CC BY
12Humanity space International almanac VOL. 7, No 5, 2018: 996-1009
Русская психологическая наука и русское общество начала ХХ века: несостоявшийся диалог
О.Е. Серова
Психологический институт Российской академии образования 125009, г. Москва, ул. Моховая, д. 9, стр. 4 Psychological Institute of the Russian Academy of Education Mokhovaya sir., 9, building 4, Moscow 125009 Russia e-mail: nauch_arhiv @ mail.ru
Ключевые слова: духовное и материалистическое миропонимание, ценности христианской культуры, онтологические основы психологии. Key words: spiritual and materialistic world view, values of Christian culture, ontological foundations of psychology.
Резюме: В статье представлен один из ключевых аспектов проведенного в 2016-2017 гг. исследования, направленного на реконструкцию общего состояния философско-психологической мысли в России в период катастрофического перелома ее истории в 1916-1918 гг. по материалам ведущих московских периодических изданий «Вопросы философии и психологии» и «Психологическое обозрение». Воссоздан исторический момент преодоления русской мыслью мировоззренческих притязаний естественнонаучной парадигмы и ее переход к разработкой принципиально нового философского направления, призванного к обоснованию духовного понимания мира на языке современной науки и отвечающего на запросы нравственно-религиозного чувства современного человека. Abstract: The article presents one of the key aspects of the 2016-2017 period research aimed at reconstructing the general state of philosophical and psychological thought in Russia in the period of a catastrophic fracture of its history in 1916-1918. based on materials from the leading Moscow periodicals "Questions of Philosophy and Psychology" and "Psychological Review". The historical moment of Russian ideological claims overcoming the paradigm of the natural science and its transition to the development of a fundamentally new philosophical direction, called to substantiate the spiritual understanding of the world in the language of modern science and respond to the demands of the moral and religious feeling of modern man, is recreated.
[Serova O.E. Russian psychological science and Russian society at the beginning of the twentieth century: failed dialogue]
Основу статьи составили результаты историко-психологического анализа содержание материалов ведущих московских периодических изданий выпуска 1916-1918 годов, посвященных рассмотрению психологической проблематики.
Данное направление издательской политики журналов было непосредственно отражено и в их названии - «Вопросы философии и психологии» (главный редактор Л.М. Лопатин), «Психологическое обозрение» (редакторы Г.И. Челпанов и Г.Г. Шпет).
Анализ содержания всего объема базы источников выявил общую для их содержания высокую степень научной оригинальности и самодостаточности. Полученный результат стал определяющим для выбора основной стратегии и конкретных методов исследования, которое было проведено в методологии case study с применением психолого-аналитического, герменевтического, качественного и количественного методов анализа текстов. В ходе методологической обработки материала было установлено, что единым основанием для рассмотрения психологических явлений для авторов публикаций выступало понимание духовно-нравственной природы этих явлений, и в методологии анализа нравственный фактор выступал в качестве систематизирующего для всего разнообразия философско-психологического, научно-психологического и психолого-педагогического знания.
1916-1918 годы - время экзистенциального переворота всех представлений о добре и зле. В условиях мировой войны и революционной катастрофы массовое сознание все более уступало свои прежние идеалы и ценности власти разрастающегося хаоса, делая ставку на самосохранение посредством подчинения его силе и все более проникаясь агрессией как стилем своего существования.
В противостояние с мировой тенденцией нравственного распада сознания вступила русская философско-психологическая мысль начала XX века.
Материалы московских периодических изданий раскрывают ее борьбу средствами научного доказательства за идею человека как Образа Божия, и ее сопротивления установке на «сознательное безмолвие разума».
Такая установка было результатом ложно понятого отношения мыслителей христианской церкви к познанию, вследствие которого современные философы - свидетели
общемировой катастрофы XX века, до предела обострившей мучительные вопросы «о самых коренных загадках бытия», -бездумно соглашались с неразрешимостью противоречий в мысли и жизни, отожествляя слепоту разума со смирением разума.
«Я не знаю, зачем нужна такая добровольная слепота разума, - писал лидер московской философской школы Л.М. Лопатин. - Во всяком случае, призыв к ней плохой педагогический прием: он едва ли успокоит мятущиеся души в их жажде истины. Сознательное безмолвие разума, ...может быть лишь увенчанием ранее усвоенного и уже покорившего душу мировоззрения», но не могло быть путем к формированию и созданию убеждений «в каких бы то ни было истинах» (Лопатин, 1916: 39).
