CC BY
173
РОССИЙСКИЙ взгляд НА ЦЕНТРАЛЬНУЮ АЗИЮ
Мурат ЛАУМУЛИН
доктор политических наук, главный научный сотрудник Казахстанского института стратегических исследований (Алматы, Казахстан)
Введение
РЕГИОНОВЕДЕНИЕ
Цель настоящего обзора — дать представление о направлениях изучения Центральной Азии (ЦА) в России, о тематике и круге поднимаемых проблем и о видении нашими российскими коллегами будущего развития региона. Вполне понятно, что российскому общественному мнению (в т.ч. российским политологам и политикам) далеко не безразлично происходящее в ЦА. Совсем недавно Центральная Азия с Россией входили в состав одного государства, и их до сих пор связывает географическое и геополитическое соседство. Кроме того, регион по-прежнему остается в российском информационном пространстве.
Несмотря на то что сегодня Россия добилась целого ряда успехов в своей внешней политике, она продолжает пре-
одолевать старые нерешенные проблемы и бороться с новыми вызовами современного мира. Интеграционные инициативы России вызывают как понимание, так и сопротивление (а порой и саботаж) со стороны некоторых ее партнеров на постсоветском пространстве.
Россия, стремящаяся укрепить свои позиции в ЦА, постоянно наталкивается на присутствие в регионе равноценного (а иногда и превосходящего) экономического и политического «противника» в лице Китая. В этой ситуации Москва неизбежно начинает воспринимать Запад как геополитический балансир, способный сдерживать растущие амбиции Пекина. Политику России в ЦА можно было бы охарактеризовать как вполне самостоятельную, если
бы не два фактора, которые Москва никак не может игнорировать: речь идет о проблеме Афганистана и влиянии Китая. При этом в качестве своего ближайшего союзника и стратегического партнера Россия по-прежнему рассматривает Казахстан.
Тем не менее с точки зрения эволюции российско-центральноазиатских отношений интересы сторон далеко не всегда со-
впадают, хотя фундаментальных противоречий (в т.ч. в сфере геополитики и стратегической безопасности) между ними не наблюдается.
Позиции и мнения наших российских коллег крайне важны, так как они непосредственно влияют на процесс принятия Кремлем политических решений, касающихся Центрально-Азиатского региона.
Российская литература о регионе в позднепутинский период
Не секрет, что второе президентство В. Путина ознаменовалось серьезным ухудшением отношений Москвы с Западом; по мнению российского руководства, предпосылкой этому стала довольно бесцеремонная политика, проводимая США и их союзниками на постсоветском пространстве, в том числе и в ЦА.
Оценку стратегии Запада в ЦА дают и российские политологи. Так, в российской политологической, геополитической и, в некоторой степени, востоковедческой литературе упомянутого периода выделяется достаточно необычное историко-философское эссе под названием «Большая игра с неизвестными правилами: мировая политика и Центральная Азия», принадлежащее перу А. Казанцева (сотрудника Центра евро-атлантической безопасности МГИМО МИД России)1; оно содержит немало сильных элементов геополитики.
Во главу угла своего исследования автор ставит определение позиции ЦА в мировом масштабе. При этом он пытается решить следующую дилемму: является ли ЦА «преходящим краткосрочным казусом» или представляет собой важную константу современной мировой политики.
Автор также задается вопросом: «Не исчезнет ли этот международный регион вскоре после своего недавнего появления, распавшись или будучи «разорван» между другими частями мира (АТР, Ближним Востоком, Южной Азией и т. д.)?» По мнению А. Казанцева, этот вопрос вполне правомерен: его возникновение связано с пестротой и изменчивостью идентификаций региона во всех измерениях (географическом, культурном, экономическом и сфере безопасности), а также с постоянным появлением поддерживаемых Западом проектов его реорганизации. К последним можно отнести «Большой Ближний Восток» (ББВ), «Большую Центральную Азию» (БЦА) и т.п.
Автор исходит из того, что с точки зрения политики государства ЦА, по сути, не придерживаются общеобязательных стандартов, ценностей и принципов, не говоря уже о каких-либо механизмах принуждения, а, следовательно, их региональная идентичность становится весьма неопределенной. Таким образом, делает вывод исследователь, ситуацию в ЦА как международном регионе можно охарактеризовать как неопределенную, нестабильную и непредсказуемую.
1 См.: Казанцев A.A. «Большая игра» с неизвестными правилами: мировая политика и Центральная Азия. М.: Наследие Евразии, 2008.
А. Казанцев перечисляет и основные западные политико-географические проекты в отношении ЦА.
1. Укрепление национальной государственности стран ЦА.
2. «Тюркский мир».
3. Внутренняя интеграция в ЦА.
4. «Шелковый путь» и идеи «альтернативной интеграции» на постсоветском пространстве.
5. Проект ББВ.
6. Проект БЦА.
7. Рост влияния на Восток евро-атлантического пространства.
Вывод автора заключается в следующем: ситуация, связанная с «калейдоскопом» проектов реорганизации ЦА и их банкротством, свидетельствует о крайней непоследовательности и низкой эффективности действий западной коалиции в регионе.
По мнению А. Казанцева, внешние силы, борющиеся между собой за идентичность региона, пытаются присоединить его к тем или иным частям Евразии (постсоветскому пространству, исламскому миру, Европе и АТР). Одной из составных частей этой борьбы является политика в области транспортных и энергетических маршрутов.
Центральноазиатские страны, переживающие комплексный кризис и буквально «разрываемые на части» конкурирующими внешними силами, за неимением внутренних ресурсов оказались не в состоянии «сконструировать» свой регион.
Основной проблемой для всех игроков региона оказалось решение дилеммы «ответственности» или «свободы рук». Отношения между внешними игроками также отнюдь не безоблачны; любой из них, вкладывая средства в стабилизацию региона, неизбежно опасается, что другие, те, кто не понес таких расходов, в чем-то его обойдут. Иными словами, идет конкуренция за наиболее выгодные сферы приложения капитала, и все сотрудничающие друг с другом игроки, особенно из разных регионально-цивилизационных «коалиций», сочетают кооперацию с соперничеством.
