CC BY
8РУССКО-ВИЗАНТИЙСКИЙ ВЕСТНИК
Научный журнал Санкт-Петербургской Духовной Академии Русской Православной Церкви
№ 3 (6) 2021
М. В. Пащенко
Россия — Франция, филология — теология: перекрестки М. И. Лот-Бородиной на пути к Граалю*
УДК 821(4-15)(091):27-264
DOI 10.47132/2588-0276_2021_3_182
Аннотация: Обзор статей М. И. Лот-Бородиной, посвященных легенде о Св. Граале, показывает их актуальное значение в изучении этого обширного и противоречивого вопроса. Она выступила на стороне «христианской» гипотезы происхождения легенды с обоснованием ортодоксальной чистоты Грааля-символа. Радикальная концепция отразила сам дух времени и судьбу русско-французского ученого. Ее взгляд на Грааль балансировал на стыке воззрений русской исторической поэтики (А. Н. Веселовский) и нового французского граалеведения (Ф. Лот, А. Пофиле), а метод работы со средневековым эпосом уходил от филологии поэтического текста (генетический символизм Веселовского) в сторону его теологической интерпретации (типологический символизм религиозной доктрины). Ее уникальный научный стиль, рассматриваемый в сопоставлении с работами о Граале Х. Адольф, характеризуется как «интеллектуальное визионерство», заметный вклад женщин-ученых в «христианскую» гипотезу происхождения Грааля.
Ключевые слова: Мирра Ивановна Лот-Бородина, Александр Николаевич Веселовский, Евгений Васильевич Аничков, прот. Сергий Булгаков, Хелен Адольф, Фердинанд Лот, историческая поэтика, теория символа, структурная теология, Грааль, рыцарский роман, христианская легенда.
Об авторе: Михаил Викторович Пащенко
Филолог, независимый исследователь.
E-mail: [email protected]
ORCID: https://orcid.org/0000-0001-5419-2667
Для цитирования: Пащенко М. В. Россия — Франция, филология — теология: перекрестки М. И. Лот-
Бородиной на пути к Граалю // Русско-Византийский вестник. 2021. № 3 (6). С. 182-202.
* Переработанная версия доклада, прочитанного на конференции «Myrrha Lot-Borodine — A Life а^ Works» (Краков, 11 октября 2019 г.).
RUSSIAN-BYZANTINE HERALD
Scientific Journal Saint Petersburg Theological Academy Russian Orthodox Church
No. 3 (6) 2021
Mikhail V. Pashchenko
Russia — France, Philology — Theology: Myrrha Lot-Borodine's Crossroads on the Way to the Holy Grail
UDC 821(4-15)(091):27-264
DOI 10.47132/2588-0276_2021_3_182
Abstract: The review of Myrrha Lot-Borodine's essays on the Legend of the Holy Grail demonstrates their actual significance for research into this vast and contradictory topic. As an advocate of the «Christian» hypothesis of the Grail origins, she insisted on purely orthodox character of the Grail symbol. The radical conception reflects the very spirit of her age and destiny of the Russian-French scholar. Her Grail ideas balanced between those of Russian Historical Poetics (Alexander Veselovsky) and the newest French Grail scholarship (Ferdinand Lot, Albert Pauphilet), whereas her method of reading medieval epic tended to taking distance from philological analysis of a poetic text (Veselovsky's genetic symbolism) in favor of its theological interpretation (typological symbolism of a religious doctrine). The unique style of her essays, brought into correspondence with the Grail studies of Helen Adolf, is characterized as «intellectual visionary», a notable contribution of female scholars into the «Christian» hypothesis of the Grail origins.
Keywords: Myrrha Ivanovna Lot-Borodine, Alexander Nikolaevitch Veselovsky, Evgenij Vasilievitch Anitchkov, prot. Sergij Bulgakov, Helen Adolf, Ferdinand Lot, Historical Poetics, theory of Symbol, Structural theology, the Holy Grail, chivalric romance, Christian legend.
About the author Mikhail Victorovitch Pashchenko
Philologist, independent researcher.
E-mail: [email protected]
ORCID: https://orcid.org/0000-0001-5419-2667
For citation: Pashchenko M. V. Russia — France, Philology — Theology: Myrrha Lot-Borodine's Crossroads
on the Way to the Holy Grail. Russian-Byzantine Herald, 2021, no. 3 (6), pp. 182-202.
В научном мире Мирра Ивановна Лот-Бородина (1882-1957) не была ни карьеристом, ни регулярным поставщиком статей и тем более монографий. То филолог, то теолог, — даже в рамках медиевистики она — не представитель одной науки. Но тот, кто сегодня случайно сталкивается с ее позабытыми публикациями, вдруг слышит необычайно громкий и чистый голос. Душевная прочувствован-ность ее строгого мышления, яркая эмоциональность ее научного высказывания убеждают, что наука о далеком Средневековье — это окно в духовные проблемы своего дня. Скромная маргинальная фигура мгновенно предстает пред нами героиней своего времени со своей темой и своим местом в истории мысли.
Из литературоведческих вопросов Лот-Бородину всю жизнь занимал только один — легенда о Св. Граале. Он смыкался с ее занятиями средневековым богословием, оттенял их и дополнял. Мой обзор знакомит с проблематикой ее статей о Граале, которые рассматриваются в широкой перспективе изучения легенды, и фокусируется на их методе сочетания филологии и теологии в изучении легендарно-эпического текста.
Мирра Ивановна Лот-Бородина
Культурное значение легенды о Св. Граале достигло своего пика на рубеже 1870-1880-х гг. В те же годы, когда создавалась христианская мистерия Р. Вагнера «Парсифаль» (1877-1881), в науке в работах Ф. Царнке (1876) и А. Бирх-Гиршфельда (1877) в Германии, а также Н. П. Дашкевича (1876) и А. Н. Веселовского (1881) в России оформилась и «христианская» гипотеза происхождения Грааля, противостоящая гипотезе «кельтской» (фольклорно-мифологической). Французские и английские ученые апеллировали к общему для них кельто-бретонскому фольклору, немецкие — к христианской проблематике средневековой Западной Европы, русские же (а за ними и австриец Р. Гейнцель) смотрели глубже в корни — на христианский Восток. С начала XIX в. новую популярность сказания о Граале, усиленную европейской перестройкой 1870-х и идеологической конкуренцией стран за звание родины этого духовно-культурного символа, стимулировала основополагающая тайна Грааля — невозможность сказать, что именно он есть. Даже в предметном плане он то некая емкость неясной формы и предназначения (Кретьен де Труа), то камень, возможно, алтарь (Вольфрам фон Эшенбах и вся немецкая ветвь), то однозначно христианская евхаристическая Чаша или даже сама реликвия Голгофы (французская ветвь). Идентификация всеобъемлющего поэтического образа зависит от (1) интерпретации показаний текстов о сущности Грааля и (2) реконструкции структуры цикла Грааля, выявляющей историческую взаимосвязь романов и исходный смысл символа.
Фантасмагорический образ Грааля и его церемоний, антураж рыцарского романа и повествование, далекое от канона Священной Истории, лишь с натяжкой допускали христианские толкования. Лот-Бородина — на самом крайнем фланге «христианской» гипотезы: ей удается сформулировать уникальную для науки о Граале теорию
ортодоксальной чистоты этого символа. Более того: в свете неуклонно углубляемого ею метода точной теологической интерпретации поэтического текста, впервые прилагаемого к романам Грааля, научное качество ее теории очень высоко, а выводы фундаментально основательны.
Притом, что сегодня положения фольклорно-мифологической «кельтской» гипотезы происхождения Грааля выглядят бесспорными только по причине признания большинством1, а «христианская» гипотеза просто оттеснена на обочину, но отнюдь не опровергнута и продолжает оставаться в силе, тезисы Лот-Бородиной заслуживают особого внимания и изучения.
Приближение к Граалю (1918)
Начало граалеведческим штудиям Лот-Бородиной положил этюд «Ева-Грешница и спасение женщины в „Поисках Сен-Грааля"», помещенный в приложении к книге «Этюды о прозаическом „Ланселоте"» (1918) Фердинанда Лота, профессора и академика, ее супруга, посвятившего книгу «дорогой жене».
Исследуемый Лотом романный прозаический цикл «Ланселота-Грааля» (также: «Вульгата», «цикл Псевдо-Готье Мапа»), где непосредственно историей Грааля заняты два романа, «История Сен-Грааля» (он же «Великий Сен-Грааль») и «Поиски Сен-Грааля», — цикл поздний (ок. 1230-1260). Он насквозь проникнут христианской проблематикой, продолжая и развивая сюжеты и христианский символизм Св. Грааля романов первого цикла «Иосиф Аримафейский» (ок. 1170-1214) Робера де Борона и «Персеваль-Дидо» (ок. 1200) Псевдо-Робера. У Псевдо-Мапа Св. Грааль — реликвия одновременно и Тайной Вечери, и Голгофы — сначала играет решающую роль в крещении Британии (святыня Грааля здесь впервые переносится из Святой Земли в Европу) и затем составляет цель исканий рыцарей Круглого Стола Короля Артура, становясь всеобъемлющим символом однозначно евхаристического значения. Материал этих романов заведомо исключает фольклорно-мифологическую интерпретацию Грааля, которая давалась на материале других и наиболее известных романов — «Персеваля» (ок. 1182-1191) Кретьена и «Парцифаля» (ок. 1200-1210) Вольфрама, но не решает и проблему христианских истоков самого символа, поскольку цикл поздний, вторичный и далек от церковного канона.
