CC BY
12
НАУКА И ОБРАЗОВАНИЕ
Голохвастова Н. В. Рижский дневник А. Е. Теплоухова как источник по истории крепостных служащих пермских вотчин Строгановых первой половины XIX века // Вестник Прикамского социального института. 2020. № 2 (86). С. 71-76.
Golohvastova N. V. The Riga diary of A. E. Teploukhov as a source on the history of serfs employees of the Perm estates of the Stroganovs the first half of the 19th century. Bulletin of the Prikamsky Social Institute. 2020. No. 2 (86). Pp. 71-76. (in Russ.)
УДК 94(470.5)«19»
Н. В. Голохвастова
Прикамский социальный институт, Пермь, Россия
РИЖСКИЙ ДНЕВНИК А. Е. ТЕПЛОУХОВА КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ КРЕПОСТНЫХ СЛУЖАЩИХ ПЕРМСКИХ ВОТЧИН СТРОГАНОВЫХ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА
Голохвастова Наталия Вениаминовна — кандидат исторических наук, заведующая кафедрой «Теория и история государства и права».
E-mail: [email protected]
В статье исследуются социально-психологические черты крепостных служащих уральской горнозаводской вотчины первой половины XIX века на основе информации дневника молодого Александра Теплоухова - представителя этой социальной группы в пермских имениях крупных российских промышленников, политических деятелей, меценатов Строгановых. Отмечается, что уже в молодом возрасте у служащего закладывались специфические особенности, характерные для самосознания этой группы, выделяющие ее из среды крепостных.
Ключевые слова: крепостные служащие, уральская горнозаводская вотчина, пермские имения Строгановых, дневник, социальная психология, патернализм, филиализм.
N. V. Golohvastova
Prikamsky Social Institut, Perm, Russia
THE RIGA DIARY OF A. E. TEPLOUKHOV AS A SOURCE ON THE HISTORY OF SERFS EMPLOYEES OF THE PERM ESTATES OF THE STROGANOVS THE FIRST HALF OF THE 19TH CENTURY
Golokhvastova Natalia V. - Candidate of Historical Sciences, Head of the Department of Theory and History of State and Law.
E-mail: [email protected]
The article examines the socio-psychological features of the serfs employees of the Ural mining and factory estates of the first half of the 19th century on the basis of information from the diary of young Alexander Teploukhov, a representative of this social group in the Perm estates of major Russian industrialists, politicians, patrons of the Stroganovs It is noted that already at a young age, the employee developed specific features characteristic of the self-awareness of this group, distinguishing it from among the serfs.
Keywords: serf employees, Ural mining estate, Perm estates of the Stroganovs, diary, social psychology, paternalism, filializm.
Одной из своеобразнейших групп в социальной структуре российского общества конца XVIII — первой половины XIX века, особенно в структуре уральских горнозаводских имений, являлись крепостные служащие. Они явственно выделялись из массы зависимого населения по характеру занятий, условиям труда и быта, по образовательному и культурному уровню, по своим социально-психологическим особенностям. Основное их отличие состояло в том, что, находясь на службе у вотчинника, они выполняли зачастую (хотя и в разном объеме) функции, свойственные, по определению М. Д. Курмачевой, «интеллигентским профессиям» [4, с. 7].
Исключительные место и роль служащих в системе управления горнозаводской вотчиной способствовали формированию типичных для представителей этой группы социально-психологических черт. Несмотря на градации в среде вотчинных служащих, у них существовали довольно четкие представления о системе вотчины (менее четкие — об общественной системе в целом) и о месте и роли в этой системе той социальной группы, к которой они себя относили, о своих интересах, целях, потребностях [1]. Сложившиеся представления были основаны на объективном социально-экономическом положении служащих [5, с. 122-123, 132-133] и в то же время содержали в себе субъективные моменты, не всегда адекватные социальной действительности, питавшиеся иллюзиями, а также имели личностную окраску.
Весь этот сложный, но внутренне взаимосвязанный комплекс психологических черт, характерных именно для вотчинных служащих, можно условно определить как «социальное самосознание». Осознание своей социальной специфичности, особенности первоначально происходит на уровне личностей, принадлежащих данной общности [8, с. 23].
