CC BY
154
УДК
Сперанский А.В., Сперанский П.А.
РОССЙСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ В КОНТЕКСТЕ МИРОВОЙ ИСТОРИИ: КОНЦЕПТУАЛЬНО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
Аннотация. В статье представлены точки зрения зарубежных и российских ученых, касающиеся концептуально-методологического осмысления исторического процесса, происходившего в России. Проанализированы различные варианты использования теории модернизации при изучении русской истории. Показана незавершенность имеющихся на настоящий момент теоретических конструкций этой методологической парадигмы, допускающих альтернативные варианты при оценках исторической эволюции российской государственности.
Ключевые слова: Россия, методология, историография, концепция, макротеория, интерпретация, теория модернизации, линеарность, парциальность, типы модернизации.
* * *
Speransky A.V., Speransky P.A.
RUSSIAN MODERNIZATION IN THE CONTEXT OF WORLD HISTORY: CONCEPTUAL AND METHODOLOGICAL INTERPRETATIONS
Abstract. The paper presents views of foreign and Russian researchers concerning conceptual and methodological interpretation of historical process, which took place in Russia. The paper also analyzes various options for using theory of modernization in the study of Russian history. The paper shows incompleteness of currently available theoretical constructions of this methodological paradigm, which allow alternative variants in evaluating historical evolution of Russian statehood.
Keywords: Russia, methodology, historiography, concept, macrotheory, interpretation, theory of modernization, linearity, partiality, types of modernization.
*
В зародившейся в 1950-60-х гг. в поле западной методологии теории модернизации в мировой истории выделяются два цикла: традиционное (аграрное) и современное (индустриальное) общество. Переход от одного обозначенного цикла к другому, по мнению ее сторонников, и есть суть модернизации. Адепты обозначенной теории представляют модернизацию как глобальный процесс, втягивающий в себя все народы мира. В развитых странах проявляется линеарный характер ее развития, реализующийся в комплексном охвате всех сфер жизни социума. В отстающих странах
* *
проходит частичная модернизация, названная парциальной.
Естественно, что Россия, имеющая яркую, но сложную и противоречивую историю, насыщенную богатой фактологией, всегда находилась в поле зрения приверженцев модернизационной парадигмы. В частности, проблема российских модернизаций неоднократно поднималась в трудах С. Блэка, П. Бергера, Д. Эптера, Б. Мура и других западных исследователей.
Известный американский историк и социолог, профессор Принстонского университета Сирил Блэк на основе четко опре-
деленных критериев (времени вступления в модернизацию, ее самостоятельности и последовательности, наличия социальных институтов, способных воспринимать мо-дернизационные трансформации, политического суверенитета, стабильности территориального и демографического состояния стран) выделил «семь типов политической модернизации». К первому типу отнесены страны ранней самостоятельной модернизации (Англия, Франция), опередившие всех на пути к переходу от аграрного к индустриальному обществу. Как отмечает ученый, возникшие в этих государствах социальные трансформации были определены внутренними предпосылками, носили непрерывный характер, опирались на имевшиеся социальные институты, политическую суверенность и стабильность территориально-демографического фактора.
Второй тип составили «филиалы» Англии и Франции в Новом свете (США, Канада, Австралия и Новая Зеландия). Особенностями модернизации этих государственно-политических образований были огромные неосвоенные земельные пространства, интенсивные миграционные процессы, приводившие к нестабильности территориально-демографического фактора.
Страны Старого света, вступившие на путь модернизации после Великой французской буржуазной революции (Германия, Италия, Испания, Швейцария, страны Бе-нелюкса и Скандинавии) причислены к третьему типу. Несмотря на некоторое опоздание и частичную экзогенность модерни-зационной трансформации, эти страны в основном опирались на внутренний социально-экономический, общественно-политический и культурный потенциал и самостоятельно двигались по пути прогресса, преодолевая территориальную и населен-ческую неустойчивость.
