CC BY
157
УДК 902
РУСЬ И СУДЬБЫ СЕВЕРЯН (ПО МАТЕРИАЛАМ РАСКОПОК КУРСКА)
© 2018 В. В. Енуков
докт. ист. наук, директор НИИ археологии юго-востока Руси e-mail: [email protected]
Курский государственный университет
Статья посвящена проблеме сложения древнерусской народности в условиях освоения Киевом «племенных» территорий на примере Курска. В основу положены данные археологии. Автор приходит к выводу, что характер участия коренного населения региона - северян русских летописей -в формировании населения Курского городища и Закурного посада была различным.
Ключевые слова: Русь, северяне, семичи, Курск, роменская культура, древнерусская культура, городище, посад
Формирование Древнерусского государства на исходе I тысячелетия сопровождалось постоянным расширением его пределов за счет присоединения, нередко - в ходе военных кампаний, «племенных» территорий. Вопросы сложения в этих условиях древнерусской народности, а также характера интерполяции местного населения в новую социокультурную среду давно привлекают внимание исследователей. При анализе судеб аборигенного населения традиционно заметно большее внимание уделялось иноэтничным элементам. Так, например, следы финно-угорского наследия за счет яркого комплекса украшений хорошо заметны и в древнерусское время. Обращение к массовым материалам в виде керамики позволили детализировать процесс интеграции. В Белоозере и Суздале на протяжении всего XI в. сосуществовала древнерусская круговая и традиционная лепная посуда, причем в Ростове Великом на территории первоначального мерянского поселка последняя даже преобладала [Леонтьев 1997: 215].
Выделение следов славянских аборигенов в среде древнерусского населения отличается большей сложностью, что особенно характерно для лесостепной и заметной части лесной зон. Это объясняется схожими материальными проявлениями археологических культур, которые в немалой степени являются следствием общих генетических корней. Не является исключением в данном случае и Северская земля, которая, согласно данным археологии, является едва ли не самым крупным и многочисленным восточнославянским объединением. Северяне, которые на территории Днепровского Левобережья отождествляются с роменской культурой, в X в. были на пике своего социально-политического и экономического развития. В свою очередь, наиболее густонаселенным и динамично развивающимся регионом в пределах Северской земли было «Посемье» летописей [Енуков 2005: 57-63, 200-257].
Отношения между Русью и северянами в основном имели мирный характер, что в немалой степени определялось торговыми интересами, однако присутствовали и конфликты. Первый из них относится еще к 884 г., когда Олег победил их и обложил данью. Однако, как показывают данные археологии, реально была покорена только
крайняя восточная часть Северщины - Черниговское Подесенье, на что справедливо указал в свое время А.В. Григорьев [Григорьев 2000: 186-187]. В середине X в. созрел новый конфликт. Впервые его вероятность предположил Е.А. Шинаков, с определенной осторожностью апеллируя к данным письменных источников, археологии и нумизматики [Шинаков 2002: 187, 188], что вызвало ряд критических замечаний со стороны А. А. Горского [Горский 2004: 76]. Однако сравнительно недавно появились новые аргументы нумизматического характера, причем с более точными хронологическими определениями: северяне в середине 960 - середине 980-х гг. в силу каких-то причин перестали пропускать на Русь восточные товары, среди которых, несомненно, наиболее значимыми были дирхемы [Енуков, Раздорский 2015: 56-59]. По всем признакам, решающую роль в этом сыграли семичи, так как именно Посемье было перевалочной базой в продвижении арабской продукции на Русь [Фомин 1988: 76-78]. Противостояние заканчивается в ходе военной акции Киева, судя по всему, в 985 г., причем есть основания полагать, что в это же время был основан в качестве крупного административно-политического центра и Курск [Енуков, Раздорский 2015: 50-59].