Для изучения социальной психологии группы, в том числе в рамках исторического исследования, большое значение имеют документы личного происхождения отдельных представителей этой группы: письма, дневники, записи частного характера различной тематики, воспоминания и т. п. [см., напр.: 2]
Интереснейший источник по истории крепостных служащих пермских вотчин Строгановых, по исследованию социальной психологии этой общественной группы в конце XVIII - первой половине XIX века представляет из себя рижский дневник Александра Ефимовича Теплоухова (1811-1885) — известного в России и за рубежом ученого-лесовода, в разное время своей жизни - начальника лесного отделения Главной Санкт-Петербургской конторы Строгановых, главного лесничего и главноуправляющего пермского нераздельного имения (майората) графов Строгановых.
Документ, хранящийся в семейном фонде Теплоуховых Государственного архива Пермского края (далее — ГАПК), представляет из себя 37 листов писчей бумаги; текст расположен на обеих сторонах листов, с полями в полстраницы, на которых кое-где имеются пометы; основной текст написан черными чернилами. Листы с 1 по 21 занимает текст черновика, с 22 по 37 — чистовика. Другими словами — это дневниковые записи молодого крепостного служащего Александра Теплоухова (как определяет их сам автор в заголовке чистовика — «дневниковые записки, черновые и беловые, веденные в Риге в 1831 г.»). Более точная датировка документа - это небольшой период с 1 апреля по 29 июня 1831 года, то есть фактически три месяца (ГАПК. Ф. 613. Оп. 1. Д. 22; далее — Рижский дневник).
В это время Александр Теплоухов — двадцатилетний крепостной, около года назад получивший специальное образование в Санкт-Петербургской строгановской школе земледелия и горнозаводских наук и еще совершенно не представляющий, какая служебная и научная карьера ждет его впоследствии. Несмотря на окончание Александром горного отделения упомянутой школы, его определяют временно на службу личным секретарем гра-
фа Сергея Григорьевича Строганова — мужа Натальи Павловны Строгановой (старшей дочери владелицы Пермского нераздельного имения графини Софьи Владимировны Строгановой). Юный крепостной сопровождает графа в его поездке в Ригу. Как же воспринимает он эту службу непосредственно при графе и это конкретное путешествие? Какие специфические черты психологии личности и группового самосознания крепостных служащих проявляются в данных обстоятельствах?
Наиболее яркая, обращающая на себя внимание психологическая черта представителей «служительского класса», выделяющая их из массы зависимого населения вотчины, -наличие обостренного чувства собственного достоинства; честолюбие; довольно высокая самооценка; убежденность в своем «высшем» предназначении. Так, юный секретарь Александр Теплоухов совершенно однозначно - негативно - реагирует на каждое резкое замечание владельца в свой адрес. Графу С. Г. Строганову, конечно, было не до того, чтобы выбирать выражения по отношению к крепостному и заботиться о его самолюбии. Несколько пренебрежительное отношение к юноше-секретарю - достаточно хорошо образованному человеку, уже во многом сформировавшемуся как личность, вызывает негативную реакцию, внутренний протест со стороны крепостного. Словами графа по поводу нерасторопности служащего («Я тебе, любезный, уши выдеру!») А. Теплоухов был по-настоящему удручен: «Эта выходка (курсив наш — Н. Г.) вышибла у меня из головы весь страх и была причиной большого уныния; выдрать уши, как у семилетнего ребенка!» (Рижский дневник, л. 36). Еще более бурной была реакция молодого человека на критику хозяина в отношении исполнения секретарем своих служебных обязанностей: «Ты переписываешь, как дитя; ну как можно, что все наши бумаги, как пластырь, замазаны; если ты не можешь... разбирать руки моей по смыслу, то я лучше буду сам переписывать» (Рижский дневник, л. 26 об.). Хотя служащий и признаёт справедливость критики, но форма, в которой она выражена, производит на Теплоухова настолько тягостное впечатление, что он впадает в настоящую депрессию. 27 апреля 1831 года он пишет в дневнике об отчаянии по поводу сказанных графом слов, «которые, как камень, лежат на сердце и тяготят»: «Целый день хожу, как не свой, ни есть, ни пить — ничего не хочется... Духом и телом совершенно упал»; «...не думаю, чтоб это было наяву». 28 апреля: «Вчерашний день был для меня самый несчастный... Это всё равно, что меня выставить на народную площадь близ столба с надписью: дурак. Это меня совершенно сразило; я, как безумный, бежал за Двину... Самолюбие мое жестоко оскорблено» (Рижский дневник, л. 26 об., 27, 36). Подобная реакция крепостного человека на дежурное замечание владельца являлась, на наш взгляд, следствием достаточно высокого уровня самосознания личности, развитого чувства собственного достоинства у данного представителя слоя крепостных служителей, тогда еще расположившегося лишь на первых ступеньках должностной иерархии.
