CC BY
18
References
1. Anikina M. E., Baranov V. V. Typology periodicheskoy pechati : uchebnoe posobie dlya studentov vuzov / pod redakciey M. V. Skadina, L. L. Resnyansky. - M. : Aspect Press, 2007. - 236 s.
2. Grigoriev V. V. Russian periodicicheskaya pechat. Sostoyanieye, ttndencii I perspektivi razvitiya: otraslevoy doklad/ - M., 2012. - 88 s.
3. Davydov I. Mass media in the Russian Internet. Osnovnye tendencii razvitiya I analiz tekucey deyatelnosti// Russian zhurnal. - M., 2000. [Electronic resource]. URL: http://old.russ.ru/politics/20000928_davydov.html (data obraceniya 14.05.14).
4. Lukina M. M. Media Runeta: shtrihi k tipologicheskomu portretu po rezultatam monitoringa internet-SMI // Mediastop, 2006. URL: http://www.mediascope.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=59&Itemid=46 (reference date: 02.04.2014).
5. Lukina M. M., Fomicheva I. D. SMI v prostranstve interneta. - M., 2005. - 89 s.
6. Nosik A. SMI russkogo interneta: theory and practice // Internet dlya zhurnalista / Pod red A. Nosik, S. Kuznetsov. - M. Galerius, 2001. [Electronic resource]. URL: http://www.nethistory.ru/biblio/1043177564.html (accessed 15.05.14).
7. Radionava E. S., K. I. Safarova Electronnaie versii rayonnih gazet Sibirskogo federalnogo okruga // Dialog pokoleniy. Trudi po filologii I mediakommunikaciyam / Sbornik nauchnih tridov prepodavateley I studentov fakulteta filologii I mediakommunikacii / pod red O. S. Issers. - Omsk: Omsk, 2012 - S. 202-204.
© Е. С. Радионцева, 2015
Автор статьи - Екатерина Сергеевна Радионцева, кандидат филологических наук, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, e-mail: rakaty@yandex.ru
Рецензенты:
В. И. Хомяков, доктор филологических наук, профессор, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского. Т. В. Шкайдерова, кандидат филологических наук, доцент, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского.
УДК 81-116.6
Т. П. Рогожникова,
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
РУССКАЯ КУЛЬТУРНО-ЯЗЫКОВАЯ ДОМИНАНТА ПРАВДА В ИСТОРИЧЕСКОМ ИЗУЧЕНИИ
Объектом исследования является правда - одна из важнейших доминант русской культуры и русской ментальности. Актуальность работы состоит в применении к изучению культурно-языкового феномена правда диахронического подхода, позволяющего объективно восстановить истоки базовых особенностей русской ментальности. Диахронический подход осуществляется путём сравнительно-исторического концептуального анализа языкового материала - репрезентаций содержательных признаков концепта. Источниками материала являлись тексты разных жанров и времени создания: русские средневековые слова и поучения XI века, публицистика XVI веков, архивные омские судебные документы начала XX века. Впервые в научный оборот вводятся архивные судебные документы, связанные с покушением на Григория Распутина в сибирском селе Покров-ское. На основании анализа текстов сделаны выводы о содержательной преемственности на этапах концептуализации правды и о последовательной актуализации религиозного - социального - политического смыслов.
Ключевые слова: культурно-языковая доминанта, ментальность, диахронический подход, концептуальный анализ.
Работа выполнена в соответствии с темой гранта РГНФ № 14-34-01023
«Документ начала XX века: системно-структурный и когнитивно-дискурсивный подходы
(на материале региональных архивных источников)».
Правда не случайно попала в поле нашего внимания: слово и его ментальное содержание объективно можно отнести к доминантам русской лингвокультуры. В лингвофилософских работах, посвященных
изучению истории русской ментальности на материале языка и текста, описательно даны признаки народной самобытности этого феномена: «правда как основание общества», «правду нужно искать», «правда является основой естественного и нравственного русского права», «вопрос о правде - чисто русский вопрос», «правда - прежде всего справедливость», «правда всегда соотносится с верой в неё», «правда важнее отвлечённой истины, как и вообще душа важнее всего телесного» [1, с. 260264]. Подобные культурные доминанты (в концептологии - концепты) представляют свидетельства о коренных особенностях русской ментальности, о прежней идентичности, основанной на внутренней логике собственного развития и потому особенно актуальной для современного мира с его поисками национальной самобытности.
