CC BY
194
УДК 141.81 ББК Ю3(2)46
Мария Владимировна Привалова
кандидат философских наук, Забайкальский государственный университет (Чита, Россия), e-mail: [email protected]
русская социальная утопия XVIII и первой половины XIX вв.
(на материале произведений А. радищева и М. Щербатова)
В данной статье обобщается анализ работ таких выдающихся русских мыслителей, как А. Радищев и М. Щербатов. Современные социальные реалии наглядно показывают, что возможности стихийного развития нашего общества на сегодняшний день исчерпаны, поэтому особенно актуальной становится потребность в социальном прогнозировании и проектировании, в определённой экспертизе предложенных проектов. Автор анализирует социально-утопические проекты А.Радищева и М. Щербатова. Основываясь на классификации утопий, предложенной Е. Шацким, идентифицирует их как проспективную и ретроспективную утопии. Оценка прошлого нашей страны, её социальнофилософского наследия в значительной степени определяет характер современного этапа общественного развития. Этим и объясняется стремление автора осмыслить социальные проекты XVIII - первой половины XIX вв. и определить степень соответствия с социальными реалиями жизни в обществе XXI в.
Ключевые слова: утопия, социальная реальность, система общественных отношений, социально-утопическая мысль, социальный проект.
Mariya Vladimirovna Privalova
Candidate of Philosophy, Zabaikalsky State University (Chita, Russia), e-mail: [email protected]
Russian Social Utopia in the 18th and the First Half of the 19th Century (Based on the Works of A. Radishchev and M. Shcherbatov)
The author of the article summarizes the analysis of the works of such prominent Russian philosophers as A. Radishchev and M. Shcherbatov. Today contemporary social realia demonstrate that the possibilities for the spontaneous development of our society have come to the end. So, the need for social forecasting, planning and the examination of the proposed projects is becoming particularly relevant. The author analyzes the social-utopian projects of A. Radishchev and M. Shcherbatov. Taking into account the classification of utopias proposed by E. Shatsky, M. Privalova identifies the projects as prospective and retrospective utopias. Assessment of our country’s past, its social and philosophical legacy largely determines the nature of the present stage of social development. This fact explains the author’s desire to interpret the social projects of the 18th - 19th centuries and to determine the degree of compliance with the social realia of life in the 21st century society.
Keywords: utopia, social reality, system of social relations, social-utopian thought, social project.
Современное общество характеризуется постоянно растущей степенью целенаправленного информационного воздействия на людей. Средства массовой информации, выполняя одну из своих первостепенных функций (формирование общественного сознания), отстаивают существующий социальный миропорядок как осознанную необходимость. Именно в такие периоды роль утопии как альтернативной версии символического универсума, стимулирующей социальную рефлексию, становится особенно актуальной.
Утопия как способ постижения социальной действительности существует уже не
одно столетие, и «социально-утопический проект - это «слепок» с породившего его общества, обратная проекция одной исторической эпохи в другую (прошлого - в настоящее, настоящего - в будущее и т. п.), т. е. проекция, в которой устранены все минусы и усилены все плюсы существующего общества. Она неизбежно несёт в себе и реальные противоречия последнего, и его проблемы, связанные с характером классовой структуры и общественных отношений, уровнем экономического развития, культурной зрелости», и будет существовать столько, сколько человеческое общество [1, с. 26].
© Привалова М. В., 2013
25
Методологической базой нашего исследования является трактовка понятия «утопия», её основных признаков и функций, предложенная Э. Баталовым.
Итак, социальная утопия - это «произвольно сконструированный образ идеального социума, принимающего различные формы (общины, города, страны и т. п.) и простирающегося на всю жизненную среду человека -от внутреннего его мира до космоса» [1, с. 23]; выполняющего пять основных функций - критическую, нормативную, когнитивную, конструктивную и компенсаторную. Отметим, что Э. Баталов трактует когнитивную функцию как прогностическую, мы же будем исходить из этимологии данного понятия - когнитивность (от лат. cognitio - «знание, познание, осознание»). Отсюда следует, что социальная утопия - это не просто «произвольно сконструированный образ идеального социума», а результат познания, изучения и осознания социальной реальности.
