CC BY
28
Научная статья УДК 82.31
DOI 10.52070/2542-2197_2022_12_867_143
Русская литературная классика XIX века в романе М. Павича «Пейзаж, нарисованный чаем»
Милица Николич
Московский государственный лингвистический университет, Москва, Россия, m.nikolich@linguanet.ru
Аннотация.
Ключевые слова: Для цитирования:
Цель статьи - определение места и функций русской темы в художественном мире романа М. Павича «Пейзаж, нарисованный чаем». Исследование осуществляется методом пристального чтения, а также методом сравнительного и интертекстуального анализа. По его результатам следует заключение, что «Пейзаж, нарисованный чаем» является художественным выражением панславистских взглядов М. Павича, конструируемым посредством интертекстуальных отсылок к русской литературной классике XIX века и относящимся к ней мотивам.
Милорад Павич, русская тема, интертекстуальность, диалог, культура
Николич М. Русская литературная классика XIX века в романе М. Павича «Пейзаж, нарисованный чаем» // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. Вып. 12 (867). С. 143-148. DOI 10.52070/2542-2197_2022_12_867_143
Original article
Russian Literature Classics of the 19th Century
in the Novel „Landscape Painted with Tea" by M. Pavich
Militsa Nikolich
Moscow State Linguistic University, Moscow, Russia m.nikolich@linguanet.ru
Abstract.
Keywords: For citation:
The purpose of the paper is to define the place and the Russian theme in the fictional world of the novel „Landscape Painted with Tea". The study is carried out by using the methods of close reading, intertextual and comparative analyses. A conclusion was made that the novel „Landscape Painted with Tea" is a literary representation of M. Pavich's panslavistic viewpoint which was represented with the intertextual references to Russian literature classics of the 19th century compounded of Russian historical cultural motives.
Milorad Pavich, Russian theme, intertextuality, dialogue, culture
Nikolich, M. Russian Literature Classics of the 19th Century in the Novel „Landscape Painted with Tea" by M. Pavich. Vestnik of Moscow State Linguistic University. Humanities, 12(867), 143-148. 10.52070/2542-2197_2022_12_867_143
введение
Исследуя диалог восточноевропейских культур в эпоху барокко, М. Павич (1929-2009) особое внимание уделял русской культуре как важнейшему звену этого процесса. Сербский классик - сторонник концепции «барочного славизма» [Морозов, 1973], представляющей собой идею о единстве славянских народов, их особых взаимоотношениях в области политики, культуры и литературы в ^М-^Ш веков [ПавиЬ, 1970, с. 329]. В одном из интервью М. Павич так формулирует свое видение проблемы: «Я родился и всю жизнь прожил на Балканах, а потому говорю вещи, важные, прежде всего, для русских, сербов, греков»1. Особое внимание писатель уделял сербско-русским культурным и литературным взаимодействиям и взаимовлияниям.
С одной стороны, в отечественном литературоведении возрастает интерес к русско-зарубежным литературным связям и взаимодействиям. С другой стороны, рецепция Павичем русской литературы и русской культуры по-прежнему представляет собой недостаточно исследованный аспект его творчества. Данные факторы обусловливают актуальность настоящей работы.
Цель статьи заключается в определении места и функции русской темы в художественном мире романа «Пейзаж, нарисованный чаем» (1988). Достижение указанной цели предполагает анализ интертекстуальных отсылок к русской литературной классике и неотъемлемым от нее мотивам, а также исследование приемов и средств художественной объективации русской темы в романе. Исследование осуществляется с опорой на метод пристального чтения, а также методы сравнительного и интертекстуального анализа.
