Российская модель взаимодействия власти и бизнеса: между плюрализмом и корпоративизмом Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

Человек и общество

А.В. БРЕГА

доктор политических наук, ведущий научный сотрудник Федерального научно-исследовательского социологического центра РАН, профессор Департамента политологии и массовых коммуникаций Финансового университета при Правительстве РФ*

Российская модель взаимодействия власти и бизнеса: между плюрализмом и корпоративизмом1

В статье анализируются основные модели взаимодействия бизнеса и органов государственной власти, сложившиеся в мировой практике, оценивается их приемлемость для адаптации к современным российским условиям. Характеризуются особенности действующей в России модели взаимодействия бизнеса и власти.

Ключевые слова: государственная власть, бизнес, модели взаимодействия, плюрализм, корпоративизм.

Brega A.V. Russian model of interaction between government and business: between pluralism and corporatism. The article analyzes the main models of interaction between business and public authorities, established in the world practice. Their acceptability for adaptation to modern Russian conditions is estimated and features of the developed model of interaction of business and the power in Russia are characterized.

Keywords: state power, business, interaction models, pluralism, corporatism.

Немало зарубежных и отечественных экспертов предсказывали, что рано или поздно российская экономика при-

* Брега Александр Васильевич, e-mail: avbrega@mail.ru

1 Статья выполнена в рамках работы над грантом РФФИ, проект № 19011-31545 «Новые модели взаимодействия власти и промышленного сообщества в условиях возрастания рисков технологического развития под воздействием международных санкций»

дёт в упадок из-за повальной коррупции, зависимости от сырьевой направленности и низкой эффективности. Однако, сегодня им приходится признать её определенную устойчивость и меньшую зависимость от энергетического сектора, чем годами ранее. Более того, как ни парадоксально, международные санкции привели к тому, что отечественная экономика стала менее подвержена внешним влияниям.

Казалось бы, несмотря на ограничительные меры со стороны иностранных государств, российская экономика сейчас действительно стабильна, но эта стабильность не имеет ничего общего с экономическим развитием. Прогнозируемые Министерством экономического развития темпы роста российской экономики составят в 2019 году 1,3%, а в 2020 г. -1,7%, вместо 2%1, что явно недостаточно для остановки продолжающего вот уже шестой год падения доходов рос-сиян2 и роста бедности. Так, по данным Росстата уровень бедности в России в первом квартале 2019 г. вырос с 13,9% до 14,3%3, хотя согласно «Единому плану по достижению национальных целей развития Российской Федерации на период до 2024 года» бедных в России должно быть не более 12% от общей численности населения. По мнению председателя счётной палаты РФ А. Кудрина «медлить некогда: следующая избирательная кампания начнется не позже лета 2020 г.. А значит, у будущего правительства будет лишь два года на то, чтобы реализовывать повестку изменений»4. О реальных перспективах такого сценария уже открыто говорят экономисты, бизнесмены и высшие чиновники. Не случайно в рамках Петербургского международного экономического форума 2019 г. краеугольной темой дискуссий о будущем российской экономики являлась тема «Российская экономика в поисках

1 Российская экономика под влиянием кредитного цикла/ http://econo-my.gov.ru/minec/about/structure/depMacro/2019082602 (Дата обращения 29.09.2019 г.)

2 Реальные располагаемые доходы граждан РФ за 2014-2018 годы снизились на 11,1%, свидетельствуют данные Росстата. В 2017 году речь шла снижении на 1,2%, в 2016 году показатель упал на 5,8% в реальном выражении, в 2015 году - на 3,2%, а в 2014 году - на 0,7% // Реальные доходы россиян снижаются пятый год подряд. // Ведомости, 25.01.2019 г.

3 У 20,9 млн. россиян доходы в начале текущего года оказались ниже прожиточного минимума. https://new.gks.ru/bgd/free/b04_03/Isswww.exe/-Stg/d04/145.htm

Кудрин А. На запуск серьёзных реформ у правительства есть два года / https://akudrin.ru/news/na-zapusk-serieznyh-reform-u-pravitelstva-est-dva-goda (дата обращения 29.07.2019 г.)