Продолжительное время было принято считать, что не существует такого понятия, как «русская социальная утопия». Между тем в отечественной философской литературе отражена довольно богатая традиция, связанная с социальной утопией. Назовём только произведения, созданные за период XVIII и первой половины XIX вв.: А. Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву», М. Щербатов «Путешествие в землю Офирскую Г-на С... швецкаго дворянина», В. Левшин «Новейшее путешествие, сочинённое в городе Белеве», А. Улыбышев «Сон», В. Кюхельбекер «Европейские письма», «Земля Безглав-цев», О. Сенковский «Учёное путешествие на Медвежий остров», В. Одоевский «Два дни в жизни земного шара», «Город без имени», «4338-й год», В. Сологуб «Тарантас» и др.
Чем объясняется такой интерес к утопии в России именно в XVIII в.? Дело в том, что в 1789 г. впервые издаётся на русском языке «Утопия» Томаса Мора. И если первые отечественные утопии носили скорее подражательный характер, то ближе к концу XVIII столетия в России сформировалась оригинальная социально-утопическая мысль.
Особый интерес для нас представляют первые два из вышеназванных произведений -это «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Радищева и «Путешествие в землю Офир-скую Г-на С. швецкаго дворянина» М. Щербатова.
«Проект в будущем» входит в состав главы «Хотилов» «Путешествия из Петербурга в Москву». Это первая «бумага», которую главный герой произведения нашёл по приезде в
село Хотилов. «Проект» представляет собой манифест, написанный «гражданином будущих времен». И данные уточнения, сделанные автором во введении к произведению, и заглавие подчёркивают отнесённость этого «проекта» в будущее, когда в жизни России произойдут социальные изменения, необходимые, по мнению «гражданина будущих времён».
Князь Щербатов в своём произведении, напротив, обращает внимание читателей на то, как хорошо и спокойно жили наши предки, всё у них не только «с великою чистотою, но и с великою простотою было» [5, с. 34]. Характеристика «древний» подразумевает «образец», по которому надо творить настоящее.
В 1858 г. А. И. Герцен писал: «Князь Щербатов и Радищев представляют собой два крайних воззрения на Россию времён Екатерины. Печальные часовые у двух разных дверей, они, как Янус, глядят в противоположные стороны. Щербатов, отворачиваясь от распутного дворца сего времени, смотрит в ту дверь, в которую взошёл Петр I, и за нею видит чинную, чванную Русь московскую, -скучный и полудикий быт наших предков кажется недовольному старику каким-то утраченным идеалом . А. Радищев - смотрит вперёд, на него пахнуло сильным веянием последних лет XVIII в.» [4, с. 43].
Таким образом, согласно взглядам А. Герцена, идеал, который является необходимой составляющей утопии и отличительной чертой при выделении её из ряда таких понятий, как «фантастика» и «футурология», А. Радищев и М. Щербатов ищут в разных исторических эпохах. Два социальных проекта, созданных примерно в одно время, на одном социальном материале, под влиянием одних и тех же философских идей (оба автора были приверженцами философского деизма Вольтера и Ж-Ж. Руссо), расходятся в двух диаметрально противоположных направлениях от точки, являющейся социальной реальностью для самих мыслителей.
В зависимости от того, где автор предпринимает поиски социального идеала (в прошлом или будущем), утопии классифицируются на ретроспективные (воссоздающие идеалы прошлого) и проспективные (ищущие их в будущем) [3].
Итак, мы рассматриваем проспективный социальный проект А. Радищева и ретроспективный - М. Щербатова.
Утопия А. Радищева полностью посвящена социально-правовым размышлениям. Относительно духовной сферы жизнедеятельности человека автор высказывается только
в самом начале, уточняя, что, «доведя постепенно любезное отечество наше до цветущего состояния, в котором оное ныне находится; видя науки, художества и рукоделия, возведённые до высочайшего совершенства» [2, с. 9], человек осознал следующее: «разум человеческий, вольно распростирая своё кры-лие, беспрепятственно и незаблуждённо возносится везде к величию и надёжным ныне стал стражею, общественных законоположений, - под державным его покровом свободно и сердце наше в молитвах, ко всевышнему творцу воссылаемых, с неизречённым радо-ванием сказати может, что отечество наше есть приятное божеству обиталище; ибо сложение его не на предрассудках и суевериях основано, но на внутреннем нашем чувствовании щедрот отца всех» [2, с. 9].
