Русская мысль в письмах В.В. Розанова и П.П. Перцова. Новые материалы (1896–1918) Рецензия на: Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова (1896–1918): в 2 т. /​ Вступ. ст. Е.И. Гончаровой; сост., подгот. текстов и коммент. Е.И. Гончаровой и О.Л. Фетисенко. СПб.: Изд-во «Пушкинский Дом», 2023. Т. I: «На новые пути» (1896–1902). 784 с.; Т. II: «Под колесом истории» (1903–1918). 784 с. Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

М.А. Маслин

Русская мысль в письмах В.В. Розанова и П.П. Перцова.

Новые материалы (1896–1918)

Рецензия на: Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова (1896–1918): в 2 т. /​

Вступ. ст. Е.И. Гончаровой; сост., подгот. текстов и коммент. Е.И. Гончаровой

и О.Л. Фетисенко. СПб.: Изд-во «Пушкинский Дом», 2023. Т. I: «На новые

пути» (1896–1902). 784 с.; Т. II: «Под колесом истории» (1903–1918). 784 с.

Маслин Михаил Александрович – доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой ис­тории русской философии философского факультета. Московский государственный университет име­ни М.В. Ломоносова. Российская Федерация, 119991, ГСП-1, Ломоносовский пр., д. 27, к. 4; e-mail: [email protected]

Рецензия представляет изданное известным издательством «Пушкинский Дом» (Санкт-Пе­тербург) двухтомное собрание писем В.В. Розанова и П.П. Перцова (1896–1918). Это впер­вые изданное, с большим тщанием исполненное на высокопрофессиональном уровне пол­ное собрание переписки известных мыслителей – Василия Розанова и Петра Перцова. Изда­ние подготовлено архивистами, научными сотрудниками петербургского Пушкинского До­ма – Института русской литературы. Автор вступительной статьи – директор и основатель Издательства «Пушкинский Дом» Е.И. Гончарова. О.А. Фетисенко совместно с Е.И. Гонча­ровой принадлежит составление, подготовка текстов и комментарии. Двухтомник отличается высоким уровнем полиграфии, содержит отличный библиографический аппарат. Он вклю­чает: cписок сокращений, перечень архивохранилищ, списки периодических изданий, книг и публикаций, собраний сочинений В.В. Розанова; архивные фотографии, фрагменты писем и др. Кроме того, двухтомник содержит указатели упоминаемых произведений В.В. Розано­ва и П.П. Перцова, а также аннотированный указатель имён. Комментарии расположены сразу же за публикуемыми письмами, а не в конце книги, как бывает обычно. К сказанному надо добавить также, что письма, расположенные в книге по хронологии, имеют сквозную нумерацию, что также облегчает работу с ними.

Ключевые слова: русская мысль в письмах, В.В. Розанов, П.П. Перцов, А.П. Суслова, Н.Н. Страхов, «Парабола», «Апокалипсис нашего времени»

Для цитирования: Маслин М.А. Русская мысль в письмах В.В. Розанова и П.П. Перцова. Новые материалы (1896–1918) // Отечественная философия. 2024. Т. 2. № 1. С. 116–129.

© Маслин М.А., 2024

М.А. Маслин. Русская мысль в письмах В.В. Розанова и П.П. Перцова…

117

«Геометрическое» название вступительной статьи Е.И. Гончаровой «Парабола “великой и прекрасной” дружбы» (от греч. παραβολή, т.е. «приближение») подра­зумевает на самом деле и название незавершённого трактата Перцова – «Парабола», над которым он работал всю жизнь и проект которого неоднократно упоминался им в процессе эпистолярного общения. Этот трактат представлял по своему замыслу масштабную авторскую интерпретацию мировой философии истории. Розанов на­зывал в письмах этот труд «исторической фугой» и рекомендовал автору найти определённое сходство между ним и своим ранним сочинением «О понимании», что так и не было проделано Перцовым. В качестве параболы, т.е. кривой линии, можно фигурально обозначить и общий характер переписки. Он был неровным, с перерывами и частыми выражениями разногласий и споров, особенно обострив­шихся с середины 10-х гг. прошлого века. Иными словами, это переписка инте­ресных друг другу корреспондентов, которые взаимно нуждались в дружбе и дру­жеской помощи, но их нельзя было бы назвать друзьями-единомышленниками. Большая часть писем посвящена обсуждению различных литературных и публици­стических проектов, сочинений как Розанова, так и Перцова.

Перцов, как свидетельствует переписка, не только продвигал в печать сочине­ния Розанова, но и вносил в них свою редакторскую правку. Однако Розанов, очень бережно относившийся к «рукописности» своих работ, в последующем их издании возвращал написанное к первоначальному, задуманному автором состоянию. Это не подразумевало какого-то несогласия с проделанной Перцовым редакторской рабо­той как таковой. По-видимому, правку Розанов воспринимал как неприятное ему нарушение общего строя рукописности своих текстов. Его дочь – Т.В. Розанова – свидетельствует в своих воспоминаниях об отце, что он никогда не переписывал на­бело свои рукописи, считая, что написанное является аутентичным выражением формы его мысли, поскольку «форма была ему присуща ранее того, чем он её выра­зил на бумаге»1 и «в этом была его гениальность». Очевидно, розановское «по­чти на правах рукописи» (подзаголовок «Уединённого») означало, что изложенным на бумаге он как бы возвращал в написанный текст первоначальную форму своей мысли.

Можно сказать, что в письмах ещё ярче, чем в текстах, предназначенных для пе­чати, проявился живой характер Розанова, который был «очень экспансивен, жив, несдержан, но очень откровенен»2. В целом же можно сказать, что, несмотря на боль­шее количество писем Перцова, он играл в переписке с Розановым роль ведомого. Ве­дущее место занял Розанов благодаря особой энергии своего слова, пусть зачастую и «непричёсанного», зато имеющего печать неподдельной искренности и убеждённо­сти. Это чувствуется во всём пространстве переписки, а именно в её политических сюжетах, обсуждении впечатлений о зарубежных поездках, спорах по религиозно-фи­лософским вопросам и проблематике философии пола и семьи.

Комментарии Е.И. Гончаровой и О.Л. Фетисенко весьма информативны и совсем не напоминают худшие примеры, когда они сводятся просто к пересказу комменти­руемого сюжета иными словами. Комментарии также содержат указания на первое опубликование письма и на место его хранения (они расположены удобно – на по­лях, напротив публикуемого документа). Все это, конечно, максимально облегчает чтение писем. Нельзя не отметить такую колоритную и симпатичную для книж­ников деталь, как сохранение в публикуемых текстах, при общем соблюдении пра­вил современной орфографии, некоторых сочных архаизмов: троттуары, епизоды, крылушки, извощик и др. Словом, Е.И. Гончарова и О.Л. Фетисенко сделали и,

1 Розанова Т.В. Воспоминания об отце – Василии Васильевиче Розанове и всей семье // В.В. Роза­нов: Pro et Contra. Антология. Кн. I. СПб., 1995. С. 83.

