CC BY
70
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 6. 2009. Вып. 2
А. И. Иваненко
РОМАНТИЧЕСКИЙ ДУХ ЭВОЛЮЦИИ
Эволюция становится фактом сознания в XIX в., одновременно с паровозами и динозаврами. Ей по праву можно приписать статус Абсолютной идеи своего времени. Если верить Гегелю, то философия есть схваченная в мысли эпоха. Однако философских концепций в XIX в. было много, а эпоха одна — эпоха романтизма. Эволюция примирила в себе большую часть философий своего времени и стала выражением духа времени. Ее активно разрабатывали позитивисты. Благодаря Энгельсу и его учению о роли труда в процессе происхождения человека от обезьяны1 эволюция стала неотъемлемой частью классического марксизма. Схожие предпосылки вдохновили Ницше на создание учения о Сверхчеловеке2. Бергсон вынес понятие эволюции в название своего основополагающего трактата «Творческая эволюция» (L'évolution créatrice, 1907). Реминисценции эволюции мы можем обнаружить даже в экзистенциализме, поскольку тезис Сартра о первичности существования над сущностью3 весьма напоминает аналогичный тезис Ламарка4.
Зарождение эволюционизма: Дарвин, Ламарк или Спенсер?
В массовом сознании эволюционизм прочно и небезосновательно ассоциируется с трактатом Чарльза Дарвина «Происхождение видов» (Origin of Species, 1859). Тем не менее, также можно встретить утверждение о том, что «наиболее ясную, систематизированную теорию эволюции впервые представил Ламарк»5. Речь при этом идет о трактате «Философия зоологии» (Philosophie Zoologique, 1809). В самом деле, если сравнить тексты Ламарка и Дарвина, то можно без труда обнаружить, что первый оказал огромное влияние на второго. Оба натуралиста критикуют воззрения сторонников теории катастроф о том, что живые существа возникают внезапно и пребывают в неизменном виде до тех пор, пока очередной катаклизм не сметет их с лица Земли. Уже у Ламарка можно обнаружить ключевой пункт теории эволюции, согласно которому совершенные виды происходят от менее совершенных. Так он прямо утверждает: «от рыб же — как это ясно — произошли рептилии»6. От взгляда Ламарка также не ускользает сходство строения человека и «четвероруких» (обезьян). Далее его основная идея совершенствования через упражнение органов практически без изменений заимствуется Дарвином в пятой главе «Происхождения видов», повествующей о законах изменчивости. В «Философии зоологии» можно также найти одну из первых формулировок «закона джунглей», по которому «сильнейшие и наилучше вооруженные поедают слабейших»7. И, конечно же, Дарвин прямо ссылается на Ламарка. Однако их отношения никак не вписываются в отношение учитель — ученик.
Оба великих натуралиста положили начало двум основным течениям эволюционизма: ламаркизму и дарвинизму. Главное различие между ними заключается в решении вопроса о векторе эволюции. Ламарк настаивает на «прогрессивном совершенствовании» животных от инфузорий к млекопитающим. Он нигде не использует термин «эволюция» (что само по себе не позволяет считать его отцом эволюционизма) и во многом еще продолжает мыслить категориями провиденциализма. Для него, очевидно, «моллюски
© А. И. Иваненко, 2009
высшие животные из беспозвоночных»8. Дарвин же решительно отвергает «прогрессивное совершенствование» как критерий эволюции. Так, сопоставляя пчелу и каракатицу, он пишет, что бессмысленно отдавать предпочтение одному виду существ перед другим9. Для Дарвина эволюция не всегда сопровождается прогрессом организации. Так, например, обращая внимание на «сродство между слепыми пещерными животными»10, он указывает, что атрофия глаз является прямым следствием их приспособления к окружающей среде. Эволюция мыслится Дарвином как процесс расщепления, ветвления и расхождения. Не случайно если Ламарк для ее описания использует метафору лестницы11, то Дарвин предпочитает образ растения с ветвями и листьями12.
Автор «Творческой эволюции» Анри Бергсон возводит свою концепцию не к Ламарку или Дарвину, а к третьему лицу — к Герберту Спенсеру, которого и считает провозвестником учения об эволюции13. На первый взгляд это утверждение парадоксально. Спенсер является младшим современником Дарвина, однако свой труд «Основные начала» (First Principles) он опубликовал на пару лет позже «Происхождения видов». Тем не менее, в своих работах Дарвин не только цитирует Спенсера, но и кладет в основу своей теории «выражение, часто употребляемое Гербертом Спенсером», о «переживании наиболее приспособленного»14.