Наряду с ярко выраженным рационализмом чувства признаются А. Радищевым необходимым качеством человека, обеспечивающим его способность различать добро и зло и быть достойным гражданином своего государства.
Таким образом, важнейшей характеристикой «гражданина будущих времён» является гармония чувств и разума.
Помимо всего вышесказанного необходимым изменением в духовной сфере «общества будущего» является претворение в жизнь принципа веротерпимости. А. Радищев пишет: «Неизвестны нам вражды, столь часто людей разделявшие за их исповедание, неизвестно нам в оном и принуждение. Родившись среди свободы сей, мы истинно братьями друг друга почитаем, единому служа семейству, единого имея отца, бога» [2, с. 9].
Самым серьезным недостатком человеческого общежития мыслитель считал рабство, так как ни естественное, ни гражданское право не предполагает порабощение человека человеком. Он отмечает, что «право естественное показало вам человеков, мысленно вне общества приявших одинаковое от природы сложение, и потому имеющих одинаковые права, следственно, равных во всем между собою и единые другим не подвластных. Право гражданское показало вам человеков, променявших беспредельную свободу на мирное оныя употребление. Но если все они положили свободе свой предел и правило деяния своим, то все равны должны быть и в ограничении оной. Следственно и тут один другому неподвластен» [2, с. 12].
Таким образом, согласно взглядам Радищева, ограничение беспредельной свободы человек должен и может претерпевать только со стороны общества и только ради «соб-
ственного блага». Естественно, взамен он получает определённые права, закреплённые законодательно, т. к. «властитель первый в обществе есть закон, ибо он для всех один» [2, с. 12].
Одним из самых важных для человека прав, которое надлежит законодательно утвердить и свято соблюдать, - это право частной собственности, так, например, необходима «ясность в положениях о приобретении и сохранении имений» [2, с. 10], а также неприкосновенность границ частных владений. Автором утверждаются «равновесие во властях» и «равенство в имуществах» (однако ни в коем случае не следует понимать А. Радищева как эгалитариста, уравнителя собственности; из общего контекста далее следует, что речь идет о юридически равных для всех правах на собственность). Залогом соблюдения законов, по мысли писателя, должна стать умеренность в наказаниях.
Возвращаясь к размышлениям А. Радищева о естественном праве человека, подчеркнём, что мыслитель очень резко и недвусмысленно критиковал социальное положение земледельца в России XVIII века. Автор пишет: «В начале общества тот, кто ниву обрабатывать может, тот имел на владение ею право, и обрабатывающий её пользуется ею исключительно. Но колико удалилися мы от первоначального общественного положения относительно владения. У нас тот, кто естественное имеет к оному право, не токмо от того исключён совершенно, но, работая ниву чуждую, зрит пропитание своё зависящее от власти другого!» [2, с. 13].
Итак, происходит отчуждение земледельца не только от орудия производства, но и от результатов своего труда, что приводит к низкой производительности, ибо «следуя сему естественному побуждению, всё, начинаемое для себя, всё, что мы делаем без принуждения, делаем с прилежанием, рачением, хорошо. Напротив того, всё то, на что несвободно подвизаемся, всё то, что не для своей совершаем пользы, делаем оплошно, лениво, косо и криво» [2, с. 16]. Отсюда страдает не только частный землевладелец, но и экономика всего государства. Проблемы в экономической сфере общественных отношений тут же находят отражение в социальной, приводя к демографическому кризису (низкому уровню рождаемости, увеличению смертности как среди младенцев, так и среди взрослого населения), ибо «где есть нечего, там, хотя бы и было кому есть, не будет; умрут от истощения» [2, с. 17].
