Научная статья на тему 'Родовое и личностное начала в герое И. А. Бунина (по произведениям 1910-х годов)'

Родовое и личностное начала в герое И. А. Бунина (по произведениям 1910-х годов) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
313
88
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
БУНИН / ВНУТРЕННЕЕ «Я» / ВНЕШНЕЕ «Я» / INTERNAL «I» / EXTERNAL «I» / BUNIN

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Попова Юлия Сергеевна

В статье исследуется соотношение личностного и родового начала в героях рассказов И.А. Бунина «Захар Воробьев», «Веселый двор», «Петлистые уши» на основании трех ключевых категорий: природное начало, кровнородственное и социально-родовое.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Patrimonial and personal groundings in hero by I.A. Bunin (

Parity of the personal and patrimonial groundings in the heroes of the stories by I.A. Bunin «Zakhar Vorob'ev», «A Merry Courtyard», «Loopy Ears» is investigated in the article on the basis of three key categories: the natural beginning, kinship and socially-patrimonial.

Текст научной работы на тему «Родовое и личностное начала в герое И. А. Бунина (по произведениям 1910-х годов)»

лизы, интерпретации, характеристики. - СПб., 2001. - С. 193-259.

2. Кацис Л. Осип Мандельштам: Мускус иудейства. - М., 2002.

3. Кихней Л. Осип Мандельштам: Бытие слова. - М., 2000.

4. Кихней Л.Г. Акмеизм: Миропонимание и поэтика. - М., 2001.

5. КрыловА.В. Иудаизм // Основы религиоведения: учеб. / под ред. И.Н. Яблокова. - М., 1994. -С. 107-113.

6. Лейдерман Н.Л. Феномен Осипа Мандельштама // Лейдерман Н.Л. Русская литературная классика ХХ века: Монографические очерки. -Екатеринбург, 1996.

7. Лосев А.Ф. Мифология греков и римлян. -М., 1996.

8. Мандельштам О. Камень / сост. Л.Я. Гинзбург, А.Г. Мец, С.В. Василенко, Ю.Л. Фрейдин. -Л., 1990.

9. Мандельштам О.Э. Стихотворения. Проза /

сост. Ю.Л. Фрейдин; предисл. и коммент. М.Л. Г аспаров. - М., 2001.

10. МусатовВ.В. Лирика Осипа Мандельштама. - К., 2000.

11. Мусатов В.В. История русской литературы первой половины ХХ века (советский период). - М., 2001.

12. Петрова Н.А. Литература в неантропоцентрическую эпоху. Опыт О. Мандельштама. -Пермь, 2001.

13. Струве Н. Осип Мандельштам. - London, 1988.

14. Тарановский К. Очерки о поэзии Мандельштама // Тарановский К. О поэзии и поэтике. -М., 2000. - С. 13-208.

15. ТопоровВ.Н. Хаос первобытный // Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. М., 1982. -Т. 2. - С. 581-582.

16. Эпштейн М. Хасид и талмудист: Сравнительный опыт о Пастернаке и Мандельштаме // Звезда. - 2000. - №> 4. - С. 82-96.

УДК 821.161.1 Бунин. 11

Попова Юлия Сергеевна

Воронежский государственный университет buka1621@rambler.ru

РОДОВОЕ И ЛИЧНОСТНОЕ НАЧАЛА В ГЕРОЕ И.А. БУНИНА (по произведениям 1910-х годов)

В статье исследуется соотношение личностного и родового начала в героях рассказов И.А. Бунина «Захар Воробьев», «Веселый двор», «Петлистые уши» на основании трех ключевых категорий: природное начало, кровнородственное и социально-родовое.

Ключевые слова: Бунин, внутреннее «Я», внешнее «Я».

Проблема соотношения в человеке личностного и родового начал - одна из . наиболее актуальных в современном буниноведении. Основные положения художественной антропологии И.А. Бунина были обозначены в работах Ф. Степуна [8, с. 216-260]. Он рассматривает личностное и родовое начала в художественном мире И.А.Бунина в двух аспектах: соотношение природного и сверхприродного начал, любви и пола. Полемично эту проблему заявил И. Ильин [4, с. 5-216], который решает ее однозначно: человек И.А. Бунина додуховен, это особь, а не личность. По-разному, но оба философа говорят о доминировании в человеке И.А. Бунина родового, безличностного начала.

Спустя четверть века эта проблема была снова актуализирована. В связи с этим сформирова-

лось два подхода: одни разделяют точку зрения И. Ильина, другие пытаются углубиться собственно в проблемы художественной антропологии и выявить неоднозначность решения этого вопроса, уточнить, а в некоторых аспектах пересмотреть устоявшиеся взгляды.

