CC BY
161
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 4 (185).
Филология. Искусствоведение. Вып. 40. С. 83-88.
Г. З. Имаева
РИФМА В ПОВЕСТИ «О ЕРШЕ ЕРШОВИЧЕ»
И СВЯЗАННЫХ С НЕЮ СКАЗКАХ
Данная статья посвящена выявлению роли рифмы в древнерусской повести «О Ерше Ершовиче» и связанных с нею русских народных сказках. В ходе анализа выявляются связи данных текстов с рифмой пословичного типа, делается вывод о том, что основной строй языка сказок и повести о Ерше сложился в XVII веке.
Ключевые слова: повесть, сказки, рифма, раешный стих, балагурство, рифма пословичного типа, стих сказочно-прибауточного склада, рифмованная повестушка, звуковая перекличка.
игра рифмами и созвучиями.
Одним из приемов, снижающих серьезность рассказываемого, является рифма, которая, особенно в раешном стихе, и создает комический эффект.
Для древнерусского юмора очень характерно балагурство. Это одна из национальных русских форм смеха, в которой значительная доля принадлежит «лингвистической» его стороне. Балагурство разрушает значение слов и коверкает их внешнюю форму. Балагур вскрывает нелепость в строении слов, дает неверную этимологию или неуместно подчеркивает этимологическое значение слова, связывает слова, внешне похожие по звучанию... В балагурстве значительную роль играет рифма. Рифма провоцирует сопоставление разных слов, «оглупляет» и «обнажает» слово. Рифма создает смеховую ситуацию. «Сказовые» (раешные) стихи именно к этому комическому эффекту сводят свои повествования. Рифма объединяет разные значения внешним сходством, иногда оглупляет явления, делает схожим несхожее, лишает явления индивидуальности, снимает серьезность рассказываемого... Рифма подчеркивает, что перед нами небылица, шутка [6. С. 26, 27].
Стиховая система, которую культивировали скоморохи, получила в литературоведении условное наименование раешника. Д. С. Шептаев [8] предлагает заменить этот термин и назвать стих такого типа «скоморошьим», так как он сложился задолго до появления райка. А. Квятковский [4. С. 78-104] стих многих былин и раешник относит к группе «дисметрических» стихов, в которых «пространство стиха» неопределенно, нет количественной закономерности. Они не имеют ритмической структуры, потому что в них нет метра. Это «ритмоиды». В свою очередь
Л. И. Ибраев называет такой стих «рифмов-ником» [3], П. Г. Богатырев - «сказовым стихом» [2. С. 486]. О. И. Федотов предлагает свой термин - эмбриональная стихопроза, которая лежит в области пограничных, синкретических форм и представляет собой сложный синтез структурных элементов «стиха» и «прозы» в слитном, нерасчлененном виде, противоборствующих, доминирующих либо отступающих [7. С. 72].
В. П. Адрианова-Перетц считает, что самое развитие этого вида рифмованной речи было обусловлено характерной чертой сказового языка вообще (не только «профессионального скоморошьего»): склонностью широко применять самые разнообразные рифмы и ассонансы, особенно в афористической речи. Далее она уточняет, что вкус народного языка к этой «складной» речи, наделенной богатой рифмовкой, доказывается нагляднее всего русскими пословицами, поговорками и приметами, вылившимися в форму стойкого афоризма [ДП. С. 10, 11].
Поговорки и пословицы, с одной стороны, и раешные стихи - с другой, были очень близки по задачам: те и другие позволяли легче переносить трудности жизни, подчеркивая механическую повторяемость явлений, их своеобразную «закономерность», обнаруживая смешное и нестрашное в том, что было способно ранить сознание человека |ДП. С. 13].
В «Повести о Ерше Ершовиче» и связанных с ней сказках часто используется рифмованная проза, напоминающая богатством рифм и ассонансов пословицы. Такую рифму называют рифмой пословичного типа.
