CC BY
507
ОБЩЕСТВО
РОССИЙСКАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ 1990-х гг. Камынин В.Д.
В статье анализируются изменения, которые произошли в российской исторической науке после распада СССР. Первая половина 1990-х гг. была временем, когда произошли наиболее радикальные перемены, получившие названия в современной историографии как «архивная», «образовательная» и «методологическая» революции. В статье высказывается отношение к понятию «кризис советской исторической науки».
THE RUSSIAN HISTORICAL SCIENCE IN THE FIRST HALF OF THE 90 -s OF THE TWENTIETH CENTURE Kamynin V.D.
The changes which have occurred in the Russian historical science after the collapse of the USSR are analyzed in the article. The first half of the 90 s was the time of the most radical changes which were called «archival», «educational» and «methodological» revolutions in modern historiography. The relation to the concept of «crisis to the Soviet historical science» is expressed in the article.
По нашему мнению, первая половина 1990-х гг. должна быть выделена в особый этап в развитии российской исторической науки. На это историческое время пришлись такие крупные события, как крушение советской системы, ликвидация КПСС, распад СССР и т.д. Р.Г. Пихоя характеризует события, происшедшие на рубеже 80-90-х гг. XX в., не чем иным, как «революцией, круто и необратимо изменившей социальнополитический и экономический строй» [1].
Все эти события оказали непосредственное влияние на историков России. Степень этого влияния по-разному оценивается различными исследователями. Ряд из них достаточно негативно оценивает то, что происходило в исторической науке России в первой половине 1990-х гг. Признание этого времени революционным содержится в работе С.В. Тютюкина. Автор пишет: «Поскольку все «шлюзы» были открыты и даже ощущалось давление «сверху», то «началась настоящая идеологическая революция с ее безоглядным радикализмом, несомненными достижениями и не менее очевидными издержками и провалами». Как и во времена
любой революции, в исторической науке и особенно около нее появилось немало грязной пены и конъюнктурных поделок. Одни историки находились в состоянии шока и оцепенении, другие бежали «впереди прогресса». Возникла определенная напряженность во взаимоотношениях представителей старшего и молодого поколений ученых, Москвы и российской «периферии», не говоря уже о бывших республиках СССР» [2].
Ю.А. Поляков полагает, что историческая наука в первой половине 1990-х гг. «выглядела лишенной прежних и не создавшей новых концепций, с углубляющейся поляризацией, с амбициями новых лидеров и номенклатурно-должностными бастионами старых деканов, с недоразвитым догматизмом и вышедшей на авансцену конъюнктурной некомпетентностью» [3]. П.К. Гречко характеризует ситуацию, сложившуюся в исторической науке в это время, как «исторический беспредел», имеющий «ярко выраженный демократический уклон» [4].
Более дифференцированная оценка данного этапа дается Г.А. Бордюговым, А.И. Ушаковым и В.Ю. Чураковым. Они считают, что
Камынин В.Д
порождением бурных политических явлений начала 1990-х гг. стали, с одной стороны, расцвет плюрализма, издательский бум, открытие архивов и превращение их в общедоступные институты социальной памяти российского общества, а с другой - кризис исторической науки, сопровождающийся изменением климата в научной среде и научной деятельности, разрушением старых схем, самим состоянием переходности [5].
В данной статье дается анализ того, каким образом историки реагировали на быстро меняющиеся условия собственного существования. Многие из них вместе с представителями других общественных наук включились в обсуждение вопроса о «кризисе» исторической науки и путях его преодоления. Ход обсуждения данного вопроса свидетельствовал о том, что в среде российских историков произошло сильное размежевание.
Говоря о причинах кризисных явлений в исторической науке, Г.А. Бордюгов и
В.А. Козлов видели их в отходе историков от марксистско - ленинской диалектики, их приверженности сталинскому догматизму [6]. Либеральные историки сторонников такого подхода называли консерваторами, приверженцами охранительной тенденции, выступающими «за такие перемены, при которых все оставалось бы по-старому» [7].
Часть авторов полагала, что в российской исторической науке в начале 1990-х гг. проходили процессы, характерные для мировой историографии в целом. И.Д. Коваль-ченко высказал мысль о том, что на протяжении нескольких последних десятилетий XX в. проходил всеобщий кризис исторической науки, вызванный единственной причиной - дифференциацией научного знания и отставанием в деле его синтеза [8]. Такую позицию разделяли и некоторые западные исследователи. Английский историк М. Мэтьюз связывал неудовлетворительную историографическую ситуацию начала 1990-х гг. с наследием «холодной войны», отрицательно повлиявшей на раз-
витие всей мировой исторической науки, а не только советской [9].
Данный подход к определению причин кризиса вызвал острое неприятие со стороны большого числа авторов. По мнению
С.И. Жука, кризис западной науки был вызван многими причинами, которые нам еще предстоит пережить [10]. В.С. Прядеин писал, что кризис западной науки проходил в условиях методологического плюрализма и был порожден существованием в ней множества школ и ответвлений, что и привело к необходимости создания «собственной синтетический теории истории», которая бы «сбалансировала разросшуюся специализацию и широкий аналитический подход». Кризис же отечественной науки был спровоцирован как раз отсутствием условий для методологического плюрализма [11].