Методологически важным при этом становится понимание особой эвристичности диахронического подхода к изучению культурно-языковых феноменов. Для этого аспекта существенно становление понятийно -образного содержания доминанты, направление и причины этого становления. Отличительной чертой данного подхода является то, что он учитывает лингвистические и экстралингвистические факторы, значимые для развития определённого концепта, анализируемого не в статике, а в динамике, от его возникновения до конечного вида. Данный подход позволяет понять, как воспринималось то или иное явление/реалия в определённый исторический момент, и объяснить, по каким причинам оно воспринимается так, а не иначе на современном этапе. Иными словами, при диахроническом изучении становится возможным не только восстановить исторически отдалённую ментальность, но и прояснить «тёмные места» в современной русской лингвокультуре. Именно поэтому данный подход преобладает в настоящем исследовании, и в этом, на наш взгляд, заключается его актуальность.
Диахронический подход методически логично сочетается в работе со сравнительно-историческим анализом языкового материала, репрезентирующего содержательные признаки концепта. Источниками материала являлись тексты разных жанров и времени создания: русские средневековые слова и поучения XI века (период распространения христианства на Руси и становления государственности), публицистика XVI века (время централизации власти и иерархизации отношений её с церковью), архивные омские судебные документы начала XX века (предреволюционное состояние в политической, социальной и культурной сферах как в центре, так и на периферии).
Научная значимость исследования заключается в том, что оно позволяет выработать алгоритм лингвокультурологического анализа концепта. В перспективе алгоритм может быть опробован в процессе обучения русскому языку как иностранному (объяснение специфических национальных культурно-языковых феноменов иностранным учащимся).
Предметом исследования являются результаты вербализации концепта ПРАВДА в древнерусском и русском языке (слова, выражения, контексты), предъявленные в письменных текстах.
Цель настоящего исследования заключается в реконструкции смысла древнерусского концепта в рамках лингвистической герменевтики и прослеживание судьбы смысловых компонентов в русском языке. При этом главной задачей видится выявление и изменений значений и смыслов древнерусского концепта ПРАВДА на материале текстов различной хронологической, жанровой и локальной принадлежности.
Интерес исследователей к данному концепту очевиден и логичен. Изучению природы ПРАВДЫ посвящали свои труды С. Г. Воркачев А. Д. Шмелев, Н. Д. Арутюнова и др., рассматривавшие, прежде всего, распределение этого понятия между значением слов истина и правда. Распределение состоит в следующем: понятие «истины» принадлежит к терминологической сфере науки и религии, тогда как «правда» относится к «сфере жизни», к сфере человеческих отношений [2, с. 21].
Следует отметить, что в работах авторов обращение к этимологии, происхождению слова занимает, как правило, достаточно скромное место, а обращение к его семантике на различных этапах складывающейся русской ментальности отсутствует вовсе.
В одной из глав работы «Национальная специфика языковой картины мира» А. Д. Шмелев и Т. В. Булыгина приходят к выводам, отчасти совпадающим с позицией Н. Д. Арутюновой («истина» принадлежит сфере науки и религии, «правда» - сфере повседневной жизни), но с уточнением, что это верно для современного состояния русской ментальности, а в древнерусском тексте это соотношение было полностью инвертированным. В этой же статье авторы затрагивают возможные причины данного явления [3].
Проблематика концепта ПРАВДА находит своё место и в исследованиях В. В. Колесова. В его работах уделяется место этимологическим изысканиям и анализу концепта в различных древнерусских текстах. Так, в монографии «Философия русского слова» он говорит как о тесной связи понятий
«правда» и «истина», так и об их разности: «Развитие бытовых этических представлений восточных славян Средневековья на языковом уровне происходило в последовательности образования парных формул типа стыд-срам, радость, веселье, горе-беда, правда-истина с последующей нейтрализацией между идеальным и реальным» [4, с. 315].