стимулов роста». Медленные темпы роста экономики могут привести не только к рецессии, но и к стагнации.

Практика наглядно свидетельствует, что успешное социально-экономическое развитие страны, устойчивый экономический рост, увеличение реальных доходов населения, снижение уровня бедности и формирование платежеспособного спроса, необходимого для улучшения качества жизни населения, не могут быть обеспечены исключительно государственными программами и проектами. Основная задача государства состоит в создании условий, обеспечивающих адаптацию к меняющейся среде социально-экономических и политических отношений. Безусловно, «государство стоит первым в списке всех организаций, которые обеспечивают общественными благами своих членов - граждан, однако и другие типы организаций таким же образом обеспечивают коллективные блага для своих членов»1. Другими словами, невозможно осуществлять изменения только посредством усилий государства без опоры на общество и социально активные слои населения, выступающие движущей силой развития. Деловое сообщество как раз является той частью социума, которая обладает наибольшими возможностями после государства по созданию общественных благ.

Взаимодействие бизнеса и органов государственной власти в России, когда имеются существенные ограничения внешней среды, выступают важнейшей потребностью развития страны. Понятно, что сегодня актуализируется потребность в формировании устойчивых институтов и моделей такого взаимодействия. Вместе с тем вести речь об их перспективах можно «только на основе анализа сложившихся отношений бизнеса и власти, а также опыта отечественных и зарубежных практик взаимодействия бизнес-структур и органов государственной власти»2. Осмысление зарубежных практик взаимодействия бизнеса и власти позволяет выявить возможности их использования в Российской Федерации.

В научной литературе, как правило, модели взаимодействия бизнеса и государства представлены двумя отличными друг от друга моделями - плюралистической и корпоративистской. В реальности в чистом виде ни одной

1 Олсон М. Логика коллективных действий. Общественные блага и теория групп / Пер. с англ. М.: ФЭИ, 1995, с. 14.

2 Кисель К.Ю. Современные модели взаимодействия бизнес-структур и органов государственной власти. Дисс... канд. полит. наук. ВШЭ. Москва, 2014, с. 3.

из них не существует, чаще всего представлены некие смешения и переплетения обеих моделей, где одна модель преобладает над другой.

Плюралистическая модель взаимодействия власти и бизнеса состоит в том, что она является по сути «системой представительских интересов, в которой конституирующие единицы организованы в неограниченное число самостоятельных, необязательных, конкурирующих друг с другом, иерархически независимых и самоопределяющихся структур, которые особым образом не лицензируются, не признаются, не субсидируются, не создаются и никак не контролируются... государством и которые не обладают монопо-

1

лией на представительство данных интересов» .

Само название данной модели базируется на постулате того, что институты государства и общества находятся в координационной зависимости между собой, а следовательно господство какой-то одной части системы над другой не может быть значительным. В основе плюралистической модели взаимодействия бизнеса и власти лежит англо-американская традиция со свойственными ей культурно-историческими особенностями:

- индивидуалистической направленностью социально-экономического поведения;

- конкуренцией как основным фактором и базисным принципом экономического развития;

- прибылью - главным показателем успешности бизнеса, перевешивающим все другие аспекты этого вида деятельности;

- существенной ограниченностью вмешательства государства в экономику;

- приоритетностью метода судебных тяжб, регулируемых прецедентным правом между участниками корпоративных отношений при урегулировании бизнес-конфликтов.

Место государства в этом взаимодействии рассматривается «как внешняя сила, роль которого заключается в выработке (совместно с бизнесом) правил регулирования, разрешении конфликтов, с которыми не может справиться само деловое сообщество, и поддержке национального биз-

1 Schmitter Ph. Still in the Century of Corporatism? / Trends towards corpo-ratist intermediation and policy making / Eds. Schmitter P, Lehmbruch G. Beverly Hills, CA:Sage, 1979, p. 96.