Справедливости ради стоит отметить, что и Спенсер в свою очередь ссылается на работы Дарвина, но при этом их понимание эволюции не совпадает. Спенсер ближе к Ламарку, поскольку он видит в эволюции не приспособление, а «движение от простоты к сложности» — то, что вполне можно назвать ламаркистским «прогрессивным совершенствованием». Если Дарвин пользуется термином эволюции на уровне представления, но нигде не пытается дать ему определение, то у Спенсера мы находим пусть громоздкую, но все же дефиницию:
«Эволюция — интеграция материи, сопровождаемая рассеянием движения, переводящая материю из неопределенной бессвязной однородности в определенную связную разнородность и производящая параллельно тому преобразование сохраняемого материей движения»15.
Для иллюстрации своей точки зрения Спенсер приводит многочисленные примеры из разных областей знания, где, по его словам, можно наблюдать эволюцию. В астрономии «интеграция материи» представлена в виде космического туманного пятна сгущающегося в Солнечную систему. В истории человеческого общества — в аморфном конгломерате варварских племен, из которых кристаллизуется государство. В биологии — в росте организма за счет усвоения полезных веществ из окружающей среды. Подобная интеграция всегда сопровождается повышением уровня сложности системы: курица имеет более сложное строение, чем яйцо, а цивилизованное общество более упорядоченно, чем «бродячее племя дикарей».
Таким образом, отцами-основателями эволюционной теории могут считаться трое: Дарвин, Ламарк и Спенсер. Если первое обнаружение данной концепции можно датировать 1809 г. — временем опубликования «Философии зоологии» Ламарка, — то окончательное рождение ее следует отнести к 1860 г. — времени, когда эволюция получила одно из первых своих философских истолкований в трактате Спенсера «Основные начала».
Апофеоз концепции: Бергсон и Тейяр де Шарден
Эволюционизм Спенсера все еще не выглядит завершенным. Эволюция продолжает оставаться в плену прежних представлений о природе движения. Ее еще можно спутать с прогрессом. В трактате «Творческая эволюция» Анри Бергсон выводит эволюционизм
на новый уровень. Он критикует Спенсера и предельно заостряет дарвинизм. Одной из ключевых идей трактата является элиминация понятия цели из понятия эволюции16. Анри Бергсон отождествляет эволюцию с жизнью, которую в свою очередь мыслит как развитие в форме расходящихся линий. Для истолкования эволюции он предлагает образ гранаты17, поскольку метафора ветвистого растения, пусть даже в ослабленной форме, сохраняет видимость направления.
Торжество эволюции провозглашает Тейяр де Шарден в своей работе «Феномен человека» (Le Phénomène Humain, 1946):
«Что такое эволюция — теория, система гипотеза?.. Нет, нечто гораздо большее, чем все это: она — основное условие, которому должны отныне подчиняться и удовлетворять все теории, гипотезы, системы, если они хотят быть разумными и истинными. Свет, озаряющий все факты, кривая, в которой должны сомкнуться все линии, — вот что такое эволюция»18.
Тейяр де Шарден попытался объединить два противоположных течения внутри эволюционной теории: ламаркизм и дарвинизм.
С одной стороны, он вслед за Дарвином и Бергсоном акцентирует в эволюции моменты разветвления и расщепления. В качестве иллюстрации своих воззрений Тейяр де Шарден использует образ «ряда вставленных друг в друга вееров или мутовок»19. Так «мутовка млекопитающих» имеет черешок в виде ископаемых трехбугорчатых20 — одного из видов пресмыкающихся. Параллельно существует мутовка насекомых. Вместе они образуют единую мутовку жизни, которая в свою очередь оказывается ни чем иным, как простой ветвью чего-то другого, находящегося в глубине «мегамолекулярного мира»21. Эволюция жизни является продолжением эволюции материи.
Однако в восприятии этих процессов Тейяр де Шарден все же следует за Ламарком и Спенсером, поскольку замечает «возрастающее усложнение»22 (ср. «прогрессивное совершенствование»), переходящее в «подъем сознания». Впрочем, признавая направленность и даже восхождение эволюции, он далек от антропоморфизма. Отнюдь не человек является венцом эволюции, а некоторая точка Омеги, которая будет характеризоваться интеграцией сознания в рамках планетарной цивилизации на основе западных ценностей.