И. П. Лапицкий считает, что меткие характеристики и лукавый юмор «Повести о Ерше»
буквально выросли из народных пословиц, опираются на пословицы и зависят от них [РП. С. 436, 437]. Образность, выразительность и обобщенность роднят пословицу с «Повестью о Ерше»; в народных пословицах ее автор почерпнул трезвое понимание жизни, нравственное чувство и обличительный смех.
«Русский народ любит Ерша, - говорит С. Т. Аксаков, - его именем, как прилагательным, называет он всякого невзрачного, задорного человека, который сердится, топорщится, ершится». Именно таким знают ерша и русские паремии: «Щука ерша не берет с хвоста»; «Все ерши, а плотицы нет», то есть все злые люди; «На Руси не все караси, есть и ерши»; «Тягался, как лещ с ершом», или, наконец, «Выжил, как ерш леща» [РП. С. 437].
В. И. Даль также обращал внимание на «сказочные» параллели: «Бил ерш челом на лихого леща»; «Сом с большим усом в понятые не пошел: брюхо де велико и глазами вдаль не вижу» [Даль. С. 163, 176, 183, 536]. В более далеком отношении стоят, а может быть, и самостоятельно возникли, следующие паремии: «Ушел в ершову слободу» (т. е. утонул); «Ерши - не спорое кушанье: на грош съешь, а на гривну хлеба расплюешь» [9. С. 388]. К числу пословиц и поговорок, не встречающихся в сборнике В. И. Даля, могут быть отнесены следующие, позаимствованные из сказок о Ерше Ершовиче: «Кто ерша знает да ведает, тот без хлеба не обедает»; «Хоть ты (щука) с рыла и востра, да не возьмешь ерша с хвоста» [ЯФ. С. 36; Озар. С. 215].
Л. З. Колмачевский в своем исследовании «Животный эпос на западе и у славян» утверждает, что некоторые пословицы представляют собой как бы род маленьких басен, которые с течением времени могли бы принять более или менее обширные размеры; наоборот, целые животные сказки превращаются в короткие изречения, сокращаются в пословицы [5. С. 227]. Таким исходным изречением могла бы, вероятно, быть пословица, приведенная в сборнике Н. Снегирева: «Вселился, как Ерш в Ростовское озеро» [Снег. С. 61].
Таким образом, рифмованный (паремий-ный) язык повести и сказок издавна привлекал внимание исследователей. Однако не все ученые признавали в пословицах наличие рифмы. В трудах некоторых исследователей многочисленные и разнообразные созвучия пословиц и поговорок исключались из сферы
изучения рифмы на том основании, что эти жанры традиционно не числились по ведомству стихотворных, хотя и прозаическими их тоже назвать нельзя. Пословицы и поговорки представляют собой речевую структуру, в которой конструктивная роль ритма слишком эмбриональна: для его реализации, как принято было думать, требуется минимум трехкратное повторение какой-либо единицы членения. Они же в большинстве случаев держатся на двучленном параллелизме, так что ритм (в современном его понимании), едва наметившись, не успевает закрепиться. Отсюда и тенденции выводить их за пределы стихотворной речи [7. С. 45, 46].
В настоящее время учеными признается, что ритмика паремий - тонического склада, она имеет следующие особенности:
1) иногда паремии скрепляются внутренними рифмами обеих частей: «Сало было, стало мыло»;
2) в некоторых случаях рифмы сосредоточены в каждой части: «Часом с квасом, порой с водой»;
3) используются созвучные окончания: полена - поела, вечерне - харчевни;
4) часто в паремиях обыгрываются рифмой собственные имена: «У Фили были - Филю и побили».
Этот ряд можно продолжить.
Все эти явления широко представлены в повести и сказках о Ерше. Попробуем доказать, что в них широко и плодотворно используется рифма пословичного типа. Нами были проанализированы рифмопары в повести и в сказках (221 и 240 соответственно). Парных рифм в сказках больше. Иногда рифма утраивается (16 и 15 случаев соответственно), учетверяется (соответственно 2 и 5), упятеряется (соответственно 2 и 2), ушестеряется (соответственно 1 и 2).