Позиция автора настоящего исследования состоит в том, что, только обратившись непосредственно к источнику (древнерусским текстам), можно будет понять исходный смысл концепта ПРАВДА и объяснить его содержание в настоящее время. Как наиболее показательное в отношении концептуализации правды изучено языковое пространство двух древнерусских произведений: «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона (XI в.) [5] и «Большой челобитной» Ивана Пересветова (XVI в.) [6].
Предварительно проведенный этимологический анализ лексем правда и истина позволяет сделать выводы о семантике долженствования правды в противовес «бытийной» истине, возможно, и не соответствующей идеалу, к которому стремился человек Древней Руси, и о примате правды над истиной: более широкое понятие включает узкое. Но говорить о таком приоритете вне изучения актуализации концептов в тексте считаем преждевременным.
Концептуальный анализ двух средневековых текстов дал следующие результаты. Черты сходства между этими текстами проявляются в том, что они объединены сходным пониманием ПРАВДЫ как трансцендентного, божественного, нормы. В обоих текстах концепт ПРАВДА представлен существенными признаками «справедливость», «праведность». Ещё одной чертой, сближающей два текста, является то, что ПРАВДА преподносится как закон, но закон, прежде всего, религиозно-этического характера.
Содержательное различие концепта ПРАВДА в этих текстах заключается в степени их религиозности, объясняемой постепенным усилением секуляризации русской культуры. «Слово о Законе и Благодати» напрямую увязывает правду с религиозными понятиями в библейском тексте, который служит своего рода «фундаментом» для этого произведения. Правда воспринимается Иларионом как нечто божественное, трансцендентный феномен, а Истина - её земное и равное воплощение. Истина (равно как и благодать) является своего рода откровением для людей: через истину открывается Божья Правда. Между тем понимание ПРАВДЫ Иваном Пересветовым сводится, скорее, к стандартизации норм государственного устройства. В заключении «Большой челобитной» публицист Пересветов сравнивает правду с гармоничным государственным устройством: «правда Богу сердечная радость, а царю мудрость». Резюмируя сказанное, можно заключить: сравнение двух текстов наглядно показывает как линию преемственности (концепт ПРАВДА сохраняет свои основные значения), так и те изменения, которые произошли в его содержании с течением времени - с древнерусских времён до зрелого Средневековья.
Следующий этап сравнительно-исторического анализа текстов в связи с проблемой становления и содержания концепта - обращение к тексту регионального типа. Это судебный документ начала XX века из фондов Омского исторического архива - «Переписка о покушении на убийство Григория Распутина» (1914) [7]. Важно подчеркнуть здесь, что обращение к региональным источникам позволяет выяснить, какие «локальные» смысловые компоненты входят в структуру концепта ПРАВДА, а обращение к тексту иного исторического периода (начало XX века, 1914 г.) поможет узнать, какие изменения произошли с концептом ПРАВДА с течением времени: какие новые смыслы были привнесены в структуру концепта и сохранились ли «старые» значения. Это важный этап сравнения основных смыслов концепта в разные исторические периоды (XI-XVI-XX вв.) и подведение предварительных итогов об историко-смысловой эволюции данного концепта.
Поскольку означенный текст впервые вводится в научный оборот, кратко осветим обстоятельства создания судебного документа и его основное содержание. 29 июня (12 июля) 1914 г. на Распутина в селе Покровском было совершено покушение. Его ударила ножом в живот и тяжело ранила Ксения Гусева, приехавшая из Царицына. В показаниях по рассматриваемому делу Григорий Распутин указывал, что подозревает в организации покушения Илиодора, но не смог представить каких-либо доказательств этого. Третьего июля Распутина перевезли на пароходе в Тюмень для лечения. В тюменской больнице Распутин оставался до 17 августа 1914 года. Следствие по данному делу продлилось около года. В результате Ксению Гусеву в июле 1915 года объявили душевнобольной и освободили от уголовной ответственности, поместив в психиатрическую лечебницу в Томске.
