CC BY
147
ТРИБУНА МОЛОДОГО УЧЕНОГО
О. М. Шуваева
РОЛЬ НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКИ В СОВРЕМЕННОМ ГУМАНИТАРНОМ МИРОВОЗЗРЕНИИ
В статье анализируется роль научной фантастики в ее ценностно-антропологической перспективе в современной культуре. Выявляется основная философская проблематика, связанная с идеей изменения современного человека, которую отражает и формирует в массовом сознании присущими ей средствами научная фантастика.
Ключевые слова: научная фантастика, идея изменения человека, технологический прогноз, модель «человека творческого», фантастическое «запределивание», предупреждение.
Любое научное исследование не обходится без определенных предпосылок, творческих «предрассудков». Мы исходим из того, что человек, особенно человек культуры, изменяется, а научная фантастика как феномен данной культуры является своеобразным отражением этого изменения, активным, творческим его фактором. Вообще идея изменения, трансформации человека представлена в различных проблемных полях современной философии и широко обсуждается в контексте понимания социальной, политической, духовной жизни, существования техногенной культуры жизненного мира современного человека в целом. По сравнению с эпохой традиционного общества мировоззрение человека претерпело серьезные изменения. Еще Ф. Ницше в конце XIX столетия своей метафорой о «смерти Бога» провозгласил идею радикального мировоззренческого изменения, по сути, свидетельствуя ею о смерти прежнего человека в культуре, живущего «метафизическими» ценностями и идеалами. В XX веке идея трансформации человека получила развитие и обоснование в различных философских школах - экзистенциализме, прагматизме, постструктурализме и других.
По мнению ряда знаковых для европейской философии мыслителей, в мировоззрении современного человека на задний план отходит «логическое», вместо которого появляются установки на «диалогизм» (Р. Рорти) и «коммуникативную рациональность» (Ю. Хабермасс), на «солидарность», но не общечеловеческого, а локального прагматического характера, достигаемую через переописание, новую интерпретацию человека. В новой интерпретации человек предста-
ет как творческое существо, лишенное идеологических стереотипов и отвечающее запросам времени. Большая роль в подобном переописании «воображением» принадлежит литературе, искусству, кино, СМИ, которые, по Р. Рорти, уже определили проповедь и трактат в качестве основных средств нравственного изменения и прогресса. В современном переописании человека существенно понимание его нового творческого облика, в котором действенным и полезным становится развитие сферы творческого воображения и фантазии.
Научная фантастика как жанр современной литературы органично встроена в общественное мировоззрение, в гуманитарную культуру XX -начала XXI века. Она отвечает новому типу «человека творческого», так как устремлена в будущее, способствует выстраиванию социальных проектов новой культурной и социальной реальности. В современной гуманитарной культуре она предстает альтернативой философскому самосознанию и одновременно является способом, который «выводит» самосознание культуры в лице лучших своих представителей на философский уровень проблем и идей. Можно сказать, что научная фантастика присущими ей литературными, жанровыми средствами самовыражения показывает результаты, установки, феномены техногенной цивилизации. Достижения в развитии различных технологий, в том числе и непосредственно касающихся природы человека биотехнологий, несомненно, способствовали зарождению свойственного научной фантастике «антропологического воображения» [1, с. 78], связанного с попыткой предвосхитить будущее изменяющегося челове-
ка. При этом в своей предельной ценностно-антропологической перспективе научная фантастика отражает не реальные технические достижения, а различные теории, такие, например, как идеи возможного «постчеловеческого» будущего.
В этом плане можно разделить писателей-фантастов на две категории. К первой отнесем тех, кто создавал свои произведения в духе усовершенствования научно-технической мысли, технологических предсказаний. Такого рода фантастика претендует на статус «чистой», будучи постоянно вызываемой к жизни талантом писателя-фантаста и лишь в некоторой степени ученого. Опираясь на признание «успехов науки и техники, безоговорочно доказавших свое могущество и необходимость в современном обществе», веря в то, что наука «обещает разрешить самые серьезные и насущные нужды», писатель-фантаст, по мнению известного советского автора И. А. Ефремова, может «опережать науку» только в том случае, если одновременно является ученым, «широко образованным в области истории науки и накопленных ею фактов» [2].
