CC BY
49
С.А. Кибальник (Санкт-Петербург)
РОМАН НАБОКОВА "THE REAL LIFE OF SEBASTIAN KNIGHT" КАК ГИБРИДНЫЙ ГИПЕРТЕКСТ ДОСТОЕВСКОГО
(Статья вторая)*
Аннотация. Роман Владимира Набокова "The Real Life of Sebastian Knight" не относится к числу тех произведений писателя, которые обнаруживают явную ориентацию на Достоевского. И тем не менее в нем есть как явные, так и достаточно скрытые следы присутствия образов русского классика. Набоков, кажется, нигде не упоминает роман «Подросток», однако его ориентация на него в «Подлинной жизни...» имеет столь значительный характер, что как раз неупоминание его писателем нигде и никогда представляется весьма значимым. Тем более что в развитии главной сюжетной коллизии его романа есть герои и образы, навеянные «Подростком». В первой из двух статей, посвященных отзвукам «Подростка» в романе Набокова, наше внимание было сосредочено преимущественно на общности некоторых сюжетных линий и образов: Себастьяна и их общего с В. отца, с одной стороны, и Версилова, с другой, В. и Аркадия Долгорукого, первой жены отца Себастьяна Вирджинии и первой жены Версилова Фанариотовой, подруги Клэр мисс Пратт и «тетушки» Аркадия Татьяны Павловны Прутковой. Во второй статье речь идет о явном сходстве некоторых других героев этих двух романов: мадам Лесерф с Катериной Николаевной и Анной Андреевной Ахмаковыми, Клэр - с матерью Аркадия Софьей Андреевной, а также Пальчина с Бьорингом. Детальный анализ этой «обязательной» и «факультативной», по М. Риффатеру, интертекстуальности романа Набокова с произведением Достоевского и представляет собой настоящая статья. Роман «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» рассматривается в статье как явление «гибридной интертекстуальности», поскольку вторая часть его движется уже по сюжетным рельсам и мотивам не столько «Подростка», сколько другого романа Достоевского - «Игрок».
Ключевые слова: Набоков; Достоевский; роман; литература; русский; англоязычный; интертекстуальный; «Подлинная жизнь Себастьяна Найта»; «Подросток»; «Игрок».
S.A. Kibalnik (Saint-Petersburg)
Nabokov's Novel "The Real Life of Sebastian Knight" as the Hybrid Dos-toevsky's Hypertext (Article II)"
Abstract. Vladimir Nabokov's novel "The Real Life of Sebastian Knight" is not one of those works of the writer, which reveal a clear orientation to Dostoevsky. And yet, it has both obvious and rather hidden traces of the presence of this Russian classical writer's images. Nabokov himself never mentioned Dostoevsky's novel "The Adoles-
* Исследование выполнено за счет гранта РФФИ «Проблемы текстологии и поэтики романного творчества Ф.М. Достоевского» (№ 18-012-90002).
** The research was carried out with financial assistance of Russian Foundation of Basic Research (RFBR) "The Issues of Textology and Poetics of Feodor Dostoevsky" (No 18-012- 90002).
cent", however, his orientation at this novel is so significant that just not mentioning it by the writer anywhere and never seems to be very significant. In the development of the main plot conflict of his novel there are heroes and images inspired by the "Adolescent". In the first of two articles on the echoes of "The Adolescent" in Nabokov's novel, our attention was focused mainly on the commonality of some plot lines and images: Sebastian and their father in common with V., on the one hand, and Versilov, on the other, V and Arkady Dolgoruky, the first wife of Sebastian's father Virginia and the first wife of Versilov Fanariotova, Claire's friend Miss Pratt's and Arkadiy's "aunt" Tatyana Pavlovna Prutkova. The second article deals with the clear similarity of some of the other heroes of these two novels: Madame Leserf and Katerina Nikolaevna and Anna Andreevna Akhmakova, Claire and Arkady's mother Sofya Andreevna, as well as Palchin and Byoring. The article contains a detailed analysis of this "obligatory" and "optional", according to M. Riffater, intertextual ties of Nabokov's novel with the work of Dostoevsky. "The Real Life of Sebastian Knight" is considered in the article as the phenomenon of "hybrid intertextuality", since the second part of it moves along the plot tracks and motifs not so much of the "The Adolescent" as along the plot tracks and motifs of another Dostoevsky's novel "The Gambler".
