CC BY
78
2015
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 2
Вып. 2
ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ
УДК 94(38).03 Л. Г. Печатнова
РОЛЬ СПАРТАНСКИХ СОЮЗНИКОВ В ДЕЛЕ ПАВСАНИЯ (478/477 гг. ДО Н. Э.)
Статья посвящена анализу древней традиции о причинах отстранения Павсания от руководства союзной армией. Основным источником по данной теме является Фукидид, который дает обзор претензий союзников к Павсанию. Автор обращает внимание на то, что официальная причина отставки — недовольство союзников поведением Павсания — отличалась от реальной подоплеки этого события. По всей видимости, спартанские власти воспользовались недовольством союзников как главным поводом для отставки Павсания и его дальнейшей диффамации. По мнению автора, Фукидид получил материал для своего экскурса о Павсании из спартанского источника, уже подверженного тенденциозной обработке. Библиогр. 10 назв.
Ключевые слова: Спарта, спартанцы, Павсаний, Фукидид, эфоры, союзники.
L. G. Pechatnova
THE ROLE OF THE SPARTAN ALLIES IN PAUSANIAS' CASE (478/477 BC)
The article is devoted to the analysis of the ancient tradition concerning the reasons for regent Pausa-nias' removal from the leadership of the Greek union army. The greatest part of references to Pausanias occurs in Thucydides' History, which may be considered the main source for our theme. Here we find a list of claims on the part of the Allies to the regent. The author of the article notes the fact that the official reason for the resignation — the discontent with Pausanias' behavior — was different from the real motive of this event. Apparently, Spartan authorities used the discontent of the Spartan allies as the main reason for Pausanias' resignation and his subsequent defamation. The predominance of the negative estimation over the positive one had been caused by one main reason — Thucydides got the material for his excursus about Pausanias from a Spartan source, already subject to biased treatment. Refs 10. Keywords: Sparta, spartans, Pausanias, Thucydides, ephors, allies.
До 478/477 г.1 верховное командование объединенной армией греков принадлежало Спарте. Но по целому ряду причин, главным образом из-за активной позиции Афин, верховенство Спарты в войне против персов к 478/477 г. стало уже анахро-
Печатнова Лариса Гаврииловна — доктор исторических наук, доцент, Санкт-Петербургский государственный университет, Институт истории, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7-9; tpechatnova@mail.ru
Pechatnova Larisa Gavriilovna — Doctor of History, Associate Professor, Saint-Petersburg State University, Institute of History, 7-9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation; pechatnova@mail.ru
1 Здесь и далее имеются в виду даты до н. э., если нет иных указаний.
низмом. Эта метаморфоза отчасти объясняется как негибкой политикой спартанских властей, так и грубым обращением с союзниками спартанского командующего Павсания. Вскоре после взятия Византия в 478 г. союзные контингента отказались подчиняться спартанскому руководству и предложили начальство в морской войне афинянам. Геродот прямо говорит, что ответственность за эту неприятную для Спарты ситуацию несет Павсаний (Her.VIII. 3. 2). Его обращение с союзными контингентами послужило удобным предлогом для замены спартанских адмиралов афинскими. В статье мы постараемся проанализировать предание о Павсании как главнокомандующем, обращая особое внимание на положение регента как вне, так и внутри спартанского полиса.
Павсаний принадлежал к царскому дому Агиадов. Он был сыном Клеомброта и отцом будущего царя Плистоанакта (Thuc.I. 94; 107; III. 26; V. 19; Schol. in Aristoph. Equ. 84). После смерти отца Павсаний в 479 г. стал опекуном своего малолетнего двоюродного брата Плистарха (Her.IX. 10; Diod. XI. 29. 4; Paus. III. 4. 9-10). Тогда же он возглавил союзную греческую армию и одержал победу над персами при Платеях (Her.IX. 19-88; Plut. Arist. 14-20; Diod. XI. 29. 4-32). Весной 478 г. Павсаний, продолжая кампанию против персов, поплыл во главе греческого флота на Кипр, а затем в Геллеспонт. Именно в этот период подчиненные ему ионийские корабли вышли из повиновения и перешли под командование Афин.
