CC BY
29
Содержание атласа построено по экономико-географическому принципу и состоит из двух крупных блоков: текстового и картографического. Текстовая часть начинается с описания природы Ростовской области, которая знакомит читателя с ее особенностями: характером рельефа, климата, погодных условий и др. Раздел «У истоков» позволяет представить историю заселения территорий Среднего и Нижнего Дона начиная с каменного века. В разделе «Донское казачество» показано, как сложился такой феномен отечественной и мировой истории и культуры, как казачество, рассказывается об участии донских казаков в военных походах, формировании казачьего субэтноса.
Из разделов «Становление и развитие экономики», «Природные ресурсы и природоохранная деятельность», «Хозяйственный комплекс» читатели получают достаточно полное представление о хозяйственной деятельности Ростовской области, узнают о том, что за счет ввода в эксплуатацию новых и реконструкции уже существующих очистных сооружений, систем оборотного водоснабжения на предприятиях, внедрения прогрессивных технологий в настоящее время сократился сброс неочищенных сточных вод в водоемы области, что АО «НПО НЭВЗ» является единственным в России производителем электровозов, которые признаны многими странами как самые выносливые, что выпускаемые ОАО «Роствертол» вертолеты МИ-26 и МИ-257 уникальны по своим техническим характеристикам и конкурентоспособны на мировом рынке, и о многом другом, выгодно отличающем Ростовскую область среди других субъектов Российской Федерации.
В разделе «Муниципальные образования» даны емкие характеристики городов и сельских административных районов области: время их образования, площадь, численность населения, сведения об основных предприятиях.
Венчает атлас «Картографический блок», состоящий из 17 карт. В них отражены природные ресурсы, население,
топливно-энергетическая промышленность, машиностроение и металлообработка, комплекс конструкционных материалов, пищевая промышленность, транспорт, растениеводство, животноводство, здравоохранение, образование, торговля, туристские ресурсы и туристская индустрия, экологическая обстановка. Все карты представляют собой оригинальные произведения, созданные на основе сведений, полученных в 2001 - 2002 гг.
Помимо текстового и картографического блоков в атласе приводятся материалы по многим ведущим предприятиям области, данные об их хозяйственной деятельности, адреса, телефоны.
Атлас богато иллюстрирован фотографиями, которые создают прекрасный зрительный ряд, показывающий выдающихся людей, достопримечательности, продукцию хозяйственного комплекса области.
Трудно представить такую большую и сложную работу, какой является атлас, без каких-либо недостатков. Авторы претендуют на полное освещение различных сторон природы, населения и хозяйства Ростовской области, но в картографическом блоке, к сожалению, отсутствуют карты природоведческого характера. Ценность атласа повысилась бы, найдись в нем место картам: физической, геологической, климатической, погодных условий, растительности, животного мира и некоторым другим. Мелкие недочеты присутствуют и в текстовой части.
Однако замеченные недостатки ни в коей мере не снижают очевидных достоинств нового атласа Ростовской области. Его могут использовать в своей работе руководители всех уровней, специалисты, студенты, школьники как источник информации, а для гостей Донского края он станет полезным сувениром на память о богатом и щедром регионе России.
___________________________________________Г.П. Долженко
Ромек Е.А. Психотерапия: теоретическое основание и социальное становление. Ростов н/Д, 2002
На первый взгляд может показаться, что книга, содержащая в названии слово «психотерапия», адресована одним только практикующим психологам и теоретикам души. Вполне возможно, именно они обратят на нее внимание и с интересом прочтут. Некоторые из них прореагируют с известной долей предубеждения: «Что нового еще можно сказать о лечении невротиков? Да и стоит ли психотерапию зачислять в разряд самостоятельных научных дисциплин?» А все-таки...
Простым названием с четко обозначенной темой открывается текст, подводящий итог междисциплинарного исследования. Свой замысел автор раскрывает в самом начале: «Моя книга...об «устройстве механизма» психотерапии» (с. 9) и стремится ответить на вопросы: «Каково действительное назначение психотерапии? В каких формах она вызревает? Когда психотерапия становится самостоятельной наукой?».