Четвертый тип включает страны Латинской Америки, характеризующиеся поздним вступлением в стадию перехода от традиционного общества к индустриально-
му, неоколониальными формами правления, предопределившими значительный процент экзогенного влияния на модернизаци-онную трансформацию. Отличительной чертой этой группы стран является численное доминирование бедного неевропейского населения, закрепляющее тенденцию консервации традиционалистских моделей и обусловливающее социальный конфликт с богатыми жителями европейского происхождения.
Россия наряду с Японией, Китаем, Ираном, Турцией, Афганистаном, Эфиопией и Таиландом отнесена к пятому типу стран Европы и Азии, не вошедших в когорту передовых, но сохранившим свой государственный суверенитет на основе эффективного функционирования традиционалистских правительств, опиравшихся на длительный опыт бюрократического, централизованного управления и относительную стабильность территориально-демографического фактора. Модернизация этих стран базировалась в основном на эндогенной основе, но ее позднее начало обусловливало невысокие темпы и косвенное влияние западных цивилизаций.
Шестой тип представляют страны, потерявшие политический суверенитет и долгое время находившиеся в колониальной зависимости от государств первой волны модернизации (Индия, Пакистан, Непал, Индонезия, Бирма). Они достигли высокого культурного уровня еще на этапе развития традиционного общества (в основном на религиозной основе ислама, буддизма, индуизма). Это позволило им начать процесс модернизации, используя наряду с экзогенными флюидами, поступающими из митрополий, собственные традиционалистские достижения.
По мнению С. Блэка и его последователей, крайне низкий уровень цивилизацион-ного развития, практическое отсутствие прочного культурного фундамента (неразвитость письменности, социальных институтов) предопределил тотальность экзогенного влияния на все трансформации стран
Африки, расположенных к югу от пустыни Сахары и включенных в седьмой тип модернизирующихся территорий земного шара [1].
Таким образом, проецируя свои теоретические выводы на русскую историю, западные ученые отнесли дореволюционную Россию к пятому типу стран, вошедших в полосу перехода от аграрного общества к индустриальному. Вслед за С. Блэком представители этой исторической интерпретации называют российскую модернизацию «консервативной», подчеркивая ее специфические особенности, заключавшиеся в том, что модернизационные процессы не затронули аграрный сектор, и 4/5 населения страны продолжало жить в условиях традиционализма. Кроме того, модерниза-ционный переход возглавила традиционалистская элита, сохранившая все привилегии и объективно отстаивавшая в нем только свои интересы. Важнейшим модернизаци-онным импульсом в России, по мнению западных ученых, стала крестьянская реформа 1861 года, отменившая крепостное право. Проведенная «сверху», она на некоторое время сохранила позиции традиционалистской элиты России в процессе новых социальных трансформаций.
Подобное положение наблюдалось и в других странах пятого типа модернизации. Однако только в Японии (после свержение режима сегуната в 1868 г.) верхушка традиционного общества сумела удержаться в рамках модернистских преобразований и без ярко выраженных социальных потрясений к 1945 г. плавно интегрироваться в «новое» общество. В других странах, начавших движение в сторону индустриального общества (Китай с 1905 г. в результате замены традиционной системы подготовки бюрократии современной; Иран с 1906 г., Турция с 1908 г., Афганистан с 1923 г., Эфиопия с 1924 г., Таиланд с 1932 г. на основе преобразований конституционного характера) традиционалистские элиты не сумели удержать в своих руках модернизацион-ной инициативы и оказались объектами революционного ниспровержения.
Россия пережила этот переломный момент в 1917 году, когда элита традиционного общества, не выдержав революционного напора, вместе с рухнувшим самодержавием уступила свое место в продолжающемся модернизационном процессе большевистскому режиму. Была ли продолжена российская модернизация после 1917 года, и какой характер она приобрела, эти вопросы и на сегодняшний день являются основополагающими при оценках истории России ХХ века как со стороны западных исследователей, так и со стороны отечественных ученых, вставших на позиции мо-дернизационной теории с конца 1980 начала 1990-х гг.
