CC BY
69
ГОСУДАРСТВО И ОБЩЕСТВО
М.Б. Боков РОССИЙСКАЯ ЭЛИТА О МЕСТЕ И РОЛИ РОССИИ В МИРЕ
Вместо вступления
В 2007 г. ВЦИОМ совместно с Институтом общественного проектирования провели исследование по изучению мировоззрения современной российской элиты. Прежде чем приступить к решению задач проекта, его авторы должны были определиться с термином "элита". С тех пор как Парето ввел это понятие в научный обиход почти сто лет назад, оно имело самые разнообразные трактовки в политической науке. Общим для всех интерпретаций является то, что под элитой подразумевается политический правящий класс, осуществляющий управление государством. Такое понимание элиты лишь отчасти соответствовало задачам проекта, поскольку ограничивало предмет исследования сферой власти.
Участники проекта решили использовать расширенную трактовку "элиты", согласно которой это не только "правящие круги", но и наиболее авторитетные и влиятельные люди в различных сферах общественной жизни. В задачу исследования входило изучение взглядов как "политического класса", так и взглядов "властителей умов" — представителей научной, творческой и религиозной элиты.
Для отбора респондентов использовалась методика "оценки влияния", разработанная Институтом ситуационного анализа и новых технологий. Было отобрано 326 представителей элит, проживающих в мегаполисах и крупных городах — областных, краевых и республиканских центрах. Общее количество регионов, вошедших в выборку — 32, включая Москву.
Методологи проекта сформировали 10 целевых групп. В каждой целевой группе было опрошено не менее 30 человек. Четыре первые группы представляют современный российский политический класс:
• законодательная власть (депутаты Государственной думы и депутаты региональных законодательных собраний);
• исполнительная власть (высокопоставленные члены администраций субъектов РФ, члены региональных правительств);
• судебная власть (судьи, прокуроры, адвокаты);
• силовые структуры (высокопоставленные чины в армии и МВД).
БОКОВ Михаил Борисович — кандидат философских наук, ведущий аналитик ВЦИОМ.
Организаторы исследования столкнулись с ожидаемой проблемой достижимости респондентов. Так называемая "высшая элита", имеющая политический ресурс влиять на принятие важнейших государственных решений, оказалась практически недоступной для социологических методов исследования. Исключение составляют депутаты Государственной думы, представленные в проекте на уровне руководителей парламентских фракций и комитетов. В результате 80% выборки по "политическому классу" составили представители "среднего слоя" российской элиты, которые проявили интерес к исследованию и дали согласие на интервью. Достижимость местных элит была намного выше, чем столичных (в Москве и Санкт-Петербурге).
Шесть других целевых групп представляли "неполитические" элиты:
• крупный бизнес (руководители компаний, их заместители, члены совета директоров, члены правлений);
• научная элита (члены РАН, ректоры вузов, их заместители, известные ученые);
• творческая элита (писатели, художники, режиссеры, художественные руководители театров, музыкальных коллективов);
• религиозная элита (иерархи и священнослужители православной церкви, священнослужители других конфессий Российской Федерации);
• СМИ (главные редактора центральных и региональных газет, авторитетные журналисты);
• политические и общественных организации (федеральные и региональные руководители партий и влиятельных общественных организаций). Исследование проводилось методом глубинного интервью, в ходе которого
обсуждался целый ряд проблем, касающихся современной России. В данной статье мы рассмотрим только один, но очень важный вопрос, который был задан респондентам — о месте и роли России в современном мире. Этот вопрос особенно актуален, поскольку является интегрирующим, общемировоззренческим и философским. Отвечая на него, представители элит аккумулировали свое мировоззрение и производили синтез своих высказываний по другим вопросам. Более того, удивительной особенностью этой темы является то, что она вызвала большой интерес у респондентов, располагала их к доверительному разговору. Даже те из них, которые скупо и сдержанно отвечали на экономические и политические вопросы, преображались, когда речь заходила о глобальном и вселенском. Российская элита оказалась склонна к философствованию и не только не боялась абстрактных вопросов, но и вкладывала в них много своей интеллектуальной, эмоциональной и нравственной энергии.
Никто из участников опроса не готовился к интервью специально, в лучшем случае предварительно просматривался список вопросов. Однако многие и этого не делали, предпочитая отвечать с листа. В результате получилась любопытная картина глубинного знания, глубинных убеждений и глубинных мотиваций, которые не всегда осознаются собственными носителями. Интервью дали возможность респондентам высказаться не только по текущим политическим и экономическим вопросам, что для большинства из них было вполне привычно, но и по вопросам, так сказать, метафизическим.
А метафизические вопросы в истории мысли всегда решались двояко: или путем рациональных философских построений, или путем "внутреннего чувствования", путем интуиции. Эти два пути познания часто приводили к одним и тем же результатам, что вызывало изумление старающихся познать.
Чтобы не быть неправильно понятым, я не буду говорить, что представители российских элит отвечали на вопрос о месте и роли России в мире интуитивно. Но могу определенно сказать, что их ответы опирались не на философские построения как таковые, а на внутреннюю спрессованную духовность, на хранящуюся в сознании культуру и историю своей страны. В повседневной жизни этот пласт сознания может быть совершенно не заметен как для самого человека, так и для окружающих его людей. Но он может активизироваться и проявиться в тот момент, когда человек стремится ответить на какой-то не приземленный вопрос.
