CC BY
253
Г. В. Судаков
Вологодский государственный педагогический университет,
Вологда
РУССКАЯ РЕЧЬ КОНЦА XVIII — НАЧАЛА XIX ВЕКА В ОЦЕНКАХ СОВРЕМЕННИЦЫ1
Исследуемый текст имеет полное название: «Рассказы бабушки: Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово». Текст издавался первоначально по главам в «Русском вестнике» [РВ 1878; 1879; 1880], полный текст издан в 1885 году. Повторно текст издан в 1989 году [цитируется по данному изданию, см.: Рб 1989].
Бабушка — Елизавета Петровна Янькова, внучка историка В. Н. Татищева, родилась 29 марта 1768 года. Она прожила всю жизнь в Москве и скончалась 3 марта 1861 года в возрасте 93 лет, «сохранив почти до самой своей кончины твёрдую память, в особенности когда речь касалась прошлого. (...) рассказывала с удивительною подробностью, (...) она была живою летописью всего XVIII столетия и половины XIX» [Рб: 5]. Нас интересует не только подробная летопись событий и детальность бытописания, но и отражение нового времени в мировосприятии и в речевых оценках «бабушки». Что самое замечательное в записанных рассказах— их достоверность: по мнению Т. И. Орнатской, подготовившей рассказы к печати, «благодаря своей изумительной памяти бабушка сохраняет не только колорит эпохи, но и живой язык своих современников»: от вельможи Н. Б. Юсупова до ключницы Акулины [Орнатская: 348]; «Язык бабушки— это живой русский язык, язык лучших представителей ее времени, предпочитавших родное наречие французскому. Он и выдержанный, и строгий, и в то же время образный и меткий (...); она часто пользовалась пословицами и всегда удивительно к месту» [Орнатская: 356].
1 Статья подготовлена при поддержке Министерства образования и науки РФ, соглашение № 14.В37.21.0036.
Димитрий Димитриевич Благово (28. 09. 1827 — 9. 06. 1897) помнил бабушку с 1830 года, но записывал ее рассказы с 1847 года: «когда бабушка переехала на житье к нам в дом и жила с нами до своей кончины, в эти двенадцать лет слышанное мною живо врезалось в память, потому что многое было мною тогда же подробно записано» ([Рб: 7]. Записи были закончены в 1877 году.
Намерения Д. Д. Благово удивительно совпадают с позицией П. А. Вяземского, написавшего в своей книге «Фонвизин» очень точные слова об отношении к прошлому, в частности, к XVIII веку: «Разумеется, время идет, разумеется, просвещение продирается нетерпеливо все вперед и вперед; но из этого не следует, что необходимо каждые десять лет выбрасывать все старое и дочиста заводиться новыми понятиями. Новым языком, новыми великими людьми (...) Каждое поколение, каждый век есть сын и внук своих предшественников» [Вяземский: 194].
Конечно, при всей добросовестности автора и желании точно воспроизвести рассказы своей уникальной бабушки он, вероятно, подвергал их бессознательному редактированию. Таким образом, мы имеем дело с воспоминаниями в воспоминаниях, но зато то, что сообщается в изучаемых записках, приобретает особую значимость по целому ряду обстоятельств: 1) здесь одновременно воспроизводятся разновременные воспоминания двух субъектов: бабушки — о времени своей бабушки, своей матери и о своем времени, преимущественно последняя четверть XVIII века и первая четверть XIX века; внука — о рассказах бабушки, услышанных после 1846 года; таким образом, каждый фрагмент воспоминаний будет иметь две даты: время, к которому относится запись, и время, когда это записано; 2) оба субъекта мемуаров: бабушка и внук — нестандартные личности, хорошо известны в светском обществе, имеют много знакомых и хорошо информированы; 3) бабушка и внук хорошо воспитаны и образованны, понимают ценность сведений о прошлом, в том числе о повседневности: это определяет тематику мемуаров.
Формальных сигналов, используемых в тексте для фиксирования внимания читателя на новом, необычном или становящемся употребительным, много: графическое выделение (курсив, скобки), вставочные или поясняющие выражения: «смертоносное поветрие, которое называют холерой» [Рб: 5].
Важно учитывать замечания, характеризующие речевую ситуацию в русском дворянском обществе конца XVIII века:
(1) Все учение в наше время состояло в том, чтобы уметь читать да кое-как писать, и много было очень знатных и больших барынь, которые кое-как, с грехом пополам, подписывали свое имя каракулями. [Рб: 47].
(2) <0 Карамзине> Многие его критиковали за то, что он пишет разговорным языком, а другие его за это-то именно и хвалили. [Рб: 255].
Именно устная разговорная речь является предметом наблюдений и оценок наших информаторов: бабушки Е. П. Яньковой и ее внука Д. Д. Благово. Эти наблюдения и оценки свидетельствуют об осознаваемой представителями образованного общества необходимости нормированной разговорной речи [Князь-кова 1974: 231-235].