Известно, что существует множество успешных мысленных экспериментов - технологических прогнозов писателей-фантастов будущего состояния техногенной культуры, указывающих на особые прогностические возможности научного фантазирования. Вместе с тем следует отметить, что, несмотря на удачность отдельных технологических предсказаний, мысленные эксперименты многих писателей-фантастов не создали целостной «научной» картины будущего. Кроме того, немного оказалось и значительных фантастических произведений, где «предлагался бы качественно новый опыт, давалось бы новое, оригинальное объяснение тому или иному мысленному эксперименту» [3]. Заметный прогресс в формах и масштабах технологического прогнозирования хотя и свидетельствует о неслучайности и полезности прогностического потенциала научной фантастики, но сам по себе, конечно, еще не устраняет необходимости философского понимания. Попытка чистого «конструирования» будущего «литературой крылатой мечты», исходя из опоры на передовые объективные сведения науки, являет утопическое сциентистское сознание.
Ко второй категории относятся те писатели-фантасты, которые в своих произведениях пытались обнаружить ценностно-смысловые, нравственные аспекты и в этом смысле довести до полноты возможного реализацию идей и проектов, домыслить науку, выявив, что же это будет значить в конечном счете для самого человека. Это,
безусловно, способствует созданию целостного мировоззрения, в формировании которого научная фантастика играет важную роль. В ее взгляде оказывается одна из ключевых философских идей и проблем - проблема Иного (иного бытия для человека). Выражением ее послужили и тема «многомирия», и тема существования других (нечеловеческих) разумных существ, с которыми в фантастических произведениях разного времени связаны важнейшие антропологические грани мысленного эксперимента. В конечном счете Иное даже в самых отдаленных и загадочных космических пространствах всегда оказывалось «иным» самих себя, «иным» человека, только в этом «зазеркалье» получая предельный ценностный смысл. Устами одного из героев «Соляри-са» С. Лема научная фантастика всякий раз заявляет о том, что мы ищем в космосе человека, человеку нужен человек. Тем не менее новое «возвращенье к себе» [4, с. 15] предполагает процедуру фантастического запределивания, попытку описания возможного в мире человека.
Таким образом, выход к иному самих себя, запределивание - это связь с реальностью через мир возможного. Что является здесь областью возможного и что - необходимого? Научная фантастика рисует мир, базируясь на существующих технических достижениях, «конструирует». Полезная функциональность технических достижений «необходима». И все же «необходимость» в фантастических произведениях проблематична, и есть здесь не что иное, как предвосхищаемая необходимость в реализации неких будущих возможностей. Но тогда возникает вопрос: что же, собственно, предсказывается? И вообще имеет ли смысл «чистое» предсказание?