Удивительно, но люди, получившее среднее и высшее образование в советский период и занятые ныне повседневной работой, никак не связанной с философией истории, расположены говорить о месте и роли России философично, в глобальном масштабе. Эта тема кажется им очень близкой, не вызывает у них отторжения, ложится на удобренную почву. Пусть слова и мысли не всегда отточены, пусть иногда в потоке сознания хаотичности больше, чем стройности, но, тем не менее, отчетливо видны лейтмотивы и закономерности, которые связывают таинственным, если хотите, образом нынешнюю российскую элиту с философскими исканиями дореволюционного и послереволюционного, эмигрантского, русского образованного сословия. Причем не того, атеистического и революционного, известного нам по школе, а провиденциалистского, мистического и богословского.
Близость к религиозно-философским интерпретациям места и роли России в мире проявляют не только священнослужители, что естественно, но и вполне светские люди — руководители, управленцы, бизнесмены, журналисты. Язык — светский, секулярный, однако мысли те же, что и у русских философов, отвечавших когда-то на тот же вопрос: "Каково место и роль России в мире?". Здесь мирское сознание современного образованного класса сливается с философской напряженностью, существующей в России с того времени, когда Русь "встретилась" с Византией. На наших глазах XXI век перекликается с XIX и даже с XVI веком. Если бы уважаемым респондентам сказали, что их мысли близки к мыслям Одоевского, Достоевского, Соловьева, Бердяева или евразийца Трубецкого, то они, я думаю, выразили бы немалое удивление этим странным обстоятельством.
После предварительных замечаний перейдем к анализу идей и мнений, высказанных представителями российских элит по вопросу о месте и роли России в современном мире. Вопрос задавался в открытой форме, и респонденты могли дать любое количество ответов, которые при анализе были объединены в смысловые группы. Чтобы не загромождать статью чрезмерным цитированием, в качестве аргументации я буду приводить только типичные высказывания, отражающие доминирующую точку зрения.
Отметим, что у респондентов термины "место" и "роль" России имели очень близкую смысловую нагрузку, поэтому они употребляются в тексте статьи как синонимы. Во избежание повторений слов будем иногда называть респондентов экспертами. При анализе используются наиболее важные и интересные, на наш взгляд, мысли и идеи, набирающие не менее 10% голосов представителей элит.
Не будем больше томить читателя и представим, наконец, результаты исследования в таблице. Конечно, в ней не сразу увидишь что-то от русской философии. Но впереди у нас смысловой анализ текстов интервью. Итак, результаты исследования, выраженные в количественных показателях, суть следующие:
Таблица 1.
Место и роль России в мире
№ Место и роль России в мире % Количество экспертов
1 Быть одним из мировых лидеров в многополярном мире 46,6 152
2 Создать в России процветающее общество, стать примером для других народов 25,7 84
3 Быть миротворческой державой, гарантом мира 23,0 75
4 Россия — посредник, "связующее звено" между Востоком и Западом 17,5 57
5 Быть "центром духовного притяжения", "православной цивилизацией", идти по своему "особому" историческому пути 16,6 51
6 Сдерживать негативные процессы в мире, совместно с другими странами решать общемировые проблемы (терроризм, бедность, болезни и т.д.) 9,5 31
7 Быть политически самостоятельной державой, не вступать в блоки, поддерживать конструктивные отношения со всеми странами мира 7,7 25
8 Отстаивать свои национальные интересы (здоровый прагматизм в отношении других стран) 5,0 16
9 Содействовать стабильности на постсоветском пространстве 4,6 15
10 Вернуть влияние в странах "третьего мира" 3,4 11
11 Укреплять миропорядок на демократических ценностях 3,1 10
12 Россия слаба, никаких серьезных ролей играть в мире не может 1,2 4
13 "Собирание империи", возвращение имперского статуса 0,6 2
Примечание: каждый респондент мог дать любое количество ответов.
"Обречена быть..."
Как видно из таблицы, доминирующим ответом на вопрос о месте и роли России в мире является тезис: "Быть одним из мировых лидеров в многополярном мире" (46,6%). Идея многополярности оказалась чрезвычайно популярна среди элит. Респонденты высказывались в том духе, что после окончания эры биполярной конфронтации между СССР и США Россия в катастрофически короткий срок потеряла статус "сверхдержавы", и это привело к кардинальным геополитическим изменениям на постсоветском пространстве, а также в Европе и во всем мире.
Нынешнее влияние России на международной арене существенно слабее, чем было влияние Советского Союза: "Я пока не могу назвать Россию одним из политических лидеров изначально", — высказывает характерное мнение один из респондентов (Липецк, законодательная власть).
Вместе с тем большинство представителей элит убеждены, что сегодня Россия уже не так слаба, как в первое десятилетние после распада Советского Союза. Тяжелый системный кризис исторического масштаба к настоящему моменту преодолен, и Россия шаг за шагом восстанавливает ресурсы своего политического влияния. Страна, благодаря своему уникальному стратегическому положению на Евроазиатском континенте, объективно продолжает играть важную роль в мировых делах.
Россия "должна", "обязана", "не может не быть", "обречена быть" одной из ведущих мировых держав: "равной среди равных", "равной среди сильных", "одной из точек силы". "Роль России в мире — это роль одного из государств-лидеров". Имея огромный территориальный и природный потенциал, "не быть мировым лидером просто невозможно" (Тюмень, исполнительная власть).
