УДК 82-92+82.„17”(045)
попова Юлия Алексеевна, аспирант кафедры литературы Северного (Арктического) федерального университета имени М. В. Ломоносова. Автор трех научных публикаций
РