CC BY
156
УДК 930. 1.
О. П. ВОЛОДЬКОВ
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
РОЛЬ И МЕСТО
ОСНОВНЫХ СОЦИАЛЬНЫХ СИЛ РУССКОГО ОБЩЕСТВА В СОБЫТИЯХ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ В РОССИИ ПРИ ВАСИЛИИ ШУЙСКОМ И ЛЖЕДМИТРИИ II
В КОНЦЕПЦИИ М. Н. ПОКРОВСКОГО
В статье рассматривается влияние борьбы крупнейших социальных сил в России начала XVII в. на политику государства. Речь ид, т о проблемах прихода к власти и е. удержания тем или иным государем. Эти вопросы исследуются в контексте исторической концепции крупного историка-марксиста М. Н. Покровского.
Ключевые слова: историография, М. Н. Покровский, самодержавие, Смутное время, сословие.
Данная статья посвящена изучению проявлений социальных конфликтов в политической сфере на одном из наиболее сложных, изменчивых, переломных этапов отечественной истории — в Смутное время начала XVII века. Она служит достаточно непосредственным продолжением другой нашей работы «Пролог Смуты в его социальном аспекте по произведениям историка М. Н. Покровского» [1]. В сущности, в обеих статьях решаются одни и те же задачи, но на разных хронологических отрезках. В настоящей публикации мы будем говорить о периоде эскалации Смуты в правление Василия Шуйского. Однако некоторые пояснения всё же нужно сделать. Речь в предложенной работе пойдёт не о всём комплексе проблем, вызываемых социальным взаимодействием на уровне сословий и классов российского общества, а только об одном факторе этого взаимодействия, а именно об изменениях в позициях тех или иных социальных сил по поводу поддержки конкретного субъекта верховной власти в стране, их связи с целями и результатами деятельности этого политического центра. Для ранней марксистской историографии было характерно пристальное внимание исследователей к социальной основе исторических событий, поиск и выявление интересов различных классов, сословий и т.п., заставлявших участников этих событий поступать так, а не иначе. Нетрудно предположить, что лидер этой «генерации» историков М. Н. Покровский работал на данном направлении сравнительно более успешно и качественно. Чтобы не нарушать целостность общей картины, мы ограничились анализом взглядов одного этого учёного. Взгляды эти мы берём в их совокупности по основным произведениям М. Н. Покровского, отражавшим его историческую концепцию уже в зрелом виде и содержавшим обстоятельный рассказ об эпохе Смуты. Дабы избежать их нивелировки, мы внесли в приводимую «схему» некоторые уточнения, учитывающие эволюцию концепции учёного.
Сначала остановимся на итогах правления Лжедмитрия I в изображении М. Н. Покровского в рам-
ках интересующей нас темы. К власти первый самозванец шёл, опираясь на широкий социальный контекст, возможно, имея в виду коалицию, по объективным основаниям не сложившуюся у Годунова. Правда, в данном случае противоречивость интересов скрадывалась щедрыми обещаниями претендента. Весь вопрос состоял в том, в отношении кого они будут впоследствии выполняться в первую очередь и прежде всего? Однако и на уровне обещаний уже просматривались приоритеты: мелкие и средние служилые люди. Они были сохранены Лжедмитрием I и во время его короткого царствования. Забегая вперёд, отметим, что собственно раскол внутри служилой массы и московского посада и погубил этого государя. Бурная событийная динамика 1605— 1606 гг. в очередной раз повысила политическую активность буржуазии. Представители крупного капитала, по-началу настроенные достаточно конструктивно, выступили против Лжедмитрия, так как не получили ожидаемого и были недовольны рядом властных решений. Боярство поначалу, предвкушая клановые выгоды, было лояльно режиму. Затем оно быстро проскочило фазу растерянности и неразберихи, обозначив персональные претензии на верховную власть. Таким образом, вроде бы собравшаяся в 1605 г. «большая коалиция» опять развалилась, оставив Лжедмитрия I в кризисной политической ситуации.
Именно посадские выкрикнули царём Шуйского, что было неожиданностью для других заговорщиков. Василий, видимо, заранее имел какие-то договорённости с ними. Известный современник событий Конрад Буссов прямо пишет, что корона была доставлена Шуйскому купцами и посадскими людьми. Василия Шуйского «и на престол посадило купечество» [2, с. 106]. Буржуазия впервые держала верховную власть в своих руках, по крайней мере, в момент переворота. Неясно было, сумеет ли она сохранить её после переворота.