Каков же был интерес работы с этим циклом?
Новый взгляд на него открыл академик А. Н. Веселовский, считавший: несмотря на вторичность романов, обильные в них реминисценции из древней восточно-христианской книжности — это указание на сами истоки легенды о Граале. Все ветхозаветные мотивы, среди которых преобладают отсылки к легендам о Соломоне, Веселовский принимал за уцелевшие осколки древнего «предания» (главный рабочий термин его исторической поэтики) и, значит, за свидетельство древности самого сюжета. Лот пренебрежительно отмахнулся от Веселовского, назвав его работы незначительными2. Сам он, напротив, рассматривал весь необъятный эпос «Ланселота-Грааля» как индивидуально-авторский литературный замысел средневекового романиста-клирика, а все следы ветхозаветных или раннехристианских легенд и книг — как издержки хаотично-компилятивной работы этого автора с источниками для привнесения в повествование необходимого по сюжету восточного колорита. Сугубо филологическая альтернатива, возникающая при определении типа повествования, — либо средневековая компиляция более древних, «мертвых» восточных источников, либо эхо непосредственно дошедшего, «живого» восточного
1 Вплоть до того, что «кельтский» взгляд приняла «Православная энциклопедия» (статья «Грааль» Е. В. Кириченко и Д. Б. Кочетова. — Т. 12, 2006), хотя даже в советской энциклопедии «Мифы народов мира» (1980) статья «Грааль» С. С. Аверинцева излагала вопрос в свете «христианской» гипотезы.
2 Lot F. Étude sur le Lancelot en prose. Paris: Honoré Champion, 1918. Р. 123, n.
«предания» — была мощным идеологическим фактором анализа текста, отвечавшим за утверждение / размывание евроцентричной концепции культурного развития цивилизации3.
Лот-Бородина присоединилась к трактовке супруга, так же, как и он, считая все мотивы Соломониады в романах цикла «Ланселота-Грааля» не фактором их генезиса, а аллегориями — продуктом западноевропейского средневекового воображения, прибегавшего к теологическому ветхо-новозаветному параллелизму. В то же время, если Лот представлял цикл и его романы в историко-литературном плане сочинениями компилятивными и вторичными, то Лот-Бородина оппонировала ему: доказывала цельность и оригинальность их теологической концепции. Так в научном поле преломлялась горькая для Лот-Бородиной семейная коллизия — ее печаль о супруге, неколебимом атеисте и агностике, не дававшем крестить их детей4.
Этюд о Еве-Грешнице предлагает читать роман как теологический трактат. В «Поисках» Лот-Бородина усматривает прямую формулировку системы религиозной аскезы — в противоположность полностью мирским ценностям других романов цикла, где действует Ланселот. Здесь, как и в прочих занятиях средневековой поэзией, в центре ее интереса — «теория любви»5, давняя, инициированная «ранним» Веселовским проблема русской медиевистики6, только обретавшая актуальность и на Западе. В данном случае любовь выражена в ее двух противоположных формах — (1) традиционная рыцарская любовь к даме, «любовь профанная» (ее воплощает дамский угодник Ланселот), и (2) устремленная прочь от земного ко Господу «любовь святая» — вовсе не Дантово преображение любви земной в любовь божественную, так занимавшее Веселовского, а настоящая аскеза (этот идеал воплощает сын Ланселота, девственный Галаад, обретший Св. Грааль, — главный герой «Поисков» и идеал нового рыцаря). Женщина предстает здесь лишь орудием искушения. На это движение мысли, обновляющее понятие об идеальном рыцаре (Галаад — «второй Христос», «Христос-рыцарь»), Лот-Бородина проецирует развитие представления о женщине в последовательно разворачивающихся аллегориях: Евы-Грешницы (символ мирового зла), злой жены Соломона и напророченной ему Искупительницы этого зла, которая должна явиться в его роде. В романе ей соответствует образ добродетельной сестры Персеваля: она, посредница между земным и небесно-мистическим планами действия романа, и есть для Лот-Бородиной символ Самой Девы Марии7.
Так Лот-Бородина входит в граалеведение со своей темой, своим методом, нацеленным на выявление теологических концептов в литературном произведении, и со своим соответствующим задаче научным стилем: она «теологически» пересказывает роман так, что цельность идеи романа, стоящей за его символизмом, должна стать очевидной. Убедительно для современного читателя она демонстрирует сам принцип символического повествования, сосредоточенного на общепонятных религиозно-этических ценностях. Трактовка бесспорна, поскольку из цикла Грааля ею взят роман несомненной религиозной направленности.
3 См.: Пащенко М.В. «Русский Грааль»: филология символических форм А.Н. Веселовско-го // Веселовский А.Н. Избранное: Легенда о Св. Граале / Сост., комм. М.В. Пащенко. М.; СПб.: Петроглиф, 2016. С. 447-448.
4 См.: Оболевич Т. Мирра Лот-Бородина: Историк, литератор, философ, богослов. СПб.: Нестор-История, 2020. С. 83-84. См. также: Ее же. М. И. Лот-Бородина как исследовательница византийской мысли // Русско-Византийский вестник. 2020. № 1 (3). С. 14-36. Благодарю автора первого исследования трудов и дней М. И. Лот-Бородиной за включение рукописи моего доклада в библиографический список.
5 Подробнее: Там же. С. 174-182.
6 См.: Веселовский А.Н. Из истории развития личности: женщина и старинные теории любви [1872] // Его же. Избранное: На пути к исторической поэтике. М.: Автокнига, 2010. С. 273-278.
7 [Lot-Borodine M.] L'Ève Pécheresse et la rédemption de la femme dans la Quête du Graal // Lot F. Étude sur le Lancelot en prose. Р. 422-424, 427-433.
Литературная реабилитация «Поисков Сен-Грааля» (1918-1921)
«Поиски Сен-Грааля» Псевдо-Мапа — апофеоз христианского символизма Св. Грааля, и, следовательно, христианского мистицизма. Причина повышенного интереса теологов к этому роману — в тотальной теологической аллегоризации традиционного авантюрного повествования: все стандартные приключения добродетельных заседателей Круглого Стола, как то битвы со злобными рыцарями, зверями и чудовищами, тут же иносказательно трактуются монахом или отшельником, который непременно встречается героям в лежащем на их пути монастыре или эрмитаже. Все соискатели Св. Грааля проходят путь духовного очищения, но на высшую ступень обретения святыни восходит лишь праведный Галаад, сравниваемый со Христом.
В очерке о Еве-Грешнице Лот-Бородина превозносила роман за решение религиозной темы («песнь песней Божественной любви»), в следующем очерке «Два соискателя Грааля», вышедшем в журнале «Romania» (1921), «Поиски» с их образом Гала-ада уже объявлены «наипрекраснейшей суммой Средневековья»8. Так Лот-Бородина встраивалась в курс на апологию и историко-литературную реабилитацию «Поисков» Псевдо-Мапа — курс, тогда только провозглашенный талантливым студентом Альбе-ром Пофиле9, а тем самым дальше оппонировала Лоту, кто, как и большинство, скептически оценивал литературные достоинства романа10.
Центром интерпретации «Поисков» для Лот-Бородиной продолжает оставаться главный соискатель Грааля Галаад. Персеваль, — а традиционно, начиная с Кретьена, это он взыскует Грааля, — здесь оттеснен на второй план. Лот-Бородина, верная тексту романа, предлагает смело вдохновенную, теологически масштабную интерпретацию: в удвоении образа героя-искателя она видит пик его эволюции от человечно-живого рыцаря Христова воинства (Персеваль — рыцарь-Христос) до мистической аллегории Самого Христа в облике рыцаря (Галаад — средневековый Христос-рыцарь).
Пофиле продолжает это направление интерпретации. В диссертации о «Поисках» он усмотрит в них отражение специфически цистерцианской программы монашеского бытия11. Лот-Бородина, не сделавшая такого обобщения, тем не менее, уже выявила в «Поисках» указание на мистико-экстатический опыт. Задействованный ею концепт «экстаза», как и образ «океана света», с помощью которого она характеризовала финал романа, Этьен Жильсон (он также увлекся «Поисками» и найденной в них Лот-Бородиной формулировкой идеи благодати12) счел исключительно точными в определении именно цистерцианского и бернардинского мистицизма произведения13. Лот же, напротив, не видел в романе четкой цистерцианской программы14.
Как и ее муж, Лот-Бородина — патриот Франции. Она громко празднует победу над Германией в Первой мировой войне, и «Поиски Сен-Грааля» — ее знамя победы. В этом романе она воспевает столь раннее и первое художественное выражение чистоты католического духа, тем самым намереваясь отыскать в Высоком Средневековье национальный идеал и задать точку отсчета для культуры Франции по образцу того, как столетием ранее в Германии возродился для нации «Парцифаль» Вольфрама.
8 Оба очерка см. по изд.: Lot-Borodine M. Trois essais sur le roman de Lancelot du Lac et la Quête du Saint Graal. Paris: Honoré Champion, 1921. Р. 41, 120.
9 Pauphilet A. La Queste du Saint Graal du Ms. Bibl. Nat. Fr. 343 // Romania. 1907. T. 36. P. 605-609.
10 LotF. Albert Pauphilet. Études sur la Queste del Saint Graal... [Compte rendu] // Romania. 1923. T. 49. Р. 440-441.
11 Pauphilet A. Études sur la Queste del Saint Graal. Paris: Honoré Champion, 1921. Р. 53 sqq.
12 Lot-Borodine M. Trois essais. P. 112.
13 Gilson É. La mystique de la grâce dans la Queste del Saint Graal // Romania. 1925. T. 51. P. 343-344, n. 3; 345-346, n. 1.
