CC BY
43
© 2003 г. А.Г. Масалов
РОССИЙСКОЕ КАЗАЧЕСТВО В НАЧАЛЕ XXI ВЕКА: ПОЛИТОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ СТРУКТУРЫ И ТЕНДЕНЦИЙ ВОЗРОЖДЕНИЯ
Процесс возрождения российского казачества начался в 80-е гг. XX в. стихийной самоорганизацией разрозненных неформальных групп энтузиастов. За минувшие годы социальная общность, имеющая этноним «казачество», приобрела сложноорганизованную структуру, при анализе которой можно использовать различные основания. Например, выделение донского, кубанского, терского, забайкальского казачества основано на идентификации потомственных казаков по принадлежности к традиционным казачьим войскам и местожительству. Данная общность дифференцируется также по этническим и конфессиональным признакам. В XVIII - начале XX в. в казачьих войсках служили представители более 40 этнических групп, исповедовавших православие и другие религии. Современные объединения казаков также сохраняют многокомпонентный состав. Так, в Терском войсковом казачьем обществе кроме русских и украинцев состоят осетины и представители других горских народов и иных этносов. Старообрядчество исповедуют потомки донских казаков-некра-совцев. В Оренбургском войсковом казачьем обществе около 30 % составляют мусульмане. В составе Забайкальского войскового казачьего общества и Калмыцкого казачьего войска значительное количество казаков из коренных народов, исповедующих буддизм. Но сегодня, как и в прошлом, в структуре казачества преобладают русские православного вероисповедания. Например, в Кубанском войсковом казачьем обществе русские составляют 88,2 %, украинцы - 9,3, белорусы - 1,1, представители других этнических групп - 1,4 % [1]. Таким образом, современное российское казачество является полнэтничной и поликонфесснональной социальной общностью с доминирующей численностью русских православного вероисповедания.
В связи с заявлениями казачьих обществ о готовности к выполнению ответственных функций государственной службы, свойственных политическому институту, особый интерес представляет их структурный анализ с использованием политических критериев. В частности, выделение групп с различным уровнем политической активности может проводиться с использованием шкалы качественных показателей с крайними точками: «в политике не участвуют» (нулевой показатель) и «высокая политическая активность» (максимальный показатель). Политическая активность казачества и отдельных его групп нестабильна. Она повышается при осложнении социальной обстановки в конкретных регионах и накануне выборных кампаний. Например, казачьи общества Ростовской области активно под-
держивали В.Ф. Чуба, являющегося Почетным атаманом донских казаков, при его повторном избрании губернатором области, а Ставропольское окружное казачье общество Терского казачьего войска поддерживало А.Л. Черногорова на выборах губернатора Ставропольского края.
К более активному участию в политике призывали казаков участники учредительного съезда Российской политической партии «Казаки России» (Самара, май 2002 г.). Против ее создания выступили многие реестровые казачьи общества. Непродолжительное деление на сторонников и противников партии не оказало существенного влияния на структуру казачества, а инициатор ее создания атаман Волжского войскового казачьего общества Б.Н. Гусев заявил на Большом круге казачьих обществ России (Ставрополь, 25.05.03 г.), что после ликвидации управления Президента России по вопросам казачества в феврале 2003 г. острая необходимость в казачьей партии отпала [2].
Политическая активность казачьих обществ непосредственно зависит от целей их деятельности. Так, большая часть объединений казаков выступает за единое и неделимое государство, готово участвовать в его укреплении. Но некоторые казачьи общественные организации, входящие в «Великое братство казачьих войск», требуют создания Казакии - суверенного казачьего государства в местах традиционного (до 1920 г.) компактного проживания казаков на Северном Кавказе, Нижней и Средней Волге, Урале и Приаралье. Подобные идеи передела государственной территории не получают массовой поддержки казаков, но порождают у государственных органов настороженное к ним отношение.
Среди критериев, применяемых для политологического анализа, особо выделяется «характер отношений казачества и государства». Его можно определять по шкале качественных показателей, основными точками которой являются «активное сотрудничество» (позитивный максимум), «отсутствие отношений» нулевая точка), «активное противодействие» (негативный максимум). С использованием такой шкалы в структуре казачества выявляются две основные части. Первая из них активно взаимодействует с государством, упорядочена с его помощью и представляет собой систему войсковых и иных казачьих обществ, включенных в государственный реестр РФ. «Реестровая» система действует в 56 субъектах Федерации. В нее входят 10 войсковых (Волжское, Всевеликое войско Донское, Енисейское, Забайкальское, Иркутское, Кубанское, Оренбургское, Сибирское, Терское, Уссурийское) и 15 отдельных окружных казачьих обществ с общей численностью более 600 тыс. казаков, из которых около 230 тыс. выразили готовность нести государственную службу. Ведется подготовка к включению в государственный реестр войскового казачьего общества «Казачье войско Центра России» [3].