По мнению автора, сложность складывающейся в ЦА системы региональных взаимодействий заключается в том, что разные типы ресурсов несимметрично распределены между «внешними игроками»; так, использование Россией и США преимущественно военно-политических инструментов со временем привело к их геополитическому соперничеству.
В заключении автор формулирует три основных вывода.
1. При движении по постсоветскому пространству с запада на восток видно существенное повышение геополитической неопределенности, имеющее глубокие исторические корни.
2. Неопатримониальная политическая система, сложившаяся в некоторых цент-ральноазиатских странах, способна поглотить и потратить «нецелевым образом» весьма значительные средства внешних спонсоров, направленные на реализацию тех или иных проектов развития.
3. Ряд стран ЦА легко принимает любые интеграционные проекты, не беря на себя реальных обязательств. Поэтому нельзя считать их вступление в те или иные международные организации (или выход из них) признаком успеха или неуспеха политики внешних игроков.
Очевидно, что данная книга представляет собой своеобразный сборник предназначенных для российского политического истеблишмента рекомендаций по выработке дальнейшей стратегии в отношении ЦА. При этом А. Казанцев слишком негативно трактует роль России в истории постсоветской ЦА и явно принижает позиции Москвы. Автор либо не осведомлен, либо намеренно игнорирует информацию о многообразных инструментах и методах, которыми располагала и располагает постсоветская Россия для своего широкомасштабного влияния на ближнее зарубежье.
Среди других значительных работ позднепутинского периода, посвященных ЦА, следует назвать исследование «Годы, которые изменили Центральную Азию», увидевшее свет в 2009 году. Эта работа была подготовлена к печати авторским коллективом под руководством нынешнего директора Института востоковедения РАН В. Наумкина2. Данное издание продолжает предыдущее исследование, изданное за 4 года до этого3; монографии схожи по проблематике и композиции.
По мнению авторов исследования, можно выделить пять групп основных проблем, с которыми сталкивается регион.
К первой группе относятся проблемы, которые связаны с процессами трансформации. Пытаясь ответить на ряд вопросов («Получил ли завершение этот процесс или он все еще продолжается? А если завершен, то какие государственные модели получены на выходе?»), авторы приходят к выводу, что трансформация центральноазиатских политических систем и моделей происходит в русле консолидации национальных государств.
Вторая проблема посвящена идеологии и исследовательскому инструментарию, используемым теми или иными экспертами (а иногда и целыми школами) при изучении региона. Соответствующая глава содержит немало критики в адрес западных идеологов, что отнюдь не является чем-то неожиданным. Главный тезис авторов состоит в том, что западные подходы носят в лучшем случае умозрительный характер, а в худшем — злонамеренный, так как ставят целью оторвать ЦА от России, которая считает данный регион отнюдь не геополитической абстракцией, а вполне реальным продолжением собственной территории.
Эта глава содержит также рекомендации, касающиеся роли внешних игроков. Среди первостепенных задач называются борьба с бедностью, поддержка русского языка, отказ от недооценки местной специфики и политической культуры, неприменение двойных стандартов, недопущение превращения НПО и различных фондов в источники финансирования оппозиции, предостережение правящих режимов от проведения политики, препятствующей нормальной конкуренции элит, а также исключение формализованных оценок, не отражающих реальную ситуацию в регионе.
В книге отмечается, что в ходе трансформации региона произошла дифференциация стран: если Казахстан встал на путь превращения в региональную державу, то Кыргызстан и Таджикистан оказались на полюсе бедности.
Основная мысль данного раздела заключается в том, что, несмотря на все неудачи, государства ЦА не пополнили ряды так называемых провальных государств (однако события в том же Кыргызстане, похоже, делают этот вывод преждевременным). В отличие от постсоветских государств Кавказа, центральноазиатские республики проявили достаточную устойчивость. Однако все еще не преодолены некоторые проблемы: до сих пор не решен вопрос, останутся ли эти государства светскими по характеру или станут мусульманскими (исламскими). Что касается исламистов, то у них существует мощный
2 См.: Годы, которые изменили Центральную Азию. М.: ЦСПИ-ИВ РАН, 2009.
3 См.: Пятнадцать лет, которые изменили Центральную Азию (1991—2006). М.: ЦСПИ, 2006.
«резерв» в виде ухудшения социально-экономического положения населения и давления Запада.
Однако главная проблема всех центральноазиатских режимов, носящая объективно-исторический характер, состоит в том, что политическая власть не отделена от экономической.
Говоря о роли Запада в развитии региона, авторы констатируют: стратегия, направленная на уничтожение всех элементов социализма, завершилась полным триумфом, однако ликвидацию советской системы управления можно оценивать двояко. Главная цель Запада — не допустить восстановления советского строя и социализма (а также «советской империи») в любой их модификации — отвечает интересам крупных корпораций и местных режимов. Но в реальности проектировщики преобразований добились формирования такой действительности, которую изначально сами же стремились не допустить.
В книге также упоминается о тесной взаимосвязи Европы и ЦА. Эти регионы не являются перифериями по отношению друг к другу, и дело не только в членстве государств ЦА в ОБСЕ. Фактически из всего западного мира наиболее тесно связана с ЦА Европа.
Четвертая глава монографии посвящена фактору радикального ислама в регионе. Политический ислам в ЦА — это реальность, возникшая на закате советской власти. Местные режимы выработали 3 модели поведения в отношении исламистов:
1) тотальное подавление всех исламистов (Узбекистан и Туркменистан);
2) подавление радикальных групп и осторожный диалог с умеренными представителями исламистов (Казахстан и Кыргызстан);
3) сотрудничество с исламистами и включение их во властные структуры (Таджикистан).
