CC BY
13ИСТОРИЯ русской литературы
УДК 821.161.1
РОЛЬ НЕОПУБЛИКОВАННОЙ ПОЭМЫ «ДИМИТРИЙ ДОНСКОЙ» В ПОЭТИЧЕСКОМ СТАНОВЛЕНИИ Н. А. МАРКЕВИЧА1
Курьянов Сергей Олегович,
доктор филологических наук, доцент, заведующий кафедрой русской и зарубежной литературы, Таврическая академия, ФГАОУ ВО «Крымский федеральный университет имени В. И. Вернадского», e-mail: so_k@inbox.ru
В статье показывается роль неопубликованной поэмы поэта пушкинской эпохи Н. А. Маркевича «Димитрий Донской». Его творчество, пришедшееся на вторую половину 1820-х и начало 1830-х годов может являться хорошим иллюстративным материалом к пониманию путей развития литературы в российском обществе первой половины XIX века. Анализируются поэтические сборники Н. А. Маркевича «Стихотворения. Элегии. Еврейские мелодии» (1829), «Стихотворения эротические. Паризина» (1829), неопубликованные стихотворения 1820-х годов, а также неопубликованная поэма «Димитрий Донской» (1827-1828).
В стихотворениях поэта 1820-х годов, как опубликованных, так и не опубликованных, отчётливо заметно эпическое начало. Склонность к эпичности, использование элементов сю-
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-012-00430.
© С. О. Курьянов, 2019
жетного повествования способствовали созданию поэмы «Димитрий Донской». В своих принципах изображения исторической действительности Н. А. Маркевич во многом следует за авторами эпических поэм, прежде всего за М. М. Херасковым, но творчески усваивает и применяет достижения литературы предыдущего периода. В идейном плане поэму можно считать едва ли не вершиной в процессе становления мировоззрения Н. А. Маркевича: ему удалось значительно подняться над всегда им владевшей идеей национально-освободительной борьбы и вплотную приблизиться к пониманию того, что народы России смогут свободно развиваться лишь совместно на основе полного равенства и законности.
Ключевые слова: поэтический сборник, неопубликованные произведения, эпическая поэма, идея национально-освободительной борьбы, идея единства, русская литература, Димитрий Донской, Н. А. Маркевич.
Постановка проблемы. Николай Маркевич, отнюдь не будучи писателем первого ряда, интересен тем не менее и как поэт, и как историк и этнограф, на примере деятельности которого хорошо заметны направления развития литературы и гуманитарных наук в российском обществе первой половины XIX века, но более всего он интересен своими связями и общением в литературной, окололитературной и научной среде, что было запечатлено самим поэтом в дневниках и мемуарных записках. Малороссийское происхождение Н. А. Маркевича заметно расширяло круг его интересов и знакомств. Он был почти на пять лет младше А. С. Пушкина и скончался за год до смерти Т. Г. Шевченко. Его товарищами по Благородному пансиону при Петербургском университете были С. А. Соболевский, Л. С. Пушкин, М. И. Глинка, П. В. Нащокин, Н. А. Мельгунов. В этом кругу декабристы и деятели русской и украинской культуры В. К. Кюхельбекер, А. С. Пушкин, А. А. Дельвиг, Е. А. Баратынский, В. А. Жуковский, К. Ф. Рылеев, Ф. Н. Глинка, И. И. Пущин, П. И. Пестель, В. Л. Давыдов, С. Г. Волконский, П. Х. Граббе, И. П. Котляревский, Т. Г. Шевченко, П. Я. Чаадаев, В. Л. Пушкин, П. А. Вяземский, Н. М. Языков, Н. В. Гоголь, Е. П. Гребёнка, М. С. Щепкин, Ф. В. Булгарин, Н. В. Кукольник, С. П.
_№ 1, 2019, вопросы русской литературы
Шевырёв, М. П. Погодин, Н. А. и Кс. А. Полевые, М. А. Максимович, О. М. Бодянский и многие другие. Он был знаком с А. Мицкевичем и В. С. Караджичем.
В целом, благодаря невысокому дарованию поэта и зависимости его взглядов от колебаний общественных настроений, творчество Н. А. Маркевича 1820-х - начала 1830-х годов оказалось значительным для истории русской литературы прежде всего тем, что показывало, как эволюция культурных и социальных процессов отражалась на литературном движении.
Цель данной статьи - показать эволюцию литературных пристрастий и идейных предпочтений Н. А. Маркевича в активный период его поэтического творчества (1820-е - 1830-е годы).
Изложение основного материала. Первые стихотворные пробы Н. А. Маркевича относятся ко времени пребывания в Благородном пансионе, то есть ко второй половине 1810-х годов. Но наиболее активный период творчества пришёлся на вторую половину 1820-х - начало 1830-х годов, когда появлявшиеся на протяжении 1820-х годов в периодической печати оригинальные и переводные произведения поэта были оформлены в три поэтических сборника, изданных в Москве в 1829-1831 годах.
I.
Первый поэтический сборник - «Стихотворения Н. Маркевича. Элегии. Еврейские мелодии» - составляли переводы двадцати трех элегий и восьми «еврейских мелодий» Дж. Г. Байрона - первая в России попытка целостного перевода байроновских циклов.
Выполнены они были с использованием большого количества романтических аксессуаров. В передаче мыслей и чувств великого британского поэта Маркевич не был оригинален: он неплохо усвоил художественную манеру К. Н. Батюшкова и В. А. Жуковского и с успехом использовал их достижения, прежде всего в области художественной формы:
Луна! Твоим лучам равно воспоминанье О наслажденьях прежних лет:
вопросы русской литературы, 2019, № 1_
Других времен далекий свет, -Протекших радостей сиянье,
Для нас озарено небесной красотой, Оно задумчивость рождает;
Но слабый луч его на сердце оставляет Печали хлад и мрак ночной.