авторский миф об одиночках и общинниках
Роман «Пейзаж, нарисованный чаем» состоит из двух дополняющих друг друга частей: «Маленький ночной роман» и «Роман для любителей кроссвордов». Авторский миф Павича об одиночках и общинниках из первой части романа представляет собой вечную притчу, находящуюся вне времени и пространства. Разделение Афонских монахов на эти две группы в соответствии с особенностями их мировоззрения и образа жизни экстраполируется
1 Шарый А. Хазарский выпуск Экслибриса «Милорад Павич. Лексикон XXI века» // Программы радио Свобода «Поверх барьеров». 1999. URL: https://goo.gl/nEqwcI
на все человечество и сопрягается с проблемой поиска идентичности [ДелиЬ, 1991, с. 152].
Актуализация мифа в контексте судьбы протагониста, непризнанного архитектора Атанасия Свила-ра, «ощущавшего сорок пятый год своей жизни, как запах чужого пота», связана с его размышлениями об истоках личных, профессиональных и семейных неудач [ПавиЬ, 2002, с.12]. Герой приходит к выводу, что его глубинная природа одиночки несовместима со сферой архитектуры и строительства, традиционно принадлежащей общинникам. Назревает необходимость поменять суть своей природы. Последствия такого перехода - новые идентичность, национальность и язык.Таким образом серб Атанасий становится русским Афанасием Федоровичем Разиным. Новая национальность мотивируется тем, что его биологическим отцом был не майор Коста Свилар, а русский математик Федор Алексеевич Разин. При этом меняется не только национальность героя, но также окружающий его мир: из преимущественно сербско-греческого пространства «Маленького ночного романа» во второй части книги читатель переносится в мир, насыщенный отсылками к русским традициям и культуре. Однако поскольку Афанасий не смог полностью отказаться от своей первоначальной идентичности, русская тема пересекается с сербской.
Русская тема в «Пейзаже, нарисованным чаем» раскрывается с помощью интертекстуальных отсылок к творчеству и биографии классиков русской литературы «золотого» века, а также к русской и советской истории и традициям: православной культуре, особенностям общественного развития, характерной природе, культуре чаепития, народному творчеству и многому другому. Вышеперечисленные литературные и историко-культурные факторы находятся в особых диалектических отношениях, создающих целостный образ России в художественном мире Павича.
ИНТЕРТЕКсТ Н. В. ГОГОЛя
Ключевым моментом перехода Атанасия Свилара в Афанасия Федоровича Разина является чтение поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души» в конце первой части романа: «на полке <...> лежала книга. Он открыл ее и узнал «Мертвые души» Гоголя, которую читал в 1944 году мальчишкой, в ту пору, когда русские подошли к Белграду» [ПавиЬ, 2002, с. 105]. Момент повторного чтения поэмы соединяет прошлое, когда герой читал текст первый раз во время освобождения Белграда советской армией, и настоящее. В то же время данный эпизод предвосхищает будущее превращение Атанасия. Герой внезапно понимает, что вернувшиеся с войны «отцы» смогли
так быстро восстановить страну в силу того, что все они являлись общинниками, а сам он не способен строить потому, что принадлежит к одиночкам.
Сюжетный уровень поэмы Гоголя во многом предопределил эстетическое бытие уже преображенного героя Павича - Афанасия. Его торговая деятельность напоминает о покупке Чичиковым мертвых душ, но Павич совершает инверсию. Современный Чичиков сербского писателя покупает не мертвые души, а «белые пчелки» - души нерожденных детей. И герой Павича, и герой Гоголя не достигают успеха в своем деле, однако по разным причинам: Чичикова разоблачают жители города, а намерения Афанасия останавливает сам дьявол, забирая у него душу. У сербского писателя покупка «белых пчелок» получает «апокалиптический масштаб» [Харпащ 2009, с. 202]. Последствия покупки нерожденных потомков отражаются на всем человечестве. Историк литературы Й. Делич усматривает в этом поступке героя желание создать своего рода тоталитарную антиутопическую систему [ДелиЬ, 1991, с. 290-291]. В неоднозначном ответе на вопрос причины покупки «белых пчел» выявляется также постмодернистский релятивизм.