неса на международных рынках» . Другими словами, государство в плюралистической модели в значительной степени занимается распределением общественных ресурсов, отражающим баланс между группами интересов в обществе в настоящий момент времени.

Соответственно плюралистическая модель предполагает наличие следующих компонентов: множество конкурирующих между собой групп интересов, борющихся за влияние на политику государства; лидеры этих групп адекватно учитывают требования своих последователей; государство, с одной стороны, относительно независимо от групп интересов, а с другой - имеет возможность напрямую выдвигать им свои предложения. Причём действуют механизмы, инс-титуализирующие порядок выдвижения предложений от бизнеса посредством легализации лоббизма.

Модель взаимодействия бизнеса и органов государственной власти, сложившаяся в континентальной Европе, получила название корпоративистской (неокорпоративистская). Известный исследователь корпоративизма Ф. Шмиттер характеризует её как «систему представительства интересов, составные части которой организованы в несколько особых, принудительных, неконкурентных, иерархически упорядоченных, функционально различных разрядов (структур), официально признанных или разрешённых (а то и просто созданных) государством, наделяющих их монополией на представительство в своей области в обмен на известный контроль за подбором лидеров и артикуляцией требований и приверженностей»2.

В основе корпоративной модели лежит такой социокультурный и экономический постулат, как ориентированность на партнерство различных профессиональных и социальных групп (капитализм кооперации). Общая направленность этого партнерства состоит в поддержании «достигнутого уровня жизни, предотвращении возможных потрясений и потерь, стремлении избежать неудач в бизнесе. Главным считается не успех отдельной личности или компании, а обеспечение стабильности и успешного развития национальной экономики в целом»3. Конечно, как и в англо-американской традиции

1 Большакова Ю.М. Социодинамика взаимодействия власти и бизнеса: анализ российских практик // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право, Вып. 3, 2014, с. 78.

2 Шмиттер Ф. Неокорпоратизм // Политические исследования, 1997, № 2, с. 15.

3 Кисель К.Ю. Указ. соч., с. 22.

прибыль компании является основной целью деловой этики, однако не менее важны и социальные аспекты ведения бизнеса. Наглядно их значимость проявляется в урегулировании бизнес-конфликтов, где всегда предпочтение отдается поиску консенсуса между основными участниками спора. Поэтому судебные разбирательства воспринимаются как крайний случай, когда исчерпаны взаимоприемлемые варианты по нахождению досудебных решений.

В отличие от плюралистической модели, в корпорати-вистской модели государство выступает существенным экономическим игроком, который не только обеспечивает выработку и соблюдение общих правил экономической жизни, но и является субъектом, обременённым большими социальными обязательствами перед обществом. Последнее обстоятельство «даёт возможность выдвигать соответствующие требования к бизнесу»1 со стороны государства.

В развитых странах Европы наибольшее распространение получила неокорпоративистская модель. Главным отличием неокорпоративизма от корпоративизма является то, что акцент делается не на входных функциях артикуляции и агрегации интересов бизнеса к политической системе, а на более тесном контакте корпоративных объединений бизнеса и государства при выработке решений и правил игры. «Неокорпоративизмом называли в свое время политику «социального контракта» в Великобритании и «согласованного действия» в ФРГ, но его же использовали в применении к практике создания всякого рода полуправительственных организаций в разных странах. Неокорпоративизм нередко отождествляют с социальным партнерством на различных уровнях, в том числе с так называемым «трипартизмом» (сотрудничеством государства, профсоюзов и предпринимательских организаций)» . Неокорпоративизм во взаимодействии власти и бизнеса предполагает присутствие институтов, представляющих сообщества работодателей, которые имеют определенные приоритеты в участии в разработке законопроектов и политических решений. Вместе с тем данное участие влечёт за собой принятие ответственности и обязательств по содействию государственным структурам в деле управления обществом.

1 Большакова Ю.М. Указ. соч., с. 79.

2 Салмин А.М. Неокорпоративизм в странах Запада // Полития, 2005, № 3, с. 257.