О драматических событиях, связанных с Павсанием, мы узнаем главным образом благодаря подробному рассказу Фукидида в первой книге его «Истории» (I. 128-134). Этот рассказ имеет явные новеллистические черты, он полон красочных деталей и интригующих подробностей, не очень характерных для суховатого стиля Фукидида. Мы полагаем, что Фукидид взял за основу своего экскурса о Павсании версию, которая рождена была в Спарте и стала ко времени Фукидида канонической. В какой степени она соответствовала действительности, трудно сказать. Но, как нам кажется, отдельные факты биографии Павсания были подвергнуты известной аберрации ради создания образа врага Спарты и предателя ее интересов. Видимо, в распоряжении Фукидида имелись документы, исходящие из Спарты: бумаги из архива Павсания или материалы судебного процесса, которые хранились в государственном архиве. Но в руки Фукидида они попали, очевидно, уже обработанными в нужном для спартанского руководства виде. Эта точка зрения на источники Фукидида не раз повторялась в историографии [Rhodes 1970, p. 389], в том числе и в сравнительно недавних работах. Так, Массимо Нафисси, профессор Болонского университета, утверждает, что мы имеем дело с официальной версией, выработанной и распространенной спартанскими властями с тем, чтобы оправдать незаконные действия своих магистратов, направленные против Павсания [Nafissi 2004a, p. 160]. Спартанские власти были заинтересованы в том, чтобы представить Павсания большим преступником, а его поведение более экстравагантным, чем это было в действительности. Отсюда, возможно, появился искаженный образ Павсания, намеренно созданный официальной спартанской пропагандой. В отличие от афинянина Фемистокла, с которым Фукидид явно сравнивает Павсания, для спартанца у него находятся только черные краски. У Фукидида Павсаний лишен каких-либо моральных устоев: тот, по словам афинского историка, обращается с союзниками как с рабами, легко обманывает своих друзей и без колебаний посылает на верную смерть своего возлюбленного.
Если для Фукидида Павсаний скорее отрицательный персонаж, то у Геродота картина не столь однозначна. У него Павсаний больше напоминает положительного героя, хотя, судя по отдельным брошенным вскользь репликам, Геродот хорошо знал и о существовании негативной версии (V. 32; VIII. 3. 2). Геродот, следуя более благоприятной для Павсания традиции, упоминает целый ряд поступков регента, свидетельствующих о нем как о человеке благородном, щедром и даже остроумном (IX. 64. 1; 76; 78-79; 82; 88). По всей видимости, Геродот узнал многие детали биографии Павсания непосредственно от спартанцев, хорошо помнящих героя Платей. Благодаря своим ксеническим связям с кем-то из видных спартиатов, возможно, Архием, сыном Самия, он имел возможность посещать Спарту (Her.III. 55) и получать информацию из первых рук, причем не только официально одобренную. Его источники были менее одиозны и более разнообразны, чем источники Фукидида. В отличие от Фукидида он не имел своей целью принизить Павсания ради того, чтобы на этом фоне лучше выглядел Фемистокл.
Из поздних историков, упоминающих Павсания, ту же версию, что и Фукидид, но в более сжатом виде, дает Диодор (XI. 39-47). Кроме Диодора красочные эпизоды, отсутствующие у Геродота и Фукидида, приводят также Плутарх (Arist. 23; Cim. 6) и Павсаний (IV. 17. 7-9).
И Геродот, и Фукидид передают то общее впечатление, которое сложилось о Павсании в Греции. Оба историка сравнивают его власть с тиранией (Her.V. 32; Thuc. I. 95. 3) и приписывают ему стремление «к владычеству над всей Элладой» (Thuc. I. 128. 3). Некоторые исследователи, имея в виду прежде всего эти характеристики великих историков, повторяют вслед за ними, что Павсаний мыслил себя будущим властелином Греции. Так, по словам Г. Берве, «он ... видел себя после славной победы, одержанной под его руководством, спасителем Эллады. Его цель была уже не меньше, чем приобретение господства над всей Элладой» [Berve 1967, S. 179].