2 Там же.

118

Критика и библиография

по-видимому, даже угадали всё необходимое и возможное для того, чтобы у читате­ля возникло ощущение подлинности прикосновения к письмам двух замечательных русских мыслителей конца позапрошлого и начала прошедшего века.

Отдельной оценки заслуживает высокое качество комментариев. Они вместе с опубликованными письмами составляют единое смысловое пространство, допол­няя друг друга и давая разъяснение сложных вопросов. В качестве примера возьмём комментарии на письмо Перцова от 12.03.1901 и на ответное письмо Розанова от 13.03.1901 (Письма 218 и 219). Комментарии к этим письмам не ограничиваются лишь объяснениями истории первого брака Розанова с А.П. Сусловой. Они опира­ются на новейшую исследовательскую литературу и архивные разыскания3, кото­рые служат иллюстрацией генезиса философии пола Розанова. Особенное значение в этом контексте имеет опубликованное Е.И. Гончаровой письмо Розанова, в кото­ром он по просьбе А.С. Глинки-Волжского изложил историю своих отношений с А.П. Сусловой, назвав её «мистической трагедией»4. (Фрагмент письма воспро­изводится на с. 402 2-го тома). Письма 218 и 219 посвящены драматической теме «незаконнорождённости» пятерых детей Розанова и связанной с ней истории тщет­ных попыток получить развод от его первой жены А.П. Сусловой. Перцов в своём письме предложил Розанову опереться на опыт бракоразводного процесса поэта К.Д. Бальмонта и его жены, актрисы А.М. Гарелиной в 1894–1896 гг. Бальмонт раз­вёлся с женой, «взяв вину на себя», и подал на Высочайшее имя прошение о разре­шении вновь вступить в брак. Брак был дозволен, и дети от него были признаны «вполне законными». По мысли Перцова, Розанов как «особа общеизвестная» име­ет больше шансов получить такое же разрешение, чем «какой-нибудь Бальмонт», при том что можно было бы заручиться поддержкой «Константина Петровича» (По­бедоносцева) и подключить к ходатайству детей. Перцов полагал, что даже не­смотря на то, что на Розанова «злы попы» после его выступлений на тему церковно­го брака, этот вариант имел бы шансы на успех. Однако успеха не было. Так, В.А. Тернавцев, по просьбе В.В. Розанова, ездил в Крым, где жила А.П. Суслова, с целью уговорить её дать согласие на развод. Результатом была телеграмма в Пе­тербург следующего содержания: «Убеждал долго настойчиво решительно гневный отказ»5.

В ответ Перцову Розанов написал следующее: «Года 4 назад я с восторгом ухва­тился бы за “концепцию” развода и узаконения. Кое-что в этом роде и было: созна­вая всю правоту, я написал через Рачинского Победоносцеву некое уныло-раздра­жённое письмо, что собственно до термина “незаконнорождённые” мне дела нет, но имею право требовать и требую, чтобы дети получили мою фамилию и были за мною записаны моими детьми, с какими угодно добавлениями, хоть “вверх нога­ми рождённые”. Рачинский – сушь, но Победоносцев – добрый человек и очень лю­бит детей. Но через него ответили, что “даже государь этого сделать не может”»6. В следующем письме, датированном, как и письмо Розанова, 13 марта, Перцов, как представляется, обнаружил свою неспособность понять суть драмы Розанова с раз­водом и «незаконнорождённостью» детей, поскольку обвинил его в каком-то «ари­стократизме» и «геройстве» и посчитал, что он должен был решить вопрос о детях «поконкретнее», без того, чтобы «их под спуд ставить»7. Долгие мытарства закончи­лись вместе со снятием печати «незаконнорождённости» с пятерых детей Розанова

3 См.: Гончарова Е.И. «Мистическая трагедия»: В.В. Розанов и А.П. Суслова (по материалам архив­ных разыскания) // Русская литература. 2022. № 3. С. 145–156.

4 Там же. С. 152–156.

5 Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова. Т. I. С. 666.

6 Там же. C. 662.

7 Там же. С. 667.

М.А. Маслин. Русская мысль в письмах В.В. Розанова и П.П. Перцова…

119

после его обращения на Высочайшее имя. Как пишет Т.В. Розанова: «Мы были уза­конены и получили отчество и фамилию отца. Положение же матери оставалось неизменным, поэтому отец, когда писал “Уединённое” и “Опавшие листья”, называл мать “другом” – он не мог назвать её официальной женой»8. По-видимому, совет Перцова «решать вопрос о детях поконкретнее» свидетельствовал о недооценке им того значения, которое для Розанова имел вопрос о святости семьи и брака, о по­нимании «семьи как религии». Розановым этот вопрос ставился отнюдь не только и не столько как вопрос личный, но в значительно более широком общественном контексте. Ведь он вёл неустанную борьбу против церковного регулирования брака, имея в виду защиту ценностей любви и семьи, которые он считал важнейшими в жизни человека, бросая вызов устаревшему семейно-брачному законодательству.

Метафизику пола Розанова Перцов не понял и не принял, возможно, унаследо­вав неадекватное восприятие этой темы от времён сотрудничества с «Русским бо­гатством» Н.К. Михайловского (последний оценил творчество Розанова в качестве «философической порнографии»). В отличие от критики Розанова «слева» народни­ческим социалистом Михайловским, Перцов в своих письмах критикует своего кор­респондента «справа» за его антихристианские выпады, даже называет его «одним из предшественников Антихриста»: «Да отрекитесь Вы, ради всего святого, от Хри­ста, а то ведь без этого Вашей мысли всё время приходится змейкой виться… не всё чисто между Вами и Христом: Вы бы ему в глаза с этой проповедью не могли смот­реть. А отрекитесь – и всё будет в порядке»9. Полемика Розанова и Перцова на тему метафизики пола и её отношения к христианству часто повторяется в переписке, причём тональность в этой дуэли различная: у Перцова – нападающая, а у Роза­нова – разъясняющая. Розанов даже находит «глубокомысленным и прекрасным по форме» всё, что Перцов пишет «о моём отношении к христианству». Тем не ме­нее «ведь чувствую я – что прав; и что если когда-нибудь приведётся христианству в корне быть поколебленным – то именно в этом пункте, в его ужасной “бесплотно­сти”, когда плоть-то (брак, семья, дети, родители) существенно религиозны… мой пункт – что христианство морально не право, что оно отрицает простейшее и сми­реннейшее…»10. Сознание Розановым своей правоты покоилось на убеждении, что всё, связанное с полом, христианство задвинуло в область неприличного и стыдно­го, что привело к деформации брачно-семейных отношений. Кроме того, Розанов замечает, что в обсуждаемом между ними вопросе у него «есть своя и личная при­чина писать так и о том, как и о чём я пишу»11 (он подразумевает вопрос о своём втором браке и детях от него). Отсюда следует его выпад в сторону церкви: «если пол отрицается в христианстве (а он, конечно, отрицается церковью), то, конечно, брака в нём и не содержится: т.е. церковь всё время фальшивила и притворялась в одном из своих таинств»12. Вместе с тем Розанов разделяет свою веру в Христа и наличное состояние православной церкви, препятствующей признанию законно­сти своего брака: «Я верю, что Господь есть, что Любящий меня и Заботящийся обо мне есть: довольно, и умру с этим»13.