На практике неокорпоративистская модель взаимодействия власти и бизнеса имеет ряд вариаций, многообразие которых определяется в зависимости от степени директив-ности и стиля «общения» государства с бизнесом, институ-ционализации и развитости механизмов репрезентации интересов бизнеса в публичном и не публичном пространстве. Так, если условно разделить страны по уровню развития корпоративизма, то, например, Швеция - страна «сильного» корпоративизма, Германия относится к «среднему» корпоративизму, Франция - к слабому1.

В целом корпоративистской модели взаимодействия бизнеса и государства присущи следующие черты:

- организованные группы интересов бизнеса, составляющие определенную иерархическую систему, вписаны в процесс принятия экономических решений государственными структурами (степень интегрированности бизнеса в этот процесс может быть определена его представленностью в различных консультативных образованиях и др.);

- организации, представляющие интересы бизнеса или наемных работников, могут быть тесно связаны с различными политическими акторами, принимая участие в выработке социально-экономической политики;

- как правило, бизнес-структуры, взаимодействующие с властью, занимают монопольные позиции и не конкурируют между собой;

- государство не только обеспечивает выработку и соблюдение общих правил игры, но и несёт существенные социальные обязательства перед обществом, что дает ему право предъявлять соответствующие требования к бизнесу.

Вместе с тем нельзя не отметить позицию исследователей, имеющих иной взгляд на взаимодействие власти и бизнеса в современных государствах, которые по собственным прагматическим соображениям становятся менее чувствительными к контролю со стороны общества. В частности, по их мнению, среди общественных групп, представляющих свои интересы на «входе» политической системы, представители бизнеса пользуются значительными привилегиями у государственных структур по сравнению со всеми

1 Lehmbruch G. Introduction: Neo-corporatism in comparative perspective // Patterns of corporatist policy / Ed, Lehmruch G. Schm.il.te P.C. L.; Beverly Hills, 1982, p. 3.

прочими интересами, так что соперничать с ними не под силу никаким другим группам общества1.

Основной причиной такого положения бизнеса является его социальная роль как одного из главных работодателей и источников инвестиций. Он всегда оказывает значительное воздействие на органы государственной власти вне зависимости от идеологических ориентиров. Бизнес априори владеет более серьезными преимуществами по отношению к другим социальным группам, поскольку вполне способен повысить риски потерь для правительства, если оно не будет к нему прислушиваться. В свою очередь, под угрозой невыполнения может оказаться главный предмет заботы правительства - экономические достижения. Кроме того, бизнес может привлекать значительные финансовые средства для лоббирования собственных интересов.

Процессы глобализации оказали значительное влияние на существующие модели как корпоративного управления самого бизнеса, так и его взаимодействия с властью. Сегодня сила влияния крупных бизнес-структур на общественный выбор становится весомее, чем у государства, а также политических партий, профсоюзов и других групп давления, чаще занимающихся мимикрией, а не реальным влиянием. Так, британский учёный Колин Крауч в своей работе отмечает, что «крупные корпорации нередко перерастают способность отдельных национальных государств осуществлять контроль за ними. Если корпорациям не нравится регулирующий или фискальный режим в одной стране, они угрожают перебраться в другую страну, и государства, нуждаясь в инвестициях, все сильнее соперничают в готовности предоставлять корпорациям наиболее благоприятные условия»2.

Анализ исследований, посвященных моделям взаимодействия власти и бизнеса в России показал, что именно кор-поративистский подход оказался наиболее плодотворным. Плюралистический подход менее востребован в силу незначительности условий для такого взаимодействия в российских реалиях, которые обусловлены: отсутствием фактической равноудаленности государства от основных финансово-про-

1 Линдблом Ч. Политика и рынки. Политико-экономические системы мира. М.: Издательство: Институт компл. стратег. исследов., 2005. - 448 с.; Хейвуд Э. Политология: Учебник. 2-е изд. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2012, с. 112-114.

2 Крауч К. Постдемократия. М.: Изд. дом Гос. ун-та Высшей школы экономики, 2010, с. 46.

