CC BY
68
В.В. Моисеева РОЛЬ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В АНТИНАРКОТИЧЕСКОЙ ПРОФИЛАКТИКЕ
Представители всех традиционных религий — христианства, ислама, иудаизма, буддизма — крайне обеспокоены стремительным распространением наркотиков в мире и активно включаются в борьбу с этой проблемой, объединяя свои усилия с государственными и общественными организациями.
Какова роль Русской православной церкви (РПЦ) в антинаркотической профилактике? Этому вопросу было посвящено исследование, проведенное сектором социальных проблем девиантного поведения Института социологии РАН, в ходе которого использовались качественные методы: интервьюирование, а также включенное наблюдение.
Православная церковь в настоящее время представляет собой реально действующий социальный институт, так или иначе влияющий на жизнь определенной части современного социума. Значительную роль в служении церкви играет благотворительность. Все приходы в той или иной степени, в зависимости от финансовых возможностей, помогают инвалидам, одиноким, старикам, многодетным
МОИСЕЕВА Виктория Владимировна — аспирант ГУГН, сотрудник сектора социальных проблем девиантного поведения Института социологии РАН.
Работа выполнена при поддержке РФФИ, грант № 06-0680236-06-300а
семьям, сиротам, бездомным. При храмах действуют приюты, богадельни, столовые для бедных, группы милосердия, благотворительные службы для неимущих, комиссии по благотворительности. Серьезным подспорьем для занимающихся социальным служением является опыт совместной работы РПЦ и светских научных и практических центров. Особую значимость приобретает работа по оказанию помощи наркозависимым и алкоголикам. За последние 10 лет церковь накопила значительный опыт по реабилитации наших соотечественников, попавших в сети наркомании. Созданы центры, общины, братства, которые помогают людям освободиться от тяжкого духовного и физического рабства.
Одна из причин обращения именно к качественному методу заключается в том, что обозначенная проблема — роль РПЦ в антинаркотической профилактике — практически не освещается в социологической литературе. Церковь представляет собой достаточно сложную структуру, имеющую отношение не только к области социального, но и сакрального, непознанного; оперирующую мистическими понятиями, интерпретация которых весьма затруднительна. Религия — это особая область сознания и чувств, особое мировоззрение и мироощущение, которое не поддается простому обнаружению стандартными методами, теория же не дает ответа на данные вопросы. Именно поэтому здесь применима поисковая стратегия, "открытая" на входе и формулирующая теоретические концепции в процессе исследования, а также ориентированная на познание переживаний, опыта, чувств людей и их практики, выраженных в их собственных высказываниях.
Кроме того, качественные методы дают возможность изучать людей в естественной обстановке, в полевых условиях, что позволяет получить более достоверную информацию.
В ходе исследования проводились интервью с пациентами трех реабилитационных православных центров1, а также экспертный опрос руководителей этих центров и групп реабилитируемых.
Респонденты для интервьюирования отбирались из числа тех пациентов, у кого уже сформировалась зависимость от психоактивных веществ — (ПАВ), и кто проходил реабилитацию. Поскольку большинство подобных лиц редко бывают социально сохранны, одним из оснований отбора было согласие пациента на проведение интервью.
В качестве экспертов были выбраны сотрудники центров. Вначале мы намеревались опросить священнослужителей, под руководством которых находятся центры, но этого осуществить не удалось в силу разных причин. Основным критерием для отбора экспертов было наличие у них следующих характеристик: практический опыт работы с зависимыми людьми в центре, наличие духовного образования и воцерковленность (т. е. активная религиозная жизнь — посещение богослужений, участие в таинствах и т.д.).
Уже на этапе установления контактов с объектом изучения возникли первые трудности. Сотрудники всех реабилитационных православных центров крайне настороженно отнеслись к возможности внедрения в их организацию любого по-
1 В Москве — Душепопечительский православный центр реабилитации пострадавших от псевдоре-лигиозных организаций и оккультизма во имя св. прав. Иоанна Кронштадтского в Крутицком подворье под руководством д-ра мед. наук иеромонаха Анатолия (Берестова); Душепопечительский центр для наркологических больных Дома милосердия при храме подмосковного села Ромашково под руководством врача-психиатра Алексея (Бабурина). В Санкт-Петербурге — С.-Петербургский православный клуб "Бодрствование" во имя св. муч. Вонифатия при церкви во имя иконы Божьей Матери "Неупиваемая Чаша".