Рецензируемый двухтомник подтверждает мысль о том, что письма являются ценными источниками особого рода – это образцы «живой философской мысли», с множеством имён, событий и конкретных биографических свидетельств об эпохе,

8 Розанова Т.В. Воспоминания об отце – Василии Васильевиче Розанове и всей семье // В.В. Роза­нов: Pro et Contra. Антология. Кн. I. СПб., 1995. С. 85.

9 Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова. Т. I. C. 333.

10 Там же. С. 235.

11 Там же. С. 456.

12 Там же. С. 458.

13 Там же. С. 459.

120

Критика и библиография

поэтому упомянутые в них подробности, относящиеся к жизненному миру и миру идей, очень важны и ничем не заменимы. Так, из последнего письма Розанова, на­писанного перед отъездом из Петрограда, мы узнаём, что своё предсмертное произ­ведение «Апокалипсис нашего времени» он начал писать не после переезда семьи в Сергиев Посад (как полагала утвердившаяся в историографии версия), а ещё нахо­дясь в Петрограде, сразу после Февральской революции и отречения Николая II, т.е. после 2 марта 1917 г. В том же письме он сообщает о работе над своим последним произведением, называя его «Апокалипсисом Ненавидения». В письме Розанов со­общает: «Я написал, 2 – 3 – 5 марта: “Истаяние Царства. (В утешение русским)”»14.

Переписка началась письмом Перцова Розанову от 7 ноября 1896 г. и заверши­лась его же письмом от 7 (20) сентября 1918 г. (фрагмент первого письма Перцова воспроизводится на с. 401 т. II). По данным Розановской энциклопедии, всего со­хранилось 231 письмо Розанова к Перцову и 267 писем Перцова к Розанову (место хранения – РГАЛИ. Ф. 796. Оп. 1. Ед. хр. 77–78, 176–186)15. В двухтомнике, подго­товленном Е.И. Гончаровой и О.Л. Фетисенко, опубликовано 499 писем, т.е. на одно больше, чем указано в Розановской энциклопедии. Если сравнить общее количество писем двух корреспондентов, то очевидно, что «перевес» в этом эпистолярном об­щении принадлежал Перцову, литератору с широким кругозором, писателю, журна­листу, критику и литературоведу, не чуждому новых «декадентских веяний». Пер­цов познакомил Розанова с Д.С. Мережковским и З.Н. Гиппиус, организовывал его контакты с питерскими интеллектуалами. Например, в письме от 27.02.1899 г. он сообщает: «В воскресенье к Вам собирается целое сонмище гостей. А именно: 1. З.Н. Мережковская (может быть) 2. Д.С. Мережковский 3. Дмитрий Владимиро­вич Философов 4. Сергей Павлович Дягилев 5. Соллогуб 6. Я. Итак, ждите. Ваш П. Перцов»16. До встречи с Розановым Перцов имел уже достаточную известность как автор, составитель и издатель ряда литературных сборников, среди которых можно выделить «Философские течения в русской поэзии» (1896), посланный Пер­цовым своему будущему корреспонденту. Конечно, литературный и общественный резонанс сочинений Розанова был неизмеримо выше. Разница в отношениях двух корреспондентов к собственной литературной репутации была существенной. Если Перцов предпочитал «оставлять в тени» все обстоятельства личной жизни, то Роза­нов буквально «выворачивал себя наизнанку», сделав многие приватные сюжеты, в том числе эпистолярные, предметом общественного достояния. Нельзя не согла­ситься с мнением Е.И. Гончаровой относительно того, что именно Перцов, а не Ро­занов первым искал контактов и встреч, поэтому его письмо от 7 ноября 1896 г. от­крывает настоящее издание (фрагмент первого письма Розанова Перцову от 9 ноября 1896 г. воспроизводится на с. 400 первого тома). Хотя по большей части своих кор­респондентов Розанов находил сам, в том числе Н.Н. Страхова, К.Н. Леонтьева, С.А. Рачинского, П.А. Флоренского и др. Он хотел бы иметь в качестве постоянного корреспондента и Владимира Сергеевича Соловьёва, но в этом случае одного его желания оказалось недостаточно.

В результате интерактивного общения со своими корреспондентами Розанов создал знаменитый жанр «Литературных изгнанников», выступая в качестве свое­образного блогера задолго до появления эпохи интернета и проявляя недюжинные способности интеллектуального предсказателя, который безошибочно распознал

14 Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова. Т. II. C. 605.

15 Эдельштейн М.Ю. Перцов П.П. // Розановская энциклопедия / Сост. и гл. ред. А.Н. Николюкин. М., 2008. С. 688. Вполне справедливо мнение о том, что такое счастливо сохранившееся обилие писем объясняется физиологической особенностью Перцова, а именно глухотой, затруднявшей его очное разговорное общение со всяким собеседником.

16 Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова. Т. I. С. 342.

М.А. Маслин. Русская мысль в письмах В.В. Розанова и П.П. Перцова…

121

тогда ещё малоизвестные философские таланты и предугадал в своём «блоге» их будущее значение для русской философии. Эпистолярный способ общения как та­ковой Розанов мастерски использовал для созданной им самим своего рода техноло­гии public relations, включая письма своих корреспондентов в свои сочинения, всту­пая с ними в очную и заочную полемику – что, несомненно, способствовало популяризации его сочинений среди разных категорий читателей. Переписка с Пер­цовым не была доведена до отдельного выпуска «Литературных изгнанников», хотя она представляла для этого большие возможности, но времени и внешних условий для её сборки в этом жанре угасавшему в Сергиевом Посаде Розанову не было от­пущено. Переписка с Перцовым длилась почти до самой его кончины.