Мелодия I [5, с. 63].
Ещё раз заметим, что автор особо заботился о форме, стремясь к оригинальности зрительного восприятия стихотворения; хотя и мысль донесена, и настроение создано. В полном соответствии с романтической традицией поэт нарочито соединяет слова таким образом, чтобы полностью лишить образ конкретики: например, луч у него - «нежный и туманный», свод небес - «эфирный и пространный». В некоторых случаях (мы имеем в виду весь сборник) поэту не хватает опыта, чувства такта, меры, чтобы не сбиться на прозаизм сразу после романтической выспренности:
Столбом взовьется прах, во тьме леса завоют, Из черных туч ударит гром И разорение кругом.
Элегия VI [5, с. 14].
В произведениях сборника встречаем предостаточно романтических штампов: «вихрем землю взроют», «черные тучи», «тяжкие слезы», «ветра стон», «печальная луна», «печали хлад», «мрак ночной» [см.: 5, с. 14, 39, 63]. Широко использован излюбленный романтиками антропоморфизм: «солнце скрылось», «гора увенчана лучами», «природа погрузилась в сон», «морского ветра стон» и др. [см.: 5, с. 14, 38-39]. Много контрастных описаний (к примеру: «протекших радостей сиянье» / «печали хлад и мрак ночной»). Романтические «излишества» представлены здесь в полной мере.
Впрочем, В. И. Маслов считал переводы Маркевича слабыми, называя переводчика «малоталантливым» и «второстепенным байронистом» [13, с. 33].
_№ 1, 2019, вопросы русской литературы
Конечно, если рассчитывать все по формуле В. А. Жуковского («переводчик в прозе - раб, переводчик в стихах - соперник»), то Н. А. Маркевича «соперником» Байрона назвать трудно, хотя современники отдавали ему должное.
Анонимный рецензент в «Московском телеграфе», в котором можно угадать Кс. А. Полевого, отмечал «внутреннее достоинство его Стихотворений». «Г.<осподин> Маркевич, - читаем далее, -имеет дар писать сильные, звучные, иногда истинно образцовые стихи, но вместе с сим он не обращает внимания на стихи слабые, прозаические, которые у него, хотя и редко, также попадаются» [14, с. 262-263].
Это утверждение может быть отнесено и ко второму поэтическому сборнику - «Стихотворения эротические Н. Маркевича» -вместившему в себя двадцать переводов из Э. Парни, десять оригинальных стихотворений и перевод поэмы Дж. Байрона «Паризи-на».
Переводные произведения порой удаются Маркевичу замечательно, особенно миниатюры:
О дуб, столетний дуб! ты зеленью густою Когда-то сокрывал восторг любви моей, -Скажи ты путнику, который здесь, порою, Приляжет отдохнуть под зеленью твоей: Что ты всех прелестей здесь видел совершенство, Что милая моя здесь провождала дни, Что если б умирать возможно от блаженства, Я умер бы в твоей тени.
К дубу [4, с. 36].
В стихотворении нет ни одного лишнего слова, что придает ему смысловую и композиционную завершенность и скрадывает банальные рифмы.
Оригинальные стихотворения отнюдь не так хороши. Сквозит в них некоторая небрежность, незавершенность. Впрочем, не всегда.
вопросы русской литературы, 2019, № 1_
Хорошо продуманным не только композиционно, но и стилистически выглядит элегия «Родина». Построено оно в традиционном романтическом ключе: на контрасте, на антитезе.
Родина, как бы хороша она ни была, не прельщает лирического героя, если рядом нет любимой - в этом смысл произведения. Маркевичу удалось приметить вполне осязаемые, «выпуклые» черты Отчизны:
Настанет утра час, румяной полосою Подернут дальний свод небес, Туман подымется прозрачной пеленою,
Пробудится дубовый лес, Перекликаяся с пастушеской свирелью,
Младая роща зашумит, И соловей в кустах пленяет звонкой трелью; И на траве роса блестит...
Родина [4, с. 29-30]
Заметим, что, наряду с традиционными абстракциями романтического произведения («румяной полосою», «сводом небес», «туманом»), появляются черты конкретного мира: достаточно было ввести в контекст указание, что лес - «дубовый», а несколькими строками позже заметить, что ветви - «мшистые» и липы - «корнистые», как вся картина отчасти лишается романтической отвлеченности.
«Родина» - стихотворение в своем роде показательное для оригинальных произведений сборника, все они объединены тематически - они о любви, в то же время они демонстрируют стремление Маркевича к детализации, а не отвлеченным романтическим образам.
Любовные страданиями лирического героя сборника - это не тяжелое, гнетущее чувство, а светлая грусть, дарящая блаженство (попутно заметим, что общий пафос стихотворения заметно снижают банальные глагольные рифмы):
_№ 1, 2019, вопросы русской литературы
Я счастлив, потеряв покой. собой ты землю украшаешь, Одной улыбкой жизнь даришь, свободу взором отнимаешь И рай в подсолнечной творишь.
Водопой [4, с. 14].
Поскольку лирический герой сборника - драгун, поэтому часть стихотворений пронизана подробностями армейской жизни («Водопой», «Вчера»). Но где бы ни был поэт, что бы ни делал - перед ним образ любимой:
Вы, оживленные улыбкой, Как роза, свежие уста, Зубов жемчужных красота! Как молодая тополь, гибкой, Возвышенный и стройный стан!
Как серна, быстрые в стремленьи Две ножки в узких башмачках...
И вы, две нежные руки...