стороннего лица. Если все же удавалось договориться о встрече, потенциальный респондент мог просто на нее не явиться без объяснения причин. Необходимым условием для разрешения проведения интервью было обязательное наличие у исследователя благословения священника и, по возможности, активное участие в религиозной деятельности. В результате из запланированного количества центров было обследовано всего три.
Внедрение в организацию проходило постепенно. На первом этапе все контакты осуществлялись с обычными сотрудниками центров (например, с травницей, оказывающей помощь одному из центров, бывшим психологом, в настоящее время работающим в центре в качестве волонтера, курсантами духовного университета). После того, как выяснялись причины и цели исследования, а также степень причастности исследователя к религиозной жизни, принималось решение о допуске к руководителю организации или группы. Вторым шагом был непосредственный контакт с экспертом. На этом этапе также приходилось постоянно доказывать свою причастность к религиозной жизни, чтобы получить разрешение на беседу. Например, один из руководителей центров, прежде чем дать согласие на интервью с ним, ненавязчиво настаивал на необходимости посещения исследователем церковных служб и участия в церковных таинствах. Исследователю было предложено перед интервью участвовать в исповеди.
Экспертный опрос проводился в форме фокусированного полуструктуриро-ванного интервью. Его цель состояла в том, чтобы выяснить, насколько эффективно, с позиции самих церковнослужителей, Русская православная церковь сегодня в состоянии противостоять наркотизму, какие действия ею предпринимаются, как осуществляется процесс реабилитации, с какими трудностями приходится сталкиваться. Сценарий интервью содержал в себе тематические блоки. Сначала задавались общие вопросы относительно того, как РПЦ понимает проблему наркотизма (алкоголизма) и в чем видит ее причины. Далее задавались более частные вопросы. Здесь основной упор делался на выяснение того, какого рода профилактическую деятельность в состоянии сегодня оказывать церковь: первичную, вторичную или преимущественно третичную. Задавался вопрос и о том, как сам эксперт оценивает эффективность деятельности РПЦ в борьбе с наркоманией, что препятствует ее участию и что могло бы способствовать. Последний блок вопросов касался уже непосредственно деятельности того центра, сотрудником (или руководителем) которого являлся эксперт. На этом этапе важно было выяснить, существует ли какая-нибудь программа реабилитации, насколько она эффективна, по мнению экспертов. Также интересным представлялось получение социально-психологического портрета людей, обращающихся в центр.
Следующим шагом был непосредственный опрос пациентов, проходящих реабилитацию. Выяснялись причины и условия обращения зависимого именно в православный центр реабилитации, изучались методы и программы, использующиеся в данном центре, их эффективность с точки зрения самих пациентов. Предпринималась попытка проследить жизненные пути людей, находящихся на лечении. Были сформулированы тематические блоки, касающиеся жизни человека до первого употребления ПАВ, обстоятельств первой пробы употребления ПАВ и последующего формирования зависимости, а также реабилитации в центре. Был проведен ретроспективный анализ детства, где особый интерес представляло то, являлась ли семья опрашиваемого или он сам верующими, крещеными до обращения в центр, отношение к религии вообще. Кроме того, выяснялись те условия жизни респондента, которые могли подтолкнуть его к употребле-
нию психоактивных веществ, — побег из дома, суицидальные попытки, агрессивное поведение, криминальное прошлое и т.д.
На данном этапе также возник ряд трудностей. Такие темы, как "обстоятельства первой пробы", "добыча средств на ПАВ", "наличие криминальных связей", "попытки суицида" и др., являются глубоко латентными и зачастую вызывают у респондента неприятные воспоминания, тревогу и чувство страха, боязнь, что информация окажется в правоохранительных органах.
Вот диалог интервьюера с Алексеем, наглядно демонстрирующий опасения последнего.
И. — Можешь примерно рассказать, как вы доставали на героин деньги?
Р. — Ой, очень по-разному (пауза).
И. — Ну, может, у вас были какие-то фишки? Коронный номер? Или излюбленный метод?
Р. — Ну, да (респондент показывает скрещенные пальцы в виде решетки). Вот такой метод наш был любимый (шепотом).
И. — Немножко незаконный, да? (Смех.)
Р. — Ну, да, да (шепотом). Только ты обещала не сдавать, да?Я запомнил. (Смех.)
И. — У меня исключительно научный интерес.
В то же время, нельзя не упомянуть, что для некоторых респондентов воспоминания о столкновениях с правоохранительными органам вызывают чувство гордости:
И. — Ведь на наркотики нужны деньги? Как же вы доставали средства?