Эксперты говорили о месте и роли России в мире как о феномене, которого пока нет, но который непременно будет. В их словах и интонациях видна почти "сакральная" убежденность в этом.
Ни США, ни Россия
Далее представители элит развивали свои мысли в том направлении, что Россия, достигнув статуса одного из мировых лидеров, не должна стремиться к большему — к тому, чтобы стать единственной сверхдержавой: "Гегемоном в мире мне бы не хотелось видеть Россию" (Оренбург, исполнительная власть).
Эксперты отвергают однополярный мир в принципе: должно быть "несколько центров силы". Ни одна страна — ни США, ни Россия, ни Евросоюз, ни Китай, никто другой — не имеет право быть "мировым дирижером". И Россия не должна ставить перед собой цель занять место США: "Мы своей историей, своим предназначением просто обречены на ведущие позиции, но только при многополярном мире. Я категорически против того, чтобы вместо Америки Россия стала единственным полюсом, а все остальные были под ней. Времена изменились. Сейчас ни в коем случае нельзя устанавливать никакую монополию на власть, на лидерство" (Москва, законодательная власть).
Идея монопольного лидерства России является опасной и разрушительной прежде всего для самой России. Стремление к гегемонии подрывает престиж страны, деформирует ее экономику, вступает в противоречие с решением внутренних задач: "России надо на равных правах присутствовать на международной арене, а стремиться к лидерству мировому — мы это уже проходили, это слишком дорого обходится народу" (Челябинск, творческая элита).
Респонденты не акцентируют внимание на лидерстве России в военном отношении, обороноспособность рассматривается как важный, но не единственный фактор, позволяющий стране войти в клуб мировых держав. Понятие "один из лидеров" является комплексным и многогранным, в его основе лежат экономическая мощь, высокое качество жизни населения, моральный и духовный авторитет страны. В этом отношении образ России в мире должен кардинально отличаться от образа СССР.
"Обустройство" России как ее роль в мире
Главный вектор проблемы места и роли России направлен не во внешнее международное пространство, а во внутреннюю жизнь страны. Глубинным смыслом этой проблематики является сама Россия, а не ее место в мире. Россия должна сконцентрироваться на самой себе, внутренне обрести себя, "обустроить" себя. Тогда ее место в мире само определится, и роль в мировых делах будет достойной ее внутреннего содержания. Не сначала внешнее, а потом внутреннее, а сначала внутреннее, а потом внешнее: "Честно сказать, Россия должна заниматься внутренними делами. Тогда само получится стать лидером. Мы должны серьезно заняться своей страной" (Москва, исполнительная власть).
России надо развивать свой демографический, экономический, научный и духовный потенциалы. Первым результатом этих усилий должно быть "создание достойных условий для жизни своих граждан".
Характерно и важно в мировоззрении элит то, что они практически не апеллируют к стандартам жизни развитых стран, не сравнивают, не приводят какую-либо страну в качестве примера для России. Ловишь себя на мысли, что такая позиция перекликается с классической славянофильской идеей, согласно которой Запад не может быть мерилом или образцом для России, она сама себе мерило.
Однако у экспертов нет "антизападничества". Они за равные условия для всех, за то, чтобы "они" нам не мешали, а мы "им" не мешали: "Главное добиваться процветания в первую очередь своей страны. Это дает возможность, не мешая другим развиваться, устоять от попыток некоторых стран, которые считают себя лидерами и хотят завоевать мировое господство" (Тула, силовые структуры).
Вопрос о месте и роли России в мире не столько политический, сколько духовный. Это вопрос о мыслях нации, которые должны быть направлены на самое себя. А внешний аспект бытия должен сформироваться не как плод целеустремленных усилий самой России, ее политических элит, а как реакция других народов на что-то положительное, происходящее в стране. Во внешней политике есть лишь одна осознанная цель — "чтобы с нашим мнением считались", "чтобы голос России не тонул в голосах других государств". Вопрос о мировом лидерстве как предмете усилий нации кажется экспертам бессмысленным: "Почему Россия должна быть политическим лидером в мире, я не пойму? Смысл? Народ русский должен жить хорошо! Вот тогда с нами и будут считаться!" (Тула, интеллектуальная элита).
Характерно, что ни один из экспертов не сказал, что народ должен жить "богато". Но все говорили, что народ должен жить "хорошо", "достойно", "благополучно". И это совсем не случайно. Бессознательно респонденты употребляли именно те слова, которые отражают принцип разумной достаточности материальной стороны жизни. Но этой стороной все не ограничивается, за "достойной" жизнью народа стоит более важный — духовный аспект.
Развивая свои мысли, некоторые эксперты, может быть, неосознанно для самих себя, выявили историческую дихотомию. Это дихотомия между Россией как таковой и ее народом как таковым. Смысл подобного разделения, кажущегося, на первый взгляд, странным и невозможным, состоит в том, что народ "пока не научился уважать себя и свою страну". В этом смысле судьба России и судьба ее народа еще не соединились. Народ пока не соответствует "призванию" России. Это заставляет вспомнить слова Достоевского о том, что судить "наш народ" надо "не по тому, что он есть, а по тому, чем желал бы стать".