Прелести [4, с. 17-18].
Романтическая поэтика не мешает увидеть в стихотворении «Прелести» уже намечающийся рисунок того типа женской красоты, который скажется в дальнейшем в «Украинских мелодиях»: ясные глаза, темно-русые волосы, пламенный румянец, уста -как роза, стройный стан - как тополь и т. п.
Воспоминания о встречах с возлюбленной помогают герою не забывать о подробностях, перебирать их в своей памяти. Стихотворения наполняются краткими описаниями свиданий, отражающих вполне определенные жизненные реалии. Отвлеченные романтические мечтания, запечатленные в «Элегиях» и «Еврейских мелодиях», уступают место жизненной конкретике:
Забыла ль ты, когда я с мрачною тоскою В Ольшане по садам в забвении блуждал, Как на коленях я стоял перед тобою, Как в страхе и в слезах я приговора ждал?
Уверение [4, с. 22].
То же находим в элегиях «Вчера», «Луна», «Родина».
Правда, романтическое мировидение заставляет поэта нередко обращаться к событиям непонятным и загадочным, как, например, в стихотворениях «Две картины» и «Ночь». Сюжет их романтически неконкретен, необъяснимы побудительные причины действий героев.
Но в большинстве произведений хорошо заметна неожиданная в лирическом опусе эпичность, сюжетность: у поэта хорошо заметно желание рассказывать и показывать, более того - искать объяснение происходящему, как в стихотворении «Ночь», где следует изображение фантастических событий, но после поясняется, что это всего лишь лишь сон.
II.
В двух первых поэтических сборниках Н. А. Маркевича хорошо прочитывается его мироотношение: концепция жизни - загадка, ее смысл - любовь. И это вполне соответствует мироощущению молодого начинающего поэта. Однако не только эти поэтические мотивы свойственны Н. А. Маркевичу в это время.
Многие литературные пристрастия Маркевича сформировались благодаря влиянию и вкусам Кюхельбекера - преподавателя русской словесности в Благородном пансионе при Главном педагогическом институте в Санкт-Петербурге, где учился будущий поэт и историк Малороссии. В числе любимых писателей старшего поэта и их произведений ученик называл А. Д. Кантемира («сатиры... были любимым его чтением»), Г. Р. Державина («этот гений образует большие таланты и убивает небольшие»), Н. М. Карамзина («ставил недостижимым совершенством слога»), К. Н. Батюшкова («проза и еще более стихи»), В. А. Жуковского («изучал и давал изучать»), М. В. Милонова (был высокого мнения о сатирах), «про-
зу <М. Н.> Муравьева и <Н. И.> Тургенева, Киршу Данилова»; «из теории он рекомендовал Грамматику и Метрику Востокова и Словарь древней и новой поэзии Остолопова». П. А. Катенину «не отказывал в большом даровании, но говорил, что этот писатель лишен всякого эстетического чувства» [12, л. 22 об. - 23]. Эти же имена встречаем и в критических работах В. К. Кюхельбекера «Взгляд на текущую словесность» (1820), «Видение на горе Парнас» (1820), «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее время» (1824). Оценки литературного процесса в России рубежа 1810-1820-х годов, даваемые в них Кюхельбекером, полностью совпадают с оценками, встречающимися в записках Н. А. Маркевича.
«У Кюхельбекера, - свидетельствует Н. А. Маркевич, - я бывал..., когда он квартировал у нас на бельведере, откуда виден был Кронштадт; и после, когда он квартировал в Конюшенной, когда я был уже не школьник; между днями моего выхода из пансиона и моего выезда из Петербурга. Дельвиг, Баратынский, А. Пушкин съезжались к нему по вечерам, и это были превеселые часы. В прелестных стихах и в умных критиках недостатка не было. Чай с московскими сухарями услаждал поэтов, и эти сухари, которые по лавочкам в банках продаются, мне всегда напоминают вечера в Конюшенной у Кюхельбекера» [12, л. 4].
«Кюхельбекер, - писал впоследствии Н. А. Маркевич, - дал мне <А. Х.> Востокова, кое-что растолковал и обратил мое внимание на входившие тогда в употребление Гекзаметры». Урок был усвоен: Маркевич написал гекзаметрами свое первое стихотворение с характерным для романтизма и для его пятнадцатилетнего возраста названием - «Гроб», получившее высокую оценку Ф. Н. Глинки, если верить воспоминаниям самого автора. Е. А. Баратынский «вытвердил их наизусть», чем совершенно поразил Н. А. Мар-кевича в 1829 (!) году [11, л. 28]. «Жуковский после напечатал их в Невском Зрителе» [12, л. 21 об. - 22].
Стихотворение «Гроб» для начинающего поэта показательно: Н. А. Маркевич обращает внимание на детали, а это как раз то, что пригодится ему в процессе работы над его «Украинскими мелодиями»:
Страшно подумать о том, как в досках гробовых мы запремся! <.... >
Червь по венцу поползет, от ветру шетнувшися, стукнет В кровлю гробовую крест и тяжелой земли не сдержавши, С треском развалится гроб, и с громом протяжным, подземным В очи впалые прах, и в уста отверстые рухнет... Если ж обмерший там был, о горе, когда он очнется! <... >
Страх поднимет его, но нет! он не встанет несчастный! Дух займется в груди, он гласом ужасным застонет, -Стон за могилу пройдет; но лишь вран на кресте встрепенется, Странник оттоль побежит, и страдалец от глада, от жажды, В муках тяжких умрет, и ужасную смерть не узнают [7].