Говоря о гоголевском интертексте, стоит отметить и иные образы. Так, например, Павич несколько раз использует русское слово «шинель». Он не уделяет ему особенного внимания, однако в современном сербском языке это слово не употребляется.
В одной из бесед о покупке «белых пчел» -нерожденных потомков - Афанасий оправдывает свои действия тем, что он одинок «как нос на лице» и, что в будущем ему нужна будет поддержка и опора [ПавиЬ, 2002, с. 93]. Тем самым очевидна отсылка к гротескной повести «Нос».
Подобно Гоголю, заканчивающему «Мертвые души» обращением к образу русской тройки, Павич предлагает читателю представить себе схожую картину, пародируя добродетели Афанасия [Ремеле, 2001]: «Кони в русской тройке, пока упряжка стоит на месте, не кажутся красивыми: они покусывают друг друга, жуют удила, не стоят на месте, мешают друг другу. Но в движении тройка - нет картины краше: кони тянут сильно, голова к голове, и кажется, под их копытами сама трава обращается в скорость. Так и добродетели Афанасия Свилара мешали друг другу, когда он пребывал в покое, терзали его, но, стоило ему настроиться на дело, все его доблести как бы объединялись» [ПавиЬ, 2002, с. 249].
ИНТЕРТЕКСТ Л. Н. ТОЛСТОГО
Личность Л. Н. Толстого изображена в тексте «Пейзажа, нарисованного чаем» косвенно. Павич
переносит устойчивые представления о русском классике на образ его правнука, который хитрым способом успевает выкупить портрет своего деда у бабушки Афанасия. Граф Толстой, так же как и его предок, «благороден», носит бороду и по нему видно, что он ведет сельский образ жизни, так как предпочитает «переночевать в конюшне» [ПавиЬ, 2002, с. 103].
Интертекст Толстого в основном строится на отсылках к сюжету «Анны Карениной». Павич обращается к традиционному образу матери, оставляющей семью ради любовника, однако использует его «остраненно». Во-первых, сама кроссвордная структура романа дает читателям новое восприятие традиционных тем. Во-вторых, судьба и страдания героини Павича маскируются под оболочкой пародии. О своем чувстве вины и грехе Витача поет в песне на незнакомом ей самой итальянском языке: «После грехопадения с Разиным, после того, как я покинула родной край, после смерти дочерей, в которой я повинна больше всех, ибо бросила их, а матерь детей не бросает, мне уже непостижима небесная половина моего голоса <...> от единственной в моей жизни любви остались одни усы, которые годятся разве чтобы зубы почистить» [ПавиЬ, 2002, с. 219]. Узнав о смерти своих дочерей, она не показывает обычные признаки страдания кроме потери голоса. Внутренний мир своей героини Павич изображает с помощью неестественного происхождения ее голоса и песни, представляющей исповедь Витачи.
Мотив ревности и чувство вины, которые были причиной разрушения отношений между Анной и Вронским, присутствуют в рассказе о любви Витачи и Афанасия. Павич совершает инверсию и ревнивым становится сам герой, прежде незнакомый с этим чувством. Его ревнивость вызвана дьяволом с целью остановить покупки героя: однажды утром Афанасий гротескным образом просыпается в теле Виды, сестры Витачи, всю жизнь ревновавшей своего мужа.
Необходимо отметить и присутствие мотива поезда в романе сербского писателя. Герои Пави-ча покидают свои семьи на поезде, при этом их чувства пародируются: «Оба они так перепугались этого своего поступка, что им было не до еды <...> кинулись прямо на вокзал. Потом они со смехом вспоминали, как Витача, когда они летели на вокзал, мечтала о ягненке, выкормленном морской травой, а Афанасий - о рыбе, три ночи пролежавшей в земле» [ПавиЬ, 2002, с. 129]. По задумке Павича внимательному читателю очевидно надлежит иметь в виду влияние «Анны Карениной» на сюжетную линию взаимоотношений между Афанасием и Витачей.