Наше обращение к этой проблеме призвано как раз расширить и скорректировать понимание соотношения родового и личностного начал в герое И.А. Бунина на материале произведений 1910 годов с опорой на новые представления, появившиеся в психологических, исторических, культурологических, философских науках, что отвечает тенденции современной науки интегрировать достижения разных сфер гуманитарного знания.

Многогранность человеческого существа, наличие в нем различных, порою полярных на-

чал: природного и социального, телесного и духовного, индивидуального и общеродового - является величайшей загадкой мироздания. Родовое и личностное начала являются ключевыми в понимании человека, его природной сущности. Для рассматриваемых нами рассказов И.А. Бунина 1910-х годов понятие родового начала в герое является наиболее важным и включает в себя три смысловые группы: 1) природное; 2) родственное; 3) социально-родовое [6].

Для первой смысловой группы (род как природное понятие) характерно понимание рода как отражение связи с природой, с окружающим миром. Природа здесь выражается не просто ландшафтом, но и включает в себя все естественное окружение человека, которое воспринимается им не только как часть чего-то внешнего, но и как часть его самого. Ф. Степун в книге «Портреты» отмечает, что человек в творчестве И.А. Бунина прежде всего «природный человек» [8, с. 249].

«Захар Воробьев» - пример такой тесной связи героя с природным началом. Эта связь подчеркивается внешним обликом персонажа: у Захара «длинные волосы, уцелевшие вокруг его темного черепа, белы и легки, как ковыль» [1], он мог «не мигая, как орел, смотреть на солнце» [IV, с. 38], он органично вписывается в окружающее его пространство. Но в то же самое время Захар чувствует свою отчужденность от людей: «.. .Он сам себя чувствовал принадлежащим к какой-то иной породе людей, чем прочие люди.» [IV, с. 40], «.не покидало его и другое чувство - смутное чувство одиночества: в старину, сказывают, было много таких, как он, да переводится эта порода ...» [IV, с. 36]. Он наделен ярким личностным началом, которое выражается не только внешне: «.Он был рыжевато-рус, бородат и настолько выше, крупнее обыкновенных людей, что его можно было (возить) показывать...» [IV, с. 36], но и внутренне: « .человек он особенный, он твердо знал это.» [IV, с. 46].

Захар Воробьев, так же как и героиня рассказа «Аглая», является вырожденцем, то есть особой породой людей, которые исчезают. Об амбивалентности понятия «вырождения» писал Г.Ю. Карпенко: « .Характеристика “выродков” велась в научной литературе в двух направлениях: люди, уклонившиеся от нормы, или гениальны, или преступны. В преступном типе обнаруживается возврат к рефлексам, когда уже не действует высшая форма психической деятельнос-

ти - воля, способная обуздать в нормальном человеке преступную страсть». С другой стороны, «сторонники теории вырождения показали, что вырождающийся бывает иногда одарен блестящими умственными способностями, что вырождение - непременное условие выдающейся оригинальности ума...» [5, с. 9]. Именно в таком научнопозитивистском значении употребляет это слово Бунин, называя людей с необычной психофизиологической и антропологической организацией «вырождающимися» людьми. Таким образом, с одной стороны, в Захаре ярко проявляется личностное начало, выделяющее его из рода, но с другой - «.не покидало его и другое чувство - смутное чувство одиночества в старину, сказывают, было много таких, как он, да переводится эта порода» [IV, с. 35], то есть включенность в род.

Пейзаж помогает раскрыть внутреннюю природу героя: «.У нас дуб велик вырос, - насмешливо и с удовольствием повторял он мысленно, чуя в этих словах какой-то чудесный намек на что-то.» [IV, с. 38]. Связь Захара с окружающим проявляется и в особой категории - памяти, которая является очень важной для понимания творческого мира И.А. Бунина. Именно через память происходит приобщение человека к окружающему миру, общение его с самим собой. Захар все время вспоминает свое прошлое, те события, которые связаны с его личной жизнью. Но он не может найти применение себе в настоящем мире: «.Что путного сделал он на своем веку, в чем проявил свои силы? Да ни в чем, ни в чем!..» [IV, с. 46]. «Память - по Бунину - .есть та невещественная, духовная, психологическая и одновременно вещественная, биологическая связь со столь же таинственнами духовно-вещественными основами бытия.» [7, с. 10]. Антропологические аспекты позволяют соотнести Захара с архитипом богатыря, который находится в поисках подвига. Но подвиг изображаеся в профан-ном виде: несение старухи да спор про водку.