Н. А. Маркевич, начиная литературное поприще, сразу показывает себя поэтом, явно тяготеющим к романтическому - необычному, исключительному, но при этом отказывается от благозвучности стиха и показывает стремление к эпичности, детализации. Складывающуюся манеру повествования он в дальнейшем с успехом применит и при создании поэмы «Димитрий Донской», и при написании «Украинских мелодий». Любопытен сам выбор гекзаметров для описания задуманной картины: степенные стихи удачно подходили для изложения темы произведения.
Стихотворение «Гроб» не осталась незамеченным и для А. С. Пушкина. Несмотря на положительные отклики В. А. Жуковского, Ф. Н. Глинки, Е. А. Баратынского, старший поэт старался аккуратно направить начинающего поэта по тому пути, который сам считал единственно верным: «<А. С. > Пушкин, сидя возле меня на классной скамье, советовал писать стихи с рифмами, "не отнимая у публики одного из наслаждений, к которому привыкла она", - это подлинные его слова» [12, л. 21 об. - 22]. Этот урок также не прошел даром: более к гекзаметрам молодой поэт не прибегал.
С начала 1820-х годов перед Н. А. Маркевичем также стояла задача создания особенного образа лирического героя, отвечающего его собственным представлениям о поэте. Так в стихотворе-
_№ 1, 2019, вопросы русской литературы
нии «Я» (1828) впервые складывается облик бесшабашного молодого поэта, который в несколько измененном виде перейдет и в его первые поэтические сборники. Здесь хорошо заметны черты героя, пренебрегающего чинами, знатностью и богатством ради служения музам:
Пусть говорят, что я дурак; Но я воспользуюсь летами; Любя красавиц и арак, Я не горюю за чинами. Примера не беру с отцов, Молвы я не ищу спесивой, Те добивались до чинов, А их сынок - плохой служивой. <... >
На мне ж не блещут позументы, На мне не только нету ленты, -Владимира в петлице нет: Зато я счастлив, я поэт
[10, л. 11].
В других произведениях отчетливо звучат гражданственные, вольнолюбивые настроения, как, например, в стихотворении «В альбом И. В. М.» (1823), в котором заметно слышится влияние декабристской поэзии:
Я ведаю твои желанья: Отчизны дорогой своей Ты слышишь тяжкие стенанья Под игом Варварских цепей? Дай Бог, чтобы они упали И притеснителя сковали. Чтобы в свободе золотой Мы были счастливы с тобой
[9, л. 43 об.].
Без начальных строк это стихотворение воспринимается вполне как явное следование пушкинскому «К Чаадаеву ("Любви, надежды, тихой славы.")», как выступление против тирании, в духе декабризма. Но начальные строки говорят о другом - о «Малороссии» и, следовательно, об освобождении от национального гнета. Нетрудно, однако, догадаться, что под «притеснителем» понимается отнюдь не русский народ, а русский царь.
Но трудно объяснить одной лишь идеей освобождения от национального гнета замысел неопубликованной поэмы «Димитрий Донской».
III.
Появление поэмы не было случайностью. И дело здесь не только и не столько в идейной направленности поэтического творчества Н. А. Маркевича, сколько в общей тенденции, в стремлении к эпическому художественному воспроизведению действительности.
Произведение написано в 1827-1827 годах, сразу после восстания декабристов, казни руководителей бунтовщиков и судебном решении о каторге и ссылке для всех, кто имел отношение к бунту. Тем интереснее в связи с этим умозаключения, сделанные поэтом.
Единственная попытка анализа поэмы была предпринята Е. М. Косачевской [см.: 2; 3, с. 62-69]. Но исследовательницу занимали лишь общественно-политические взгляды Маркевича, его отношение к декабризму. Строки поэмы (не всегда удачно) использовались для иллюстрации выводов именно в этом направлении. Нас же интересует художественная сторона произведения.
Сюжет поэмы (всего были написаны три песни) прост, но замысел интересен.
Песнь первая посвящена совету русских князей перед походом к Дону Много внимания уделено словам каждого, разъяснению платформы, на основе которой происходит объединение русских князей под руководством Димитрия. Собранные под знамя московского князя, русские войска направляются к берегам Дона. Во время привала Димитрию является видение - Богиня, именующая себя «бранной Россией». Она предрекает князю победу и направляет его к Сергию Радонежскому для благословения, а также с тем, чтобы
он взял с собой необходимых в грядущем бою Ослябю и Пересвета.
Димитрий с небольшим отрядом соратников направляется в Троицкую обитель. Получив благословение святого старца, Димитрий вместе с идущими на брань Ослябей и Пересветом устремляется вдогонку за ушедшим войском. Об этом вторая песнь.
Без устали мчится отряд князя, но силам есть предел. И через три бессонные ночи всадники устраивают привал на берегах небольшой реки. Все, сморенные долгой дорогой, тотчас засыпают, но Димитрию не спится. И вот в сиянии озаренной луной реки к нему подплывают прекрасные девы-русалки. Они завораживают князя своими песнями, играми и танцами, манят, зовут за собой. И князь уже начинает забывать то, к чему стремился, уже готов идти за ними. Но с этот момент появляется дивная богиня Россия, которая и напоминает Димитрию его предназначение, она ведет его за собой в прекрасные чертоги и показывает то, ради чего он и спешит на кровавую встречу с Мамаем, приоткрывает завесу над будущим страны. И видит князь свою могучую Родину, ее победы и свершения, выдающихся государственных деятелей, полководцев, писателей и поэтов - славу России, той России, ради которой падет не одна русская головушка на поле Куликовом, ради которой и ведет свое войско к берегам Дона Димитрий, князь московский. Так заканчивается третья, последняя песнь.