Представление о Павсании как о человеке, который мечтал стать властителем всей Греции, скорее всего, ложное. Это сильное преувеличение. Амбиции самого Павсания, судя по отдельным деталям, так далеко не простирались. Но, как мы полагаем, регент внес немалую лепту в создание подобного образа. Его подчеркнуто грубое обращение с союзниками сделало Павсания весьма непопулярной фигурой. Дошедшая до нас традиция свидетельствует, что в Элладе сложилось крайне негативное мнение о неприемлемом для грека поведении спартанского лидера.
Большое возмущение у членов Эллинского союза вызвала надпись, которую после битвы при Платеях Павсаний приказал начертать на треножнике, посвященном им в Дельфы. Текст ее приводит Фукидид:
Эллинов вождь и начальник Павсаний, в честь Феба-владыки Памятник этот воздвиг, полчища мидян сломив.
(I. 132. 2; Pal. Anth.VI. 197; здесь и далее пер Г. А. Стратановского).2
В этом элегическом дистихе, приписываемом Симониду Кеосскому (Paus.III. 8. 1), Павсаний назван «архагетом (архлуо?) эллинов», т. е. древним титулом спартан-
2 Прозаический вариант этой надписи на латыни см. у К. Непота (Paus.1. 3).
ских царей (Plut. Lyc. 6. 3), в котором было отражено представление о них как о военных предводителях. Здесь, скорее всего, перед нами редко употребляемый старинный термин, обозначающий в данном случае функцию Павсания как главнокомандующего, использован для усиления эмоционального воздействия на читателя. Регент в процитированном дистихе объявил лично себя победителем при Платеях.3 Вероятно, эта надпись была сделана с молчаливого согласия эфоров, как думает, например, Алек Блэмайр [Blamire 1970, p. 296, n. 2].
Мы полагаем, что спартанское правительство, остановив свой выбор на Павса-нии в качестве стратега Эллинского союза, было готово оказывать ему всяческую поддержку, закрывая глаза на мелкие, с их точки зрения, проступки своего протеже. После Платей эта поддержка стала безусловной. От Павсания кроме военных успехов требовалось только одно — лояльность по отношению к спартанским властям. И регент долгое время эту лояльность проявлял. Он продолжал оставаться дисциплинированным спартиатом, безоговорочно подчиняющимся приказам, исходящим из Спарты. Стоит напомнить, что оба раза, когда эфоры отзывали его, сперва из Византия, а затем из Колон в Троаде, он немедленно возвращался в Спарту, хотя и догадывался, что там его ждет суд (Thuc. I. 95; 131. 1). Степень его свободы, как и любого гражданина, была жестко ограничена ценностными установками спартанского общества, куда прежде всего входило беспрекословное подчинение вышестоящим.
Эфоры фактически предоставили ему carte blanche в его отношениях с союзниками и первое время никак не реагировали на их жалобы, в том числе и по поводу возмутительной дельфийской надписи. И только тогда, когда поднялась волна протестов и возникла реальная угроза для спартанской гегемонии, властям пришлось предпринять какие-то меры по успокоению союзников. Они замяли скандал, приказав «тотчас же выскоблить с треножника» это двустишие с именем Павсания и «взамен вырезать имена всех городов», участвовавших в битве (Thuc. I. 132. 3).4
Когда именно была исправлена дельфийская надпись Павсания, не совсем ясно. Фукидид рассказывает об этой надписи в связи с подготовкой второго, так и не со-
3 Павсаний положил начало практике, о которой с большим возмущением отзывались древние авторы. Так, Еврипид в «Адромахе писал:
Как ложен суд толпы! Когда трофей У эллинов победный ставит войско Между врагов лежащих, то не те Прославлены, которые трудились, А вождь один себе хвалу берет.
(Eur. Androm. 693-698; пер. И. Анненского).
А позже Демосфен обвинял своих современников афинян в том, что они воздают непомерные почести своим полководцам, и напоминал о поведении предков, которые не почитали «бронзовыми статуями и чрезмерными свидетельствами уважения ни Фемистокла, одержавшего победу в Сала-минском сражении, ни Мильтиада, командовавшего в битве при Марафоне, ни многих других, совершивших подвиги, которые нельзя поставить в сравнение с деяниями нынешних полководцев» (Dem. XXIII. 196; пер. В. Г. Боруховича).