Key words: Nabokov; Dostoevsky; novel; literature; Russian; English; intertextual; "The Real Life of Sebastian Knight"; "The Adolescent"; "The Gambler".
1
Как было уже отмечено в первой нашей статье на настоящую тему, основная сюжетная коллизия «Подростка», связанная с наличием у Аркадия письма, компрометирующего Катерину Николаевну (так же, как и многое другое в романе Достоевского), в «Подлинной жизни...» существенным образом редуцируется. В результате центральную сюжетную линию романа образуют поиски В. женщины, в которую Себастьян влюбился незадолго до смерти, и его попытки понять, как он мог ради нее покинуть Клэр.
В «Подростке» никаких поисков, разумеется, нет. Однако стремление Аркадия избавить Версилова от его пагубного увлечения: «...Версилов, увидав, какая она мерзкая, разом вылечится, а ее выгонит пинками», «.с него надо сорвать пелену: пусть увидит, какова она, и излечится. <...> О, он любит маму; он целовал ее портрет; он прогонит ту на другое утро, а сам придет к маме.» (здесь и далее курсив мой - С.К) [Достоевский 1975, 419, 420] - типологически соответствует недоумению В. по поводу «последней, темной любви» Себастьяна [Набоков 2004, 135].
Впрочем, отношение самого Себастьяна к мадам Лесерф отчасти напоминает то, как Версилов воспринимает свою собственную «страсть» к Катерине Николаевне: «...я могу вас очень ненавидеть, больше, чем любить... <...> Мне жаль только, что я полюбил такую, как вы...» [Достоевский 1975, 416]. Причем Себастьяну и Версилову вторят в этом В. и Аркадий. Вспомним, например, реплику последнего: «.этакая насильственная, дикая любовь действует, как припадок, как мертвая петля, как болезнь и - чуть достиг удовлетворения - тотчас же упадает пелена и является противоположное чувство.» [Достоевский 1975, 420].
Правда, она не избавляет самого Аркадия от увлечения Катериной Николаевной. Однако и этот мотив - хотя и снова в чрезвычайно редуцированном виде - также представлен в «Подлинной жизни...». Мадам Лесерф пытается соблазнить В., и это ей едва не удается: «.какой-то миг я помышлял о том, чтобы предаться любви с этой женщиной» [Набоков 2004, 161]. Разумеется, между мадам Лесерф и Катериной Николаевной - «дистанция огромного размера», но в глазах брата в романе Набокова и сына в романе Достоевского обе они представляют собой хотя и притягательную, но угрозу.
В то же время в замечании мадам Лесерф о Себастьяне: «Знаете, женщинам не очень нравятся мужчины с idée-fixe» [Набоков 2004, 159], - возможно, отозвалось отношение Катерины Николаевны к Версилову: «Я люблю. я люблю веселых людей. <.> Мне кажется, если б вы меня могли меньше любить, то я бы вас тогда полюбила.» [Достоевский 1975, 414]. Больше того, в автохарактеристиках мадам Лесерф, возможно, пародируется версиловский идеал «живой жизни». Ср. у Набокова: «А моя подруга, она, знаете, скорее беззаботная, вернее, была такой, très vive.», «Она была так переполнена жизнью, готовностью всех приласкать, так полна этой vitalité joyeuse qui est, d'ailleurs, tout-à-tait conforme à une philosophie innée, à un sens quasi-réligieux des phénomènes de la vie» («веселой жизненной силой, которая, впрочем, вполне отвечает внутренней философии, почти религиозному отношению к жизни» (фр.))» [Набоков 2004, 154, 155, 567-568] - и у Достоевского: «..это должно быть нечто ужасно простое, самое обыденное и в глаза бросающееся, ежедневное и ежеминутное.» [Достоевский 1975, 178].