С таким корреспондентом, как Перцов, Розанову, несомненно, повезло. Призна­ния благодарности в адрес своего корреспондента Розанов высказывает многократ­но и даже вставляет их в примечания к последующим изданиям своих произведе­ний: «Приход Перцова (П.П.) и вскоре предложение им издать сборники моих статей – было собственно началом “выхода к свету”. У меня не было до этого самых знакомств, самого видения лица человека, который бы мне помог куда-нибудь вы­браться»17. Благодарить Перцова было за что. За 1899–1900 гг. Перцов издал четыре сборника статей Розанова, причём взял на себя составление, подбор статей и редак­тирование: «Сумерки просвещения», «Религия и культура», «Литературные очерки» и «Природа и история». Тронутый такой заботой, Розанов предложил Перцову посе­литься вместе на одной съёмной квартире, на что Перцов ответил решительным от­казом, сославшись на потребность «в абсолютной свободе окрест меня». Розанов настолько проникся благодарностью к своему корреспонденту, что в качестве при­ложения к письму от 19 мая 1898 г., ссылаясь на то, что адресат его является дипло­мированным юристом, направляет Перцову подписанное собственноручно «духов­ное завещание»(!), содержащее подробные распоряжения относительно имущества между наследниками – женой и детьми. Розанов, боровшийся с «незаконнорождён­ностью» своих детей, в конце завещания обращается в Литературный фонд с прось­бой вмешаться и «охранить права моих жестоко именуемых “незаконными”, но в точности законных и любимых мною детей и жены, тайно обвенчанной же со мною, от посягательств фиктивно-законной жены»18.

Сравнивая общую тональность писем Перцова и Розанова, нельзя не прийти к выводу, что мировоззренческие итоги интенсивного эпистолярного общения двух мыслителей, отражавшие растущую поляризацию русского общества в промежутке от 90-х гг. ХIX в. до 10-х гг. ХХ в., можно оценить как шедшие в разных направ­лениях. Литературный профессионализм и эпистолярное мастерство обоих кор­респондентов имели разные основания. Инициатор переписки – дворянин, соб­ственник костромского имения, состоятельный человек, использовавший свободные средства на литературные занятия, которые имели чисто «умственное» происхожде­ние и были своего рода интеллектуальным «хобби». С другой стороны – мещанин из многодетной семьи, рано потерявший отца и выбившийся в люди благодаря под­держке старшего брата, «литературный подёнщик», нередко отмечавший в своих эпистолярно-литературных признаниях, сколько денег он заработал за день лите­ратурного труда, и с гордостью сообщавший, что около него кормится 11 человек, из них 5 детей и хронически больная жена. Розанов, по-видимому, завидовал свое­му не скованному материальными заботами и журнально-газетными обязательства­ми корреспонденту, жившему подолгу за границей, и, занятый вечно работой, просил «открыть ему кредит» с последующей отдачей в рассрочку, на покупку старинных

17 Розанов В.В. Литературные изгнанники. Н.Н. Страхов. К.Н. Леонтьев // Собрание сочинений под общ. ред. А.Н. Николюкина. М., 2001. С. 133.

18 Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова. Т. I. С. 203.

122

Критика и библиография

монет и различных «египетских артефактов», которыми он страстно интересовался. В начале длинного письма от начала декабря 1897 г., направленного Перцову в Рим, он пишет: «Счастливый Вы человек, что можете ещё жить как Гёте, и Бог дал Вам к средствам и вкус, и умственный интерес. Не растеряйте же этих даров Божиих, будьте целомудренны в работе, в препровождении времени»19.

По окончании нелюбимой работы в провинциальных гимназиях и после переез­да в Петербург, осуществлённого благодаря содействию Н.Н. Страхова, Розанов на­чинает новый период в жизни, публикуется в газетах и журналах, начинает приоб­ретать литературную известность. Бескорыстную поддержку ему на этом поприще стал оказывать Перцов (также недавно ставший петербуржцем), заменивший отча­сти прежнего розановского покровителя – Н.Н. Страхова. При всём уважении Роза­нова к учёной философской личности Страхова, сохранённом на всю жизнь (его дочь – Т.В. Розанова была крёстной дочерью Страхова), богоискательство Розанова и кружка «молодых славянофилов на Петербургской стороне», куда входили кроме Розанова также Н.П. Аксаков, И.Ф. Романов («Рцы») и С.Ф. Шарапов, явно проти­воречило мировоззрению «старого славянофила» Страхова. Познакомившись с этим кружком, “Страхов, изголодавшийся по личному славянофильству, по отсутствию живых славянофилов «которых можно пощупать руками – и они шевелятся” (ибо другие – покойники)»20, был в итоге разочарован, встретив вместо «славянофилов» «наших декадентов».

После Страхова важнейшие услуги по части опубликования произведений Роза­нову оказал Перцов. Первое письмо Перцова, положившее начало переписки, пред­ставляет собой в основном положительный отклик на розановскую статью-не­кролог, посвящённую памяти недавно скончавшегося Страхова. Характерно, что в письме сделан акцент на «глубокой религиозности» Страхова, на его консерва­тизме и приверженности к «служению». Славянофильские симпатии Перцова, про­явившиеся в начале переписки с Розановым, могли бы выглядеть в глазах последне­го неубедительно, если принять во внимание его контакты с «декадентами» и тем более прошлое его сотрудничество с Н.К. Михайловским и публицистами круга «Русского богатства». Но никаких замечаний по части выбора той или иной газет­ной или журнальной площадки для любых контактов своего корреспондента и их тональности Розанов никогда не высказывал, демонстрируя ту особенную гибкость, о которой сам он писал следующее: «– Сколько можно иметь мнений, суждений о предмете? / – Сколько угодно… Сколько есть “мыслей” в самом предмете: ибо нет предмета без мысли, и иногда – без множества мыслей. / – Итак, по-вашему, можно иметь сколько угодно нравственных “взглядов на предмет”, “убеждений” о нём? / – По-моему и вообще по-умному – сколько угодно»21. При этом же Розанов всегда оставался «себе на уме» и недоволен бывал только тем, что «мало обо мне пишут», а что пишут, не так и важно. Он охотно шёл на контакты с Д.С. Мережковским и З.Н. Гиппиус, не разделяя, однако, их идеи относительно «Новой церкви», придер­живаясь собственной версии того, что Мережковский, а вслед за ним и Бердяев на­звали «новым религиозным сознанием».