Ксения Гусева, келейница наставницы Толмачевой в городе Царицыне, родом из села Покровского Тюменского уезда, которая и покусилась на жизнь Распутина. Её показания в этом деле представляются для нас особенно важными, так как в них актуализируются смысловые компоненты
концепта ПРАВДА. Второй фигурант - иеромонах Илиодор, в миру Сергей Труфанов, своего рода глава секты, противник православной веры, вероучитель новой религии, в конечном счёте (как это выяснилось в ходе продолжительного следствия и допросов) - революционер. Являясь в некотором роде бывшим другом Распутина, а затем его «конкурентом», он является лицом, спровоцировавшим Гусеву на совершение данного преступления. Душевное состояние самой Гусевой освещено в деле достаточно запутанно: было проведено несколько медицинских комиссий, в ходе которых её признавали то психически неуравновешенной, то находящейся в нормальном состоянии (в итоге всё-таки признали невменяемой и поместили в соответствующее учреждение). В любом случае практически все лица, имевшие отношение к следствию, признавали Гусеву персоной достаточно экзальтированной, а следовательно, предельно восприимчивой к идеям её «вероучителя» и интерпретировавшей их сообразно с её ментальностью. Наиболее значима для нашего исследования лингвистическая составляющая данного судебного процесса, а именно показания Ксении Гусевой, точнее, та их часть, где она объясняет мотивы совершённого ей преступления.
Первый документ в рассматриваемой «Переписке...» - «Телеграмма от 4УП.1914», где первоначальный мотив формулируется следующим образом: «она (т. е. Ксения Гусева - Т. Р.) решила убить Распутина как развратника и лжепророка ревнуя о правде христианской или правде божией».
Во втором документе - «Рапорте № 260 от 12 июля 1914» - содержится примечательная характеристика, которую Ксения Гусева даёт своей жертве. По словам Гусевой, «он (Гришка) хлыст, неисправимый развратник, его нужно удалить из аристократических кругов общества и наказать за то, что будучи развратником, он так нагло считал себя праведником и лез к знатным людям».
Третий документ - «Протокол Судебного Заседания от 24 февраля 1915 года в Тобольском окружном суде», содержащий ответы Гусевой касательно совершённого ей преступления. Приведём некоторые контексты из этого документа, содержащие актуализации концепта ПРАВДА: Поступок этот я не считаю за грех, а считаю святым делом, хотела намеренно убить Распутина, мстя, как патриотка, главным образом, за честь царя; У меня характер спокойный, и меня не считают злой, но если дело касается правды Божьей, то я становлюсь вспыльчивой и под влиянием сильной религиозности, забываю всё и делаюсь злой»; После своего неудавшегося подвига я убедилась, что на свете живёт и властвует одна неправда и поэтому перестала быть религиозной, перестала креститься... »; «Я и теперь почитаю Илиодора, так как он совершенно безвинно пострадал за правду».
Четвёртый документ - «Протокол распорядительного заседания» - включает показания Ксении Гусевой от 20 июня 1915 года, данные в Томском окружном суде: «По ея глубокому убеждению, Распутин это лжепророк, антихрист-дьявол в образе человека... сила его велика: всех достойных праведных, а следовательно, неугодных ему, как антихристу, начальников светских и духовных он без труда удалил с их постов и заменял своими приверженцами... вот это всё и навело её на мысль, как патриотку, постоять за Царя, за правду, за угнетенных... и добиться торжества правды и пресечь дальнейшее распространение им греха... в нём воплотились вся неправда, всё зло и все пороки... решила учинить над ним Суд Божий... и совершить великий подвиг... она стала просить дать ей возможность высказать, что она шла в защиту Царя, правды и веры - как христианка».
На основе приведённых выше выдержек из судебного документа можно заключить, что на момент 1914 года ПРАВДА сохраняет такие смысловые компоненты, как «справедливость» и «праведность» (причём они доминируют не без влияния, разумеется, текста Библии, где эти понятия передаются в подавляющем большинстве случаев лексемой правда). Доминирование их в показаниях Ксении Гусевой вполне закономерно: будучи келейницей и последовательницей учений иеромонаха Илиодора, она в той или иной форме «знала» библейский текст и трактовала окружающую действительность сквозь его призму.