Уже после написания трех песен «Димитрия Донского», в 1829 году, Н. А. Маркевич издаст любопытную книжечку - «Пиитическая игрушка, отысканная в сундуках покойного дедушки классицизма. Соч.<инение> Н.<иколая> М.<аркевича>» [6; см. об этом: 1]. В ней в ироническом виде будет представлен набор классицистических штампов, годных для написания небольших поэтических сочинений на все случаи жизни. Действительно - игрушка, имеющая притом полемическое значение: аргумент в споре романтизма с классицизмом. Имея ее в виду, можно подумать, что со всякими классицистическими тенденциями Н. А. Маркевич расстался давно и навсегда.
Но по странной иронии судьбы именно классицистические тенденции оказали сильное влияние на поиск путей реализации замыс-
вопросы русской литературы, 2019, № 1_
ла поэмы о Куликовской битве. Работая над «Димитрием Донским», Маркевич показал себя примерным учеником М. М. Хераскова.
Пою от варваров Россию свобожденну, Попранну власть татар и гордость низложенну; Движенье древних сил, труды, кроваву брань, России торжество, разрушенну Казань. Из круга сих времен спокойных лет начала, Как светлая заря, в России воссияла.
Откройся, вечность, мне, да лирою моей Вниманье привлеку народов и царей. Завеса поднялась!..
[16, с. 181-182] -
начинает Херасков главное свое творение - поэму «Россиада».
Хвала царю славян и русскому народу! Прославлю Дмитрия, воскресшую свободу, Падение татар и тот задонский бой, Где рати русские сражалися с Ордой.
Россия грозная, будь музою моей. Пускай доспехов гром разбудит слабый гений, Пусть душу озарит светило вдохновений! Непроницаемый для смертного покров Сними передо мной с исчезнувших веков; Россиян подвиги, татаров вероломство Изображу я днесь и да прейдут в потомство
[8, л. 43], -
вторит М. М. Хераскову Н. А. Маркевич, начиная свою поэму.
Здесь нет прямых заимствований (если не считать параллель: «Завеса поднялась» - «Непроницаемый для смертного покров / Сними передо мной с исчезнувших веков»), но вступление построено по всем правилам классицизма: в нем есть и краткое изложение
темы поэмы, и обращение к духу поэзии, к Музе. А сама тема произведения Н. А. Маркевича - освобождение России от иноземного владычества, - будучи близкой теме «Россиады» М. М. Хераскова, создает большое количество сближений.
Так, песнь первая поэмы Маркевича воспринимается как слепок со второй песни «Россиады»: только в «Димитрии Донском» созван совет русских князей, а в поэме Хераскова заседает боярская дума. Благословение Димитрия Сергием Радонежским напоминает благословение войска Ивана грозного митрополитом Даниилом. Чудесные явления и превращения, характерные для «Росси-ады», с успехом использованы и в «Димитрии Донском». Вслед за М. М. Херасковым Н. А. Маркевич делит свою поэму на песни. Обе поэмы написаны шестистопным ямбом - русским аналогом александрийского стиха, традиционного для данного жанра.
Но у Н. А. Маркевича все-таки иная тональность повествования, поскольку принадлежит он как поэт другой эпохе, поэтому и подходит к материалу как романтик. Следуют большие лирические отступления. Например, пышные описания природы:
Скрывался в вечности последний месяц лета, Была лучом его природа разогрета, Был слышан изредка осенний ветра свист, свиваясь и клубясь летел поблекший лист; Отяжелевшие в полях, волнуясь, классы Блистали золотом, и степи седовласы Белели ковылем...
[8, л. 44].
Мимо взора романтика не могла пройти прекрасная дева:
.в волнах ее кудрей Венками соплелись дары родных полей, Румянец яблока покрыл ее ланиты...
[8, л. 44].
вопросы русской литературы, 2019, № 1_
Много внимания уделяется загадочным явлениям - знамениям войны:
... в воздухе без туч протяжный гром гремел, И месяц по ночам, как уголь, пламенел, Дремучие леса без ветру колебались...
[8, л. 44].
Но главное, что отличает поэму Н. А. Маркевича - это образ «бранной России», в виде богини являвшейся Димитрию, предсказавшей победу на поле Куликовом и показавшей князю великое будущее страны [см.: 8, л. 111-120 об.]. В отличие от М. М. Хераскова, который прибегал к фантастике ради яркого художественного образа, для иносказательного донесения до читателя своих мыслей (это видно и в «Россиаде», и во «Владимире Возрожденном»), Н. А. Маркевич, используя тот же приём, осознаёт его всего лишь художественным средством и фантастикой не увлекается; более того - объясняет её вполне реальными явлениями. «Бранная Россия» - плод воображения Димитрия, она является ему во сне.
В контексте романтических тенденций закономерно появление в поэме русалок (опыт их изображение поэт в дальнейшем с успехом использует в «Украинских мелодиях»):
Волна бежит, шумит, волна на берег плещет. И раздробленная луна на ней трепещет; Она бежит, ушла, и чудныя красы Осталась на брегу красавица; власы Рукою нежною по плечам развивает, Так облако, виясь, небесный луч скрывает. И плечи лилиям подобны белизной, И очи светятся лазурию ночной; Роса жемчужная сливалась с покрывала; И что-то тайное от глаз оно скрывало; Вокруг нее толпа прелестниц молодых,
_№ 1, 2019, вопросы русской литературы
Как звезд! волшебницы! не сосчитаешь их. Как тополь, стройные, стан величавый, гибкой
[8, л. 109 об.].