Развенчание ложных постулатов, незаметно вошедших в состав нашей интеллектуальной традиции, было необходимо для успешного решения основной исторической задачи, которую поставило перед профессиональным сообществом русских ученых-гуманитариев само время - необходимость разработки программы нового направления современной философии, исходящего из «духовного воззрения на мир».
К концу XIX века не только западноевропейское мышление уверовало в святость материалистических идей. В России императивы и интуиции православного сознания были так же вытеснены культом естественнонаучного знания и уже не составляли основу для формирования философской картины мира. Но то, что начиная с 1860-х годов позитивизм с сопряженными с ним идеями и идеалами «становится философским credo не одних ученых, но подчиняет своему влиянию широкие круги русского общества» (Зеньковский, 1999: 282), ставит само существование этого общества на край гибели.
В содержании журнальных публикаций 1917-1918 гг. (Лопатин, 1916-1917; Эрн,1916; Яковенко, 1916) зафиксировано, что в процессе осознания насущного нравственно-интеллектуального требования эпохи русские философы продвигались от фактов реальной жизни. Сумев распознать в их совокупности формирование иного нравственного контекста
социального бытия, они определили и его основополагающую характеристику - утрата ценностных эталонов христианской культуры, неотвратимым психологическим следствием которой стала генерализация массовых форм насилия.
Война показала, как стремление к разрушению впервые в истории превратилось из индивидуального или ситуативного мотива поведения в «непоколебимое утверждение целой нации». И то, что этой нацией был именно немецкий народ, т.е. народ, развитие которого проходило под влиянием высших достижений образовательной и материальной культуры Европы, и который почитался образованными русскими людьми как оплот просвещенной цивилизации (Лопатин, 1916: 3), приводило русское сознание к выдвижению новых, ранее не возникавших вопросов.
Всех ужасали не только методы ведения войны, применяемые германским командованием, но прежде всего молчаливое одобрение народом-христианином (которым являлся немецкий народ) бесчеловечных действий своей армии.
Поразил шовинистический накал и «научная обоснованность» идейной войны, развернутой против славянских народов интеллектуальной элитой немецкого общества, в которою входили и такие почитаемые в России ученые, как создатель «психологии народов» В.Вундт и проповедник моральной философии, неокантианец В. Виндельбанд (Яковенко, 1916).
Все происходящее уже не просто ставило под вопрос «созидательную» направленность европейской культуры и науки, но окончательно убивало веру в ее идеалы. Потому что культура, чьи ценности, не выдержав испытаний, осыпались как блестящая мишура, и из-за устоев которой «вдруг выглянуло... страшное звериное лицо», на деле доказала свое «моральное банкротство» (Лопатин, 1916:2). Причина нравственной недееспособности идеалов современной европейской культуры была определена и названа Л.М. Лопатиным - это общее «угасание христианства в культурном человечестве (Лопатин, 1916: 24). Для православного русского человека именно это являлось самым грозным симптомом разразившейся великой исторической трагедии. Нравственная метаморфоза,
произошедшая с немецким народом, так много сделавшим для создания и распространения, как казалось, высоких идей и гуманных идеалов, была прямым следствием, продолжавшегося на протяжении столетий отхода создавшей их культуры от ценностей христианства.
Жизнь настоятельно требовала от ученых-философов углубленного анализа «философско-моральной» стороны множественности исторических факторов научного,
религиозного, политического и экономического порядка. Л.М. Лопатин и В.Т. Эрн сумели проследить в проведенном ими нравственно ориентированном критическом анализе процесс постепенного обесценивания идеалов христианства как тождественный процессу формирования нового европейского мышления ХУП-ХХ веков: Лопатин посредством установления этапов вселенской борьбы двух мировоззрений - духовного и натуралистического (Лопатин, 1916-1917), Эрн - через анализ метафизических корней кризиса человечности, поразившего европейскую философию и культуру (Эрн, 1916).
Но обратившись к проблеме смысла интеллектуальной истории для нравственного становления человечества, русские ученые предложили и разрешение этой проблемы. «Натуралистическое движение», сыгравшее определенную положительную роль в развитии наук, «теперь открыло свою обратную сторону в ужасающей наготе»: как оказалось, оно представляет собой мощную традицию укоренившихся взглядов, в основной идее которых «нет откровения настоящего смысла человеческой жизни». И осознание этого факта необходимо было связано с требованием «о радикальном пересмотре господствующего мировоззрения в его глубочайших основах и в его жизненных последствиях» (Лопатин, 1916: 32).