Характерным для этого времени (начало XX века) является тот факт, что изменяется, и весьма существенно (по сравнению со средневековыми текстами), статус ПРАВДЫ - из трансцедентального идеала, достигаемого праведным поведением и делами (как это было в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона и, отчасти, «Большой челобитной» Ивана Пересветова), она становится вещью «попранной» и требующей постоянной защиты («ревнуя о правде», «добиться торжества правды», «защита правды и веры»).
За ПРАВДУ, в её нынешнем («угнетённом») положении, можно пострадать - «безвинно пострадал за правду». В средневековых текстах, напротив, ПРАВДА, как высший божественный закон, защищала человека.
У ПРАВДЫ есть антипод - НЕПРАВДА (тут ничего удивительного - она присутствовала и в древнерусских текстах), но теперь она «одна живёт и царствует на всём свете». НЕПРАВДА воплощается в фигуре антиправедного человека (согласно Гусевой, таковым является Григорий Распутин): «в нём воплотились вся неправда, все зло и все пороки; будучи развратником, он так нагло считал себя праведником».
Защита ПРАВДЫ - «святое дело», неразрывно связанное с понятием Божия Суда (но - не только; см. ниже).
И наконец, что представляется наиболее интересным при анализе данного текста, ПРАВДА, помимо религиозной составляющей (по-прежнему актуальной для него), получает и политическую: «пострадать за правду» (т. е. за Бога) становится равным «пострадать за Царя», «совершить подвиг», «постоять за Родину» («вот это все и навело ее на мысль, как патриотку, постоять за Царя, за правду, за угнетённых; она шла в защиту Царя, правды и веры - как христианка»»). К базовому религиозному признаку ПРАВДЫ добавляется политический. Последняя мысль отчасти подтверждается определением Томского окружного суда от 20 июня 1915 года: [Гусева] «совершила преступление в состоянии сумасшествия под влиянием аффекта, связанного с возможною у нея с идеей религиозно-политического характера».
Попытаемся теперь связать смысловые компоненты концепта ПРАВДА, полученные в ходе анализа «Переписки о покушении на Григория Распутина», с результатами предыдущих этапов исследования и проследить тем самым смысловую трансформацию ПРАВДЫ в русской ментальности.
Основные смысловые компоненты рассматриваемого концепта в «Слове о законе и благодати»: ПРАВДА - это трансцендентный феномен (метафорически приравниваемый к Солнцу), божественный закон, соблюдающий этот закон именуется друже правде (т. е. праведник), и только подобный человек может «пасти землю правдой», т. е. творить справедливый, напрямую соотносимый с божественным суд. Для автора «Слова о законе и благодати» правда - это закон, божественное откровение (1), праведность (соблюдение божественного закона) (2) и, наконец, справедливость (соблюдение норм даёт право вершить справедливый суд) (3).
В смысловой структуре «Большой челобитной» Ивана Пересветова понятие ПРАВДЫ является центральным. ПРАВДА приоритетна, она даже выше «веры христианской» (которую, впрочем, автор понимал как обрядность, лишенную смыслового содержания). Это наглядно выражено в тезисе Пересветова: «Богъ не веру любитъ, а правду». Если же сравнивать с текстом Илариона, то общими смысловыми компонентами будут «трансцендентный феномен» и «свод правил» (Пе-ресветов и Христа, и оставленное им Евангелие одинаково называет правдой). При этом характерным (и в то же время отличным от текста «Слова о законе и благодати») является понимание правды как основы идеального государственного устройства, т. е., прежде всего, как «справедливости» и «справедливого суда», который творят не только Бог или его «представитель» на земле, но, в меру сил и возможностей, все люди. Таким образом, основное различие между двумя текстами заключается в том, что автор «Слова о законе и благодати» увязывает ПРАВДУ с религиозными понятиями в библейском тексте, который служит своего рода «фундаментом» для этого произведения, тогда как понимание ПРАВДЫ Иваном Пересветовым сводится, скорее, к стандартизации норм государственного устройства.