Практически все крупные представители этой исторической парадигмы на Западе включают Россию (СССР) в общемировой модернизационный процесс. Однако советская модернизация рассматривается ими как особая модель перехода к индустриальному обществу, имевшая многочисленные недостатки и поэтому постоянно уступавшая своему западному аналогу по всем важнейшим показателям. В частности, в исследованиях американского социолога директора Института экономической культуры Бостонского университета Питера Людвига Бергера отмечаются признаки, по которым преобразования в СССР можно отнести к модернизаци-онному процессу: создание основ индустриального общества; постоянный экономический рост; медленное, но неуклонное повышение благосостояния народных масс; сопоставимые с Западом темпы социальной стабильности и динамика распределения доходов. В то же время автор много говорит о бюрократизации советской экономики, ее хозяйственной неэффективности, авторитарно-тоталитарной сущности политического режима, противоречивости взаимодействия двух различных форм стратификации: классовой системы и системы политической наследственности (патримониализма). Наличие этих специфических особенностей, нося-
щих главным образом негативный характер, по мнению Бергера, и тормозило поступательно-прогрессивное движение советской модернизации [2].
По утверждению американского социолога и политолога, профессора Йельского университета Дэвида Эптера, Советский Союз имел все основные параметры, которые должна иметь любая страна, проводящая модернизацию: гибкую социальную систему, способную реагировать на общественные изменения; достаточно высокий научно-технический и культурный уровень, дающий возможность осуществлять технологические трансформации.
Однако политическая составляющая этого процесса, проходившего в СССР, явно не соответствовала необходимости его дальнейшего развития и углубления. Если на Западе, по мнению ученого, господствовала консенсусная (секулярно-либертарианс-кая) модель модернизации, характеризующаяся плюрализмом распределения власти и лидерства, партийной состязательностью, стремлением к социальному консенсусу, то в России доминировала мобилизационная модель модернизации, так называемое «священное общество», представленное политической религиозностью, харизматическим лидерством, однопартийной системой [3].
Если П. Бергер и Д. Эптер, характеризуя мировой модернизационный процесс ХХ века, дают сравнительный анализ практически только двух моделей модернизации: капиталистической (США, Западная Европа и другие либеральные демократические государства) и социалистической (СССР, страны мировой системы социализма, страны «третьего мира» социалистической ориентации), то еще один американский историк и социолог Баррингтон Мур выходит за рамки этого классического дуализма. Он выделяет три возможных варианта модер-низационных преобразований, в зависимости от того, какой класс возглавляет эти процессы. По мнению Мура, в США, Англии и Франции в авангарде модернизации
находилась буржуазия, что и способствовало утверждению капитализма и буржуазной демократии. В Германии и Японии мо-дернизационный переход проходил под руководством аристократии, что привело к установлению фашистского и милитаристского правления. В России и Китае решающую роль в модернизационной трансформации играло крестьянство, что предопределило формирование «великой аграрной бюрократии» и утверждению коммунистических режимов. Таким образом, следуя логике рассуждений Б. Мура, ХХ век предложил мировому сообществу право выбора модернизационных альтернатив в лице демократического капитализма, реакционного фашизма и революционного коммунизма [4].
В России теория модернизации стала активно использоваться в исторической методологии только с конца 1980-х гг. Конечно, ее основные положения были известны российским историкам - методологам и раньше, но в силу идеологических и политических причин они могли рассматриваться лишь как объект критики с позиций советского официального марксизма. Только после того как марксистская методология утратила лидирующие позиции, модер-низационная парадигма стала применяться к исторической эмпирии с позиций познавательной эффективности и наведения хотя бы какого-либо порядка в возникшем концептуальном хаосе.