В строе пословиц в записях XVII - начала XVIII века и в устной основе сказок-небылиц, где черты скоморошьего языка выступают с полной отчетливостью, обнаруживаются корни стиха сказочно-прибауточного склада, каким, вероятно, и воспользовались авторы повести-сказки о Ерше. В сборниках XVII -начала XVIII века можно найти достаточное количество поговорок и пословиц на тему сказочного сюжета о Ерше, из чего можно судить о степени его популярности: «Ершей на денгу да здобы на алтын за неволю уха»; «Ершова уха да лошка суха»; «Ерш бы в ухе да лещ в
пироге» [ССРП. С. 99]; «Просил осетр дозжа в поле лёжа»; «Глуп как осетр»; «На словах три сажени в землю видит, а на деле на силу под ноги гледит»; «Как сом, в виршу попал» [ССРП. С. 133, 50, 189, 54].
Доказательством необыкновенной близости стиля повести-сказки о Ерше к афористической народной традиции могут служить многочисленные сентенции, построенные по модели пословиц и поговорок.
В повести: «Кто ерша знает да ведает, тот без хлеба обедает» [Афан. 1957. С. 111].
В сказках: «Возьми, брат, два гроша на калачи, а меня не волочи» [СЛО. С. 217]; «Сидишь на кривды, суди по правды» [СС. С. 2]; «Ну щука, хоть ты с рыла и востра, да не возьмешь ерша с хвоста» [Афан. 1957. С. 113]; «Щука, щука, иди быстрее, покушай ереша с хвоста» [ФРНП. С. 236]; «Щука, ты востра, съешь меня с хвоста, дак не столь мне смерть будет страшна» [Озар. С. 215].
Данные изречения, построенные по типу пословиц и поговорок, содержат лишь по одной оппозиционной паре (ведает - обедает, на калачи - не волочи, востра - с хвоста). В примере «Сидишь на кривды, суди по правды» противопоставлены две пары элементов предикативной группы (сидишь - суди, кривды - правды).
Часто обыгрываются рифмой в пословицах и поговорках собственные имена. Рифмованная повесть-прибаутка и концовки многих сказок о Ерше также построены на игре рифмами и созвучиями к собственным именам.
Варианты всех сказок про Ерша имеют общие черты, во всех прослеживается зависимость ритмического строя и содержания от рукописных «Повестей о Ерше». Почти все сказки присоединяют в конце ритмическую прибаутку о поимке Ерша, которая в рукописных сборниках чаще отсутствует. Многие исследователи считают ее скоморошьей переработкой, нагромождением нелепостей и не видят в ней никакого смысла.
Исследователь В. П. Адрианова-Перетц [1] утверждает, что эта рифмованная повестушка имелась в рукописных текстах уже с начала
XVIII века. В кратком виде она находится в повести из Автономовского сборника, отдельно же, как особое повествование о Ерше, - в списке Забелина № 536 (855), Вахрамеева № 704 и в устных пересказах. Эта повестушка продолжает рассказ, начиная с того момента, когда Ерш, недовольный приговором, уходит в хворост.
Она изображает поиски Ерша и вся построена на игре собственных имен с созвучными им словами, подобранными в рифму. Подбор имен в отдельных рукописных и устных вариантах изменяется, но сам принцип построения на игре слов сохраняется. Повестушка либо рассказывается отдельно, либо идет как продолжение основной повести о Ерше.
Текст, находящийся в списке Государственного Исторического музея из собрания И. Забелина № 536 (855), начинается прямо с такой игры слов: «Шол Перша, заложил вершу, Пришол Богдан, да ерша ему бог дал. Пришол Иван, ерша поймал, Пришёл Устин, да ерша упустил, Пришёл Спиря, да на Устина стырил, Пришёл Иван да опять ерша поймал... »
В пословицах XVII века из «Старинного сборника русских пословиц, поговорок, загадок и проч. XVII-XX столетий» П. К. Симони (1899) имеются точные параллели к рифмам повестушки и сказок. В основном в созвучии участвуют однородные члены предложения. По характеру предикативной группы можно выделить именные пары, в которых звуковая перекличка сосредоточивается в коренных частях слов:
1. Влас - глаз
В сказках: «Пришел Влас, получил глаз...» [Афан. 1957. С. 119; СП. С. 47].