Иное дело – Перцов, текстам которого при всей их талантливости, неоднократ­но отмеченной в письмах его корреспондента, всё же не хватало индивидуального своеобразия. О недостаточной авторской самостоятельности Перцова Розанов пи­сал следующее: «Недостаток Перцова заключается в недостаточно яркой и даже

19 Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова. Т. I. С. 148.

20 Розанов В.В. Литературные изгнанники. Н.Н. Страхов. К.Н. Леонтьев // Собрание сочинений под общ. ред. А.Н. Николюкина. М., 2001. С. 125.

21 Розанов В.В. Загадки русской провокации. Статьи и очерки 1910 г. // Собрание сочинений под общ. ред. А.Н. Николюкина. М., 2005. С. 412–413.

М.А. Маслин. Русская мысль в письмах В.В. Розанова и П.П. Перцова…

123

недостаточно определённой индивидуальности»22. Влияние Мережковского на Пер­цова было значительным, оно приближалось к учительству. Это подтверждается и контент-анализом именного указателя к двухтомнику, где имя Мережковского яв­ляется самым часто упоминаемым в письмах Перцова23. От Мережковского он уна­следовал не только эстетическую привязанность к художественной литературе, но и неохристианскую концепцию «Третьего Завета», чего нельзя было сказать о Роза­нове. Правда, согласие с «новым религиозным сознанием» Мережковского, как, впрочем, и влияние на Перцова розановской критики наличного состояния право­славной церкви, оказалось преходящим и подверженным изменениям. Это подтвер­ждается собственным признанием Перцова, сделанным в письме от 15.07.1901 г.:

Я чем далее, тем более помимо всякой воли становлюсь «правоверным». Я начал с са­мого легкомысленного отношения к христианству (не говоря уже о либеральном «от­рицании» – ну, это уж очень давно), всё мне казалось, и долго и в разных видах, что христианство можно принимать только условно или частично, что его нужно рефор­мировать, реставрировать, комбинировать с другими всемирными религиями и т.д. и т.п. Тут подоспели Вы с Вашей новой религией, после Мережковский с его новой церковью. И долго я был убеждён, что будет новая религия или новая церковь. И те­перь я вижу, что всё это вздор. Не будет ничего «нового», кроме новой земли и новых небес, но это уже – по ту сторону24.

Розанов, «беззаветно любящий», по его словам, семейную жизнь (как известно, один из его псевдонимов – В. Варварин – образован от имени любимой жены – Вар­вары Дмитриевны Бутягиной), использовал Петербургские Религиозно-философ­ские собрания 1902–1903 гг., инициированные Мережковским и Гиппиус, прежде всего для привлечения внимания к теме семьи, для борьбы с церковным законода­тельством, ущемлявшим права незаконнорождённых, в том числе его собственных детей. Все попытки Мережковских втянуть Розанова в свою «новую церковь» оказа­лись безуспешными по главной причине, объяснённой самим Розановым: «Нельзя не обратить внимания, что все связанные “кольцом Мережковского” суть люди без­детные и, кажется, в сущности безжённые. “И нашему брату там невозможно”»25.

Переписка показывает, что сблизившие обоих корреспондентов начальные кон­сервативные и «славянофильские» позиции, осложнённые «декадентскими» вклю­чениями, постепенно размывались, а начиная с 1910-х гг. их интеллектуальные кон­такты всё чаще стали принимать контрадикторный характер. Характер дружеской переписки менялся, главным образом по причине эволюции политических воззре­ний Перцова в либеральном направлении. Что же касается Розанова, то после смер­ти Страхова, память о котором оказалась стимулом к первоначальному сближению обоих корреспондентов, он отходит от страховского «почвеннического» традицио­нализма и погружается в исследование философии пола в его связи с религией26. Эта тема, как известно, была в значительной степени определена «незаконнорож­дённостью» его детей от счастливого брака с В.Д. Рудневой (Бутягиной).

После Февральской революции Перцов становится убеждённым республиканцем и «февралистом», о чём свидетельствуют следующие его строки из письма от 20 мар­та 1917 г.: «Вы мои взгляды знаете – я, конечно, рад перевороту (даже из самолю­бия рад), всецело за республику. Вижу великие горизонты, вдруг распахнувшиеся

22 Розанов В.В. Листва // Собрание сочинений под общ. ред. А.Н. Николюкина. М., 2010. С. 311.

23 Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова. Т. II. С. 731–732.

24 Там же. Т. I. С. 693–694.

25 Цит. по: Фатеев В.А. Жизнеописание Василия Розанова. Кострома, 2002. С. 354.

26 Подробнее о сближении и последующем расхождении Розанова и Перцова вокруг памяти о Н.Н. Стра­хове см.: Фатеев В.А. Н.Н. Страхов: Личность. Творчество. Эпоха. СПб., 2021. С. 556–559.

124

Критика и библиография

впереди, хотя и ранее уже мерещившиеся»27. Будущее России, полагал Перцов, может быть связано с Америкой, причём «такая минутка в её истории» может даже растя­нуться «на столетие-два». Перцов задаётся вопросом: «…почему не качнуться “ма­ленько” и в сторону Америки, с которой много общего (“демократизм”, “естествен­ные богатства”, континентальность, даже в климате много общего)?»28. В ответном письме на вопрос Перцова о возможности для России «американского пути» Роза­нов отвечает отрицательно, подразумевая под невозможностью брать в качестве об­разца для подражания американское торгашество: «Базар (= Америка) был, батюшка, и в Вавилоне, и в Риме, и в Афинах; но “базарное” прошло, а остались Талмуд, т.е. жидовский храм, Святая София, Церковь Святого Марка»29. Критические оценки американизма Розанов высказывал и ранее, в «Мимолётном» и в ряде статей. Так, в «Итальянских впечатлениях», после посещения Салерно и Флоренции, где всё ды­шит духом истории и культуры, он по контрасту даёт следующую оценку америка­низму: «Америка есть первая страна, даже часть света, которая, будучи просвещён­ною, живёт без идей. Она не имеет религии иначе как в виде религиозности частных людей и частных обществ, не имеет в нашем смысле государства и правительства»30.