мышленных групп; несовершенством механизмов совместной с бизнесом выработки правил разрешения конфликтов в ситуациях, когда само деловое сообщество этого сделать не в состоянии; ограниченностью возможностей бизнес-ассоциаций по продвижению своих интересов, за исключением случаев непосредственной связи с властью; иерархичностью взаимоотношений между отдельными корпорациями и бизнес-ассоциациями, а не горизонтальными отношениями «клиент-клиент». Разумеется, было бы неверным констатировать полное отсутствие каких-либо черт плюралистической модели во взаимодействии государственной власти и бизнеса в России. К примеру, они проявляются в периодических попытках создания «партий бизнеса», деятельности региональных предпринимательских ассоциаций, ориентированных на проталкивание узкоспециализированных частных интересов, а также усиление конкуренции внутри бизнес-сообщества, тотальное недоверие друг к другу, лоббизм.

Итак, как было отмечено выше, большинство исследователей сходятся во мнении, что в России получила развитие корпоративистская (без приставки «нео») модель взаимодействия власти и бизнеса. Понятно, что данная модель имеет специфику, обусловленную как российскими социокультурными и историческими факторами, так и особенностями функционирования «неопатримониального режима», в котором синтезированы элементы традиционного патримониального господства с современными практиками государственного управления.

В неопатримониальных (по Г. Хейлу, «патрональных») режимах власть сосредотачивается и осуществляется посредством выстраивания неформальных партнерских, а иногда и конкурирующих пирамидальных отношений во главе с верховными покровителями, курирующими (руководящие) крупные экономические конгломераты, региональные структуры власти и влиятельные государственные институ-ты1. Другими словами, корпоративизм при таком режиме, как правило, тесно связан с «политическим персонализмом во взаимодействии государственной власти и бизнеса, связывается со стремлением к сепаратному, индивидуальному, неинституционализированному, неформальному проталкива-

1 Хэйл Г. Национализм и цинизм в политике: есть ли противоречие? // Контрапункт, 2018, № 12 /http://www.counter-point.org

нию интересов отдельных корпораций и предпринимателей

через органы государственной власти федерального и ре-

1

гионального уровней» .

В начале 2000-х гг. в России модель взаимодействия государственной власти и бизнеса стала доминантной. Об этом свидетельствуют процессы консолидации государственной власти и корпоративизации российского бизнеса, а также институционализация их отношений.

Российская практика не укладывается ни в одну из классических моделей. Её своеобразие определяется историей возникновения отечественного бизнеса «в результате массовой приватизации и последующего перераспределения собственности, которое привело к ее высокому уровню концентрации и низкому уровню отделения собственности от управления. Другой отличительной чертой российских акционерных обществ является наличие специфических «тесных» отношений между управленцами компаний и владельцами крупных пакетов акций»2.

Вместе с тем российская модель хоть и имеет внешнее институциональное сходство с европейским корпоративизмом (неокорпоративизмом), однако режим её функционирования существенным образом отличатся. Отметим эти особенности.

Во-первых, ориентированность на патронажно-клиенте-листские взаимодействия, проявляющиеся в различных формах селективного доступа лояльных властям ассоциаций бизнеса (прежде всего, РСПП, «ОПОРА России», «Деловая Россия») к процессу подготовки и принятия решений, которые власти готовы обсуждать и согласовывать с бизнесом. При этом учитываются в больше мере интересы крупных собственников, чем средних или малых. Такая центричность приводит к тому, что «вертикальные» отношения превалируют над «горизонтальными».

Во-вторых, трипартистские принципы социального партнерства, предполагающие трехстороннее сотрудничество по согласованию интересов между трудящимися, предпри-

1 Гэрмаш Т.А. Политическое взаимодействие государственной власти и бизнеса в России: становление корпоративистской модели: Автореф. дисс ... канд. полит. наук. Р/Д., 2011, с. 22.

2 Дробышевская Л.Н., Саломатина Е.В. Модели корпоративного управления: мировой опыт и российская практика // Теория и практика общественного развития, 2011, № 3, с. 270.