Материалы научной периодики 1916-1918 годов зафиксировали тот, до сих пор не оцененный по достоинству, вклад русских мыслителей в сокровищницу мировой культуры и мировой психологической науки, который был связан с разработкой принципиально нового самостоятельного философского направления, выдвинувшего задачу теоретического обоснования на языке современной науки духовного понимания мира и стремившегося ответить не только
на теоретические запросы ума, но и на самые высокие запросы человеческого духа и религиозного чувства современного человека.
Для формирующейся русской психологии переход на новую научную парадигму означал не много, не мало, как обретение достаточных оснований для обоснования собственного существования, поскольку для
материалистического толкования мира (но справедливости ради и к чести мировой научной мысли, как на это указывал еще Л.М. Лопатин, необходимо отметить, что только для него, т.е. материалистического толкования), которое широко распространилось в России и уже претендовало на методологическую фундаментальность, с научной точки зрения была характерна абсолютная невозможность возникновения психического: с позиций материалистического миропонимания сознание принципиально не может иметь обоснование для своего существования. Возврат к духовному пониманию мира, т.е. к традиционным для православной культуры основам психологического мышления, являлся для научной психологии -как науке о внутреннем мире человека, о его душе -единственным выходом из методологического и содержательного тупика.
Направление духовной философии стало той силой, которая вступила в противодействие с вновь созданной «нечеловеческой», в определении Эрна, западноевропейской мировоззренческой системой.
После революционного переворота октября 1917 года именно эта линия в развитии русской философии безжалостно фальсифицировалась и искоренялась. Именно ее можно назвать первой «репрессированной наукой».
Об учениях конкретного идеализма С.Н. Трубецкого, трансцендентального реализма Г.И. Челпанова, идеал-реализма С.Л. Франка и других теориях, созданных в русле духовного направления философско-психологической мысли России XX века трудами великих русских мыслителей - В.С. Соловьева, Б.Н. Чичерина, того же Л.М. Лопатина, Н.А. Бердяева, о. С. Булгакова и о. П .Флоренского, Н.О. Лосского, П.И. Новгородцева, Б.П. Вышеславцева - в курсе психологического
образования не упоминалось вообще. В советское время именно философия этого типа стала первой «репрессированной наукой». Замалчивание факта существования данного направления привело к чудовищному искажению истории русской философско-психологической мысли. «Для чего это было нужно советским идеологам?... Да для того, чтобы показать, что будто бы материализм Ленина «договаривает до конца» ... искания русских мыслителей... В свете этих утверждений философская бессмыслица, преподносимая под именем "диалектический материализм», оказывается самой что ни есть национальной русской философией! От всего этого веет не только убожеством, но и прямой боязнью сказать истинную правду о русской мысли, которая насыщена религиозными исканиями» (Зеньковский, 2008: 212). Только столетие спустя вновь открылась возможность обсуждения идей, духовно-нравственный потенциал которых составлял глубинную антитезу идейным основам философии и научной психологии советского периода, базирующихся на марксистско-ленинской теории отражения.
Публикации журналов «Вопросы философии и психологии» и «Психологического обозрения» читаются сегодня как отвечающие на самые современные запросы науки. Создать свои оригинальные и, как оказалось, непреходящие по значению труды, представители московской школы сумели именно потому, что подходили к рассмотрению отдельных проблем философии и психологии с позиций своего общего духовно-онтологического мировоззрения. И этот факт в полной мере подтверждает одно из основных положений московской психологической школы о том, что истинная психология не может существовать как простая эмпирическая дисциплина.
В философии конкретного идеализма князя С.Н.Трубецкого нравственно-этическая сфера понималась как высшая структура в иерархии внутреннего мира человека. Очень глубокий анализ этого учения принадлежит Л. Лопатину, который подчеркнул, что в учении конкретного идеализма на основе решения вопросов гносеологии С.Н.Трубецкому удалось выстроить прочный фундамент для общих онтологических выводов. Он подвергнул переоценке саму природу
познавательного процесса: доказал необходимость признания того, что в каждом акте нашего сознания мы метафизически, реально, а не кажущимся образом, выходим из себя и вступаем в действительное отношение к тому, что уже не мы и что от нас независимо. Это непосредственное восприятие независимой от нашего сознания реальности, С. Трубецкой определил как веру и доказал, что вера является коренным условием всего нашего опыта - внутреннего и внешнего мира, как они нами сознаются (Лопатин, 1916).