Россия как идея совершенна, но эта идея пока не познана ее народом во всей ее полноте, и в этом смысле, по словам Гоголя, "велико незнанье России посреди России".
Россия — миротворческая держава, гарант мира
Ни один из респондентов не сказал, что Россия должна интегрироваться в западный мир. Как будто все эксперты находились под влиянием авторов евразийского сборника "Исход к востоку" 1921 г. (Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий, Г.В. Флоровский, П.П. Сувчинский). Конечно, у современных элит нет того эмоционального антизападничества, которое было у евразийцев, и которое Бердяев называл не "евразийством", а "азиатством". Но эксперты испытывают явную настороженность по отношению к Западу. У них есть внутреннее ощущение, что Россия не Запад и никогда им не будет и не должна быть.
Либеральные идеи в умах элит занимают незначительное место. Только 3% опрошенных придерживаются мнения, что Россия должна участвовать в "укреплении миропорядка на демократических ценностях". Эксперты не высказывались против демократии как таковой, но в структуре их мышления "демократи-
ческие ценности" занимают вторичное место. Еще в меньшей степени занимают их имперские идеи: ответ — "собирание империи", возвращение России "имперского статуса" — получил только 0,6% голосов.
Зато представители элит часто определяли роль России в мире как "роль миротворца". Хотя эта позиция в четко сформулированном виде — именно как роль России в мире — занимает третье место в рейтинге (23%), но слова о миролюбивом характере нашего народа произносили большинство экспертов: "Вообще мне кажется, что задачи, которые Россия может решить — это такой мировой стабилизатор. Потому что русский народ, российский народ, как мне кажется, миролюбив сам по себе" (Кемерово, СМИ).
Россия имеет общие интересы с другими странами по многим вопросам международной безопасности, включая борьбу с терроризмом, противодействие распространению оружия массового поражения и урегулирование региональных конфликтов. Эксперты говорили о необходимости продолжать усилия по предотвращению атомной войны. Между основными ядерными державами такая война маловероятна, но она может возникнуть между ядерными странами "второго эшелона": "Не допустить мирового конфликта, не допустить развязывания ядерной войны, она возможна на Ближнем Востоке — там арабы, Израиль; или в Индии и Пакистане; Китай, Тайвань, Северная Корея, Япония. Поэтому здесь Россия везде может оказать свое благотворное влияние" (Москва, законодательная власть).
Миротворческая миссия России должна осуществляться не только в странах дальнего зарубежья, но и при урегулировании конфликтов на территории стран СНГ: "Задача России — быть арбитром в тех конфликтах, которые сейчас есть, допустим, на Ближнем Востоке, те конфликты, которые могут быть в Европе, а также в той же Грузии, Абхазии. Вот здесь, конечно, роль России велика. Не дать развиться этим конфликтам — в этом роль нашей страны" (Волгоград, силовые структуры).
Россия — посредник между Западом и Востоком
Роль России как миротворца, по мнению экспертов, объективно обусловлена ее уникальным геополитическим положением на Евроазиатском континенте — она граничит как со странами Европы, так и со странами Азии. И дальше мы наблюдаем важный переход, доказывающий преемственность духовных традиций. Эксперты поднимают фундаментальный вопрос, который занимал лучшие русские умы на протяжении последних двух столетий. Речь идет о понимании России как "посредницы", "связующего звена" между Западом и Востоком. Складывается впечатление, что респонденты только что перечитали лекции Ключевского, который писал: "Исторически Россия, конечно, не Азия, но географически она не совсем Европа. Это переходная страна, посредница между двумя мирами".
Приведем в качестве примера одно из характерных мнений экспертов: "На мой взгляд, Россия должна быть связующим звеном, а она и есть такое звено между Европой и Азией. И я считаю, что это, наверное, все-таки главная задача вообще в мировом мироустройстве, главная задача России" (Новосибирск, законодательная власть). Как будто нет дистанции в сто лет между этими высказываниями, нет разницы между историком второй половины XIX века и высокопоставленным региональным чиновником начала XXI века.
У каждого эксперта была своя мера в этом вопросе. Одни говорили о "посредничестве" в экономическом, политическом и геополитическом плане. Другие переходили в сферу культуры и духовности. Третьи — затрагивали религиозный аспект проблемы. Общая логика рассуждений развивалась от "материального" к "духовному".
Прежде всего Россия должна стремиться максимально использовать выгоды своего геополитического положения в Евразии. Если проложить современные транспортные коммуникации с большой пропускной способностью, которые свяжут Европу и Дальний Восток, то Россия станет единым "евразийским мостом". На этом фундаменте возрастет роль нашей страны не только в Евразии, но и во всем мире: "Сейчас для России есть возможность быть посредником между азиатскими экономиками, бурно развивающимися Японией, Южной Кореей, Тайванем, Китаем и западными экономиками" (Кемерово, политический лидер).
Однако Россия может выступить в роли "связующего звена" не только в экономическом, но и в более широком — геополитическом плане. Она должна уравновесить "западный" и "азиатский" полюсы влияния, быть центром поддержания баланса между Европой и Азией при решении мировых проблем: "В этом смысле Россия становится евразийским геополитическим центром, который обеспечивает стабильность в мире: и в экономике, и в политике, и в сфере решения экологических проблем и освоения околоземных пространств" (Екатеринбург, исполнительная власть).