К тому же подводные жительницы очень напоминают девушек из поэмы А. С. Пушкина «Руслан и Людмила», заманивших Ратми-ра в свой замок - героини поэмы Н. А. Маркевича чуть не добились того же: помешало лишь явление богини «бранной России». Причем всем набором художественных средств песня русалки из «Димитрия Донского» напрямую восходит к песне девы из пушкинской поэмы: у Маркевича:
О князь, о витязь мой! взгляни: настала ночь; сними ты меч стальной, сними ты панцирь прочь;.. Взойди, взойди ко мне, в хоромах водяных Как весело в волне; как небо блещет в них! Побудь, побудь со мной! Приди ко мне, мой друг! У нас красавиц рой, оставь ты знойный луг; В шумящую реку, где радуги сиянье, Тебя я увлеку и дам тебе лобзанье
(выделено нами. - С. К.) [8, л. 109 об.];
у Пушкина:
Уж поздно, путник молодой! Укройся в терем наш отрадный.
У нас найдешь красавиц рой;
Их нежны речи и лобзанья. Приди на тайное призванье, Приди, о путник молодой!
(выделено нами. - С. К.) [15, с. 52]
Любопытным также является тот факт, что незавершенная поэма именно своей незавершенностью как нельзя лучше подчерки-
вопросы русской литературы, 2019, № 1_
вала приверженность Н. А. Маркевича романтической поэтике. Поэма, написанная в эпоху романтизма автором, который всеми иными своими произведениями заявлял о себе как о последовательном романтике, скорее всего и не должна была быть продолжена. Главное, что мог сказать поэт, уже было сказано в рамках трёх песен. В романтическом духе открытостью финала и в то же время умолчанием завершалась третья песнь. Продолжение поэмы добавило бы только новый иллюстративный материал к событийной канве произведения, но ничего бы нового не привнесло в её смысловую сферу. Тем более, что необходимый исторический контекст, влияющий на идейный фон поэмы, был в трёх написанных песнях полностью реализован.
Наиболее значительным в поэме Н. А. Маркевича является, безусловно, ее идейная основа. Несмотря на то, что «Димитрий Донской» был написан после восстания 14 декабря, декабристские идеи оставались в нем ведущими.
Так, на совете князей, возражая князю Белозерскому, Димитрий категорично заявляет:
В бездействии влачить всю жизнь свою - позор! Полков мамаевых обнять не может взор, А нас одна лишь горсть; но за права народа Сойдутся ли на бой Тиранство и Свобода, -Ступай с Свободою! Всяк притеснитель раб, Рабу Отчизны нет, он без Отчизны слаб...
[8, л. 44-44 об.].
Причем главным условием победы Руси над татарами Н. А. Маркевич считает безусловное единение вождя, Димитрия, и народа; князь не ищет выгод для себя лично. Смысл его жизни - в служении Родине и своему народу; он отказывается от богатых даров Мамая:
«... Своих посланников он шлет ко мне в столицу И предлагает жизнь за золото мне в дар;
_№ 1, 2019, вопросы русской литературы
Я не приму ее под властию татар! Я знаю власть одну: любовь мою к народу. Да будет слава нам! На смерть иль на свободу! И кто со мной?» -
«Мы все!» - ответствовал народ... [8, л. 49].
Можно, конечно, рассматривать эти призывы к сопротивлению Орде как призывы к традиционному для Н. А. Маркевича освобождению от национального гнета, прочитывающиеся в других его произведениях, и прежде всего в «Украинских мелодиях». Но даже если так, следует отметить, что призывы к сопротивлению татарам звучат в поэме совершенно в рылеевском духе, в духе «Исповеди Наливайко», а, следовательно, далеко не в узко национальном плане; к тому же теплые слова, сказанные на страницах поэмы в адрес К. Ф. Рылеева (по политическим соображениям не поименованном в произведении), лишь подтверждают эту мысль:
Он там узрел еще высокого певца, Который гордо жил до самого конца, Всегда страстям своим указывал он меру, любил он родину, свободу, славу, веру, И благородных чувств от света не таил, Все думы тайные соотчичам открыл <... >
Пел Святославову над греками победу, Пел Войнаровского, Хмельницкого, Рогнеду. Как лебедь, воспевал недальний свой конец. Божествен голос был, прекрасен был певец
[8, л. 119 об. - 120].
В просветительском духе решается проблема самодержавия:
О Боже! Не вручай тому безбрежной власти, Кто движим тлением, кем поборают страсти,
вопросы русской литературы, 2019, № 1_
Да оградит навек и собственность и трон Защитник слабого, Божественный Закон, Закон, сей друг людей, бестрепетный, бесстрастный, Пред кем, как пред тобой, владыка - раб несчастный
[8, л. 7], -
мысль, которая являлась для декабристов краеугольным камнем понимания принципов государственного устройства.
Но невозможно, по мнению Н. А. Маркевича, достигнуть свободы и процветания без тесного единения всех народов России:
Двуглавому орлу покорные народы... <... >
Различна вера их, и нравы, и язык, Но всем им мать одна: священная Россия... <... >
Они, мечталося, презрев металла грань, Воспрянут и шагнут за Русь на смертну брань
[8, л. 113].
Причем, во главу угла ставятся «главные их страсти» - «Россия, Царь, Закон...» [8, л. 113 об.], которые категорически противопоставляются принципам (или, скорее, беспринципности) тирании.
Выводы. Благодаря не самому высокому художественному дарованию Н. А. Маркевича и зависимости взглядов поэта от колебаний общественных настроений, его поэтическое творчество 1820-х - начала 1830-х может являться хорошим иллюстративным материалом к пониманию путей развития литературы в российском обществе первой половины XIX века.
