(т. 2, с. 337). В момент жизненного кризиса река словно открывает героине глаза на окружающий мир, и она с болью признается Наталье: «Пока под сердце не кольнет - ходим и округ себя ничего не видим... Я вон какую жизнь прожила и была вроде слепой, а вот как пошла из станицы по-над Доном да как вздумала, что мне скоро надо будет расставаться со всем этим, и кубыть глаза открылись!» (т. 2, с. 339). Немногим спустя Дон же примет в свои глубины грешную Дарью, очищая тем самым все ее жизненные грехи. Никто и никогда не увидит сломленной, отчаявшейся Дарьи. Все сокроют воды тихого Дона. Внутреннее преображение героини воплощено в преображении телесном. С удивлением замечает это Дуняшка: «Было что-то незнакомое и строгое в слегка припухшем лице Дарьи, в тусклом блеске обесцвеченных глаз, а в раскинутых, безвольно свисавших с лавки руках была такая страшная успокоенность, что Дуняшка, взглянув, поспешно отходила от нее, дивясь и ужасаясь тому, как непохожа мертвая Дарья на ту, что еще так недавно смеялась и шутила и так любила жизнь» (т. 2, с. 384).
Итак, река Дон в романе является емким и многомерным образом-символом, семантика которого раскрывается как с опорой на
традиции народной культуры, так и в соответствии с шолоховским восприятием мира. Будучи доминантным образом художественного пространства произведения, Дон имеет теснейшую связь с судьбами главных героев, является сакральным центром народного бытия.
1. Энциклопедический словарь. М., 2002. С. 406.
2. Кайсаров А. С., Глинка Г.А., Рыбаков Б.А. Мифы древних славян. Саратов, 1993. С. 45.
3. Желтова Н.Ю. // Проза первой половины XX века: топика русского национального характера. Тамбов, 2004. С. 271.
4. Хватов А.И. На стержне века (художественный мир М.А. Шолохова). М., 1975. С. 150.
5. Шолохов М.А. Тихий Дон. Роман: в 2 т. М., 1993. Т. 1. С. 228 (далее в тексте статьи цитируется это издание с указанием тома и страницы).
6. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М., 1975. С. 10.
7. Элиаде И. Мифы о вечном возвращении. Архетипы и повторяемость. СПб., 1998. С. 174.
8. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. М., 1988. С. 256.
9. Кисель Н. // Дон. 1997. № 5. С. 203.
Поступила в редакцию 25.02.2007 г.
РОМАН С.П. ЗАЛЫГИНА «КОМИССИЯ» И УТОПИЧЕСКОЕ БЕЛОВОДЬЕ
С.В. Хохлова
Khokhlova S.V. S. Zalygin's novel “Commission” and folk utopia. The forest in S. Zalygin’s novel “Commission” is likened to the legendary folk utopia. Like in folk utopia, the place of action is isolated and the social system is idealized. The structure and the ideology of the novel have also sources in literary utopia.
В центре композиции «Комиссии» С. Залыгина (1976) находится образ Белого Бора. В нем олицетворена чаемая персонажами романа гармония взаимодействия человека и природы, выстроенная по природной модели система отношений между людьми. Недаром именно в Белый Бор бегут оскорбленные в своих чувствах Филипп и Домна. Название идиллического пространства в «Комиссии» имеет откровенно знаковый смысл. Как представляется, Белый Бор хотя и
имеет и литературные истоки в виде классических утопий, но ведет свою «родословную» от фольклорного Беловодья - страны, где царит справедливость, согласие, где процветает православие, нет войн и вражды между людьми. Местоположением Беловодья верившие в его существование полагали страну к востоку от Европейской России [1], а уже во времена М. Горького, его пьесы «На дне», страной избавления от тягот и печалей почиталась и вся Сибирь. Помещенный авто-
ром в пространство юга Сибири Белый Бор унаследовал от Беловодья не только его типологические свойства и географическое расположение, но и значимую часть названия -«белый». Символическое значение слова «белый» - чистота - накладывается на символику Белого Бора. Характерно, что в словаре В.И. Даля в числе множества объяснений приводятся два значения слова, актуальные для нас: «белое место доныне называется земля церковная»; с пометкой «томе.», что безусловно указывает на сибирскую принадлежность, - «Беловодье» - «никем не заселенная, вольная земля» [2]. Белый Бор вобрал в себя все эти значения, приобрел в контексте романа и ряд других, ассоциирующихся с легендарным, фольклорным, мифическим.