Пословица: «Не верь Власу, а верь своему глазу» [ССРП. С. 209].
2. Клим - клин
В повести: «Пришел Клим, падлажил под котел клин...» [1. С. 161].
Пословицы: «Колоти-колоти Клим в один клин»; «Широка борода клином, а зовут его Климом» [ССРП. С. 112, 158].
3.Мартын - алтын
В повести и сказке: «Пришол Мартын, дает за ерша Канстентину барыша алтын... » [1. С. 161; Афан. 1936. С. 466].
Пословицы: «Алтын пробивает и тын, а полтина убивает Мартына»; «Алтыном да Мартыном хоть ворота запирай» [ССРП. С. 75, 76].
4. Глеб - хлеб
В сказке: «Пришел Глеб, принес хлеб...» [Афан. 1936. С. 466].
Пословица: «Глеб с Борисом, а хлеб у них с анисом» [ССРП. С. 191].
В некоторых случаях корневая рифма ослабляется во флективных клаузулах, как, например, в рифмопаре Татьяна - сметаны.
В повести: «Пришла Татьяна, принесла сметаны...» [1. С. 162].
Пословица: «Татьяна не сметана, не шти ею белить» [ССРП. С. 144].
Но особенно это характерно для примеров с грамматически разнородной рифмой. В этом случае смысловой параллелизм совпадает не только с синтаксическим, но и с ритмическим:
1. Кирило - по рылу
В повести: «Пришел Кирило, ударил Спирю по рылу» [1. С. 160].
Пословицы: «Жаль Кирила, а поберечь ему рыла»; «Ездил в пир Кирило, да подарен там в рыло» [ССРП. С. 103, 106].
2. Назар - на базар
В сказках: «Пришел Назар, понес Ерша на базар: недорог!»; «Пришел Назар, потащил ерша на базар» [Афан. 1936. С. 466; Озар. С. 77].
Пословица: «Базар любит Назар» [ССРП. С. 83].
3. Фомка - с кромкой
В сказке: «Пришел Фомка - есть ерша с большой кромкой...» [ФРНП. С. 229].
Пословица: «Фома большая крома»
[ССРП. С. 148].
4. Гришка - слишком
В сказке: «Попадает встречу Гришка, дает полтора рубля, да еще с лишком» [НТСД. С. 106].
Пословица: «Наш Гришка не берет лишка» [ССРП. С. 126].
Реже встречаются случаи разнородного взаимодействия членов предложения:
1. Елизар - полизал
В сказке: «Пришел Елизар, только котла полизал, а ерша и в глаза не видал»; «Пришел Елизар, лиш костей полизал» [Афан. 1936.
С. 466; 1. С. 160].
Пословица: «Елизар уж всех перелизал» [ССРП. С. 22].
2. Ульян - не пьян
В повести: «Пришел Ульян: да еще, мала-деш, я не пьян, а чом дерётесь?» [1. С. 162].
Пословица: «Наш Ульян из духу пьян» [ССРП. С. 128].
3. Обросим - бросил
В повести и сказках: «Пришел Обросим, Ерша оземь бросил»; «Пришел Абросим да ерша в кател бросил, пусть ди попреить да к ужину поспеет...» [Афан. 1957. С. 119; ЯФ. С. 45].
Пословицы: «Наш Абросим нет - не просит, а есть - не бросит»; «Обросим не про-
сит, а дадут ему - не бросит» [СП. С. 32; СВ. С. 78].