В настоящее время в местах своего традиционно-исторического расположения на Северном Кавказе, например, действуют три войсковых казачьих общества - Всевеликое войско Донское (Ростовская и Волгоградская области), Кубанское (Краснодарский край, Адыгея и Карачаево-Черкесия) и Терское (Ставропольский край, Северная Осетия - Алания, Дагестан, Чечня). Их социальную базу составляют многочисленные потомственные казаки. Например, в Ростовской области казаками себя считают более 1 млн, в Краснодарском крае - до 1,3 млн, в Ставропольском крае - около 400 тыс. человек [4].
Вторая, несистематизированная часть казачества представлена самодеятельными общественными организациями, которые выступают против усиления на них государственного влияния. Из-за этого движение разделилось на противников и сторонников реестровых форм объединения, куда вошло около половины казаков из ранее созданных общественных организаций, а в 83 субъектах федерации зарегистрировано около 600 малочисленных казачьих общественных объединений [4]. Однако большая часть из них не смогла подтвердить свое соответствие нормативным требованиям. Так, на 01.06.03 г. в Ставропольском крае перерегистрацию прошли только 4 из 39 общественных объединений, имеющих казачьи наименования. В некоторых республиках Северного Кавказа созданы казачьи общественные объединения, пользующиеся особой поддержкой местной политической элиты, но не входящие в государственный реестр РФ. Например, в Кабардино-Балкарии сформирована общественная организация «Терско-Малкинский казачий округ» численностью около 2,5 тыс. человек. В Ингушетии остались единицы потомственных казаков и в трех казачьих общественных организациях насчитывается около 100 членов. В Чечне в противовес реестровому Терско-Сунженскому окружному казачьему обществу сформировано общественное объединение «Чеченское казачье войско», в которое принимаются чеченцы-мусульмане, не имеющие исторической связи с казачеством. Такие казачьи общественные организации часто противодействуют реестровым казачьим обществам и используются национальными политическими элитами для демонстрации их лояльного отношения к казачеству в сложных социально-политических условиях.
Значительное количество потомственных казаков по различным причинам не вошло в казачьи общества и общественные организации. Например, формально в процессе возрождения не участвуют потомки казаков-некрасовцев, которые в 1962 г. реэмигрировали из Турции и компактно проживают в Левокумском районе Ставропольского края, бережно сохраняя патриархальную субкультуру «вольных» казачьих общин среднего Дона (до начала XVIII в.).
Имеются и другие критерии стратификации казачьей социальной общности. Проводимый с их использованием структурный анализ позволяет сделать вывод о том, что современное казачество является многокомпонентной социальной общностью, основным группообразущим фактором которой служит самоидентификация граждан с традиционнороссийским казачеством, сохранявшемся в социальной структуре России до ноября 1917 г. в качестве особого военного сословия.
Идеологические разногласия общественных организаций препятствуют их объединению между собой и с реестровыми казачьими обществами в единую систему, что не способствует консолидированному решению многих проблем возрождения и развития российского казачества.
Характер современных отношений казачества и государства является нелинейным и зависит от многих факторов. Так, в конце 80-х гг. движение за возрождение казачества начиналось по общественной инициативе снизу и получало поддержку сверху от некоторых представителей пар-тийно-государственной элиты, которые пытались сохранить советскую политическую систему посредством сотрудничества государства с патриотическими социальными общностями, подобными казачеству. Однако в связи с ее кризисным состоянием в начале 90-х гг. казачьи организации стали самостоятельно решать проблемы своего возрождения. Но так как в социально-политической системе нет вакантных мест и ролей, то их деятельность нарушила сложившийся баланс интересов других социальных общностей, которые защищают свои места и роли в обществе, оказывают открытое или скрытое противодействие казачьему движению. Поэтому в процессе возрождения казачества отмечается действие двух противоположно направленных «про-» и «антиказачьих» социально-политических сил, соответственно поддерживающих движение или препятствующих ему.