4 Золотой треножник похитили фокейцы во время Священной войны (Paus.X. 13. 5), а бронзовый змеевидный постамент со списком победителей был увезен императором Константином в Константинополь и поставлен на тамошнем ипподроме. Он сохранился, будучи извлеченным на свет в 1856 г.
стоявшегося суда над Павсанием по его возвращении в Спарту из Колон.5 Но из контекста вовсе не следует, что эфоры приказали исправить надпись именно тогда, а не раньше, во время его первого возвращения из Византия в 477 г. Логика событий подсказывает, что спартанские власти были особенно заинтересованы в успокоении союзников до того, как узнали об их отказе принять Доркиса в качестве нового главнокомандующего. Именно поэтому они, вопреки своей обычной медлительности, оперативно отреагировали на многочисленные жалобы, приказав уничтожить оскорбительную для союзников надпись. Но это была формальная уступка.
В высокомерии и спеси обвиняли Павсания также и за посвятительную надпись, которую он поместил на медном кратере, поставленном на морском побережье близ Византия. Геродот знал об этом огромном кратере и даже описал его, но не нашел нужным процитировать надпись, не желая, по-видимому, останавливаться на негативных моментах в деятельности Павсания (IV. 81. 3). Вероятно, эта чаша была личным даром Павсания, а не общесоюзным, как в случае с дельфийским посвящением. По мнению М. Нафисси, Павсаний приказал поставить этот кратер на Босфоре во время своего второго пребывания в Византии в качестве ответа на «экспроприацию» греками дельфийского дара [Nafissi 2004b, p. 73]. Эпиграмма, приводимая известным гераклейским историком Нимфидом (III в. до н. э.) и цитируемая Афинеем, выдержана в той же тональности, что и надпись из Дельф, и производит впечатление еще более провокационной. Вот сообщение Нимфида вместе с текстом надписи: «Павсаний, победив в битве при Платеях Мардония, вовсе позабыл спартанские обычаи и в бытность свою в Византии до того дошел [b] в своей надменности, что посвятил богам, чьи храмы стояли у входа в пролив, бронзовую чашу с наглой надписью, будто он один совершает это посвящение и ни о ком другом в своем тщеславии не помнит; чаша эта сохранилась и по сей день:
Здесь, на эвксинских брегах, эту чашу принес Посейдону Царь Павсаний, начальник обширной Эллады, В память своих побед: Геракла он древнего отрасль, Сын Клеомброта-царя, родина — Лакедемон.
(Nymphis ap. Athen. XII. 50. p. 536 а-b;
пер. Н. Т. Голинкевича с небольшими уточнениями).
В этой надписи Павсаний называет себя «начальником обширной Эллады» и указывает на свое происхождение «от древнего рода Геракла» (Athen. XII. 50. p. 536 b = FgrHist 432 F 9). Как заметил М. Нафисси, в титулах, которыми обозначил себя Павсаний в обеих надписях, дельфийской и византийской (соответственно архлуо? и арх^у 'ЕАМ809 ейрихорои), «явно прослеживаются деспотические коннотации в поведении Павсания с их угрожающим смыслом» [Nafissi 2004b, p. 73 s.]. Конечно, подобные факты, а вернее, их однозначно негативная интерпретация и легли в основу воспринятого Фукидидом представления о Павсании как
5 Фукидид не сообщает о том, когда Павсаний был изгнан из Византия, как долго находился в Колонах и когда окончательно вернулся в Спарту. Ученые отстаивают различные даты — от 477 до 469 г. Единственным серьезным основанием для более поздней датировки этих событий является сообщение Юстина-Трога (IX. 1. 3), что Павсаний сохранял господство над Византием в течение 7 лет, т. е. с 477 по 471/470 г. Спорные вопросы датировки событий, связанных с Павсанием, разобраны в статье В. М. Строгецкого [Строгецкий 1982, с. 74-75].