А.А. Искендеров подчеркнул, что когда историки говорят об углублении «кризиса мировой историографии», то они «не только неоправданно отождествляют причины и следствия, но и игнорируют тот факт, что причины кризиса исторической науки у нас и в странах Запада имеют - при наличии некоторых сходных черт - существенные различия и разную природу» [12]. В.А. Козлов указывал, что «подобное предельно широкое толкование «кризиса исторической науки», растянутого как во времени (десятилетия «холодной войны»), так и в историографическом пространстве (кризисом «методологических основ» охвачена историческая наука как на Западе, так и в России), превратило само понятие «кризис» «в нечто расплывчатое и неинструментальное» [13].
В связи с тем, что историки не могли договориться между собой о причинах кризиса отечественной исторической науки, им стало навязываться «сверху» мнение о том, что основная причина кризисных явлений заключается в отсталости советской исторической науки, ее замкнутости на единственной марксистско-ленинской методологии истории, оторванности от достижений мировой исторической науки и т.п. [14].
ВСЕРОССИЙСКИЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
По словам А.А. Искендерова, «кризис отечественной историографии в главном и основном порожден кризисом марксизма (прежде всего, метода материалистического понимания истории в его крайне детерменирован-ной форме), того марксизма, который в советское время превратился в государственную идеологию и даже мировоззрение, присвоив себе монопольное право определять, в каких рамках может развиваться та или иная область гуманитарного знания. Марксизм, по существу, вывел историю за пределы науки, превратив ее в составную часть партийной пропаганды» [15].
В.Ф. Мамонов, критикуя эту точку зрения, справедливо указал на то, что «дело не в том, что опровергнута научная доктрина, а в том, что общество, написавшее на своих знаменах приверженность доктрине, развалилось и перестало существовать» [16].
Новые российские власти предприняли меры по реформированию исторического образования, внесению кардинальных изменений в публикацию источников и исторической литературы. В исторических кругах заговорили о начале образовательной и архивной революций в России.
Общероссийская образовательная реформа наиболее серьезно затронула преподавание истории. В связи с тем, что это преподавание было признано не соответствующим новым реалиям, в школах были отменены обязательные выпускные экзамены по истории. С 1993 г. Комитетом по высшей школе Миннауки России был провозглашен переход на концентрическую систему преподавания истории взамен прежней линейной. Побудительной причиной этой реформы стал закон об обязательном 9-летнем образовании, который предусматривал, что школьник к концу 9 класса должен прослушать весь курс истории.
По поводу перестройки исторического образования, предпринятой в первой половине 1990-х гг., А.В. Голубев пишет: «Идея концентрической структуры преподавания истории возникла на волне поисков новых
подходов к образованию в начале 1990-х гг. Одной из основных целей планируемых преобразований был пересмотр устоявшихся догм советской образовательной системы. Идеологизированность этих реформ очевидна, поскольку коренной ломке должно было подвергнуться преподавание именно предметов гуманитарного цикла, прежде всего истории. Очевидна также торопливость и недостаточная продуманность новаций. Теоретические постулаты, так хорошо смотревшиеся в нормативных документах, требовали достаточно длительной, экспериментальной апробации перед массовым внедрением в школьную систему и создания мощной материальной, методологической и методической базы. И даже в этом случае коренная ломка сложившейся системы преподавания (переход к концентру - это именно ломка, а не корректировка школьной программы) неизбежно привела бы к потерям качества образования.
На практике же внедрение концентра было совершенно не подготовлено. За прошедшие годы Министерство образования так и не смогло обеспечить необходимыми методическими разработками и учебными материалами новую систему преподавания истории. Складывается впечатление, что чиновники очень быстро утратили интерес к практической работе по внедрению идеи концентра, сосредоточившись на поисках новых теорий и путей реформирования образования, не отменив тем не менее внедрение старых разработок» [17].
Реорганизации была подвернута система исторического образования и в высших учебных заведениях страны, где был ликвидирован курс социально-политической истории XX в., а вместо курса отечественной истории в негуманитарных вузах в зависимости от выбора стали читаться курсы «Человек и общество», «Мировые цивилизации», «Культурология» и другие. Перестройка исторического образования в вузах проводилась с учетом системы подготовки кадров, принятой на Западе. В частности, на-
Камынин В.Д.
чался эксперимент по введению многоступенчатой системы обучения студентов, включающей бакалавриат и магистратуру.