По критерию «характер отношений к казачеству» можно дифференцировать не только государственные органы, но и другие социальные институты и группы, компактно проживающие, например, в Северо-Кавказском регионе. Здесь главными аргументами политической борьбы в конце XX в. выступили накопившиеся национальные проблемы и выдаваемые за них геополитические интересы зарубежных государств, международных корпораций и криминальных группировок. Они стимулировали различные формы этнической, родовой, клановой, тейповой и иной мобилизации титульных этносов на борьбу с такими врагами народа как инородцы и иноверцы. Деление сограждан на своих и чужих, национальная мобилизация титульных этносов в республиках Северного Кавказа породила административное, экономическое и физическое вытеснение нетитульных народов, в число которых попали казаки, проживающие здесь более трех веков и давно уже считающиеся
коренными [5]. Но в 80 - 90-х гг. государство, ослабленное системным кризисом, не могло эффективно противостоять местному сепаратизму и национализму, поэтому естественной реакцией нетитульных этнических групп на реальную угрозу жизненным интересам стала их ответная самоидентификация и самоорганизация. Казаки, притесняемые местными националистами, восстанавливают свою природноисторическую связь с традиционным российским казачеством, пытаются общими силами стабилизировать социально-политическую ситуацию в регионе. Их деятельность соответствует целям сохранения и развития российского государства. В связи с этим казачье движение на Северном Кавказе стало гражданской инициативой по компенсации недостатков государственной власти силами общественных механизмов политической власти гражданского общества.
Неудовлетворенные деятельностью прокоммунистических и продемо-кратических властей объединения казаков в 1991 - 1995 гг. стояли в оппозиции к ним, проводили акции гражданского протеста (митинги, блокирование транспортных магистралей, административных зданий и т.д.). Их массовость и организованность заставили политическую элиту России признать социально-политическую значимость казачества, пытаться привлекать его на свою сторону и включить в механизм государственной власти. В свою очередь казачьи объединения были заинтересованы в сотрудничестве с государственными органами, так как без их поддержки они не могли самостоятельно решать многие свои проблемы. Вследствие этого период конфронтации казачества с государством (начало - середина 90-х гг.) сменялся периодом их сотрудничества (вторая половина 90-х гг.). Эмпирическими признаками этого служат показатели нормотворческой активности федеральных органов. Так, если в 1991-1994 гг. федеральные органы издали 11 правовых актов о казачестве, в том числе 6 указов и распоряжений Президента России, то за 1995-1998 гг. - 62 и 42 соответствующих документов [6]. Успешно проводились эксперименты по привлечению казаков к воинской, пограничной, правоохранительной и другим видам службы. На том этапе казачество содействовало выходу государства из системного кризиса.
Однако в последующие годы активность взаимодействия государства с казачеством снижалась - с конца 90-х гг. масштабы сотрудничества сокращались, эксперименты по организации службы казаков прекратились.
Среди причин изменения характера отношений государственных органов к казачеству особо отметим следующие:
1) к концу XX в. федеральный центр усилил вертикаль власти и преодолел центробежные движения сепаратистов, вследствие чего долговременный кризис политической системы пошел на спад и резко сократились потребности государства в политической поддержке гражданского обще-
ства. Следовательно, уменьшение активности казачьих объединений, как элемента гражданского общества, соответствует идеям централизации государственной власти.
2) казачьи общества, привлекаемые к государственной службе, заявляют о необходимости уравнивания с государственными служащими по уровню зарплаты и социальным гарантиям. Но ограниченное ресурсами государство не может в полном объеме удовлетворить такие закономерные требования своих добровольных помощников и сокращает сотрудничество с ними, хотя дорогостоящие государственные учреждения редко бывают эффективней казачьих обществ.
Объективными показателями снижения внимания федеральных властей к казачеству стало значительное уменьшение количества принятых нормативных документов: за 1999 - 2002 гг. федеральными органами издано 26 (снижение нормотворческой активности в 2,4 раза) [6]. Государственные бюджеты 1999 - 2001 гг. не обеспечили финансирование целевой правительственной программы поддержки казачьих обществ [7].
Вследствие сокращения государственной поддержки значительно снизились темпы роста численности в казачьих обществах, внесенных в государственный реестр РФ. Так, если за первые годы организации реестровых казачьих обществ (1995 - 1998 гг.) число казаков в них выросло с 113,4 до 638,5 тыс. членов (рост в 5,6 раза), то за 1999 - 2002 гг. - до 659,4 тыс. (рост на 3,2 %) [8]. При этом потенциальные возможности развития данных обществ не исчерпаны. Например, в Ростовской области, Ставропольском и Краснодарском краях активно участвуют в них не более 10 % от числа граждан, самоидентифицировавшихся с казачеством в ходе социологических опросов в середине 90-х гг. [9].