Следует отметить, что суть предсказания в лучшем случае сводится к переносу проблемных ситуаций «творческого человека» в будущее. Философский смысл прогностического потенциала научной фантастики кроется не в удачном предсказании отдельных феноменов будущего, а в созидании «моделей мира» будущего, позволяющих лучше представить строение нашего собственного мира. При этом подобные модели мира, или инаковые будущие реальности, должны поддаваться логике и когерентности [5, с. 666]. Внутренние «логические» ограничения создания возможных и невозможных миров выступают выражением не только упорядоченности развертывания избранного дискурса, но и «онтологическими условиями-условностями» [6, с.132], вызванными самой природой творческой фантазии, состоящей в том, что расширение ее воображаемого поля одновременно связывает ее свободу. Таким образом, «ог-
раничения диктуются сотворенным нами миром» [7, с. 611]. В основе таких моделей при всей утрате прежнего типа рациональности остается человек «творческий». При этом научная фантастика как фантастика духовного мира человека описывает не просто человека будущего, но и применение его неординарных творческих способностей в будущем [8, с. 7]. «Неистощимым объектом» ее становится философская по своему статусу проблема Другого [9, с. 15] как инварианта разумного (нечеловеческого) существа. В виде Другого могут выступать предполагаемые инопланетные существа или существа, наиболее полно воплощающие искусственный интеллект и претендующие на замещение «человеческой» реальности (роботы или разного рода виртуальные существа). Через допущение подобного Другого должны высвечиваться и потенциальные возможности, и границы природы самого человека. И здесь один из основных актуальных вопросов-подозрений насчет модели будущего человека, который рождается в философском осмыслении, звучит так: что если этот Другой есть с неизбежностью ухудшенная творческая «копия» человека, максимально «рациональная», но лишенная духовно-личностного и нравственного, утратившая самоидентифицирующие человека онтологические смыслы? В таком случае будущее человечества оказывается беззащитным перед различного рода манипулятивно-техно-логическими проектами «овладения миром». Возвеличиваемый в своем творческом порыве человек одновременно утрачивает свое величие в той мере, в которой возрастает совершенство его творения, и таким образом «мнимая величина» (С. Лем) обнаруживается возможностью власти над ним его же творения, самой возможностью («случайностью») и неизбежностью этой «творческой эстафеты» от творца к его творению. Какой смысл будущего бытия человека имеет утрата им первенства в творческой эстафете? Что будет значить в будущем, например, возможность самосозидания, самопрограммирования Машины, созданной человеком, а затем ускользнувшей от его власти, получившей гораздо более выдающиеся способности, - этакого «Голема», или «Абсолютного Победителя» (С. Лем)?
Состояние современной научной фантастики, особенно в сфере киноискусства, отражает изменения в творческом типе человека - прагматическое воображение с его техническим антуражем, «эффектами» и т. п. вытесняет воображение поэтическое, личностно-творческое. «Ценности свободного фантазирования и ценности эмоционального ряда "вымываются" из об-
щественного сознания», в котором, очевидно, господствуют прагматизм и механицизм и наблюдается гуманитарный кризис [10, с. 85].
При всем своем прогностическом потенциале научная фантастика - это не научная футурология, не научное предвидение, а один из виртуальных проектов, не имеющих статуса необходимости и представляющий собой предупреждение. Неслучайно примерно с 60-х годов прошлого столетия развитие «литературы крылатой мечты» происходит во многом под знаком жанра антиутопий, романов-предупреждений. Научная фантастика в качестве экспликации философских антиутопических интуиций становится чем-то вроде предисловий и рецензий к несуществующим произведениям о будущем человека. Известно, например, что С. Лем использовал предисловия и рецензии к несуществующим представлениям о человеке как прием выписывания своих антиутопий. Однако предисловия и рецензии выступают не только в качестве удобного писательского приема, позволяющего уйти в зазеркалье сложной философской саморефлексии, но и как «уведомления о грехах, от которых необходимо воздержаться» [4, с. 10], то есть фантастическое «запределивание» становится своего рода предупреждением о негативных вероятностях будущего бытия человека и для самого человека.
В качестве реакции на «технологический» утопизм научной фантастики антиутопическая научная фантастика стремится определить границы экспансии человеческого разума. Укрепляется сомнение в официальном сциентистском оптимизме. Писатели-фантасты в своих произведениях все чаще задаются вопросом об ответственности науки за будущее человека и человечества в целом. В определенном смысле знаковым становится тот факт, что спор о будущем человека «переносится в область философии: наука и вместе с ней позитивистский дух обвиняются в создании схематических моделей общественной жизни или жизни вообще» [11].
Обсуждение идеи «улучшения» человека, создания «нового человека» через усовершенствование техногенной культуры, внедрение технических достижений в природу человеческого существа при сохраняющейся в нем тяге к могуществу и безраздельной власти сводятся в научной фантастике к зарисовке таких картин будущего, в которых присутствует опасность тотального порабощения и эмоционального выхолащивания человеческого. Таким образом, по сути, создается образ будущей деструкции личности и общества, образ ставшей имманентной им преступности.