Вообще, в основе взаимоотношений крепостных служащих и вотчинников лежал, на наш взгляд, принцип патернализма. «Патерналистская» производственная (и более широко — социальная) ситуация, сложившаяся в вотчинах Строгановых задолго до рассматриваемого нами периода, продолжала господствовать, с небольшими изменениями, и на протяжении XIX века [6, с. 205-206, 481-483]. Характерными чертами сознания вотчинных служащих, проявлявшимися в условиях этой ситуации в сфере трудовой деятельности, были отношение к своей деятельности в системе вотчины как к «служению» хозяину и имению, преданность владельцу, осознание своего приобщения к осуществлению власти в «строгановской империи», большого доверия вотчинника, своей близости к нему, представление об особой роли и значимости служащих для горнозаводского имения. Складывание этого типа психологии служащих — условно его называют «филиалистским» (от — сын) — проходило под непосредственным влиянием на них магнатов: послед-
ние постоянно декларировали в официальных документах, проводили в частном общении мысль о своем «отеческом попечении» о служащих имения.
Реальным проявлением этой «политики» патернализма Строгановых был институт воспитанников — молодых выходцев из категории служащих. Статус «воспитанника» давал возможность получать хорошее качественное образование на деньги хозяина; в первую очередь — в Санкт-Петербургской школе [3, с. 143-152; 7, с. 28, 47] и в других, даже высших учебных заведениях России и Европы; в последних случаях этот статус как бы позволял закрывать глаза на социально-правовое положение человека как крепостного. Таким «воспитанником» был и молодой Александр Теплоухов. Граф С. Г. Строганов, взяв с собой в 1831 году крепостного секретаря А. Теплоухова в Ригу, старался поддерживать в сознании последнего свой имидж отца, о чём юноша записал в дневнике: «Я взял тебя у графини на свое попечение, не уходи никуда без моего спроса... ты еще молод и легко можешь испортить свое поведение, за что я должен отвечать графине и даже Богу...» (Рижский дневник, л. 22). Здесь же мы узнаём, что граф «доставляет книги для чтения» своему секретарю; «дает наставление, как учиться говорить по-немецки», приказывает найти учителя немецкого языка и регулярно заниматься с ним (очевидно, для языковой практики, так как этот иностранный язык уже изучался в Санкт-Петербургской строгановской школе); думает о подготовке служащего к дальнейшей профессиональной деятельности, более соответствующей его образованию: знакомит Те-плоухова с информацией о «земл<едельческом > и лесовом заведении в Таранте», то есть о Тарандтской лесной академии, где и получит впоследствии высшее образование А. Е. Теплоухов; привлекает к изучению на практике фабричного производства в Риге (Рижский дневник, л. 22, 27, 34 об.).
Из дневниковых записей Александра Ефимовича, также относящихся к весне 1831 года, можно получить интересную информацию о политических представлениях, правовом сознании и, в целом, самосознании крепостного служащего. Граф и секретарь приезжают в Ригу в разгар польского освободительного восстания, отголоски которого докатились и сюда. Из дневника следует, что юный крепостной имеет собственный взгляд на происходящие события, который находится, по всей видимости, в рамках официальной идеологии империи: «Мы живем в худые времена. Бунт распространился даже до города Динабурга, что в Лифляндской губернии. Хотя все меры приняты для защиты Риги, однако же, плохо будет поживать в ней, когда (чего избави Бог) взбунтовавшиеся мужички подступят к толстым стенам ее» (Рижский дневник, л. 22 об.). Мы видим, что крепостной служащий озабочен в первую очередь собственной безопасностью, которой могли угрожать восставшие. В летних записях А. Теплоухова 1831 года находим оценку «хода мятежа», где акценты расставлены более конкретно: «Залуский, Пржицевский... и другие были главными действующими лицами; возмущали помещиков, собирали крестьян, составили комитеты, разрушили законную власть и силою угроз и наказаний делали всех участниками в своих замыслах» (Рижский дневник, л. 34). Таким образом, крепостной характеризует польское освободительное движение только как мятеж против законной власти российского императора.