Р. — Угу. Ну семья-то у нас тоже (...) не богатая, прямо скажем. Ну, уличные махинации, там (очень оживленно, с интересом и азартом), аферы, там, кого-нибудь там (смеется). А достать легко. Всегда доставал.
При изучении процесса реабилитации в центре остро встала проблема разделения истинного мнения респондента от идей, внушенных священнослужителем. Попытка четко разграничить, где респондент высказывает собственное мнение, а где он говорит устами своего духовного наставника, а также выяснить, верит ли он сам в то, что говорит, оказалась трудновыполнимой, поскольку у многих респондентов просто отсутствовали навыки рефлексивного мышления. В результате при анализе первых трех интервью, несмотря на некоторый исследовательский опыт, позволивший разработать корректный сценарий интервью и грамотно сформулировать вопросы, мы получили социальное клише, некоторую социальную установку, что "только Бог может помочь избавиться от зависимости".
Алексей:
"Воцерковлять надо молодежь обязательно. Только православие может защитить, помочь. Вот. Только истинная вера, да? Как это? А, ну, духовность, то есть да, духовное возрождение, вот".
Александра:
"Надо, конечно, стараться больше (очень тихо) (пауза). Больше читать, чаще ездить на службу, вообще (...) интересоваться всем этим. Иначе опять можно... Ну, это. А пока ты с Богом, этого не произойдет. Не должно произойти. Стоит расслабиться, и все. Слово забыла. Да, "должно быть постоянное трезвение" или как-то так. Ну, как бы голову держать трезвой, не в смысле наркотиков, а по жизни... Вообще (с глубоким вздохом) спасение России, я считаю, только в церкви".
Юля из центра в Ромашкове:
"Отец Алексей мне здесь раскрыл глаза. Теперь-то я понимаю, что была неправа и что без Бога жить нельзя. Только в вере можно измениться. Церковь очищает, лечит. Нет, нет, Бог, конечно, лечит, ну и церковь, ну все такое".
У Антона более выражена собственная позиция и независимость мнения:
"...только испытав на себе все, на своей шкуре испытав это, да, понимаешь, что без Бога-то никуда. Вот, то есть я хочу бросить, да? У меня есть желание такое бросить, а сил нет, ну, соблазн такой, понимаешь? Вот начинает меня крутить, там туда-сюда, сразу молитву читаешь, раз, отпускает. ...Нет, кто этого не испытывал, тот не поймет, ну, я не знаю, как объяснить. Важно не относиться к церкви, к кресту, к исповеди, к молитве как к палочке волшебной. То есть не просто, там, плохо, помолился, да? А просто верить. Это от слова "доверие".
Для человека, страдающего зависимостью, такие установки и стереотипность мышления могут иметь свои плюсы и минусы. С одной стороны, внушенные респонденту идеи или мировоззрение его духовного наставника могут играть существенную положительную роль в процессе профилактики и реабилитации. Об этом свидетельствуют медики и светские психологи, утверждая, что влечение к наркотику может быть ограничено только чем-то противоположным и более сильным, чем наркотическое пристрастие. Болезненная страсть к наркотику подчиняет себе психику больного, и необходимо найти нечто, что сохраняет для больного свое значение, пусть оно и подавлено. На наш взгляд, вера в высшие силы, в Бога, как раз и может стать тем новым сильным пробудившимся чувством, вызванным или сформированным духовным наставником и способным, по крайней мере, на время, снизить или заменить влечение к наркотическому веществу.
С другой стороны, стереотипность мышления и наличие определенных клише в мышлении является важным фактором приобщения к употреблению психоактивных веществ. Установки типа: "В жизни нужно все попробовать" или "Наркотики — это модно, стильно" и т.д. — весьма распространенные ответы наркоза-висимых на вопрос о том, почему они начали употреблять то или иное психоактивное вещество. (Данные исследования, проведенного сектором социологии девиантного поведения Института социологии РАН в школах с этнонациональным компонентом в Москве, Казани, Тюмени в 2004 г.)
Описанная выше методическая проблема является актуальной не только при исследовании лиц, употребляющих ПАВ, но и при изучении всего девиантного поведения. Для преодоления этой проблемы методологами разработан целый ряд способов и методик. Так, при обнаружении социального клише, внушенных стереотипов задачей исследователя при составлении опросника является нахождение и разработка так называемых опорных точек, или опор памяти, чтобы с их помощью выйти на необходимую информацию. Другим способом является постоянное стимулирование респондента высказывать свое личное мнение, а не "мнение вообще". Здесь важно лексическое построение вопросов, чтобы при необходимости снять или увеличить суггестивность в зависимости от цели. Исследователи часто прибегают к вопросам-фильтрам, или контрольным вопросам, а также к специальным категориям социально-психологических вопросов, позволяющих сформировать или сбить установку.