Тридевятое царство, где правит справедливый государь и обитатели чтят божью правду, - мотив, свойственный абсолютному большинству народных волшебных сказок. Осуществление законов справедливости составляет основу повествования многих русских легенд. Фольклорная утопия, восходящая к легенде о Беловодье, приобрела в России Х1Х-ХХ вв. такую популярность, что стала основой сюжетостроения, главенствующих мотивов и образов целого ряда самых разных по жанру и идеологии литературных произведений.
В «деревенской прозе» 1960-1980 гг. «беловодский» вектор приобрел типологический характер не только потому, что проза этого направления связана с творчеством пи-сателей-сибиряков и писателей, представляющих этнически связанный с Сибирью север России, но и потому, что представление о социальной гармонии в их произведениях связывается не с технократическими и сциентистскими, восходящими к марксизму моделями, а с патриархальным, крестьянским укладом. «Беловодье» в том или ином виде присутствует в «Братьях и сестрах» Ф. Абрамова, в «Последнем поклоне» В. Астафьева, в «Прощании с Матерой» В. Распутина, в мечтах о сибирской воле шукшинского Разина.
«Комиссия» развивает мысль о первородстве земледельческого труда, о ценностях крестьянской этики, доводит ее до логического завершения: «Пахота - это же начало крестьянству и всякому человеку тоже» [3].
Крестьянин (изначально - христианин) в качестве главного героя более соответствовал творческому замыслу Залыгина еще и потому, что в нем как представителе традиционного сословия России в большей степени живо религиозное, христианское, фольклорное начало. Легенда о Беловодье содержит мотив теократического правления - «православное царство». Аналогичный мотив имеет место и в «Комиссии»: составившие в числе прочих население Лебяжки старообрядцы ведомы на восток старообрядческими «старцами» -Лаврентием и Самсонием Кривым.
В составе и названия, и описания Беловодья значительное место занимают «белые воды», омывающие эту страну. Здесь, вероятно, имеет место трансформированная сказочно-мифологическая деталь - «воплощение мечтаний народных о земле всеобщего богатства и счастья, где текут молочные реки и лежат кисельные берега» [4]. Залыгинский Белый Бор начинается от Лебяжьего озера, омывающего деревню Лебяжку. Заметим здесь, что в названии озера, как и деревни (Лебяжье, Лебяжка), белый цвет, семантика «белизны» присутствует по определению, «черных» и иных лебедей традиционный русский фольклорный мир не знает. Таким образом, Беловодье в соответствии с фольклорной сакральной традицией троекратно заявляет о себе в «Комиссии»: через Белый Бор, через озеро Лебяжье, через название деревни Лебяжки. В развитие темы заметим, что и во внешности одной из главных героинь Залыгин подчеркивает «белое»: «ни у одной лебяжинской женщины не было такой же белизны лица» (т. 3, с. 303).
Озеро Лебяжье, как и окружающий лес, не только отделяет Лебяжку от окрестных деревень (необходимая для утопии изолированность), но является предметом гордости деревенских жителей. Ретроспективные картины довоенного прошлого Лебяжки неслучайно связаны с озером. «Летнее Лебяжин-ское озеро удивительно как бывает хорошо! Оно голубовато-серое, не только глядится, оно еще и слушается на человеческий слух: колышется, шепчется, словно огромнейшая сосна незаметно для всех переселилась из Белого Бора в самую глубину воды, в самый бездонный ее омут» (т. 3, с. 471). Такая мифологическая детализация при описании призвана предельно сблизить и без того ге-
нетически родственные архетипы: легендарные (Белые) воды и связанный со многими включенными в текст романа «сказками» (Белый) Бор.