Ромек поставила себе цель — разработать и обосновать понятие психотерапии, исходя из того, что оно «тождест-
венно закону, объединяющему различные, в том числе противоположные, проявления психотерапии в конкретную, т.е. внутренне расчлененную (на отдельные школы и направления) целостность» (с. 8). Автор отчетливо осознает, что «исследование такого рода возможно лишь на почве традиций» (с. 8) и отдает предпочтение классической философской традиции и культурно-исторической концепции Л.С. Выготского (с. 9). Они до сих пор реализуются в различных научных дисциплинах: от гносеологии до «науки о науке», от психологии до семиотики и т.д. А опыт исследования Ромек свидетельствует, что их никак не проигнорируешь, если стремишься достичь поставленной цели: оформить новое знание о чем-либо при обязательном условии обнаружения его действительных истоков.
Уяснение «необходимости происхождения» (Гегель) -всегда контроверза в познании. Согласно мифологической, религиозной и философской традициям, без «предка», без «начала» или без «основы» любой феномен «незаконнорожден». Науке тоже приходится ломать голову над пробле-
мой «начала» своих объектов. Спорность, а подчас и непримиримость теоретических позиций по поводу того, где искать порождающую почву этого объекта и каковы его «виновники», как раз и разводит ученую братию по методологиям и идеологиям, направлениям и школам. А может, соблюсти политкорректность, сфокусировав с помощью релятивизма и толерантности свой взгляд на чем-то одном? Но тогда зачем лес городить? Лесов, а точнее «китайских стен», вокруг «начала» той же психотерапии предостаточно. Дойти до сути психотерапии, преодолев «китайскую стену» вокруг нее, - «затея» не из легких, но именно этим занялась Ромек.
Даже непосвященного читателя увлечет сюжет «Психотерапии...», ибо композиция плетется хитросплетениями «мнений», «опытов», «умозаключений», «критик», «трудностей», «теорий» и «практик» относительно отличительных признаков (differentia specifica) психотерапии. За каждым из этих «хитросплетений» стоят персонажи - реальные деятели: кто из учреждений общественного призрения, а кто - из современных образовательных дисциплин; есть те, которых не обойти (они то ли «козлы отпущения», то ли общепризнанные авторитеты); есть оппоненты и бунтари, не ведающие, что участвуют в «написании» истории самостоятельного вида деятельности, и, конечно же, есть ведающие, что творят. Такая «ткань» текста - результат не своеволия автора, а соответствия конкретно-историческим свидетельствам. Что же касается «удобства», то в содержании текста ничего не отпугивает, а напротив, привлекает и заинтересовывает.
Например, глава первая помогает рассеять «пиротехнический туман», напущенный монополистами на истину. Они отыскивают ее либо в непререкаемых догмах, либо в «очевидных фактах». Все они схватили истину за «хвост», но их хватка ненова. «Гегель назвал такой способ внешней рефлексией», - констатирует Ромек. И заключается он «в формальном и случайном характере отношения между общим и единичным...Конкретный предмет постигается в соответствии с внешними, т.е. заданными не им самим, а другими предметами-критериями, смыслами, значениями и...остается непознаваемой вещью-в-себе просто потому, что рассудочная рефлексия не находит его достойным познания» (с. 79).
Чем не завязка для остросюжетного повествования? Существует нечто, угрожающее человеку. Разводят вокруг этого турусы и ссорятся на полном серьезе. Потом заключают: «Необходимо лечебное воздействие на психику и через него на организм больного. Что же еще вам тут не понятно?» А непонятное скрывается не только в «воздействии», «психике» и даже «организме», но и в обстоятельствах жизни многих людей, предварявших и вместе с тем готовящих самостоятельный статус психотерапии. Именно эти предварительные условия, начиная с XVIII столетия, в европейских странах вызвали к жизни особого рода исправительные («пенитенциарные») настроения и институции, актуализировали вопросы о «нормальности» и «аномальности» как конкретного индивида, так и самого общества, сделали востребованной государственную и частную практику коррекции человеческого поведения.
Таким образом, вырисовывается ясный и последовательный подход к предмету исследования, используемый Ромек. Differentia specifica психотерапии раскрывается
лишь при обнаружении связи между «формами, исходными для предмета», в данном случае - для психотерапии, и «исходной формой» самого этого предмета. Диалектика конкретных материальных всеобщностей - такова методологическая основа в разработке понятия психотерапии у Ромек. Допускаем, что именно такой арсенал исследовательских средств вызовет неприятие среди профессионалов. Одним померещатся «тени забытых предков», другие обеспокоятся судьбой насиженных «местечек», третьи... Да Бог с ними, всем не угодишь, а научному поиску только мешает угождение всяким «дуновениям».
