CC BY
107
Минаков С. Т.
(Орел)
УДК 94(47)
РОССИЙСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: ОРЕЛ, 1919 ГОД И «РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ГЕНЕРАЛ» Н.В. СКОБЛИН
В статье, в контексте революционных событий 1917 г., развернувшихся в провинции и переросших в Гражданскую войну, рассматриваются некоторые аспекты такого явления как «революционная армия» и ее командиры - «революционные генералы». Вопрос этот рассматривается в концептуальном масштабе революции как таковой, в сопоставлении и сравнении в этом плане российской революции с Великой Французской на материале жизнедеятельности одного из генералов Добровольческой армии, командира Корнилов-ского ударного полка, а затем Корниловской дивизии, Н.В. Скоблина. В ходе исследования этого вопроса утверждается, что в ходе революции и Гражданской войны в России Красная Армия и «белые армии», несмотря на их идеологическую разность, имели одну и ту же социально-политическую природу - они выросли из российской революции и являлись разновидностями «революционных армий». Поэтому значительная часть военной элиты российских «революционных армий» может рассматриваться сквозь призму «бонапартизма», по выражению Л.Д. Троцкого, «выросшего из революционной войны». В этом плане белый генерал Скоблин является типичным «бонапартом» периода революции и Гражданской войны в России. В статье обозначены основные вехи биографии и военной деятельности генерала Скоблина. Значительное внимание в статье уделено ключевым моментам важнейшего события Гражданской войны в России Орловско-Кромскому сражении осенью 1919 г. -одному из решающих в судьбе России в этот период. В завершение статьи обозначена деятельность генерала Скоблина в эмигрантский период в составе и руководстве Русского Общевоинского Союза (РОВС), отмечено его активное сотрудничество с ОГПУ-НКВД в качестве одного из резидентов советской разведки, его причастность к похищению советскими агентами руководителя РОВС генерала Е.К. Миллера, а также - к так называемому «делу Тухачевского», породившему репрессии в высшем комсоставе Красной Армии.
Ключевые слова: российская революция, Гражданская война, «бонапартизм», генерал Скоблин, Добровольческая армия, Орловско-Кромское сражение.
In the article, in the context of the revolutionary events of 1917 that unfolded in the provinces and developed into the Civil War, some aspects of such a phenomenon as a "revolutionary army" and its commanders-"revolutionary generals" - are considered. This question is considered in the conceptual scale of the revolution as such, in comparing and comparing in this plan the Russian revolution with the Great French on the material of vital activity of one of the generals of the Volunteer Army, the commander of the Kornilov shock stratum, and then the Kornilov division, N.V. Scobyl. In the course of the study of this issue it is stated that during the revolution and the Civil War in Russia, the Red Army and the "white armies", despite their ideological differences, had the same socio-political nature - they grew out of the Russian revolution and were varieties of "revolutionary Armies ". Therefore, a significant part of the military elite of the Russian "revolutionary armies" can be seen through the prism of "Bonapartism," as L.D. Trotsky, "raisedfrom a revolutionary war." In this regard, the White General Skoblin is a typical "Bonaparte" of the period of the revolution and the Civil War in Russia. The article outlines the main milestones in the biography and military activities of General Skoblin. Much attention is paid to the key moments of the most important event of the Civil War in Russia, the Orlovsko-Krom battle in the fall of 1919 -one of the decisive in the fate of Russia in this period. At the end of the article, General Skoblin's activity in the emigrant period was marked out in the composition and leadership of the Russian Union of Military-Industrialists, his active cooperation with the OGPU-NKVD as one of the resi-
147
dents of Soviet intelligence, his involvement in the kidnapping by the Soviet agents of the head of the ROVS General E.K. Miller, and also to the so-called "Tukhachevsky case," which gave rise to repressions in the highest command of the Red Army.
Key words: Russian revolution, Civil war, Bonapartism, General Skoblin, Volunteer army, Orlovsko-Kromskoe battle.
DOI: 10.24888/2410-4205-2017-12-3-147-159
Как известно, долгие годы в обширной, главным образом советской, историографии российской революции 1917 г. по различным причинам вне серьезных и специальных научных исследований, во всех своих аспектах, оставалась проблема белых армий и ее командного состава. Лишь в последние десятилетия к этой проблеме стал проявляться огромный, в том числе научный, интерес. Однако, далеко не всегда для него свойственно стремление к объективному, «деидеологизированному» подходу и решению общих и частных вопросов этой проблемы. В настоящей статье я намерен рассмотреть некоторые, достаточно важные ее принципиальные аспекты на частном историко-биографическом материале.
Начну с того, что мифологизированный романтический образ Наполеона занял особое место в русской культуре и ментальности мало-мальски образованного русского человека. Можно сказать, первым русским «бонапартистом» оказался А.В. Суворов, не сумевший сдержать восхищения военным гением 27-летнего революционного генерала в письме, ему посвященном - подлинной «Оде генералу Бонапарту» [28, с. 311-312]. А 18 (29) октября 1799 г. в письме эрцгерцогу Карлу генерал-фельдмаршал А.В. Суворов оптимистично заверял: «В Италии оставил я не более 20000 солдат неприятельской армии, но к весне могут ее пополнить крестьяне, а до сего времени совладаем мы... с Бонапартами» [28, с. 364].
Так, пожалуй, неосознанно великий русский полководец обозначил и типизировал новое явление в военной истории, порожденное Великой Французской революцией, обобщив ее революционных генералов именем самого знаменитого из них - «бонапарты».
Стереотипный взгляд на Русскую революцию всегда стремился разглядеть в ее развитии и эволюции этапное сходство с Великой Французской, ожидая появление «русского Наполеона» среди «революционных генералов». При этом уместно отметить, что «революционными» по своему происхождению были и «красные», и «белые» генералы. «Бонапартизм вырос из революционной войны», - почти афористично заключил Л.Д. Троцкий.