«Приятно спокойная дама со спокойными движениями» [Набоков 2004, 148] - вот какое впечатление мадам Лесерф производит на В. во время первой встречи с ней. «Спокойно» отвечает она герою на его вопросы и позднее, в Леско [Набоков 2004, 163]. В «Подростке» «спокойствие» присуще многим персонажам: Соне, Васину [Достоевский 1975, 9, 328, 393], - однако в первую очередь это черта Анны Андреевны: «она всегда произносила спокойно и тихо», «спокойно произнесла она». Версилов именно так «ее давно уже» называет: «спокойная девица» [Достоевский 1975, 194, 197, 243, 410]. И Настасья Егоровна, и Аркадий словуно вторят друг другу, отмечая: «- Оне очень спокойны-с, очень. - Она и всегда была спокойна. - Всегда-с» [Достоевский 1975, 295].
Присуще «спокойствие» и Катерине Николаевне, но это спокойствие тихое и величавое: «Еще люблю ваше спокойствие, вашу тихость и то, что вы выговариваете слова плавно, спокойно и почти лениво.», «- О, я -не страстная, я - спокойная .», «прекрасная и, по-видимому, спокойная, как всегда», «- Да я - самая обыкновенная женщина; я - спокойная женщина, я люблю.», «..мне за ним будет всего спокойнее» [Достоевский 1975, 203, 368, 413, 414].
У мадам Лесерф, напротив, спокойствие равнодушное, в сочетании с хитростью и цинизмом: «.я ощущал, что ее легкомысленно малопри-
стойный взгляд на мое расследование чем-то оскорбителен для памяти Себастьяна» [Набоков 2004, 152]. Именно таково оно и у Анны Андреевны: «.она слушала меня потупившись, с какою-то хитренькою, но милою усмешкой», «Никогда не забуду и не прощу ей того жадного, но безжалостно спокойного и самоуверенного любопытства, с которым она меня выслушала.» [Достоевский 1975, 197, 410]. При этом спокойствие мадам Лесерф внешне также обманчиво похоже на спокойствие Клэр: «сказала она спокойно.», «Людям она нравилась, в ней была спокойная приятность, очаровательное неяркое лицо.» [Набоков 2004, 33, 90].
2
Соотнесены с героями «Подростка» и многие другие герои «Подлинной жизни.». Так, предыстория Клэр содержит некоторые элементы, отдаленно перекликающиеся с предысторией матери Аркадия. Ср. у Набокова: «Клэр, когда она встретила Себастьяна, исполнилось двадцать два года. Отца она не помнила, мать умерла тоже, а отчим женился опять.» [Набоков 2004, 90] - и у Достоевского: «Софья Андреевна (эта восемнадцатилетняя дворовая, то есть мать моя) была круглою сиротою уже несколько лет.» [Достоевский 1975, 8].
Набоков наделяет Клэр и некоторыми чертами внешности Софьи Андреевны: «Даже в ее довольно больших, с крупными костяшками, руках таилось редкое очарование.» [Набоков 200, 90]. Ср. у Достоевского: «Она стыдилась и вспыхивала, когда я иногда смотрел на ее руки и пальцы, которые у ней совсем не аристократические» [Достоевский 1975, 381]. Правда, при этом Версилова все время мучает воспоминание о «вечной приниженности» Сони перед ним [Достоевский 1975, 381]. Другая общая их черта - это «впалые щеки». Ср. портретное изображение Клэр В.: «Она была неброско хороша: бледная, чуть веснущатая кожа, слегка впалые щеки.» [Набоков 2004, 82] - и Сони по рассказам Версилова: «Я сладко глядел ей в глаза, тихо и нежно смеялся, а другой ладонью гладил ее милое лицо, ее впалые щеки», «За границей, в "тоске и счастии" <.> он вдруг вспомнил о маме - и именно вспомнил ее "впалые щеки".», «Началось с ее впалых щек, которых я никогда не мог припоминать, а иногда так даже и видеть без боли в сердце.» [Достоевский 1975, 291, 380, 381] - и по описаниям Аркадия: «Щеки ее были очень худы, даже ввалились...» [Достоевский 1975, 83].