интертекст ф. м. достоевского
Влияние Ф. М. Достоевского отразилось, прежде всего, на принципе построения диалогов у Павича. Согласимся с Н. С. Бочкаревой: по аналогии с разговорами Раскольникова с Порфирием Петровичем и Ивана Карамазова с чертом, Павич строит диалоги своих персонажей: «старшего Разина с партийным вербовщиком, младшего Разина с матерью, тремя сестрами и Азередо (дьяволом), а особенно майора Похвалича, убившего собственных дочерей, с полковником Крачуном» [Бочкарева, 2001, с. 53-54]. Все они наполнены вневременными и внесюжетны-ми темами жизни, смерти и судьбы человека в целом.
В качестве примера приведем встречу майора Похвалича, первого мужа Витачи, с полковником Крачуном. Большую часть их диалога составляют рефлексивные слова полковника Крачуна о времени, о роли женщины в продолжении рода и трагедии смерти бездетных женщин. Соответственно, сам ход разговора не помогает майору заставить полковника признаться, что он убийца. К парадоксальной разгадке майор придет, опираясь на факты, не связанные с содержанием диалога.
Влияние Достоевского обнаруживается и во сне Афанасия, который чувством безмерного счастья, прямой связью с Богом, первоначальным образом человека и соответствующим пейзажем напоминает сон Ставрогина о «золотом» веке: «Вижу я какой-то берег, птицы над водой вьются в сумерках и пропадают из виду... Я сижу на берегу и молюсь» [ПавиЬ, 2002, с. 198-199]. В то время как у Достоевского Ставрогин говорит о человечестве, у Павича сон полностью определяется индивидуальностью Афанасия и его привязанностью к матери.
Как известно, Павич стремился поднимать в своих произведениях религиозные, политические и общечеловеческие вопросы. Так, в «Пейзаже, нарисованном чаем» возникает тема напряженных отношений между Востоком и Западом, аллегорически изображенных с помощью трех сестер, представляющиеся собой три официальные религии на Балканах. На глобальном идейном и концептуальном уровне сербский писатель также определенно находит образец в творчестве Достоевского, писавшего о России и Западе, поднимавшего вопрос о теодицее и религии, о положении человека в мире.
интертекст а. с. пушкина
История о родословной Витачи по женской линии изображена в главе под названием «Грязь», именуемой критиками «пушкинской повестью» [Попович, 2014, с. 68]. Глава знакомит читателя с Амали-ей Ризнич, в которую в свое время был влюблен
А. С. Пушкин: «О том, какова была собою Амалия <...> можно судить по рисунку русского поэта Александра Пушкина, ибо и он посещал ее ложу в одесском театре, воспетую потом в "Евгении Онегине"» [ПавиЬ, 2002, с. 43].
История Амалии, которую богатый муж бросил на произвол судьбы, потому что она изменила ему «с кудрявым молодым человеком, носившим перстень на большом пальце и по имени Александр Пушкин» [ПавиЬ, 2002, с. 237], является антиципацией того, что произойдет между Витачей и Афанасием. При этом стоит отметить, что любовник героини Павича - слуга дьявола и внешностью напоминает русского поэта.
Линия родословной Амалии продолжается до Витачи и ее сестры Виды. При первой встрече Афанасия и Витачи Афанасий отмечает, что ее профиль напоминает «нарисованный рукой Пушкина профиль Амалии Ризнич на полях рукописи «Евгения Онегина». "Вылитая Амалия Ризнич" ...» [ПавиЬ, 2002, с. 31]. Также в характере Витачи можно обнаружить сходство с героиней «Евгения Онегина» Татьяной. Во-первых, стиль исповеди Витачи о своей любви к новом любовнику, в роли которого оказывается сам читатель, напоминает письмо Татьяны Онегину. Следуя примеру героини Пушкина, Витача с полной открытостью поет о своей боли из-за смерти своих дочерей, исповедуясь в своей любви. Тем не менее своих предшественниц по любви и страданиям Витача видит в героинях мировой литературы: Ифигении, Дездемоне и Татьяне Лариной [ПавиЬ, 2002, с. 229].