Первые поэтические сборники - «Стихотворения Н. Маркеви-ча. Элегии. Еврейские мелодии», «Стихотворения эротические Н. Маркевича. Паризина, поэма из лорда Байрона, перевод Н. Маркевича», - изданные в 1829 году, с одной стороны, демонстрировали стремление поэта к реализации завоеваний набирающего силу романтизма (эпитеты, метафоры, умолчания, фантастические элемен-
ты), с другой - обозначали движение к использованию подробностей описаний, детализации. Прозаизация романтического текста, свойственная Н. А. Маркевичу, также шла в русле второй тенденции. Кроме того, в стихотворениях поэта 1820-х годов, как опубликованных, так и не опубликованных, отчётливо видно использование сюжетных ходов, что придаёт его лирике эпичность - свойство, которое напрямую ведёт поэта к созданию больших литературных форм. Это становится толчком к написанию поэмы «Димитрий Донской», где эпичность превалирует над лиричностью -явление не характерное для эпохи, давшей образцы лиро-эпики, но в то же время симптоматичное для периода, когда, по мере полного завоевания романтизмом русского литературного поля, начинает постепенно формироваться будущий реализм.
В своих принципах изображения исторической действительности он во многом следует за авторами эпических поэм, прежде всего за М. М. Херасковым. Но полностью отказывается от традиционных для русской эпической поэмы вольностей и фантастических элементов в использовании исторического материала, и фантастическое объясняет вполне жизненными явлениями, в данном случае - сном.
В идейном плане поэму можно считать едва ли не вершиной в процессе становления мировоззрения Н. А. Маркевича. В ней ему удалось значительно подняться над всегда им владевшей идеей национального освобождения и вплотную приблизиться к пониманию того, что народы России смогут свободно развиваться лишь вместе в едином государстве на основе полного равенства и законности.
Набираясь поэтического опыта, усваивая романтические приемы, обогащая свои поэтические произведения завоеваниями классицизма, осваивая новые темы, поэт целенаправленно шел к созданию своего главного сборника - «Украинские мелодии».
Список использованных источников
1. Абрамзон, Т. Е. «Пиитическая игрушка» (1829) Н. М.: обнажение классицистических приемов / Т. Е. Абрамзон // Проблемы истории, филологии, культуры. - 2014. - .№4 (46). - С. 219-226
2. Косачевская, Е. М. «Песнь из Дмитрия Донского» Н. А. Мар-кевича / Е. М. Косачевская // Советские архивы. - 1980. - № 5. -С. 65-66.
3. Косачевская, Е. М. Н. А. Маркевич, 1804-1860 / Е. М. Косачевская. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. - 284 с.
4. Маркевич Н. А. Стихотворения эротические Н. Маркевича; Паризина, поэма из лорда Байрона, перевод Н. Маркевича / Н. А. Маркевич. - М.: В Университетской типографии, 1829. - 80, [2] с.
5. Маркевич, Н. А. Стихотворения Н. Маркевича. Элегии. Еврейские мелодии / Н. А. Маркевич. - М.: В Университетской типографии, 1829. -71, [4] с.
6. <Маркевич, Н. А.> Пиитическая игрушка, отысканная в сундуках покойного дедушки классицизма. Изданная Н. М. / <Н. А. Маркевич>. - М.: В тип. Николая Степанова при Императорском театре, 1829. - 61, [2] с.
7. Маркевич, Н. А. Гроб / Н. А. Маркевич // Невский зритель. -1820. - Ч. I. - Февраль. - С. 86-87.
8. Маркевич, Н. А. Димитрий Донской. Поэма / Н. А. Маркевич // Опыты в стихах и прозе: Кн. II: 1828. - РО ИРЛИ, ф. 488, оп. 1, д. 4. - Л. 5-17, 43-54, 109-120 об.
9. Маркевич, Н. А. Сочинения в стихах: Переводы из Парни и др.: 1823 / Н. А. Маркевич. - РО ИРЛИ, ф. 488, оп. 1, д. 2.
10. Маркевич, Н. А. Опыты в стихах и прозе: Кн. II: 1828 / Н. А. Маркевич. - РО ИРЛИ, ф. 488, оп. 1, д. 4.
11. Маркевич, Н. А. Журнал, записки и воспоминания / Н. А. Маркевич. - РО ИРЛИ, ф. 488, оп. 1, д. 37.
12. Маркевич, Н. А. Записки Н. А. Маркевича: 1817-1820 г. / Н. А. Маркевич. - РО ИРЛИ, ф. 488, оп. 1, д. 82.
13. Маслов, В. И. Начальный период байронизма в России: Кри-тико-библиографический очерк / В. И. Маслов. - Киев: Тип. Имп. Ун-та св. Владимира, 1915. - 132, [4] с.
14. <Полевой, Кс. А.> «Стихотворения Н. Маркевича. Элегии. Еврейские мелодии. М., 1829» / <Кс. А. Полевой> // Московский телеграф. [Ч. 27]. - 1829. -№ 10. - Май. - С. 261-264.
15. Пушкин, А. С. Полное собрание сочинений: в 17 т.: т. 4 / А. С. Пушкин. - М.: Воскресенье, 1994. - 514 с.
_№ 1, 2019, вопросы русской литературы
16. Херасков, М. М. Избранные произведения / М. М. Херасков. - Л.: Советский писатель, 1961. - 410 с. - (Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание).
THE ROLE OF THE UNPUBLISHED POEM DMITRY DONSKOY IN THE POETIC FORMATION OF N. A. MARKEVICH
Kuryanov Sergey Olegovich,
Doctor of Philology, Associate Professor, Head of the Department of Russian and Foreign Literature, Tauride Academy, V. I. Vernadsky Crimean Federal University, e-mail: so_k@inbox.ru
The article shows the role of the unpublished poem Dimitry Donskoy by N. A. Markevich, the Pushkin era poet. The poet's work of the second half of the 1820s and the beginning of the 1830s can be a good illustrative material for understanding the ways in which literature developed in the Russian society of the first half of the 19th century. Poetry collections by N. A. Markevich, such as Poems. Elegies. Jewish melodies (1829), Erotic Poems. Parizina (1829), the unpublished poems of the 1820s, as well as the unpublished poem Dimitry Donskoy (1827-1828) are analyzed.