Серьезным импульсом в развитии модер-низационных представлений применительно к русской истории стал 1993 г. В этом году в журнале «Вопросы философии» были опубликованы материалы "круглого стола" «Российская модернизация: проблемы и перспективы». Развернувшаяся на страницах журнала дискуссия наглядно показала особенность освоения модернизационной концепции российскими интеллектуалами. Все предлагаемые участниками диспута с этой научной позиции историко-теорети-ческие конструкции зиждились в первую очередь на идейно-политической основе.
Однако по-разному понимая сущность российской модернизации, ее периодизацию, значение и перспективы, все ученые признали главный постулат теории, разработанный еще в лоне западной историко-мето-дологической мысли: дуацикличность мирового исторического процесса и всеобщий характер перехода от аграрного к индустриальному обществу. Правда, при этом были отмечены специфические черты, отличающие российскую модернизацию от западной: большое влияние экзогенного фактора («вторичная модернизация»); крепость традиционалистской (религиозно-цивилизационной) основы, отторгавшей инновации, привнесенные «извне»; парциальный (прерывный, некомплексный) характер процесса [5].
Заметим, что в начале 1990-х гг. теория модернизации рассматривалась как некая составляющая цивилизационной концепции, противопоставлявшейся марксизму в виде труднообъяснимой эклектики (некой «мешанины» точек зрений и взглядов), не имевшей ничего общего с классическими цивилизационными воззрениями А. Той-нби, О. Шпенглера или Н.Я. Данилевского. Дискуссия 1993 года вывела модерни-зационную концепцию из сферы схоластического жонглирования терминами, предопределив ее самостоятельное развитие в методологическом поле истории России в соответствии с западными канонами. Однако выделение подавляющим большинством сторонников этой концепции специфических черт российской модернизации, признание России «особой страной», плохо поддающейся вестерни-зации, сохранила в ней цивилизационные мотивы, обусловив некую «погранич-ность» с цивилизационным подходом, дающую возможность вплести большевизм в логику исторического развития России как явления, имеющего парадигмы и алгоритмы российской культурной традиции, и поддержать так называемую «русскую идею», претендующую сегодня на место коммунизма.
Наиболее ярко «пограничность» модерни-зационного и цивилизационного подхода при объяснении исторического пути России проявляется в теории псевдомодернизации, сформулированной философом и культурологом Александром Самойловичем Ахиезером. Ученый называет Россию «промежуточной» цивилизацией, развивающейся рывками на основе неких разнонаправленных колебаний, названных инверсионными циклами. Направления колебаний зависят от нравственных изменений, влияющих на поведение людей. В результате все «особенности» развития России, по Ахиезеру, есть ничто иное, как отрицательные моменты, не позволяющие идти в ногу с западной цивилизацией. Все, что не происходило с Россией, имеет приставку «псевдо», обозначающую ложный, мнимый исторический путь. По мнению А.С. Ахиезера, псевдомодернизация обусловливается и тем, что «Россия - расколотая цивилизация». «Правящий слой» стремился к модернизации, видя в ней только «средство умножения дефицитных ресурсов», а большинство населения страны отторгало ее как разрушителя привычного уклада и образа жизни [6].
Особый интерес в первой половине 1990-х гг. вызвала теория «имперской модернизации» России, обоснованная историком Владимиром Георгиевичем Хоросом. По мнению ученого, модернизационные процессы в России начались с преобразований Петра I, характеризовавшихся широким заимствованием у Запада военно-промышленных технологий взамен на традиционный вывоз сырья. Петровская модернизация отличалась также укреплением бюрократической вертикали центральной власти и усилением гнета народных масс. Как считает Хорос, все эти «классические» черты русской модернизации, только под другими идеологическими лозунгами, проявились и в трансформациях советской эпохи. Реформы, осуществляемые «сверху» под контролем традиционалистских элит, социокультурная неоднородность российского общества в конечном итоге и не способствовали
утверждению в России важнейших основ модернизации, таких как частная собственность, гражданское общество и правовое государство. Таким образом, по мнению
B.Г. Хороса, Россия проводила некую «запоздалую модернизацию», быстро разрушавшую старое, но не утверждавшую новых социальных институтов [7].