В связи с тем, что на исторических факультетах университетов продолжал читаться курс отечественной истории, было принято решение о проведении переподготовки кадров преподавателей и создании новых учебников по истории России. При этом система переподготовки кадров бывших обществоведов создавалась впопыхах на деньги, выделенные известным меценатом Дж. Соросом. В этой системе, как правило, переподготовку проводили все те же преподаватели общественных наук, о ком
Н.И. Дедков написал буквально следующее: «В наше время, чтобы числиться в рядах демократических, современных, прогрессивных, мыслящих, достаточно немного: надо лишь утверждать обратное тому, что говорилось десять лет назад. Способ этот безошибочен и общеупотребителен. Отказ от собственных взглядов, предание их поношению, замена их на прямо противоположные возведены в принцип и выставляются на показ едва ли не как высшая гражданская доблесть» [18].
В реорганизации российского исторического образования огромное значение принадлежит зарубежным авторам. Публикация их произведений активно происходила уже в годы перестройки. Однако в первой половине 1990-х гг. в этом деле произошли принципиальные изменения. Во-первых, издание зарубежной литературы стало массовым явлением. По подсчетам В.А. Козлова, в первой половине 1990-х гг. было издано не менее 200 публикаций зарубежных исследований только по истории России XX в. [19]. Во-вторых, в первой половине 1990-х гг. достоянием российской общественности становились, как правило, издания западных авторов консервативного (тоталитарного) направления. Из эмигрантской литературы в основном публиковались работы, в которых пропагандировалась монархическая или «русская» идеи.
Именно из среды западных авторов консервативного направления выбирались книги, которые стали рекомендоваться в качестве учебников по истории для высшей школы. В 1992 г. Комитет по высшей школе Миннауки России рекомендовал в качестве учебного пособия для высших учебных заведений книгу французского историка Н. Верта «История советского государства. 1900-1991». Сам автор, побывавший в СССР в годы перестройки, оценивал свою книгу следующим образом: «Я написал «Историю советского государства» прежде всего для нескольких тысяч французских сту-дентов-историков, перед которыми впервые за последние 25 лет на конкурсе на право преподавания в высших учебных заведениях была поставлена сложная и обширная тема «Российская империя и Советский Союз в XX в.» [20].
Некоторые авторы полагают, что данная книга в качестве учебника была выбрана неудачно. В.Ф. Мамонов и Г.В. Фортсман писали о том, что в данной книге «сплошь и рядом поражает то, что принято называть «легкостью необыкновенной». Прежде всего, это касается самой методологии отбора и анализа фактов, да и построения концепции в целом. Н. Верт - один из тех довольно редких сегодня профессиональных историков, которые, по сути дела, весь процесс развития государства и общества привыкли рассматривать главным образом как деятельность премьеров, президентов, генсеков и вообще людей выдающихся или, по крайней мере, высокопоставленных» [21]. Авторы указывали и на то, что в книге Н. Верта имелось немало фактических ошибок, о чем впоследствии писала российская пресса. Неточность была допущена уже в названии работы, ибо в период с 1900 по 1917 гг. страна была не Советским государством, а Российской империей.
По нашему мнению, именно эта книга была выбрана в качестве учебного пособия в первой половине 1990-х гг. потому, что, хотя автор заявлял о том, что свою задачу
он видит в том, чтобы деидеологизации, деполитизации споров о СССР, отказавшись от двух крайностей в освещении советской истории: теории официальной советской историографии и концепции тоталитаризма [22], но на самом деле в ней был представлен именно тот взгляд на историю России, который был нужен новой российской власти. Книга Н. Верта и последовавшая за ней книга английского историка Д. Xоскинга «История Советского Союза 1917 - 1991» [23] укрепили позиции появившегося в нашей историографии либерального направления.
Школьные и вузовские учебники было рекомендовано создавать с учетом того подхода к отечественной истории, который был реализован в учебнике Н. Верта. В 1992 г. был издан учебник для 10 класса Л.Н. Жаровой и И.А. Мишиной «История Отечества. 1900 - 1940». Авторы заявили о своей приверженности цивилизационному подходу, дающему возможность рассматривать историю страны в контексте общемирового развития, выявлять особенности российской цивилизации, оценивать события отечественной истории через цивилизационные сдвиги и взаимовлияния [24]. В учебном пособии для поступающих в вузы его автор А.Ю. Головатенко прямо заявлял о приверженности концепции «советского тоталитаризма» [25].
Первые учебники по отечественной истории вызывали неоднозначную реакцию общественности. По мнению С.Ю. Вершинской, А.П. Логунова, О.Н. Панковой, учебник Л.Н. Жаровой и И.А. Мишиной можно считать первым альтернативным учебником по отечественной истории для средней школы [26]. В отличие от данных авторов А.П. Шевырев полагает, что хотя в этом учебнике «смена формационной схемы цивилизационной радикально изменила ракурс видения русской истории первой половины XX в., однако отход от классовой оценки событий повлек за собой отказ от какой бы то ни было истори-
ческой оценки вообще. В результате история России и СССР оказалась раздробленной на отдельные, порой произвольно подобранные эпизоды, и единственным началом, которое связывает эти эпизоды в единое целое, стала схема развития российской цивилизации. Эта схема служит хорошей основой для размышления над российской историей, но оставляет мало места для сопереживания. История родной страны отчуждается от читателя и становится предметом логического анализа в рамках заданной схемы» [27].