непомерном честолюбце, не желающем соблюдать «установленные обычаи» (töv KaOeaTÖTöv vo|j.L|j.mv) (Thuc. I. 132. 2).6
Фукидид перечисляет основные пункты недовольства союзников спартанским главнокомандующим: Павсаний стал одеваться как перс и устраивать роскошные пиры на персидский манер,7 он окружил себя персидскими и египетскими телохранителями,8 он подобно персидскому царю или его сатрапам затруднил доступ к своей персоне, т. е. стал «труднодоступным» (8uct^pocto8ov)9 (Thuc. I. 130; 132. 1; Diod. XI. 46. 2-3; Aelian. V. h. IX. 41). Все эти обвинения касались внешнего оформления власти спартанского главнокомандующего.10 Но дело было не только в том, что «Павсаний сложил с себя грубый спартанский плащ своих отцов и нарядился в персидские одежды» (Duris ap. Athen. XII. 50, р. 535е; здесь и далее пер. Н. Т. Го-линкевича). Для греков персидская роскошь и изнеженность давно стали предметом обсуждения и осуждения, и Павсаний просто дал им лишний повод посплетничать о падении нравов в спартанской среде.
Больше всего союзников раздражало непривычное для греков высокомерное и наглое поведение своего военачальника. Фукидид об этом говорит кратко и в самой общей манере, не приводя каких-либо конкретных примеров: «Уже давно, однако, властные повадки Павсания стали раздражать прочих эллинов (особенно ионян и всех, кто только что освободился от персидского ига). Действительно, приезжавшие в Спарту эллины не раз жаловались на его злоупотребление властью, подобавшее скорее тирану, нежели полководцу» (I. 95. 1-3). Примерно то же самое говорит и Диодор. Он вслед за Фукидидом заявляет, что Павсаний вел себя с союзниками как тиран (XI. 44. 5: Tupawicü?).
Более детальное описание скандальных взаимоотношений Павсания с греческими союзниками встречается только у Плутарха в «Аристиде». Из его рассказа следует, что Павсаний позволял себе обращаться с союзниками как с собственными рабами. «В разговорах с военачальниками союзников он был всегда запальчив и суров, а рядовых воинов он приговаривал к наказанию — к ударам или к стоянию на карауле в течение целого дня с привешенным железным якорем. Никто не смел
6 Лисандр учел печальный опыт Павсания и проявил большую осторожность и предусмотрительность. Он после победы при Эгоспотамах также преподнес свой дар в Дельфы (Tod2 № 95; cp.: Plut. Lys. 18. 1-2; Paus. X. 9. 7). Но его памятник представлял собою сложную композицию: статую наварха, увенчанного Посейдоном, окружали статуи наиболее отличившихся спартанцев и членов спартанской симмахии.
7 Фукидид явно противопоставляет «пышный персидский стол Павсания» известной простоте греческих и тем более спартанских обедов. О персидской роскоши его трапез упоминает и К. Непот, который, видимо, для жизнеописания Павсания использовал именно Фукидида (Nep.Paus.3. 2: epula-batur more Persarum luxuriosius).
8 Некоторые исследователи полагают, что все перечисленные Фукидидом атрибуты, присущие образу жизни персидского вельможи, были восприняты Павсанием только тогда, когда после изгнания из Византия он поселился в Колонах. Из отечественных антиковедов такой точки зрения придерживается Э. В. Рунг [Рунг 2008, с. 120].
9 А. Гомм в своем комментарии к слову бштсрОстобоу справедливо отмечает, что «царская власть в Спарте не несла с собой каких-либо атрибутов восточной... монархии и, во всяком случае, не означала для граждан невозможности общаться со своими царями обычным порядком» [Gomme 1945, p. 433].
10 Стремление подражать персам было характерно и для некоторых афинских лидеров. Так, согласно Афинею, «подражал Алкивиад и персидским обычаям, как Павсаний, и для разговоров с Фар-набазом одевался в персидские одежды и учил персидский язык, как Фемистокл» (XII. 49, р. 535 е).
брать соломы или сена или идти к источнику за водой раньше, чем спартанцы: приходящих за всем этим отгоняли спартанские прислужники, вооруженные бичами» (Plut. Arist. 23; пер. С. Я. Лурье). Из этой вполне стереотипной инвективы с уверенностью можно сделать только один вывод: спартанские отряды в армии Павсания находились в привилегированном положении. Регенту и его офицерам такое положение дел представлялось закономерной и необсуждаемой их преференцией, которую они готовы были отстаивать любыми способами. Союзники открыто возмущались подобными выходками спартанцев. Но, вероятно, не только грубое обращение с ними Павсания вызывало их негодование. Скорее всего, и распределение добычи было далеким от справедливости. Недаром Павсаний после Платей поручил именно спартанским илотам собирать трофеи, полностью отстранив от этого процесса союзников (Her. IX. 80).