Залыгину образ Лебяжьего озера необходим потому, что с его помощью происходит сближение художественного мира «Комиссии» с легендарно-сказочным, песенным фольклорным миром, с миром литературных образов (европейской утопии, русской классики и современной Залыгину прозы). Детали повествований и описаний Мора и Бэкона, пушкинского лукоморья, ершовского «Конь-ка-горбунка», есенинского бушующего моря, где уже вся «земля - корабль», вобрал в себя этот образ романа С. Залыгина. Поэтому в художественном мире «Комиссии» лодка -слишком прозаический атрибут для вольных приозерных жителей. Вероятно, в силу этих соображений лодка именуется кораблем. «И вот, покуда эти лодки-корабли плывут в Крушиху, а особенно когда плывут они обратно, да еще с удачей, с ладной торговлей, лебяжинские бабы, сидя на веслах, во всю мочь будоража озеро, заливаются песнями» (3, с. 473).
Озеро Лебяжье является таким же прозрачным и выразительным отголоском фольклорного Беловодья, каким является в романе Белый Бор. С Лебяжкой, озером Лебяжьим, Белым Бором связаны почитаемые деревенскими жителями «сказки». В них Белый Бор по номинации и функциям близок легенде о Беловодском царстве. В одной из «сказок» разочарованные жизнью Лебяжки и ее нравами (далекими от святости), обманутые и осмеянные односельчанами, сочинившими ложную препону для их счастья, кержацкий парень Филипп и «полувятская» вдова Домна в отчаянии заявляют своим землякам: «Уйдем - где все по-другому ладится! Где вода и без травы зелена, где трава да лес и без воды белыми борами стоят, где обману среди людей нет нисколь, а когда он есть -
то нету и самих-то людей, перестают они быть!» (т. 3, с. 549-550).
Белый Бор в романе - символ мечты, деталь повествования, необходимая автору для утверждения мысли, что сказка, легенда и характерное для них чудо вполне «реальны», что сказочная, утопическая модель жизни может быть претворена в реальность. Истоки и семантика образа понятны, но возникает вопрос, какова жанрообразующая функция этого образа в романе? Логика предшествующих рассуждений позволяет утверждать, что Белый Бор представляет собой модель природного жизнеустройства, модель устройства человеческой жизни по «природному закону». Этот образ вместе с другими структурными элементами произведения делает роман «природной» утопией, сближает ее с утопией крестьянской, ретроспективной, традиционалистской, патриархальной.
Таким образом, утопическая легенда о Беловодском царстве нашла свое продолжение в романе С. Залыгина «Комиссия». Ее косвенное присутствие ощутимо в символическом образе Белого Бора, в номинации, деталях описания деревни и озера (Лебяжка, Лебяжье). Присутствие легенды о Беловодье вызвало активность других фольклорных и стилизованных вставных эпизодов, содержащих в себе утопические идеи, образы, мотивы. «Сказки», предания, сказания, сказы создают и усиливают утопическое начало романа.
1. Чистов К.В. // Тр. Карельского ф-ла АН СССР. Петрозаводск, 1962. Т. 35. С. 128-139.
2. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М., 1989. Т. 1. С. 152-157.
3. Залыгин С.П. Собр. соч.: в 6 т. М., 1991. Т. 3. С. 320. Далее цитируется это издание с указанием тома и страницы.
4. Грушко Е. А., Медведев Ю.М. Словарь славянской мифологии. Н. Новгород, 1995. С. 21.
Поступила в редакцию 28.02.2007 г.