Рецензируя учебное пособие, написанное
А.Ю. Головатенко, В.А. Козлов указывал, что «изложение исторических фактов и событий в работе А. Головатенко было бы достаточно интересным, если бы фрагменты текста, содержащие в основном добросовестное изложение фактического материала, автор не «склеил» воедино «тоталитаристской» риторикой. На все явления, которые по тем или иным причинам не нравились А. Головатенко, он наклеивал ярлык «тоталитарный»» [28].
В рамках проводимой образовательной реформы была развернута программа «Обновление гуманитарного образования в России», спонсором которой выступил Дж. Сорос. Основной целью программы являлось создание нового поколения вариативных учебников и учебных пособий, ориентированных на ценности отечественной и мировой культуры современного демократического общества. С 1994 г. стали выходить учебники и учебные пособия, изданные в рамках данной программы [29].
Их авторы попытались взглянуть на историю России с новых позиций, выработанных в начале 1990-х гг. Появились учебники, написанные с точки зрения цивилизационного подхода к истории [30]. И.Н. Ионов с позиций либеральных ценностей современной цивилизации поставил проблему национальной самобытности России. В.Г. Xорос попытался взглянуть на историю России в контексте общеми-
Камынин В.Д.
рового процесса модернизации и охарактеризовать ее в сравнении с другими цивилизациями [31].
Оценивая эти учебники, В.А. Шестаков писал, что содержание новых учебников -«наглядная иллюстрация переходного состояния отечественной исторической науки, стихийной смены привычных знаков и оценок на противоположные. Однако при всех недостатках новые учебники первого поколения сыграли свою положительную роль: за короткий срок произошла оперативная смена старых советских коммунистических учебников на новые, в которых нашлось место многим ранее «забытым» сюжетам, проблемам, историческим деятелям, наметился переход от узкоклассового подхода к многофакторному. На смену учебникам, созданным на основе единственной марксистской парадигмы, пришли учебники, разработанные на различных концептуальных основах (цивилизационной, культурологической и др.). В школе появились учебники государственнопатриотической, либеральной и социалистической направленности» [32].
Другие историографы указывают на излишне поспешный характер вновь появившихся учебников, на желание авторов поскорее заявить о своих оригинальных взглядах. Говоря о методике создания новых учебников, А.М. Водянский считает, что, испытывая трудности при интерпретации исторического процесса, ученые и педагоги пытались заменить вульгаризованный марксистский подход цивилизационным, культурологическим, стадиальным, каждый из которых акцентировал внимание лишь на определенных сторонах исторического процесса [33]. В.А. Козлов пишет по этому поводу: «В новую учебную литературу в трансформированном виде переносились отдельные черты характерного для советского казенного марксизма «детерменированного кретинизма», только на место пресловутых «закономерностей социалистического строительства» подставлялась «логика тоталитаризма». И в первом, и во втором случае
употребление подобных аксиоматических словосочетаний как бы избавляло авторов не только от сомнений, но и от необходимости дальнейших объяснений» [34].
В первой половине 1990-х гг. началась либерализация в создании вузовских учебников, пособий и курсов лекций по истории России, которые стали массовым историографическим фактом. Впервые учебники стали создаваться не только в центре, но и на местах. Каждый вуз пытался издать свой вариант изложения отечественной истории. Сам по себе данный факт был отрадным, ибо свидетельствовал о либерализации не только издательской, но и мыслительной деятельности. Однако в них, как правило, изложение отечественной истории давалось в рамках лишь одной интерпретации истории.
Среди учебников, опубликованных в первой половине 1990-х гг., выделяется ряд учебников, созданных преподавателями вузов г. Екатеринбурга под редакцией Б.В. Личмана и А.Т. Тертышного. Коллектив авторов под редакцией Б.В. Личмана уже в начале 1990-х гг. выпустил курс лекций, оригинальность которого состояла в том, что в нем цивилизационный подход к истории понимался как «синтез исторических взглядов». Авторы открыто провозглашали, что «слушателям не навязывается культурно-исторический или историко-материалистический подход в изучении истории. Во всех лекциях выдерживается линия на непредвзятость к концепциям, их равно-уважительность в интерпретации фактов» [35]. Они подчеркивали, что поскольку историческая наука в большей степени, чем естествознание, зависит от идеологической ситуации в обществе, для нее «губительна монополия той или иной идеологии на духовное господство в обществе» [36].