Такому стилю руководства вполне соответствовали и внешние атрибуты, заимствованные Павсанием у персов. Все это создавало необходимую дистанцию между ним и войском, но не соответствовало представлению греков, особенно ионийцев, о нормах поведения армейского начальства.
Обращение Павсания со своими подчиненными, которое казалось союзникам возмутительным, отнюдь не было исключительным явлением в среде самих спартанцев. Исторические анекдоты о жестоких выходках спартанских командующих хорошо документированы (Plut. Lys. 15. 7: Каллибий в Афинах; Thuc. VIII. 84. 2-3: Астиох в Mилете; Polyaen. II. 2. 7; Diod. XIV. 12: Клеарх в Византии). В древности стало трюизмом упрекать спартанцев в том, что они теряют все свои хваленые достоинства, как только попадают за границу (Plut. Apophth. Lac. 32. 8 = Mor. 220f.). Их исключительная бесцеремонность, высокомерие и жестокость особенно проявились в ходе Пелопоннесской войны и сразу по ее окончании (Thuc. VIII. 38. 3; Xen. Hell. III. 5. 12; VI. 3. 7-9; Lac. pol. 14.2; Isocr. IV. 117; Diod. XIII. 66. 5; XIV. 3; 12. 2-9; Paus. IX. 32. 8-10; Plut. Lys.15; 19; Mor. 773 c-d). Но жалобы на возмутительное поведение спартанских офицеров редко вызывали какую-либо реакцию в Спарте. Пожалуй, только Клеарх, гармост Византия (403 г.), устроивший в подведомственном ему городе настоящий террор с массовыми убийствами, изгнаниями и конфискацией имущества, был в конце концов отозван и отрешен от должности (Diod. XIV. 12. 2-9). А в целом насильственные действия спартанских военачальников и гармостов, как правило, не вызывали никаких нареканий на родине и считались скорее нормой, чем исключением из правил. Так, Фукидид, рассказывая о массовых казнях хиосских демократов, организованных гармостом Хиоса Педаритом в 411 г., не упоминает о какой-либо реакции в Спарте на подобные действия своего эмиссара (VIII. 38. 3).
Высокомерие, проявляемое спартанскими военными, было выражением их чувства превосходства над всем остальным миром. Павсаний, обращаясь с союзниками как со своими илотами, действовал в обычной для спартанца манере. Его авторитарный стиль руководства с неизбежными эксцессами и скандалами вполне вписывался в привычный поведенческий стереотип. Спартанские офицеры в армии Павсания отличались столь же одиозным поведением, как и их предводитель (Plut. Arist. 23. 1). Недаром Фукидид, хваля другого знаменитого спартанского полководца Брасида за его «гуманность и благоразумие», характеризует его стиль руководства как абсолютно нехарактерный для спартанца: «Брасид был первым лакедемонянином, который в зарубежном походе приобрел славу абсолютно честного человека» (IV. 81. 2-3).
Среди союзников наибольшее недовольство Павсанием проявили морские экипажи самых значительных островных государств — Лесбоса, Хиоса и Самоса. Плутарх сообщает, что командиры самосской и хиосской эскадр Улиад и Антагор со своими командами взбунтовались против Павсания и даже попытались захватить его корабль (Arist. 23. 5). Но Павсаний, видимо, не располагая уже реальной властью, чтобы наказать мятежников, ограничился только угрозами. Это столкновение между союзниками-ионийцами и Павсанием, еще остающимся «стратегом эллинов», свидетельствует о высокой степени напряженности внутри греческого войска. Даже пелопоннесские союзники Павсания, по свидетельству Диодора, «оставив его, поплыли на родину и отправляли в Спарту посольства с обвинениями в его адрес» (XI. 44. 6; пер. В. М. Строгецкого).