Союз Шуйского с буржуазией в меньшей степени не устраивал бояр, чем союз Лжедмитрия I с «воинством». Кстати, предусматривавшееся Шуйским
ограничение царской власти предполагалось сделать не в пользу Думы, а в пользу Земского Собора (служилая масса). Однако в официальной крестоцеловаль-ной записи речь шла именно о боярах. За ними в ней следовали гости и торговые люди, наследникам которых оставалось их имущество в случае совершения преступления. Дворянства всё это не касалось. Как показали дальнейшие события, к его «дерзостям» режим был весьма суров.
Победа над дворянством была кульминацией союза боярства и буржуазии, который, однако, достаточно быстро стал рассыпаться. Впрочем, «брак по расчёту» продолжался четыре года. Почему? Без торгового капитала боярство не могло управлять государством. Одно основание — казна пуста. Горожане помогли Шуйскому деньгами и ратными людьми. Иначе новое «правительство» не продержалось бы дольше Лжедмитрия I.
Против Шуйского выступили южное дворянство и казачество, а также поляки — те же силы, что и против Годунова в 1605 г. [3, с. 367 — 371]. Осенью 1606 г. «весь юг Московского государства был охвачен восстанием» [4, с. 66]. В грамоте митрополита Гермогена говорится со ссылкой на «проклятые листы», что «воры» выступали против бояр, гостей и торговых людей.
Но было и нечто новое. Инициаторы движения привлекли к нему крестьян и холопов, разумеется, рассчитывая потом водворить их на место. К тому же и сам Шуйский стал переманивать к себе дворян-ско-казацкую часть восставших, обещая удовлетворить их своими пожалованиями [3, с. 371—372].
Шуйский победил, благодаря противоречиям в лагере восставших между мелкими и средними помещиками, с одной стороны, и крестьянами — с другой, так как последние выступали против помещиков вообще. Под Москвой помещики перешли на сторону Шуйского, поскольку царь во многом пошёл им навстречу [4, с. 67].
Победа царя над «болотниковским бунтом» носила временный характер и была чисто военной. Ещё до взятия Тулы те же самые силы сошлись вокруг Лжедмитрия II: мелкие служилые, казаки, холопы. В его лице они обрели нового лидера. Но на этот раз им помогали крупные военные силы поляков.
Под покровом тушинских отрядов, то есть, после выступления И. Болотникова, начало проявляться восстание общественных низов. Естественно, дворяне, на чьей бы стороне они не действовали, стояли за сыск беглых и т.п. [3, с. 374, 378]. Значит, М. Н. Покровский понимал движение И. Болотникова как фазу определённого социального процесса, специфика которого определялась именно участием в нём народных масс вне зависимости от его терминологического оформления. Причём данный процесс в царствование Шуйского развивался по нарастающей, в том числе, в плане повышения роли «демократического» элемента в его составе, содержании и т.п. В дальнейшем данный аспект был выделен учёным как определяющий сущность Смуты. Смутное время было «восстанием народной массы против её угнетателей» [4, с. 63].
Важнейший эпизод классовой борьбы эпохи Смуты и на дореволюционном этапе своего творчества учёный в целом характеризовал как общее восстание крестьян против помещиков. Конечно, о критериях крестьянской войны здесь говорить не приходится, но и оценка историком движения народных масс рассматриваемого периода была выше просто «крестьянского восстания». По мнению М. Н. Покровского, восставшими руководило стремление к воле. Инициаторами восстания были дворяне, которые стреми-
лись направить его против Василия Шуйского. Когда события приобрели отчётливый классовый характер, служилые люди предпочли компромисс с Шуйским [5, стб. 242 — 243]. То есть борьба крестьян с феодалами изначально была более значима и для учёного, и для участников тех событий, чем, например, борьба бояр с дворянами.
В событиях 1608—1610 гг. служилые люди охотно переходили с одной стороны на другую. Посадские же люди твёрдо стояли за Василия. Когда его положение весной 1609 г. укрепилось, он сам признал этот свой успех их заслугой [3, с. 375 — 376]. Его похвальные грамоты горожанам обнаруживают коммерческую географию Московского государства. В них упоминаются в основном северные города, расположенные на водных путях от Москвы к Белому морю. «Северная Двина была самым бойким торговым путём, и нынешние Архангельская и Вологодская губернии — местностями наиболее развитого денежного хозяйства». С ней соперничала Волга — «столбовая дорога на Восток, к Каспийскому морю, и Сибирь» [2, с. 106]. Торговые города Севера посылали царю рати, в том числе, наёмные. Вологда стала центром заграничной торговли во время осады Москвы. Там собрались московские гости со своими товарами, находилась государева казна, туда прибывала сибирская пушнина. Иностранные купцы также были за Шуйского. Напротив, бояре от него практически разбежались, кроме, конечно же, его родственников [3, с. 376]. Иными словами, на протяжении правления Василия IV его поддержка со стороны посада возрастала, видимо, в силу того, что он рассматривался «торговыми людьми» как основной гарант порядка. Напротив, боярство заняло по отношению к царю «коллаборационистскую» позицию, ища выгоду для себя в «польско-тушинском лагере».