Переходим к оценке лексико-фразеологических средств, связанных со сферой дворянского быта. Сравним два выражения: обед за-свой и званый обед:
(3) В простые дни, когда за-свой обедают, и то бывало у бабушки всегда: два горячих — щи да суп или уха, два холодных, четыре соуса, два жарких, два пирожных. [Рб: 10].
Таким образом, обед за-свой и обедать за-свой — это домашний обед с домочадцами ограниченной продолжительности. В словарях [САР1; СРЯ XVIII; Сл. 1847; Даль] фразеологизм отсутствует.
Выражение званый обед предполагает соблюдение следующих условий: 1) большое число специально приглашенных гостей, 2) большое число блюд и вариантов их выбора, 3) значительная продолжительность обеда.
(4) (1-я ситуация) Шепелева угощает графиню Шувалову, стало быть, пир на весь мир. Бабушка была большая хлебосолка и не любила лицом в грязь ударить. Надобно гостей назвать: не вдвоем же ей обедать с графиней.
Послала звать соседей к себе хлеба-соли откушать; и знатных, и незнатных— всех зовет: большая барыня
никого не гнушается; ее никто не уронит, про всех у нее чем накормить достанет. [Рб: 9].
(5) (2-я ситуация). А на званом обеде (...) два горячих: уха да суп, четыре холодных, четыре соуса, два жарких, несколько пирожных, потом десерт, конфеты, потому что в редком доме чтобы не было своего кондитера и каждый день конфеты свежие. [Рб: 10].
(6) (3-я ситуация). Бывало, сидят за столом, сидят— конца нет: сядут в зимнее время в два часа, а встанут — темно; часа по три продолжался званый обед. [Рб: 10].
Таким образом, фразеологизм званый обед имел значение 'торжественный обед с большим количеством приглашенных и большим количеством блюд'. Зафиксировано в СРЯXVIII [15: 222].
Рассмотрим отдельные слова, касающиеся развлечений в великосветской среде:
(7) (...) когда двор приедет в Москву, то и дело что вечера да балы да маскарады во дворце. [Рб: 17].
Бал — вечернее собрание лиц обоего пола с обязательным сценарием: танцы, игры, ужин, фейрверк; маскарад — увеселительное собрание, род бала, в маскарадных костюмах [СРЯ XVIII 12: 77]; вечер— вечернее собрание, обычно с танцами и угощением [Дружининская и др. 2008: 12-14]. Ср.: «Вечер (...) 3. Вечернее собрание гостей» [СРЯ XVIII 3: 88], что представляется неполным толкованием значения.
Вот пример из исследуемого памятника, где различаются вечера запросто, бал 'блестящий праздничный вечер' и маскарад 'костюмированный вечер, разновидность бала':
(8) Каждую неделю, по воскресеньям, бывали вечера запросто, и съезжалось иногда более ста человек, и два, три большие бала в зиму. Но изо всех балов особенно были замечательны два маскарада, в 1845 и 1846 годах. [Рб: 140].
СРЯ XVIII зафиксировал и словосочетания бал-маскарад, бал маскерадный, маскированный [1: 130].
Куртаг (от нем. Кш1а§ 'прием при дворе', см. также в [СРЯ XVIII 11: 88]: 'вечерний увеселительный прием у монарха') разъясняется в тексте подробно:
(9) Покойная матушка езжала на куртаги, которые были учреждены в Москве: барыни собирались с работами, а барышни танцевали; мужчины и старухи играли в карты и по желанию императрицы для того, чтобы не было роскоши в туалетах, для дам были придуманы мундирные платья по губерниям. [Рб: 164].
О том, что «барышни танцевали; мужчины и старухи играли в карты» было известно и раньше, но тот факт, что «барыни собирались с работами» — явление малоизвестное, да и характер этих работ пока не выяснен.
Добавим сведения о популярных в XVIII в танцах:
(10) Главным танцем бывал менуэт, потом стали танцевать гавот, кадрили, котильоны, экосезы. [Рб: 25].
В этом примере есть слово менуэт, но ср. далее в тексте:
(11) Приходилось кланяться во время миновета. [Рб: 66];
(12) Танцующих бывало немного, потому что менуэт был танец премудреный: поминутно то и дело, что или присядь, или поклонись. [Рб: 165].
СРЯ XVIII фиксирует, кроме указанных, и варианты меновет, миновет, минувет, а также разъясняет значение слова: 'танец с плавными движениями, поклонами и реверансами' [12: 129].
(13) Вальса тогда еще не знали и в первое время, как он стал входить в моду, его считали неблагопристойным танцем: как это — обхватить даму за талию и кружить ее по зале. [Рб: 165].