На характер некоторых вузовских учебников, опубликованных в первой половине 1990-х гг. в Екатеринбурге, оказала влияние уральская историографическая школа, созданная в Уральском государственном
университете профессором О.А. Васьков-ским [37]. Учебники по истории России, написанные под редакцией Б.В. Личмана и А. Т. Тертышного, отличались тем, что каждая глава сопровождалась историографическим очерком, который позволял студенту самостоятельно разобраться в точках зрения на изучаемую проблему. По словам
А.Т. Тертышного, «авторы, естественно, излагают свое видение событий, но не выдают его за окончательное, хотя и сообразуются с новейшими достижениями исследовательской мысли. Очень важное значение придается историографическим моментам» [38]. Эти учебники уральских ученых заложили основу многоконцептуального изучения истории, получившего широкое распространение в последующие годы. В.Л. Телицын в рецензии на учебники под редакцией Б.В. Личмана писал, что «предложенная авторами структура построения лекций - многоуровневый подход к рассмотренной теме - повышает доходчивость изложения и облегчает процесс усвоения материала, стимулирует интерес и желание к более углубленному познанию той или иной проблемы» [39].
Серьезные изменения стали происходить в первой половине 1990-х гг. в области обновления источниковой базы исторических исследований. В руки новой российской власти перешла архивная система, которая была подвергнута радикальной реорганизации. Сразу после событий 19-21 августа 1991 г. 24 августа Президент России Б.Н. Ельцин издал ряд важных указов об архивном деле в Российской Федерации, согласно которым архивы органов КПСС и КГБ СССР были переданы в ведение российских архивных органов. На базе Центрального партийного архива был создан Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦXИДHИ), на местах фонды партийных архивов и часть фондов КГБ были переданы на государственное хранение. На основе Центрального государственного архива Октябрьской революции и Центрального госу-
дарственного архива РСФСР был создан национальный архив России - Государственный архив Российской Федерации. Всего было создано 17 федеральных архивов и центров хранения документов. Среди них: Центр хранения историко-документальных коллекций (на базе бывшего «особого» архива), Российский государственный архив экономики (бывший архив народного хозяйства), Центр хранения документов молодежных организаций (бывший архив ВЛКСМ) и др. [40]. Была начата работа по реорганизации архивной системы на местах.
Большая работа в первой половине 1990-х гг. была проделана по рассекречиванию архивных документов. 6 сентября
1991 г. Президиум Верховного Совета РСФСР принял Постановление, согласно которому создается временная депутатская комиссия парламентского расследования причин и обстоятельств государственного переворота в СССР. Этим Постановлением вменялось в обязанность руководству всех государственных и общественных организаций, расположенных на территории РСФСР, предоставлять созданной депутатской комиссии необходимую для рассмотрения документацию и информацию. Эту комиссию возглавили руководители общественно-политического движения «Демократическая Россия» Л. Пономарев и Г. Якунин. В конце сентября 1991 г. комиссия приступила к работе в ЦПА ИМЛ ЦК КПСС и попыталась разобраться в системе хранения документов и возможности придания их широкой общественной огласке [41]. В результате проделанной новой властью работы с большого количества документов был снят гриф секретности и они стали доступны для исследователей. 7 июля 1993 г. были приняты Основы законодательства РФ об Архивном фонде РФ и архивах. Этот документ создал основу для реформирования архивного дела в стране и предусматривал широкое участие архивохранилищ в публикации своих сокровищ.
Камынин В.Д.
Архивные службы России приступили к изданию целых серий документальных публикаций, главным образом, по новейшей истории России, которая в советской историографии была наиболее политизирована и идеологизирована.
Для широкой публикации источников в
1992 г. было возобновлено издание закрытого в соответствии с Постановлением Секретариата ЦК КПСС от 13 ноября 1962 г. журнала «Исторический архив». Он был учрежден Комитетом по делам архивов при Правительстве Российской Федерации. С
1993 г. в качестве приложения к журналу «Родина» начали выходить «Вестник архива Президента Российской Федерации», журнал «Источник».
Резко изменилось положение в деле издания исторической литературы. Новая власть отрицательно оценивала то, что происходило в нашей стране в период перестройки, справедливо считая его продолжением советского периода. В связи с этим многое из того, что собирались издать историки, особенно по советской истории, было убрано из тематических планов издательств.
В.А. Невежин и О.А. Пруцкова указывают также на то, что «отпуск цен в 1992 г., превратное понимание внезапно наступивших «экономических свобод» и полной бесцензурности сотнями коммерческих издательств, которые стали стихийно возникать после распада СССР, породили ряд ранее небывалых проблем. «Раскручивалась», главным образом, ходовая литература для массового читателя. Резко уменьшился объем социально значимой литературы, в том числе научного и справочного характера». Авторы подсчитали, что тираж выпуска исторической литературы по сравнению с 1991 г. резко упал и составлял в 1992 - 1995 гг. не более 7-9 млн. экз. При этом, как указывают В.А. Невежин и О.А. Пруцкова, в это число входят как книги известного В. Суворова (Резуна), изданные общим тиражом 4 млн. экз., так и научная литература, тираж которой иногда не превышает 1 тыс. экз.
Приоритеты издаваемой в первой половине 1990-х гг. литературы можно обозначить таким образом: на первом месте находилась научно-популярная и учебная литература, затем следовали мемуары, биографии и исторические портреты и, наконец, научная литература [42]. По подсчетам В.А. Козлова, «в 1992 - 1994 гг. в России было опубликовано более четырех тысяч книг и статей по российской истории конца XIX - XX вв. ... Около двух тысяч историков, социологов, философов, писателей и журналистов были авторами этого потока исторической литературы» [43].