И, наконец, пятая глава освещает влияние внешних факторов на политическую трансформацию и безопасность ЦА. В качестве основных внешних сил предстают Россия, Китай, США и ЕС; роль таких игроков, как Турция, Иран, Индия, Пакистан и Япония, в работе не рассматривается.
Положение России оценивается однозначно: она — ключевой игрок в регионе. При этом ее отношения с ЦА невозможно охарактеризовать исключительно как межгосударственные, так как исторические, культурные, социально-экономические, цивилизацион-ные и географические связи бывшей метрополии с регионом слишком сильны. Кроме того, по-прежнему колоссальное значение имеет человеческий (гуманитарный) фактор.
Цели России в регионе сводятся к трем основным параметрам:
1) обеспечение стабильности в регионе;
2) использование геополитического потенциала региона для повышения своего международного статуса;
3) международное признание роли России в регионе.
Несмотря на то что факт российско-американского соперничества не афишируется сторонами, оно тем не менее существует. Цель США состоит в «выдавливании» России из региона (равно как и из всего постсоветского пространства). При этом возникает парадоксальная ситуация: если Россия действует преимущественно из прагматических соображений, то Вашингтоном движут в основном идеологические мотивы (по крайней мере, так было в эпоху Дж. Буша).
Преимущества, которые имеет Россия в регионе, напрямую связаны с проводимой ею политикой. Для местных режимов она является понятным и предсказуемым партне-
ром, так как, в отличие от США и ЕС, она не занимается морализаторством, не использует двойных стандартов и не флиртует с антиправительственными силами.
Неприемлемой стратегической перспективой для развития региона Россия считает исламскую альтернативу; поэтому она жестко противостоит тем ее проявлениям, за которыми стоят определенные силы в Пакистане и арабских странах.
Что касается Китая, то в работе отмечено: в своих отношениях со странами региона он предпочитает действовать крайне осторожно. Пекин с успехом взял на вооружение американскую концепцию «мягкой силы»; однако, по мнению авторов, США всячески стремятся «испортить» политику Китая, раздувая теорию «китайской угрозы», имеющей много сторонников как в России, так и в самих государствах ЦА. Заглядывая вперед, авторы прогнозируют, что Китай вряд ли сохранит позицию стороннего наблюдателя, если какие-либо радикальные изменения в регионе затронут его интересы.
Роль и возможности Европейского союза в ЦА оцениваются выше, чем роль и возможности Соединенных Штатов, тем более что его взаимоотношения с ЦА не отягощены прошлыми амбициями. Если США практикуют экспорт демократии, то в Европе демократию оценивают как культурную ценность, которая должна эволюционировать самостоятельно. В целом политика ЕС в ЦА характеризуется как «осторожная сдержанность». По мнению европейских экспертов, на которых ссылаются авторы, активное присутствие ЕС в регионе, способствующее укреплению стабильности и демократических ценностей, было бы неплохим противовесом чрезмерной активности США, России и Китая.
В целом политика Запада в ЦА оценивается как «демократическое мессианство». Она предполагает отсутствие альтернатив и предусматривает только такие варианты развития, которые выгодны Западу и лояльным ему местным элитам. Подобная модель была апробирована в Латинской Америке; она допускает высокий уровень бедности и неограниченный рост благосостояния местных элит.
В итоге авторы приходят к следующим выводам. Во-первых, они отмечают, что политическая либерализация не должна опережать экономическую. Во-вторых, в ЦА не была решена задача трансформации собственности: государство заменило гражданское общество, которое оказалось расколотым по принципу «права — привилегии». В-третьих, демократию в регионе заменил набор демократических институтов.
Главный вывод авторов состоит в том, что исторический пример постсоветской ЦА опровергает устоявшиеся политологические модели транзита, предполагающие движение от авторитаризма к консолидированной демократии либерального типа. Напротив, в регионе возникли политические режимы нового типа, и в будущем, скорее всего, каждому из государств ЦА придется нащупывать собственную модель дальнейшей трансформации.
Совершенно другой характер носит книга профессора И. Звягельской (ИВ РАН) «Становление государств Центральной Азии: политические процессы»4. Автор уже много лет читает в МГУ курс, посвященный ЦА, и ее работа является одновременно и учебным пособием для студентов, интересующихся регионом (по наблюдениям И. Звягельс-кой, их становится все больше).
Данное издание не является политологическим или аналитическим исследованием в полном смысле слова. Первые три главы книги посвящены истории региона начиная с его завоевания Российской империей; далее автор обращается к событиям, связанным с колонизацией Туркестана и развитием Средней Азии и Казахстана в составе СССР.
4 Звягельская И. Становление государств Центральной Азии: политические процессы. М.: Аспект пресс, 2009.
Таким образом, парадигму исторического движения ЦА И. Звягельская тесно привязывает к России. Рассматривая развитие центральноазиатских государств после обретения ими независимости, она останавливается на вопросах нациестроительства, политической культуры, исламского фактора, этнической и трудовой миграций, влияния внешних сил, потенциальных и реальных угроз и конфликтов.
В заключении автор приходит к выводу, что дальнейшее развитие региона предсказать сложно; скорее всего, оно будет носить диверсифицированный характер. Россия не хочет, да и не может препятствовать контактам стран ЦА с внешним миром, однако, подчеркивает И. Звягельская, культурно-исторические связи с народами региона необходимо сохранить. Как отмечает российский исследователь, «нельзя допустить, чтобы с уходом советского поколения порвались естественные и взаимно необходимые связи». И с этим выводом нельзя не согласиться.
Современная российская историография не могла обойти вниманием и такую важную проблему, как отношения государств ЦА с Китаем, влияние которого в регионе растет с каждым годом. Речь идет о монографии С. Жукова и О. Резниковой (Институт мировой экономики и международных отношений РАН), озаглавленной «Центральная Азия и Китай: экономическое взаимодействие в условиях глобализации»5.