Словарь учитывает фонетико-морфологические варианты слова, его происхождение, время появления и значение [СРЯ XVIII 2: 210], но в словаре отсутствуют сведения культурно-исторического характера, в частности, этическая оценка нового танца. Особое значение имело выражение ходить польский, см.:
(14) Вдовствующая императрица Мария Феодоровна к нему была очень благосклонна и на балах всегда танцевала, то есть ходила «польский» (...) и так они идут польский. [Рб: 169].
См. трактовку этого выражения в [Дружининская и др. 2008: 34-35]: Полонез или польский — это торжественный танец-шествие.
Оценим выражения, относящиеся к великосветскому жаргону, где причудливо сочетаются структуры разного происхождения, в том числе калькированные с французского, но имеющие русский лексико-фразеологический состав: сделать невежество 'проявить невежливость по отношению к кому-либо':
(15) <о матери героини> Впрочем, она все-таки румянилась по тогдашнему обычаю, потому что, не нарумянившись, куда-нибудь приехать значило бы сделать невежество. [Рб: 24].
Словари не учитывают этот фразеологизм. Мотишка 'расточитель':
(16) — Да что твой сын-то, мать моя, не мотишка ли, или, может статья не в карты ли он проиграл? [Рб: 30].
Чуфарство 'чванство, важничанье' — от чуфариться, чу-фыриться 'чваниться, важничать собою, надуваться' [Даль IV: 616]:
(17) Княгиня Анна Николаевна была просто ласкова, безо всяких штук, княжны внимательны, а от князя так и разило его чуфарством. [Рб: 53].
Современные чувырла, чуфырла, чувырло, чуфырло имеют откровенно отрицательную коннотацию «бранное, жаргонное», так говорят о человеке с неприятной, отталкивающей внешностью [Химик 2004: 717-718]. Происхождение этих слов не имеет удовлетворительного объяснения. Представляется наиболее корректной идея о звукоподражательном угро-финском слове 1зик1з1 [Фасмер IV: 388], на основе его чуфырь 'глухарь', чуфыкать 'о звуках, издаваемых глухарем, перед токованьем' (арх., вологод. — из личных наблюдений автора). Поведение
чванливого человека похоже на поведение глухаря перед токованием.
Старый любезник 'охотник любезничать, угодник, мило-взор, волокита; желающий нравиться' [Даль II: 282], см. пример:
(18) человек старого закала, предерзкий и пренеобтесанный (...). старик был очень нескромен в обхождении, да и в разговоре тоже слишком свободен; словом сказать, был старый любезник. [Рб: 57].
Из этих характеристик (предерзкий и пренеобтесанный, нескромен в обхождении, в разговоре слишком свободен) получался не просто любезник, а старый любезник, т. е. человек из прошлого, с архаичными привычками ухаживания за дамами. В СРЯ XVIII слово не попало, отсутствует слово и в Картотеке Словаря. Но, возможно, в своем рассказе бабушка воспользовалась фразеологией XIX века, см. вышеприведенную цитату из словаря Даля.
Речевой этикет строился на этических принципах эпохи, например, уважение родителей: обращение на «вы» и выбор более книжной лексики (не сердиться, а гневаться; не дарить, а пожаловать). Вот характерный пример:
(19) Отношения детей к родителям были совсем не такие, как теперь; мы не смели сказать, за что вы на меня сердитесь, а говорили: за что вы изволите гневаться, или: чем я вас прогневала; не говорили: это вы мне подарили; нет, это было нескладно, а следовало сказать: это вы мне пожаловали, это ваше жалованье. [Рб: 24].
Любопытно, что такие тонкие нюансы в речевом обращении в середине XIX уже не фиксирует В. И. Даль — знаток живого великорусского языка.
(20) Больше чтили старших, было больше порядку в семействах и благочестия. [Рб: 24].
Кто входил в понятие «старшие»? Вот ответ на этот вопрос:
(21) Родная моя тетка, матушкина сестра (...) была на тринадцать лет моложе матушки. Она всегда матушке говорила «вы» и очень ее уважала! [Рб: 25].
Переход к обращению на «вы» — явление новое в XVIII веке, но старшие современники бабушки привыкли к другой, более старомодной манере общения:
(22) Ему было, я думаю, лет под 70; по своим летам и по старой привычке в прежнее время ни с кем не церемониться, он с первого разу, кто бы ни был, мужчина или женщина, всем говорил «ты» [Рб: 56].
Правильным было выражение:
(23) Поутру бабушка кушала свой кофе [Рб: 7],
т. е. кофе кушали, а не пили. Даль отмечает, что кушать означает 'есть и пить', но выражение более вежливое; кушали хлеб-соль, кушали рюмочку, кушали чашечку [Даль II: 229].
Известно, что в дворянской среде в речевом общении действовал «двойной стандарт»: с равными себе — по-придворному; с «людьми» — по-площадному.
Вот пример разговора помещицы Матрены Бершовой с дворовыми девчонками:
(24) — Чего вы смотрите, мерзавки, — прикрикнула на них Бершова, — живо полезайте: холопки, пакостницы, а туда же робеют (...) подлые (...) разве это люди, что ль, — тварь, просто сволочь (...) ведь это я любя их (...)