Важным для понимания рассказа является мотив дома и дороги. Захар постоянно собирается домой: «Из города приехал по железной дороге в село Шипово и пошел в Осиновые Дворы через Жилое» [IV, с. 36]. Но домой он так и не попадает, остается в дороге, там же и умирает: «И твердо пошел на середину большой дороги. И, дойдя до середины, согнул колени - и тяжело, как бык, рухнул на спину, раскинув руки» [IV, с. 47]. Захар состоялся в социально-родовом ас-

пекте как крестьянин, но не смог состояться в личностном аспекте, так и не совершив подвига, которого требовала душа.

Другая смысловая группа предполагает обращение к кровнородственному началу, которое является важным не только в прямом значении (как связь между родственниками), но и как связь общечеловеческая. Анисья и Егор - герои рассказа «Веселый двор» - являются кровными родственниками (мать и сын). Но связь между ними утеряна. Они противоположности не только внешне: «.Егор был белес, лохмат, не велик, но широк, с высокой грудью.» [III, с. 278], «.она -суха, узка, темна, как мумия; ветхая понева болтается на тонких и длинных ногах.» [III, с. 279]; но и внутренне: он - «.пустоболт, сквернослов.» [III, с. 280], «.он не признавал ни семьи, ни собственности, ни родины.» [III, с. 279], она -покорна, «.любить Анисье в молодости некого было. Но и не любить не могла она .» [III, с. 279]. При этом у них были общие черты: «.мужик он вышел добрый.» [III, с. 280], «.но никогда не насмеливалась она напоминать людям, что в былое время помогала и она им.» [III, с. 279].

Очень важным в рассказе является образ двора, который вбирает в себя понятие дома -«.изба его, огромная, нескладная, с каждым годом все больше да больше сгнивала, разваливалась без призора .» [III, с. 279], «. необходимость стеречь, сохранять для Егора избу.» [III, с. 280]. Изба здесь является не только жилищем героев, она - символ их, на первый взгляд, невидимой, но все же ощутимой связи. Дом - это начало, передающееся из поколения в поколение, которое символизирует крепость традиции, памяти, демонстрируя благополучие крестьянина, является и началом духовным.

С мотивом дома тесно связан и мотив дороги, который расширяется до жизненного пути. Анисья отправляется в свой путь, ее путь мотивирован кровным началом. Она идет к сыну. В доме Егора Анисья умирает. Но умирает она как крестьянка (на лавке, перекрестясь на икону). Егор, уходя из родного дома, все время пытается найти себе место среди людей: «.Но Салтык не обратил внимания и на это замечание (Егора).» [III, с. 293], «.ему (Егору) очень захотелось спора, в котором он вышел бы и умнее, и толковее, и бы-валее Салтыка.» [III, с. 296]. Но он обладает такими внутренними качествами, которые мешают ему в этом. Несовпадение желаемого и насто-

ящего рождает в его сознании двойственность, которую он боится, постоянно убегая от нее: «.Он уже давно освоился с тем, что часто шли в нем сразу два ряда чувств и мыслей: один обыденный, простой, а другой - тревожный, болезненный. Да что делать-то, если не сидеть, куда идти? В лес, в кустарник, в сумерки, где всюду мерещится этот серый черт?» [III, с. 295]. Порываются его связи с общностью на уровне крестьянского мира.

Герои рассказа существуют на грани сна и яви, на грани двух реальностей. С одной стороны, прекрасный мир вокруг, где цветут поля, ходят райские птицы, с другой - мир, где нет даже крошки хлеба, чтобы прокормить себя. «.Они (птицы) мучили, утомляли ее, но и трогали своей красотой, беззаботностью, нежной привязанностью друг к другу.» [III, с. 283], «.все сильнее клонило в сон, в бред, бежала под ноги дорога вместе с тройками и горлинками.» [III, с. 284], «.но, все понимая, она спала, спала - и умирала.» [III, с. 285].

