 8-12 ноября 1921 года в Сремских Карловцах в королевстве С., Х. и С. Сремски Карловци : Срп. манастирска штамп., 1922. 156, [4] с.
2. Евлогий 1927 = Евлогий, митр. Речь перед открытием Епархиального собрания // Церковный вестник Западно-Европейской епархии. 1927. № 1. С. 10-17.
3. Епархиальное собрание = Епархиальное собрание // Церковный вестник Западно-Европейской епархии. 1927. № 1. С. 12-15.
4. Никаноров = Никаноров И. В. Из итогов Епархиального собрания // Возрождение : Ежеднев. газ. 1927. 19 июля. № 777. С. 3.
5. О приходе = Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о православном приходе. 7 (20) апреля 1918 г. // Собрание определений и постановлений Священного Собора Православной Российской Церкви. Вып. 3. М. : Изд-е Соборного совета, 1918. С. 13-41.
6. Положение = Положение о русских заграничных епархиальных управлениях // Церковные ведомости. 1922. 1 (14) апреля. № 2. С. 8.
7. Положение Церкви в Германии = Положение о Православной Церкви в Германии // Церковная жизнь. 1936. № 6. С. 83-85.
8. Протокол = Протокол предсоборной комиссии по подготовке Поместного собора РПЦЗ. 22.6/5.7.1935 // Церковная жизнь. 1935. № 7. С. 111-116.
9. Указ 1921 = Указ ВЦУЗ от 25.4.1921 // Заграничное русское церковное собрание : Материалы подготовительной комиссии. Град Равноапостольного Константина [Стамбул] : [б. и.], 1921. С. 3.
10. Указ 1922 = Указ из Временного Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей // Церковные ведомости. 1922. № 12-13. С. 3-4.
11. Церковная жизнь = Церковная жизнь : восстановление прихода в Софии // Возрождение. 1926. 19 ноября. № 535. С. 3.
12. Церковные законы = Церковные законы, касающиеся Русской Православной Церкви Заграницей. Нью-Йорк, Джорданвилль : Свято-Троицкий монастырь, 1947. 80 с.
13. Union directrice = Union directrice diocésaine des associations orthodoxes russes en Europe occidentale (Déclaration du 26 février 1924) // Journal Officiel. 1924. 28 février. № 58. С. 2080.
Литература
1. Александров = Александров В. В. Церковь и право: критика Московского собора 1917-1918 годов в богословии отца Николая Афанасьева // Вестник РХД. 2016. № 206. С. 135-147.
2. Дестивель = Дестивель Иакинф, свящ. Поместный Собор Российской Православной церкви 1917-1918 годов и принцип соборности. М. : Изд. Крутицкого Патриаршего подворья ; Общество любителей церковной истории, 2008. 312 с.
3. Евлогий 1947 = Евлогий (Георгиевский), [митр.]. Путь моей жизни. París : YMCA-Press, 1947. 678 с.
4. Евфимий = Евфимий (Логвинов), иером. O восприятии Всероссийского Собора 1917-1918 гг. в Русской Православной Церкви за границей // XVI Ежегодная богословская конференция ПСТГУ : Материалы : В 2 т.
Т. 1. М. : Изд-во ПСТГУ, 2006. С. 196-203.
5. Кострюков = Кострюков A. A. Борьба зарубежных иерархов с демократическими тенденциями в церковном управлении в двадцатые годы XX века // XVI Ежегодная богословская конференция ПСТГУ : Материалы : В 2 т. Т. 1. М. : Изд-во ПСТГУ, 2006. С. 123-129.
6. Кривошеева = Кривошеева Н. A. Русские эмигранты — члены Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 гг. // XVIII Ежегодная богословская конференция ПСТГУ : Материалы : В 2 т. Т. 1. М. : Изд-во ПСТГУ, 2008. С. 227-231.
7. Нивьер = Нивьер A. Православные священнослужители, богословы и церковные деятели русской эмиграции в Западной и Центральной Европе : 1920-1995 : Биографический справочник. Москва ; Париж : Русский Путь ; YMCA-Press, 2007. 614 с.
8. Письма = «После годов голода и лишений у нас чувство разговенья, сытости и благополучия» : Письма А. В. Карташева Г. И. Новицкому, 1946-1947 гг. / Публ. и ком. A. В. Антощенко, Н. В. Николаенко // Вестник Омского университета. Серия: Исторические науки. 2016. № 4 (12). С. 181-194.
9. Савва = Савва (Тутунов), архим. Резолюции Епархиального собрания «Парижской митрополии» 1927 г. : Проведение в жизнь определений Собора 1917-1918 гг. // XVIII Ежегодная богословская конференция ПСТГУ : Материалы : В 2 т. Т. 1. М. : Изд-во ПСТГУ, 2008. С. 251-255.
10. Троицкий = Троицкий С. В. О неправде Карловацкого раскола. París : Editions de L'Exarchat Patriarcal Russe en Europe Occídentale, 1960. 148 с.
11. Destivelle = Destivelle H. Le concile de Moscou (1917-1918) : La création des institutions conciliaires de l'Eglise orthodoxe russe. Paris : Cerf, 2006. 505 p.
12. Skarovskij = Skarovskij M. La ricezione del concilio di Mosca in epoca sovietica // Il concilio di Mosca del 1917-1918 : Atti dell'XI Convegno ecumenico internationale di spiritualita ortodossa. Sezione russa (Bose, 18-20 settembre 2003) / D. V. Pospelovskij, G. Schulz, V. Cypin, H. Legrand. Magnano : Edizioni qiqajon comunita di Bose, 2004. P. 289-316.
Список сокращений
АЕУП Архивы Епархиального управления в Париже ВЦУЗ Высшее церковное управление заграницей РПЦЗ Русская православная церковь заграницей
A. Niviere
Russian Church Emigration and the 1917-1918 Moscow Local Council: Adopting and Carrying out Its Decisions in the 1920s-1930s
In the early 1920s, Russian church communities in Europe found themselves in a quite extraordinary situation, requiring a complete reorganisation of their structures, both at the diocesan and parish levels. Having kept alive their memory of the 1917-1918 Moscow Council, many ecclesiastical figures in emigration viewed its decisions as reliable guidelines for creating a new church structure. Later on, however, the jurisdictional divisions followed, highlighting the two opposite attitudes to the Council s heritage. Some considered it necessary to implement its decisions, whereas others preferred to change or even abolish the norms elaborated at the Council. This article explores how the Moscow Council served as a starting point in organising various ecclesiastical jurisdictions in emigration in the 1920s-1930s and how these institutions carried out or not its decisions.
keywords: 1917-1918 Moscow Council, church life in emigration, Russian emigration in Europe, Russian church abroad, Metropolitan Evloghios.