Любая археологическая культура определяется набором материальных признаков. Для роменских поселений выделяются два ведущих, которые, в свою очередь, являются маркерами присутствия либо аборигенов, либо их потомков в среде древнерусского населения. Первый определяется домостроительством, которое детально изучено О.Н. Енуковой как раз на материалах Посемья. Кратко господствующую конструктивную схему можно охарактеризовать следующим образом: заглубленный в грунт котлован, чаще всего квадратной формы, с печью в углу перекрывал сруб больших размеров, в результате чего по периметру получались «лавы», что в целом определяло интерьер жилища [Енукова 2007: 51-57]. Вторым важным признаком является лепная керамика специфических форм, часть которой была декорирована пальцевыми вдавлениями и веревочным орнаментом. Особо следует отметить, что эти признаки «работают» только в связке, так как по отдельности присутствуют в древнерусское время вплоть до монгольского нашествия, что относится и к керамике [Енуков 2006: 85-86]. Это, несомненно, является следствием участия семичей племенной эпохи в формировании населения Курской волости-княжения, однако указанные признаки несут разную смысловую нагрузку. Возведение срубных домов с жилыми котлованами являлось традицией, апробированной аборигенами в течение нескольких предшествующих столетий и, соответственно, признанной вполне пригодной для местных климатических условий. Вряд ли таким образом можно объяснить длительное, хотя и в небольших количествах, изготовление лепных горшков, что на фоне прекрасной по качеству круговой посуды не могло иметь утилитарного значения. Скорее всего, это было, своего рода, проявление «исторической памяти», осознание своего особого происхождения. Возможно, их изготовление связано с использованием в каких-то обрядах.
В Курске следы роменского населения лучше всего фиксируются на городище и Закурном (Нижнем) посаде, которые и являются самыми ранними историко-топографическими элементами города (рис.). Первый из них в XII-XIII вв. превращается в детинец, а за его укреплениями располагается Верхний посад. Однако на раннем этапе существования картина выглядела иначе. В конце X - начале XI в. были возведены укрепления, которые отсекали с напольной стороны мыс, образованный впадением р. Кур в р. Тускарь. Они были обнаружены в ходе работ на раскопах 1, 2, 5, 6, что позволило достаточно точно определить линию, по которой шли фортификации. На западе они выходили к древнему оврагу, засыпанному еще в конце XVIII - начале XIX в., на западе - к высокому обрывистому берегу р. Тускарь.
Накопленные на сегодняшний день материалы пока свидетельствуют в пользу того, что территория к северу от укреплений не была заселена, по крайней мере, до 2-й половины - конца XI в.
Второй ранний топографический элемент Курска - Закурный посад - распола-
° °о 3
т т т А А А 4
ят 5 ЛР.З
0 150 м
1_I_I_I
Сечение рельефа через 5 м
Курск в конце X - 1-й половине XI в. 1 - городище; 2 - Закурный посад; 3 - границы распространения культурного слоя; 4 - границы древних оврагов; 5 - ров детинца Х11-ХШ вв.; 6 - линия укреплений городища в конце X - начале XI в.; 7 - линия укреплений Закурного посада; 8 - раскопы (исследования Посемьской экспедиции КГУ).
гался на правом берегу р. Кур (рис.). Точно определить его границы затруднительно ввиду недостатка детальных разведочных данных. Закурный посад занимал речную террасу, по сторонам современной ул. Гайдара. Его северо-восточная граница, вероятнее всего, определялась естественным рельефом - краем террасы, который, несмотря на относительно небольшую (5-7 м) высоту, в древности довольно круто
опускался к пойме реки. Юго-западная граница проходила между ул. Гайдара и Белинского, что подтверждается как имеющимися материалами шурфовки, так остатками плохо сохранившихся укреплений в виде неглубокого рва, попавшего в пределы раскопа КРОМ-97 (рис.). Судя по всему, северо-западную границу определял ныне засыпанный овраг. Таким образом, площадь Закурного посада составляла около 7 га. В ходе строительных работ древнерусская керамика была встречена и выше по течению р. Кур, на ул. К. Либкнехта, однако этот участок террасы был освоен позднее, вряд ли ранее XII в.