Однако главное, что их роднит - это особая одаренность натуры. Ср. у Набокова: «Она принадлежала к тем редким, исключительно редким женщинам, что не принимают мир как данность и видят в повседневных вещах не просто знакомые зеркала собственной женственности» [Набоков 2004, 91] - и у Достоевского: «.это лучшая из всех женщин, каких я встречал на свете», «. в жизни моей я не встречал с таким тонким и догадливым сердцем женщины» [Достоевский 1975, 104-105, 382].
Обеим героиням присуща естественность их совместной жизни - соответственно, с Себастьяном и Версиловым. Ср. у Набокова: «Она вошла
в его жизнь без стука, как входишь в чужую комнату из-за ее неуловимого сходства с твоей. <...> было просто естественное приятие жизни с Себастьяном, потому что жизнь без него представить было труднее, чем земную палатку в лунных горах», «.она так впору пришлась его жизни...» [Набоков 2004, 89-90] - и у Достоевского: «Главным характером всего двадцатилетия связи нашей было - безмолвие. Я думаю, мы даже ни разу не поссорились» [Достоевский 1975, 104-105].
Как и Версилов с Соней (которая остается замужем за Макаром Долгоруким), Себастьян не вступает в брак с Клэр. Однако у Набокова это мотивировано иначе - менее драматичным, но зато более современным образом: «Если бы она родила ему ребенка, они, весьма вероятно, незаметно пришли бы к браку, потому что для всех троих он стал бы простейшим выходом.» [Набоков 2004, 89-90].
Впрочем, одновременно портретное изображение беременной Клэр: «Я узнал ее, хоть лицо у нее теперь было измученное, а тело неожиданно располневшее. Она шагала медленно, грузно; и, пересекая улицу по направлению к ней, я понял, что она - на сносях. <.> в немногие эти мгновения меня потрясло совершенно ясное сознание того, что мне нельзя ни заговаривать с нею, ни даже поздороваться так или иначе. Это сознание не имело ничего общего ни с Себастьяном, ни с моей книгой, ни с перекорами между м-ром Бишопом и мной, но единственно - с ее величавой сосредоточенностью» [Достоевский 1975, 88-89] - представляет собой как будто бы отзвук аналогичной картины в финале «Подростка», на которой запечатлена сестра Аркадия: «Лиза осталась одна, с будущим своим ребенком. Она не плакала и с виду была даже спокойна; сделалась кротка, смиренна; но вся прежняя горячность ее сердца как будто разом куда-то в ней схоронилась» [Достоевский 1975, 450].
В то же время ласковый вид и улыбка Лизы как будто переданы в романе Набокова Елене Гринштейн. У нее «ласковые глаза»: «Она была очень молода и изящна, с маленьким припудренным лицом и удлиненными, ласковыми глазами, казалось, вытянутыми к вискам», «спросила она, вглядываясь в меня неяркими, ласковыми глазами, чем-то напомнившими мне Клэр» [Набоков 2004, 134]. В «Подростке» это черта Лизы Версиловой: «ласково на меня посмотрев», «с ласковым видом ответила Лиза», «она ласково мне улыбалась» [Достоевский 1975, 84, 86, 133].
По-видимому, неслучайно дочь Елены Набоков называет «Соней», то есть по имени матери Лизы. Ведь она принадлежит к тому же типу личности: «.она, разумеется, и не могла оказаться той, которая столько несчастий принесла Себастьяну. Девушки, подобные ей, не ломают жизнь мужчины - они ее строят» [Набоков 2004, 134, 135].
Картавость Себастьяна в английской и особенно во французской речи: «Его начальные "г" раскатывались и рокотали, он делал смешные ошибки», «Gah-song, - сказал Себастьян. Я и прежде замечал, что он старается говорить по-французски, как то пристало подлинному трезвому британцу» [Набоков 2004, 63, 83] - отдаленно соответствует постоянной фран-
цузской картавости Ламберта: «- Хнычешь, чего ты хнычешь, дурак, духгак!», «"Духгак, духгак!" - шепчет он, изо всех сил удерживая меня за руку.», «- Я тебе говорю, это - все ужасная шушехга» [Достоевский 1975, 273, 274, 305].