Смысловую нагрузку в некоторых случаях в первую очередь несет корень слова и флексия:
1. Иуда - блюда
В повести и сказках: «Пришел Иуда, разложил ерша на четыре блюда»; «Пришел Иуда - разлил ерша по блюдам» [1. С. 162; ЯФ. С. 46].
Пословица: «Иуда лижет блюда» [ССРП.
С. 110].
Список этот можно продолжить. Как отметила В. П. Адрианова-Перетц, рассказ мог разрастаться, пока не исчерпывалась изобретательность сочинителя, нанизывавшего все новые имена со своими созвучиями [ДП. С. 15]. Например, в варианте из сборника «Русские сказки в Карелии» содержатся сорок две рифмопары [РСК. С. 209-212]. Вероятно, все дело тут в стремлении к непрерывности, когда создается своеобразная «эстафета смеха». На один стержень нанизывается сплошное его смеховое опрокидывание [6. С. 45]. Тем самым достигается «смеховое снижение» на протяжении всей рифмованной повестушки или сказки. Все перечисленные созвучия представляют собой каламбурную игру слов в чистом виде. «Каждый персонаж (их столько же, сколько “стихов”) производит какое-либо действие в зависимости от <...> фонической формы своего имени; вернее, в зависимости от эффекта ложной этимологии, спровоцированного звуковыми ассоциациями» [7. С. 99]. Именно с точки зрения игры рифмами и созвучиями интересна эта повестушка.
И. Шляпкин приводит интересные сведения, проливающие свет на возможный источник данной повестушки [9. С. 387]. Он пишет, что помнит, как примерно в 70-х годах
XIX века продавцы съестного товара распевали подобные вирши, приманивая покупателей. Этот прием повторяется и в прибаутках о «патоке с имбирем», о клюкве, калачах и т. д. Так зазывали саечники у Гостиного двора, тряпичники: «Тряпьё, рванину, сваленную перину, старую подушку, путанную Аксюшку, забираем, покупаем, хозяина ослобоняем... » Видимо, поэтому И. Шляпкин приходит к выводу, что продавцы рыбы, в частности ерша, были авторами подобных вирш, а их прибаутки подхватили раешники. Но как нам кажется, источник этой повестушки - в самой народной речи, в ее склонности широко применять
самые разнообразные рифмы и ассонансы, в том числе в афористической речи.
Следовательно, «перевернутый» мир повести и сказок о Ерше создается с помощью балагурного языка. Его основу составляет язык пословичного типа. Большая часть пословиц, приведенных для подтверждения этой мысли, взяты нами из рукописного собрания пословиц XVII века из сборника Симони [ССРП]. Найдено 46 прямых соответствий пословичным рифмам повести и сказок. Во всех других изданиях обнаружены лишь единичные варианты. Поэтому можно предположить, что основной строй языка повести и сказок о Ерше сложился в XVII веке.
Незначительным было влияние книжной поэзии на сказителей XIX века. Используемая ими фольклорная рифма совершенно тради-ционна («балагурная» рифма). Особенно показательно в этом отношении творчество сказочниц Т. О. Кобелевой и А. А. Пономаревой.
В 1925 году О. Э. Озаровская записала от Т. О. Кобелевой ряд сказок, в том числе и сказку «Ерш» [Рожд. С. 52-55; Озар. С. 213-216], сказочнице на момент записи было 70 лет. Жила сказительница в д. Юбра Труфановской волости по р. Пинеге в семье, знала много сказок и песен. Несмотря на свою слепоту, была общительна и весела. Ее сказка отразила особенности северного рыболовства: почти все породы рыб, о которых говорится в сказке, обитают во многих северных (и пинежских) водоемах; живо, со знанием дела, воспроизведена в ней и сцена неводьбы, типичная для северных деревень. Вся сказка построена на «раешной рифме». Бросаются в глаза и каламбурные (или пословичные) рифмы: Перша
- вершу, Лазарь - слазил, старец - ставец, Ондрюша - разрушил и т. д. Особенно полюбившиеся выражения сказочница повторяет до трех раз: «Призвали рака, приставного дьяка. Приходит рак, писал пристав, посылал пристав с ельцом-стрельцом. Елец идет
- сорогу ведет. Сорога-рыба приходила близко, кланялась низко, говорила смело: - Есть дело». Весь интерес этого отрывка в названиях, которые даются рыбам. Рифмовка предопределяет их характеристику: рака - дьяка, ельцом - стрельцом. Некоторые выражения срифмованы по образцу пословиц: «Щука, ты востра, ешь меня, ерша, с хвоста».