По признанию всех опрошенных наркозависимых, они были крещеными еще в детстве. Никто из них или их родителей не являлся атеистом, и хотя во многих случаях отношение к православной религии было лишь формальным, ограничивающимся празднованием религиозных праздников, все респонденты отметили, что "знали о Боге". Можно предположить, что их "знание о Боге" является культурологическим фактором.
Р. — Да, я верил, верил, и в церковь ходил, и бабка у меня верующая была. Да. Она меня и покрестила...
И. — Антон, то есть ты, несмотря на веру, все равно начал употреблять? Как же так получилось?
Р. — Да, я что знал, что ли, что стану вот так, ну, что втянусь? Это же было так просто, развлекуха, весело.
И. — То есть ты не понимал, что это грех?
Р. — Да, я (пауза), откуда я мог знать-то?
Некоторые респонденты посещали изредка храм, находясь в наркотической зависимости.
Р. — И в церковь ходил, и на службы ходил, и на исповеди ходил. Я мог прийти, знаешь, под кайфом на исповедь.
И. — То есть ты исповедовался в том, что употребляешь наркотики?
Р. — Да, не-е-е-т, я и не знал даже, что это грех. Так просто, ну заведено у нас так было, раз в год — на исповедь, там, на службу, да?
"Начну я с того, что верил я всю жизнь, в принципе, всю жизнь. У меня мать верующая, я крещеный, да? Верил все время, в принципе, ну вот как себя помню... Но вел образ жизни, можно сказать, неверующего человека. Да, меня крестили, но я, например, ходил в церковь под наркотиками. Вот так все это было, все так начиналось. А свою жизнь без наркотиков, честно говоря, я ее такой не помню, особо".
Как следует из большинства интервью, респонденты не считали, что употребление наркотиков и ведение религиозной жизни — вещи не сопоставимые. Для них посещение храма было одним делом, наркотики — другим. Не зная глубоко основ православной веры, никто из респондентов не предполагал, что ведение наркоманского образа жизни с точки зрения церкви — это грех.
Предполагалось, что в православные реабилитационные центры чаще обращаются люди из малообеспеченных слоев населения, поскольку лечение и реабилитация в них являются практически бесплатными, тогда как во многих государственных центрах происходит коммерционализация процесса реабилитации, а стоимость лечения в частной клинике составляет не менее 3 тыс. долл. Однако наше предположение не вполне подтвердилось. Среди опрошенных оказались и подростки из состоятельных семей, которые уже имели опыт лечения в коммерческих клиниках. При этом их донаркотическое прошлое не было отягчено тяжелыми жизненными обстоятельствами, семейными проблемами, ссорами и непониманием со стороны близких или другими негативными факторами, способными повлиять на начало употребления. Напротив, некоторые отметили, что у них было замечательное детство. Приобщение к наркотикам являлось для них своего рода компенсаторным поведением, так как все из них отмечали большую загруженность в школе и институте, а свое пристрастие объясняли желанием расслабиться.
Роман:
"Я честно скажу, я не понимаю, не знаю, как это случилось. Я закончил школу, и хорошо закончил. Нет, там не красный диплом, но я нормально учился, понимаете? Потом экзамены, потом поступил. Вернее, сначала в один не поступил, давай в другой сдавать. Поступил. И в семье у меня отношения теплые. С мамой всегда нормально общался, с отцом тоже вроде, ну не ссорился. Я вообще был достаточно правильным. Я устал, захотелось чего-то такого, ну, не знаю, другого. А то жил так, как бег с препятствиями, все успей, везде будь на первом месте. Устал".
Во всех случаях выбор именно православного центра реабилитации был случайным. И даже когда респонденты признавали, что центр для них — последняя надежда, из интервью с ними следовало, что он был выбран вовсе не потому, что
является православным, а по той причине, что лечение в других местах не дало результатов.
Материалы настоящей статьи не исчерпывают всех поставленных нами задач. Многие интересующие нас вопросы остались пока без ответа. Но исследования продолжаются, и мы надеемся расширить свои представления относительно роли Русской православной церкви в антинаркотической профилактике.
Russian Orthodox Church has joined in the struggle against drug use, including programs for rehabilitation of drag addicts. The article describes experience of interviewing patients of church rehabilitation centers and their leaders.