В отличие от Перцова, допускавшего грубые ругательства в адрес личности ца­ря – «Николая Гнилого», «супруга m-m Распутиной», Розанов берёт под защиту мо­нархию как исторический национальный институт, формировавший лицо России в течение столетий: «Моя идея: Что ПРАХ И ТО “СТРЯСАЙ С НОГ”; что ВЕЧНО – того держись»31. Отсюда понятно, что американизм как чуждый для России образец для подражания Розанов никак не мог принять, и в ответ Перцову он пишет следую­щее: «А Николая “Гнилого” (кличка Перцова. – М.М.), хотя бы всё в нём понимал, но ИСТОРИЧЕСКИ смежу глаза и всё же ЗА НЕГО УМРУ. И не хочу критиковать, порицать. НЕ СМЕЮ. А революции, даже торжествующей, плюну в глаза. “В её бесстыжие глаза”»32. Давая свою оценку отречению Николая II от престола, Розанов написал, в противоположность Перцову: «Моё слово о прекрасном Романове: что он тихо сошёл с престола, без ломки, почти без огорчения, как Михаил (Романов. – М.М.) вошёл на престол, вошёл из монастыря»33.

Антиреволюционный пафос послефевральских высказываний Розанова вызвал у Перцова обвинения в беспринципности в его адрес, которые были совсем не но­вы, если учесть, что Перцов хорошо знал тексты Розанова и его критиков периода Первой русской революции, которые также многократно обвиняли его в политиче­ском аморализме. Перцов советует Розанову «не трогать темы монархия-республи­ка» ввиду неприятного ему «дореволюционного» настроения своего корреспондента и задаёт ему «ехидный» вопрос с намёком на прошлую будто бы прореволюцион­ную работу «Когда начальство ушло»: «…что, если начальство опять “уйдёт” – Вы его и не вспомните?»34. Однако переломить веру Перцова в идеальную республику Розанов был не в состоянии, единственное, в чём он хотел убедить своего оппонен­та, так это то, что он не является «непоколебимым» монархистом, вроде М.О. Мень­шикова. В обширном письме в апреле 1917 г. он пишет, что в принципе не возража­ет против республики, «если она пойдёт по-русски», а не как «сытая и довольная собою скука» наподобие Соединённых Штатов, и если не вернутся времена, как

27 Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова. Т. II. С. 565.

28 Там же. С. 450.

29 Там же. С. 454.

30 Розанов В.В. Среди художников // Собрание сочинений под общ. ред. А.Н. Николюкина. М., 1994. С. 112.

31 Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова. Т. II. С. 455.

32 Там же.

33 Там же. С. 573.

34 Там же. С. 565.

М.А. Маслин. Русская мысль в письмах В.В. Розанова и П.П. Перцова…

125

в 70-х гг. XIX в., к «Царю Некрасову и гонимому нищему Александру II»35. Далее следует пояснение того, что значит «республика по-русски»: «“Что нам царство”: подавай – Берендея, сказку, песню, Пушкина, Лермонтова, Тютчева». Вот почему «в идеях я за долгое существование республики, и “царства”, пожалуй, – совсем, действительно, не надо: опять начнутся “интриги при дворе”, льстящие министры, пройдохи, “III отделение”…»36.

Как представляется, суть увеличивающегося отчуждения в отношениях двух корреспондентов состояла вовсе не в доктринальной приверженности к политиче­скому республиканизму у Перцова и в каком-то его опровержении Розановым (тако­вого и не было). Розанов вовсе не прибегал к какой-либо рациональной политиче­ской аргументации против республики. Очевидно, однако, что достаточно смутное и расплывчатое либеральное понимание будущего России по образцу Америки Пер­цовым шло вразрез с глубинным метафизическим ощущением своей родины Роза­новым, против которого Перцову было, в сущности, нечего возразить. В «Уединён­ном» читаем: «Голод. Холод. Стужа. Куда же тут республики устраивать? Родится картофель да морковка. Нет, я за самодержавие. Из тёплого дворца управлять “окра­инами” можно. А на морозе и со своей избой не управишься. И республики затева­ют только люди “в своём тепле” (декабристы, Герцен, Огарёв)»37.

Былой снисходительности к разным мнениям о России, которую он «только и делал, что ругал», по его собственному признанию, положила предел Февральская революция. В действительности падение монархии в России не внесло никаких принципиальных перемен во взглядах Розанова на революционный радикализм. Оскорбительная ирония Перцова в адрес Розанова относительно того, что взгляды его изменились, когда «начальство ушло», была воспринята им «невыразимо боль­но»: «Я ничуть не меняюсь, хоть Вам и кажется»38. Он отвечает Перцову вполне по-розановски: «Я радуюсь, что Царь отрёкся от такой России: где нет подданных, ка­кой же Царь», если его подданные ничего не сделали для сохранения царства в от­личие от деловитых радикалов с их «прямотой, ясностью и грубоватостью»39. Тогда как наши «мудрецы a la Н.Н. Страхов, Н.Я. Данилевский, Кон. Леонтьев и даже “ве­ликие Катков и Леонтьев” (и я) буквально онанисты под одеялом, потели, пердели и ничего не сделали, ни для себя, ни для России»40. И далее заключает: «В делах славянофильство – это такая сволочь, что и разговаривать нечего. Это решительно всегдашнее моё мнение»41.

В одном из своих «послефевральских» писем, написанных ещё из Петрограда, до переезда в Сергиев Посад, Розанов проводит сравнение между двумя русскими революциями – 1905–1907 гг. и революцией Февральской 1917 г. Он пишет о том, что разница между ними налицо: во время Первой революции «вся Россия развол­новалась… но ничего ровно не вышло»42. А в феврале-марте 1917-го, хотя «реши­тельно ничего не произошло», кроме того, что «образовались за чёрным хлебом хвосты», «всё свершилось» и «Дома Романовых больше не бысть»43. Далее он зада­ёт вопрос непосредственно своему корреспонденту – стороннику республики: «Вы думаете, очевидно, всё это для beaux yeux (красивых глаз. – М.М.) Плеханова, Ве­рочки Фигнер и князя П. Кропоткина. Удивительно. Я Вам скажу – наоборот: всё

35 Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова. Т. II. С. 598.

36 Там же.

37 Розанов В.В. Уединённое. М., 1990. С. 182.

38 Там же. С. 596.

39 Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова. Т. II. С. 596.

40 Там же. С. 597.

41 Там же.

42 Там же. С. 571.

43 Там же.

126

Критика и библиография

для beaux yeux Розанова и Флоренского, который ровно так умён, как умён… по­тому что они-то уж “в Бога верят. И чтут Его”»44. Далее Розанов пишет о том, что «Русь есть Русь» и «без царя, Патриарха и толстого купца», и предсказывает, что ре­волюция есть «начало победы Розанова и Флоренского. С сего часа Плехановы и Веры Фигнер начнут таять, яко снег в марте и истают… И к 1980 году “о Плехано­вых никто не будет упоминать”, ибо все уже будут засматриваться на “Святой ход” Нестерова и зачитываться “Уединённым” и “Опавшими листьями” В. Розанова»45.