Научная фантастика не только отражает самосознание техногенной культуры, но и активно влияет на общественное сознание человека данной культуры. Это довольно мощный информационный поток, позволяющий человеку ориентироваться в мире научных идей и технических достижений. С помощью цифровых технологий, киноискусства и другого фантастика смогла расширить и как бы приблизить сферу «воображаемых» виртуальных образов и проектов будущего. У многих классических научно-фантастических произведений имеются репрезентации и «продолжения» в виде кинофильмов и компьютерных игр.
Важно отметить, что «на сцену выходит информация. Но не в плане... передачи смысла, а как способ поддерживания эмульсионности, реализации обратной связи» [12, с. 31]. Научная фантастика способна «захватывать» массовое сознание современного человека, используя, как правило, образы, воображение, а не логические рассуждения и способы рационального обоснования. Последние скорее соответствуют интеллектуальной элите, небольшому кругу людей, и требуют интеллектуально-творческого напряжения, не всякому доступного. При этом научная фантастика снимает с совершающегося прогресса науки, кумуляции научного знания ореол эзотерического действия и помещает «результаты» этого прогресса в массовое сознание, оправдывая тем самым собственное существование. Она участвует в новых возможностях осуществления коммуникации, формируя информационный «горизонт» личности таким образом, что он начинает сливаться с ее внутренними потребностями и желаниями. Тем самым научная фантастика в современной «культуре образа» фактически осуществляет требование нового «взгляда на динамику культуры и даже саму природу мышления» [13]. Можно сказать, что тексты научной фантастики - это одна из необходимых «когнитивных карт» (Ф. Джеймисон), активированных «карт познания», позволяющих в определенном смысле ориентироваться в стремительно возрастающем информационном потоке, очерчивающем «место» человека в гиперпространстве современного техногенного общества.
В отношении науки, процесса кумуляции и преобразования научного знания научная фантастика выступает не пассивным отражателем тех или иных достижений и идей, а способствует становлению футурологической базы науки и создает как бы параллельную, хотя и сопряженную с ней, творчески-познавательную реальность человека. По мнению известного исследователя
феномена научной фантастики П. Амнуэля, писатели-фантасты, используя законы научного творчества, фактически создают собственную науку -«фантастическую науку» [3], идущую «вровень» с обычной наукой и часто опережающие ее в предсказании открытий и так далее, хотя и строят исключительно мысленные эксперименты. При этом, как отмечал советский ученый Д. И. Бло-хинцев, даже если часть предсказаний ошибочна, писатели-фантасты «создают модели, которые могут иметь и на самом деле имеют влияние на людей, занятых в науке и технике» [3].
Научная фантастика участвует в процессе соединения искусства, философии и науки, приобщая к информационному потоку техногенной культуры, способствуя изменению формы процесса коммуникации между людьми. В этом далеко не однозначном процессе, научная фантастика выполняет компенсаторскую функцию в культуре, дополняя преобладающее в массовом человеке прагматическое, «технологическое» воображение, расширяя в нем его ценностно-эмоциональное жизненное пространство. Способ восприятия мира, основанный на логической последовательности, аргументированности и обоснованиях, служащий базисом любых идеологий, уступает место иного рода и более целостному и реально существующему охвату смысла происходящего. Научная фантастика продолжает активно воздействовать на новый творческий образ человека, «выигрывая» по сравнению с философией. Ей удается выйти на уровень объяснения, критики, но не традиционно философской (предмет научной фантастики не терпит подобной логической экспликации). Она приближается скорее к философскому постмодернизму, философии бессознательного, где на первом месте - воздействие образов, проникающих в жизненное пространство человека, составляющих «сообразное» запределивание его существа. Здесь идеи легче усваиваются массовым сознанием, основные же философские проблемы присутствуют имманентным образом.
Литература
1. Хоружий С. С. Проблема постчеловека, или Трансформативная антропология глазами синер-гийной антропологии // Философские науки. 2008. № 2.
2. Ефремов И. А. Наука и научная фантастика. ШЫ http://fanread.ru/book/764763 6/?page=2
3. Амнуэль П. Научная фантастика и фантастическая наука. ЦКи/ http://fanread.rU/book/610 2689/?page
4. Лем С. Мнимая величина. Голем XIV: сборник. М., 2010.