С.Л. Франка выход на духовно-нравственную традицию платоновской онтологии оградил от бесплодных блужданий в лабиринтах современной ему гносеологии. В книге «Предмет знания. Об основах и пределах отвлеченного знания» (1915) он сумел подойти к решению задачи определения онтологических основ знания и логических оснований для учения метафизического всеединства. Первым рецензентом идеал-реалистического учения С.Л. Франка был Н.А. Бердяев, выступивший в журнале «Вопросы философии и психологии» со статьей «Два типа миросозерцания» (Бердяев, 1916).
И.Е. Орлову духовное миросозерцание позволило в статье «Реализм в естествознании и индуктивный метод» обосновать метафизический характер оснований естественнонаучных исследований (Орлов, 1916).
В.Эрну - показать научной психологии, начавшей свой самостоятельный путь в нашем отечестве, существо ее основополагающих методологических вопросов, познакомив с программой онтологической науки о душе и общими основами психологического исследования, изложенными в учении В.Джоберти (Эрн, 1916).
И.Попову - с успехом включиться в рассмотрение центральной для методологии историко-психологического познания проблемы аутентичного прочтения первоисточников, выявить в содержании хрестоматийно известного локковского учения о качествах новый аспект - имплицитно существующее основание, указывающее на психологический
(спиритуалистический) характер самого учения, в полной мере раскрывающийся в сфере духовного опыта, как переживание мощи, воли и активности нашего сознания, и показать значение
восстановленного во всей полноте учения Локка, т.е. охватывающего все уровни душевной жизни человека, для построения законченной системы современного психологического знания (Попов, 1916); также ему удалось создать образец психолого-исторической реконструкции изначального метафизического смысла учения Лейбница об апперцепции и найти решение загадки истинного определения этого явления, указав тем самым на мировоззренческие причины несостоятельности его понимания создателями современных психологических теорий (Попов, 1917).
П.И. Новгородцеву в обширном исследовании «Об общественном идеале», удалось, в частности, через описание содержательных составляющих теории марксизма показать ее научную несостоятельность и эклектичность как конгломерата разномодальных идей, но при этом выявить религиозный характер марксизма и указать психологические составляющие, обусловливающие его воздействие на чувства и мысли людей (Новгородцев, 1916, 1917).
Н.О. Лосскому - ответить на коренной вопрос, что такое психическое, отделить психические элементы сознания от непсихических, в том числе, и от элементов духовной сферы и таким образом предельно конкретизировать предмет собственно психологического исследования. Существование непсихической сферы сознания говорит о том, что многие явления нашего сознания не подлежат исследованию психологии, как представляющие собой часть материального или духовного мира. Однако установление этого факта не является призывом к исключению их из поля психологических исследований. С онтологической точки зрения, любые непсихические элементы не могут появляться в сознании вне связи с психическими состояниями субъекта. Законы существования этих явлений действительно не принадлежат психологическому исследованию. Но психология должна исследовать законы, по которым они становятся содержанием сознания, т.е. закономерности психической жизни в ее направленности на элементы, находящиеся вне психической сферы субъекта, ибо психическое явление никогда не существует вне физических и духовных взаимосвязей (Лосский, 1917). Проблема, казалось
бы, уже решенная Лосским, остро актуальна до сегодняшнего дня, так как в силу шаткости базисных оснований, характерной для сознания современных ученых, понятие «психическое» до сих пор имеет множество субъективных оттенков в своем толковании.
Г.И. Челпанов в статье «Об аналитическом методе в психологии» (Челпанов, 1917-1918) поставил и решил задачу обоснования различных уровней методологии для исследования реальной духовно-физической многомерности психического мира человека, показал необходимость теоретической психологии и аналитического метода исследования, позволяющих формировать системное основание специальных видов научной психологии и явлений психической жизни, соответствующих уровню априорного интроспективного познания.
Экспериментально-психологические статьи «К учению о психической активности. Новые экспериментальные данные» (Лазурский, 1916), «Экспериментальное исследование процесса абстракции» (Смирнов, 1917), «Экспериментальное исследование процесса сравнения» (Северный, 1917), «К вопросу о природе и выражении эмоций» (Каэлас, 1918) и др. сегодня с полным основанием можно считать образцами изложения экспериментальной работы психолога, поскольку в них дана глубокая теоретическая разработка изучаемого вопроса, последовательно представлены в рисунках, схемах, таблицах этапы научного эксперимента и предложено детальное обсуждение полученных результатов с указанием задач дальнейших уточняющих исследований, которые могли быть проведены на их основании. И такой высокий уровень выполнения эксперимента был обусловлен точностью понимания учеными онтологического значения конкретного предмета психолого-экспериментального исследования, без которого невозможна точность выбора измерительных процедур и адекватность интерпретации полученных данных.