14 Lot F. Albert Pauphilet. Р. 439-440.
Во-первых, рассуждая о двух типах любви в «Поисках», земной и небесной, она подчеркивает, что речь идет о противопоставлении двух взаимоисключающих концепций, а не о синтезе рыцарского и церковного идеалов, как это было в других романах Грааля15. Это — полемика с германскими медиевистами и их формулой «христианской» гипотезы Грааля. В 1870-х в таком синтезе они и увидели главную, христианскую идею этого символа, считали ее объединяющей для романов Кретьена и Вольфрама, и так, словно празднуя тогдашнюю военную победу Германии над Францией, провозглашали универсальность протестантского единства церковного и секулярного, почему среди ученых Франции и Англии «христианская» гипотеза Грааля не находила поддержки.
Во-вторых, Лот-Бородина уничижительно отзывается о самом «Парцифале» Вольфрама. Этот роман для нее «несносно пошлый»: протестантски-проповеднический и чуждый мистике. Его загадочный образ Грааля-Камня она походя аттестует как «смесь» христианства и язычества, притом «весьма сомнительного вкуса». Так она ниспровергает процветавшую в имперской Германии патриотическую трактовку «Парцифаля» как произведения стихийно реформаци-онного задолго до самой Реформации и потому «подлинно» христианского. Тем же настроением продиктована ее хвала «Парсифалю» Рихарда Вагнера — за его «гениально-интуитивное» возвращение к католическим истокам сюжета о Граале16. Трактовка экстравагантна и оскорбительна для Германии, где вся вагнеровская пропаганда связывала Вагнера-патриота с Реформацией, а католики враждебно смотрели на него как на противника католицизма. Очевидность вывода Лот-Бородиной открывается только сегодня, когда из наблюдений над работой Вагнера с источниками однозначно выясняется внятный католический вектор и литургического сценария центральной сцены «Вечери Св. Грааля», и духовных исканий героя, призванного служить Граалю17.
* * *
Поздний роман «Поиски» Лот-Бородина считала точкой высшего расцвета средневековой теологической мысли и плодом спонтанного религиозно-поэтического вдохновения — в противоположность сюжетам всех прочих романов о Граале, которые складывались постепенно. Совмещение факторов филологии (генезис текста) и теологии (программа сюжета) под эгидой идеи христианского прогресса, которую она находит в самом повествовании, показывающем восходящую в поколениях святость
15 [Lot-Borodine M.] L'Ève Pécheresse... Р. 418-419.
16 Lot-Borodine M. Trois essais. Р. 81.
17 О католических трактовках «Парсифаля» рубежа XIX-XX вв. см.: Пащенко М.В. Сюжет для мистерии: Парсифаль — Китеж — Золотой Петушок (историческая поэтика оперы в канун модерна). М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2018. С. 109-114. Конфессиональная проблематика мистерии Вагнера, в Германии до сих пор закрытая для «внепартийного» обсуждения, здесь разбирается впервые.
Иллюстрация к опере Рихарда Вагнера «Парсифаль». Худ. Ф. Штассен, 1902 г.
богоизбранного рода (образ реки с ее водами разной степени чистоты на долгом ее протяжении)18, дает существенно новый взгляд, впечатляющий простотой и цельностью. Ведь если роман так же, как она, признавали поздним, то и его клерикаль-ность оценивали негативно, как фактор разложения якобы исконного, фольклорного или мифо-ритуального сюжета легенды о Граале (Альфред Натт и Джесси Уэстон). А если праведного Галаада так же, как она, возносили над традиционным искателем Грааля, Персевалем, исходно популярным героем-простаком континентального фольклора, — то по причине исконной древности этого героя с библейским именем, в чьей родословной показаны Давид и Соломон; в таком случае Галаад восходил к типу последнего праведного царя сирийских/византийских апокалиптических легенд (Ве-селовский). Здесь мы отчетливо видим, как Лот-Бородина идейно смыкается с Весе-ловским, но противостоит ему идеологически: чуждый евроцентризма, он к тому же придавал высокое значение форме сюжета о Граале у Вольфрама, в которой также находил следы восточно-христианской древности19. В конце жизни Лот-Бородина примет эту точку зрения20, но пока не исключено, что у супругов Лот Веселовский числился германофилом.
«Русская дискуссия» о Граале (1930-1933)
Очередной импульс вернуться к Граалю Лот-Бородина получила в полемике с Евгением Аничковым, учеником Веселовского, теперь профессором-романистом в Скопье и давно масоном. Дискуссия между соотечественниками разразилась на страницах журнала «Romania» на французском языке и продлилась в общей сложности три года. Три статьи Лот-Бородиной — ответные реплики, по мере поиска контраргументов переходящие в самостоятельное исследование. Что же так задело ее в статьях Аничкова, заставив пойти на запальчивую полемику с глубоким погружением в проблему?
Публикации Аничкова о Граале только имеют вид самостоятельных статей, представляя собой осколки главы о Граале его монографии «Иоахим Флорский и придворно-светские круги» (1931), с которой Лот-Бородина не была знакома. Тем важнее тот факт, что бурная вспышка ее деятельного негодования была инспирирована не концепцией всей книги Аничкова, а уже только одними ее тенденциями, скрытыми на глубине осколочных публикаций. Лот-Бородина их чувствует и идентифицирует. А именно: романы Грааля служат Аничкову доказательством стихийно манихейского мировоззрения всей средневековой Западной Европы.
Все средневековые поэты, эпики и лирики, у него отнюдь не осознанные ма-нихеи, а просто «манихействующие» (как беллетристичен сам термин, на каковом отношении к нему настаивал Аничков, так скользок и тезис, поскольку речь идет о поэтической образности, а не о теологических концептах), то есть сами, как постоянно подчеркивает Аничков, как раз никогда не относили себя к еретикам. С этим смыкается его намерение показать, что того же рода «манихейство», теперь уже отнюдь не стихийное, последовательное мировоззрение, — исконно европейское и не занесено с Востока. Поэтому он полемизирует с Веселовским и теми учеными, кто находил у южно-французских катаров восточные корни и считал их ветвью иллирийских пата-ренов, пребывавших в контакте с балканскими богомилами с их уже очевидными восточными связями21. К этому же типу мировоззрения примыкает у Аничкова Иоахим Флорский — не еретик, но якобы близкий восточному христианству, что, с точки зрения Рима, тоже, однако, считалось ересью. В статьях о Граале он поочередно вовлекает романы Грааля во взаимосвязь то с восточно-христианской ортодоксией,
18 Lot-Borodine M. Trois essais. P. 112.
19 См.: Веселовский А.Н. Избранное: Легенда о Св. Граале. С. 51-56, 121-125, 218-233.
20 См.: Lot-Borodine M. Le Conte del Graal de Chrétien de Troyes et sa présentation simbolique // Romania. 1956. T. 77. Р. 255.
21 Например: ИвановЙ. Богомилски книги и легенди. София: Придворна печатница, 1925. С. 42.
то с Иоахимом Флорским, то с поэтическим «манихейством». В призме вращаемого калейдоскопа все три составляющие должны, в конце концов, слиться в единую картину и предстать читателю как одно и то же, что и происходит, когда разрозненный материал статей собирается в главу монографии22.
Замысел Аничкова по реабилитации манихейства и катаризма как фундамента европейской культуры исчерпывающе объясняется задачами высказывания антицерковной позиции, обусловленной его принадлежностью к масонству. То, что его демарш продиктован интересами далеко не науки, доказывает его масштабная, изощренная и скрытая полемика с Веселовским, давно покойным учителем и другом. Аничков пользуется тем, что поначалу, на стадии своей диссертации «Из истории литературного общения Востока и Запада» (1872), Веселовский склонялся к общепринятой тогда теории, принимавшей легенду о Граале за отражение ереси тамплиеров и катаров (и эту трактовку подстегнула антимасонская пропаганда посленаполео-новского периода, когда тамплиеров и приобщили к катарам23). Однако вскоре Веселовский пересмотрел и неуклонно преодолевал эту теорию: теперь все кажущееся в Граале гетеродоксальным он объяснял воззрениями восточных раннехристианских общин / церквей и его преломлением в поэтическом мышлении в ходе долгого пути сюжета с Востока на Запад24. Аничков, ни разу не ссылаясь, обильно привлекает выводы Веселовского, но извращает их конечный смысл: весь арсенал аргументации Веселовского, направленный на преодоление «еретической» теории Грааля, Аничков использует для ее новой актуализации.
Лот-Бородина видит хитросплетение логики Аничкова и основополагающую ненаучность его построений. Поэтому, отвечая ему, она не занимается разоблачениями, а прилагает к вопросам Грааля точную теологию и строгий критерий историзма. При этом она, как и Аничков, видит историю Грааля не эхом древнего христианского предания (по Веселовскому), а исключительно продуктом западноевропейского Средневековья. В этой точке согласия оппонентов нам и открывается оголенный публицистический нерв медиевистской дискуссии: в битве за Грааль на кону нынешний религиозный дух Западной Европы в самих его истоках.