Руку к отставке Павсания, вероятно, приложили и афиняне. Именно они дирижировали и направляли в единое русло недовольство союзников и собирали компромат на регента. Дипломатические усилия двух афинских стратегов, Кимона и Аристида, хорошо засвидетельствованы (Diod. XI. 44. 6; Plut. Arist. 23.1).11 В результате «к Кимону с Аристидом примкнула большая часть союзников, не будучи в состоянии долее переносить тяжелый нрав и высокомерие Павсания. А те, склоняя их на свою сторону, в то же время посылали сказать эфорам, чтобы они отозвали Павсания, по вине которого подвергается бесчестию Спарта и сеется смута во всей Греции» (Plut. Cim. 6; пер. В. В. Петуховой).
Павсаний по требованию союзников, вероятно, в начале 477 г. был отозван из Византия в Спарту, смещен с должности наварха и судим по обвинению в государственной измене (Thuc. I. 94-95; 128; 130; Her. V. 32; Diod. XI. 44; Plut. Arist. 23; Cim. 6). Согласно Фукидиду, регент был полностью оправдан (I. 128. 3). Корнелий Непот подтверждает, что Павсания «освободили от обвинения, грозящего ему смертью», но добавляет при этом, что его присудили к денежному штрафу (Paus. 2. 6). Удовлетворение частных исков командиров союзных отрядов было, конечно, реверансом в сторону союзников. В целом благоприятный для Павсания исход суда свидетельствует о том, что его авторитет среди полисного руководства был еще достаточно велик. В 477 г. геронты и эфоры, составляющие судебную коллегию, были к нему настроены вполне благосклонно и не имели цели непременно его осудить.
Суд над Павсанием был явной уступкой союзникам. Тем, конечно, не нравился такой персонаж, как Павсаний. Но дело было не только в личных качествах спартанского адмирала. Их не устроил и сменивший его наварх Доркис, который прибыл в Византий тогда, когда Делосский морской союз под руководством Афин уже стал свершившимся фактом. Просто Павсаний своим вызывающим поведением дал союзникам удобный повод отказаться от уже тяготившего их военного руководства Спарты. И Геродот (VIII. 3. 2), и Эфор (Диодор) (XI. 44. 5-6) отмечали, что одиозный в глазах союзников стиль руководства Павсания облегчил афинянам их задачу, а спартанцев сделал более уступчивыми. В сложной политической игре между Афинами и Спартой поведение регента, включая его гипотетическое предательство, было только одной, правда, очень важной деталью.
11 У Аристида было превосходно развито политическое чутье. Он завоевал сердца союзников своим поведением, резко контрастирующим с грубыми выходками Павсания. По словам Плутарха, Аристид «был с союзниками кротким и гуманным, а также и Кимона он уговорил быть с ними сговорчивым и доступным» (Arist. 23.1; пер. С. Я. Лурье).
Как утверждает Фукидид, Спарта без всяких возражений и даже с радостью признала законным решение союзников передать Афинам командование объединенными силами (I. 95. 6). Такая нехарактерная для Спарты уступчивость, нелепая и немотивированная, с точки зрения Диодора (XI. 50. 1: Лаке8а1цоую1 т|9 0аХатт|9 a^0ßeßX|K0T69 аХоум?), конечно, требует разъяснений. Ведь в это время Спарта еще сохраняла реноме самого сильного в военном отношении государства. Фукидид объясняет этот акт миролюбия страхом спартанских властей, что «посланные за рубеж полководцы могут быть подкуплены» (I. 95.7). Эту же причину отказа Спарты от гегемонии приводит и Плутарх: «Когда лакедемоняне поняли, что слишком большая власть портит их военачальников, они добровольно отказались от главенства и перестали посылать на войну командующих, предпочтя господству над всей Грецией мудрую воздержанность граждан и верность их отеческим обычаям» (Arist. 23; пер. С. П. Маркиша).