По мнению российских авторов, только глобальный контекст задает релевантные рамки анализа, позволяющие раскрыть и оценить содержание и направленность процессов, которые набирают силу в связке Китай — ЦА. Китайская Народная Республика, как восходящая мировая держава, является одним из самых активных участников процесса реконфигурации центральноазиатского экономического пространства. При этом она опирается на свои рыночные и нерыночные конкурентные преимущества, а также умело использует глобальные и региональные механизмы сотрудничества, главным образом ВТО и в возрастающей степени — Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС). Направляя вектор экономической перестройки Центрально-Азиатского региона, КНР стремится решить приоритетные проблемы своего собственного национального развития.
Центральноазиатские экономики, как и все евразийские, сталкиваются с принципиальным вызовом: ни одна из них не в состоянии составить конкуренцию Китаю во внесы-рьевых отраслях, что накладывает жесткие ограничения на перспективы и структуру их хозяйственного роста.
Авторы считают, что СУАР быстро превращается в ведущий центр экономической активности БЦА. В настоящее время этот макрорегион, находящийся в процессе бурного формирования, включает сам Синьцзян, Казахстан, Кыргызстан, некоторые близлежащие области России и, до некоторой степени, Таджикистан. Кроме того, в его орбиту могут быть втянуты Туркменистан и, в несколько меньшей степени, Узбекистан. Повышение значимости СУАР происходит как прямым (создание взаимодополняемых с цент-ральноазиатскими экономиками структур), так и косвенным путем (автономный район обеспечивает ЦА выход на большой Китай).
Возрастающая роль СУАР в качестве ведущего центра экономической активности в БЦА осязаемо представлена в потоках товаров, инвестиций и строительстве трансграничной дорожно-транспортной инфраструктуры. Российские исследователи подчеркивают, что подобное стремительное развитие СУАР стало возможным только потому, что он функционально исполняет роль транзитного моста между ЦА и развитыми центральными и южными провинциями Китая; кроме того, центральное правительство
5 Жуков C.B., Резникова О.Б. Центральная Азия и Китай: экономическое взаимодействие в условиях глобализации. М.: ИМЭМО РАН, 2009.
КНР продолжает масштабное перераспределение экономических ресурсов в пользу Синьцзяна.
Российские исследователи обращают внимание на то, что экономическое сотрудничество с ЦА во многом является лишь вспомогательной задачей для достижения крупной цели национального развития КНР — обеспечить ускоренный подъем западных районов страны. По мнению авторов, Казахстан стратегически важен для Китая и в качестве транзитного государства для импорта энергоносителей из других центральноазиатских стран. Исследователи также полагают, что Казахстан намеренно подключил китайскую сторону к обсуждению региональных газовых проектов, рассчитывая тем самым добиться определенных уступок со стороны России.
В концентрированном виде выводы к книге сформулированы авторами следующим образом.
■ Во-первых, экономическое взаимодействие КНР и ЦА в течение ближайших 10 лет будет развиваться быстрыми темпами. Такой ход событий отражает глобальную тенденцию: Китай продолжает превращаться в мощный экономический центр современного мира.
■ Во-вторых, по мере нарастания потоков товаров, услуг, инвестиций и технологий по линии Китай — ЦА сотрудничество между сторонами будет принимать все более асимметричный характер с точки зрения получения выгоды в силу несопоставимости масштабов их экономик.
■ В-третьих, главные экономические интересы КНР в ЦА по объективным причинам связаны с лидером региона — Казахстаном.
■ В-четвертых, Китай, как и другие центры глобальной экономической мощи, заинтересован практически исключительно в природных ресурсах ЦА — в первую очередь, в нефти Казахстана и природном газе Туркменистана.
■ В-пятых, для политического сопровождения своих экономических интересов в ЦА (хотя и не только по этой причине) Китай пошел на создание ШОС. Механизмы многосторонней дипломатии и риторики позволяют КНР обеспечить «мягкое обволакивание» ЦА в неконфронтационном режиме.
■ В-шестых, в КНР растет внутренний спрос практически на всю группу сырьевых товаров. Это ведет к превращению ЦА в сырьевой придаток не только европейской, но и китайской экономики.
Таким образом, резюмируют российские ученые, адаптация к экономическому возвышению Китая представляет собой главный вызов для Центрально-Азиатского региона. Особенное внимание авторы обращают на то, что нарастающее экономическое взаимодействие в связке КНР — ЦА напрямую затрагивает интересы России. В связи с этим они настоятельно рекомендуют руководству своей страны учитывать при формулировании долгосрочных целей национального развития России опыт экономического взаимодействия ЦА и КНР.
ЦА и Россия
Ярким примером сотрудничества российских и казахстанских политологов является изданная Казахстанским институтом стратегических исследований (КИСИ) книга «Рос- 129-
сия в Центральной Азии», написанная членом-корреспондентом РАН Г. Чуфриным6 — крупным российским ученым, хорошо известным в академическом мире. Многие годы он руководил исследованиями по проблематике ЦА в ИМЭМО, занимался вопросами взаимодействия в рамках ШОС и курировал сотрудничество своего института с центрально-азиатскими партнерами. В 2008 году под его руководством увидела свет коллективная монография, посвященная политике РФ в регионе7. За ней последовала еще одна коллективная монография под названием «Состояние и перспективы взаимодействия России со странами Центральной Азии и Закавказья»8.
Монография Г. Чуфрина, которая продолжает и дополняет предыдущее издание, состоит их трех частей. Первая посвящена проблемам региональной безопасности; в ней автор обращается к таким темам, как нетрадиционные угрозы безопасности, меры по борьбе с ними, а также разногласия и противоречия во взаимоотношениях стран ЦА, которые рассматриваются как источник угрозы.
Отдельная глава посвящена политике США в регионе. Этот вопрос освещается в контексте внешнеполитической стратегии Соединенных Штатов, имеющих конкретные военно-политические цели в регионе, являющемся для них новым рубежом.
В отдельной главе автор рассматривает и роль, которую играют ОДКБ и российско-американские отношения в сфере региональной безопасности.