Говоря об Иоахиме, она призывает отличать иранское манихейство от его средневековых европейских отголосков, а взгляды Иоахима — от взглядов позднейших иоахимитов в их апокрифах; не видит ничего общего между Иоахимом и катарами; из того факта, что Иоахим был цистерцианцем, не считает возможным заключать о его влиянии на цистерцианские по духу «Поиски»; показывает различие триадологий Иоахима и романов цикла Псевдо-Мапа25. Дискуссия прошла, в частности, и по сегодня живому вопросу: хотя в молодости Иоахим жил на Сицилии в греческой киновии и в своей триадологии подвергся греческим влияниям26, в то же время во многом противостоял восточным отцам27. Соответственно, Аничков (вслед за Э. Ренаном) поставил Иоахима в связь с византийской традицией28,
22 AnitchkofE. Joachim de Flore et les milieux courtois. Roma: Collezione meridionale, 1931. P. 288-344.
23 См.: Frale B. The Templars and the Shroud of Christ. Dunboyne: Maverick, 2011. Р. 29-30.
24 Пащенко М.В. Комментарий [к статьям Веселовского]; «Русский Грааль». // Веселовский А.Н. Избранное: Легенда о Св. Граале. С. 272, 331, 380-381; 434-435.
25 Lot-Borodine M. Autour du Saint Graal: à propos de travaux récents. I. Le Lancelot-Graal, les Cathares et le Joachimisme // Romania. 1930. T. 56. Р. 533-539, 542-544.
26 Смирнов Д.В. Иоахим Флорский // Православная энциклопедия. Т. 25. М.: ЦНЦ «Православная энциклопедия», 2010. С. 225, стб. 2-3.
27 Gemeinhardt P. Joachim the Theologian: Trinitarian Speculation and Doctrinal Debate // A Companion to Joachim of Fiore / Ed. M. Riedl. Leiden; Boston: Brill, 2018. P. 60-66.
28 AnitchkofE. L'Ascensione del S. Graal // Archivum Romanicum. 1929. Vol. 13. Р. 522-524.
а Лот-Бородина эту связь отвергла29, получив поддержку Герберта Грундмана, эксперта по наследию Иоахима30.
Лот-Бородина против отождествления раннехристианской братской трапезы «агапы» с Евхаристией31 — отождествления, позволившего Аничкову представить церемонию Св. Грааля в «Иосифе Аримафейском» Робера гетеродоксально двойственной (исходно это Веселовский показал в романной церемонии элементы и Евхаристии, и агапы, строго мысля их обрядами различными32), а именно изображением катарского обряда приобщения Духу — Сошо1атепШт33.
«Смещением ценностей» объясняет она оценку Аничковым «Персеваля» Кретье-на как романа наиболее теологически цельного и выступает против всех предлагаемых им греческих литургических аллюзий. С точки зрения генезиса литургий Запада и Востока она разбивает гипотезу Аничкова, решившего, что в «кортеже» (процессии выноса Грааля) Кретьена отразился греческий обряд, будто бы оставивший свои следы в литургии каролингской Галлии. Далее, рассматривая само описание «кортежа», она подряд опровергает аналогии: всей процессии — с византийским Великим входом34, Грааля — с евхаристической Чашей, серебряной пластины-«блюдца» — с патеной и греческим дискосом, белого кровоточащего копья, выносимого лакеем, — с литургическим копием проскомидии, которое никогда не подразумевается кровоточащим, не выносится одиночно и не задействовано в пресуществлении35.
Недальновидно отвергая подряд все возможные византийские рефлексы в романах Грааля, которые позже сама же будет выявлять, Лот-Бородина не столько отстаивает превосходство Запада, сколько выводит всю восточно-христианскую ортодоксию из-под удара Аничкова, пресекает его попытки вовлечь Византию в катарско-манихейский, то есть нео-гностический синтез представления о современной европейской духовности. В этом отношении Аничков прямым курсом продвигался в том течении мысли на модернизацию древних религий, которое впадало в германскую «ариософию».
С одной стороны, в штудиях протестантской «религиозно-исторической школы» (Вильгельм Буссе и др.) с 1900-х гг. общий древнеазиатский гнозис, вбиравший в себя и Ветхий Завет, оформлялся как прообраз «народной» религии, а на рубеже 1920-30-х гг. в научную моду как раз входят и катарско-манихейские трактовки Грааля36. Крайнюю из них дала книга эсэсовского искателя Грааля и «тамплиера» Отто Рана «Крестовый поход против Грааля» (1933), где, среди прочего, он так же, как и Аничков, объявил всю средневековую поэзию религиозно-еретической («трубадуры были катары»37). Ученым потрезвее такие трактовки виделись поначалу неубедительными, а затем и опасными.
29 Lot-Borodine M. Autour du Saint Graal... I. Р. 540.
30 Grundmann H. Joachim de Flore et les milieux courtois. Par Eugène Anitchkof [Rez.] // Historische Zeitschrift. 1933. Bd. 148. № 2. S. 344.
31 Lot-Borodine M. Autour du Saint Graal: à propos de travaux récents. II. Les rites Eucharistiques chez Robert de Boron et Chrétien de Troyes // Romania. 1931. T. 57. Р. 151-152.
32 Веселовский А.Н. Избранное: Легенда о Св. Граале. С. 143-144.
33 AnitchkofE. Le Saint Graal et les rites eucharistiques // Romania. 1929. T. 55. Р. 177-178.
34 После войны она признает эту аналогию для описания литургии в Саррасе в «Истории Сен-Грааля» (без ссылки на изначально выдвинувшего эту аналогию Веселовского): Lot-Borodine M. Le symbolisme du Graal dans l'Estoire del Saint Graal // Neophilologus. 1950. Vol. 34. № 2. Р. 71, 72, 78, n. 5.
35 Lot-Borodine M. Autour du Saint Graal...П.Р. 168, 178, 183, 186 sq., 194.
36 Незадолго до Аничкова уже были сформулированы манихейско-катарские трактовки Грааля у Кретьена (Schreiber A. Kyot und Crestien // Zeitschrift für romanische Philologie. 1928. Bd. 48) и Вольфрама (Schröder F.R Die Parzivalfrage. München: C. H. Beck, 1928).
37 Rahn O. Kreuzzug gegen den Gral [1933]. 2. Aufl. Stuttgart: Hans E. Günther, 1964. S. 64.
С другой стороны, пример спроса на оторванный от ортодоксии «византинизм» (как на «[древне]греческую концепцию человечности, позволяющую подняться к сфере божественного») в гуманистическом проекте пред-фашистской Европы дал филолог-романист Эрнст Роберт Курциус, апеллируя к письмам Вячеслава Иванова в «Переписке из двух углов» (1920). В культуре христианской Европы Византия видится Курциусу новым субститутом «живой» Античности и таким «мистериальным» компонентом, что укрепит активно размываемый христианский элемент38. Иными словами, для него это средство предотвратить окончательное перерождение протестантского гнозиса в «арийское» язычество39. Для протестантски-функционального (бинарно-структурного) подхода весьма показательно недоумение лютеранина Курциуса, в которое его поверг исповедуемый Ивановым «примат Запада»40 (Рима), который Иванов как раз и объяснял своей тягой к «живой» Античности.
Полемика Лот-Бородиной и Аничкова о Граале исключительно симптоматична для своего исторического периода. Ее правомерно именовать «русской дискуссией»: не только из-за происхождения оппонентов и отразившегося в ней всеобъемлющего влияния Веселовского на формулировку «христианской» гипотезы Грааля, но и в силу злободневности дебатов, уникальной для западноевропейской медиевистики (не говорим о том, что после Веселовского тема Грааля в России уже навсегда закрыта).
Основной вопрос «русской дискуссии» и сегодня болезненно актуален. Стоило мне, комментируя статьи Веселовского, выявить этот эпизод, яркий и для жизни русской эмиграции, и для западноевропейской гуманитарной мысли, как дискуссия немедленно возродилась. Искатель всевозможных следов гностицизма Александр Рычков ринулся отстаивать правоту Аничкова, поддерживая его надуманный упрек, будто Лот-Бородина «запуталась» в массе средневековых текстов, то есть упрек в некомпетентности. Затем исследователь отретушировал мои выкладки о «разделе наследия Веселовского», которым заняты оппоненты, и представил дело так, будто в лице Аничкова Лот-Бородина выступала против «школы Веселовского» и спорила по методологии, а не по сути религиозного мировоззре-ния41. В намерении затушевать предмет полемики Рычкову немедленно пришло подкрепление — рецензент моего издания статей Веселовского отмел оценку выступления Аничкова как «радикально антицерковного»42, вовсе не озаботившись аргументацией.
38 Curtius E.R. Deutscher Geist in Gefahr. Berlin; Stuttgart: Deutsche Verlags-Anstalt, 1932. S. 121, 122-124.
39 То же значение Византии в актуальном реформационно-гуманистическом синтезе — притом, что «византинизм» брался здесь строго социологически в аспекте хилиастически-имперских идей Константина, — усматривал еще Конрад Бурдах накануне Первой мировой, в контексте грядущего крушения европейских империй (Burdach K. Reformation. Renaissance. Humanismus: Zwei Abhandlungen über die Grundlage moderner Bildung und Sprachkunst [1910-1913]. Berlin: Gebrüder Paetel, 1918. S. 91-94). Католик, последователь Веселовского в поисках восточно-христианских корней легенды о Граале, Бурдах, в отличие от Аничкова, сохранял целостным византийский ортодоксальный элемент, не превращая его в «гностико-мистериальную» функцию.