Церемония гадания также сближает Витачу и Татьяну. В случае героини Павича оно может иметь пагубные последствия: от того, увидит ли Витача женщину или мужчину в воде, зависит, выживет ли она. В процессе гадания присутствует игровой прием загадки, часто используемый Павичем, а также стремление автора вовлечь реципиента в процесс создания текста. Витача увидит в блюде ни кого иного, как читателя, что делает его либо ее спасителем, либо убийцей.
Итак, сербский писатель обращается к творчеству и фактам из биографии Пушкина как к знакам русской культуры, зачастую изображая их пародийно. При этом Павич обращается к классику исключительно по имени и отчеству, подчеркивая, что речь идет о великом поэте, занимающем влиятельное место в истории русской мировой литературы.
русские мотивы
Анализ интертекста классической русской литературы подводит нас к необходимости исследования русского историко-культурного контекста.
Новая идентичность Афанасия отражается на окружающем его мире, который становится более насыщенным русскими темами, образами и мотивами. Например, югославскую коммунистическую партию из первой части романа во второй его части сменяет КПСС. Необходимо отметить, что такие изменения не означают полного исключения пласта сербской культуры, скорее происходит процесс наращивания. Так, Афанасий продолжает интересоваться личностью югославского лидера Броза Тита.
В пародийном рассказе об отце Афанасия -«Потешной истории о Федоре Алексеевиче Разине» - хронотоп полностью становится русским. Изображается пространство Москвы и Сибири, появляется тема сталинизма и судьбы русских интеллектуалов, возникают такие художественные детали, как снег, матрешка, чай, водка.
Русский историко-культурный контекст указывает на особенность русской культуры и природы, на жестокость зимы, на терпеливый характер народа. По мнению Е. Шатько, Павич изображает портрет русского человека, пользуясь определенными стереотипами, зачастую взаимно противоположными [Шатько, 2014, с. 529]. С одной стороны, русский человек силен как казаки может выпивать, даже не прерывая пение. С другой стороны, это интеллектуал, преданный своему языку, культуре и родине даже в эмиграции или в изгнании.
Композиционный принцип, с помощью которого изображены русские интертексты, напоминают принцип матрешки [там же, с. 530]. На
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ
текстуальном уровне Павич непосредственно указывает на определенный русский интертекст и предполагает активного читателя, который будет следить за отражением этого мотива на ал-люзивном уровне. При этом некоторые интертексты несут сюжетообразующий характер, как, например, отсылки к творчеству Гоголя и Толстого, их обнаружение и понимание много значит для понимания текста.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
«Пейзаж, нарисованный чаем» является репрезентативным романом в плане присутствия русской темы в творчестве М. Павича. Он насыщен не только отсылками к литературной классике XIX века, но и к неотъемлемым от нее мотивам, что позволяет автору создать эффект целостности художественного мира. В ходе художественной объективации русской темы Павич, среди прочего, использует приемы пародии и гротеска, что, однако, ни в коей мере не уменьшает мировой значение русской культуры. Более того, русская литературная классика представляет собой для Павича мировоззренческий образец, на основе которого он придает своей прозе метафизическое и философское значение. Наконец, русская тема в «Пейзаже, нарисованным чаем» является художественным выражением панславистских взглядов М. Павича.
1. Морозов А. А. Новые аспекты изучения славянского барокко // Русская литература. 1973. № 3. С. 7-23.
2. Павип М. Истори]'а српске к^ижевности барокног доба (XVII и XVIII век). Београд: НОЛИТ, 1970.
3. Делип J. Хазарска призма. Просвета: Београд, 1991.
4. Павич М. Пейзаж, нарисованный чаем / перев. Н. Вагапова и Р. Грецкая. СПб.: Азбука, 2002.