Попытки преодоления
Любая теория рано или поздно обнаруживает историческую ограниченность. С точки зрения фальсификационизма Карла Поппера это как раз и является критерием ее научности. Если поначалу теория эволюции вызывала (а в некоторых кругах вызывает и поныне) консервативную реакцию отторжения, то в середине XX в. появились первые признаки ее преодоления. Одним из гвоздей в гроб эволюционизма можно назвать книгу Томаса Куна «Структура научных революций» (Structure of Science Revolutions, 1963). Позитивистской концепции плавной эволюции научного знания он противопоставил идею научной революции, фактически возродив некоторые элементы катастрофического дискретного развития. Конечно, в корне неверным было бы утверждение, будто Кун является противником или даже критиком теории эволюции. Он на словах, хотя и с оговорками, разделяет веру в научный прогресс и уподобляет развитие науки «развитию биологического мира»23, которое часто рассматривается как наглядное выражение эволюции. Однако Томас Кун нацеливает свою критику на то, что являлось краеугольным камнем эволюционизма, а именно — на постепенность процессов развития.
Отметим, что как Ламарк24, так и Дарвин25, опровергая взгляды сторонников теории катастроф, настаивали на медленности и постепенности происходящих в природе изменений, по-своему интерпретируя известный тезис Nature non facitsaltum («Природа не делает скачков»), который в равной степени приписывают то Лейбницу, то Линнею. Кроме того, примечательно само использование Куном термина революция для описания процесса развития, поскольку он часто выступает как антоним эволюции. Так, в ключевой для понимания советской философии работе Сталина «О диалектическом и историческом материализме» сказано: «Стихийный процесс развития уступает место сознательной деятельности людей, мирное развитие — насильственному перевороту, эволюция — революции»26.
Другой, менее очевидной попыткой имманентного преодоления эволюции можно назвать концепцию «эмерджентной эволюции», разработанную двумя английскими мыслителями Александером и Морганом в 20-х гг. XX в. Несмотря на «лояльное» название, данная теория описывает развитие как «скачкообразный процесс, при котором возникают новые высшие качества»27, что диаметрально противоположно установкам классического эволюционизма Ламарка и Дарвина.
Таким образом, преодоление эволюционизма в XX в. имеет масштаб не отдельного, пусть даже очень мощного очага, а целого фронта. Хотя говорить о «смерти эволюционизма», безусловно, преждевременно по той причине, что термин эволюция прочно закрепился в современной науке (ср. понятие «коэволюция»).
Эволюционизм и креационизм
Противоположность эволюционизма и креационизма очевидна, однако ее критерий не лежит на поверхности. Сама по себе концепция эволюции не отвергает идею творения. Ее основатели отнюдь не являлись атеистами или материалистами. Так, Ламарк в «Философии зоологии» пишет, что «все имеет бытие только по воле высшего Творца»28. Дарвин не выступает против идеи творения вообще, а только против веры в «постоянное творение»29 новых существ. Эта позиция близка к деизму — убеждению, что Бог хотя и является источником Вселенной, однако в ход развития событий не вмешивается. Герберт Спенсер признает лишь немыслимость акта творения: «если несуществование пространства немыслимо, то по необходимости совершенно немыслимо и его сотворение»30. Подобные воззрения можно классифицировать не как атеизм, а как агностицизм, поскольку и с ортодоксально-христианских богословских позиций акт творения как божественный по своей сути превосходит понимание человека. У Бергсона, как явно уже из самого названия его книги «Творческая эволюция», акт творения и процесс эволюции отождествляются. В данном пункте не видел никаких вызовов своим католическим убеждениям и Тейяр де Шарден.
Творение и эволюция действительно имеют много общего. В двух случаях мы обнаруживаем процесс онтологического расщепления. При первом приближении разница усматривается лишь в скорости процессов, однако она носит не качественный, а количественный и даже субъективный характер. Можно сказать, что креационизм выражает идею катастрофического, внезапного творения, а эволюционизм — постепенного. Однако при более пристальном изучении обнаруживается определенный нюанс эволюции.
Тейяр де Шарден указывает на такой немаловажный аспект идеи эволюции, как трансформизм31. В самом деле, классический креационизм Карла Линнея исходит из постоянства видов, изначально сотворенных Богом: Species tot numeramus, quot diverfx formw in principio funt creatw32 («мы насчитываем столько видов, сколько вначале было
сотворено»). Эволюционизм же настаивает на постепенном происхождении одних видов от других, самые первые из которых были либо сотворены (Дарвин), либо появились в результате самозарождения (Ламарк33). Если креационисты изображают процесс видообразования дискретным, то эволюционисты настаивает на его непрерывности до такой степени, что линия разграничения видов оказывается стертой.