На страницах книги Ромек против модных дуновений имеются «охранные грамоты». «Охраняют» исследователя герои человеческого духа. Истолковать превратно можно что угодно, но почему бы ни вспомнить мужество Сократа (с. 336)? Искать истину - не значит ли это, по Гегелю, преодолевать противоречия (с. 226)? Страшиться аномалий человеческих судеб - не есть ли это малодушие субъектов, не знающих о подвиге И.А. Соколянского и А.И. Мещерякова, сделавших слепоглухонемых детей полноценными людьми (с. 286 - 287)?
Не спорим, более «пиаровским» был бы иной прием, а именно следование идиографическим предписаниям в изучении духа и души. Он бы повысил «цену» «Психотерапии...». Но Ромек сознательно отмежевывается от деления наук на идиографические («науки о духе») и номотетиче-ские («науки о природе»), предложенного в конце XIX в. неокантианцем В. Виндельбандом и подхваченного не только философами, но и психологами. Это деление - продукт старой, но постоянно молодящейся традиции, идущей от Аристотеля. Ее адепты только и преуспели, что в абст-рактно-генерализирующих выводах, и обходятся лишь «эмпирико-аналитической логикой, в соответствии с которой вопрос о происхождении заменяется вопросом о присутствии общих признаков» (с. 216). На этой почве множатся «картины мира», «концептуальные горизонты», «идеальные планы». «Идиографики»-психологи фиксируют лишь «психические акты», а их антиподы - «номотетики»-нейро-биологи - лишь особенности строения и функционирования центральной нервной системы. «Поскольку и то и другое у индивидов рода Нолю, - замечает Ромек, - имеется и доступно... эмпирическому познанию», то выбор признаков, по которым осуществляется генерализация, «определяется исключительно мировоззренческими предпочтениями, традициями различных дисциплинарных областей и т.п.» (с. 216). Выбор признаков таким приемом определяет и разводит понятие сущности по двум противостоящим лагерям - «идиографическому» и «номотетическому».
Подобные противостояния в «номинации» - преграды на пути выяснения действительного значения психотерапии, поэтому Ромек и пришлось заняться демистификацией многих общеизвестных дефиниций и представлений, используя диалектическую логику. Только путем восхождения от абстрактного к конкретному постигается сущность человека, ибо эта сущность находится не в отвлеченном индивиде и не в их сумме. Она есть ансамбль социальных отношений, поэтому возникает «в конкретной взаимосвязи между множеством отдельных (уникальных, неповторимых и т.п.) индивидов, реализуется в поведении каждого из них и объединяет их в одно целое» (с. 220).
Здесь обратим внимание лишь на один результат, полученный автором «Психотерапии...». Он связан с теоретическими дискуссиями по поводу соотношения мышления и психики. Начиная с Аристотеля традиция закрепила их за разными науками — логикой и психологией. Ревнители «недопущения противоречий» как в логике, так и в психологии до сих пор спотыкаются о «чтойность» сих явлений. Так вот, Ромек показала, что в основе этих самых «чтойностей» (психики и мышления) лежит всеобщее и всегда конкретное. Психика и мышление - необходимая составляющая системы социальных отношений, поэтому потенция любого индивида. То, что эти отношения и в отечественной литературе интерпретируются по-разному, не укрылось от автора «Психотерапии...».
Для принятого Ромек понимания природы человеческой психики наиболее убедительными стали аргументы Б.Ф. Поршнева и JI.C. Выготского. Поршнев опирался на достижения Выготского. Но именно Поршневу принадлежит заслуга в выборе и обосновании «начала» человеческой истории, отправного момента в становлении психики и мышления человека. Ромек означила для своего исследования следующий факт: Поршневу с помощью современных палеоантропологических изысканий и опоры на диалектическую методологию удалось теоретически реконструировать «самую возможность естественного происхождения человека». Качественным отличием природы рода Homo, по Поршневу, стала не сложность его мозга, «а связь между мозгами», производящая морфологические новации в индивидах, в структурах их языка, категориальных схемах мышления, общественных институтах и т.д. (с. 244).
Вклад Выготского в решение проблемы психики и ее развития специально рассматривается Ромек в пятой главе. В отличие от предшественников и современников по психологическому цеху, сосредоточившихся на очевидных функциях человеческой психики, Выготский обратился к «новым формам соотношения» индивида со средой (с. 252), выясняя, что «психическая система отдельного человека является социальной историей человечества, а не наоборот» (с. 253).