Также отмечены параллелизмом образы Пальчина и Бьоринга. Ср. у Набокова: «Пальчин был хам и дурак.» [Набоков 2004, 34] - и у Достоевского: «Кричал же Бьоринг на Анну Андреевну, которая вышла было тоже в коридор за князем; он ей грозил и, кажется, топал ногами - одним словом, сказался грубый солдат-немец, несмотря на весь "свой высший свет". <.> он налетел еще в том состоянии взбесившегося господина, в котором даже и остроумнейшие люди этой национальности готовы иногда драться, как сапожники» [Достоевский 1975, 436]. Этнокультурная мотивировка характера героя у Достоевского не отменяет, тем не менее, существенного сходства между ним и героем Набокова.
3
Набоков, правда, кажется, нигде не упоминает роман «Подросток», даже в своих позднейших «Лекциях о русской литературе». Однако это скорее естественно, поскольку его очерк биографии и творчества Достоевского (предваряющий конкретный анализ «Преступления и наказания», «Записок из подполья», «Идиота» и «Бесов») довольно краток, а «Подросток» не принадлежит к числу самых известных произведений писателя. К тому же ориентация писателя на этот роман в «Подлинной жизни.» имеет столь значительный характер, что как раз неупоминание его Набоковым нигде и никогда весьма значимо.
Разумеется, Набоков хорошо ощущал тесную связь своего творчества 1920-1930-х гг. с классическими произведениями Достоевского и, очевидно, с полным основанием полагал невыгодным - в особенности он осознал это уже в американский период своего твочества - наводить своих читателей еще на один факт подобного рода. Тем более что ему и без того приходилось читать в свой адрес упреки в своей вторичности по отношению к Достоевскому. Вспомним хотя бы, например, известную рецензию Ж.-П. Сартра на «Отчаяние», в котором он называет Набокова «писателем-поскребышем», имея в виду «духовных родителей Набокова, и прежде всего Достоевского» [Сартр 1997, 262]. Гипертекстуальность же «Подлинной жизни.» по отношению к «Подростку» и «Игроку» давала для них даже больше оснований, чем гипертекстуальность «Отчаяния» по отношению к «Преступлению и наказанию». Кстати, тот же Сартр отмечал, что герой «Отчаяния» «похож на персонажей "Подростка", "Вечного мужа", "Записок из мертвого дома".» [Сартр 1997, 262-263].
Вспомнив принципы перевода, свойственные литературной культуре XIX века, которыми, в частности, руководствовался сам Достоевский в своем переводе «Евгении Гранде» Бальзака (у него получился очень свободный сокращенный перевод), можно сказать, что в «Подлинной жизни.» Набоков также в своем роде «перевел» некий гибридный текст
Достоевского, образованный скрещиванием «Подростка» с «Игроком», с русского на английский язык. Если в таком утверждении и будет преувеличение, то не такое уж гигантское.
Впрочем, два главных героя «Подлинной жизни.» на протяжении большей части действия достаточно молодые люди, а в первых трех главах - даже еще дети, отроки и юноши, то есть как раз «подростки». Так что чтение или перечитывание Набоковым перед началом и в ходе работы над ее созданием романа Достоевского «Подросток» представляется более чем уместным, а сопоставительный анализ двух произведений не оставляет относительно этого никаких сомнений. Тем более что первые отзвуки этого романа Достоевского проявляются как раз в конце третьей главы «Подлинной жизни.», а последние - в восьмой. Таким образом, в основном они относятся к первой половине романа.
Как только эти отзвуки стихают, в романе сразу, уже в конце восьмой главы, начинают звучать мотивы другого романа Достоевского - «Игрок». Отдельные образы Набокова: мистер Бишоп, мадам Лесерф, Себастьян, В. - отчасти стилизованы уже под героев этого романа Достоевского: мистера Астлея, M-lle Blanche, Алексея Ивановича.
Недаром в своем берлинском докладе 1931 года «Достоевский без достоевщины» Набоков высоко отзывался о Достоевском именно как о художнике [см. о нем: Бойд 2001, 424-425; Долинин 2004, 204-206]. Детальное знакомство писателя с Достоевским едва ли не во всем объеме его творчества в это время совершенно очевидно [см., например: Целкова 2011; Меерсон 2007].