Как и в годы перестройки, много трудов об отечественной истории выпускалось публицистами, поэтому трудно согласиться с мнением В.А. Козлова о том, что в первой половине 1990-х гг. профессиональные академические историки «потеснили публицистов и популяризаторов» и их труды доминировали в это время [44]. Серьезной исследовательской литературы научного характера издавалось мало, она была представлена, главным образом, статьями, печатавшимися в научных исторических журналах. В первой половине 1990-х гг. в связи со сменой приоритетов историками практически не создавались обобщающие труды по истории России в целом, требовалось длительное время для того, чтобы переосмыслить ее с новых позиций.
Существенные изменения произошли в проблематике издаваемых работ. Историки, как правило, обращались к тем проблемам отечественной истории, которые мало затрагивались в советской историографии. Большинство из них было посвящено дореволюционной истории России. Часть из них была рождена процессами, происходившими в новой России. Становление новой российской государственности активизировало разработку истории российской государственности, органов управления и самоуправления Российским государством, его карательных органов. В связи с зарождением в постсоветской России но-
вых социально-экономических отношений историки активно изучали историю реформ в России. Начали вестись гендерные исследования, изучение истории повседневности, менталитета различных слоев населения России.
Анализ литературы, написанной в жанре исторической биографии, показывает, что в первой половине 1990-х гг. основное внимание историки уделяли самодержцам и государственным деятелям дореволюционной России. Резко усилился интерес к представителям дома Романовых. Вышли биографические справочники о государственных и политических деятелях России, дипломатах. По данным В.А. Козлова, в 1992 -
1994 гг. всего было опубликовано более 300 научных и научно-популярных биографий политических и военных деятелей, представителей интеллектуальной элиты и т.п. Автор заметил, что «в выборе героев явно чувствуется конфликт имперской и советской России в историческом сознании современного российского общества» [45].
В первой половине 1990-х гг. книжные полки магазинов стали заполняться особого рода литературой. Ее авторы делали ставку прежде всего на историческую сенсацию, разоблачение «тайн и загадок» прошлого, не утруждая себя при этом заботой об исторической достоверности своих версий. Увлекательность сюжетов и литературные достоинства делали эти книги достоянием массовой аудитории. Е.Ю. Зубкова и А.И. Куприянов ввели особый термин для характеристики подобной литературы, отнеся эти работы к т.н. «ревизионистскому направлению в исторической литературе» [46]. По их мнению, такие авторы, как Э. Радзинский, М. Аджиев, Н. Шахмагонов, произвольно относились к историческим источникам, делали дилетантские «филологические» открытия и излагали материал и свои размышления в стиле «фэнтези». Мы считаем, что это была не «ревизионистская» литература, что обязательно предполагает ревизию своих предшествующих взглядов, а прямое же-
лание извлечь выгоду из обстановки, которая характеризовалась отсутствием добротной литературы по истории научно-популярного характера.
Наиболее кардинальные изменения произошли в первой половине 1990-х г. в области методологии истории. Суть происходивших в то время изменений в области методологии истории подведены автором данной статьи в целом ряде публикаций [47].
По нашим наблюдениям, смысл происшедшей в первой половине 1990-х гг. «методологической революции» исследователями понимался по-разному. Б.Г. Могиль-ницкий по горячим следам происходящих событий писал, что «крушение безраздельного господства марксистской социологической теории породило в нашей науке своеобразную «концептуальную анархию»» [48]. В.А. Козлов полагал, что «методологической революции» «сопутствовали претензии некоторых теоретических моделей на исключительность. Эти претензии питались ностальгической потребностью в «универсальных» и «единственно верных» объяснениях мира» [49].
Такую оценку следует, на наш взгляд, поддержать, ибо в первой половине 1990-х гг. была сделана попытка заменить одну универсальную теорию, в качестве которой выступал в советское время марксизм, на другую, не менее универсальную теорию. Ведущее место в осмыслении истории России в первой половине 1990-х гг. принадлежало цивилизационному подходу.
Осмысливая историю России с позиций цивилизационного подхода, Л.И. Семен-никова видела его преимущества в том, что «его принципы позволяют: определить историческое место России в мировом человеческом сообществе как цивилизационно неоднородного общества; понять особенности ее общественной организации и культуры в сравнении с опытом других народов; дать цельное представление об историческом пути страны во всей его сложности, о причинах цивилизационного
Камынин В.Д.
плана трудностей в ее развитии при колоссальном человеческом и природном потенциале; при таком подходе ярко высвечиваются проблемы альтернатив общественного развития на разных этапах истории страны, предоставляется возможность раскрыть коллизии борьбы вокруг проблемы исторического выбора, причины победы определенных сил в тот или иной момент истории» [50].