А добрая была женщина, да уж очень дубовата; бывало, такие слова употребляет при моих детях, что иногда со стыда сгоришь. Я все ее останавливала и оговаривала, того и гляжу, что мои девочки подцепят какое-нибудь у ней словцо, срам будет. А кому-то на меня жаловалась, говорит: «Какая Елизавета Петровна спесивая барыня, все политику наблюдает, оговаривает меня, что я говорю спроста, не по-придворному.
Уж куда по-придворному, иногда совсем по-площадному. [Рб: 79].
«Площадный, неблагопристойный, подлый. Площадные речи» [Сл. 1847 III: 231].
Заметим, что слово дубоватый (дубовата) отсутствует в САР1 и СРЯ XVIII, у Даля — 'глупый и тупой' — [Даль I: 498].
Здесь, возможно, проявилось индивидуальное своеобразие речи бабушки. Что касается выражения наблюдать политику в значении 'соблюдать правила', то значение 'хранить, соблюдать' у слова наблюдать фиксируется в XIX веке [Сл. 1847 I: 347], известно и политика в значении 'искусство обходиться с людьми' [Сл. 1847 II: 314].
К речевому этикету относится и употребление слова позвольте в определенных ситуациях, например:
(25) Мужчины курили у себя в кабинетах или на воздухе, и ежели при дамах, то всегда не иначе, как спросят сперва: «Позвольте». [Рб: 96].
При этом учтем, что курение стало распространяться после 1812 года, а в особенности в 1820-х годах:
(26) Стали привозить сигарки, о которых мы не имели и понятия. [Рб: 96].
Интересна лексика и фразеология, отражающая эмоциональные и душевные переживания героев. Вот пример, где одновременно употреблен фразеологизм приходиться по мысли и новое слово влюблена:
(27) А мне, признаюсь, Дмитрий Александрович приходился по мысли: не то чтоб я была в него влюблена (как это срамницы-барышни теперь говорят) или бы сокрушалась, что батюшка меня не отдает, нет, но дай батюшка согласие, и я бы не отказала. [Рб: 49].
Ср. у Даля: «Приходиться (...) подходить или быть впору, в меру и кстати (...) Жена по мужу пришлась [Даль III: 457]. Пожалуй, в тексте значение фразеологизма несколько другое: приходиться по мысли — 'считать соответствующим в каком-либо отношении'. Что касается слова влюбиться, то, если иметь в виду значение 'почувствовать любовное влечение, страсть' и факт преимущественного употребления этого слова в комедиях и интермедиях той поры, причем совершенно определенными типажами, то становится очевидным следующее правило хорошего тона: приличные девушки переживали любовь, но вслух о любви не говорили.
Назовем некоторые наименования воинских и придворных чинов и должностей.
Провиантмейстер — армейский чин, занимавшийся обеспечением провиантом-провизией: служив в то время провиантмейстером. [Рб: 44].
Названия придворных должностей, как правило, двухсложные, где первый корень гоф- от нем. Но/ 'двор': гоф-мейстерина, гофинтендант и т. п.
(28) При императоре Николае Петровиче была сделана статс-дамою и, как это называется, гофмейстериною, кажется, при дворе Елены Павловны, а в последние годы своей жизни была кавалерственною дамой большого креста. [Рб: 86-87].
«Гофмейстерина. 1. Придворная дама, имеющая наблюдение за фрейлинами» [СРЯ XVIII 5: 204]. Кавалерственной считалась дама, награжденная малым крестом, а награжденные большим крестом именовались дамами большого креста [СРЯ XVIII 6: 31]. Речь идет об ордене св. Екатерины, учрежденном еще Петром I. Большой крест, кроме лиц императорской семьи, имели только 12 русских дам.
Гоф-интендант — придворная должность, чиновник конторы, ведавшей дворцами и садами:
(29) Он служил при дворе императрицы Анны: сперва помощником гоф-интенданта, строил Анненгофский дворец, (...) потом сделан гоф-интендантом. [Рб: 41].
В СРЯ XVIII интендант — военн. мор. лицо, ведающее воинским хозяйством и снабжением' [9: 103], слово гоф-интен-дант отсутствует.
Детально описываются в анализируемом источнике конные экипажи и способы запряжки, например:
(30) Приедет Петр Дмитриевич цугом в шорах, с верховым впереди, и остановится у ворот, а верховой трубит в рожок. [Рб: 29].
Напомним, что запряжка цугом значила следующее: две или три пары лошадей следовали друг за другом в упряжи со шлеей, т. е. без дуг и без хомута. Цуг как способ запряжки и
фразеологизм ездить цугом хорошо известны, но цуг— это и 'выездной конный экипаж, запрягаемый способом цуга', см. пример на второе значение:
(31) У батюшки при жизни матушки было три цуга: один для него, один для матушки да запасный. [Рб: 43].