В «Русской истории в самом сжатом очерке» М. Н. Покровский оценил Василия Шуйского и как помещичье-купеческого царя. В данном случае историк обратил внимание на то, что он издавал указы в целом в пользу помещиков (как феодалов), против крестьян [4, с. 66, 68], способствовал утверждению крепостничества.
Уже в 1608 г. торговые города России устанавливали между собой тесные связи, минуя Москву. Во всяком случае, во главе «антитушинского» движения становились «лучшие люди». К нему имели отношение и Строгановы. Смоленск именно потому упорно сопротивлялся Сигизмунду, что как крупный коммерческий центр, подобно остальным таким центрам, стоял за Шуйского. Чем не устраивал Лжедмитрий II, в частности, буржуазию? Один источник сообщает, что после установления тушинской власти в Ярославле «лучшие» люди оттуда бежали, бросив имущество (вероятно, из-за «разгула черни») [3, с. 380, 385].
Это не случайный эпизод. Революция из деревни перемещалась в город. Ещё при Шуйском гости города Пскова (им правили представители торгового «класса») охотно посылали деньги царю, а «чёрные люди» энтузиазма не проявляли. Как только рядом с Псковом появились тушинские отряды, «меньшие» (а конкретнее, «масса ремесленников и мелких торговцев вместе со стрельцами и казаками») похватали «лучших» («гости, помещики и крупные купцы...были сначала посажены в тюрьму, а потом большей частью перебиты») [4, с. 68] и установили свою власть в городе. Много раз мы видели симпатии городских низов к Лжедмитрию II. Только общерусский успех «лучших» людей решил дело в Пскове в их пользу. До 1613г. «народная партия» держала город в своих руках.
Восстание среднего землевладения перерастало в крестьянско-холопский бунт. В перспективе на стороне Лжедмитрия II должны были остаться только поляки и казаки. Служилые верхи тушинцев «отшатнулись» от «царика», но в сторону польского правительства. Иными словами, официальная польская власть, по их мнению, должна была подавить народное движение в России. Платой за это было избрание Владислава на русский престол.
Договор с польским королём Сигизмундом III (официально 17 августа 1610 г.) предполагал меры в пользу бояр. Важная уступка была сделана в адрес дворян: Земский собор признавался обязательным участником законодательного процесса. Колебание части дворян в сторону Владислава было следствием растерянности служилой массы «перед восстанием деревенских низов» [3, с. 381, 383, 385 — 387]. «Социально-реакционный смысл договора подчёркивался категорическим требованием окончательного закрепощения крестьян» [6, стб. 638]. О буржуазии договор практически не говорит, за исключением пункта о свободной торговле с Польшей и Литвой. Между тем экономическое положение московского посада в 1609 г. было крайне тяжёлым. Москва была отрезана от многих коммуникаций, включая периферийные. В городе также возникла конфликтная ситуация между «лучшими» и «меньшими» (на стороне Лжедмитрия II) людьми, поэтому первые не могли позволить себе что-либо требовать. Договор с Сигизмундом был прямо направлен против казачества, которое с этого момента стало главной социальной базой Лжедмитрия II.
В феврале 1610 г. частью бояр и дворянами была предпринята попытка свергнуть Шуйского, но посад её не поддержал, так как понимал, что новая власть для него будет, во всяком случае, не лучше, чем царь Василий.
Как мы уже указывали, с точки зрения М. Н. Покровского, поморская буржуазия поддерживала его финансами против тушинцев и городского демократического элемента как классово чуждых. Однако союз московского «правительства» со шведами и победы М.В. Скопина-Шуйского создали иллюзию того, что с былой щедростью можно повременить. В результате оказалось, что наёмникам платить нечем, и они изменили в решающем сражении с поляками.
К моменту падения от Шуйского отвернулись (были против или равнодушны) все общественные силы страны. Он оказался в изоляции. Бояр с заменой царя заставила торопиться взрывоопасная социальная обстановка (крестьянские и городские восстания, как угроза и как реальность) [3, с. 388 — 390]. Кроме того, Шуйский не контролировал положение в стране в целом и был бессилен «спасти от разгрома боярские вотчины». Его меры в пользу дворян «остались мёртвой буквой», так как реализовать их на практике, например, вернуть беглых, он не мог [6, стб. 636].