40 Курциус — Иванову. 14.2.1934. — Ivanov V. Dichtung und Briefwechsel aus dem deutschsprachigen Nachlass / Hg. M. Wachtel. Mainz: Liber, 1995. S. 65.
41 Рычков А. Л. Разыскания А. Н. Веселовского по религиозному фольклору в критическом осмыслении Е. В. Аничкова 1920-1930-х гг. // Наследие Александра Веселовского в мировом контексте / Ред. Т. В. Говенько. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. С. 182-183.
42 MazzantiS. Veselovskiana 2016. Il contributo di «Rossijskie Propilei» // Studi Slavistici. 2019. Vol. 16. P. 243, n. 12.
Оригинальные трактовки романов Робера и Кретьена в рамках «русской дискуссии» о Граале (1931)
Литургические (в плане теологии) или же сущностно символистические (в плане филологии) гипотезы Аничкова о влиянии греческого обряда на романные описания церемонии Св. Грааля подтолкнули Лот-Бородину к систематически теологическому толкованию символизма Грааля в основополагающих, самых ранних романах цикла Грааля — романах Робера и Кретьена. Их столь творчески продуктивная экспертиза в научно-теологическом контексте была значительным шагом вперед в изучении проблемы.
Здесь, обращаясь к литургической материи, Лот-Бородина впервые и приходит к своему новаторскому методу теологической интерпретации поэтического текста. Как теолог она компетентно счищает всю ритуально-материальную оболочку романного описания церковного действа, обнажая чисто духовное содержание его структурных элементов. Идеальной формой этого содержания она и видит поэзию. Такой метод чтения призван исчерпать все сходства/различия поэзии и догмы.
Итак, Грааль Робера и его «тайны» точно идентифицированы как выражение идеи Св. Троицы. Церемония Грааля в этом романе — не литургия или ее прообраз, как чаще всего полагают сторонники «христианской» гипотезы, а «сама мистическая реальность, поскольку вместо преображенных субстанций — Сама Кровь Христова внутри Грааля и Сам Христос в виде рыбы»; «за трапезой Грааля Христос присутствует всегда», и «никакая трансформация не нужна, ибо Троица всегда здесь, в Крови распятого Спасителя». Отсюда благодать Грааля — исключительно духовного свойства: она напрямую исходит от Св. Духа43.
Говоря о Кретьене, в его биографии шампанского клирика Лот-Бородина не видит фактов, позволяющих допустить его знакомство с византийским обрядом44. Сам «кортеж», хотя и описан туманно, определенно не совпадает со строжайшим литургическим порядком. Она дает свою идентификацию описанных предметов: Грааль — это дарохранительница, цилиндрический пиксис, в более позднее время называемый киворием; серебряное блюдце относится к кровоточащему копью как емкость для сбора стекающей крови, само же копье — символическое изображение Копья Лонгина. Тут же следует методологическое разъяснение о природе поэтического символизма, который ориентируется не на церковный ритуал, а на «подлинную природу» сакральных символических предметов, сам же Грааль есть «не талисман или реликвия, а символ»45.
После войны она вернется к теме на новом витке.
Для Лот-Бородиной, как и для Веселовского, борьба за чистоту «христианской» гипотезы Грааля подразумевает задачу прекратить злоупотребление поэзией для «игры в гнозис» (в постмодернистской литературной теории поэзию принимают даже за разновидность религиозной практики гностического характера). Тем сильнее бьет в глаза то, что она, как и Аничков, ведет свою борьбу за раздел идейного наследия Веселовского, отца всеобъемлющей (генетической) теории христианского поэтического символизма и соответствующей трактовки Св. Грааля. Как и Аничков, она, не ссылаясь, берет тезисы Веселовского для их трансплантации на почву культуры Запада и объявляет Запад родиной тех явлений религиозного символизма, которые он укоренял в раннем восточном христианстве.
43 Lot-Borodine M. Autour du Saint Graal... II. Р. 163-164.
44 Опровергаемые ею рассуждения Аничкова предвосхищают увлекательные гипотезы Хелен Адольф и Франсиса Кармоди, согласно которым Кретьен был непосредственно погружен в византийскую материю.
45 Lot-Borodine M. Autour du Saint Graal. II. Р. 193, n. 2, 194.
Она идентифицирует Грааль Кретьена как киворий — первой после Веселов-ского, давшего ту же идентификацию46. Она берет на вооружение генеральное положение его исторической поэтики о символической природе Грааля, творения поэзии, что противостояло тенденции представителей «христианской» гипотезы разыскивать Грааль-артефакт либо в средневековых хрониках, либо в экспозициях музеев. Упоминая о Гонории Августодунском, общепризнанном источнике литургического символизма Св. Грааля в «Иосифе Аримафейском» Робера де Борона, Лот-Бородина (со ссылкой на о. Поля Сежурне) возводит толкование Гонория к трактату «О церковных службах» (ок. 820) Амалария де Метц47. И тем самым демонстративно игнорирует первоисточник, указанный Веселов-ским, — «Созерцание предметов церковных» Германа патриарха Константино-польского48, хотя тут же абстрактно допускает знакомство Робера с восточным легендарным материалом49.
Это временный эксцесс. После войны она уже укажет на св. Германа как на источник Амалария, а Веселовского признает за главу «символической теории „ориенталистов"»50.
Столкновение с С. Н. Булгаковым (1930-1932)
В отличие от дискуссии с Аничковым, лобовое столкновение Лот-Бородиной с о. Сергием Булгаковым произошло непреднамеренно. Но место столкновения было все тем же: христианская мысль о Граале неизбежно входила в поле разысканий Весе-ловского, дававших сами метод и принципы работы с поэзией христианского периода истории человечества.
Веселовский, постулировавший природу символа в его генезисе и множественности его исторических корней («символический параллелизм»), дал основу теолого-филологической интерпретации символа. Так он пришел к определению предметного значения Грааля в его реалистической многозначности, которая способна раздвинуть границы предметности (в противоположность определениям либо однозначным, вроде Чаши, Камня, Алтаря и т.п., или же синтетическим, как, например, «чаша из камня»51). Исходя из представления о том, что в древних восточных церквах абстрактные духовные концепты и мыслились, и выражались предельно реалистически, материально-предметно, он видит прообраз Грааля в древних изображениях корзины с хлебом и вином, символизирующих Евхаристию, — то есть некоей емкости и ее содержимого. Отсюда в романах возникал образ либо сосуда (или ковчега / раки), вмещающего в себя потир и дискос с освященным хлебом, либо кивория, куда ставится Св. Чаша, вроде «Иерусалима» (кивория в виде храма)52.
В 1931 г. Лот-Бородина с вызовом отвергла эту идею как «курьез»: по ее сведениям, в научном сообществе ни один не разделяет подобного взгляда53. Но буквально тогда же Булгаков в статье «Святый Грааль» (1930) взял за основу именно это определение Грааля — взял, разумеется, в его широчайшей символической перспективе и надстроил над ним уже чисто теологическую концепцию «тайны таинства» в том смысле, что Грааль не есть Евхаристия: «[Х]отя Господь вознесся в честной плоти Своей на небо, однако в крови и воде, излиявшихся из ребра Его,
46 Веселовский А.Н. Избранное: Легенда о Св. Граале. С. 163; также см.: Пащенко М.В. Комментарий. С. 373.
47 Lot-Borodine M. Autour du Saint Graal. II. Р. 188.
48 Веселовский А. Н. Избранное: Легенда о Св. Граале. С. 53.
49 Lot-Borodine M. Autour du Saint Graal. II. Р. 198.
50 Lot-Borodine M. Le symbolisme du Graal. Р. 77, n. 1; Le Conte del Graal de Chrétien de Troyes. Р. 261, n. 1.
51 Подробнее: Пащенко М.В. Комментарий. С. 288, 295-296.
52 Веселовский А. Н. Избранное: Легенда о Св. Граале. С. 163.
53 Lot-Borodine M. Autour du Saint Graal. II. Р. 156, n. 1.
мир приял Его святую реликвию, и чаша Грааля есть ея киворий и рака. И весь мир есть эта чаша св. Грааля»54.
Парижане Лот-Бородина и Булгаков пока не знакомы. По прочтении статьи Булгакова Лот-Бородина задумала было отвечать и ему55, но этот дискуссионный замысел уже не состоялся. Ее позиция в целом ясна. Позже, в 1950-х, она фактически признала концепцию Булгакова в меру ее «западной» ортодоксальности, когда указывала на легитимацию Римом множественных реликвий Св. Крови и приводила факт из истории теологии: в XV в. Парижский университет при поддержке папы опроверг св. Фому, считавшего, что на земле не осталось ни капли Крови Христовой56. В то же время она критически воспринимала гностический момент софиологии Булгакова57, который уловим в «софийности» концепции «тайны таинства», и гасила его ортодоксальностью персоналистской мистики.
Лот-Бородина, придерживаясь строго ортодоксального взгляда на Грааль, умела виртуозно совместить поэтическое высказывание с догмой. Булгаков же в случае Грааля видел решающий шанс обогатить богословие поэтическим высказыванием пока не сформулированного догмата: «Тайна эта хранится и раскрывается в жизни Церкви <...>. Нисколько не удивительно, если она, не будучи доселе постигнутой в богословско-догматическом сознании, жила только в смутных предчувствиях христианской легенды и поэзии.»58 В этом утверждении Булгаков вновь озвучил мысли Веселовского — и его понимание соотношения теологии и поэзии, и его решение догматического аспекта Грааля59. Так, в персонаже романа Робера по имени Петрус, кто носит при себе запечатанное послание Господа о Граале, но содержания его не ведает, Веселовский усмотрел «легендарное отражение апостола», из чего заключал: «Для меня ясно противоположение двух церковно-религиозных течений: проповеди Петра, еще ожидающего откровений Грааля, и учения, владеющего его таинствами»60.