Анализ региональных документов в составе «Переписки о покушении на Григория Распутина» позволяет сделать вывод об актуальности для начала XX века смысловых компонентов «праведность» (оппозиция праведник-развратник) и «справедливость». Отличие от средневековых концептуальных признаков заключается в том, что если ранее правда выступала своего рода ориентиром для человека (свод правил), то теперь она воспринимается как нечто, требующее защиты («добиться торжества правды»). Другими словами, если идеалом средневековья было «жить по правде», то в начале минувшего века правду нужно «восстановить». Другим интересным, на наш взгляд, отличием является то, что в рассмотренном судебном документе концепт ПРАВДА получает политическую составляющую (постоять за Царя, за правду, за угнетённых).
В заключение обобщим результаты анализа трёх текстов, представляющих разные этапы концептуализации правды в русской лингвокультуре. Созданные в разное время истории государственности, истории русского литературного языка, в различных историко-культурных условиях, тексты
тем не менее демонстрируют важное свойство - преемственность содержания концепта ПРАВДА. В общих чертах эта преемственность заключается в следующем: «Слово о законе и благодати», где упор делается на религиозное понимание правды и центральным является смысловой компонент «праведность»; «Большая челобитная», где акцент с религиозной трактовки ПРАВДЫ постепенно смещается на «социальное» прочтение последней (соответственно переход от «праведности» к «справедливости»); «Переписка о покушении на Григория Распутина», в которой сохраняются смыслы данного концепта, но актуализировано политическое понимание ПРАВДЫ как «попранной» справедливости, сопровождающееся эмоциональной коннотацией.
Библиографический список
1. Колесов, В. В. Русская ментальность в языке и тексте / В. В. Колесов. - СПб. : Петербургское Востоковедение, 2007. - 624 с.
2. Арутюнова, Н. Д. Истина: фон и коннотации / Н. Д. Арутюнова // Логический анализ языка. Культурные концепты. - М. : Наука, 1991. - 204 с.
3. Шмелев, А. Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики) / А. Д. Шмелев, Т. В. Булыгина. - М. : Языки русской культуры, 1997. - 576 с.
4. Колесов, В. В. Философия русского слова / В. В. Колесов. - СПб. : Юна, 2002. - 448 с.
5. Слово о законе и благодати митрополита Киевского Иллариона // Библиотека литературы Древней Руси. - Т. 1. - СПб. : Наука, 1997. - С. 46-68.
6. Большая челобитная // Библиотека литературы Древней Руси. - Т. 9. - СПб. : Наука, 2000. -С. 148-167.
7. Переписка о покушении на убийство Григория Распутина // Государственный архив Омской области. Дореволюционный фонд № 190, опись 1, дело № 332.
T. P. Rogozhnikova, Omsk F. M. Dostoevsky State University
PRAVDA (THE TRUTH) - A RUSSIAN CULTURAL AND LINGUUISTIC DOMINANT IN HISTORICAL STUDY
The «truth» - one of the most important dominants of Russian culture and mentality - is the object of this study. The work's actuality is in the application of diachronic approach to the analysis of Pravda as linguistic and cultural phenomenon. This approach allows to fairly reestablish the origins of basic features of Russian mentality. The diachronic approach is realized by comparative and historical conceptual analysis of linguistic material, that is representations of substantial signs of concept. The texts of different genres and time of creation (Russian medieval words and precepts of the XI century, the XVI century publicism, and Omsk region archival court documents of the beginning of the XX century) have become the sources of this study. For the first time in scientific use, the author introduces the archival court documents on attempt at Grigory Rasputin in a Siberian village of Pokrovskoye. On the basis of texts analysis the author draws conclusions of substantial continuity during conceptualization stages of Pravda and consistent updating of religious-social-political meanings.
Keywords: cultural and linguistic dominant, mentality, diachronic approach, conceptual analysis.
References
1. Kolesov V.V. Russkaya mentalnost v yazyke i tekste [Russian Mentality in Language and Text]. Saint-Petersburg, Peterburgskoye Vostokovedeniye Publ., 2007. 624 p.
2. Arutiunova N. D. Truth: Logical Analysis of Language. Logicheskiy analis yazyka. Kulturnyje kontsepty, Moscow, Nauka Publ., 1991. 204 p.