После смерти Анисьи Егор перестал существовать в реальном мире: «.Он играл ту роль, что полагалась ему у гроба матери. Он моргал, будто готовый заплакать, но далеко были его мысли, и, как всегда, в два ряда шли они. Смутно думал он о том, что вот жизнь его переломилась -началась какая-то иная, теперь уже совсем свободная.» [III, с. 306]. Последняя связь с миром, то единственное, что держало его на земле, те корни, которые помогаю человеку жить, Егор окончательно утратил: «.Постарел он и поддался - в один месяц. И много помогло тому чувство какой-то странной свободы и одиночества, вошедшее в него после смерти матери. Пока жива была она, моложе казался он сам себе, чем-то еще связан был, кого-то имел за спиной. Умерла мать - он из сына Анисьи стал просто Егором. И земля - вся земля - как будто опустела. И без слов сказал ему кто-то: ну, так как же, а?» [III, с. 307]. И следствием этого стала не только утрата духовной связи с человеческим родом, но и распад физический - закономерное самоубийство. Самоубийство изображено как символическая утрата ног-корней: «В песке билось то, что было за мгновенье перед тем Егором, билось, поливая песок кровью, вскидывая кверху два толстых об-рубка-две ноги, ужасающих своей короткостью. Две другие ноги, опутанные окровавленными онучами, в лаптях, лежали на шпалах» [III, с. 309].

Если Анисья состоялась как в семейно-родственном отношении, так и в личностном, то Егор оказался несостоятелен ни как сын Анисьи, ни как личность.

Третья смысловая группа - понимание родового как источника «мотиваций определенных состояний, присущих индивидуумам (как высоконравственных, так и состояний, причисляемых к грехопадению); которые диктуют определенные мотивы сознательных или бессознательных поступков, определенные эмоции, из которых слагаются стереотипы поведения. Неоднозначность поведенческих стереотипов позволяет человеку проводить проверку родового опыта в рамках своей судьбы, реализуя свободу нравственного самопознания и сознательного выбора между добром и злом» [9, с. 10]. Такую проверку проходит Адам Соколович - герой рассказа «Петлистые уши», который, с одной стороны, называет себя сыном человеческим («.я сын человеческий, - сказал Соколович с какой-то странной торжественностью.» [IV, с. 387]), но в то же самое время и выродком, то есть выпавшим из рода людей («.я так называемый выродок.»[ГУ, с. 389]). Но в отличие от Захара («Захар Воробьев») и Аглаи («Аглая») вырождение Соколовича носит резко негативные, преступные черты. Он идет на убийство сознательно, убивает согласно плану, в заранее определенный час (деталь -«большие серебряные часы» [IV, с. 394]), но при этом медлит, останавливаясь («.Соколович замедлил шаги, долго глядел вслед этой паре .»[IV, с. 390], «.Соколович остановился и довольно долго стоял, закуривая папиросу.» [IV, с. 392]).

На своей жизненной практике Соколович проводит проверку опытом один из самых древних запретов - убийство себе подобного. «. Уголовные хроники тоже сплошь состоят из записей о самом жестоком спокойствии, цинизме и резонерстве самых кровавых преступников. Но дело, однако, не в выродках, не в палачах и не в каторжниках. Все человеческие книги - все эти мифы, эпосы, былины, истории, драмы, романы, - все полны такими же записями, и кто же это содрогается от них. Каждый мальчишка зачитывается Купером, где только и делают, что скальпы дерут, каждый гимназист учит, что ассирийские цари обивали стены своих городов кожей пленных.» [IV, с. 386].

Дорога в случае с Адамом Соколовичем оборачивается петлей, а дома нет вообще. Действие

происходит либо в трактире, либо в гостинице (чужое пространство). В тексте нет даже намека на дом. Бездомность героя приобретает метафизический смысл.

Ф.М. Достоевский в своих набросках к неосуществленной статье «Социализм и христианство» отмечал: «.Человек в этом состоянии .теряет источник живой жизни, не знает непосредственных ощущений и все осознает.» [9, с. 12]. Эта мысль точным образом воплощена в образе Со-коловича. На протяжении всего рассказа автор не показывает читателю ни эмоций, ни ощущений героя, при этом герой полностью отдает отчет в своих действиях. Исследователь О.А. Бердникова отмечает: Адам Соколович лишен «живой жизни» [2, с. 16]. Таким образом, в нем отсутствует природное начало («выродок»), намек на семейственность (он - панский сын, но сам герой отказывается от этого). Соколович называет себя «сыном человеческим», но это звучит в его устах кощунственно. Герой находится вне всякой связи с людьми.