В то же время большая часть приверженцев цивилизационного подхода истории стала объяснять советскую часть истории XX в. с позиций теории тоталитаризма. Именно на первую половину 1990х гг. приходится наибольшее количество исследований, популяризирующих суть данной концепции и распространяющих ее на историю России. В.А. Козлов объясняет этот феномен следующим образом: «Перемена декораций, распад СССР, крушение коммунистического режима и переход власти к противникам Горбачева в сочетании с призывами к суду над КПСС превратили «тоталитаристские» интерпретации в историографическую моду». По его словам, популярность этой и многих прочих новых идей, проникших в историческую науку России в первой половине 1990-х гг. «имела чисто политическое происхождение и была мало связана с их эвристическими возможностями и познавательной ценностью. Другое дело, что поражение коммунизма и необходимость заполнить возникший идеологический вакуум породили у авторов новых учебников и учебных пособий особый спрос именно на «тоталитаристские» интерпретации - они не только лежали в русле господствующих в то время массовых настроений и ожиданий политических элит, но их было еще и сравнительно легко соединить с практическими навыками написания учебников и «обобщающих» трудов коммунистической эпохи» [51].
На фоне всеобщего увлечения цивилизационным подходом сторонники мате-
риалистического понимания истории вносили существенные коррективы в свои концепции, однако сдавать позиции не собирались. Н.И. Смоленский призывал к возврату «к истинной сути целого ряда теоретических положений в противовес утвердившимся в отечественной историографии и ставшим официальными трактовок» [52]. По словам В.А. Козлова, «в первой половине 90-х гг. была проведена «инвентаризация» не только очевидных провалов доктринального марксизма и «марксистско-ленинской» идеологической утопии, но и интеллектуальных достижений советского творческого марксизма, пытавшегося выжить как социологическая теория вопреки желанию и воли коммунистических олигархов» [53].
Подводя некоторые итоги развития исторической науки в России в первой половине 90-х гг. XX века, необходимо констатировать, что главным в то время было желание властей вернуть историков к единственной монометодологии, представлявшей собой зеркальное отражение марксистской методологии. Среди представителей исторической науки официальную поддержку получали лишь те, кто придерживался либеральных взглядов, настаивал на применении цивилизационного подхода к истории, объяснял советскую историю с позиций теории тоталитаризма.
К достижениям исторической науки тех лет следует отнести принятие мер по наведению порядка в архивном деле и расширению доступа исследователей к архивным фондам, особенно по новейшей истории России, широкую публикацию исторических документов. Значительное обновление источниковой базы, применение новых методологических и концептуальных подходов позволило исследователям достигнуть серьезных результатов в изучении многих проблем, прежде всего истории дореволюционной России.
ЛИТЕРАТУРА
1. Пихоя Р.Г. Была ли революция в стране в конце XX в.? // Судьба России: вектор перемен. Материалы Междунар. науч. конф. Екатеринбург. М., 2007. Т. I. С. 54.
2. Тютюкин С.В. Современная отечественная историография РСДРП // Отечественная история. 1998. № 6. С. 55.
3. Поляков Ю.А. Наше непредсказуемое прошлое. М., 1995. С. 205.
4. Гречко П.К. О сознании, истине и лжи в истории // Вестник Российского ун-та дружбы народов. Серия «История, философия». 1993. № 1. С. 84.
5. Бордюгов Г.А., Ушаков А.И., Чураков В.Ю. Белое дело: идеология, основы, режимы власти. М., 1998. С. 190.
6. См.: Бордюгов Г. А., Козлов В.А. История и конъюнктура: Субъективные заметки об истории советского общества. М., 1992. С. 22.
7. Искендеров А.А. Историческая наука на пороге XXI в. // Вопросы истории. 1996. № 4. С. 7.
8. Цит. по: Рокитянский Я.Г. Будущее гуманитарных и общественных наук: Обсуждение в Президиуме РАН // Вестник РАН. 1992. № 10. С. 133.
9. См.: Мэтьюз М. Есть ли будущее у советологии? Размышления бывшего участника «холодной войны» // Новая и новейшая история. 1993. № 2. С. 51.
10. См.: Жук С.И. Одномерна ли история? // Вопросы истории. 1992. № 8-9. С. 136.
11. Прядеин В.С. Историческая наука в условиях обновления: философские основы, принципы познания и методы исследования (историографический анализ). Екатеринбург, 1995. С. 9.
12. Искендеров А.А. Историческая наука на пороге XXI в. С. 8.
13. Козлов В.А. Российская история: обзор идей и концепций 1992-1995 гг. // Свободная мысль. 1996. № 4. С. 104.
14. См.: Актуальные теоретические проблемы современной исторической науки: Материалы «круглого стола» // Вопросы истории. 1992. № 8-9. С. 160.
15. Искендеров А.А. Историческая наука на пороге XXI в. С. 8.
16. Мамонов В.Ф. Кризис исторической науки // Вестник Челяб. ун-та. 1993. № 2. С. 3.
17. Отечественная история. 2002. № 3. С. 28.
18. Дедков Н.И. Как я документально установил, или Смею утверждать: О книге Д.А-. Волкогонова «Ленин» // Исторические исследования в России: тенденции последних лет. М., 1996. С. 115.