Удивительным образом предсказания Розанова сбылись. Хотя последние письма Перцову, написанные после переезда в Сергиев Посад, наполнены глубоким песси­мизмом и унынием и одновременно злой иронией по поводу розовых «республикан­ских» ожиданий Перцова. В письме от 3 (16) сентября 1918 г. он пишет: «Зябну. Голодно. Дров чуть-чуть. Таня готовит обед. В доме только несколько копеек. Ужас… А помните Ваше в Санкт-Петербург письмо “3-й день русской республики”. Нагуля­лись с республикой. Экая гоголевщина. Вонючая, проклятая»46. Розанов припомнил Перцову его письмо от 1 марта 1917 г., датированное «3-им днём русской республи­ки», наполненное энтузиазмом «февралиста» и ненавистью к «Николаю Гнилому». Переписке осталось продолжаться недолго. Тем не менее хотя Розанов заявил: «…ре­шил больше Вам не писать и не высылать “Апокалипсис”. Вообще – порвать»47, – однако в том же письме не отменяет своего приглашения Перцову приехать в Сергиев Посад: «Комната есть свободная. Жрать нечего. “Нищи и убоги”. Приезжайте всё-та­ки»48. Перцов не приехал, сославшись на трудности пореволюционного времени…

В другом письме, будучи нацелен на решительное объяснение и на разрыв от­ношений (не доведённый до логического конца в самом письме), Розанов пишет: «…так как вижу, что настал “кризис” нашей дружбы, то хочу Вам сказать “на про­щанье” или (лучше бы) не на прощанье, что вся та великая и прекрасная дружба, ка­кая нас связывала без малого 20 лет, остаётся во мне, что я никогда не забуду “того Петю Перцова”, который приехал ко мне на Павловскую знакомиться, и всю ту бес­численную помощь “делом, словом и помышлением” (а ведь “дела”-то всегда выте­кают, конечно, из помышления)»49. Заканчивается письмо, вопреки заявленному в начале намерению о разрыве, признанием, вполне в розановском самопротиворе­чивом духе: «Прощайте, целую, люблю. Все мы очень несчастны, и Розановы, и Перцовы, счастлива только Верочка в монастыре, шлющая нам чудные письма, и нас утешающая ими и подкармливающая»50. Веру, дочь Розанова, жившую по­слушницей в Воскресенско-Покровском монастыре около Луги, также ждала несчастная судьба – она покончила жизнь самоубийством летом 1919 г.

Это длинное и очень грустное письмо, написанное в июне-июле 1918 г. может рассматриваться в качестве своего рода эпилога не только ко всей переписке с Пер­цовым (Розанову оставалось жить немногим более года). Розанов «подводит ито­ги», вспоминает петербургскую интеллектуальную «тусовку» конца прошлого ве­ка, декадентские литературные круги, где они повстречались с Перцовым. Письмо насыщено меткими дружескими характеристиками: «гениальный тунеядец Рцы», «озорник Шарапка (С.Ф. Шарапов), «милый Саввушка» (С.К. Эфрон), «декадент под Мережковским» (Перцов) вперемешку с язвительно-насмешливыми оценками «славянофильского гнезда» в Государственном контроле, куда он попал на службу

44 Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова. Т. II. С. 571.

45 Там же. С. 571–572.

46 Там же. С. 636.

47 Там же. С. 631.

48 Там же.

49 Там же. С. 619.

50 Там же. С. 628.

М.А. Маслин. Русская мысль в письмах В.В. Розанова и П.П. Перцова…

127

по протекции Н.Н. Страхова. Все эти «славянофилы», а именно Т.И. Филиппов, Н.П. Аксаков, А.В. Васильев, «были тусклы, скучны, невыносимы и неудачны в литературе»51. Розанов благодарит Перцова за то, что он вытащил его в своё вре­мя из этой компании, и просит высказаться о посланном ему очередном выпуске «Апокалипсиса нашего времени», выражая надежду на то, что если он дочитает все выпуски, то должен убедиться, что «мой “Апокалипсис” не имеет такого дур­ного характера, как о нём думают. Я нисколько не против Христа…»52. Розанов ссылается также на П.А. Флоренского, с которым очень сблизился, живя в Сергие­вом Посаде. Сравнивая его с Паскалем, он пишет:

Сперва он очень противился изданию моего «Апокалипсиса», но хотя я и не говорю с ним ничего о моей книжонке, он – по общему тону его отношения ко мне [это все­гда чувствуется] не враждебен этому изданию, по страстному ненавидению им всей нашей культуры, т.е. европейской культуры, западной, с атеизмом, с демонизмом, с пакостничеством и с пакостью, вроде революции, вроде и в духе парламентов etc.53

Полученное Розанова приглашение высказаться об «Апокалипсисе нашего вре­мени» и вспомнить былое Перцов не поддержал, ограничившись информацией о своих литературных успехах и повторными обещаниями приехать в Сергиев По­сад. Неуместными и заведомо невыполнимыми выглядели и его советы Розанову по переизданию его книг. Не отозвался Перцов и на призыв «поплакать на плече» и посочувствовать плохому состоянию здоровья Розанова, о чём он написал следую­щее: «И в довершение убийства душевного сделалось “недержание мочи и кала”. Ужас, ужас»54. Это последние слова в его переписке с Перцовым.

Список литературы

Гончарова Е.И. «Мистическая трагедия»: В.В. Розанов и А.П. Суслова (по материалам архив­ных разысканий) // Русская литература. 2022. № 3. С. 145–156.

Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова (1896–1918): в 2 т. / Вступ. ст. Е.И. Гончаровой; сост., подгот. текстов и коммент. Е.И. Гончаровой и О.Л. Фетисенко. СПб.: Изд-во «Пушкинский Дом», 2023. Т. I: «На новые пути» (1896–1902). 783 с.; Т. II: «Под колесом истории» (1903–1918). 783 с.

Розанова Т.В. Воспоминания об отце – Василии Васильевиче Розанове и всей семье // В.В. Розанов: Pro et Contra. Антология. Кн. I. СПб.: РХГА, 1995. С. 45–87.

Розанов В.В. Загадки русской провокации. Статьи и очерки 1910 г. // Собрание сочинений под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика, 2005. 494 с.

Розанов В.В. Листва // Собрание сочинений под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика; СПб.: Росток, 2010. 591 с.

Розанов В.В. Литературные изгнанники. Н.Н. Страхов. К.Н. Леонтьев // Собрание сочинений под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика, 2001. 477 с.