«.Я был и остался монархистом, - признавался генерал-майор Генштаба С.И. Одинцов своему прежнему приятелю, генералу, барону П.Н. Врангелю, будущему вождю белой Русской Армии, 26 октября 1917 г. - Таких, как я сейчас у большевиков много»[2, с. 85]. Свой же переход к большевикам он мотивировал расчетом на то, что монархисты смогут перейти «от анархии прямо к монархии.» [2, с. 85] через «бонапартизм», укрощающий революцию и восстанавливающий государственность и армию. «.Революционная армия. Для нее нет преград. .Впереди - победы, победы, победы. Пожар, мировой пожар!... И наша русская армия, проникнутая революционным пылом, восстановит российское государство, от финских хладных скал до пламенной Колхиды. Революция должна замкнуть свой круг. - Будет. генерал Бонапарт.» [20, с. 243-245].
«Наполеонизмом» страдали многие молодые офицеры, как в красной, так и в белой армиях, возносившиеся волнами Революции на гребень временного или долговременного реального военного успеха или ожидания такового. Революция и гражданская война подорвала и, в основном, разрушила дореволюционную военную иерархию, выдвинув на самый верх, в состав «боевой» военной элиты вчерашних незаметных армейских и младших гвардейских офицеров, поставив их в один ряд с солидными генералами и «генштабистами» и, часто, даже выше их.
И в красной, и в белой армиях эту группу высших командиров неофициально, пренебрежительно, часто со злой иронией, именовали «наполеонами», «вундеркиндами»[33, с. 244], «краснощекими поручиками»[26, с. 368, 419], «тухачевскими»[4, л. 126].Такую репутацию заслужили первые советские «главкомы»[27, с. 259], начиная с М.А. Муравьева [32, с. 41], М.Н. Тухачевского, В.О. Каппеля [3, с. 80]. «Бездарными выскочками»[33, с. 244], вознесшимися на гребне гражданской войны, называли начальника штаба колчаковской армии генерала Лебедева «в компании с Сахаровым и Ивановым-Риновым»[33, с. 244]. «В стремлении к новаторству, - вспоминал колчаковский генерал Д. Филатьев, - они не понимали, что военное дело не есть вдохновение, а трудное ремесло, требующее знаний и долгой практики. .Краем уха они слыхали, что во французскую революцию из сержантов и даже барабанщиков выходили знаменитые маршалы, и решили, что они тоже не хуже Нея, Мюрата, Массена, Виктора и др.» [33, с. 244].
Один из основных признаков в военном мировосприятии «бонапартов» заключался в том, что они выдвинулись в обстановке «революционной войны», разрушавшей основополагающие каноны войны и армейского устройства. Всем своим явлением в «революционной войне» они отвергали номенклатурный принцип военной карьеры, продвижения в чинах и в занятии должностей. Конечно, любая война нарушает размеренный темп движения военной карьеры, продвижение офицеров в чинах на основе правил выслуги и «старшинства» в чинах, как это было в старой русской армии, профессиональное образование, боевой опыт т.п. Но обстановка «революционной войны» полностью разрушает все традиционные основы и устои регулярной армии, заменяя ее, в сущности, «партизанщиной» и рождаемой последней - «атаманщиной». Вчерашний прапорщик, поручик или капитан в момент взлетает в генералы: генерал Бонапарт был для этих выскочек непревзойденно впечатляющим примером и образом. Он выдвигался благодаря своим талантам, личным подвигам, храбрости, природной сообразительности, авантюризму - по заслугам, а не по номенклатуре. И это было при-родно-генетической чертой всех (или почти всех) «революционных генералов», их общим родимым пятном. Все они были «детьми Революции». Ведь и так называемые «цветные» полки и дивизии Добровольческой армии (особенно корниловцы, дроздовцы) в этом смысле оставались «партизанскими отрядами» с выборными командирами, чаще всего из вчерашних прапорщиков и штабс-капитанов. То же самое можно сказать и об армии адмирала Колчака (не буду вдаваться в детали).
Итак, выдвинувшиеся в «генералы» и «главковерхи» гражданской войны молодые офицеры без академического образования, служебный потолок которых в старой русской армии был не выше командира батальона и чина подполковника, это - «наполеоны», «вундеркинды», «тухачевские», «краснощекие поручики». Князь Касаткин-Ростовский, обобщая «казус Тухачевского», говорит об определенном типе «главковерхов», рожденных революцией и гражданской войной, которые «играют в Наполеоны»[5, л. 3336]. И далее князь расшифровывает смысл этих «наполеоновских игр». Они «строят свое благополучие на армии, .. .ландскнехты по существу и служат тем, кто им платит. Они неразрывно связаны с солдатами, армия их любит, верит им и в этом их сила.» [5, л. 3336]. Итак, все эти «вундеркинды», «наполеоны», «тухачевские», «краснощекие поручики» - кондотьеры, ландскнехты, «наемники революции» и постреволюционных времен.
Свои боевые успехи и, как следствие, быстрое продвижение в высшее командование войсками в годы гражданской войны они объясняли спецификой гражданской войны, которую, по их мнению, не могли понять «генштабисты». Доказывая свое боевое превосходство над старыми генералами и «генштабистами», они проводили мысль, что в гражданской войне важна природная интуиция, врожденные военные дарования. Правила военной науки, которыми оказались вооружены офицеры-генштабисты, по мнению этих «вундеркиндов», были пригодны к обстановке Первой мировой войны, но совершенно не «работали» в войне «гражданской», «классовой», «революционной». Поэтому-то гражданская война и была войной «наполеонов», а не «генштабистов». «Для того чтобы понимать характер и формы
149
гражданской войны, - утверждал Тухачевский в конце 1919 г., - необходимо осознавать причины и сущность этой войны. .. .Генералам совершенно непонятны условия комплектования армии родственными классами при наступлении, условия обеспечения тылов в зависимости от классовой группировки населения, непонятна им зависимость между шириной фронта армий и ходом общей классовой борьбы. .Характерные особенности в стратегических формах.: громадная ширина фронта, малочисленность армий, условия комплектования, организация обороны и обеспечение флангов и тыла путем использования родственных классов, понижение техники. [32, с. 52]. Эта война слишком трудна, и для хорошего командования требует светлого ума и способностей к анализу, а таких качеств у русских генералов старой армии не было [32, с. 53]. .Гражданская война, по самому своему существу, требует решительных, смелых, наступательных действий. Революционная энергия и смелость доминируют над всем остальным» [32, с. 53].
С высказываниями «теоретика революционной войны» перекликаются мнения известного военачальника белой армии, адмирала Колчака, полковника В.О. Каппеля. «Гражданская война - это не то, что война с внешним врагом, - разъяснял он. - .В Гражданской войне не все приемы и методы, о которых говорят военные учебники, хороши. Эту войну нужно вести особенно осторожно, ибо один ошибочный шаг если не погубит, то сильно повредит делу. Особенно осторожно нужно относиться к населению, ибо все население России активно или пассивно, но участвует в войне. В Гражданской войне победит тот, на чьей стороне будут симпатии населения.» [3, с. 68]. Указывая на добровольцев из крестьян, Каппель говорил: «Победить легче тому, кто поймет, как революция отразилась на их психологии. И раз это будет понято, то будет и победа. Мы видим, как население сейчас идет нам навстречу, оно верит нам, и потому мы побеждаем. И, кроме того, раз мы честно любим Родину, нам нужно забыть о том, кто из нас и кем был до революции. Конечно, я хотел бы, как и многие из нас, чтобы образом правления у нас была монархия; но в данный момент о монархии думать преждевременно. Мы сейчас видим, что наша Родина испытывает страдания, и наша задача - облегчить эти страдания.» [3, с. 68-69].
Начальник штаба адмирала Колчака, молодой генерал-лейтенант Д.А. Лебедев, «выскочивший» из «вчерашних» подполковников, «и другие «вундеркинды», как называет их в своем дневнике Будберг, уверяли адмирала, что в революцию и стратегия, и тактика, и организация войск должны быть иными, чем в нормальной войне, .что и прапорщик в революцию может командовать армией»[33, с. 243]. Один из видных военных ученых русского зарубежья, бывший офицер л-гв. Семеновского полка, воевавший в деникинской и вранге-левской армиях, полковник Генерального штаба и профессор А.А. Зайцов «уверял, что в Гражданской войне организация никакой роли не играет, что нет ничего ненормального, что маленький отряд называет себя дивизией, а его начальник-поручик сам себя переименовывает в генералы.» [8].
Таким образом, «вундеркинды», «наполеоны» и «тухачевские» - «краснощекие поручики» Красной и Белых» армий были едины в оценке характера гражданской войны, в оценке собственной в ней роли и в обосновании «революционной законности» своего быстрого выдвижения в «Бонапарты». В условиях послевоенной России и русского зарубежья они намного лучше понимали и чувствовали друг друга, чем недоброжелательно и снисходительно-пренебрежительно относившиеся к ним старые генералы и высокомерно-недовольные «генштабисты».
Таким образом, своеобразная идеология «бонапартизма» зародилась практически одновременно в период гражданской войны как в Красной Армии, так и в армиях белых. Она была порождена специфической военно-политической обстановкой революционного хаоса и ожесточенной социальной войны. «Бонапартизм» же, если следовать вполне убедительной формуле Троцкого, «вырастал из революционной войны» [29, с. 223], как во Франции, так и в России. В этом плане «бонапартистские» настроения, как среди младшего белого офицерства, так и среди «красных командиров», имели, в сущности, те же социально-
150
политические корни, что и «бонапартизм» Великой Французской революции. «Бонапартистская» идеология в мировоззрении молодого офицерства, волей специфических обстоятельств гражданской войны взлетавшего из обер-офицерских чинов в «революционные генералы», особенно остро проявлялась в их соперничестве со старыми генералами и офицерами-генштабистами.
В числе «бонапартов» Гражданской войны в России был ветеран Добровольческой белой армии и белого движения Николай Владимирович Скоблин (1893-1938) - один из самых молодых генералов Добровольческой армии. Он - один из основателей этой армии, создававших Корниловский ударный полк. Он - командир Корниловской дивизии, «сердца» белого добровольчества. Он - муж знаменитой русской народной певицы Н.В. Плевицкой, которая сама оказывается большим вопросом нашей культуры и истории. Он в 30-е годы -агент ОГПУ, фактически разрушивший РОВС [15, с. 485-505; 6, с. 491-559]. Он - герой «белого дела» и он - его предатель. Он воплощает в себе с чрезвычайной выразительностью трагедию революции и гражданской войны в России, прошедшую через личность.
Он родился в Нежине в семье отставного полковника (по другим сведениям - коллежского асессора). С началом «германской войны» в конце 1914 г. был досрочно выпущен из Чугуевского пехотного училища прапорщиком в 126-й Рыльский пехотный полк.
«Штабс-капитана Скоблина я знал еще с детства, так как мы оба учились в гимназии города Нежина, Черниговской губернии; но он из 6-го класса в 1912 г. ушел в Чугуевское военное училище, а в 1914 г., без лагерного сбора, был произведен в подпоручики (?) и отправлен на Южный фронт в 126-й пехотный Рыльский полк», - вспоминал корниловец Александр Переход [1, с. 75]. Следует внести некоторые уточнения в цитированные воспоминания: по выпуску из военного училища Скоблин был произведен в прапорщики, а не в подпоручики. Об этом свидетельствуют официальные документы.
«Прибывшего 14 сего (1915 г.) марта с 43 и 44 маршевыми ротами 66-го запасного батальона прапорщика Скоблина зачислить в списки вверенного мне полка, - гласит полковой приказ. - Прапорщика Скоблина назначаю младшим офицером 3-й роты», - писал в своем приказе его командир [21, л. 36]. Надо полагать, что прапорщик Скоблин попал в войска уже осенью 1914 г., примерно в октябре-ноябре. Это были последние выпуски кадровых офицеров, досрочно выпущенных из военных училищ и потому, часто, в чине прапорщиков. Чин прапорщика, а не подпоручика, часто присваивался юнкерам с низкой успеваемостью.
Воевал молодой офицер отважно. «Приказом командующего 9 армии от 24 августа (1915) сего года, - говорилось в приказе по полку, - прапорщик Скоблин за отличия в делах против неприятеля награжден Георгиевским оружием.» [22, л. 44]. Затем за вновь проявленную храбрость молодой офицер награждается и орденом Св.Георгия Победоносца 4-й степени, и отпуском. Вскоре, «21 октября (1915), - гласил полковой приказ, - прибывший из отпуска прапорщик Скоблин назначен младшим офицером 14 роты» [22, л. 10]. А уже десять дней спустя прапорщика Скоблина, проявившего не только личную храбрость, но и выдающиеся командные качества, назначают командующим ротой. «3.11.1915. - Сего числа я принял роту от подпоручика Каташева», - читаем мы в записной полевой книжке самого прапорщика Скоблина [23, л. 35]. Вскоре его произвели в подпоручики.
Большая убыль офицеров обеспечивала быстрое продвижение в чинах оставшимся в живых, особенно храбрым ветеранам. Согласно «Списку офицеров 126-го Рыльского пехотного полка от 3.5.1917» Скоблин к этому времени - уже штабс-капитан и командир 12-й роты под командованием подполковника Плохинского, командира 3-го батальона [24, л. 3], который, как и Скоблин, к началу 1918 г. также окажется среди первых добровольцев Добровольческой армии генерала Корнилова.
Когда капитан Генерального штаба М.О. Нежинцев приступил к формированию 1-го ударного гренадерского «Корниловского» полка, исходатайствовав у высокого армейского начальства (у самого генерала Л.Корнилова) разрешение пригласить на командные должности шесть добровольцев из наиболее отличившихся опытных офицеров-фронтовиков, в их
151
составе оказался и Скоблин. Примечательна, думается, именно в связи с этим поворотом в биографии Скоблина запись в книжке командира полка: «7 мая (1917) Скоблину объявлен выговор и лишение отпуска «за неисполнение приказания, выразившегося в непосещении собрания господ офицеров 7 мая» [24, л. 14]. Возможно, с его стороны это не только проявление недисциплинированности. Следует вспомнить, что это была пора, когда Россию и русскую армию вовсю охватили революционные процессы. Зная характер и свойства личности Скоблина, можно предположить, что он начал проявлять свою «революционность», что могло вызвать недовольство «господ офицеров». Видимо, это обстоятельство сыграло свою роль в решении Скоблина покинуть 126-й Рыльский пехотный полк и уйти добровольцем в «революционный», пронизанный эсеровскими настроениями, Корниловский Ударный отряд (позднее развернутый в полк), в котором он появился к концу мая 1917 г. в числе первых офицеров-основателей.
В августе 1917 г. Скоблин был назначен помощником командира Корниловского Ударного полка [13, с. 44]. Судя по контексту книги «Корниловский Ударный полк», это назначение было сделано после 25 августа 1917 г., т.е., видимо, как-то было связано с «кор-ниловским мятежом» [13, с. 29-42]. К этому времени из полка исчезли помощник командира полка л-гв. капитан Агапов и полковой адъютант (начальник штаба) л-гв. капитан Леонтьев. Именно в это время Председателем полкового комитета стал П. Ковальский, друг Скоблина. «На выборах полкового комитета, - как вспоминал сам Скоблин, - Петя Ковальский стал его председателем! Петя был настоящим революционером, без пяти минут большевиком!»^, с. 49-50]. Скорее всего, и командир полка Нежинцев, и Агапов, и Леонтьев подозревались в причастности к «корниловскому заговору». Поэтому Скоблин и был, как «революционно-благонадежный», выдвинут на должность помощника командира КУП и фактически стал и.о. командира полка. Скорее всего, именно полковой комитет во главе с Ковальским и выдвинул Скоблина на должность помощника командира полка, выражая настроения большинства личного состава полка. Скоблин оказался посредником между большинством полка, полковым комитетом и командиром полка Нежинцевым. Таким образом, в полку наметились три «лидера»: командир полка подполковник Нежинцев, председатель полкового комитета штабс-капитан Ковальский и помощник командира полка штабс-капитан Скоблин. Выполняя роль посредника, Скоблин стал играть фактически главную роль в управлении полком.
Обстановка, сложившаяся в результате Октябрьской революции 1917 г., застала корниловцев в районе Киева, где им пришлось столкнуться, с одной стороны, с пробольшеви-стскими частями, с другой, - с украинскими националистическими формированиями. Последние стремились использовать Корниловский полк в своих «украинских», сепаратистских интересах.
«Когда корниловский мятеж провалился, - рассказывал Скоблин, - Временное правительство отправило наш полк в ссылку, на станцию Песчановка (под Киевом). .Полк переименовали, он стал называться 1-м Славянским ударным полком, и влили его во 2-ю ЧехоСловацкую дивизию. .28 октября мы с боем взяли железнодорожный вокзал у петлюровцев. Вокзал передали чехо-словакам, которые взяли его под охрану, а сами расположились в военном училище на Печерске. Это был страшный день. Бой начался в четыре часа. Со стороны арсенала на нас наступали большевики, со стороны зверинца - петлюровцы. Два дня мы сдерживали и тех, и других, а потом полк взбунтовался. Полковой комитет заявил, что мы пришли в Киев только для несения охранной службы. Командир полка приказал арестовать председателя полкового комитета. А полковой комитет тут же принял решение: если Ковальского тронут хотя бы пальцем, солдаты возьмут под стражу весь командный состав. .Тогда Ковальскому поручили провести переговоры о прекращении огня и с красными, и с гайдамаками. Полк в полном составе погрузился в эшелон и ушел назад на станцию Песча-новка. И тут полк стал распадаться. Солдаты просто разбегались. Офицерский состав, связавшись с генералом Калединым, стал переправляться на Дон» [18, с. 49-50].
152
Накануне ликвидации Ставки получено было распоряжение передвинуть полк на Кавказ, но было уже поздно: все пути заняты большевиками. Оставалась только одна возможность присоединения по частям к казачьим эшелонам, которые, как «нейтральные», пропускались на восток беспрепятственно. «В середине декабря в Новочеркасске было до 500 корниловцев» [12, с. 72].
Едва Добровольческая армия начала формирование и Корниловский полк влился в ее состав, как начались боевые действия между ней и красногвардейскими отрядами. Наиболее ожесточенный характер они приобрели под Таганрогом. Начался «Ледяной поход».
После гибели в боях за Екатеринодар в конце марта, почти одновременно с генералом Корниловым, командира Корниловского ударного полка полковника Нежинцева, во временное командование полком вступает капитан Скоблин. В ноябре 1918 г. Скоблин уже полковник и командир Корниловского ударного полка. В июле 1919 г. Скоблин был назначен командиром только что сформированной бригады из трех корниловских полков, а с 13 октября того же года - он становится первым и практически бессменным командиром развернутой из бригады Корниловской ударной пехотной дивизии в составе Добровольческой армии.
В героических легендах Добровольческой армии и белого движения имя Скоблина было неразрывно связано со славными страницами ее боевой истории: обороной Донбасса осенью-зимой 1918-1919 гг.; взятием Курска и Орла осенью 1919 г.; обороной Ростова и Ба-тайска в феврале 1920 г.; разгромом группы Д. Жлобы летом того же года в Северной Таврии.
Исторически наиболее значимой была роль Скоблина в Орловско-Кромском сражении в октябре-ноябре 1919 г., исход которого, по существу, предрешал судьбу России -«белую» или «красную». Л.Д. Троцкий, осуществлявший в то время верховное политическое и стратегическое руководство советскими вооруженными силами, давал красноречивую политическую оценку взятию белыми Орла. Отмечая нарастающие военные успехи Добровольческой армии, он вспоминал: «Деникин, взял Курск, взял Орел и угрожал Туле. Сдача нами Тулы была бы катастрофой, так как означала бы потерю важнейших ружейного и патронного заводов» и добавлял, что «сдача Тулы. была опаснее, чем сдача Москвы» [30, с. 188].
Формат настоящей публикации не позволяет в подробностях излагать и анализировать ход Орловско-Кромского сражения (или Орловско-Кромской операции), продолжавшейся в течение октября-ноября месяца (тем более, что этому сюжету я посвятил небольшую монографию [16]). Поэтому акцентирую внимание, как мне представляется, на самом важном.
Костяк орловской группировки Добровольческой армии составляла 2-я ударная пехотная Корниловская дивизия, как таковая действовавшая на фронте уже в начале октября 1919 г., хотя формально сформированная лишь со второй половины указанного месяца.
По свидетельству командира 2-го Корниловского полка полковника М.Н. Левитова, «11 сентября 1919 года 3-й Корниловский Ударный полк получил приказание о присоединении к своей Корниловской Ударной бригаде. Поэтому 11 сентября считается датой наличия на фронте Корниловской Ударной дивизии трехполкового состава. В командование дивизией вступил полковник Скоблин» [12, с. 80].
Орел был взят Корниловской дивизией 14 октября 1919 г. Бесспорно превосходившая по своим боевым качествам части Красной Армии, оборонявшие Орел, Корниловская дивизия под командованием Скоблина достаточно быстро сломила их сопротивление и вынудила сдать город.
Усиливая нажим на северо-восточном направлении, части корниловцев в ночь с 16 на 17 октября заняли Новосиль. Изменившаяся оперативная обстановка вокруг Орла вынуждала командование Южным фронтом Красной Армии изменить характер боевых задач армиям и частям. Положение усугубилось возросшей активностью белогвардейских войск в
153
районе Ельца. Его возможная потеря вместе с захватом деникинцами Новосиля и закреплением их в Орле могла привести к перемещению доминанты сражения с Дмитровско-Кромского в Орловско-Елецкий районы, ибо в распоряжении добровольцев оказывались важнейшие коммуникационные узлы и важный отрезок железнодорожной магистрали. В силу этого, скорейшая ликвидация орловской группировки и взятие Орла стали срочной и насущной оперативно-стратегический необходимостью. Реализуя операцию по окружению Корниловской дивизии и возвращению г. Орла, командование Красной Армии начало наступление, которое, начиная с 16 октября, привело к ожесточенным боям под Кромами, а затем и под Орлом, затянувшимся более чем на месяц.
Возникает вопрос: могли ли деникинцы удержать Орел и развернуть боевые события в ином направлении, нежели те, которые начали развиваться после отступления корниловцев из Орла? Командир Корниловской ударной дивизии полковник Скоблин полагал, что такое развертывание событий было возможно, но при определенных условиях.
С 16 октября 1919 г., когда под Кромами начались бои, «полковник Скоблин предложил высшему командованию следующий план: фронт Алексеевской дивизии растянуть до Орла, а Корниловскую дивизию собрать в кулак и бросить против латышей. Скоблину было приказано продолжать оборону Орла, не покидая своего фронта перед городом [12, с. 89]. Этот факт подтверждается и другими свидетелями, которые уточняют датировку.
«В связи со сложившейся обстановкой начальник Корниловской Ударной дивизии (полковник Скоблин) просит командование со взятием Орла передать свой участок алексе-евцам, с тем чтобы своей дивизией в полном составе ударить по скоплению Красной Армии за нашим левым флангом, но ему в этом было отказано» [12, с. 96].
Подводя итоги анализу оперативно-тактической обстановки, связанной с наступлением советской Ударной группы и предложением Скоблина использовать всю Корнилов-скую дивизию для удара по красным в районе Кром с передачей орловского района Алексеевской дивизии, полковник Левитов заключает: «Лично я уверен, что мог бы для ударной группы получиться и большой конфуз, если бы первоначальная просьба штаба Корнилов-ской Ударной дивизии о передаче Орла алексеевцам была удовлетворена, и тогда дивизия в полном составе могла бы обрушиться на советскую ударную группу» [12, с. 112]. Далее он добавляет, еще более усиливая свою уверенность в целесообразности принятия предложения командира Корниловской дивизии:
«Как жаль, что в битве Орел-Кромы командование не рискнуло использовать против ударной группы красных все полки дивизии. Обошедший нас тогда противник должен был быть сам обойден... Если бы латыши и эстонцы и не были бы уничтожены, а только отброшены, этим был бы уничтожен порыв всей Красной Армии, и тогда бы 1 -й конная армия Буденного не пошла бы на прорыв. Для нас это было все: надежда на приток пополнения и на продолжение с весной похода на Москву» [12, с. 118-119].
Таким образом, полковник Левитов, а также, судя по всему сказанному выше, и все старшие начальники Корниловской дивизии, начиная с полковника Скоблина, были убеждены в судьбоносном характере принятия или непринятия отмеченного выше предложения штаба Корниловской дивизии. Однако это предложение не было принято.
Участники событий Орловско-Кромского сражения и военные историки по-разному видят причины неудачи белых войск под Орлом и причины их отступления.
«.Явная недооценка нашим командованием силы интернациональной ударной группы под Орлом, колоссальный перевес в силах, минимум один против двадцати, отсутствие у нас резервов, особенно кавалерии, исключительно большие потери в рядах 2-го Корниловского Ударного полка, два раза - Орел-Кромы и станция Дьячья - принимавшего на себя главный удар всего прорыва красных, и отсутствие зимнего обмундирования - все это создало то, что называется переломом. Отсюда началось не бегство, а отход с лихими и весьма большими контрударами, и, бог знает, не будь самостийных раздоров с генералом Деникиным и неладов среди генералов, быть может, Красная Армия и была бы разбита. Ор-
154
ловско-Кромское сражение, начавшееся 6 октября с линии село Поныри и станция Дьячья, закончилось на той же линии с отходом от Орла 10 ноября 1919 года» [12, с. 119-120].
Н.Е. Какурин, не сомневаясь, считал Орловско-Кромское сражение генеральным в ходе боевых действий между «красными» и «белыми». Независимо от непосредственных причин поражения деникинских войск, коренную он видел в принципиально «авантюристической стратегии Деникина» [9, с. 276]. Поражение войск Добровольческой армии и отход Корниловской дивизии он считал следствием, прежде всего, «развития успехов конного корпуса Буденного», которое «по времени совпало с введением в дело на севском направлении 46-й стрелковой дивизии, которой удалось, наконец, сломить сопротивление противника под Севском» [9, с. 289]. Это обстоятельство, по мнению Какурина, и привело к тому, что «отказавшись от борьбы за инициативу в орловском районе, противник начал медленно отходить». Однако Какурин считал, что стремительного отступления Корниловской дивизии не было, как не было и главной для него причины - поражения. Советский историк отмечал, что корниловцы отходили «местами, однако, оказывая упорное сопротивление» [9, с. 289]. Не считая, что Корниловская дивизия и другие части Добровольческой армии, участвовавшие в Орловско-Кромском сражении, потерпели решительное поражение, Какурин полагал причинами отступления корниловцев от Орла прорыв конницы Примакова на Фа-теж, в глубокий тыл Корниловской дивизии, и появление с другой стороны, в районе Кас-торной, в глубоком тылу Добровольческой армии конницы Буденного [9, с. 289].
Командующий красным Южным фронтом А.И. Егоров причины отхода белых усматривал в несколько иных факторах. Признавая успехи деникинской армии, он достаточно высоко оценивал боевое мастерство лишь ее отдельных частей. «Части белых армий во многих случаях действовали очень удачно, - подводил он итог рассмотрения боевых действий в Орловско-Кромском сражении. - Офицерские части дрались упорно» [7, с. 362]. Особое внимание он обращал на «наличие крупных конных частей», что «давало в руки белых неоценимое преимущество над красными войсками, ибо позволяло в широкой степени применять маневрирование, создавать превосходство в силах в момент, когда этого менее всего ожидали, и сводить на нет достигнутые перед тем красными успехи. Однако свое преимущество белые использовали часто не по нужному направлению» [7, с. 363]. Егоров признает крупный оперативно-стратегический успех Добровольческой армии на первом этапе Ор-ловско-Кромского сражения. «Но по мере продвижения к Орлу левый фланг постепенно начинает выпадать из внимания командующего Добровольческой армией, и это обстоятельство сыграло гибельную для всей операции роль» [7, с. 363].
Главком С.С. Каменев, оценивая боевые действия Красной Армии на Южном фронте против войск генерала Деникина и признавая, что боевые задачи, поставленные командованием Южного фронта «в общем были выполнены» [10, с. 146], тем не менее делал общий вывод: «Но нам не удалось в полной мере отрезать добровольцев от казаков, и лучшая часть добровольческих сил - их Корниловская дивизия - успела отойти на Кавказ и соединиться с казаками» [10, с. 147].
Произведенный без выслуги, за особые отличия, главнокомандующим Русской армией генералом бароном П.Н. Врангелем в генерал-майоры, Скоблин командовал ударной группой (в составе Корниловской, 6-й пехотной дивизий и кавалерийских частей) в августе-сентябре 1920 г. в боях под Каховкой. Он сумел добиться определенного успеха, но сбить войска командарма-13 И.П. Уборевича с каховского плацдарма и развить наступление на днепровское правобережье ему не удалось. В этих боях он был тяжело ранен, а Корниловская дивизия почти вся полегла на поле сражения.
В эмиграции, в 30-е гг. Скоблин стал одним из руководителей Русского Общевоинского Союза, рассчитывая возглавить его, а с конца 1930 г. - ценнейшим агентом советской разведки (ОГПУ-НКВД). Он участвовал в организации похищения агентами советских спецслужб председателя РОВС генерала Е.К. Миллера. Согласно одной из версий, Скоблин
стал виновником гибели Тухачевского и советской военной элиты. Этот человек вошел в историю с полярно-противоречивой репутацией: героя белого дела и его предателя.
Но даже когда измена генерала Скоблина «белому делу» стала очевидной всему русскому зарубежью, в приказе по Русскому Общевоинскому союзу в 1937 г., появившемся в связи с этой драмой, остались строчки: «блестящее прошлое генерал-майора Скоблина в Добровольческой, а потом в Русской армии несомненно и достаточно известно.» [34, с. 5].
Изобретательный тактик, несравненный мастер ведения самых трудных в военном искусстве оборонительных боев, виртуозно умевший выводить корниловцев из, казалось бы, совершенно безнадежных и обреченных ситуаций, с несомненными многообещающими задатками оперативно-стратегического таланта - таков облик Скоблина-военачальника. Б. Прянишников так характеризовал Скоблина: «Был он человеком редких военных дарований, которые были так велики, что отсутствие высшего военного образования не мешало ему быть отличным начальником дивизии» [19, с. 44]. «.Скоблин, человек редкостной выдержки» [19, с. 430].
Однако окружавшие его люди оставили противоречивые свидетельства о его личности, в значительной мере, видимо, искаженные под влиянием ставшего впоследствии известным его сотрудничества с советскими спецслужбами.
Ближайший соратник генерала П.Н. Врангеля генерал-лейтенант П.Н. Шатилов утверждал, что «.Плевицкая .была его злым гением. Ее влияние сказывалось решительно во всем: и в политике, и в полковых делах. Скоблин был прирожденным интриганом .» [19, с. 527].
Упомянутый выше Ковальский, как и Шатилов, также утверждал: «Я считаю Скоблина человеком безвольным и «подкаблучником». Истеричная и изнеженная Плевицкая полностью его себе подчинила» [17, с. 57]. Впрочем, сама Плевицкая была категорически не согласна с таким мнением о Скоблине и настаивала на противоположном [19, с. 541].
Генерал-лейтенант Я.А. Слащев, офицер его штаба капитан Войнаховский, признавая за Скоблиным несомненные военные дарования, не скрывали своего скепсиса: «Ком-полккорн (командир Корниловского полка) Скоблин. Молодой и способный офицер. Без военного образования. Хороший командир полка, но не выше» [25, с. 120]. В том же духе оценивали его и близкие соратники генерала Слащова. Генерал-майор С.А. Мильковский считал, что «Скоблин, Туркул, Манштейн.. .молодые начальники, выдвинувшиеся в рядах Добровольческой армии. Хорошие партизаны, но на должности более крупных военных начальников совсем не подготовленные, что ныне признается даже их боевыми товарищами, по настоянию коих перед главным командованием они были выдвинуты в своих частях на ответственные посты» [25, с. 97]. Адъютант Слащева, гвардейский полковник М.В. Мезер-ницкий внес в характеристику новые акценты: «Манштейн, Туркул, Скоблин - смелые офицеры, карьеристы» [25, с. 102]. Впрочем, эти характеристики вряд ли вполне объективны. Скептичное отношение генштабистов к «бонапартам», взлетевшим из поручиков и штабс-капитанов в генералы, и в белой, и в Красной армиях рождали зависть.
«Небольшого роста, худой, хорошо сложенный, с правильными, даже красивыми чертами лица, с черными, коротко подстриженными усами, он производил вполне приятное впечатление, если бы не маленькая, но характерная подробность: Скоблин не смотрел в глаза своему собеседнику, взгляд его всегда скользил по сторонам., - так вспоминал внешность Скоблина его современник Д.В. Лехович в 30-е годы. - Человек большой личной храбрости, Скоблин имел военные заслуги и в то же время значительные недостатки. Он отличался холодной жестокостью в обращении с пленными и населением. Честолюбие, желание возможно скорее выдвинуться и преуспеть заслоняли в нем идеологическую сторону борьбы. В полку его недолюбливали, осуждали за карьеризм и за неразборчивость в средствах. По тем же причинам недолюбливало его и непосредственное начальство. Но в суровые дни и однополчанам, и начальству приходилось, прежде всего, считаться с воинской смекалкой Скоблина, закрывая глаза на его недостатки.» [14, с. 308-309].
156
Социально-политические взгляды Скоблина вряд ли диссонировали с характерными для большинства корниловских офицеров симпатиями к военной диктатуре, парадоксально сочетая обрывки революционно-эсеровских настроений с монархизмом, сливавшиеся воедино в «корниловской легенде», в имени генерала Корнилова [31, с. 16].
Завершу пророческими словами А.В. Суворова, сказанными им о молодом генерале Бонапарте, но, думается, в полной мере обращенными ко всем «бонапартам», в том числе и к Скоблину: «Пока генерал Бонапарт будет сохранять присутствие духа, он будет победителем; великие таланты военные достались ему в удел. Но ежели, на несчастье свое, бросится он в вихрь политический, ежели изменит единству мысли, - он погибнет» [28, с. 311-312].
Список литературы
1. Вестник первопоходника. 1968. № 79-81.
2. Врангель П.Н. Записки // «Белое дело». Врангель П.Н. Записки. Часть 1. Кавказская армия. М.: Голос, 1995. 432 с.
3. Вырыпаев В. Каппелевцы //1918 год на востоке России. М.: Центрполиграф, 2003.
473 с.
4. ГАРФ (Государственный архив РФ). Ф. 5853. Оп. 1. Д. 8.
5. ГАРФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 9.
6. Голдин В.И. Генералов похищали в Париже. Русское военное зарубежье и советские спецслужбы в 30-е годыXXвека. М.: РИСИ, 2016. 872 с.
7. Егоров А.И. Разгром Деникина 1919 г. //Гражданская война в России - разгром Деникина. А.И. Егоров. Разгром Деникина. 1919 г. А.И. Деникин. Поход на Москву. М.:АСТ -СПб.: TerraFantastica, 2003.410 с.
8. Зайцов А.А. Мысли о гражданской войне //Русский Инвалид. 1930. № 10,11.
9. Какурин Н.Е. Как сражалась революция. Т. 2. М. : Политиздат, 1990. 432 с.
10. Каменев С.С. Операция // Вопросы стратегии и оперативного искусства в советских военных трудах 1917-1940. М.: Воениздат, 1965.
11. Корниловцы на Дону //Первые бои Добровольческой армии. М., 2001.
12. Корниловцы в боях летом-осенью 1919 г. //Поход на Москву. М.: АО Изд-во Центрполиграф, 2004. 543 с.
13. Критский М. Корниловский Ударный полк. Париж, 1936. 247 с.
14. Лехович Д. Белые против красных. Судьба генерала Антона Деникина. М.: Воскресенье, 1992. 368 с.
15. Минаков С.Т. Сталин и его маршал. М.: Яуза, 2004. 640 с.
16. Минаков С.Т. Орловско-Кромское сражение 1919 г. Орел: ОГУ, 2009. 112 с.
17. Млечин Л. Сеть Москва-ОГПУ-Париж. М.: Ренессанс, 1991. 208 с.
18. Млечин Л. Алиби для великой певицы. М.: Гея, 1997. 272 с.
19. Прянишников Б. Незримая паутина. ОГПУ-НКВД против белой эмиграции. М.: Эксмо, 2004. 80 с.
20. Раппопорт Ю.К. У красных и у белых //Архив русской революции. Т. 20. Берлин, Слово, 1930. 453 с.
21. РГВИА (Российский государственный военно-исторический архив). Ф. 2740. Оп. 1. Д. 282.
22. РГВИА. Ф. 2740. Оп. 1. Д. 284.
23. РГВИА. Ф. 2740. Оп. 1. Д.154.
24. РГВИА. Ф. 2740. Оп. 1. Д. 286.
25. Русская военная эмиграция 20-х - 40-х годов. Т. 1. Кн. 2.М. : Гея, 1998. 426 с.
26. «Совершенно лично и доверительно!» Б.А. Бахметьев - В.А. Маклаков. Переписка 1919-1951. Т. 3. М.: Российская политическая энциклопедия, 2002. 568 с.
27. Суворин Б. За Родиной //Первый Кубанский «Ледяной» поход. М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001. 563 с.
28. Суворов А.В. Письма. М.: Наука, 1987. 808 с.
29. Троцкий Л.Д. Военная доктрина или мнимо-военное доктринерство //Война и революция. М.:революция и война, 1921. № 2. 118 с.
30. Троцкий Л.Д. Моя жизнь. Т. 2. М.: Книга 1990. 344 с.
31. Туркул А.В. Дроздовцы в огне. Л.: Ингрия, 1991. 265 с.
32. Тухачевский М.Н. Первая армия в 1918 году //Этапы большого пути. М., 1962.
32. Тухачевский М.Н. Стратегия национальная и классовая //Тухачевский М.Н. Избранные произведения. Т. 1. М.6Воениздат, 1964. 464 с.
33.Филатьев Д. Катастрофа Белого движения в Сибири //Восточный фронт адмирала Колчака. М: Центрполиграф, 2004. 565 с.
34. Часовой /газета, № 147, 5 октября, 1937.
References
1. Vestnikpervopohodnika. 1968. № 79-81.
2. Vrangel'P.N. Zapiski //«Beloe delo». Vrangel'P.N. Zapiski.Chast' 1.Kavkazskaja armi-ja. M.: Golos, 1995. 432 s.
3. Vyrypaev V. Kappelevcy //1918 godna vostoke Rossii. M.: Centrpoligraf 2003. 473 s.
4. GARF (Gosudarstvennyj arhiv RF). F. 5853. Op. 1. D. 8.
5. GARF. F. 5853. Op. 1. D. 9.
6. Goldin V.I. Generalovpohishhali v Parizhe. Russkoe voennoe zarubezh'e i sovetskie specsluzhby v 30-e gody XXveka. M.: RISI, 2016. 872 s.
7. Egorov A.I. Razgrom Denikina 1919 g. // Grazhdanskaja vojna v Rossii - razgrom Deni-kina. A.I. Egorov. Razgrom Denikina. 1919 g. A.I. Denikin. Pohod na Moskvu. M.: AST - SPb.: TerraFantastica, 2003.410 s.
8. Zajcov A.A. Mysli o grazhdanskoj vojne //Russkij Invalid. 1930. № 10,11.
9. Kakurin N.E. Kak srazhalas' revoljucija. T. 2. M.: Politizdat, 1990. 432 s.
10. Kamenev S.S. Operacija // Voprosy strategii i operativnogo iskusstva v sovetskih voen-nyh trudah 1917-1940. M.: Voenizdat, 1965.
11. Kornilovcy na Donu //Pervye boi Dobrovol'cheskoj armii. M., 2001.
12. Kornilovcy v bojah letom-osenju 1919 g. // Pohod na Moskvu. M.: AO Izd-vo Centrpoligraf 2004. 543 s.
13. KritskijM. Kornilovskij Udarnyjpolk. Parizh, 1936.247 s.
14. Lehovich D. Belyeprotiv krasnyh. Sud'ba generala Antona Denikina. M.: Voskresen'e, 1992. 368 s.
15. Minakov S.T. Stalin i ego marshal. M.: Jauza, 2004. 640 s.
16. Minakov S.T. Orlovsko-Kromskoe srazhenie 1919g. Orel: OGU, 2009. 112 s.
17. Mlechin L. Set'Moskva-OGPU-Parizh. M.: Renessans, 1991. 208 s.
18. Mlechin L. Alibi dlja velikojpevicy. M.: Geja, 1997. 272 s.
19. Prjanishnikov B. Nezrimajapautina. OGPU-NKVDprotiv beloj jemigracii. M.: Jeks-mo, 2004. 80 s.
20. Rappoport Ju.K. Ukrasnyh i u belyh //Arhiv russkoj revoljucii. T. 20. Berlin, Slovo, 1930. 453 s.
21. RGVIA (Rossijskij gosudarstvennyj voenno-istoricheskij arhiv). F. 2740. Op. 1. D. 282.
22. RGVIA. F. 2740. Op. 1. D. 284.
23. RGVIA. F. 2740. Op. 1.D.154.
24. RGVIA. F. 2740. Op. 1. D. 286.
25. Russkaja voennaja jemigracija 20-h - 40-h godov. T. 1. Kn. 2. M.: Geja, 1998. 426 s.
26. «Sovershenno ПсЫо г doveriteГno!» В.А. Bahmet'ev - V.A. Maklakov. Perepiska 19191951. T. 3. M.: Rossijskajapoliticheskaja jenciklopedija, 2002. 568 s.
27. Suvorin В. Ха Rodinoj //Pervyj Kubanskij «Ledjanoj»pohod. M.: ZAO Izd-vo Centrpoligraf, 2001. 563 s.
28. Suvorov A.V. Pis'ma. М.: Nauka, 1987. 808 s.
29. Trockij L.D. Voennaja doktrina Ш mnimo-voennoe doktrinerstvo // Vojna i revoljucija. M.: revoljucija i vojna, 1921. № 2.118 s.
30. Trockij L.D. Moja zhizn'. T. 2. М.: Kniga 1990. 344 s.
31. ^гЫ A.V. Drozdovcy v ogne. L.: Ingrija, 1991. 265 s.
32. Tuhachevskij M.N. Pervaja armija v 1918 godu // Jetapy bol'shogoputi. M., 1962.
32. Tuhachevskij M.N. Strategija nacional'naja i klassovaja // Tuhachevskij M.N. ЬЬШП-nye proizvedenija. T. 1. M.6 Voenizdat, 1964.464 s.
33. Filat'ev D. Katastrofa Belogo dvizhenija v Sibiri // Vostochnyj front admirala Kolcha-ka. M: Centrpoligraf, 2004. 565 s.
34. Chasovoj/gazeta, № 147, 5 о^аЬ^а, 1937.