Характеризуя особенности российской модернизации, нельзя не остановиться на точке зрения философа Сусанны Яковлевны Матвеевой, высказавшей положение о «догоняющей модернизации» в России. Наряду со ставшими уже традиционными характеристиками, такими как социокультурный раскол, трудная приспосабливае-мость к вестернизации, автор обращает внимание на то, что в отличие от Запада, где ведущую роль в модернизационном процессе играла буржуазия, в России «двигателем прогресса» был государственный служащий, то есть чиновник, что, естественно, накладывало бюрократический отпечаток на все преобразования. Кроме того, бросаясь вдогонку за Западом, постоянно уходившим вперед, Россия металась от одного модернизационного этапа к другому, оставляя огромное количество нерешенных на предыдущем этапе проблем. По мнению
C.Я. Матвеевой, она как бы «проскакивала» необходимые моменты исторического развития, оставляя позади себя социальные, экономические, политические и культурные «пустоты», мешающие ей в дальнейшем продвижении вперед [8].
Интересна позиция экономиста Виктора Александровича Красильщикова. Опираясь на достижения западной методологии, ученый стремится показать особенности российской модернизации на фоне общемирового процесса перехода от аграрного к индустриальному обществу. Как и ранее названные представители современного модернизационного направления, В.А. Красильщиков обращает внимание на экзоген-ность, поверхностность и бюрократичность российского варианта модернизации, подчеркивает негативное влияние на нее соци-
окультурного раскола российского общества. По его мнению, все названные особенности несут в себе отрицательный заряд и значительно снижают эффективность модерни-зационных трансформаций. Отмечая противоречивость модернизации России, Красильщиков, на наш взгляд, очень удачно и остроумно замечает, что она «стремится в будущее, пытаясь остаться в прошлом и уйти от настоящего» [9].
Несмотря на приверженность цивилиза-ционному подходу, модернизационная парадигма прослеживается и в произведениях историка Любови Ивановны Семенниковой. Отталкиваясь от идеи цивилизаци-онной неоднородности российского социума, исследовательница говорит о противоречиях, непоследовательности и непредсказуемости результатов пяти российских модернизаций: «петровской», продолжавшейся с XVIII в. до середины XIX в., «александровской», охватившей вторую половину XIX в., «столыпинской», имевшей место в начале XX века, «сталинской», развивавшейся в советский период нашей истории, и «ельцинской», случившейся на рубеже XX - XXI вв. Для всех российских модернизаций, по мнению ученого, было характерно гипертрофированное значение личностного фактора, втягивание в них главным образом русскоязычного населения. Среди всех названных модернизаций, как считает Л.И. Семенникова, наиболее последовательной, комплексной и эффективной была советская модернизация [10].
В противовес вышеизложенным мнениям, базируясь на огромном фактологическом материале, обобщенном в двухтомном издании, Борис Николаевич Миронов приходит к выводам, что российская держава «европейского происхождения», что в российской модернизации не было никакой неорганичности и она не носила «догоняющего» характера, а в русской цивилизации нет никакой исключительности и специфичности. Конечно, ученый акцентирует внимание на национальных особенностях России, обусловленных религией,
многонациональностью, природно-климатическими условиями, различиями политического и культурного характера, показывает факторы, сдерживающие модерниза-ционный процесс (социокультурный раскол общества, потребительская трудовая этика крестьянства, антибуржуазные настроения, слабая секуляризация массового сознания), но в целом подчеркивает «встроенность» России в круг европейской цивилизации.
Б.Н. Миронов высказывает интересную мысль о том, что стремление России постоянно идти в ногу с Западом часто приводило к необоснованному забеганию вперед, Это выражалось в надуманных реформах, в условиях существования еще крепких и здоровых традиционалистских институтов. В результате происходило объективное отторжение «заморских новинок», и к 1917 году модернизация в России не была завершена. Хронологические рамки исследования не дают возможности ученому всесторонне рассмотреть мо-дернизационные процессы в России в условиях большевистской власти, тем не менее, отмечая их непоследовательность, он утверждает, что они способствовали значительному сокращению отставания России от Запада и ее вхождению в круг самых развитых стран мира [11].