Оригинален оборот иметь букет: иметь букет полагалось в выездном церемониале знатного человека:
(32) Александр Данилович жил очень хорошо и открыто; когда он женился, у него была золотая карета, обитая внутри красным рытым бархатом, и вороной цуг лошадей в шорах с перьями, а назади, на запятках букет. Так называли трех людей, которые становились сзади: лакей выездной в ливрее, по цветам герба, напудренный, с пучком и в треугольной шляпе; гайдук высокого роста, в красной одежде, и арап в куртке и шароварах ливрейных цветов, опоясанный турецкою шалью и с белою чалмой на голове (...) Так выезжали только в торжественных случаях. [Рб: 42].
Букет в значении 'трое слуг, стоящих на запятках экипажа, в выездном церемониале знатного человека' отсутствует в СРЯ XVIII и у Даля.
Проспект — так называлась магистраль на территории усадьбы:
(33) К дому вела длинная аллея, ши проспект, версты на полторы посаженный чрез дерево липами и березами. [Рб: 187].
Именно такой проспект был у Толстого в Ясной Поляне. В общепринятом употреблении проспект - «большая, широкая, прямая улица» [Даль III: 511; Сл. 1847 III: 555].
Пейзажный сад — 'разновидность большого парка в английском вкусе':
(34) Павловское хотя и было очень хорошо своими постройками и очень обширным парком в новом вкусе — в английском, то, что прежде называли пейзажным садом (jardin paysager). [Рб: 254].
В словарях данный фразеологизм не зафиксирован.
Представлен перечень наименований «людей» (прислуги) в доме знатного человека:
(35) Кроме выездных лакеев и официантов были еще: дворецкий и буфетчик, а то и два; камердинер и помощник, парикмахер, кондитер, два ши три повара и столько же поварят; ключник, два дворника, скороходы, кучера, форейторы и конюхи, а ежели где при доме сад, так и садовники; бывали свои музыканты и песенники, а в деревне — там еще всякие мастеровые, и у многих псари и егеря, которые стреляли дичь для стола; а там скотники, скотницы. [Рб: 43].
В этом перечне поясним слово скороходы:
(36) Перед каретой бежали два скорохода. Так выезжали только в торжественных случаях. [Рб: 42-43].
Возможно, что названия построек в сельском доме были постоянными в XVIII-XIX вв, см., например:
(37) Весь нижний ярус назывался тогда подклетями; там были кладовые, но были и жилые комнаты. [Рб: 42].
Уточнение важное, потому что толкование значения и иллюстрации в СлРЯ XI-XVII в. не позволяют судить о функциональном назначении подклета [15: 266-267]. По Далю, подклеть (северное, восточное) — нижнее жилье избы, деревянного рубленого дома [Даль III: 178].
К характеристике внутреннего интерьера относится выражение расписать боскетом, т. е. расписать растительным узором, зеленью, ср.:
(38) В зале нарисована на стенах охота, в гостиной ландшафты, в кабинете у матушки то же, в спальне, кажется, стены были расписаны боскетом. [Рб: 22].
Употребление слова с таким значением в СРЯ XVIII не зафиксировано.
Отметим новые названия тканей:
(39) (Фиолетово-дофиновое — так называли самое темно-лиловое, потому что французские дофины не носили в трауре черного, а фиолетовый цвет). Скажу, кстати, о материях,
о которых теперь нет понятия: объярь или гро-муар, гро-де-тур, гро-гро, гро-д'ориан, левантин, марселин, сатенъ-тюрк, бомб— это все гладкие ткани, а то затканные: пети-броше, пети-семе, гран-рамаж (большие разводы); последнюю торговцы перетачали по-своему и называли «большая ромашка» (...) Были некоторые цвета в моде, о которых потом я уже и не слыхала: hanneton (темно-коричневый наподобие жука— ред.), grenouille évannouie (цвета обмершей лягушки— ред.), gorge-de-pigeon tourterelle (голубиной шейки — ред. ). Цвета эти, конечно, в употреблении и теперь, но только под другими названиями и не в таком ходу, как при самом начале, когда показались. [Рб: 108-109].
Гран-рамаж (большие разводы); 'большая ромашка' не зафиксировано в СРЯ XVIII, нет его и в словарях XIX века. В тексте разъяснено выражение мундирное платье:
(40) По желанию императрицы для того, чтобы не было роскоши в туалетах, для дам были придуманы мундирные платья по губерниям, и какой губернии был муж, такого цвета и платье у жены (...) Намерение-то было хорошее, хотели удешевить для барынь туалеты, да только на деле вышло иначе: все стали шить себе мундирные платья, и материи очень дешевые, преплохой доброты, ужасно вздорожали, и дешевое вышло очень дорогим. Так зимы с две поносили мундирные эти платья и перестали. Так как батюшка был владельцем в Калужской губернии, где был и предводителем, и в Тульской губернии, то у матушки и было два мундира — один стального цвета, а другой, помнится, лазоревый с красным. [Рб: 164].