19. Козлов В.А. Российская история. С. 101.
20. Верт Н. История советского государства. 1900 - 1991. М., 1992. С.5.
21. Мамонов В.Ф., Фортсман Г.В. В Вольтерах некто Верт // Вестник Челяб. ун-та. 1993. № 2. С.8.
22. Верт Н. История советского государства. С.5.
23. См.: Xоскинг Д. История Советского Союза 1917-1991. М., 1994.
24. См.: Жарова Л.Н., Мишина И.А. История Отечества. 1900-1940. М., 1992. С. 5.
25. Головатенко А.Ю. История России: спорные проблемы. М., 1993.
26. См.: Краткая хроника событий // Советская историография. М., 1996. С. 569.
27. Шевырев А.П. История в школе: образ Отечества в новых учебниках // Исторические исследования в России. С.50.
28. Козлов В.А. Российская история. С. 105.
29. См.: Данилов А.А., Косулина Л.Г. История России: XX век. М., 1995; Дмитренко-
Камынин В.Д.
В.П., Есаков В.Д., Шестаков В.А. История Отечества: XX век. М., 1995; История России / Под ред. С.В. Леонова. М., 1995. В 2-х т.; Островский В.П., Уткин А.И. История России: XX век. М., 1995; и др.
30. См.: Ионов И.Н. Российская цивилизация и истоки ее кризиса IX - начало XX в. М., 1994; Семенникова Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. Брянск, 1995; и др.
31. См.: Xорос В.Г. Русская история в сравнительном освещении. М., 1994.
32. Отечественная история. 2002. № 3. С. 14.
33. Преподавание истории в школе. 1995. № 3. С. 56.
34. Козлов В.А. Российская история. С. 106.
35. Курс лекций по истории России с древнейших времен до наших дней. Екатеринбург, 1992. С. 2.
36. История России с древнейших времен до второй половины XIX в.: Курс лекций. Екатеринбург, 1995. С.10.
37. См.: Камынин В.Д., Цыпина Е.А. Уральская историографическая школа // Известия Уральского ун-та. 2004. № 29. Серия «Проблемы образования, науки и культуры». Выпуск
15. С. 67-75.
38. Выбор пути: История России 1861 - 1938 гг. Екатеринбург, 1995. С. 6.
39. Отечественная история. 1998. № 1. С. 177.
40. См.: Пихоя Р.Г. Открытие архивов в России // Источник: Документы российской истории. 1993. С. 3.
41. См.: Латышев А.Г. Рассекреченный Ленин. М., 1996. С. 3.
42. См.: Невежин В.А., Пруцкова О.А. Издание исторической литературы: кризис или стабилизация? // Исторические исследования в России. С. 23, 28-29, 34.
43. Козлов В.А. Российская история. С. 99.
44. Там же.
45. Там же. С. 100.
46. См.: Зубкова Е.Ю., Куприянов А.И. Возвращение к «русской идее» // Отечественная история, 1999. № 5. С. 21.
47. См.: Камынин В.Д. Методологические проблемы современной исторической науки // Европа в контексте диалога Запада и Востока в новое и новейшее время. Екатеринбург, 1998; Он же. Историческая наука России в конце XX столетия (методологические и концептуальные поиски) // Рубеж веков: проблемы методологии и историографии исторических исследований. Тюмень, 1999; Он же. Поиски новых методологических подходов в отечественной историографии второй половины 80-х - начала 90-х гг. XX столетия // Историческая наука на рубеже веков. Екатеринбург, 2000; Он же. Эволюция методологических и концептуальных представлений в провинциальной исторической науке в конце 80-90-х гг. XX столетия // Уральский исторический вестник. Екатеринбург, 2001. № 7; Заболотный Е.Б.; Камынин В.Д. Историческая наука России в преддверии третьего тысячелетия. Тюмень, 1999; Они же. Вопросы методологии истории в провинциальной историографии конца XX в. // Историческая наука на пороге третьего тысячелетия. Тюмень, 2000; Они же. Историческая наука России в конце XX - начале XXI века. Учеб. пособие. Тюмень, 2004; Камынин В.Д. Цыпина Е.А. К вопросу о методологической ситуации в современной исторической науке // Урал индустриальный: Бакунинские чтения. Материалы VII Всероссийской научной конференции ноябрь - 2005. Екатеринбург, 2005.
48. Могильницкий Б.Г. Некоторые итоги и перспективы методологических исследований в отечественной историографии // Новая и новейшая история. 1993. № 3. С. 9.
49. Козлов В.А. Российская история. С. 104.
50. Семенникова Л.И. В поисках новой научной парадигмы // Отечественная и всеобщая история. Брянск, 1993. С. 27.
51. Козлов В.А. Российская история. С. 105.
52. Смоленский Н.И. О разработке теоретических проблем исторической науки // Новая и новейшая история. 1993. № 3. С. 5.
53. Козлов В.А. Российская история. С. 108.