Таким образом, царь Василий IV опирался на боярство и буржуазию, причём, вторая была не столько ведомой, тем более несамостоятельной, сколько стояла на втором месте в «списке политических приоритетов» государства, что, видимо, отражало её удельный вес в обществе. Раскол в среде боярства породило появление Лжедмитрия II в качестве крупной общественной силы, реально претендующей на верховную власть. Разрыв ряда бояр с Шуйским, видимо, не носил принципиального характера. Они, скорее, старались служить двум господам. Естественно, с ослаблением позиций московского царя количество его сторонников среди бояр уменьшалось. Буржу-
азия долго и твёрдо поддерживала власть Шуйского, несмотря на все недостатки последней. Главный среди них — какая-то хроническая неспособность добиться решающего успеха. С одной стороны, терпение крупного капитала было не безграничным, с другой — и царь допустил ряд тактических просчётов. Правильнее будет заключить, что буржуазия разочаровалась лично в Василии IV, но не в его «деле». «Когда северные города были окончательно истощены, а Московский посад бросил Шуйского, он пал» [2, с. 106]. Кроме того, отношение к нему среди горожан не было однозначным: городская беднота, выступив против бесконтрольного хозяйничанья в городе посадских верхов, тем самым примкнула к Лжедмитрию II. Наиболее преданными сторонниками этого самозванца были казаки. Дворянство также сделало свой выбор в его пользу, но явно не столь однозначно. Тут свою роль по-прежнему играл региональный аспект. Всё более настораживало продолжающееся крестьянское восстание, из-за чего и дворянам приходилось надеяться на «твёрдую руку». Тушинские помещики примыкали к лагерю «низов», надеясь в нём реализовать свои чаяния, но поняли, что там верховодят казаки и крестьяне [4, с. 67 — 69].
В чём причина политического краха Василия Шуйского, более или менее понятно. Но в чём причина такого же краха Лжедмитрия II? В его положении был один коренной дефект, который со временем должен был сказаться: может быть даже невольно, этот человек стал вождём определённого «демократического» движения. Трудно было его представить в качестве силы, подавляющей тот самый «бунт», который подпитывал его «интригу». А к 1610 г. против народных восстаний консолидировались, пожалуй, все верхние и средние слои русского общества. «Собравшиеся в Тушине боярские и дворянские авантюристы оказались лицом к лицу с демократической массой, организующим элементом которой стали теперь одни казаки» [6, стб. 637]. Кроме того, Лжедмитрий II перестал входить и в планы польского руководства.
Зарождающийся торговый капитализм вполне зримо присутствовал во всех перипетиях и хитросплетениях социально-политической борьбы эпохи Смуты в России. По этой линии однозначно проходили купечество и посадские люди, роль которых, пожалуй, впервые в русской истории проявилась столь наглядно и концентрированно, в длинной серии взаимосвязанных событий. К торговому капитализму в некоторой степени относилась феодальная знать, но со своей стороны и как самостоятельная сила. В некоторых вопросах она имела одинаковые «тор-гово-капиталистические» интересы со средневековой буржуазией. Мелкие землевладельцы имели более специфические интересы, которые попеременно и ситуативно то сближали их с торговым классом, то отдаляли. Низшие слои общества были объектами торгово-капиталистической эксплуатации. Чем ближе страна подходила к торговому капитализму, тем более острой и масштабной становилась их реакция именно на него.
Приведённые в статье положения и выводы могут использоваться для подготовки лекций, спецкурсов по отечественной истории и историографии, обобщающих работ по истории России XVII в.
Библиографический список
1. Володьков, О. П. Пролог Смуты в его социальном аспекте по произведениям историка М.Н. Покровского / О. П. Володь-
ков // Омский научный вестник. Серия «Общество. История. Современность». - 2009. - № 4 (79). - С. 42-45.
2. Покровский, М. Н. Очерк истории русской культуры / М. Н. Покровский - 4-е изд., стер. - Ч. 1. - М. : Госиздат, 1921. -283 с.
3. Покровский, М. Н. Русская история с древнейших времён / М. Н. Покровский // Покровский М. Н. Избранные произведения. - Кн. 1. - М. : Мысль, 1966. — 725 с.
4. Покровский, М. Н. Русская история в самом сжатом очерке / М. Н. Покровский // Покровский М. Н. Избранные произведения. - Кн. 3. - М. : Мысль, 1967. - 671 с.