Генетический закон, подтвержденный культурно-исторической концепцией человеческой психики Выготского, позволил Ромек не только обосновать свое понимание мышления как производства людьми идеального, но и выйти к вопросу исторического, а также дидактического назначения психотерапии. Согласно этому закону, «любая функция вначале появляется в отношениях между людьми, а уже потом в качестве формы индивидуального поведения. Первоначально связь функций задается индивиду посредством знака - речи, идеологических систем и т.д. и лишь впоследствии и далеко не всегда интериоризуется,,.Знак является орудием, с его помощью поведенческие возможности человека приспосабливаются к требованиям того общества, в котором он живет» (с. 261-262). Использование этого закона, считает Ромек, позволило Выготскому вырвать психологию из объятий биологического редукционизма и проложить путь к ее «обобществлению». По этому пути отправилась и Ромек.
Безусловно, «Психотерапия...» - теоретико-методологический труд с четко поставленной целью и с эвристическими средствами ее достижения. Принципиально важным
для Ромек было обнаружение «исходной формы» психотерапии, или той «функции, ради которой психотерапия возникла и существует в современном обществе, поскольку именно ею определяются всеобщие и особенные формы осуществления психотерапевтической деятельности» (с. 278). С точки зрения методологических инноваций впервые в литературе не только по психологии, но и по эпистемологии, теории культуры, антропологии и культурологии была осуществлена последовательная и верифицированная работа с понятиями «форм, исходных для предмета», и «исходной формы» предмета. В этой работе получен по-новому обоснованный вывод: исходной формой психотерапии является психоаналитический метод 3. Фрейда, до сих пор используемый психотерапевтами для преодоления различного вида «запретов на мышление» (с. 357).
Автор «Психотерапии...» четко установила подлинный и новаторский смысл научных изысканий и психотерапевтической практики Фрейда, заключавшийся в «трансформации путем аналитической проработки невротических противоречий в нормальную психологическую ситуацию выбора, для того чтобы пациент мог осознанно и свободно принять определенное решение» (с. 356). Ромек показала, что профессиональное самосознание Фрейда формировалось в переработке многих институциональных форм «внушающего воздействия»: психиатрии и магнетизма, метафизики и религии. Их критическое осмысление Фрейдом высвечивало лежащий в основе невротических противоречий социально-исторический способ подчинения индивида «общественным требованиям под давлением принуждения со стороны авторитета» (с. 356).
Краеугольным же камнем в фундаменте психоаналитического метода стало «единство законов, нормального и ненормального психологического развития» (с. 279). Благодаря такой позиции открывалась возможность «ответить на важнейшие вопросы об источнике и фондах психологической компенсации» (с. 280), понять потребности «автономного субъекта» (с. 283) и через использование «вспомогательных культурных средств» укоренять их в межличностных отношениях (с. 288-289).
Но для Фрейда, как и для многих других психотерапевтов, противоречия в практике обусловливались, с одной стороны, пределами человеческой субъективности, а с другой - относительностью социального окружения. Не случайно сложными и всегда злободневными остаются вопросы о профессиональной этике и терапевтических приемах «психоаналитического воздействия». В книге выявлено содержание этих вопросов, сделан обзор самооценок Фрейда (с. 342 - 358). Конкретное же их раскрытие может стать следующей страницей в постижении всеобщего и особенного психотерапии.
В современных клиент-центрированных, и личностно ориентированных социальных практиках - именно в них мы сейчас более всего задействованы — постоянно воспроизводятся различные системы базисных идеализаций. Однако не будем забывать, зачем нам «идолы». Книга Ромек помогает уяснить имманентную противоречивость создания и использования людьми идеального, слитого с их предметным облачением, будь то родовой предок или поп-звезда, государственный герб или «лейбл», жребий или «свободная ассоциация» и т.д. Вызванное к жизни потребностью регу-
лировать поведение людей, идеальное имеет интенцию стать и средством порабощения, и средством освобождения. Безусловно, каждое из средств невидимой нитью связано с интересами разных людей, с конкретным ходом их жизни. Выходит, дело упирается в механизмы, устроенные людьми для людей...
Для нас значимость книги Е.А. Ромек состоит в разгадке тайны феномена, скрывающегося под названием «психотерапия». Оказывается, этот феномен есть драматическая история человеческих страданий, порожденных господством и подчинением, а вместе с тем психотерапия - это и «летопись» деяний, ведущих к гармонизации межличностных отношений.
____________________________В.П. Мозолин, Н.И. Бокачева
Чупрынников С.А. Профсоюзы Кубани в культурной жизни. 1920 - 1932 гг. Краснодар, 2001.