Розанов В.В. Среди художников // Собрание сочинений под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика, 1994. 494 с.

Розанов В.В. Уединённое. М.: Политиздат, 1990. 712 с.

Фатеев В.А. Н.Н. Страхов: Личность. Творчество. Эпоха. СПб.: Изд-во «Пушкинский Дом», 2021. 651 с.

Фатеев В.А. С русской бездной в душе. Жизнеописание Василия Розанова. Кострома: ГУИПП «Кострома», 2002. 636 с.

Эдельштейн М.Ю. Перцов П.П. // Розановская энциклопедия / Сост. и гл. ред. А.Н. Николю­кин. М.: РОССПЭН, 2008. С. 686–689.

51 Переписка В.В. Розанова и П.П. Перцова. Т. II. С. 620.

52 Там же. С. 624.

53 Там же.

54 Там же. С. 636.

128

Критика и библиография

Russian Thought in Epistles of V.V. Rozanov and P.P. Pertsov.

New Materials (1896–1918)

A Review on: A Correspondence of V.V. Rozanov and P.P. Pertsov (1896–1918):

in two volumes / Introduction by E.I. Goncharova; ed., prep. of Texts

and Commentaries by E.I. Goncharova and O.L. Fetisenko. SPb.: Pushkinsky

Dom Publishing House, 2023. Vol. 1: “On New Tracks” (1896–1902). 784 p.;

Vol. II: “Under the Wheel of History” (1903–1918). 784 p.

Mikhail A. Maslin – Doctor of Sciences in Philosophy, Professor, Head of the chair of the History of Russian philosophy. Lomonosov Moscow State University. 27, bldg. 4, Lomonosovsky Av., GSP-1, Moscow, 119991, Russian Federation; e-mail: [email protected]

Review article presents two-volumes collection of epistles by V.V. Rozanov and P.P. Pertsov (1896–1918) published by the famous Publishing House Pushkinsky Dom (Saint Petersburg). It is the first ever published full edition of correspondence between two famous Russian thinkers – Petr Pertsov and Vasily Rozanov which has been done with great accuracy and on highly professional level. Two-volumes edition was made by the archival scholars from the Institute of Russian Lite­rature (Pushkinsky Dom) from Saint Petersburg. The author of Introduction is E.I. Goncharova – director and the founder of Pushkinsky Dom Publishing House. O.L. Fetisenko together with the E.I. Goncharova are the editors, authors of commentaries and researchers of archival sources. The edition is characterizes by high level of polygraphy and excellent bibliographical apparatus. It includes: list of abbreviations, catalog of archives, periodicals, books and articles, collected works by Rozanov, archival photos, fragments of letters etc. This two-volumes edition contains also catalog of works by V.V. Rozanov and P.P. Pertsov plus annotated index of mentioned names. Commentaries is placed just after the published letters abd not at the end of the whole edition as one can find in printing practice sometimes.

Keywords: Russian Thought in Epistles, V.V. Rozanov, P.P. Pertsov, A.P. Suslova, N.N. Strakhov, “Parabola”, “Apocalypse of Our Times”

For citation: Maslin, M.A. Russkaya mysl’ v pis’makh V.V. Rozanova i P.P. Pertsova. Novye ma­terialy (1906–1918) [Russian Thought in Epistles оf V.V. Rozanov and P.P. Pertsov. New Materials (1896–1918)], Otechestvennaya filosofiya [National Philosophy], 2024, Vol. 2, No. 1, pp. 116–129. (In Russian)

References

Edelshtein, M.Yu. Pertsov P.P. [Pertsov P.P.], in: Rozanovskaya Encyclopediya. Sost. i gl. red. A.N. Nikoljukin. Мoscow: Rosspen, 2008, pp. 686–689. (In Russian)

Fateev, V.A. N.N. Strakhov: Lichnost. Tvorchestvo. Epokha. [N.N. Strakhov: Personality. Creation. Epoch.]. Saint Petersburg: Pushkinskij Dom, 2021. 651 p. (In Russian)

Fateev, V.A. Zhizneopisanije Vasilija Rozanova [Biography of Vasily Rozanov]. Kostroma, 2002. 636 p. (In Russian)

Goncharova, E.I. “Misticheskaya Tragediya”: V.V. Rozanov i A.P. Suslova (po materialam arkhivnyh raziskanii) [“Mystical tragedy”: V.V. Rozanov and A.P. Suslova (Based on Archival Research Materials)], Russkaya Literatura, 2022, No. 3, pp. 145–156. (In Russian)

Perepiska V.V. Rozanova i P.P. Pertsova (1896–1918): V dvukh tomakh [Correspondence of V.V. Rozanov and P.P. Pertsov (1896–1918): in 2 vols.]. Saint Petersburg: Pushkinsky Dom Publishing House, 2023. Vol. 1: “On New Tracks” (1896–1902). 783p.; Vol. II: “Under the Wheel of History” (1903–1918). 783 p. (In Russian)

Rozanova, T.V. Vospominanija ob otse – Vasilii Vasileviche Rosanove i obo vsei sem’e [Memories of Father – Vasily Vasilyevich Rozanov and the Whole Family], in: V.V. Rozanov: Pro et Contra. Antholo­gy. Kn. I. Saint Petersburg: RHGA, 1995, pp. 45–87. (In Russian)

Rozanov, V.V. Listva [Foliage]. Мoscow: Respublika; Saint Petersburg: Rostok, 2010. 591 p. (In Russian)

М.А. Маслин. Русская мысль в письмах В.В. Розанова и П.П. Перцова…

129

Rozanov, V.V. Literaturnye izgnanniki. N.N. Strakhov. K.N. Leont’ev [Literary Exiles. N.N. Strakhov. K.N. Leontyev]. Moscow: Respublika, 2001. 477 p. (In Russian)

Rozanov, V.V. Sredi hudozhnikov [Among the Artists]. Мoscow: Respublika, 1994. 494 p. (In Russian)

Rozanov, V.V. Uedinennoe [Solitary Thoughts]. Мoscow: Politizdat, 1990. 712 p. (In Russian)

Rozanov, V.V. Zаgаdкi russkoi provokatsii. stat’i i ocherki 1910 g. [Mysteries of Russian Provoca­tion. Articles and Essays of 1910]. Мoscow: Respublika, 2005. 494 p. (In Russian)

Отечественная философия

2024. Т. 2. № 1. С. 130–140

УДК 1(091)+655.552

National Philosophy

2024, Vol. 2, No. 1, pp. 130–140

DOI: 10.21146/2949-3102-2024-2-1-130-140