Возвращение к теме:
сущность Грааля и проблема метода (1950-1951)
После войны христианское граалеведение переживало подъем в радостно-покаянном очищении западноевропейских ученых умов (так, в «Парцифале» Вольфрама немецкие исследователи теперь дружно акцентировали тему смирения). Лот-Бородину ободрила эта тенденция, но и ее мысль тем временем взошла на новый уровень: многое было передумано и теперь созрело. В дискуссии с Аничковым она уже вырвалась на главную магистраль граалеведения, разбираясь с самыми ранними изображениями Грааля у Кретьена и Робера. Теперь с этими наработками она возвращалась к романам цикла Псевдо-Мапа сразу в трех вышедших подряд статьях, задавшись целью ответить на вопрос вопросов: что есть Грааль? Для этого ей неизбежно пришлось углубиться в обоснование своего уже сложившегося метода теологической интерпретации поэтического текста, в данном случае средневекового романа.
54 Булгаков С., прот. Святый Грааль (Опыт догматической экзегезы Io. XIX 34) // Путь. 1932. № 32. С. 14.
55 Оболевич Т. Мирра Лот-Бородина: Историк, литератор, философ, богослов. С. 266-267.
56 Lot-Borodine M. Le Conte del Graal de Chrétien. Р. 242.
57 Оболевич Т. Мирра Лот-Бородина: Историк, литератор, философ, богослов. С. 267-270.
58 Булгаков С., прот. Святый Грааль (Опыт догматической экзегезы Io. XIX 34). С. 24.
59 Заблуждением представляется бездоказательная попытка объяснить Грааль Булгакова влиянием Рудольфа Штейнера (БонецкаяН.К. Русская софиология и антропософия // Вопросы философии. 1995. № 7. С. 95-96).
60 Веселовский А.Н. Избранное: Легенда о Св. Граале. С.117. Продуктивное развитие этого взгляда, синтезирующего данные поэзии и теологии, — в концепции идеи Грааля как «ортодоксального гнозиса» (Zambon F. Robert de Boron e i segreti del Graal. Firenze: Leo S. Olschki, 1984. Р. 52-77), которая, как видим, схожа с посылкой богословских выкладок Булгакова.
Первым делом она берется толковать главный роман цикла, «Историю Сен-Грааля», ценность которого обосновал Веселовский, встретив здесь сюжет о Соломоне и Крестном Древе, в его представлении — одну из самых продуктивных матриц христианского легендарного сюжетосложения и безусловный реликт предания. Лот-Бородина изживает влияние Веселовского, противопоставляет его сюжетологии новые принципы теологической интерпретации и предлагает христианскому граалеведению Западной Европы, погрязшему в методологической беспомощности, иной и притом продуктивный метод.
(1) Веселовский, овладевая временем, обнаруживал в средневековом тексте непосредственное присутствие древнего предания и оперировал категорией символа, явленного в его генезисе — в диахроническом триединстве форм образа, мотива и сюжета. Она же, преодолевая время, формулирует синхроническую концепцию типологического символизма, где типология = онтология, а символ = сама реальность61. Упраздняя генезис, она видит необъятно многообразный символический мир романа и даже всего цикла Псевдо-Мапа единым грандиозным синтезом, индивидуальным трудом (даже если номинально и признает за романами разных сочинителей), а компилятивные ухищрения — творчески целенаправленными. (2) Теологическую доктрину в поэтическом тексте Веселовский выявлял методом структурной теологии — представлял доктрину в поэзии не цельной, а заданной лишь отдельными стержневыми положениями, тогда как ряд ее позиций, структурирующих догматический порядок, может быть оставлен вакантными, а плоды поэтического вымысла, пристающие к сюжету с ходом времени, могут вообще от нее отклоняться62. Лот-Бородина же читает художественное произведение — выросший из христианской легенды роман, — как теологический трактат и законченную теологическую концепцию на языке образов, которые объясняет с точки зрения их аллегорического смысла в данном контексте, незыблемо зафиксированном во времени.
Действуя в филологии как богослов, Лот-Бородина в своем чтении исходит из того, что Веселовский иронично называл «экзегезой», — из некоего стороннего тексту учения, религиозного, философского и т.п., привлекаемого в качестве ключа к интерпретации. Если обычно «экзегезой» в граалеведении оказывались теории мифа или ритуала, то Лот-Бородина идет к Граалю с научно-теологическими выкладками. Так она оказалась среди тех, кто чтению идеологизированно мифологическому противопоставлял чтение идеологизированно теологическое. Оба подхода схожи в том, что оставляли в стороне закономерности исторической динамики поэтических форм (историческую поэтику), а у средневекового поэта диагностировали раздвоение личности: у мифо-филологов поэт на два голоса воспевает и язычество, и христианство, а у теолого-филологов выстраивает произведение так, чтобы оно попеременно читалось то «теологически», то «поэтически»63.
Среди теолого-филологов Лот-Бородина оказывается изумительным исключением. У нее теология полностью совпадает с поэтической фантазией, гарантируя ортодоксальность романно-поэтической образности («притом, что доктрина остается ортодоксальной, воображение отличает будоражащая свобода аллюра»64), к тому же адресованной «профанам, не владевшим языком докторов»65. Это удается ей за счет обращения (1) к христианскому мистицизму, вследствие чего поэзия предстает чистым отражением мистического компонента в теологии и ориентирована
61 Lot-Borodine M. Le symbolisme du Graal... Р. 65-66.
62 Подробнее: Пащенко М.В. Комментарий. С. 324; «Русский Грааль». С. 427.
63 Ср.: Valette J.-R. La pensée du Graal: Fiction littéraire et théologie (XIP-XIIP siècle). Paris: Honoré Champion, 2008. Р. 28.
64 Lot-Borodine M. Le double esprit et l'unité du Lancelot en prose [1925] // Eadem. De l'amour profane à l'amour sacré. Paris: Libr. Nizet, 1979. P. 130.
65 Lot-Borodine M. Le symbolisme du Graal. Р. 74.
на учения лишь поверхностно рациональные, а также (2) к восточно-христианской теологической традиции с ее развитым, библейского корня понятием о символизме, хотя, мысля себе генезис Грааля, она не покидала Запад: восточное влияние достигало Запада внутри твердо устоявшейся типологии христианского символизма. В результате ее теологическое чтение романов не редуцирует поэзию до догмы, а возводит образный дуализм поэзии к идейному синтезу так, что все поэтические детали повествования сохраняются значимыми внутри догмы. Ее разбор поэзии сам делается поэзией.
В истории науки опыт Лот-Бородиной пребывает в одиночестве. Не востребованы ее работы и у французов, изучающих сегодня Грааль и непосредственно цикл Псевдо-Мапа sub specie семиотики и нео-риторики.
Обновлению взгляда Лот-Бородиной на романы Грааля способствовали ее занятия восточно-христианским богословием, а также посмертно вышедшая книга Конрада Бурдаха «Грааль: исследование его происхождения и связи с легендой о Лонги-не» (1938) с ее обильным восточно-христианским материалом. Главная забота Лот-Бородиной — утверждение единства концепции Грааля в различных романах («Иосиф Аримафейский» Робера, производная от него «История», «Поиски») как «одной ортодоксальной доктрины, одной идентичной духовности, заверенной печатью подлинно христианского опыта, то есть опыта личностного»66.
Это единство демонстрирует ее анализ четырех центральных — литургических — сцен «Истории» и «Поисков», чей символизм далеко не очевидно ортодоксален. Для нее же принцип изображения, принятый анонимным автором, состоит в том, что вся традиционная месса сведена к самому таинству — к евхаристической мистерии пресуществления при личном присутствии Христа. Четыре сцены приводятся к общему знаменателю (1) восточно-христианского литургического символизма, (2) его реалистического характера и (3) иконографии, дающей обоснование параллелей между романным описанием и литургией. Остается подчеркнуть, что и концепция, и методика пришли в граалеведение с Веселовским, когда он обращался к тем же романам67.
В первой исполненной реализма сцене (литургия в Саррасе) пресуществление субстанции в момент освящения происходит зримо: пред первосвященником на алтаре оказывается младенец, затем членимый им на части. Источником этого образа Лот-Бородина называет отсутствующую в западном обряде проскомидию и ее символические изображения (Младенец-Христос на дискосе), подтверждает ее толкованием, почерпнутым у Николая Кавасилы, героя ее богословских изысканий. При разборе следующей сцены (Ланселот в замке Корбеник) византийская миниатюра разъясняет источник явления Младенца-Христа на месте Св. Троицы. Точно так же и для сцены вечери избранных (снова в Корбенике), где на алтаре является Христос в окровавленной плащанице, предлагается византийский прототип аналогичных более поздних западных изображений («Христос Страждущий» и «Месса св. Григория») и рассказов о превращении гостии в плоть. Последняя сцена (месса во Дворце Духовном в Саррасе пред успением Галаада) — уже традиционное изображение литургии, что в поэтике романа означает высшую ступень духовного состояния мира. Копье Лонгина не кровоточит, лично Христа нет — Он воссоединился с Отцом и Св. Духом: «Теофания Трех»68.