Обратим внимание на недолго существовавшую синонимию мундир — мундирное платье при употреблении этих единиц в специальном значении 'женское платье из ткани строго оговоренного цвета'.
Приведем пример, связанный с возрастной модой того времени:
(41) Хорошенькая и субтильная старушка, слегка напудренная, в круглом чепце, то, что называли старушечьим чепцом (à la vieille), с большим бантом; в робронде, но со шлейфом» [Рб: 232].
Здесь робронд— 'дамское платье с кринолином'. Фразеологизм старушечий чепец словари не фиксируют. Оценим названия разновидностей сахара:
(42) После двенадцатого года пуд сахару стоил 100 рублей ассигнациями, и во многих домах подавали самый последний, которого потом и в продаже уже не было, называвшийся «лумп», неочищенный и совершенно желтый, соломенного цвета. Большею частью везде подавали «мелюс» и полурафинад. [Рб: 314-315].
Мелюс— 'недоработанный сахар из белой патоки'. Рафинад— 'очищенный сахар в кусках', полурафинад— 'сахар, очищенный наполовину'.
А вот лексика, имеющая отношение к бытовой утвари и к тогдашней моде: готовальня, оделарен дегонри — унгарская водка, ридикюль, шляпка кибитка.
(43) Ложек чайных для всех не было; во всем доме и было только две чайные ложки: одну матушка носила при себе в своей готовальне, а другую подавали для батюшки. [Рб: 25].
Значение слова готовальня полно учтено в САР1 и в СРЯ XVIII. Слово готовальня в значении 'футляр' употреблялось и в старорусском языке [Судаков 1988]. Здесь не так интересно слово готовальня, сколько обычай, связанный с употреблением чайных ложек.
(44) Употребляли одеколон, оделаванд и оделарен дегонри, по-русски — унгарская водка, о которой теперь никто и не знает. [Рб: 108].
Эти воспоминания относятся к 1806-1809 гг. В словарях не обнаружено оделарен дегонри, по-русски — унгарская водка.
Ридикюль 'мешочек для женской работы или для носового платка' [Сл. 1847 IV: 64; ср.: Даль IV: 96]:
(45) Делали рисованные мешки для платков или «ридикюли», которые стали употреблять после того, как вышли из моды карманы, потому что платья стали до того узить, что для карманов и места не было, но мы, люди немолодые, от карманов не отступали, а ридикюли носили ради приличия. [Рб: 261].
Названия модных в то время шляпок— токи, береты, кибитки:
(46) А на голове носили токи и береты, точно лукошки такие, с целым ворохом перьев и цветов, перепутанных блондами. Уродливее ничего и быть не могло; в особенности противны были шляпки, что называли кибитками (chapeau Kibick). [Рб: 288].
Судя по всему, это было модное выражение, просуществовавшее короткое время, в СРЯ XVIII не зафиксировано.
Приведем примеры просторечия: запросто, спроста, невступно, обносить, слабый головой, попрежде, некошный, припендерила, рожу расквасить, доточница.
(47) Так выезжали только в торжественных случаях, когда нужен был парад, а когда ездили запросто, то скороходов не брали. [Рб: 43].
Запросто — весьма распространенный элемент просторечия: «Запросто. Без соблюдения принятых в обществе правил, этикета» [СРЯ XVIII 8: 67]. Запросто, по Далю,— 'попросту, просто, без обиняков и без околичностей': Просим к нам запросто, по-соседски! [Даль I: 621].
(48) Я говорю спросту, не по-придворному. [Рб: 79].
По Далю, «Спросту и спроста, без умысла или намеренья, по глупости, простоте, без хитрости, простодушно» [Даль IV: 299; то же: Сл. 1847 II: 207].
(49) Ей было невступно сорок лет. [Рб: 24]);
(50) Он был там невступно три года настоятелем. [Рб: 199];
(51) Я была замужем невступно 23 года. [Рб: 201].
«Невступно. Неполностью, почти» [СРЯ XVIII 14: 50].
(52) Жена, с которою он разъехался, обнесла его пред императрицей, и стали к нему придираться. [Рб: 14].
Ср.: «Обнашивать кого? речами, оклеветать, наговаривать, очернить, поносить заглазно, оговаривать, сплетничать» [Даль II: 606]. Полагаем, что именно с таким смыслом употреблен здесь глагол обнесла.
(53) У князя был еще младший брат, князь Дмитрий Иванович, прекрасный собой, но больной и слабый головой, то есть немного скудоумен. [Рб: 53].
СРЯ XVIII иллюстрирует выражение головою слаб одним примером из переводной французской повести, но оставляет без толкования [5: 153], поэтому важно уточнение значения, сделанное в нашем примере: о степени психического расстройства. Заметим, что у Державина есть пример тоже со словом слабый, но с еще более откровенной характеристикой:
(54) Гудович, человек весьма слабый, или, попросту сказать, дурак, набитый барскою пышностью. [Державин: 409].