Россия не является механическим смешением западных и восточных традиций, она представляет собой некий исторический баланс качеств Запада и Востока: "Тот самый баланс и уравновешивание отношений Запада и Востока — этим как раз и является Россия. Потому что нам не чужды привычки и интересы и той, и другой стороны, но баланс существует именно у нас. Если брать отдельно Запад и Восток — они во многом друг друга не понимают" (Иркутск, силовые структуры).
Россия — "особая цивилизация", "третий мир"
Далее у представителей элит понимание России как "посредника между мирами" переходит в следующую, более интеллектуально и эмоционально насыщенную стадию — Россия не просто "посредник", Россия особый "третий мир", "сама в себе цивилизация", не сводимая ни к Западу, ни к Востоку.
Приведем одно из характерных высказываний экспертов: "Я вообще сторонник такого понимания нашей цивилизации: Россия — третий мир между миром запада развитых капиталистических стран и миром Востока" (Ставрополь, интеллектуальная элита). Это напоминает слова Г.В. Флоровского из его статьи 1928 г. "Евразийский соблазн": "Россия есть Евразия... Евразия — это значит: ни Европа, ни Азия, — третий мир".
Ни один из экспертов не называл Россию "Евразией", что показывает: "евразийцев" среди них не было. Именно поэтому они благополучно избежали заблуждений "евразийцев", за которые их критиковала русская заграница 20-30-х годов прошлого века. Одним из таких заблуждений является, по словам Флоровского, "крен в Азию". Бердяев же обвинял их в том, что "им близко не русское, а азиатское в русском".
Никаких "кренов" в сторону Азии представители элит не проявили, как не проявили "крена" и в сторону Запада: "Россия сама в себе цивилизация. Нель-
зя примыкать напрямую ни к Западу, ни к Дальнему Востоку, ни к исламскому миру. То есть мы — исторически отдельная цивилизация" (Москва, законодательная власть). И дальше тот же эксперт-политик, сам того, может быть, не подозревая, продолжает рассуждать в традициях исторического фатализма. России не только не должна примыкать к Западу, но Россия никогда и "не сможет влиться в западный мир, поскольку мы не являемся частью западного мира, мы не Польша". Эту старую славянофильскую идею в том или ином виде высказывали все русские мыслители, которые писали о судьбах России.
Вот как, например, выразил эту мысль Л.П. Карсавин: "Очевидно — не в европеизации смысл нашего исторического существования" ("Восток, Запад, русская идея". А вот, что писал И.А. Ильин: "Нам нет спасения в западничестве. У нас свои пути и свои задачи" ("О русской идее").
Мысль о том, что Россия — не Запад и не Восток, а что-то "особенное", очень популярна у экспертов. Те, кто не ограничился общими тезисами и продолжал свои размышления, поднимался в более высокие сферы, которые можно условно назвать "метафизическими". Я не говорю религиозными, потому что их высказывали не только представители духовенства и религиозно ориентированные эксперты, но и многие по-светски мыслящие представители элит.
Постепенно в рассуждениях экспертов о месте России между Востоком и Западом появляются новые интонации и новые слова. Россия не просто является "связующим звеном" и "третьим миром" — в этом заключается ее особая историческая миссия. Так в рассуждениях экспертов возникают "миссианские" мотивы: "Суть России — это мост. Мост между Европой и Азией, между Востоком и Западом, поэтому это особая историческая миссия, которая накладывает отпечаток, ответственность на нее как на страну, в которой должна быть удивительная гармония внутри" (Новосибирск, интеллектуальная элита).
Хотя большинство экспертов не оперировали словосочетанием "историческая миссия", но, тем не менее, они говорили о роли России в аспекте долженствования: Россия "обязана", "не может не быть", "обречена" быть тем-то и тем-то. Это не что иное, как другие слова вместо слова "миссия". Однако под миссией понимается не только быть "посредником между мирами", но и нечто большее. Так мысль русских элит выходит на проблематику "русской идеи".
Особый путь России
Если представить размышления экспертов о России как единый мыслительный процесс, то его можно сравнить с пирамидой. Ее широкое основание — это наиболее часто высказываемые мысли о том, что Россия "обречена быть" одним из мировых лидеров. Середина пирамиды-размышления, что Россия — "посредница между Западом и Востоком, "третий мир", "особая цивилизация". Вершина пирамиды — тезис, что у России свой особый исторический путь развития, своя историческая миссия.
При всем разнообразии идей и мнений все пространство между широким основанием пирамиды и ее вершиной, как лейтмотив, пронизывает мысль —
о великом призвании России. В религиозной русской философии эта тема, как известно, называется "русской идеей".
Убежденность о том, что Россия должна быть "чем-то великим", объединяет практически всех представителей элит. Внизу пирамиды, т.е. у большей части экспертов, эта мысль присутствует имплицитно, в виде интонаций, эмоций и ощущений. Но чем выше по пирамиде она поднимается, тем более четкой и кон-
центрированной становится, тем более она насыщается миссионизмом1, переходящим на последней стадии в религиозный мессианизм. Размышления об особой миссии России не достигает у экспертов стадии философских построений, что вполне естественно. Но эта мысль в них живет, она, так сказать, имеет свое сердце, которое бьется.