Завершает первую часть глава, посвященная влиянию афганского фактора (точнее, афганско-пакистанского, или фактора АфПак) на безопасность ЦА. При этом автор разделяет критический подход к оценкам результатов американской политики в регионе.
Вторая часть посвящена торгово-экономическому сотрудничеству и другим экономическим аспектам взаимодействия РФ и республик ЦА, в том числе в области миграции, финансового сотрудничества, транспортно-коммуникационных связей и совместного использования гидроэнергетических ресурсов.
Отдельная глава посвящена российско-казахстанским отношениям, которые изучаются очень подробно, детально. Автор приходит к выводу, что именно российско-казахстанское сотрудничество является становым хребтом интеграционных процессов в регионе и стимулирует общее развитие хозяйственных связей в восточной части СНГ.
Третья часть посвящена истории, развитию и современному положению ШОС. Г. Чуфрин останавливается на таких проблемах, как эволюция задач организации, формы и методы реагирования на угрозы безопасности, экономическое сотрудничество в рамках организации, а также перспективы расширения ШОС. Автор полагает, что дальнейшее расширение организации за счет предоставления тем или иным странам полноценного членства нецелесообразно, однако перспективен вариант с предоставлением отдельным странам статуса партнера ШОС. Причем партнерами по диалогу ШОС могли бы выступить не только такие страны, как Афганистан, но даже США и Япония.
Из выводов Г. Чуфрина явно следует, что в последние годы сотрудничество РФ со странами ЦА нередко наталкивалось на серьезные противоречия политического и экономического характера и предстоит нелегкий труд по согласованию конфликтных интересов.
Исследователь видит четыре основные причины происходящего в регионе. Среди них он отмечает объективные сложности политического и социально-экономического
6 См.: Чуфрин Г.И. Россия в Центральной Азии. Алматы: КИСИ, 2010.
7 См.: Новые тенденции во внешней политике России в Центральной Азии и на Кавказе / Под ред. Г.И. Чуфрина. М.: ИМЭМО, 2008.
8 См.: Состояние и перспективы взаимодействия России со странами Центральной Азии и Закавказья / Под ред. Г.И. Чуфрина. М.: ИМЭМО, 2009.
развития стран ЦА, а также негативное влияние на эти страны международных событий регионального и глобального масштаба. Кроме того, Г. Чуфрин указывает на непоследовательность и противоречивость политики руководства государств региона в отношении масштабов и целей сотрудничества с Россией — полезность и эффективность такого сотрудничества им представляется далеко не безусловной.
И, наконец, еще одна причина состоит в том, что на пространстве ЦА стремительно усиливается конкурентный потенциал третьих стран и государства региона охотно развивают свои отношения как с Западом, так и с Востоком.
Автор приходит к выводу, что российская политика в регионе должна носить предельно прагматичный характер.
В сфере политических отношений на первом месте стоят вопросы, связанные с обеспечением и региональной, и собственно российской безопасности, а главными инструментами Москвы в этой области являются ОДКБ и ШОС.
В сфере экономических отношений Россия должна стремиться поддерживать максимально благоприятный климат межгосударственного сотрудничества; в противном случае ей не удастся остановить снижение влияния в регионе. Г. Чуфрин уверен, что Россия может и должна позиционировать себя не только как выгодного экономического партнера, но и как эффективного гаранта экономической независимости государств региона.
Смелые и дальновидные выводы российского ученого резко контрастируют с клише, мифами и настроениями, укоренившимися на Западе и в кругах некоторых централь-ноазиатских элит; их суть состоит в том, что Россия якобы стремится вернуть себе контроль над регионом и применить здесь колониально-имперский стиль правления. Книга Г. Чуфрина доказывает, что подобные «выкладки» не соответствуют действительности.
Следует отметить, что изучение Центрально-Азиатского региона не является исключительной монополией московских ученых. В Санкт-Петербурге увидела свет книга К. Мещерякова «Внешняя политика России в Центральной Азии в 1991—2009 годах: особенности и проблемы»9. (Там же была выпущена работа А. Бисенбаева «Не вместе. Россия и страны Центральной Азии»10, посвященная аналогичной теме; однако это эссе не имеет прямого отношения к российской историографии.)
Центральноазиатская проблематика разрабатывается и в Саратове; в 2010 году здесь было опубликовано исследование, посвященное водно-энергетическим ресурсам региона11.
Тем не менее в данной области исследований, без сомнения, доминируют столичные ученые. Среди них можно упомянуть А. Богатурова, А. Дундича, Е. Троицкого и Д. Малышеву12. В работах красной нитью проходит тема взаимосвязи между интересами России и ролью, которую играет ЦА в мировой геополитике.
В качестве примера международного академического сотрудничества можно назвать коллективную монографию, изданную в Москве Фондом Р. Люксембург13.
9 Мещеряков К.Е. Внешняя политика России в Центральной Азии в 1991—2009 годы: особенности и проблемы. СПб, 2010.
10 См.: Бисенбаев А. Не вместе. Россия и страны Центральной Азии. СПб: Питер, 2011.
11 См.: Водно-энергетические ресурсы Центральной Азии: основные проблемы и перспективы. Саратов: СГУ, 2010.
12 См.: Богатуров А., Дундич А., Троицкий Е. Центральная Азия: «отложенный нейтралитет» и международные отношения в 2000-х годах. Очерки текущей политики. Вып. 4. М.: НОФМО, 2010; Малышева Д.Б. Центральноазиатский узел мировой политики. М.: ИМЭМО РАН, 2010.
13 См.: Россия — Казахстан — Евросоюз: реалии и перспективы взаимодействия на Евро-Азиатском пространстве. М.: ФРЛ, 2011.
Центральноазиатско-российскую проблематику в значительной степени затрагивают работы А. Клименко, Д. Попова и Н. Серебряковой, посвященные развитию ШОС в контексте безопасности региона14.