Интереснейший раздел журнала «Психологическое обозрение» - это раздел «Рецензии». Предметом критического рассмотрения рецензентов выступали последние достижения европейской и отечественной психологии в самых разных ее
областях. И первое, что хочется отметить, работы отечественных психологов рецензировались в общем ряду с работами их зарубежных коллег, т.е. русская психология, совсем молодая наука, сразу сознавало себя частью единого общемирового научного контекста, и существовала в нем как самостоятельно мыслящее лицо. Для нас эти рецензии и сегодня научно информативны, но еще очень интересны тем, что выявляют специфику отношения русских психологов к тому, что происходило на поприще мировой науки. Так, знакомя читателей с работой Р.Тюрро «Методы психологии», С.В. Кравков замечает, что имманентное самому понятию науки требование объективности именно в психологии роковым образом выливается в формы едва ли «способствующие успешности научного исследования душевной жизни» (Кравков, 1917: 386). Или, например, последовательно излагая материалы профессора Женевского университета Флурнуа, который сознательно следуя естественнонаучному принципу, описывает экстатические состояния человека и, вопреки самому себе, приходит к их метафизическому толкованию, автор рецензии П.С. Попов пишет: «если рано или поздно психология, даже нехотя, все же приходит к метафизике, то должно ли психологу принципиально чуждаться ее и с ней не считаться» (Попов, 1917: 400). Профессор Московского университета Н.В. Самсонов в своей обстоятельной рецензии провел анализ книг учеников Фрейда - О. Ранка, Г. Закса К.А. Брахама, - проследил методологическую нить, связывающую работы учителя и учеников, привел примеры психоаналитических интерпретаций бытового, религиозного, философского опыта человечества, добросовестно процитировал выводы, типа, «Кант - латентный садист», не обошел стороной и вопрос нравственных следствий фрейдовского учения для жизни человека. В результате завершением рецензии оказываются слова известного исследователя этого направления Фолькельта, который утверждал, что для оценки итогов психоаналитической школы, «нужны самые крепкие выражения» (Самсонов, 1917: 384).
Все вышеизложенное доказывает, что со стороны русской науки призыв к новому мышлению в начале XX века не только был сформулирован, но научно обоснован критическим
анализом фактов реальной действительности, его возможность была подтверждена самим фактом создания философских учений нового типа, его методологическая значимость была выявлена и в экспериментальных исследованиях.
С другой стороны, нравственная несостоятельность идеалов европейской науки нового времени была подтверждена самой жизнью. И необходимость смены философской парадигмы диктовалась реальным несоответствием наличествующих культурно-ценностных представлений высшим запросам человеческого духа.
Однако, для того, чтобы идеалы, найденные мыслью отдельных предвестников новой культуры, стали структурами ценностного мышления множества людей, необходимо время. Этого времени России не было дано.
Россия к 1917 году, ко всему прочему, находилась и в точке интеллектуального безвременья, когда время старых идеалов ушло, а идеалов нового духовного мышления еще не наступило и затем вследствие катастрофического развития событий, так и не наступило.
Вакуум заполнился идейным суррогатом. Но существо этого суррогата было преемственно старым идеалам, потому что было соразмерно сформированному, наличествующему типу мышления. Отсюда и наследование одновременно из гегелевской философии и естественных наук схемы осмысления внутренней реальности в советской психологии. Отсюда и неизбежная псевдонаучность, мнимая доказательность ее конечных выводов о психологии вообще и о природе факторов внутреннего мира личности. Отсюда, как можно предположить, и ее уход в область психофизиологии, в область исследования индивидуальных свойств психики, для которой ее методологический аппарат, уже устаревший с самого начала своего оформления в 1930-х годах, был в достаточной мере адекватен.
Но окончательный нравственно-интеллектуальный выбор не сделан отечественной психологией и сегодня.
Проблема остается.
И призыв, сформулированный Львом Михайловичем Лопатиным в январе 1916 года по-прежнему актуален.
Потому что и к началу XXI века «все попытки научно объяснить жизнь нашего духа из недуховных источников», как и прежде, терпят крах.
Потому что современный человек, заново переживший на переломе уже XX-XXI веков крушение своих прежних идеалов, опять оказался перед необходимостью осознать, что только духовно-философскому знанию «подвластен высочайший нравственный идеал, полагающий в каждой личности незаменимую цель в себе, а в самоотверженной любви и внутренней солидарности суть жизни всего духовного мира, идеал, который выступает реальной двигательной силой, всеобщей нормой и предельной целью всего мирового развития.