Обратимся к характеристике выделенных топографических компонентов Курска. В свое время ранние фортификации городища на основании материалов раскопов 1 и 2 были отнесены к 1-й половине XI в. [Енуков 1998: 84-89]. Объяснялось это тем, что они были датированы по находкам керамики между деревянными мостовыми, которые покрывали дно рва и въезд на городище и сооружались большей частью уже после сноса укреплений. Исследованиями 2001-2002 гг. (раскопы 5 и 6) хронология фортификаций была уточнена. Первый строительный период укреплений датируется концом X - началом XI в., второй - 1-й половиной XI в. [Енуков 2010: 6-9]. В целом фортификации охватывали площадь более 7 га. Особо отметим, что, несмотря на фрагментарность материалов, что обычно для раскопок в условиях современного города, конструкция укреплений, судя по всему, близка так называемым «косым острогам» роменцев [Енуков 2011] и, в любом случае, заметно отличается от наиболее распространенных на древнерусских памятниках срубных стен.
Из двух ведущих признаков роменской культуры на городище отмечен только один - лепная керамика, которая была встречена в культурных напластованиях практически везде, где проходили раскопки в пределах ранних фортификаций. Хорошо она известна и в сооружениях, среди которых самым ранним является яма 5 раскопа 4. В ее заполнении соотношение керамики с технологических позиций выглядит следующим образом: лепная - 39,1 %, раннекруговая - 32,8 %, круговая - 28,1 % [Енуков 2002: табл. 3, рис. 103]. Несмотря на заметное присутствие лепной посуды, такое соотношение неизвестно на роменских памятниках восточной (р. Сейм с притоками вплоть до устья р. Реут) и южной (верхний Псел) частей Посемья, где доля киеворусской круговой керамики не превышает 10 % [Енуков 2006: 82, 83]. Обращает на себя внимание и значительная доля раннекруговой посуды, что также нехарактерно для роменцев. Следует отметить, что все эти сосуды по профилировке имитировали киеворусскую с манжетовидной профилировкой. Исследованный объект с точки зрения культурно-хронологической принадлежности следует отнести к начальному этапу древнерусской культуры.
Что касается домостроительства, то пока ни одного объекта, возведенного с использованием роменской домостроительный схемы, на городище не выявлено. Ярким примером тому является самое раннее из числа известных жилище -сооружение 1 раскопов 5, 6. От него сохранился пересекавший почти весь раскоп с запада на восток на протяжении 12 м слой горелого дерева с двумя развалами печей и скелетом погибшей в пожаре девочки. Под пожарищными напластованиями располагалась большая подпольная яма-хранилище. Анализ стратиграфии и планиграфии позволил сделать О. Н. Енуковой вывод о том, что сооружение представляет собой крупную наземную 2-камерную постройку, которая, возможно, имела светелку, устроенную в чердачном помещении [Енукова 2007: 71-73]. Что касается керамического комплекса, то доля фрагментов лепных сосудов составляла всего 4,6 %. По инвентарю жилище датируется концом X - началом XI в. В этой неординарной постройке было найдено коромысло от складных весов, что указывает на связь хозяев с торговлей [Енуков 2005: 290-292; рис. 59]. Следует отметить, что в
синхронных жилищу хозяйственных ямах 2 и 25 доли лепной керамики составляли, соответственно, 12,3% и 2,2%, а в яме 1Б она практически отсутствовала, за исключением единственного фрагмента. Другими словами, лепная керамика достаточно быстро изживается, что только подтверждается следующими примерами. От наземной срубной постройки Р-6, я. 43Д, которая датируется XI в., сохранилась только большая подпольная яма, которая «законсервировала» стратиграфию руинированного жилища, анализ которой позволяет ее интерпретировать как двухэтажную. Практически на дне котлована было найдено 3 фрагмента лепной керамики, что составило 1,3 %. В расположеном неподалеку наземном жилище 2-й половины XI - начала XII в., также имевшем подпольную яму (Р-6, я. 49), было найдено всего 3 мелких фрагмента роменской лепной посуды (1% керамического комплекса) [Енуков 2003: табл. 6].