Эпоха Д. Медведева: «перезагрузка» и ее влияние на политологию
Приход (пусть и формальный) к власти Д. Медведева благотворно сказался на отношениях с Западом, «перезагрузка» которых совпала со стремлениями Б. Обамы. Но отразились ли изменения во внешней политике страны на взглядах, подходах и стереотипах российских ученых?
В 2011 году в рамках совместного проекта германского Фонда им. Р. Люксембург и Института востоковедения РАН появилась коллективная монография «Политический процесс в Центральной Азии», явившаяся третьей из серии работ, посвященных цент-ральноазиатской тематике. В этом исследовании интернациональный авторский коллектив проанализировал политические процессы в странах региона, особенности социально-экономического развития государств ЦА и коренные перемены, затронувшие все сферы жизни общества.
Как отмечают авторы вступительной статьи (Арне К. Зайферт и Ирина Звягельс-кая), в государствах ЦА существуют устойчивая модель авторитарного правления и специфический тип кланово-бюрократического капитализма, обслуживающего весьма ограниченную по численности группу населения; кроме того, здесь сложно взаимодействуют традиции и модерн, а также усиливается влияние религии на общественную жизнь. Исследователи считают, что политический процесс в государствах ЦА воспроизводит незападную модель (или набор ее отдельных элементов), в основе которой лежат преимущественно отделенные от общественных личные взаимоотношения, а власть, авторитет и влияние в значительной степени зависят от социального статуса индивида. Поэтому политическая борьба сконцентрирована не на альтернативных политических курсах, а в основном на проблемах влияния.
Любопытно, что исследователи проводят параллели между процессами, происходящими в ЦА, и социально-революционными событиями на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Они отмечают, что революции в Тунисе и Египте, направленные против авторитарных режимов, стали рассматриваться многими наблюдателями в качестве модели для ряда государств ЦА, где существует много сходных проблем: рост численности образованной молодежи, не находящей себе применения на родине; болезненные процессы урбанизации; тяжелые социальные последствия внедрения рыночной (а на самом деле далеко не всегда рыночной) экономики; разгул коррупции; бедность и др.
Однако в ЦА проблемы отличаются некоторой спецификой. Так, хотя напряженность может подпитываться базовыми социально-экономическими проблемами, реаль-
14 См.: Клименко А.Ф. Стратегия развития Шанхайской организации сотрудничества: проблемы обороны и безопасности. М.: ИДВ РАН, 2010; Шанхайская организация сотрудничества: к новым рубежам развития / Сост. А.Ф. Клименко. М.: ИДВ РАН, 2008; Попов Д.С. О проблеме расширения Шанхайской организации сотрудничества. Аналитический обзор РИСИ, 2010, № 4 (27). М.: РИСИ, 2010; Серебрякова Н.В. Шанхайская организация сотрудничества: многосторонний компромисс в Центральной Азии. М.: ИнфоРос, 2011.
ные «взрывы» происходят только в случае явного раскола элит и соперничества за власть и ресурсы, ведущего к мощной мобилизации на региональной или локальной основе (Таджикистан и Кыргызстан).
Концептуальный характер носит и написанная С. Абашиным глава «Центральная Азия: какой мы ее видим» (правда, ее идеи не принадлежат целиком «медведевскому» периоду: многие из них были изложены ранее, см. изданную в 2007 г. работу «Национализм в Средней Азии»15). Автор задается вопросом: «Являются ли эти страны единым целым и какими общими характеристикам они обладают?»
В этой связи автор затрагивает крайне важную проблему. Он напоминает еще о двух вариантах конфигурации региона, предложенных как альтернативное видение его истории, культуры и политических интересов. Один именуется «Центральная Евразия» (ЦЕ), другой — БЦА. Главный довод «переименования» заключается в том, что прежняя ЦА несет на себе явные следы советского проектирования.
Между тем после распада СССР советское наследие постепенно стирается, на первый план выступают новые геополитические структуры, которые, скорее всего, отражают старые и более фундаментальные отношения, связанные с культурой, языком и религией. Следовательно, считают сторонники новых названий, необходимо присоединить к ЦА другие страны и регионы, а полученный результат рассматривать как историческое геополитическое целое. В экспертном сообществе этот аргумент уже приобрел популярность и институциональную поддержку, проявившуюся в названиях разного рода мероприятий, сообществ и департаментов.
По мнению автора, проблема нового взгляда на регион и его название (в данном случае разница между ЦЕ и БЦА носит второстепенный, скорее стилистический характер) заключается в том, что его проектировщики весьма неопределенно рисуют границы провозглашаемой культурно-географической конструкции. Помимо пяти вышеназванных стран в нее более или менее единодушно включают Афганистан; в зависимости от фантазии конкретного автора список можно продолжить, включив в него Монголию, китайский Синьцзян, восточные районы Ирана, северо-западные районы Пакистана, Западную Сибирь, Южный Урал, Поволжье, Закавказье и Крым.
Далее автор обращается к так называемым «сущностным характеристикам» — социально-экономическим и статистическим данным — по каждой республике региона. В результате он приходит к выводу, что на линии координат местные общества занимают промежуточное положение между «урбанизированными/сельскими» и «индустриальными/аграрными» с заметным преобладанием аграрной составляющей — даже многие города ЦА живут почти сельской жизнью.
С. Абашин делает выводы, касающиеся соотношения процессов модернизации и демодернизации. При этом он ссылается на мнение сторонников классической концепции модернизации, в соответствии с которым по мере социального и экономического развития общество неизбежно секуляризируется.
Однако вполне очевидно, что в обществах ЦА происходят более сложные процессы. Значительная часть людей действительно полностью потеряла интерес к вере; при этом большинство граждан, определяющих себя как мусульмане, имеют в виду скорее определенные культурные ценности, нежели собственно религию.
Часть общества считает себя верующими и исполняет минимальный набор религиозных предписаний, отправление которых максимально приспособлено к требованиям современного мобильного информационного общества.
15 См.: Абашин С.Н. Национализм в Средней Азии: в поисках идентичности. СПб: Алетейя, 2007.