В дошедшей до нас традиции верно расставлены акценты: спартанские власти действительно были встревожены и напуганы слишком активной деятельностью своих царственных полководцев за границей. Несмотря на то, что эти люди выполняли приказы, исходящие из Спарты, и, как правило, строго следовали инструкциям, тем не менее тревожил сам факт их нахождения за границей во главе большого войска. Спартанские власти болезненно реагировали на любые сигналы извне о неподобающем с их точки зрения поведении своих военачальников. И чем успешнее действовали спартанские полководцы за рубежом, тем более подозрительно к ним относились дома. Павсаний казался слишком независимой фигурой. И правящая элита, воспользовавшись жалобами союзников как удобным предлогом, в 477 г. сместила его с должности наварха. Но это, собственно говоря, не было наказанием, а только обычной сменой командующего. Резко негативным отношение властей к Павсанию стало только тогда, когда он, будучи вторично отозван из Азии домой, обратился за помощью к илотам (Thuc. I. 132. 4). Этим регент подписал себе смертный приговор. В Спарте подстрекательство илотов рассматривалось как тягчайшее государственное преступление. Оно означало объявление войны всему государству.
Фигура Павсания по-своему трагична. Его репутация была принесена в жертву так называемым государственным интересам. Мы согласны с мнением тех ученых, которые полагают, что после его позорной гибели власти были крайне заинтересованы в диффамации Павсания [Lang, 1967, p. 84 f.; Lazenby, 1975, p. 247 ff.]. Его прежние «грехи», на которые раньше власти смотрели сквозь пальцы, теперь ему припомнили. Среди них фигурировало и обвинение в том, что из-за него Спарта лишилась гегемонии в Эллинском союзе и была вынуждена передать ее Афинам. Вспоминали и его грубое обращение с союзниками, и наглые надписи, и неприемлемый для греков стиль руководства. Собранный против Павсания компромат стали использовать как доказательство того, что Павсаний «не желает как равный подчиняться спартанским обычаям» (I. 132. 2: '1сто? ßойХeст0аl eirni то!? ^ароисть)12. Но за всеми этими обвинениями стояла объективная реальность — Спарта, не обладающая собственным флотом, не имеющая больших людских и материальных ресурсов, просто не в силах была вести активную внешнюю политику. Такие значительные фигуры, как регент Павсаний и царь Леотихид II, выступавшие против свертывания внешне-
12 Перевод Г. А. Стратановского — лишь один из возможных вариантов в толковании этого не совсем ясного отрывка.
политических инициатив, были отстранены от власти насильственным образом, одного убили, а другого сослали (Her.VI. 72; Paus. III. 7. 9). При этом спартанские власти умело использовали их истинные или мнимые проступки для создания образа врага.
Литература
Рунг 2008 — Рунг Э. В. Греция и Ахеменидская держава: история дипломатических отношений в VI-IV вв. до н. э. СПб.: Ф-т филологии и искусств СПбГУ; Нестор-История, 2008. 472 с.
Строгецкий 1982 — Строгецкий В. М. Политическая борьба в Спарте в 70-е годы до н. э. (дело Павса-ния) // Проблемы античной государственности: сб. науч. ст. / под ред. Э. Д. Фролова. Л.: Изд-во ЛГУ, 1982.С. 60-85.
Berve 1967 — Berve H. Die Tyrannisbei den Griechen. Bd I. München: Beck, 1967. 510 S.
Blamire 1970 — Blamire A. Pausanias and Persia // Greek, Roman and Byzantine Studies (Durham). Vol. 11. 1970. N. 4. P. 295-305.
Gomme 1945 — Gomme A. W. A Historical Commentary on Thucydides. Vol. I. Oxford: Clarendon Press, 1945.
Lang 1967 — Lang M. L. Scapegoat Pausanias // Classical Journal. Vol. 63. 1967. N. 2. P. 79-85.
Lazenby 1975 — Lazenby J. F. Pausanias, Son of Kleombrotos // Hermes. Bd 103. 1975. Hf. 2. P. 235-251.
Nafissi 2004a — Nafissi M. Tucidide, Erodoto e la tradizione su Pausania nel V secolo // Rivista Storica dell' Antichità (Bolonia). T. 34. 2004. P. 147-180.
Nafissi 2004b — Nafissi M. Pausania, il vincitore di Platea // Contro le «leggi immutabili»: gli Spartani fra tradizione e innovazione / Ашга di C. Bearzot e F. Landucci. Milano: V&P Università, 2004. P. 54-90.
Rhodes 1970 — Rhodes P. J. Thucydides on Pausanias and Themistocles // Historia. Bd 19. 1970. Hf. 4. P. 387400.
Статья поступила в редакцию 12 декабря 2014 г.