Большой интерес представляют для нас сказки, записанные в Северной Двине, сказочный репертуар которой никогда не служил
предметом специального собирания и изучения. Основную часть сказок характеризует сильно развитый юмористический, прибау-точный язык, чем-то близкий скоморошьему. Об этом свидетельствует и сказка про Ерша, записанная в 1962 году от А. А. Пономаревой, 75 лет, жительницы д. Борок Белослудского с/с Красноборского р-на Северной Двины [НТСД. С. 104-106]. Сказочница - наследница скоморошьей традиции. Эта связь обнаруживается не только в концовке сказки (она приводит 17 звуковых соответствий к собственным именам), от скоморохов у нее идет любовь к рифме и ритму: «И стал он Леща, Лещёва сына, своима щетинами колоть, и стал Леща, Лещёва сына, из своего из дома выживать...» Чтобы усилить «перевернутость», абсурдность описываемого мира рыб,
А. А. Пономарева привносит в сказку элемент фантастики. Нереальность изнаночного мира подчеркивается включением в повествование следующих героев: «Взял бусого кота запряг, водяного воробья в задницу посадил и сам сел и поехал в Ладожское озеро».
Чтобы уточнить деталь, на которую хочет обратить наше внимание, А. А. Пономарева вводит в повествовательную структуру сказки прием ступенчатого сужения образов: «Был коробишка, а в коробишке кулишка, а в кулишке пути и памяти, всемосковские грамоты...» [НТСД. С. 105]. А при описании периода пребывания Ерша в озере автор применяет формулу времени по схеме цепочного сцепления слов (подхвата): «Выпросился к Лещу, Лещёву сыну, на ночку, на денек, а живет от ночи до второй ночи, от двух ночей неделя, а от недели месяц, а от месяца полгода, а от полгода год...» По словам Д. С. Лихачева, эти повторы замедляют развитие действия, останавливают его там, где особенно заметен разрыв между длительностью событийного времени и быстротою рассказа об этих событиях. Также при характеристике Ерша сказочница пользуется красочными эпитетами, сравнениями, суффиксом субъективной оценки -ищ-. «В прежние годы, в досельные времена, был Ерш, как мясное бычище: было головище, как пивное котлище, были глазища, как пивные чашки...» [НТСД. С. 104].
Таким образом, основной строй языка сказок и повестей о Ерше сложился в XVII веке, а сами сказки (их 24) характеризуются стремлением превратить сатирическое повествование в юмористическое, снижением социаль-
ной направленности, дальнейшим развитием диалога, склонностью исполнителей к «складной», рифмованной речи («скоморошьему ясаку») с уснащением рассказа многочисленными сентенциями, построенными по модели пословиц и поговорок. Такая речь переносит нас в нереальный, несуществующий мир, в котором все возможно - немые рыбы не только говорят, но даже судятся между собой, рифмы усиливают комический эффект сказки.
Список сокращений
Афан.1936 - Народные русские сказки А. Н. Афанасьева : в 3 т. / под ред. М. К. Азадовского, Н. П. Андреева, Ю. М. Соколова. М. : Асаdemia, 1936. Т. 1. 639 с.
Афан.1957 - Народные русские сказки
A. Н. Афанасьева : в 3 т. / подгот. текстов, пре-дисл. и примеч. В. Я. Проппа. М. : Гос. литиз-дат [Ленингр. отд-ние], 1957. Т. 1. 515 с.
Даль - Даль, В. И. Пословицы русского народа. М., 1862.