Происходящие в России «реформы» остро поставили вопрос о роли и значимости самых массовых общественных организаций трудящихся - профессиональных союзов.
На научно-историческом, политологическом, социологическом уровнях вопрос о профсоюзах вновь принимает свою актуальность. Если в конце 1970 - начале 1980-х гг. в научш/-публицистической литературе говорилось о «конце» рабочего движения, упадке так называемой рабочей истории, то в 1990-х гт. началась новая фаза интенсивных дискуссий по этой тематике.
Сегодня идет процесс переосмысления недавнего исторического прошлого нашей страны, переоценка ценностей и ценностных ориентаций. Проходит он не всегда объективно и нередко по принципу «...до основанья, а затем...».
Профсоюзы как структурированный элемент общества, как «организации воспитательные, организации вовлечения, обучения» проделали огромную работу по культурнополитическому воспитанию и просвещению масс в период зарождения и становления уникальной социокультурной модели - СССР.
С.А. Чупрынников исследует исторический опыт профсоюзов Кубани в 1920 - 1930-е гг. в культурном строительстве и вместе с тем прослеживает процесс превращения их в «приводные ремни» партии и потери ими самостоятельности и инициативы.
Исследование целенаправленно и достаточно полно освещает несвойственную профсоюзам сферу деятельности -ликвидацию неграмотности, организацию работы клубов, библиотек, читален, создание системы производственнотехнического и профессионального обучения, агитационнопропагандистское и организационное обеспечение социалистической реконструкции промышленности и сельского хозяйства. В исследуемый период это было необходимостью, но одновременно стало и бедой профсоюзов.
Монография состоит из введения, четырех глав, включающих 10 параграфов, заключения и библиографических ’ссылок к ним.
Во введении автор кратко, но достаточно обоснованно определяет актуальность изучаемой проблемы, проводит необходимый историографический анализ научной литературы, документов' и материалов профсоюзов, архивных источников, воспоминаний профсоюзных деятелей 1920-х гг.
'Первая глава посвящена генезису профсоюзных структур и профдвижения на Кубани, которое было в тот период наиболее организованным и одним из самых многочисленных, в Северо-Кавказском регионе. Автор строго следует проблемно-хронологическому принципу изложения.
Во второй главе анализируются становление и развитие системы культурно-воспитательной работы профсоюзов: органов руководства культурно-воспитательной работой, сети культурно-просветительских учреждений профсоюзов и укрепления их материальной базы (формирование клубной сети и кружков, организация библиотек, читален).
В третьей главе исследуются непосредственно «несвойственные» функции профсоюзов: их участие в ликвидации неграмотности, организация профессионально-технического образования и подготовка квалифицированных кадров среднетехнического и высшего звена, проведение поли-тико-просветительной и культурно-массовой работы.
В четвертой главе освещается роль и место профсоюзов в идеологическом обеспечении социалистических преобразований: организация на предприятиях и в учреждениях социалистического соревнования как инновации советского проекта переустройства экономики; шефская работа на селе в период подготовки и проведения коллективизации.
Заключение органично вплетается в общую канву исследования, включая в себя взвешенную оценку генезиса профсоюзов Кубани и их культурно-воспитательной деятельности.
В монографии делаются точные и аргументированные выводы о развитии профсоюзов от «элементарной, низшей, простейшей, наиболее доступной для масс трудящихся формой организации» (с. 44) до естественно необходимой организации, в которой, как и в партии, состоять было и весомо, и престижно (с. 53). Неординарно заключение автора о том, что членство в профсоюзах давало индивидууму чувство собственной значимости, позитивного «Я», пользующемуся к тому же льготами (с. 53).
Исследование выполнено на основе архивных источников, в большинстве своем введенных в научный оборот впервые. Это материалы государственных архивов и центров документации новейшей истории Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев. Сложность их изучения и анализа заключалась в том, что специального обобщенного фонда по профдвижению Кубани не имеется. Практически все данные найдены в косвенных фондах (департамента царской жандармерии, Кубано-Черноморского Совета народного хозяйства и др.). Интересные сведения собраны в фондах Государственного архива Российской Федерации.
Важной источниковедческой основой стали материалы периодической печати - местных газет «Голос рабочего», «День рабочего», «Голос труда», «Красное знамя», «Молот», «Советский Юг», центральных - «Труд», «Правда», журналов - «Вестник труда», «Просвещение», «Партработ-