Политологический анализ процесса возрождения российского казачества в конце XX - начале XXI в. показывает, что единый государственно-общественный механизм возрождения не сформирован, не систематизированы его многовариантные фрагменты, самопроизвольно созданные в субъектах РФ, поэтому сущность возрождения казачества определяется как социально-политическая деятельность потомков казаков по реализации своих запросов на высокий социально-политический статус и выполнение ответственных государственных функций, а также потребностей государства и общества, связанных с предоставлением казачьим обществам возможностей для этого.
Такая ситуация не соответствует стратегическим целям развития гражданского общества, поэтому не может продолжаться долго. Об этом свидетельствуют тенденции формирования казачьего законодательства. Так как первые попытки принятия федерального закона о казачестве в 1997 -2002 гг. были неудачными [10], то нормативную базу для возрождения казачества создают государственные органы субъектов РФ. Законы о каза-
честве приняты в Калмыкии, Карачаево-Черкесии, Краснодарском, Красноярском и Приморском краях, Волгоградской, Оренбургской и Ростовской областях. В мае 2003 г. Государственная Дума Ставропольского края приняла в первом чтении проект краевого закона «О казачестве в Ставропольском крае». Разрабатываются соответствующие законопроекты и в других регионах. При этом отмечаются различные темпы нормотворчества в субъектах РФ, что указывает на разнообразный характер и уровень активности отношений государственных органов и казачьих объединений в них.
В соответствии с Указом Президента России от 25.02.03 г. № 249 «О совершенствовании деятельности по возрождению и развитию российского казачества» начато реформирование государственных органов, обеспечивающих взаимодействие с казачьими обществами, идет подготовка новой концепции государственной политики в отношении казачества, будут разработаны проекты федерального закона о российском казачестве и государственной программы поддержки казачьих обществ [3].
Для возобновления тенденций активного сотрудничества казачьих обществ и государственных органов требуется единая государственная политика в отношении казачества и многоуровневый государственнообщественный механизм, способный обеспечивать ее реализацию. Пока же формирование такого механизма не окончено и государственным органам предстоит принимать эффективные меры для его развития.
В свою очередь казачьим обществам необходимо совершенствовать их структуру, развивать сотрудничество с органами государственной власти и местного самоуправления, привлекать к своей государственно-полезной деятельности большее число казаков.
Очевидно, только их совместными усилиями можно существенно улучшить государственно-общественный механизм возрождения казачества и его участия в развитии Отечества.
Примечания
1. Табель донесений Кубанского войскового казачьего общества от 20.12.01 г. // Делопроизводство Кубанского войскового казачьего общества. 2002.
2. См.: Доклад атамана Волжского казачьего войска казачьего полковника Гусева Б.Н. // Протокол Большого круга казачьих войск России. Ставрополь, 2003. 25 мая.
3. См.: Доклад советника Президента России генерал-полковника Трошева Г.Н. // Там же.
4. См.: Головлев И.Ю. Социальная база возрождения казачества на Ставрополье // Проблемы возрождения казачества: Сб. статей участников II Всерос. науч.-практ. конф. Ставрополь, 1993. С. 35.
5. См., например: Русских - в жертву (о возрождении казачества на Северном Кавказе) // Юридическая газета. 1992. № 43; Арсеньева М. Казачьи районы
Чечни должны оставаться казачьими // Казачий Терек. 2001. № 1 (32); Евдокимов П. Чеченский календарь // Спецназ России. 2000. № 12; Серков М.И. Дать надежду на достойную жизнь // Казачий Терек. 2003. № 3 - 4 (58-59) и др.
6. Подсчитано по: Нормативно-правовые акты Президента России, Правительства РФ в отношении казачества. М., 2002.
7. См.: О Федеральной целевой программе государственной поддержки казачьих обществ на 1999 - 2001 годы. Постановление Правительства РФ от 21.07.99 г. // Собрание законодательства РФ. 1999. № 4. Ст. 557.
8. Подсчитано по: Перечень казачьих обществ, внесенных в государственный реестр казачьих обществ в Российской Федерации // Делопроизводство управления Президента РФ по вопросам казачества. 2002.
9. Подсчитано по табелям донесений соответствующих войсковых казачьих обществ // Там же.
10. Постановлением Государственной Думы РФ от 11.10.02 г. №674-111 ГД «О Федеральном законе «О казачестве» законопроект снят с дальнейшего рассмотрения.
Краснодарский юридический институт МВД России,
Ставропольский филиал 17 июня 2003 г.