Как известно, русская идея зародилась как православный мессианизм. "Ее возраст есть возраст самой России", — писал И.А. Ильин. Русская идея проделала длительный исторический путь от первых форм русского самосознания в "Слове о законе и благодати" Илариона (XI век) до понимания России как "Третьего Рима" (XVI век). Далее через философию славянофильства к Достоевскому и Соловьеву, от них к Булгакову, Бердяеву, Вяч. Иванову, Карсавину, Федотову, Ильину и многим другим выдающимся философам русского зарубежья ХХ века. Всех этих мыслителей объединяло одно — вера в великое предназначение России. По убеждению Бердяева, такая вера не может быть случайной. В ее основе лежит что-то глубинное и мистическое. "К идеям этого порядка прилипло много фальши и лжи, — пишет он статье "Душа России", — но отразилось в них и нечто подлинно народное, подлинно русское". Под фальшью и ложью Бердяев имел в виду "элементы языческого национализма" у славянофилов и его торжество "у эпигонов славянофильства". Не будем углубляться в эту тему. Отметим только, что русский интеллект много сделал для того, чтобы преодолеть этноцентризм русской идеи.
Сергей Булгаков в своей книге "Два града" стремился освободить русскую идею от того, что легко, по его словам, переходит в "отталкивающий национализм", а именно от ошибочного понимания "избранничества" русского народа. Булгаков развернул мысль в другом направлении: он положил "национальному мессианизму" границу в виде "национального аскетизма". Нельзя акцентировать внимание духовных сил нации на "избранничестве". Умами должно владеть другое — "обостренное чувство ответственности и требовательность к себе".
Е. Трубецкой в статье 1912 г. "Старый и новый мессианизм" пишет: "Каждый народ, как и каждый человек, должен думать лишь о своих обязанностях и своем служении, а не о своих преимуществах перед другими народами". Но Трубецкой не предлагал закрыть вопрос о мессианизме в русской идее, он предлагал его не обсуждать. Вопрос о мессианизме — не человеческого ума дело, ибо "где истинный Мессия, там, стало быть, нет места спорам ни между людьми, ни между народами".
Ведя дискуссию с Булгаковым в богословском ключе, Трубецкой отвел России "более скромную роль: она осуществляет на земле не объединение всего христианского мира, а только одну необходимую особенность среди христианства — мистическое христианство". Для нас у Трубецкого здесь важно то, что он отошел от идеи универсализма русского религиозного сознания Достоевского и Соловьева и увидел "в России не единственный избранный народ, а один из народов, который совместно с другими призван делать великое дело Божие". Этот переход от "избранного народа" к "одному из народов" является переломным в развитии русской идеи, потому что предоставляет ей простор для развития.
Наконец, уже после войны, в 1948 г. замечательный русский философ и писатель И.А. Ильин придал русской идее форму, в которой она имеет исторические и философские перспективы. Он окончательно освободил ее от "гордости" и
1 Термин «миссионизм» (от «миссия») используется в русской религиозной философии как «историческая миссия того или иного народа» (в частности у Н. Бердяева и Е. Трубецкого), наряду с более известными терминами «мессианизм» и «мессианство» (от «Мессия»).
"самопревознесения" и перевел не только вопрос о мессианизме, но и всю русскую идею в целом в глубь русского духа, ибо она "есть идея свободно созерцающего сердца". Не будем углубляться в религиозный аспект этой мысли. Отметим лишь, что "свободно созерцающее сердце" есть не метафора и не поэтический образ, а сложная богословская категория. В мирском аспекте это означает, что русская идея есть нечто внутреннее, не предназначенное для общения с другими народами.
"Надо не предаваться восточнославянской мании величия, — писал Ильин в статье "О русской идее", — а искать русскою душою предметного служения. И в этом смысл русской идеи". Все, о чем говорит Ильин, имеет религиозный смысл, под служением он имеет в виду служение Богу. Но для нас важно то, что он призывает "не заботиться об оригинальности нашей", которая "приложится сама, расцветая непреднамеренно и непосредственно". Русская идея "не судит и не осуждает инородные культуры. Она только не предпочитает их, и не вменяет их себе в закон".
На этом фоне слова Ильина о том, что "мы призваны и обязаны идти своим путем", воспринимаются и осмысляются несколько иначе, чем в старой славянофильской традиции. Здесь отстаивается право народа на то, чтобы ни на кого не оглядываясь, ни с кем не меряясь, не превозносясь, уважая всех и не отрицая никого, "идти своим путем" и "творить свое". Путь каждого народа является особенным. Таким же особенным является и путь России. "Перед нами задача: творить русскую самобытную духовную культуру", — пишет Ильин.
Я сделал этот краткий экскурс в историю проблемы для того, чтобы показать, что взгляды большинства представителей элит близки к последнему пониманию русской идеи. Именно поэтому Россия "обязана" быть не мировым лидером, а одним из мировых лидеров и не должна стремиться к единоличному лидерству. Именно поэтому Россия должна не думать о своей роли в мире, а заняться внутренними делами, тогда и роль ее в мире определится сама собой. Именно поэтому Россия должна заняться своей духовностью, ее миссия — в духовной сфере. Россия должна стать "центром притяжения", "образцом", "духовным примером", или, говоря словами Достоевского: "России именно предназначено. увлечь всех за собою".