5. Покровский, М. Н. Болотников, Иван, предводитель крестьянского движения в Смутное время [ум. в 1607 г.] / М. Н. Покровский // Энциклопедический словарь т-ва бр. А. и И. Гранат. -7-е совершенно перераб. изд. - М., [1911]. - Т. 6. - Стб. 242-243.
6. Покровский, М. Н. Смутное время / М. Н. Покровский // Энциклопедический словарь Русского библиографического института бр. А. и И. Гранат. - Т. 39. - 7-е совершенно перераб. изд. - М., [1922]. - Стб. 626-641.
ВОЛОДЬКОВ Олег Павлович, кандидат исторических наук, доцент кафедры дореволюционной отечественной истории и документоведения. Адрес для переписки: e-mail: [email protected]
Статья поступила в редакцию 01.02.2010 г. © О. П. Володьков
УДК 947.046
Е. В. СКРИПКИНА
Российский заочный институт текстильной и лёгкой промышленности, филиал в г. Омске
ФЁДОР ИВАНОВИЧ И БОРИС ГОДУНОВ В РУССКОЙ ПУБЛИЦИСТИКЕ ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XVII ВВ._
К XVII в. окончательно сложилась концепция власти московских государей. В 1598 г., после смерти Фёдора Ивановича, на царский престол избрали Бориса Годунова. Патриарх Иов, будучи его последовательным приверженцем, поддерживал Годунова и указывал на благочестивость и добродетельность Бориса и преемственность монаршей власти Годунова от царя Фёдора Ивановича. В произведениях, написанных после воцарения Михаила Романова, прослеживается тенденция противопоставления ФОдора Ивановича и Бориса Годунова.
Ключевые слова: Фёдор Иванович, Борис Годунов, наследование, избрание.
Вопросы, касающиеся происхождения и сущности царской власти, активно рассматривались на протяжении второй половины ХУ—ХУ1 вв. Принято считать, что к XVII в. московские книжники окончательно сформировали концепцию власти русских государей, включавшей в себя два основных постулата: 1) царская власть происходит от Бога; 2) власть монарха имеет преемственную традицию.
Исходя из положений данной теории, рассмотрим представления о царе наследственном («природном») — Фёдоре Ивановиче из рода Калиты и царе избранном — Борисе Годунове, бытовавшие в период Смутного времени и нашедшие свое отражение в публицистических произведениях первой четверти XVII в.
Считалось, что со смертью Фёдора Ивановича в 1598 г. прекратилась линия наследственных царей. Наследственность власти московских государей в общественном сознании срослась с незыблемостью их авторитета, как один из признаков ее законности и «богоустановленности». Избрание Бориса Годунова на царство, несмотря на обряд помазания, все же не придавало роду Годуновых значения богоизбранности. Немаловажно, что род Годуновых поддерживал ставленник Бориса — глава Русской православной церкви патриарх Иов. Получив титул патриарха из рук Годунова, Иов был его последовательным приверженцем [1, с. 49].
Особое место в ряду повествований о последнем династическом царе Фёдоре Ивановиче [2, с. 109—128]
принадлежит именно перу первого русского патриарха Иова. Неслучайно и то, что «Повесть» была сложена в начале XVII в. в правление Бориса Годунова. Известно, что Борис Годунов входил в регентский совет при царе Фёдоре, получил чин конюшего. Именно Борис Фёдорович инициировал вопрос об учреждении патриаршества в России. Кроме того, Годунов отстоял кандидатуру Иова на патриарший престол [3, с. 315, 321].
Фёдор Иванович в представлении Иова настолько безупречен, добродетелен и благочестив, что вопреки сложившейся традиции в роду Калиты отказался от предсмертного пострига, который, как считали, облегчает «вход в царство небесное».
Несмотря на официоз, присущий этому произведению, заслуживает внимания небольшой эпизод. Известно, что Годунов был соправителем Фёдора и уже в его царствование достиг полноты власти. Иов указывает на преемственность монаршей власти Годунова от царя Фёдора: «благочестивый самодержец (Фёдор Иванович. — Е. С.) снимает со своей выи (шеи. — Е. С.) златокованную цепь, которую носил в знак самодержавного своего монаршего величия, и возлагает ее на выю достохвального своего воеводы Бориса Фёдоровича, тем самым предвещая, что он после смерти царя будет преемником всего царского достояния, держателем скипетра и правителем превеликого Российского царства» [2, с. 111]. Так и случилось после смерти бездетного Фёдора Ивановича, большую роль