ДП - Демократическая поэзия XVII века : сборник / вступ. ст. В. П. Адриановой-Перетц и Д. С. Лихачева ; подгот. текста и примеч.
B. П. Адриановой-Перетц. М. ; Л. : Совет. писатель, 1962. 181 с.
НТСД - Народное творчество Северной Двины. Старинные песни. Прибаутки. Детские песенки. Считалки. Байки. Загадки. Сказки. Свадебные обряды / сост. и авт. вступ. ст. В. В. Митрофанова и Л. В. Федорова. Архангельск : Сев.-Зап. книж. изд-во, 1966. 171 с.
Озар. - Озаровская, О. Э. Пятиречие. Сказки. Л. : Изд. писателей в Ленинграде, 1931. 457 с.
Рожд. - О рыбаках, морских зверобоях и охотниках. Народные сказы, сказки, песни и частушки, пословицы : сб. Н. Рождественской. Архангельск : Арханг. обл. книж. изд-во, 1952. 188 с.
РП - Русские повести XVII века. Л., 1954. РСК - Русские сказки в Карелии (Старые записи) / подгот. текстов, ст. и коммент. М. К. Азадовского. Петрозаводск : Гос. изд. Карело-Фин. ССР, 1947. 246 с.
СП - Сборник пословиц Большой Петровской галереи // Пословицы, поговорки, загадки в рукописных сборниках XVIII-
XX веков / подгот. изд. М. Я. Мельц и др. М. ; Л. : Изд. Акад. наук СССР [Ленингр. отд-ние], 1961. С.23-29.
СС - Северные сказки : сб. Н. Е. Ончукова. СПб. : Тип. А. С. Суворина, 1909. 646 с.
СЛО - Сказки Ленинградской области. Серьезные и несерьезные, озорные и не очень, байки, народные анекдоты и прибаутки / собр. и подгот. к печати В. Бахтин и П. Ширяева. Л. : Лениздат., 1976.
Снег. - Снегирев, Н. М. Лубочные картинки русского народа в московском мире. М.: Университет. тип., 1861. 137 с.
ССРП - Старинные сборники русских пословиц, поговорок, загадок и проч. XVII-XX столетий / собрал и приготовил к печати П. К. Симони. СПб., 1899. Вып. 1.
СВ - Старичок-Весельчак, рассказывающий давние московские были. СПб. : Тип. вдовы Байковой, 1833. 96 с.
ФРНП - Фольклор русского населения Прибалтики : сборник / авт.-сост.
А. Ф. Белоусов и др., введ. Э. В. Померанцевой. М. : Наука, 1976. 245 с.
ЯФ - Ярославский фольклор, дооктябрьский / сост. Б. Н. Быстров и Н. Е. Новиков. Ярославль : Обл. изд-во, тип. им. М. Горького в Костроме, 1938. 256 с.
Список литературы
1. Адрианова-Перетц, В. П. Очерки по истории сатирической литературы XVII века. М. ; Л., 1937.
2. Богатырев, П. Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971.
3. Ибраев, Л. И. Рифмовник (к проблеме происхождения русского стиха) // Филол. науки. 1975. № 4.
4. Квятковский, А. Русское стихосложение // Рус. лит. 1960. № 1. С. 78-104.
5. Колмачевский, Л. З. Животный эпос на Западе и у славян. Казань : Тип. Императ. унта, 1882. 317 с.
6. Лихачев, Д. С. «Смеховой мир» Древней Руси / Д. С. Лихачев, А. М. Панченко. Л. : АН СССР, 1976. 204 с.
7. Федотов, О. И. Фольклорные и литературные корни русского стиха. Владимир, 1981.
8. Шептаев, Д. С. Русский раёшник XVII века // Учен. зап. ЛГПИ им. А. И. Герцена. 1949. Т. 87.
9. Шляпкин, И. Сказка о Ерше Ершовиче сыне Щетинникове // Журн. М-ва нар. просвещения. 1904. Авг. С. 380-396.