А вот мысль, высказанная одним из экспертов, не философом и не писателем: "Очевидно, что на Россию возложена историческая миссия — быть примером, завоевывать симпатии других стран, других народов, оказывать помощь, самой учиться" (Москва, силовые структуры).
Представители элит акцентировали свое внимание на том, что в истории России всегда была сильна духовная составляющая. Под духовностью даже светски мыслящие эксперты понимают не только культуру, но и духовную сферу жизни человека в целом: "Россия обязана быть неким центром притяжения, прежде всего в культурно-идеологическом плане. Стать таким центром — одна из задач России. Отталкивать от себя соседей, это, наверно, не очень разумно, а притягивать — это то, что в большей мере делает страну лидером" (Липецк, исполнительная власть).
Все, что делается государством для укрепления экономики и обороноспособности, это лишь основа для развития духовности и культуры. Настоящая сила России должна проявиться именно в духовной сфере: "Вот когда мы будем сильны культурой внутренней, духовно, тогда мы будем сильны, тогда мы будем иметь право заявить о себе, тогда мы сможем выступать в мировых вопросах державой солидной" (Иркутск, творческая элита).
В этом отношении роль России должна отличаться от роли США как лидера западного мира. Хотя у представителей элит нет интенсивного "евразийского" неприятия Запада, но нотки о "хиреющей" западной цивилизации явственно присутствуют. Россия должна дать "духовный пример для хиреющей в потребительстве и вестернизации западной цивилизации" (Тверь, творческая элита).
Сдвиг в сторону духовности настолько сильный, что у отдельных экспертов наблюдается противопоставление политического и духовного лидерства России. Политическое лидерство объявляется малозначащим и нежелательным: "Ну, мне бы не хотелось, чтобы Россия была именно политическим лидером. Хочется, чтобы Россия была все-таки духовным лидером" (Самара, творческая элита).
Чем ближе к вершине пирамиды, чем уже круг экспертов, тем яснее "особый путь" России понимается как путь религиозный, причем даже у светски мыслящих представителей элит: "Я считаю, что у России свой путь, мы все равно христиане в большей своей части" (Ярославль, бизнес-элита).
И далее мы наблюдаем то, что всегда происходило в истории русской идеи: миссионизм переходит в стадию религиозного мессианства. На этот уровень рассуждений вышли 17% экспертов, причем не только православные иерархи и священники, но и светские люди: "Россия в мире имеет ведущее место, но не в экономике, а в православии, вера православная у нас сохранилась с древнейших времен нетронутой, коррозия не затронула ее. Католицизм отступил, протестанты уже полностью похоронили всю мораль христианскую" (Красноярск, политический деятель).
В классическом религиозном виде русская идея была представлена современным православным духовенством. Часть священнослужителей высказывала мессианские идеи, следуя линии Трубецкого-Ильина. По их мнению, призвание России в том, чтобы быть "православной державой, "центром православной цивилизация" наряду с другими цивилизациями.
Призвание России, как и должно быть в русской идее, направлено в будущее. Необходимо сделать то, чего пока нет, понять то, что пока не понято: "Надо осознать себя центром православной цивилизации и в этом качестве на равных вести разговор и осуществлять принятие решений вместе с другими цивилизациями: западной, китайской, исламской, цивилизациями третьего мира и т.д." (Москва, духовная элита).
Если светски мыслящие эксперты говорили о том, что Россия должна быть "духовным образцом", но не уточняли и не углубляли понятие духовности, то священнослужители акцентировали свое внимание на религиозной духовности как краеугольном камне, на котором основывается нравственная и культурная духовность. Призвание России — дать миру образец христианской духовности: "В будущем мироустройстве Россия должна занять место христианской православной державы, образца нравственно-духовного устроения" (Ставрополь, духовная элита).
Россия призвана явить образец того, каким должен быть мир с Богом и "показать всему миру истинное бытие на земле всех народов" (Красноярск, духовная элита). Вспоминается философия Хомякова, Достоевского и Соловьева, их теория о том, что русское православное сознание и вселенское, всечеловеческое суть одно и то же. Через русское православие должно, по словам Достоевского, произойти "всемирное человеческое обновление". Слова наших экспертов о том, что Россия должна явить "образец нравственно-духовного устроения", "показать истинное бытие на земле всех народов", есть иначе выраженная идея универсализма.
И, наконец, в размышлениях экспертов происходит встреча XXI века с веком XVI в удивительном духовном цикле, в том, что стало сейчас расхожей фразой, которую можно услышать на интеллектуальных тусовках и телешоу, часто в ироническом ключе. Речь идет о понимании России как "Третьего Рима", именно России, "Святой Руси", а не Москвы только.
Как известно, все идет от слов монаха Псковской Елизарьевской пустыни Филофея, который в XVI веке писал царю Василию Иоанновичу, отцу Ивана Грозного: "Храни и внимай благочестивый царь тому, что все христианские царства сошлись в одно твое, что два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать". С тех пор не было ни одного образованного человека в России, который бы не размышлял над этой таинственной фразой. Уникальность этого пророчества состоит в том, что оно стало не только предметом религиозно-философского осмысления, но и глубоко вошло в православное народное сознание дореволюционной России.