3. Shmeliov A.D., Bulygina T.V. Yazykovaya contseptualizatsyja mira (na material russkoj grammatiki [Linguistic Conceptualization of the Universe (based on materials on Russian grammar], Moscow, Yazyki russkoj kultury Publ., 1997. 576 p.
4. Kolesov V.V. Philosophiya russkogo slova [Philosophy of a Russian Word], Saint- Petersburg, Yuna Publ., 2002. 448 p.
5. Slovo o Zakone I Blagodati [An Address on Law and Grace], Biblioteka literatury Drevnej Rusi, vol. 1, Saint-Petersburg, Nauka Publ., 1997. Pp. 46-68.
6. Bolshaya Chelobitnaya [Large Chelobitnaya], Biblioteka literatury Drevnej Rusi, vol. 9, Saint-Petersburg, Nauka Publ., 2000. Pp. 148-167.
7. Perepiska o pokusheniji na ubijistvo Rasputina [Correspondence on Attempt to Rasputin], State Archive of Omsk region. Pre-Revolution Fund no. 190. List no. 1. Case no. 332.
© Т. П. Рогожникова, 2015
Автор статьи - Татьяна Павловна Рогожникова, доктор филологических наук, профессор, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, e-mail: pmtr@mail.ru
Рецензенты:
Е. Г. Малышева, доктор филологических наук, доцент, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского.
Т. В. Симашко, доктор филологических наук, профессор, Северный (Арктический) федеральный университет им. М. В. Ломоносова в г. Северодвинске Архангельской области.
УДК 82-31
М. К. Согомонян,
Российский экономический университет им. Г. В. Плеханова, г. Москва ЛАТИНОАМЕРИКАНСКИЙ РОМАН В XIX ВЕКЕ
Становление жанра романа в Латинской Америке играло важную роль, так как стало одним из свидетельств формирования национальной самоидентификации, национального самовыражения и независимости. Именно роман стал самым распространённым жанром в Латинской Америке, вобрав в себя черты произведений европейских писателей и адаптировавшись под местный колорит и традиции, приобретя свои конкретные и своеобразные черты.
Ключевые слова: роман, национальная самоидентификация, нация и современность, европейская традиция, романтизм, история.
В статье «Метод написания истории» Андрэс Бельо писал: «Когда история страны существует только в разрозненных и неточных документах, в ничтожном количестве сохранившихся традиций, повествовательный метод просто необходим» [2, с. 431]. Он считал, что история молодой сформировавшейся нации обязана находиться как можно дальше от теоретических обобщений, а должна представлять собой нарратив, конкретное повествование, опирающееся на события латиноамериканской истории и источники доколумбовского периода. Кроме того, была ещё одна причина подобного интереса к нарративному повествованию - это идея национализма. Бельо считал, что для объединения разобщенных стран, столь необходимого в период Войны за независимость (1808-1829 гг.), и Инде-пенденсии, нужны понятия общей земли, общей природы, какими они были до завоевания Латинской Америки, понятия, которые способно передать художественное повествование.
Бельо обращается к романтизму, одной из тем которого был поиск национальных корней, к традиции английского романиста Вальтера Скотта и французского историка Огюстена Тьери. «Разным периодам жизни общества и нации, а также истории соответствовали свои произведения: эпос у Гомера, рифмованные романы в Средние века... теперь настало время повествовательного романа» [2, с. 433].
События пережитых революций и войн, экономический подъём периода Индепенденсии, становление самостоятельного общества, национальной принадлежности, политического самоопределения, поиски самовыражения требовали не только публицистического или исторического, но в первую очередь художественного освещения.
Прежде всего, роман служил площадкой для споров на наиболее важную тему того времени: взаимоотношение между чувством нации и чувством современности. Большинство писателей стремились объединить эти два понятия в своих произведениях и проследить их взаимное влияние. Среди них Эстебан Эчеверриа, Доминго Фаустино Сармьенто, Хуан Монтальво, Мануэль Гонсалес Прада, Хусто Сьерра Мендес, Хорхе Исаакс, Мануэль Пайно и многие другие.