In the poems of the poet of the 1820s, both published and unpublished, the epic element is clearly noticeable. Propensity for epic style, the use of elements of the storyline contributed to the creation of the poem Dimitry Donskoy. In his principles of describing the historical reality N. A. Markevich in many respects follows the authors of epic poems, primarily M.M. Heraskov, but N. A. Markevich creatively assimilates and applies the achievements of literature of the previous period. In the plan of idea, the given poem can be considered even the peak in Markevich' worldview formation because in this poem he was able to rise above the inherent idea of national liberation struggle and to understand that the peoples of Russia could jointly freely develop only on the basis of full equality and legality.
вопросы русской литературы, 2019, № 1_
Keywords: Poetic collection, unpublished works, epic poem, the idea of national liberation struggle, the idea of unity, Russian literature, Dimitry Donskoy, N. A. Markevich.
References
1. Abramzon, T. Ye. «Piiticheskaya igrushka» (1829) N. M.: obnazheniye klassitsisticheskikh priyemov ["Pietic toy" (1829) N. M.: Exposure of classic techniques] / T. Ye. Abramzon // Problemy istorii, filologii, kul'tury. - 2014. - № 4 (46). - P. 219-226
2. Kosachevskaya, Ye. M. «Pesn' iz Dmitriya Donskogo» N. A. Markevicha ["Song of Dmitry Donskoy" by N. A. Markevich] / Ye. M. Kosachevskaya // Sovetskiye arkhivy. - 1980. - №2 5. - P. 65-66.
3. Kosachevskaya, Ye. M. N. A. Markevich, 1804-1860 [N. A. Markevich, 1804-1860] / Ye. M. Kosachevskaya. - L.: Izd-vo LGU, 1987. - 284 p.
4. Markevich N. A. Stikhotvoreniya eroticheskiye N. Markevicha; Parizina, poema iz lorda Bayrona, perevod N. Markevicha [Poems erotic by N. Markevich; Parisina, a poem from Lord Byron, translation by N. Markevich] / N. A. Markevich. - M.: V Universitetskoy tipografii, 1829. - 80, [2] p.
5. Markevich, N. A. Stikhotvoreniya N. Markevicha. Elegii. Yevreyskiye melodii [Poems by N. Markevich. Elegies. Jewish tunes] / N. A. Markevich. - M.: V Universitetskoy tipografii, 1829. - [4], 71 p.
6. <Markevich, N. A.> Piiticheskaya igrushka, otyskannaya v sundukakh pokoynogo dedushki klassitsizma. Izdannaya N. M. [Pyitic toy found in the chests of the late grandfather of classicism. Published by N. M.] / <N. A. Markevich>. - M.: V tip. Nikolaya Stepanova pri Imperatorskom teatre, 1829. - 61, [2] p.
7. Markevich, N. A. Grob [Coffin] / N. A. Markevich // Nevskiy zritel'. - 1820. - Ch. I. - Fevral'. - P. 86-87.
8. Markevich, N. A. Dimitriy Donskoy. Poema [Dimitri Donskoy. Poem] / N. A. Markevich // Opyty v stikhakh i proze: Kn. II: 1828. - RO IRLI, f. 488, op. 1, d. 4. - L. 5-17, 43-54, 109-120 vol.
9. Markevich, N. A. Sochineniya v stikhakh: Perevody iz Parni i dr. : 1823 [Works in verses : Translations from Guys and others : 1823] / N. A. Markevich. - RO IRLI, f. 488, op. 1, d. 2.
10. Markevich, N. A. Opyty v stikhakh i proze: Kn. II: 1828 [Experiments in poetry and prose: Vol. II: 1828] / N. A. Markevich. -RO IRLI, f. 488, op. 1, d. 4.
11. Markevich, N. A. Zhurnal, zapiski i vospominaniya [Journal, notes and memoirs] / N. A. Markevich. - RO IRLI, f. 488, op. 1, d. 37.
12. Markevich, N. A. Zapiski N. A. Markevicha: 1817-1820 g. [Notes ofN. A. Markevich: 1817-1820] / N. A. Markevich. - RO IRLI, f. 488, op. 1, d. 82.
13. Maslov, V. I. Nachal'nyy period bayronizma v Rossii: Kritiko-bibliograficheskiy ocherk [The Initial Period of Byronism in Russia: A Critical and Bibliographic Essay] / V. I. Maslov. - Kiyev: Tip. Imp. Unta sv. Vladimira, 1915. - 132, [4] p.
14. <Polevoy, Ks. A.> «Stikhotvoreniya N. Markevicha. Elegii. Yevreyskiye melodii. M., 1829» ["Poems by N. Markevich. Elegies. Jewish melodies. M., 1829"] / <Ks. A. Polevoy> // Moskovskiy telegraf. [Ch. 27]. - 1829. -№ 10. - May. - P. 261-264.
15. Pushkin, A. S. Polnoye sobraniye sochineniy: v 17 t. T. 4 [Complete works: in 17 vol. Vol. 4] / A. S. Pushkin. - M.: Voskresen'ye, 1994. -514 p.
16. Kheraskov, M. M. Izbrannyye proizvedeniya [Selected works] / M. M. Kheraskov. - L.: Sovetskiy pisatel', 1961. - 410 p. - (Biblioteka poeta. Bol'shaya seriya. Vtoroye izdaniye).