Приведенный факт не стоит расценивать как факт отсутствия на Курском городище напластований собственно роменской культуры. Более того, в свое время был представлен целый ряд аргументов в пользу того, что здесь располагался крупный племенной центр северян [Енуков 2005: 225-240]. Однако подчеркнем: доказательства в пользу этого имеют только косвенный характер, так как достоверно роменские сооружения на городище до сих пор не обнаружены. Это вполне объяснимо ввиду того, что стационарные исследования в подавляющем своем большинстве проводились в крайней северной части городища, которая была освоена только в древнерусское время. Южнее располагается крайне плотная современной застройка, которая сопровождалась значительными планировочными работами. Не исключено, что это привело к существенному повреждению культурного слоя, если не к его полному уничтожению.
В пределах Закурного посада также повсеместно встречается лепная роменская керамика, но, в отличие от городища, она сочетается с традициями роменского домостроительства. На раскопе 8 были обнаружены два ранних жилища типичного роменского облика, однако со специфическим набором посуды. В одном из них (Р-8, я. 19) был обнаружен достаточно архаичный набор керамики следующего состава: лепная - 3,7 %, раннекруговая - 23,3 %, круговая - 73 %. В заполнении и в печи жилища найдено три целых круговых горшка. В керамическом комплексе второй постройки (Р-8, я. 4) соотношение выглядит следующим образом: лепная - 6,1 %, раннекруговая - 2,3 %, круговая - 91,6 %. Два целых круговых горшка были обнаружены на уровне пода 2. Доля лепной посуды в данном случае оказывается незначительно выше, нежели в первом случае, однако круговая керамика уже безраздельно господствует. Исходя из морфологии сосудов, можно предположить, что обе постройки существовали в пределах конца X - 1-й половины XI в. [Тихомиров 2015: табл. 4].
В связи с составом керамики из жилищ интересно обратиться к двум расположенным неподалеку хозяйственным ямам. В яме 18, в которой была встречена глазчатая желтая бусина, бытование которых относится ко времени до начала XI в., было отмечено несколько неожиданное сочетание керамики: лепная - 16 %, раннекруговая - 73 %, круговая - 11 %. В яме 20 это соотношение выглядело следующим образом: лепная - 30 %, раннекруговая - 43 %, круговая - 27 % [Там же]. В обоих случаях такое сочетание технологических приемов нехарактерно для роменцев, но и для древнерусской культуры выглядит явно архаичным. Здесь крайне уместно вернуться к уже упоминавшемуся выше самому древнему объекту Курского городища (Р-4, я. 5). Самые ранние из числа известных сооружений городища и Закурного посада имели хозяйственное назначение, при этом во всех случаях весьма заметную часть керамического комплекса составляла раннекруговая керамика, часть которой была выполнена в подражание киеворусским круговым образцам.
Складывается впечатление, что эти ямы-хранилища отражают период освоения территории Курска в древнерусское время и непосредственно предшествовали возведению жилых домов.
Еще одно жилище из числа самых ранних на территории Закурного посада было также открыто в ходе исследований Курским областным музеем археологии на ул. Гайдара, буквально в двух сотнях метрах от уже рассмотренных. В постройке 1 типично роменского облика, которая относится к периоду освоения исследованного участка, соотношение керамики выглядело следующим образом: лепная - 19,8%, раннекруговая - 18,3%, круговая - 61,9%. В числе последней присутствуют как самые ранние манжетовидные формы, так и более развитые. По мнению автора исследований А.В. Зорина, жилище датируется концом X - 1-й половиной XI в. [Зорин 2012].
Таким образом, Курское городище и Закурный посад, имевшие практически одинаковые размеры, обладали своими специфическими чертами, которые, судя по всему, являются следствием этнокультурных составляющих их населения. Несомненно участие в его формировании роменцев-северян. Именно в их традициях были возведены самые ранние фортификации Курского городища. Однако здесь с момента возникновения города появляется новая домостроительная традиция, нехарактерная для аборигенов, которая, как можно полагать, была привнесена извне, вероятно, русскими пришельцами (см. подробнее: [Енукова 2007: 58-93]). На Верхнем посаде, который, видимо, возникает за новыми укреплениями городища, последняя практически неизвестна. На Курском городище изначально читаются черты населения, которое условно можно определить как «нерядовое»: двухэтажный дом, двухкамерная наземная постройка с вероятной светелкой, большая концентрация находок по сравнению с Закурным посадом, среди которых есть значимые. Особо стоит отметить уникальную находку дробницы, орнаментированной перегородчатой эмалью, которая была обнаружена в уже упоминавшемся ранней хозяйственной яме 1Б раскопа 6 (Енукова 2011: 6, 7; рис. 3: 5-7].