Другая часть объявила себя активно верующими (их количество значительно увеличилось после распада СССР) и призвала к строгому соблюдению многочисленных религиозных предписаний. Следует отметить, что в этом случае речь идет не о возвращении к прежним архаическим духовным практикам, а о заново осмысленной религиозности, ставящей акцент на личной вере и ответственности каждого человека.
Любая из трех упомянутых категорий, вне зависимости от соотношения между ними в каждой из центральноазиатских стран, представляет собой особый вариант включения в современный мир. Местное общество не является неким застывшим хранилищем древних традиций: оно весьма динамично трансформируется и становится многоукладным, порождая новые формы гибридной культурной идентичности.
В заключение автор, затрагивая концепцию «миро-системы», делящую все страны на «центральные» и «периферийные», вводит дополнительную категорию — «полупериферийные», которая отражает некое переходное состояние. Суть этой концепции в том, что существуют более разнообразные способы доминирования: с помощью перераспределения финансовых средств, потоков людей, товаров, технологий, культурных ценностей, моды и т.д. В этой схеме, по сравнению с Россией (которая сама является «полупериферийным» государством), Китаем, США и Европой, страны ЦА занимают подчиненное и зависимое положение. В лучшем случае ЦА поставляет развитым странам сырье и рабочие руки; взамен она получает еще большую зависимость от кредитов, инвестиций и политической благосклонности. Иначе говоря, «периферийность» и зависимый характер можно обозначить понятием «третий мир», которое, казалось, устарело после крушения советского блока.
Согласно выводу С. Абашина, при типологизации различных способов описания ЦА можно обнаружить, что не существует и вряд ли может существовать какой-то единый взгляд на регион. Напротив, имеется множество разных мнений и подходов, которые применяются при анализе или просто воплощаются в суждениях. Сегодняшнее видение ЦА в значительной мере зависит от положения наблюдателя (эксперта), от того, какие интересы (реальные или воображаемые) он отстаивает и какие методологии и механизмы применяет.
Внутриполитическим процессам в государствах региона посвящены также издания Института востоковедения РАН16. В 2011 году российский Центр стратегических оценок и прогнозов подготовил доклад, в котором указывал на возможную взаимосвязь между событиями на Ближнем Востоке и в ЦА17. Составители доклада вынуждены были констатировать, что Россия, являющаяся одним из ключевых региональных игроков, так и не смогла восстановить свое влияние в ЦА.
В одной из глав книги «Внешнеполитический процесс в странах Востока» И. Звя-гельская (ИВ РАН) рассматривает внешнеполитический процесс центральноазиатских государств в контексте общего становления и развития региона в последние десятилетия и роли внешних игроков в ЦА18. Среди специфических особенностей процесса принятия внешнеполитических решений автор выделяет общие черты сложившихся в регионе политических режимов (закрытый характер принятия решений). И. Звягельская упоминает также о сходстве особенностей политической культуры, сочетающей в себе современные
16 Развитие политической ситуации в государствах Центральной Азии в контексте трансформации. М.: ИВ РАН, 2010; Политический процесс в Центральной Азии: результаты, проблемы, перспективы. М.: ИВ РАН/ЦСПИ, 2011.
17 См.: Центральная Азия в геополитических процессах, ее настоящее и будущее. М.: ЦСОП, 2011.
18 См.: Внешнеполитический процесс в странах Востока / Под ред. профессора Д.В. Стрельцова. М.: Аспект пресс, 2011.
и традиционные элементы (роль социальной иерархии, групп солидарности и т.д.), и о том многофакторном влиянии, которое оказывают на ситуацию в регионе и внешнюю политику центральноазиатских государств внешние события.
Автор обращает особое внимание на одно существенное обстоятельство: то, что сейчас предпринимается (и программируется) ресурсно-прагматичным Западом в отношении Арабского Востока (смена постаревших лидеров, изменение внешней ориентации, структурные экономические перемены и др.) через какое-то время ожидает и ЦА, и к этому, видимо, надо готовиться. По длительности правления некоторые руководители цент-ральноазиатских республик приближаются к Мубараку, Бен Али, Салеху и Каддафи, режимы которых однотипны, например, с казахстанским, узбекским и таджикским властным авторитаризмом, во многом имитирующим демократию.
Иными словами, как сами центральноазиатские лидеры, так и созданные ими режимы постарели и износились; если в 1991 году они могли внушать определенный энтузиазм, то в бурном 2011-м их власть может опираться только на страх репрессий, перемен, застойную апатию и постсоветский конформизм.
Как заключает автор, мирный планомерный переход от подобных режимов к демократии настолько сложен, что трудно даже указать на какой-либо успешный прецедент.
Проблемы энергетики и роль ЦА в мировом экспорте энергоресурсов рассматриваются в книге «Азиатские энергетические сценарии», подготовленной в рамках изданий ИМЭМО19. В книге отмечается, что Казахстан, Туркменистан, Узбекистан и Азербайджан встроились в международное разделение труда в качестве энергоэкспортеров за счет богатых запасов нефти, газа и урана. Однако каких-либо существенных инвестиций в модернизацию энергетического сектора и транспортной инфраструктуры большинства из этих стран не делалось; поэтому в них сохраняется повышенная энергоемкость производства и потребления, что вскоре станет ограничивать их экспортные возможности.
Нельзя обойти вниманием и фундаментальное исследование российских ученых «Международные отношения в Центральной Азии», подготовленное под редакцией А. Богатурова20. Эта книга — первая в российской науке комплексная версия истории формирования подсистемы международных отношений в ЦА после распада СССР. В работе дана краткая предыстория современных международных отношений в регионе и описана их эволюция в последние два десятилетия. Основное внимание уделено периоду 1991—2008 годов, когда международные отношения в ЦА стали приобретать новую логику, стимулы и траекторию.
В то же время необходимо вспомнить об аналогичной работе, предшествующей данному изданию — книге Е. Глущенко «Россия в Средней Азии. Завоевания и преобра-зования»21.