5. Яжембский Е. Забавы и обязанности научной фантастики (послесловие) // Фантастика и футурология: в 2 кн. М., 2008. Кн. 2.
6. Кузнецов В. Ю. Мир единства. М., 2010.
7. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // Имя розы. СПб., 1997.
8. Цветков Е. В. Научная фантастика как способ конструирования социальной реальности (социально-философские аспекты): автореф. дис. ... канд. филос. наук. Архангельск, 2009.
9. Фетисова А. Н. Научная фантастика в условиях модерна и постмодерна: культурно-исто-
рические аспекты: автореф. дис. ... канд. филос. наук. Ростов н/Д, 2008.
10. Терещенко Е. В. Почему в современной России не популярна поэзия, или Ценностные основания гуманитарного кризиса в современном мире // Вопросы философии. 2013. №№ 8.
11. Геллер Л. Антиутопическая научная фантастика. URL// http://rumagic.com/ru_zar/sci_ phi-losophy/geller/0/j73 .html
12. Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. Екатеринбург, 2000.
13. Джеймисон Ф. Мы все подавлены потребительством и товароманией: интервью. URL// http://z-tourbekova.livejoumal.com/2868.html
В. Л. Рассказов
УЧРЕЖДЕНИЕ ЕКАТЕРИНОДАРСКОГО СЫСКНОГО ОТДЕЛЕНИЯ
В статье освещаются вопросы организационно-правового устройства Екатеринодарского сыскного отделения в 1908 году на начальном этапе его функционирования.
Ключевые слова: Департамент полиции, Екатеринодарская городская полиция, Екатерино-дарское сыскное отделение, полицмейстер, преступность.
К началу ХХ века в России назревали серьезные перемены [1, с. 54]. Правительство вынуждено было реагировать на негативные тенденции, существовавшие в обществе. Укреплялись соответствующие карательные органы, получили развитие новые концептуальные положения в вопросах назначения и исполнения наказаний, связанных с лишением свободы, совершенствовалась деятельность полиции [2, с. 198].
К этому времени также сложилась достаточно острая криминогенная обстановка, которая требовала принятия незамедлительных мер реагирования в сфере оперативно-разыскной деятельности полицейских органов и создания специализированных подразделений уголовного розыска.
6 июля 1908 года был Высочайше утвержден и одобрен Государственным Советом и Государственной Думой закон «Об организации сыскной части», в соответствии с которым в полицейских управлениях 89-ти городов Российской империи были образованы сыскные отделения 4-х разрядов «для производства розыска по делам общеуголовного характера как в городах, так и в уездах» [3]. В зависимости от штатной численности чинов отделения, денежного содержания и классного чина, а также численности городского населения, административного, промышленного
или военно-стратегического значения города определялся разряд сыскного отделения. Ека-теринодарскому сыскному отделению был присвоен 3-й разряд, согласно которому предполагались следующие штатные единицы: начальник отделения с содержанием 1 тыс. руб. в год (жалованье 500 руб. + столовых 500 руб.) и разъездных 200 руб.; 3 полицейских надзирателя с содержанием каждому 550 руб. (жалование 275 руб. + столовых 275 руб.); 4 городовых с жалованием каждому по 360 руб. На сыскные расходы выделялось 2 тыс. руб., на канцелярские - 700 руб. Итого: 6 990 руб. в год [4].
В данный период на Кавказе сложилась весьма специфическая вертикаль соподчинения «область - регион - центр»: Кубанская область как административно-территориальная единица входила в состав Кавказского края (Бакинская, Ели-саветпольская, Кутаисская, Тифлисская, Черноморская и Эриванская губернии, Батумская, Дагестанская, Карсская, Кубанская и Терская области, Закатальский и Сухумский округа), которым руководил наместник Его Императорского Величества на Кавказе, назначаемый императором и непосредственно ему подчинявшийся. По гражданской части наместник был подведомствен министру внутренних дел и, будучи командующим Кавказским военным округом и наказным