Дневник рассказывает и о внутреннем мире, о ценностных ориентациях крепостного служащего, о его отношении к различным сторонам, явлениям реальной жизни, об интересах, занятиях в часы досуга и т. д.
Философские размышления Александра о смысле жизни, о высоком предназначении человека могут показаться довольно примитивными, но они дают нам первоначальное представление об уровне его самосознания: «В сей жизни даны познания и раскрыты способности, необходимые для собственного пропитания и для служения виновникам сего образова-
ния (то есть владельцам — Н.Г.), и где просвещен ум мой для самочувствия и наслаждения жизнью, ибо один труд и питание не составляют как бы единственной отдельной цели бытия нашего... И лошадь работает и ест, но главное и высокое назначение человека есть прославление Бога и наслаждение его творением» (Рижский дневник, л. 1 об.).
В другом месте того же дневника мы встречаем интереснейшее описание посещения Александром Теплоуховым немецкого кладбища в Риге, которое, помимо простого, хотя и довольно яркого его описания, содержит размышления молодого крепостного о бренности богатства, славы, власти: «.Посредине кладбища стоит подвал — я зашел в него: множество гробниц, великолепно убранных, лежат одна на другой. Здесь покоятся знатные фамилией и богатством; вот их почести, вот богатство: тесный гроб заменил великолепные домы, вся слава и власть покрыты гробовой доской. О вы, гордящиеся своим могуществом и славою и почитающие себя выше всех. И вы, наслаждающиеся всеми временными благами — помыслите о будущем; заходите чаще в сие мирное пристанище и вспомните слова Державина:
Вот здесь, когда меня не будет, Вот здесь уляжется мой прах, На месте сем меня разбудит
Един глас трубный в небесах.» (Рижский дневник, л. 30).
Это, вроде бы совершенно нейтральное, высказывание говорит о том, что в своей системе ценностей строгановский «служитель» материальные блага, славу, власть ставит явно не на первое место.
Молодой крепостной достаточно религиозен: находясь в Риге, он регулярно посещает церковь (в праздники — несколько раз в день), соблюдает церковные обряды, например ходит на исповедь, а затем исполняет покаянья за грехи; в то же время он с большим сарказмом отзывается в дневнике о корыстолюбивых служителях церкви, которые в Пасху очень назойливо пытались «заполучить» графа Строганова, надеясь на щедрые пожертвования с его стороны и неоднократно спрашивая секретаря о намерениях Сергея Григорьевича посетить храм Божий: «Тошны мне были эти вопросы, церковь даже (прости меня, всемогущий) наскучила, священники опротивели, я видел в них не беспристрастных представителей Апостолов, не смотрящих ни на какие власти, но барышников, старающихся заманить к себе богатых». Когда же граф так и не пошел в церковь, священнослужители «целым собором» явились к нему сами, «ввалили» в комнату, несмотря на протесты камердинера, и «заревели "Христос воскресе!"», после чего граф испугался, но «скоро от них отделался деньгами.» (Рижский дневник, л. 24 об., 25). Эта реакция 20-летнего крепостного говорит, на наш взгляд, о том, что при всей религиозности воспитания детей «служителей» у них под влиянием естественно-научного образования, постоянно приобретаемого и анализируемого жизненного опыта, острого, осмысленного взгляда на себя и окружающий мир начинает формироваться скептическое отношение к институту церкви в целом, хотя об атеистическом мировоззрении речь, конечно, не идет.