Дарвин подчеркивает, что эволюция не производит метафизических сущностей, поскольку отдельные виды животных существуют лишь в сознании человека34. В числе прочего, на формирование эволюционной теории оказали влияния открытия переходных форм, которые объединяли в себе признаки соседних видов. Так, Ламарк обращал внимание, что «уже утконосы и ехидны, по-видимому, указывают на существование промежуточных животных между птицами и млекопитающими»35. В наиболее последовательной форме эту мысль выразил Анри Бергсон, который, упреждая появление экзистенциальной философии Сартра, решился утверждать несуществование форм, хотя и противопоставлял их не экзистенции, а длительности (Duration). Используя метафору изобретенного к тому времени кинематографа, он истолковывал любую форму как «снимок с меняющейся реальности»36.
Имманентная спортивность бытия
Тем не менее, Дарвин как автор книги «Происхождение видов» не столько отрицает реальность видов, сколько подчеркивает их относительность. От волка отныне рождается не волк и только волк, а кто угодно. Место реализации божественного плана занимает lusus naturae («игра природы»). Однако если во времена Джонатана Свифта (XVII-XVIII вв.) игра природы имела значение аномалии или малозначительного отклонения (так ученые Бробдингнега объясняли крошечные размеры Гулливера), то для Дарвина она становится мотором эволюции. Впрочем, Дарвин здесь использует особый термин, который Тимирязев предпочел оставить без перевода, а именно sporting37.
Сегодня спорт ассоциируется с олимпийскими состязаниями, победителей которых награждают золотыми, серебряными или бронзовыми медалями. Такой спорт очевидным образом направлен на достижение превосходства над соперником, на постановку рекорда. И в этом плане он, несомненно, диалогичен. Однако Дарвин не дожил до возрождения Олимпийских игр в 1896 г.
В русском языке спорт нередко имеет значение игры, однако значения двух слов не совпадают. Слову игра в английском языке соответствуют такие понятия, как play (плей) и game (гейм). Они пополнили лексический запас современного русского языка.
Словом "play" в технике обычно обозначается процесс механического воспроизведения, например, когда речь заходит об «игре» пластинки или магнитофонной ленты. Его антонимом является слова «стоп» или «пауза». Основа "play" также входит в название такого портативного звуковоспроизводящего электроприбора, как плеер. Петербургский исследователь Б. Г. Соколов подчеркивает художественный смысл понятия "play": воспроизводить или исполнять, причем весьма талантливо и виртуозно, можно также музыкальные произведения38.
Однако все же больший экзистенциальный заряд несет в себе понятие "game". Сегодня оно больше вызывает ассоциаций с компьютерными играми, где в центре стоит не прибор (плеер), а игрок — геймер. Игрок не просто воспроизводит заранее написанный сценарий ("play" — это также и пьеса), а осуществляет выбор альтернатив, которые нацелены на получение определенного результата (победы в игре). Выражение game over
(игра окончена) всегда несет в себе оттенок реализации, тогда как сходное по смыслу словосочетание play off означает всего лишь приостановку процесса. Игра, понятая как "game", необходимым образом подразумевает телеологию, и в этом она приближается к труду как форме целесообразной деятельности.
Игра, понятая как спорт, представляет собой нечто радикально иное. Так, одним из значений слова "sport" в английском языке является «мутация». Вспомним такую идиому, как спортивные игры, которые при противопоставлении их азартным играм могут высветить такой нюанс спорта, как развитие. Если азартные игры прожигают жизнь, то спорт предполагает развитие организма. В этом смысле спорт приобретает значение физической культуры. Однако слово спорт также несет в себе оттенок бесцельного времяпровождения как, например, в словосочетании спортивный интерес.
Дарвин фактически утверждает имманентную спортивность бытия. Природа уже не противостоит Творцу как инертный внешний объект, а, напротив, приобретает одно из фундаментальных качеств Бога — способность к творчеству. Уже оговорка современников Свифта lusus naturae («игра природы») наделяет материю экзистенцией, поскольку в самом понятии игры, согласно Хейзинге, аналитически содержится понятие свободы39. При этом возникает соблазн назвать подобное воззрение пантеизмом, однако имманентная спортивность бытия лишена печати божественности в духе Ансельма Кентерберийского, у которого божественность совпадала с совершенством. Эволюция принципиально не производит готовых и совершенных форм, в противном случае пространство для ее развертывания было бы равно нулю. Кроме того, эволюционируя, сама природа ничего не создает. Многозначный термин игра здесь более уместен. Новые формы образуются случайно, исключительно при соприкосновении с изменившейся окружающей средой и/или с естественным отбором — внешними и производными структурами эволюции.