Далее автор обращается к нам с вопросом: «Можно ли государство, где две трети граждан лишены гражданского звания и ча-стию в законе мертвы, назвать блаженным?» [2, с. 13]. Радищев выделяет признаки «блаженного государства»: во-первых, «блаженно государство, говорят, если в нём царствует тишина и устройство»; во-вторых, «когда нивы в нём не пустеют и во градах гордые воздымаются здания»; в-третьих, «когда далеко простирает власть оружия своего и властвует оно вне себя не токмо силою своею, но и словом своим над мнениями других» [2, с. 13]. Как отмечает сам мыслитель, все эти признаки внешние, приходящие, ибо тишина и покой могут быть, например, в военном лагере, «но можем ли мы назвать военных блаженными? Превращённые точностию воинского повиновения в куклы, отъемлется у них даже движения воля, толико живым веществам свойственная. Они знают только веление начальника, мыслят, что он хочет, и стремятся, куда направляет» [2, с. 13-14]. Богатые нивы чаще всего, по мысли писателя, говорят о рабском труде, а «огромность зданий, бесполезных обществу, суть явные доказательства его порабощения» [2, с. 15]. Также негативной оценке автор подвергает захватнические войны, ибо победитель в таком сражении впоследствии обязательно почувствует себя проигравшим. Ему придётся восстанавливать все сферы общественных отношений захваченного государства, а результатом «завоевания будет, не льсти себе, убийство и ненависть» [2, с. 16].
Таким образом, столь резкая критика социальной реальности связана у А. Радищева с ясным представлением об идеальном устройстве общества. Этот идеал вполне соответствует традиционным представлениям эпохи Просвещения; он основывается на концепции естественного права и предполагает, что равенство права людей на свободу автоматически предполагает равенство в ограничениях свободы, налагаемых гражданскими законами. Что же касается так называемого «блаженного государства», то «да не ослепимся внешним спокойствием государства и его устройством, и для сих только причин да не почтём оное блаженным. Смотри всегда на сердца сограждан. Если в них найдёшь спокойствие и мир, тогда сказать можешь воистину: се блаженны» [2, с. 14].
А. Радищев стал одним из первых русских мыслителей, утопический труд коего выдерживает сравнение с трудами его западных современников и который задал саму
традицию утопического сочинительства, ориентированного на критическое использование самых последних достижений научной и философской мысли Европы.
Роман М. Щербатова «Путешествие в землю Офирскую Г-на С. швецкаго дворянина» - это социально-утопический проект неизвестной страны, название которой взято из Библии. В советский период исследователи культурно-философского наследия князя Щербатова часто критиковали его, поскольку он был защитником крепостного права. Но одно это соображение не может служить основанием для негативной оценки его утопии. Сохранение крепостного права, согласно взглядам мыслителя, было необходимо, в связи с состоянием общего морального и культурного уровня крепостных крестьян в XVIII в., который не позволил бы им воспользоваться свободой во благо себе и общества.
В социальной утопии М. Щербатова преобразование коснулось всех сфер системы общественных отношений.
Что касается религиозных воззрений, то «офирцы оказались поклонниками принципов рационалистической философии и проповедовали деизм в духе Вольтера и Руссо, усложненный элементами массонской символики» [5, с. 52]. Всё это путешественнику рассказал священник, который совмещал данную духовную должность с гражданской, являясь одновременно и офицером полиции, т. к. «офирская полиция стоит на страже за-конопорядка и выполняет наряду с другими функции полиции нравов, следящей за “благочестием”. За это ответственны особые чиновники, называемые санкреи (благочинные)» [5, с. 52].
Помимо вышеназванной, полиция выполняет следующие функции:
1) «попечение о здоровье жителей» -сюда входит наблюдение, оценка и прогнозирование здоровья населения в связи с состоянием среды его обитания; выявление причин и условий инфекционных и массовых неинфекционных заболеваний; разработка обязательных для исполнения предложений по проведению мероприятий, обеспечивающих санитарно-эпидемиологическое благополучие населения; контроль за проведением гигиенических и противоэпидемических мероприятий, применение мер пресечения санитарного правонарушения и привлечение к ответственности лиц, их совершивших. Так, М. Щербатов пишет, что «ежели найдётся виновен, не токмо вещи истребляются и он положит двойную пеню, но также и сам на не-
делю заключается в темницу, и сии самые повреждённые вещи даются ему в пропитание; ибо кто хотел вредить другим, да повредится сам первый теми самыми вещами» [5, с. 53];
2) «о их безопасности» (имеются в виду граждане государства). Данная функция полиции включает в себя охрану своих жителей от правонарушений со стороны сограждан и от пожаров. В первом и во втором случае предполагается наличие государственных служащих и «народной дружины», «караульные содержатся - половина от короны, а другая на иждивении жителей. Еженедельно выбирают в каждой улице по четыре человека из жителей, которые - каждый должен по два раза везде пройти для осмотрения стражи, а коронный уличный офицер обходит два раза» [5, с. 54];
3) «о спокойствии» граждан. «В спокойствии жителей, - пишет М. Щербатов - разумеем мы, чтобы мостовые были исправны, чтобы не было грязи и чтобы поборами на содержание полиции и постоями не были отягчены, а сие следующим образом исполняется» [5, с. 55]: ответственность за чистоту дорог и обочин несут сами жители, но если необходимо произвести ремонт или устранение неполадок, подключается полиция;
4) «о освещении». Продолжительность ночного времени суток в нашей стране обусловило необходимость освещения улиц, поэтому «был поставлен и содержан жителями, каждым противу своего дома, фонарь с освещением, и офицеры полицейские токмо о сем смотрение имеют» [5, с. 56].