Для последовательно теологического чтения «Поисков» она привлекла новый источник. Представляя поиски Грааля как путь сверхъестественного, Божественного
66 Lot-Borodine M. Le symbolisme du Graal... Р. 76.
67 См.: Веселовский А.Н. Избранное: Легенда о Св. Граале. С. 53, 136-137, 160-161.
68 Lot-Borodine M. Les apparitions du Christ aux messes de l'Estoire et de la Queste del Saint Graal // Romania. 1951. T. 72. Р. 202-223.
познания, где «знать» и есть «любить» (любовь-интеллекция), она, следуя указанию Жильсона, локализует теологический аналог концепции романа в учении Гийома де Сен-Тьерри, сподвижника св. Бернара. Свое внимание к нему Лот-Бородина объясняет тем, что эта не типичная для Запада и, в частности, для цистерцианства и самого св. Бернара концепция а-интеллектуального познания Бога оказывается ближе к долго игнорируемым на Западе восточно-христианским отцам, к их теоцентричной антропологии, в основе которой — человек до грехопадения.
Стиль Лот-Бородиной прежний: она — богослов-рассказчик. «Евхаристические» эпизоды «Поисков» — литургия в замке Корбеник; собрание рыцарей-соискателей на волшебном корабле, построенном из Древа Жизни Соломоном, предком Галаа-да, и доставляющем их в Саррас; литургия Св. Грааля во Дворце Духовном — Лот-Бородина разворачивает в аллегорию «прогрессивного откровения», трех этапов восхождения: возобновления Вечери апостолов, мистерии Церкви Откровения, Небесного Иерусалима. Из-под ее пера выходит текст буквально визионерский: следуя за повествованием и его деталями, она живописует план означаемого аллегориями, тут же разъясняя, что именно мы мысленно видим. Метод теологически обоснован: это ав-густинианский и бернардинский принцип «аффективного содержания когнитивных формул» в его обратном применении. И вот пред нами предстает изображение миропорядка Св. Духа. В ревизии утверждений Пофиле и Жильсона она формулировала, что есть Грааль: «[Э]то не только откровение мистической идентичности и Тела таинства, и Христа „Страждущего", и Христа во Славе. Это сам Лик Бога-Троицы. Мистерия брака, ибо Любовь — это „жизнь, где едины два бытия", познаваемая во всей полноте. Видение Иоаннова sicut est [как то есть], в котором смертный саван с неотвратимой необходимостью рвется в преддверии Царствия»69.
Теолог против мифологов: Грааль Кретьена (1956)
Финальная статья Лот-Бородиной о Граале стала ярчайшим научным жестом, будучи посвящена Граалю в романе Кретьена. Так она выступает на передний край битвы фундаментальных гипотез, «кельтской» и «христианской», которая с новой силой и разразилась в 1950-х за краеугольный вопрос граалеведения. Суть его в том, что роман Кретьена не завершен, природа Грааля в нем туманна и сама провоцирует на мифо-фольклорные толкования; вместе с тем он признан за самый первый образ Грааля, исходную точку всего цикла рассказов о Граале, и потому задает идейную доминанту всем интерпретациям, ставя перед выбором: или сказочная диковинка — или христианский символ. Лот-Бородина не просто сражается на стороне «христиан» (она возбуждена дискуссией на страсбургском коллоквиуме о Граале 1954 г.), но становится во главе со своей, как всегда, крайне радикальной — ортодоксальной — интерпретацией. Вместо подробной полемики с «кельтской» гипотезой, настаивавшей на «христианизации» исконно языческого символа, Лот-Бородина предъявляет право ее игнорировать: ведь в реальности мысли эволюционное перетекание материального в духовное невозможно, и чудо-горшок никогда не станет Чашей вечной благодати, а свет солнца — светом теофании.
К интерпретации «кортежа» она подступается со стороны самого спорного момента: с опорой на иконографию толкует образ девушки, в обеих руках несущей Грааль (из-за не допустимого в литургии участия женщины христианская трактовка описания на корню отвергалась), как символ Экклесии70. Этот ход служит посылкой для рассмотрения всей поэтической картины в свете символизма святой Благодати, богато развитого самим Писанием и святыми отцами, — символизма «множественного и полиморфного». «Рассказывая» картину романа в мельчайших деталях,
69 Lot-Borodine M. Les grands secrets du Saint-Graal dans la «Queste» du Pseudo-Map // Lumière du Graal / Prep. sous la dir. de R. Nelli. Paris: Les Cahiers du Sud, 1951. P. 154, 164, 173.
70 Lot-Borodine M. Le Conte del Graal de Chrétien de Troyes. Р. 239.
Персеваль прибывает в Замок Грааля, где его встречает Король-Рыбак.
Миниатюра из манускрипта «Первое продолжение „Повести о Граале"», созданного во Франции в 1330-1340 гг.
Лот-Бородина приводит ее в полное соответствие этому символизму как особого типа знак — символ-аллегория <^епейапсе». Он изображает никакой не парафраз-воспоминание, а реальное причастие, «живое таинство», призывающее всех присутствующих к соучастию; оно, однако, остается далеким для веселящейся в зале компании — отсюда обилие земной пищи на трапезе, вовсе не дающее права объявить Грааль аналогом «скатерти-самобранки»71.
Так, блюдце, которое при Граале-кивории (никакой не Чаше) не может быть дискосом, — это обобщенный культовый предмет, символизирующий Веру в Евхаристии, что можно видеть на многих изображениях. Непрерывно кровоточащее копье во главе «дефиле» — это Копье Лонгина, символически сливающееся со Крестом и Древом жизни. В зеркалах структурного символизма эти символы — сразу все: и воспоминание о Страстях, и евхаристическая реальность бескровной жертвы. Картина в целом изображает рождение новой Евы (Церкви) из ребра нового Адама, почившего на Кресте, — христианская параллель «мифу» Книги Бытия. Хозяин замка, где Персеваль наблюдает процессию Грааля, — болящий Король-Рыбак — и есть символическое изображение Адама искупаемого. Простодушный Персеваль, кого Лот-Бородина, в отличие от прочих коллег, отказывается считать невеждой, — это естественная христианская душа, устремленная от греха к покаянию. Его долгий путь к исполнению предназначения «из призванного сделаться избранным» — то есть путь к финальным событиям романа, свершающимся в дни Страстной Пятницы и Воскресения, путь к постижению тайны Грааля — не имеет ничего общего с путем героя «романа воспитания», так как здесь все вершит Благодать. Замок Грааля — это земной рай, сначала утраченный и затем обретенный, а все сказание повествует о возвращении в его кущи72.
Искать ли женщину?
Сегодня мы пристальнее смотрим на вклад женщин в те или иные достижения культуры и ищем подтверждение его значимости. В случае христианского
71 Ibid. P. 243, 253, 257-258.
72 Ibid. P. 244, 248-249, 252-253, 259, 263, 273-274, 276, 282. Из вошедших в научный обиход параллелей Лот-Бородина отвергает идентификацию с фольклорным сюжетом странствия в царство мертвых, включая затонувший город Ис бретонской легенды, но признает аналогию с русским Градом Китежем: мистический характер легенды делает его чистым образом рая (р. 281, n. 1).
граалеведения вклад женщин-ученых исключителен, так как главной монографией этого направления следует считать итоговый труд Хелен Адольф (1895-1998) «Visio Pacis. Святый Град и Грааль: опыт внутренней истории легенды о Граале» (1960).
Младшая современница Лот-Бородиной, филолог-германист, из венской семьи иудейского вероисповедания, она училась и собиралась защищать диссертацию в Вене, покинула предвоенную Австрию и обосновалась у сестры, врача в Филадельфии. Публикации Лот-Бородиной большей частью прошли мимо нее — в работе с духовной материей поэзии она историк, а не теолог. Опыт Адольф уникален. Она дает очерк концепции всего цикла Грааля в русле структурной сюжетологии и метода исторической поэтики: показывает, какие именно исторические события предопределили сюжет (поражение крестоносцев и утрата Иерусалима), какова его суть (культ утерянных реликвий), базовая структура (триединство определяющих сакральную топографию Иерусалима объектов — Башни Давида, Храма Соломона и Базилики Голгофы), дальнейший метаморфозис (на основе сопутствующего каждой постройке символизма) и каким образом в романах к нему прирастают новые темы и сюжетные линии.
Адольф начинает с того, что заявляет свой научный принцип: помимо ориентации среди областей интерпретации (миф, ритуал, литургия), исследователю Грааля необходима вторая ось координат — ось собственной «концепции Истины»73. В работе с символическим языком средневекового романа убеждения и даже вера ученого соположены знанию и выстраиваются в систему, в которой и возможно интеллектуальное визионерство. Типологическое чтение символизма исторически бездоказательно, поскольку выстраивает символические отношения внутри памятников, прибегая к сторонней «экзегезе», но убеждает тем, что исследователь изначально и одномоментно схватывает всю полноту проблемы в ее христианской сути, и тогда все бездоказательное и не требует доказательств. Это позволяет спрямить долгий путь — поэтому масштабный очерк Адольф так краток.