Закурный посад пока предстает перед нами в несколько ином виде. Не забывая об ограниченных материалах и их фрагментарности, можно с известной долей осторожности полагать, что здесь роль аборигенного северянского населения была гораздо более заметной. Закурный посад возникает вопреки распространенной практике городской топографии Древней Руси не рядом с городищем, а в заметном отдалении от него, на другом берегу Кура, что как бы подчеркивает определенную «этнокультурную оппозицию». Если до предела упростить ситуацию, то перед нами предстают быстро русифицировавшееся Курское городище и в заметной степени традиционный Закурный посад, причем эта ситуация фиксируется до середины XI в.
В заключение отметим, что пока остается открытым вопрос: сколь долго сохраняются эти различия? Ответ на него может быть получен только в ходе дальнейших исследований, которые должны привести к расширению источниковой базы.
Библиографический список
Горский А.А. Русь: От славянского Расселения до Московского царства. М.: Языки славянской культуры, 2004. 392 с.
Григорьев А.В. Северская земля в VIII - начале XI века по археологическим данным / Тр. Тульской археологической экспедиции. Тула: Гриф и К°, 2000. Вып. 2. 264 с.
Енуков В.В. О косых острогах северян Посемья // Российская археология. 2011. № 4. С. 89-101.
Енуков В.В. О топографии Курска в древнерусское время // Историческая археология: Традиции и перспективы: К 80-летию со дня рождения Д. А. Авдусина. М., 1998. С. 84-89.
Енуков В.В. Отчет о раскопках в Курске в 1999 г. Курск, 2002 / Архив НИИ археологии юго-востока Руси КГУ.
Енуков В.В. Отчет об охранных исследованиях в Курске в 2002 г. Курск, 2003 / Архив НИИ археологии юго-востока Руси КГУ.
Енуков В.В. Роменское население Посемья в древнерусское время // Археология юго-востока Руси: материалы IV науч. конф. Елец: ЕГУ им. И. А. Бунина, 2006. С. 78-108.
Енуков В.В. Славяне до Рюриковичей. Курск: Учитель, 2005. 352 с.
Енуков В.В. Топография укреплений Курского городища в древнерусское время // Исторический вестник Курского государственного университета. 2010. № 1. С. 3-16.
Енуков В.В., Раздорский А.И. О времени основания и первого упоминания древнерусского Курска // Российская история. 2015. №2. С. 39-59.
Енукова О.Н. Домостроительство населения междуречья Сейма и Псла в IX-XIII вв. / Труды НИИ археологии юго-востока Руси Курск. гос. ун-та. Вып. 1. Курск: Курск. гос. ун-т, 2007. 220 с.
Енукова О.Н. Ювелирные украшения древнего Курска // Ученые записки. Электронный научный журнал Курского государственного университета. 2011. №1(17). URL: http://scientific-notes.ru/pdf/018-005.pdf
Зорин А.В. Жилая постройка первой половины XI в. в Закурной части Курска // Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства: Материалы Международной конференции, посвященной 110-летию со дня рождения Ивана Ивановича Ляпушкина (1902-1968). СПб.: СОЛО, 2012.С. 120-124.
Леонтьев А.Е. Ростов в X-XI вв. // Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т. 2. Славянский средневековый город. М.: НПБО «Фонд археологии», ИА РАН, 1997. С. 210-217.
Тихомиров Н.А. Отчет о работах Посемьской археологической экспедиции Курского государственного университета в 2014 г. Т. I. Курск, 2015 / Архив НИИ археологии юго-востока Руси КГУ.
Фомин А.В. Топография куфических монет междуречья Днепра и Десны // Чернигов и его округа в IX-XIII вв. Киев: Наукова думка, 1988. С. 74-80.
Шинаков Е.А. Образование Древнерусского государства: сравнительно-исторический аспект. Брянск: Изд-во БГУ, 2002. 488 с.