Эта мысль ярко проявляется и в выводах экономиста и демографа Анатолия Григорьевича Вишневского. Ученый выступает против принижения российского перехода от аграрного к индустриальному обществу до уровня «псевдо» или «анти» модернизации. Анализируя общий ход советской модернизации и ее региональные особенности, автор указывает на огромный положительный эффект ее результатов, сделавших СССР вполне конкурентноспособным по отношению к ведущим странам Запада. В Советском Союзе, как утверждает исследователь, вполне успешно реализовывались пять модернизаций: экономическая, городская, социологическая, демографическая и культурная.
К сожалению, по мнению Вишневского, они не были доведены до конца, что обусловливалось их конструктивным и инструментальным характером, выражавшемся в том, что реформаторы опирались на механизмы отжившего традиционалистского общества, блокировали развитие новых социальных институтов, таких как частная собственность и либеральная демократия, стремились усовершенствовать главным образом материально-техническую базу социума, не уделяя должного внимания трансформации личности от «соборности» к «индивидуализму». В итоге инструментальные цели пришли в противоречие с консервативными методами осуществления реформ, что и привело к краху советской супердержавы и ее модели развития [12].
К разновидности модернизационной точки зрения на русскую историю ХХ века можно отнести и теорию юриста Александра Валентиновича Оболонского, рассмотревшего Россию как отдельную цивилизацию. А.В. Оболонский выделяет две основные тенденции, лежащие в основе ее исторического процесса: системоцентризм, предполагающий примат государства в общественной эволюции, и персоноцентризм, основывающийся на примате личности. Обе тенденции, по мнению исследователя, развиваются параллельно, однако склонны к сближению и имеют даже некие переходные мостики, способные обеспечить переход от одного состояния к другому. Россия и на рубеже XIX с XX веком, и на рубеже XX и XXI веков получала хорошие перспективы персоноцентристского, то есть демократического развития, но с завидным постоянством упускала свой шанс, оставаясь в рамках государственной бюрократии «большевистской диктатуры» или «президентской республики» [13].
Следует отметить, что к концу ХХ - началу XXI веков модернизационный взгляд усилил свои позиции в методологии истории России. К настоящему времени российские приверженцы теории модернизации достаточно глубоко изучили воззрения сво-
их западных визави, выработали свой научно-методологический инструментарий, дающий возможность не только заученно повторять сделанные до них выводы, но и высказывать собственные суждения. Появилось достаточное количество работ методологического характера, написанных на междисциплинарной основе, касающихся как глобальных проблем модернизации, так и ее отдельных направлений. Наряду с признанием двух возможных векторов модер-низационного перехода (линеарного и парциального) сегодня высказываются мысли о возможности третьего пути - так называемой неомодернизационной или постмо-дернизационной модели социальной трансформации, основанной на положительной роли социокультурной традиции. Такая точка зрения, обосновывающая многолинейную версию модернизации, присуща в первую очередь Игорю Васильевичу Побереж-никову [14].
Подводя итоги концептуально-историографической характеристике использова-
ния теории модернизации при изучении истории России, отметим разноплановость восприятия российскими гуманитариями этой методологической парадигмы. Активное изучение точки зрения «западников» и попытки применения их теоретических выкладок к российской истории породили несколько оригинальных, но противоречивых модернизационных интерпретаций: «псевдомодернизация», «имперская», «догоняющая», «запоздалая», «вторичная» модернизация, «постмодер-низационная» модель и т.д., и т.п. Однако все они не носят завершенного, всеобщего характера и допускают альтернативные варианты при оценках исторической эволюции России. Имевшие место попытки сближения позиций на основе их синтезирования, выбора из имеющегося множества одной наиболее приемлемой концепции, кореллирования с марксизмом и т.д. пока не обозначили сколько-нибудь серьезных позитивных сдвигов в сторону разумной интеграции.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Black C.E. The Dynamics of Modernization: A Study in Comparative History. N.Y.: Harper Colophon Books, 1975. 367 p.; Сперанский А.В., Сперанский П.А. Теория модернизации и история России: взгляд с Запада // Academic science problems and achievements XI. Vol. 1. North Charleston, SC, USA, 2017. Р. 22 - 25.