Духовное воззрение на мир как философская система не подменяет собой религии. Но она предоставляет свободный ход религиозному творчеству и опыту, как в индивидуальных, так и в соборных церковно-исторических формах, способствуя укреплению веры. Ведь вера тогда великая сила, когда она говорит во всем человеке - и в его чувстве, и в его воле, и в его разумном понимании» (Лопатин, 1917: 73-74).
ЛИТЕРАТУРА
Бердяев Н.А. 1916. Два типа миросозерцания. - Вопросы философии и
психологии. 134 (4): 302-315. Зеньковский В.В. 1999. История русской философии: в 2 ч. Ч. 2. Ростов-на-
Дону: Феникс. 540 с. Зеньковский В.В. 2008. Кто фальсифицирует историю русской философии? Сс. 208-214. - В кн.: В.В. Зеньковский. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 1. Сост., под. текста, вступ. ст., прим. О.Т. Ермишина. М.: Русский путь. Каэлас А.А. 1918. К вопросу о природе и выражении эмоций /
Психологическое обозрение. 1 (3-4): 491-557. Кравков С.В. (рец.). 1918. Turro, La method objective. - Психологическое
обозрение. 1 (3-4): 558-565. Лазурский А.Ф. 1916. К учению о психической активности. Новые экспериментальные данные. - Вопросы философии и психологии. 134 (4): 201-251.
Лопатин Л.М. 1917. Неотложные задачи современной мысли. - Вопросы
философии и психологии. 136(1): 1-80. Лопатин Л.М. 1916. Современное значение философских идей князя С.Н.
Трубецкого. - Вопросы философии и психологии. 131(1): 1-39. Лосский Н.О. 1917. Понятие психического и предмет психологии. -Психологическое обозрение. 1 (1): 18-26.
Новгородцев П.И. 1917. Об общественном идеале. - Вопросы философии и психологии. 139-140 (4-5): 127-154.
Новгородцев П.И. 1917. Об общественном идеале. - Вопросы философии и психологии. 136 (1): 114-164.
Новгородцев П.И. 1917. Об общественном идеале. - Вопросы философии и психологии. 137-138 (2-3): 225-327.
Новгородцев П.И. 1916. Об общественном идеале. - Вопросы философии и психологии. 134 (4): 440-511.
Новгородцев П.И. 1916. Об общественном идеале. - Вопросы философии и психологии. 132-133 (2-3): 356-409.
Орлов И.Е. 1916. Реализм в естествознании и индуктивный метод. - Вопросы философии и психологии. 131 (1): 1-35.
Попов П.С. (рец.) 1917. Flournoy, Une mystique moderne; Delacroix, Remarques sur «Une mystique moderne». - Психологическое обозрение. 1 (2): 394400.
Попов П.С. 1916. Значение учения Локка о качествах в истории новой философии. - Вопросы философии и психологии. 135 (5): 546-581.
Попов П.С. 1917. Учение Лейбница об апперцепции. - Вопросы философии и психологии. 139-140 (4-5): 37-68.
Самсонов Н.В. (рец.). 1917. Rank, Sashs, Значение психоанализа в науке о духе; Абрахам, Сон и миф. - Психологическое обозрение. 1(2): 381-383.
Северный Б.И. 1917. Экспериментальное исследование процесса сравнения. -Психологическое обозрение. 1 (2): 278-338.
Смирнов В.Е. 1917. Экспериментальное исследование процесса абстракции. -Психологическое обозрение. 1 (1): 70-139.
Челпанов Г.И. 1918. Об аналитическом методе в психологии: ст. 2. -Психологическое обозрение. 1 (3-4): 451-468.
Челпанов Г.И. 1917. Об аналитическом методе в психологии: ст. 1. -Психологическое обозрение. 1 (1): 3-17.
Эрн В.Ф. 1916. Смысл онтологии Джоберти в связи с проблемами современной философии. - Вопросы философии и психологии. 131 (1): 149-181.
Яковенко Б.В. 1916. Вильгельм Виндельбанд. - Вопросы философии и психологии. 132-133 (2-3): 410-426.
Яковенко Б.В. 1916. Новая история европейской философии. - Вопросы философии и психологии. 134 (4): 271-301.
Получена /Received: 03.10.2018 Принята/Accepted: 29.10.2018