Попрежде — прежде, незадолго до чего, см. пример:
(55) Немного попрежде по времени, но тоже в этом году, женился наш родня, князь Борис Иванович Мещерский. [Рб: 68]2.
Некошный 'негодный' наблюдаем в примере:
(56) Есть некошная девка, пьянчуга и воровка, с которою тебе одна докука. [Рб: 80].
Ср.: «Некошной, некощный. Простореч. Негодный, плохой» [СРЯXVIII 14:208]. Несколько иную семантику зафиксировал Даль: «хилый или неспособный, негодный. Некошна девка. Некошной работник» [Даль II: 521].
Припендерить 'быстро прибыть, приехать':
2
Заметим, что у Даля слово родня — женского рода [Даль IV: 11], в Сл. Востокова — общего рода [Сл. 1847 II: 67].
(57) — Ну что, картавая, сама ко мне приехала? — встречает ее с громким хохотом Неклюдова. — Что, скучно, верно, без меня, сама припендерила. [Рб: 218].
Вероятно, родственные пентюритъся 'тесниться, лезть, втираться силою', пендюритъся, пендера, пендеря, пендюра, пендеръ [Даль III: 457]. Расквасить рожу:
(58) «Ну что, говорят, тебе всю рожу расквасило и кости переломало». Это она приехала навещать больную приятельницу, еле живую! [Рб: 219].
Расквасить 'разбить лицо до крови' оценивалось как простонародное [Сл. 1847 IV: 41].
Доточница 'умелая, сообразительная' — от доточить 'сделать исправно, дотошно, до конца':
(59) Старшие три дочери были (...) преумные и преученые и все три превеликие рукодельницы и доточницы в разных работах. [Рб: 224];
(60) Она была очень умная и милая девушка, (...) недурна и большая доточница и искусница на разные рукоделия. [Рб: 314].
В САР1, СРЯ XVIII и у Даля слово отсутствует. Дети с левой стороны — 'внебрачные дети':
(61) Он с нею жил недолгое время вместе, имея посторонние привязанности и несколько человек детей «с левой стороны. [Рб: 289].
САР1, СРЯ XVIII и Даль не фиксируют этот фразеологизм, по смыслу он связан с выражением ходить налево, тоже не зафиксированным словарями.
Вот как разъясняется в тексте слово пустодомка:
(62) Она не умела сделать мужа счастливым: была слишком мотовата, охотница рядиться и отделывать наемные квартиры и этими излишними тратами ввела мужа в долги и расстроила его состояние. Милая и приятная
женщина, но совсем не хозяйка, а совершенная пусто-домка. [Рб: 333].
У Даля: «Пустодом, -домка, -домица, плохой, незапасливый, беззаботный хозяин» [Даль III: 541]; ср.: 'не пекущаяся о хозяйстве, расточительница' [Сл. 1847 III: 579].
Из именований природных явлений — просуха. «Просуха ж. Первый сухой путь весною. Просухою в город поедем» [Даль III: 516].
(63) По зимам мы живали в Москве, а весной по просухе уезжали в Боброво. [Рб: 22];
(64) Батюшка дождался просухи и тогда от нас поехал. [Рб: 76].
Одним примером представлено толкование слова бранцы. Бранцы, по Далю, — «орехи бранцы, спелые, собираемые под лещиною, с земли» [Даль I: 126]:
(65) Знаешь ли, что такое значит: бранцы? Это самые спелые орехи, которые остаются по недосмотру на кустах в то время, когда орехи берут. Потом они дозревают и с кустов падают на землю; это самые вкусные орехи, потому что дозреют. [Рб: 32].
Судя по тексту, бабушка решила разъяснить внуку редкое слово и сделала это более пространно, чем В. И. Даль в своем словаре.
Еще одно название из растительного мира — планка.
(66) Особенный сорт груш, называвшихся планками (beurre), которые были в то время редкостью. [Рб: 315].
Грамматические особенности фиксируются редко, и они, вероятно, имеют индивидуальный характер, являются особенностями речи конкретного лица:
(67) Бабушка постоянно и говорила и писала; рублев, а не рублей, много делов, а не дел, и хотя слышала, как говорят другие, не изменяла своей привычки. [Рб: 45].
Об этом же пишет автор примечаний к тексту Т. И. Ор-натская: «Сохранены (...) некоторые языковые особенности, характерные для речевой манеры рассказчицы («миновет» вм.
«менуэт», «омеблировка», «палатин», «шкатуночка», «окны», «ден» вм. «дней», «яблоков», «старообраз» вм. «старообразен» и т. п.» [Орнатская: 376].