нимателями и государством, на практике формальны и неэффективны. Данное обстоятельство существенно отличает российскую модель от европейского неокорпоративизма. Общеизвестно, что в России весьма слабы позиции организаций, защищающих права трудящихся. По данным ВЦИОМ, 53% россиян скептически относятся к работе профсоюзов, считая, что они не способны защищать трудовые права, а 82% респондентов указывают на незначительную роль профсоюзов в нашей стране. Только2 % работников при нарушении трудовых прав обращались в профсоюз или совет трудового коллектива. В то же время весьма ощутим запрос на повышение роли профсоюзов. Так, 71% наших сограждан говорят о необходимости работы профсоюзов в современной России1.

В-третьих, российской модели корпоративизма, в силу присутствия неопатримониальных элементов, присуща высокая латентность принятия решений и выработки «правил игры» взаимодействия власти и бизнеса. В свою очередь, это снижает возможности для общественного контроля механизмов взаимодействия власти и бизнеса, а также ставит их в зависимость от колебаний политической конъюнктуры.

В-пятых, российской корпоративистской модели в большей степени присущ персонализм в отношениях крупного бизнеса и государственной власти. По уровню «кумовского капитализма» (системы, где успешность бизнеса напрямую зависит от личных отношений с чиновниками и представителями власти) Россия занимает первое место в мире. Обычно «кумовскими отраслями» в большей мере выступают банковская сфера и игорный бизнес, нефтегазовый сектор и оборонная отрасль, недвижимость и инфраструктурные проекты. Так, «общая доля доходов российских миллиардеров от ВВП России составляет 21,5%. При этом 18% приходится именно на представителей «блатного бизнеса»2.

В-шестых, выраженная асимметричность российской модели, поскольку она в большей мере ориентирована на экономические проекты, заданные государственной властью, чем бизнесом. Наглядной иллюстрацией этого служит став-

1 Профсоюзы сегодня. Опрос ВЦИОМ 1 марта 2019 г. / https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=9580 (Дата обращения 28.08.2019 г.)

2 Россия возглавила рейтинг «блатного капитализма» The Economist [Электронный ресурс] https://www.gazeta.ru/business/news/2016/05/06/n-

8602031 .shtml

ка нынешних властей на экономический рост, прежде всего, через реализацию национальных проектов, где программа действий властей расписана на годы вперед. Последнее направление «Экономический рост» включает в себя проекты, реализация которых позволит России нарастить несырьевой экспорт, стимулировать развитие бизнеса в России и увеличить производительность труда, что напрямую должно отразиться на ВВП. В общей сложности на нац-проекты из федерального и региональных бюджетов, а также внебюджетных источников планируется выделить 25,7 трлн. рублей, что должно дать мощный толчок ВВП.

Другой иллюстрацией является активно продвигаемая властью идея социальной ответственности бизнеса, что предопределяет распространение таких «удобных» альтернатив проектам государственно-частного партнерства, как безвозмездные частные финансовые вливания, например, в социальную сферу муниципального образования1.

Таким образом, конфигурация российской корпорати-вистской модели взаимодействия государственной власти и бизнеса обеспечивает механизмы функционального представительства интересов и обратной связи с экономическими агентами, которую можно охарактеризовать как патерналистский корпоративизм. Понятно, что, как и любая другая модель, российская модель развивается под влиянием не только политических и экономических факторов, но и различных факторов социокультурного характера, таких как ментальность населения, национальные ценности и традиции. Поэтому уже признанные модели взаимодействия государственной власти и бизнеса, сложившиеся в развитых странах, не могут рассматриваться как единственный ориентир и применяться в чистом виде в российских реалиях. В этой связи сегодня актуален вопрос совершенствования существующей отечественной модели взаимодействия государственной власти и бизнеса, которая синтезирует успешный опыт имеющихся зарубежных моделей и учитывает особенности российской социокультурной среды.

1 Медведева Н.В., Фролова Е.В. Социальное партнерство бизнеса и власти: взаимные ожидания и тенденции развития в современных условиях // Социологические исследования, 2018, № 2, с. 150.