С точки зрения Дарвина, именно естественный отбор со стороны бессловесных насекомых производит все многообразие форм цветковых растений. «Если бы на поверхности Земли не существовало бы насекомых, — пишет он, — то наши бы растения не были бы усеяны прекрасными цветами»40.
Таким образом, теория эволюции утверждает новый взгляд на динамику бытия, когда производитель и произведение взаимодействуют, находясь в отношении как прямой, так и обратной связи. Для средневековых теологов это было совершенно немыслимо. Творец независим от своего творения. Признание того, что изменчивость как творческая способность природы порождает формы при соприкосновении с миром (окружающей средой), также абсурдно для теологически ориентированного мышления, как возможность пленения или даже соблазнения Бога со стороны твари. Однако подобные представления вполне выражали общее романтическое мироощущение, в рамках которого сформировалась теория эволюции.
1 См.: Энгельс Ф. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека // Энгельс Ф. Диалектика природы. М., 1982. С.144.
2 Ср.: «Человек на середине пути от животного к Сверхчеловеку» (Ницше Ф. Так говорил Зарату-стра / пер. с нем. В. В. Рынкевича. М., 1990. С. 68).
3 Сартр Ж. П. Экзистенциализм — это гуманизм // Сумерки богов. М., 1990. С. 321.
4 Ср.: «Привычки, образ жизни и другие обстоятельства определили с течением времени форму тела и частей животных» (Ламарк. Философия зоологии / пер с фр. С. В. Сапожникова. М., 1911. С. 214).
5Дворянкин Ф. А. «Происхождение видов» Ч. Дарвина // Дарвин Ч. Происхождение видов / пер. с англ. К. А. Тимирязева. М., 1952. С. 6.
6 Ламарк. Указ. соч. С. 291.
7 Там же. С. 87.
8 Там же. С. 252.
9Дарвин Ч. Указ. соч. С. 350.
10 Там же. С. 180.
11 Ламарк. Указ. соч. С. 94.
12 Дарвин Ч. Указ. соч. С. 175.
13 Бергсон А. Творческая эволюция / пер. с фр. В. А. Флеровой. М., 1998. С. 342.
14 Дарвин Ч. Указ. соч. С. 127.
15 Спенсер Г. Основные начала. СПб., 1897. С. 331.
16 Бергсон А. Указ. соч. С. 124.
17 Там же. С. 120.
18 Тейяр де Шарден П. Феномен человека / пер. с фр. Н. А. Садовского. М., 1987. С. 175.
19 Там же. С. 130.
20 Там же. С. 108.
21 Там же. С. 117.
22 Там же. С. 48.
23 Кун Т. Структура научных революций / пер с англ. И. З. Налетова. М., 2003. С. 264.
24 Ср.: «Природа ничего не создает внезапно, а во всем действует медленно и постепенно» (Ламарк. Указ. соч. С. 74).
25 Ср.: «Значительное число видов образовалось путем крайне медленного и постепенного изменения» (Дарвин Ч. Указ. соч. С. 258).
26 Сталин И. В. О диалектическом и историческом материализме // Вопросы ленинизма. Л., 1947. С. 561.
27 Матросова О. П. Концепция эмерджентной эволюции и философии Сэмюэла Александера и Конви Ллойда Моргана: автореф. дис. ... канд. филос. наук. Екатеринбург, 2005. С. 11.
28 Ламарк. Указ. соч. С. 55.
29 Дарвин Ч. Указ. соч. С. 149.
30 Спенсер Г. Указ. соч. С. 28.
31 Тейяр де Шарден П. Указ. соч. С. 174.
32 Linnaus C. Fundamenta Botanica. Amstelodami (Salomon Schouten). 1736. VI (Characteres), 157. P. 18.
33 Ср.: «Инфузории (основание лестницы эволюции. — А. И.) или, по крайней мере, большинство из них обязаны своим существованием ничему другому как самопроизвольному зарождению» (Ламарк. Указ. соч. С. 172).
34 Ср.: «Термин 'вид' является совершенно произвольным, придуманным ради удобства» (Дарвин. Указ. соч. С. 121).
35 Ламарк. Указ. соч. С. 34.
36 Бергсон А. Указ. соч. С. 303. 31 Дарвин Ч. Указ. соч. С. 92.
38 Соколов Б. Г. Трагедия игры: свобода провала // Игровое пространство культуры. СПб., 2002.
С. 6-7.
39ХейзингаЙ. Homo Ludens. В тени завтрашнего дня / пер. с нидерландского; под общ. ред. Г. И. Тав-ризян. М., 1992. С. 17.
40 Дарвин Ч. Указ. соч. С. 223.