Пожалуй, самая распространенная грамматическая черта — это обилие слов с префиксом пре- (прилагательные, иногда существительные и наречия): премилая и предобрая, предерзкий и пренеобтесанный, преумная, прелюбезная и премилая, предобрые и преласковые, блюд премножество, предобрейшая, предлинная история, премного утешили, пребойкая и пребедовая, преупрямый и пребешеный, прегрязные и претопкие, претошный городишко, превзбалмошный и прегорячий; препронырливая и превкрадчивая, предлинный, пресчастливые и предовольные; пре самонравная и пресумасбродная, преважные и пренадменные; премилые, пре-обходительные и преласковые; премножество гостей, превесело пропировали, преогромный арбуз', престранные, презастенчивые, прехорошенькая, премилый, преголодные и потому прехуденъкие, пренесчастный, превертлявые, претрогателъную историю, пре-горячая и пресамонравная, предобрая, предрянная, преумная, престрогая, преживая, преумная и преспособная.
В заключение перечислим языковые особенности, отраженные в мемуарах Е. П. Яньковой и представляющие интерес для истории русского языка и русской речи той эпохи: 1) речевой этикет и светский жаргон эпохи; 2) новые лексико-фразео-логические явления: лексика эмоциональных и психологических переживаний, словарь моды и нового быта, парфюмерная лексика, лексика развлечений и застолья, названия должностей и чинов в придворной иерархии, названия транспортных средств и церемониала выездов; 3) просторечие и этнографизмы эпохи; 4) особенности грамматических форм. Особый интерес представляют многочисленные фрагменты, иллюстрирующие оценки «бабушкой» прошлых и новых языковых явлений: они позволяют фиксировать время новаций, их семантические и стилистические оттенки, сферу употребления. Как показывают наблюдения над мемуарами XVIII века, люди, не занимающиеся литературным или научным трудом, в ту пору редко и робко оценивали речевые новации эпохи. В XIX веке рефлексия по поводу речевого новаторства современников выражается уже чаще и более пространно [Судаков 2012: 96-97]. Е. П. Янькова очень активно
реагировала на особенности речи своих современников, оценивая факты того и другого столетия. А разве живой человек замечает границу веков, когда жизненный путь его начинается в одном столетии, а заканчивается в другом? По нашему мнению, из уважения к любимой бабушке внук ничего не прибавлял от себя, а бабушка, начав жизнь в восемнадцатом веке, закончила ее в девятнадцатом столетии.
Источники
Рб — Рассказы бабушки: Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово. Л.: «Литературные памятники». 1989. С. 343-375. РВ — Русский вестник. М. 1878. № 3-5,7-9; М. 1879. № 7,10; М. 1880. № 4,7.
Литература
Биржакова и др. 1972 — Е. Э. Биржакова, Л. А. Войнова, Л. Л. Кутина. Очерки по исторической лексикологии русского языка XVIII века: Языковые контакты и заимствования. Л.: Наука. 1972. Вяземский 1880 — П. А. Вяземский. Полное собрание сочинений. Т. V. СПб. 1880.
Державин 1985 —Г. Р. Державин. Сочинения. М.: Правда. 1985. Дружининская и др. 2008 — О. В. Дружининская, И. Н. Катаева. Бал как
культурное явление XIX века: из истории слов. Вологда. 2008. Князькова 1974 — Г. П. Князькова. Русское просторечие второй половины XVIII в. Л.: Наука. 1974. Орнатская 1989 — Т. И. Орнатская. Примечания: Рассказы Е. П. Янько-вой, записанные Д. Д. Благово // Рассказы бабушки: Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово. Л.: Наука. 1989. С. 343-375. Судаков 1988 — Г. В. Судаков. Организация и функционирование лек-сико-семантической группы в древнерусском языке (названия футляров) // Значение и форма слов. Калинин. 1988. С. 106-113. Судаков 2012— Г. В. Судаков. Речевые новации XIX века в оценках современников // Русский язык XIX века: Роль личности в языковом процессе. СПб.: Наука. 2012. С. 95-105.
Словари
Даль — Владимир Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1-1У. М.: Русский язык. 1978-1980.
САР1 — Словарь Академии Российской. Ч. 1-6. СПб. 1789-1794. Репр. изд-е. М.: МГИ им. Е. Р. Дашковой. 2001-2006.
Сл. 1847— Словарь церковнославянского и русского языка, составленный вторым отделением Императорской Академии Наук. Репринтное издание. Кн. 1-2. СПб.: Изд-во СПБГУ. 2001.
СлРЯ Х1-ХУ11— Словарь русского языка Х1-ХУ11 вв. Вып. 1-29. М.: Наука (вып. 1-28), Азбуковник (вып. 29). 1975-2011.
СРЯ XVIII — Словарь русского языка XVIII века. Вып. 1-19. Л., СПб.: Наука. 1984-2011.
Фасмер — М. Фасмер. Этимологический словарь русского языка. Т. 1-1У. М.: Прогресс. 1986-1987.
Химик 2004 — В. В. Химик. Большой словарь русской разговорной экспрессивной речи. СПб.: Норинт. 2004.