В монографии А. Богатурова значительное внимание уделено анализу социально-политических и экономических процессов в постсоветских странах Центрально-Азиатского региона. В центре исследования находятся вопросы взаимодействия этих государств с внешним миром, которое претерпело значительные изменения после распада СССР и выхода на международную политическую арену новой России. Рассматриваются отношения государств ЦА с такими мировыми и региональными акторами, как Россия, США, КНР, Турция, страны ЕС, а также Афганистан, Пакистан и Иран. Кроме того, ученым удалось в достаточной мере выявить роль указанных стран в очень сложных геополити-
19 См.: Азиатские энергетические сценарии 2030 / Под ред. С.В. Жукова. М.: Магистр, 2012.
20 См.: Международные отношения в Центральной Азии: события и документы. Учеб. пособие для вузов / Отв. ред. А.Д. Богатуров. М., 2011.
21 Глущенко Е.А. Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования. М.: Центрполиграф, 2010.
ческих «зигзагах», а также перспективы участия их в развитии международного регионального сотрудничества в XXI веке.
Авторы рассматривают и имеющую американское происхождение формулу БЦА (по аналогии с ББВ), включающую в состав региона не только весь Афганистан, но и Пакистан, Бангладеш, а возможно, и Индию. Следует отметить, что в аналитике подобного рода схемы в определенных случаях не бесполезны.
Формула БЦА помогает сфокусировать внимание, прежде всего, на специфическом векторе американских стратегических интересов. Авторы издания справедливо полагают, что и для преодоления и нейтрализации имеющих внерегиональную природу угроз, и для решения многих внутренних и межгосударственных проблем неоценимое значение имеет внешняя политика стран региона, а также деятельность объединяющих их организаций и консультационных структур.
Делается вывод, что в нынешней обстановке у центральноазиатских республик, сохраняющих «многовекторность» своей политики (чем особенно дорожит президент Узбекистана И. Каримов), возникает дополнительный стимул развивать отношения с Россией.
Составители монографии правомерно указывают, что в последние годы усиливаются реальные предпосылки для реализации потребностей в полномасштабном и разностороннем сотрудничестве России и центральноазиатских стран. Однако сложности, возникшие на этом пути (об этом подробно писалось выше), оказались более значительными, чем поначалу представлялось многим приверженцам реинтеграции.
Так, в России тормозящими факторами стали общее снижение роли и веса страны на международной арене, а также несовершенство механизма принятия решений в ельцинской системе власти.
В странах-партнерах негативный эффект был вызван взлетом «антиимперских» настроений и попытками ориентации на иных зарубежных партнеров. Долговременными оказались новые связи стран ЦА: Казахстана и Кыргызстана — с Китаем, Узбекистана — с Турцией и США, Туркменистана — с Турцией и Ираном, Таджикистана — с Афганистаном и Ираном. В таких условиях отношения с Россией хотя и сохранялись, но утрачивали приоритетный характер, а кое-где (в Узбекистане) и вовсе начинали отходить на второй план. Но постепенно обстоятельства менялись; в путинский период Россия вновь обрела силу и влияние, в том числе, и в центре Азии.
Итоговой мыслью авторского коллектива является идея о чрезвычайной важности региона ЦА, в том числе и в системе интересов РФ в сферах экономической и военной безопасности. Складывающаяся в этом геополитически ответственном регионе особая, по выражению авторов, «подсистема» международных отношений способна во многом определять контуры формирующегося многополюсного мира.
3 аключение
Таким образом, как следует из многочисленных и разнообразных российских исследований, посвященных региону, интересы России в Центральной Азии в сфере безопасности можно структурировать следующим образом:
1) собственно вопросы военно-стратегической стабильности и признание за Москвой «особых прав» на регион как зону национальных интересов РФ;
2) военно-политическое и военно-техническое сотрудничество на двустороннем уровне;
3) обеспокоенность Москвы влиянием или вмешательством в дела региона со стороны третьих стран;
4) внутрирегиональная стабильность (отношения между центральноазиатскими государствами);
5) внутриполитическая стабильность отдельных республик региона;
6) зависимость положения в ЦА от развития ситуации в Афганистане.
В данных публикациях, как правило, не признается открыто (но зачастую подразумевается в контексте) тот факт, что России элементарно не хватает ресурсов (финансовых, информационных и др.), чтобы проводить сравнимую с западной активную и наступательную политику; кроме того, она не обладает так называемой «мягкой силой» (культурной притягательностью предлагаемой ею модели). Тем не менее российские стратеги и экономисты продолжают развивать далеко идущие интеграционные планы.
Очевидно, что главным стратегическим партнером России в ЦА остается Казахстан; однако Москва далеко не всегда учитывает его интересы. Это подтверждается, например, методами «внедрения» Таможенного союза, событиями в Кыргызстане, отношениями РФ с Узбекистаном, наличием проблем в осуществлении совместных инвестиций в крупные проекты в других центральноазиатских республиках и др.
Между тем в настоящее время главным вызовом для России, которая долгое время была сконцентрирована на противостоянии западному влиянию, является многомерное и широкомасштабное усиление влияния в ЦА Китая.
Масштабы изучения интересов и политики РФ в ЦА, равно как и проблем региона в целом, вовсе не ограничиваются вышеупомянутыми фундаментальными изданиями. Этому сюжету посвящены многочисленные статьи А. Богатурова, Ю. Морозова, А. Мала-шенко, М. Братерского, А. Грозина, Д. Малышевой, А. Цыганка, Н. Федуловой и многих других авторов.
Наш далеко не полный обзор показывает, что российские академические и экспертные круги не теряют интереса к ЦА; скорее наоборот, он неуклонно возрастает. Этот факт внушает обоснованную надежду, что межгосударственные отношения и связи между нашими далеко не чужими друг другу народами продолжают развиваться. Именно эта мысль является краеугольной в трудах большинства российских авторов.