Как мы убедились, то же «интеллектуальное визионерство», насквозь просвечивающее материал в концентрации знания и веры, отличает и стиль Лот-Бородиной. Это тот самый ее «дар познавательной интуиции», который ценил в ней С. Л. Франк74. Две женщины одинокими колоссами высятся на арене изучения Грааля75 и оказываются к плечу плечо: вокруг символизма Грааля Адольф синтезирует христианское (историческое) сознание крестоносцев, Лот-Бородина — окружавшие их теологические концепции. Предельно сократить дистанцию между поэтическим текстом и Истиной обеим помогает и историко-географическая редукция ареала Грааля: надышавшись одним воздухом предвоенной Западной Европы, в ней они центрируют проблему Грааля и идеализируют (идеологизируют) западноевропейское религиозное сознание как художественно сверхпродуктивное. Впитав символистический метод исторической поэтики Веселовского (если Лот-Бородина долго шла к Веселовскому, то Адольф, начав как его адепт, старалась от него отдалиться), обе сжимают генезис до типологии, оказываясь в этом его оппонентами.
Зная Истину, обе читают поэтические символы и аллегории, как раскрытую книгу, и обеих охотно критикуют за односторонность и субъективность. Несмотря на это, их аналитико-визионерский метод научно крепок: «за кадром» ими оставлено лишь обоснование правомерности христианского чтения средневекового поэтического символизма, однако такая правомерность, с точки зрения обеих, самоочевидна. Исторически очевидна и сюжетологически доказуема, — добавил бы Веселовский, кто,
73 AdolfH. Visio Pacis. Holy City and Grail: An Attempt at an Inner History of the Grail Legend. [University Park, Pa]: Pennsylvania UP, 1960. P. 2.
74 См.: Оболевич Т. Мирра Лот-Бородина: Историк, литератор, философ, богослов. С. 287.
75 С редкой в науке последовательностью христианский взгляд на проблему Грааля развивается также в монографиях американок Розы Пиблз (1911) и сестры Амелии Кленке (1959; в соавторстве с У. Холмсом) — им противостоит крупная, отчасти курьезная фигура англичанки Джесси Уэстон, выдвинувшей этапную гипотезу дионисийской (фаллической) основы культа Грааля и Копья (1907).
в отличие от них, одним взглядом охватывал христианство и Востока, и Запада в реальном историческом времени и потому писал не столь кратко — тома и тома.
В работах Лот-Бородиной о Св. Граале научный фактор Истины оказывается чрезвычайно емким. В науке она — строгий систематик не узкой специальности: теолог, филолог, поэт и публицист. Св. Грааль как научный предмет был для нее не просто объектом изучения, а фундаментально выстроенным личностным переживанием.
Источники и литература
1. Бонецкая Н.К. Русская софиология и антропософия // Вопросы философии. 1995. №7. С. 79-97.
2. Булгаков С., прот. Святый Грааль (Опыт догматической экзегезы Io. XIX 34) // Путь. 1932. № 32. С. 3-42.
3. Веселовский А. Н. Из истории развития личности: женщина и старинные теории любви [1872] // Веселовский А.Н. Избранное: На пути к исторической поэтике. М.: Автокнига, 2010. С. 237-284.
4. Веселовский А. Н. Избранное: Легенда о Св. Граале / Сост., комм. М. В. Пащенко. М.; СПб.: Петроглиф, 2016. 512 с.
5. Иванов Й. Богомилски книги и легенди. София: Придворна печатница, 1925. 389 с.
6. Оболевич Т. М. И. Лот-Бородина как исследовательница византийской мысли // Русско-Византийский вестник. 2020. № 1 (3). С. 14-36.
7. Оболевич Т. Мирра Лот-Бородина: Историк, литератор, философ, богослов. СПб.: Нестор-История, 2020. 352 с.
8. Пащенко М. В. Комментарий // Веселовский А. Н. Избранное: Легенда о Св. Граале / Сост., комм. М. В. Пащенко. М.; СПб.: Петроглиф, 2016. С. 247-396.
9. Пащенко М.В. «Русский Грааль»: филология символических форм А.Н. Веселовско-го // Веселовский А.Н. Избранное: Легенда о Св. Граале / Сост., комм. М.В. Пащенко. М.; СПб.: Петроглиф, 2016. С. 397-475.
10. Пащенко М.В. Сюжет для мистерии: Парсифаль — Китеж — Золотой Петушок (историческая поэтика оперы в канун модерна). М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2018. 720 с.
11. Рычков А.Л. Разыскания А.Н. Веселовского по религиозному фольклору в критическом осмыслении Е.В. Аничкова 1920-1930-х гг. // Наследие Александра Веселовского в мировом контексте / Ред. Т. В. Говенько. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. С. 157-195.
12. Смирнов Д.В. Иоахим Флорский // Православная энциклопедия. Т. 25. М.: ЦНЦ «Православная энциклопедия», 2010. С. 224-246.
13. AdolfH. Visio Pacis. Holy City and Grail: An Attempt at an Inner History of the Grail Legend. [University Park, PA]: Pennsylvania UP, 1960. 217p.
14. AnitchkofE. Le Saint Graal et les rites eucharistiques // Romania. 1929. T. 55. Р. 174-194.
15. AnitchkofE. L'Ascensione del S. Graal // Archivum Romanicum. 1929. Vol. 13. Р. 519-538.
16. Anitchkof E. Joachim de Flore et les milieux courtois. Roma: Collezione meridionale, 1931. 462 p.
17. Burdach K. Reformation. Renaissance. Humanismus: Zwei Abhandlungen über die Grundlage moderner Bildung und Sprachkunst [1910-1913]. Berlin: Gebrüder Paetel, 1918. 207 S.
18. Curtius E.R.. Deutscher Geist in Gefahr. Berlin; Stuttgart: Deutsche Verlags-Anstalt, 1932. 130 S.
19. Frale B. The Templars and the Shroud of Christ. Dunboyne: Maverick, 2011. 303 р.
20. Gemeinhardt P. Joachim the Theologian: Trinitarian Speculation and Doctrinal Debate // A Companion to Joachim of Fiore / Ed. M. Riedl. Leiden; Boston: Brill, 2018. P. 41-87.
21. Gilson É. La mystique de la grâce dans la Queste del Saint Graal // Romania. 1925. T. 51. P. 321-347.
22. Grundmann H. Joachim de Flore et les milieux courtois. Par Eugène Anitchkof [Rez.] // Historische Zeitschrift. 1933. Bd. 148. № 2. S. 342-344.
23. Ivanov V. Dichtung und Briefwechsel aus dem deutschsprachigen Nachlass / Hg. M. Wachtel. Mainz: Liber, 1995. 317 S.
24. Lot F. Étude sur le Lancelot en prose. Paris: Honoré Champion, 1918. 452 p.
25. Lot F. Albert Pauphilet. Études sur la Queste del Saint Graal... [Compte rendu] // Romania. 1923. T. 49. P. 434-441.
26. [Lot-Borodine M.] L'Ève Pécheresse et la rédemption de la femme dans la Quête du Graal // Lot F. Étude sur le Lancelot en prose. Paris: Honoré Champion, 1918. P. 418-442.
27. Lot-Borodine M. Trois essais sur le roman de Lancelot du Lac et la Quête du Saint Graal. Paris: Honoré Champion, 1921. 121 p.
28. Lot-Borodine M. Le double esprit et l'unité du Lancelot en prose [1925] // Lot-Borodine M. De l'amour profane à l'amour sacré. Paris: Libr. Nizet, 1979. P. 122-133.
29. Lot-Borodine M. Autour du Saint Graal: à propos de travaux récents. I. Le Lancelot-Graal, les Cathares et le Joachimisme // Romania. 1930. T. 56. P. 526-557.
30. Lot-Borodine M. Autour du Saint Graal: à propos de travaux récents. II. Les rites Eucharistiques chez Robert de Boron et Chrétien de Troyes // Romania. 1931. T. 57. P. 147-205.
31. Lot-Borodine M. Le symbolisme du Graal dans l'Estoire del Saint Graal // Neophilologus. 1950. Vol. 34. № 2. P. 65-79.
32. Lot-Borodine M. Les apparitions du Christ aux messes de l'Estoire et de la Queste del Saint Graal // Romania. 1951. T. 72. P. 202-223.
33. Lot-Borodine M. Les grands secrets du Saint-Graal dans la «Queste» du Pseudo-Map // Lumière du Graal / Prep. sous la dir. de R. Nelli. Paris: Les Cahiers du Sud, 1951. P. 151-174.
34. Lot-Borodine M. Le Conte del Graal de Chrétien de Troyes et sa présentation simbolique // Romania. 1956. T. 77. P. 235-288.
35. Mazzanti S. Veselovskiana 2016. Il contributo di «Rossijskie Propilei» // Studi Slavistici. 2019. Vol. 16. P. 237-247.
36. Pauphilet A. La Queste du Saint Graal du Ms. Bibl. Nat. Fr. 343 // Romania. 1907. T. 36. P. 592-609.
37. Pauphilet A. Études sur la Queste del Saint Graal. Paris: Honoré Champion, 1921. 206 p.
38. Rahn O. Kreuzzug gegen den Gral [1933]. 2. Aufl. Stuttgart: Hans E. Günther, 1964. 305 S.
39. Schreiber A. Kyot und Crestien // Zeitschrift für romanische Philologie. 1928. Bd. 48. S. 1-52.
40. Schröder F.R.. Die Parzivalfrage. München: C. H. Beck, 1928. 80 S.
41. Valette J.-R.. La pensée du Graal: Fiction littéraire et théologie (XIP-XIIP siècle). Paris: Honoré Champion, 2008. 793 p.
42. Zambon F. Robert de Boron e i segreti del Graal. Firenze: Leo S. Olschki, 1984. 129 p.