2. Бергер П. Капиталистическая революция (50 тезисов о процветании, равенстве и свободе). М.: Прогресс, 1994. 314 с.
3. Apter D. The Politics of Modernization. Chicago: University of Chicago Press, 1965. 397 p.
4. Moore B.Jr. Social Origins of Dictatorship and Democracy. Lord and Peasant in the Making of the Modern World. Boston, 1966. 559 p.
5. Российская модернизация: проблемы и перспективы (материалы "круглого стола") // Вопросы философии. 1993. № 7. С. 3 39.
6. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. М.: Новый хронограф, 2008. Т. 1-3.
7. Хорос В.Г. Русская история в сравнительном освещении. М.: Центр гуманитарного образования, 1996. 176 с.
8. Российская модернизация: проблемы и перспективы (материалы круглого стола) // Вопросы философии. 1993. № 7. С. 39.
9. Красильщиков В.А. Вдогонку за прошедшим веком. Развитие России в ХХ веке с точки зрения мировых модернизаций. М.: РОССПЭН, 1998. 148 с.
10. Семенникова Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. Брянск: Курсив, 2000. 539 с._
11. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало ХХ вв.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. 3-е изд. В 2-х т. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003.
12. Вишневский А.Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. 2-е изд. М.: Высшая школа экономики, 2010. 432 с.
13. Оболонский А.В. Драма политической истории: система против личности. М.: Изд-во ИГ и П РАН, 1994. 352 с.
14. Побережников И.В. Переход от традиционного к индустриальному обществу. Теоретико-методологические проблемы модернизации. М.: РОССПЭН, 2006. 240 с.; Он же. Парадигма модернизации в историческом исследовании // Урал в модернизационной динамике ХХ века. Профессорский сборник научных статей. Екатеринбург, 2015. С. 197-214.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
СПЕРАНСКИЙ Андрей Владимирович, доктор исторических наук, профессор, заведующий сектором политической и социокультурной истории, Институт истории и археологии УрО РАН, г. Екатеринбург.
E-mail: [email protected]
СПЕРАНСКИЙ Петр Андреевич, студент III курса Департамента «Исторический факультет», Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б.Н. Ельцина, г. Екатеринбург.
E-mail: [email protected]
РЕЦЕНЗИЯ
на статью Сперанского А.В. и Сперанского П.А.
«РОССИЙСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ В КОНТЕКСТЕ МИРОВОЙ ИСТОРИИ: КОНЦЕПТУАЛЬНО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ»
В статье проведен анализ истории России с позиции теории модернизации, оформившейся в середине ХХ века в западной методологии, а с конца ХХ века активно проявившейся в методологическом поле российской исторической науки.
В статье отмечается, что в либеральной или модернизационной методологии Россию относят к пятому типу стран, медленно ведущих переход от аграрного к индустриальному обществу при значительном отставании от лидеров этого процесса. Авторы статьи выявили, что в последние годы в поле модернизационной методологии российской истории возникла версия постмодернизационной модели социальной трансформации, демонстрирующей специфику развития России не только с отрицательной, но и с позитивной стороны. Авторы статьи, не отрицая обозначенных западными учеными двух векторов модернизационного перехода (линеарного и парциального), считают возможность третьего пути, основанного на положительной роли социокультурной традиции.
Выводы авторов статьи обоснованы научно и логично вытекают из историографического материала. Рекомендую статью к печати.
Рецензент:
Личман Б.В. Заслуженный работник высшей школы РФ, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой исторических дисциплин Уральского института экономики, управления и права.
E-mail: [email protected]