В нынешней России это пророчество не является сколь-либо заметным элементом общественного сознания, но продолжает жить в религиозной среде: "России предназначено быть "Третьим Римом", она Богом призвана быть. "Первым Римом" был Рим, "Вторым Римом" была Византия, "Третьим Римом" — Россия. И Бог это предназначение не убирал. Просто она проходит тяжелое испытание сейчас, которое мы допустили в семнадцатом году, сами и допустили" (Волгоград, духовная элита).
Идея о России как "Третьем Риме", конечно, не догматизирована, и не может быть догматизирована, поскольку она не является собственно предметом православной веры и православного богословия, а остается предметом религиозной философии. В массовом религиозном сознании она живет как пророчество.
Русская идея перестала быть предметом споров образованных людей на страницах книг и журналов. Она ушла вглубь, приняв ту форму, о которой писал Ильин: "Русская идея есть идея сердца". С этой идеей нельзя выходить вовне, она есть нечто сокровенное, ее нельзя представлять внешнему взору, потому что она никем не будет понята. И не будет понята именно потому, что она познается внутри. Чтобы не прийти в противоречие с христианством, русская идея должна быть основана не на идее избранничества, а на идее служения, должна воплощаться в особых усилиях нации в развитии своего христианского сознания. Русская идея готова отказаться от того, чтобы называться русской, чтобы ничем не ограничивать себя.
Но, даже не называясь русской, она живет в сознании современных русских людей, не только мыслящих религиозно, но и мыслящих по-светски. Она живет в виде внутреннего и, как показало время, неистребимого ощущения образованного сословия, что Россия призвана играть "особую" роль в истории, что у нее свой "особый" путь развития. И эта особенность — "не гордость и не само-превознесение" (И.А. Ильин). Это некое мобилизующее духовное начало. Именно духовное, потому что в сфере политики место России — быть "равной среди равных", "равной среди сильных", ей не нужно стремиться быть единственным лидером в мире. В сфере политики и экономики Россия никогда не скажет своего "особого слова", но она может его сказать в сфере духа. Это и есть главное чаяние русской религиозной и философской мысли, которое так просто и ясно сформулировал Бердяев: "Россия призвана сказать свое новое слово миру".
Однако фатализм чужд русской идее. Вяч. Иванов писал: "Излишне объяснять, что реализация национальной идеи не заключает в себе никакого фата-
лизма. Чувствование света в себе и приникновение к голосу этого света, к его тайному зову не есть чувствование внешней неизбежности, уничтожающей свободу личного и общественного делания".
Нет фатализма в понимании роли России и у представителей современного образованного сословия. Хотя они и говорят, что Россия "обречена" на особую роль, но это скорее внутреннее ощущение некой исторической миссии. Чтобы стать чем-то значительным, необходимо заниматься "обустройством" России, нужно повернуться внутрь себя, в сторону своей духовности. Не будет этого, не будет и никакой особой роли в мире. В этом лейтмотив рассуждений экспертов.
Идея мессианства находится в сфере свободы и у представителей православного священства: "Если мы возродим именно такую Русь Святую, тогда она будет непобедимой, сильной и богатой. Россия будет играть роль одного из мировых лидеров, если она будет святой, и остальных приведет тоже к вере" (Оренбург, духовная элита).
Мысль об особом пути России вытекает у большинства представителей элит не из религиозной философии как таковой, но из некой более широкой основы. Эту основу нельзя, видимо, назвать "почвой" в понимании Достоевского, как некое современное нам "народное начало", "народный дух". Это основа, говоря словами Бердяева, есть "душа России" со всей ее многовековой историей и культурой. Это основа есть восприятие нашей истории и культуры в аспекте огромного пространства от Балтики до Тихого океана. Ощущение пространства есть феномен, с одной стороны, индивидуальный, а с другой — коллективный, "общинный". У каждого живущего в России это самоощущение пространства сформировано еще со школьных времен и находится в глубинах сознания. Это самоощущение актуализируется в моменты духовного и интеллектуального подъема. Оно достигает своих высот в тех, кто акцентирует свою мысль на России как едином целом, как на субъекте истории. Поэтому близость мыслей русских религиозных философов и сегодняшних представителей образованного сословия не случайна. Она не является, конечно, концептуальной, эта близость эмоционально-культурно-историческая, основанная на "внутри — себя — ощущении — России".
В сознании современного образованного класса видна дихотомия между "прошло-настоящим" и "будущим", которая сопровождала национальное самосознание на протяжении веков. Это внутреннее осознание того, что Россия "призвана", но еще не сказала свое слово в истории. Она всегда или боролась за выживание, или погружалась во внутренние распри, грешила или блуждала на лоне мировой истории. Суть России не в прошлом, не в настоящем, а в будущем. Поэтому эта суть не обладает четкими очертаниями, как и всякое будущее, она "предчувствуется сердцем". Видимым подтверждением того, что это предчувствие не иллюзия и не самообман является невероятная длительность и духовная интенсивность этого исторического феномена. На это обратил внимание еще Николай Бердяев: "Не может человек всю жизнь чувствовать какое-то особенное и великое призвание и остро сознавать его в периоды наибольшего духовного подъема, если человек этот ни к чему значительному не призван и не предназначен. Это биологически невозможно. Невозможно это и в жизни целого народа" ("Душа России", 1915 г.).
The article analyses views of modern Russian elite on the place and role of Russia In today's world. The author traces parallels between Weltanschauung of the educated stratum of the post-Soviet Russia and the Russian spiritual tradition of the XVI-XX centuries.