Для творчества Набокова 1920-1930-х гг. вообще довольно характерна именно гибридная «достоевская» интертекстуальность. Так, «Отчаяние» представляет собой гипертекст «Преступления и наказания», с той разницей, что история главного героя - убийцы рассказана устами не Расколь-никова, а, скорее, героя «Братьев Карамазовых» Смердякова (причем этот гипертекст одновременно скрещен с мотивами и образами «Двойника»). Такой же «гибридный гипертекст» представляет собой роман Набокова «Подлинная жизнь.» по отношению к «Подростку» и «Игроку» Достоевского.
Впрочем, детальный анализ обязательных и факультативных интер-тектекстуальных связей «Подлинной жизни.» с «Игроком» заслуживает специального рассмотрения в отдельной работе.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бойд Б. Владимир Набоков. Русские годы. Биография. СПб., 2001.
2. Долинин А.А. Набоков, Достоевский и достоевщина // Долинин А.А. Истинная жизнь писателя Сирина. СПб., 2004. С. 199-213.
3. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Т. 13. Л., 1975.
4. Набоков В.В. Подлинная жизнь Себастьяна Найта // Набоков В.В. Собрание сочинений американского периода: в 5 т. Т. 1. СПб., 2004. С. 27-191.
5. Меерсон О. Набоков - апологет: Защита Лужина или защита Достоевско-
Новый филологический вестник. 2020. №2(53). ----
го? // Достоевский и XX век: В 2 т. Т. 1 / под ред. Т.А. Касаткиной. М., 2007. С. 358-381.
6. Сартр Ж.-П. Владимир Набоков. «Отчаяние» // В.В. Набоков: pro et contra. Личность и творчество Владимира Набокова в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей). СПб., 1997. С. 262-264.
7. Целкова Л. Романы Владимира Набокова и русская литературная традиция. М., 2011.
REFERENCES
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
1. Dolinin A.A. Nabokov, Dostoevskiy i dostoyevshchina [Nabokov, Dostoevsky, and Dostoevschina]. Dolinin A.A. Istinnaya zhizn' pisatelya Sirina [The Real Life of the Writer Sirin]. Saint-Petersburg, 2004, pp. 199-213. (In Russian).
2. Meerson O. Nabokov - apologet: Zashchita Luzhina ili zashchita Dostoevsk-ogo [Nabokov as Dostoevsky's Apologist]. Kasatkina T.A. (ed.). Dostoevskiy i XXvek [Dostoevsky and the 20th Century]: in 2 vols. Vol. 1. Moscow, 2007, pp. 358-381. (In Russian).
3. Sartre J.-P. Vladimir Nabokov. "Otchayaniye" [Vladimir Nabokov. "Despair"].
V.V. Nabokov: pro et contra. Lichnost' i tvorchestvo Vladimira Nabokova v otsenke russkih i zarubezhnyh mysliteley i issledovateley [Vladimir Nabokov's Personality and Works in assessment of Russian and Foreign Thinkers and Researchers]. Saint-Petersburg, 1999. (In Russian).
(Monographs)
4. Boyd B. Vladimir Nabokov. Russkiye gody. Biographiya [Vladimir Nabokov. The Russian Years]. Saint-Petersburg, 2001. (In Russian).
5. Tselkova L. Romany Vladimira Nabokova i literaturnaya traditsiya [Vladimir Nabokov's Novels and the Literary Tradition]. Мoscow, 2011. (in Russian).
Кибальник Сергей Акимович, Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН; Санкт-Петербургский государственный университет.
Ведущий научный сотрудник Отдела новой русской литературы, профессор, доктор филологических наук. Научные интересы: история русской литературы XIX - первой половины XX веков, теория литературы. Email: kibalnik007@mail.ru, s.kibalnik@spbu.ru ORCID ID: 0000-0002-5937-5339
Serguei A. Kibalnik, Institute of Russian Literature (Pushkin House) of RAS; St. Petersburg State University.
Doctor of Philology, Leading Researcher at the Department of New Russian Literature, Professor. Research interests: Russian literature of the 19 - the first half of the 20th centuries, poetics.
Email: kibalnik007@mail.ru, s.kibalnik@spbu.ru ORCID ID: 0000-0002-5937-5339