Эти рассказы объединяет общее понимание родового начала в герое, которое выражается в разрыве между внутренним и внешним «я», через которое проступает бессознательное начало. Внешнее «я» - человек в повседневной жизни, его социальные роли. Внутреннее «я» - то подлинная основа человека, в случае постоянного несовпадения с внешним «я», приводящая к трагическому финалу. Разрыв обыденного и глубинного «я» происходит у Егора Минаева («Веселый двор»): от утопической надежды «питаться одной редькой, попасть во святые» [III, с. 303] до играемой «роли у гроба матери» [III, с. 306], невозможность найти себя и свое место в жизни постоянно тревожит его. У Захара Воробьева (одноименный рассказ) этот разрыв проявляется в желании преодолеть будни и сделать что-то особенное. Но и у этого героя не получается преодолеть этот разлад. У Адама Соколовича («Петлистые уши») постоянное несовпадение выливается в проявлении особой телесной, психической и интеллектуальной организации. Так же объединяет героев и особенности внешности (родовые изъяны), полностью порванные связи с миром, с людьми.

Понятие родового очень важно для творчества И.А. Бунина. Выпадение из рода приводит к катастрофическим последствиям: герой нарушает все моральные запреты, не может найти себе

место в этом мире. Следствием этого является смерть самого героя или преступление, совершенное им. Личностное начало не противопоставляется родовому, а формируется им посредством памяти, включенности человека в природу, традицию, кровную связь. В.Г. Белинский отмечал, что человек - подвижное единство видового (особого) и родового (всеобщего), подчеркивал не механическое их сосуществование, а своего рода диалогическое взаимодействие, «ибо в том-то и состоит взаимное отношение общего к особному и особного к общему, что они в человеке не приклеиваются друг к другу внешним образом . но взаимно проникают друг в друга.» [9, с. 12].

Библиографический список

1. Бунин И.А. Собр. соч.: В 9 т. - М.: Художественная литература, 1966. - Т. 4. - С.38. В статье произведения Бунина цитируются по этому изданию с указанием тома (римской цифрой) и страницы (арабской цифрой).

2. Бердникова О.А. Мотивы искушения в творчестве И.А. Бунина в аспекте христианской антропологии // Воронежский гос. университет. Вест-

ник: Научный журнал. - Серия: Филология. Журналистика. - 2009. - № 1.- С. 16.

3. Жвирблинская ГМ. Родовое и личностное самосознание человека // Научные проблемы гуманитарных исследований. - 2010. - .№4. - С. 268.

4. Ильин И.А. О тьме и просветлении: книга художественной критики. - М.: Скифы, 1991. -216с.

5. КарпенкоГ.Ю. Творчество И.А. Бунина и религиозно-философская культура рубежа веков. -Самара: Самарская гуманитарная академия, 1998. - С. 9.

6. Кириенко В. Дохристианская, родовая культура восточных славян как фактор формирования менталитета белорусов [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://npoles.narod.ru/ gaz_arh/g_4_5.htm.

7. Мальцев Ю.В. Иван Бунин. - М.: Посев, 1994. - С. 10.

8. Степун Ф. Иван Бунин // Ф. Степун. Портреты. - СПб.: Изд-во Рус. Христиан. гуманит. инта, 1999. - С. 216-260.

9. Удодов Б.Т. Пушкин: художественная антропология. - Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. унта, 1999. - С. 10.

УДК 882.09

Савинская Ольга Анатольевна

Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова

olgasavinskaya83@mail.ru

СТОИЧЕСКИЕ И БУДДИСТСКИЕ МОТИВЫ В ЛИРИКЕ Б.Ю. ПОПЛАВСКОГО

В статье раскрываются особенности философских взглядов Б.Ю. Поплавского (на примере лирики 1920— 1935 гг.).

Ключевые слова: экзистенция, стоицизм, буддизм, страх, отчаяние, сомнение, заброшенность, отчуждение, одиночество, страдание.

Наследие Б.Ю. Поплавского - поэта и прозаика начала ХХ века - стало доступно русскому читателю только в 90-е годы ХХ века. В современном литературоведении его творчество изучено мало. А между тем многие стихотворения Поплавского интересны не только как страницы его собственной творческой биографии, не раскрытой до сих пор в её подлинной многогранности, но и потому, что они вносят свой вклад в развитие русской и мировой философско-поэтической традиции, давая оригинальную и неповторимую трактовку ряду «вечных» тем и вопросов.

Поплавскому близки пронзительное метафизическое чувство одиночества человека в этом мире, ощущение чуждости, враждебности окружения, восприятие жизни как неудачи. Для него важна идея связи Эроса и Танатоса. Всё это претворилось в философии экзистенциализма, буддизма и стоицизма.

Проблема философских основ лирики По-плавского в современном литературоведении является недостаточно изученной. Частично она рассматривалась в работах С. Семёновой [7], Е. Менегальдо [4], В.М. Жердевой [1], Ю.В. Матвеевой [3], А. Мартынова [2].

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.