Правовую сферу мыслитель тоже не обошёл вниманием. Государственная власть «соображается с пользою народною» [5, с. 23], законы «соделаны общим народным согласием и ещё беспрестанным наблюдением и исправлением в лучшее состояние приходят» [5, с. 23], представители власти не корыстолюбивы, не пышны, а трудолюбивы и «похвальное честолюбие имеют соделать счастливыми подчинённых им людей; остаток же народа, трудолюбивый и добродетельный, чтит, во-первых, добродетель, потом закон, а после царя и вельмож» [5, с. 23].
Предложенное М. М. Щербатовым решение социально-правовых проблем екатерининской эпохи не утратило элементов актуальности и в XXI в. Мы постоянно говорим о необходимости неукоснительного соблюдения законов; нравственном обновлении чиновников, которое должно привести к изменению их отношения к своим профессиональным обязанностям и к людям, права и интересы которых они призваны защищать; строгом наказании за казнокрадство и взяточничество; сокращении излишних звеньев государственного аппарата и т. д.
Таким образом, идеи социально-философского преобразования системы общественных отношений, предложенные А. Радищевым и М. Щербатовым, на наш взгляд, достаточно актуальны и в XXI в. Их литературное наследие имеет не только теоретическую значимость, но может использоваться для построения альтернативных социальноправовых программ развития российского общества.
Список литературы
1. Баталов Э. Я. В мире утопии: пять диалогов об утопии, утопическом сознании и утопических экспериментах. М.: Политиздат, 1989. 319 с.
2. Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву // Взгляд сквозь столетия: русская фантастика XVIII и первой половины XIX вв. / сост. В. Гуминский. М.: Молодая гвардия, 1977. 335 с.
3. Шацкий Е. Утопия и традиция / пер. с польск; общ. ред. и послесл. В. А. Чаликовой. М.: Прогресс,
1990. 456 с.
4. Шестаков В. П. Эсхатология и утопия: очерки русской философии и культуры: учеб. пособие. М.: Вла-дос, 1995. 208 с.
5. Щербатов М. Путешествие в землю Офирскую г-на С... швецкаго дворянина // Взгляд сквозь столетия: русская фантастика XVIII и первой половины XIX вв. / сост. В. Гуминский. М.: Молодая гвардия, 1977. 335 с.
References
1. Batalov E. Ya. V mire utopii: pyat dialogov ob utopii, utopicheskom soznanii i utopicheskikh eksperimentakh.
M.: Politizdat, 1989. 319 s.
2. Radishchev A. N. Puteshestviye iz Peterburga v Moskvu // Vzglyad skvoz stoletiya: russkaya fantastika XVIII i pervoy poloviny XIX vv. / sost. V. Guminsky. M.: Molodaya gvardiya, 1977. 335 s.
3. Shatsky Ye. Utopiya i traditsiya / per. s polsk; obshch. red. i poslesl. V. A. Chalikovoy. M.: Progress, 1990.
456 s.
4. Shestakov V. P. Eskhatologiya i utopiya: ocherki russkoy filosofii i kultury: ucheb. posobiye. M.: Vlados, 1995.
208 s.
5. Shcherbatov M. Puteshestviye v zemlyu Ofirskuyu g-na S. shvetskago dvoryanina // Vzglyad skvoz stoletiya: russkaya fantastika XVIII i pervoy poloviny XIX vv. / sost. V. Guminsky. M.: Molodaya gvardiya, 1977. 335 s.
Статья поступила в редакцию 27 марта 2013 г