5. Харпан> М. Слика^е ча]'ем као интертекст романа // Летопис матице српске / прев. М. Вукадиновип. 2009. №189. С. 196-203.
6. Ремеле А. Сравнительный анализ сюжетной и образной структуры в «Пейзаже, нарисованном чаем» Мило-рада Павича и произведениях Н. В. Гоголя // Научные записки из желтого дома. 2001.URL: http://www. zheltydom.narod.ru/literature/txt/pejzazh_remele.htm
7. Бочкарева Н. С. Русская реминисценция в романе М. Павича «Пейзаж, нарисованный чаем» // Изменяющийся языковой мир: тез. докл. междунар. науч. конф. Пермь, 2001. С. 53-54.
8. Попович Т. А. С. Пушкин - Сокровенный герой прозы М. Павича // Болдинские чтения - 2014. Нижний Новгород: ООО «БегемотНН», 2014. С. 62-71.
9. Шатько Е. В. «Русские мотивы в прозе Милорада Павича» // Россия и русский человек в восприятии славянских народов / ред. А. В. Липатов, Ю. А. Созина. М.: Центр книги Рудомино, 2014. С. 525-531.
references
1. Morozov, A. A. (1973). Novye aspekty izuchenija slavjanskogo barokko = New aspects of the study of Slavic Baroque. Russkaja literatura, 3, 7-23. (In Russ.)
2. Pavich, M. (1970). Istoriya srpske knizhevnosti baroknog doba (XVII u XVIII vek) = The History of Serbian Literature in the Baroque era (17th and 18th centuries). Belgrade: NOLIT.
3. Delich, J. (1991). Hazarska prizma = A Khazar's prism. Belgrade: Prosveta.
4. Pavich, M. (2002). Peyzazh, narisovaniy chayem = Landscape Painted with Tea. St. Petersburg: Azbuka. (In Russ.)
5. Harpany, M. (2009). Painting with Tea as the Intertextuality of the Novel. Letopis matice srpske, 189, 196-203.
6. Remele, A. (2001). Comparative Analysis of the Plot and the Imaginative Structure in the "Landscape Painted with Tea" by Milorad Pavich and in the Works of N. V. Gogol.
7. Bochkarova, N. S. (2001). Kulyturologicheskie reminiscencii s romane M. Pavicha "Peyzazh, narisovaniy chayem" = The Cultural Reminiscences in the novel "Landscape Painted with Tea by M. Pavich". Changing the Linguistic World (pp. 53-54): The theses of an international scientific conference. Perm: University of Perm. (In Russ.)
8. Popovich, T. (2014). A. S. Pushkin - Sokrovenniy geroy prozi M. Pavicha = A. S. Pushkin - A Hidden Hero of M. Pav-ich's Prose. In Boldinskie chteniya - 2014 (pp. 62-71): The digest of articles of an international scientific conference. (In Russ.)
9. Shat'ko, E. V. (2014). Russkie motivi v proze Milorada Pavicha = Russian Motives in the Prose of Milorad Pavich. In A. V. Lipatov, Y. A. Sozina (eds), Rossija i russkij chelovek v vosprijatii slavjanskih narodov (pp. 525-531). Moscow: Centr knigi Rudomino. (In Russ.)
информация об авторе
Николич Милица
младший научный сотрудник научной лаборатории сравнительного литературоведения и художественной антропологии, аспирант кафедры отечественной и зарубежной литературы Московского государственного лингвистического университета
information about the author Nikolich Militsa
Junior Researcher at the Research Laboratory for Comparative Literature and Artistic Anthropology, Postgraduate Student at the Department of Russian and World Literature, Moscow State Linguistic University
Статья поступила в редакцию 06.05.2022 одобрена после рецензирования 29.05.2022 принята к публикации 10.09.2022
The article was submitted 06.05.2022 approved after reviewing 29.05.2022 accepted for publication 10.09.2022