Напротив, будущий ученый-лесовод уже в этот период (и не только на страницах дневника, но и в личной переписке с друзьями) зачастую связывает понятия «Бог» и «Природа», «Мир», которые тесно переплетаются. Так, в описании немецкого праздника Флоры (множество цветов, плодов, ягод; кораблей с разноцветными флагами; фейерверков; нарядных, радостных людей и т. д.) Теплоухов говорит о том, что праздник наполняет душу «благоговением ко Творцу, представляющему человеку столько даров для его наслаждений» (Рижский дневник, л. 35-35 об.). Здесь также — и юношеская восторженность, и интерес к шумным, красивым зрелищам, и общительность, вообще — ярко выраженная любовь к жизни, очевидно, связанная во многом с ощущением, что еще многое предстоит.
Юному крепостному «не чуждо ничто человеческое», в том числе и восхищение, любование слабым полом: «Прекрасный весенний день вызвал жителей из зимних берлогов их... Какие милые фигуры! Мода, перелетая из своей столицы — Парижа — в русскую землю, кажется, останавливается квартировать в Риге и дружится с ее жителями. Признаюсь, подобной пышности в одеждах я не ожидал от сего города; всякий мужчина почитает будто обязанностью надеть 100-рублевый фрак и привесить к часам полфунта золота. А женщины? Не стану изображать их выбранными из нежных романов..., скажу только, что они прекрасны, нежны видом и стройны, как грации.» (Рижский дневник, л. 4 об. — 5 об.).
На страницах дневника есть и записи о прочитанных книгах, которые дают некоторую информацию о круге чтения крепостного служащего, а также об эмоциональности юноши, романтичности его молодой натуры. Двадцатилетний Александр Теплоухов увлекается поэзией — Державиным, Баратынским, Батюшковым: «Сочинения сии доставляют мне в моей уединенной жизни истинное наслаждение». Сильное впечатление производит на него роман А. С. Пушкина «Рославлев»: «Приятный и столь занимателен, что я почти две ночи употребил для его прочтения, да две ночи бредил о небесной сентиментальной его Полине, которая своими несчастиями совершенно отравила мое двухсуточное душевное спокойствие» (Рижский дневник, л. 30). Следует отметить, что круг чтения крепостных служащих резко менялся вместе с повышением уровня образования. В семьях крепостных служащих закладывались лишь основы книжной культуры. Окунувшиеся в столичную культурную среду выпускники Санкт-Петербургской строгановской школы — бывшие жители пермских сел и заводских поселков — узнавали, начинали любить и ценить русскую классическую художественную литературу.
Таким образом, рижский дневник А. Е. Теплоухова предоставляет исследователю такой своеобразной социальной категории, какой были крепостные служащие в прикамских горнозаводских имениях в конце XVIII — первой половине XIX века, массу интереснейшего материала, позволяющего сделать набросок портрета представителя этой группы, дополнить имеющуюся информацию о социально-психологических чертах строгановских «служителей», крепостной интеллигенции новыми данными.
Библиографический список
1. Голохвастова Н. В. Крепостные служащие в системе управления уральского горнозаводского имения в конце XVIII - первой половине XIX века: монография. Пермь, 2004. 248 с.
2. История в эго-документах: исследования и источники / Ин-т истории и археологии УрО РАН. Екатеринбург: АсПУр, 2014. 368 с.
3. Кузнецов С. О. Дворцы и дома Строгоновых. Три века истории. М.: Центрполиграф; СПб.: МиМ-Дельта, 2008. 317 с.
4. Курмачева М. Д. Крепостная интеллигенция России (вторая половина XVIII — начало XIX вв.). М., 1983. 352 с.
5. Мезенина Т. Г. Пермские владения Строгановых в XVIII — первой половине XIX в.: особенности пространственной и социально-экономической организации: монография. Н. Тагил, 2011. 216 с.
6. Неклюдов Е. Г. Уральские заводчики в первой половине XIX века: владельцы и владения. Н. Тагил, 2004. 596 с.
7. Рогов Н. А. Материалы для истории Пермского заповедного имения графов Строгановых. Пермь, 1892. 107 с.
8. Социальная психология классов / под ред. Г. Г. Дилигенского. М., 1985.
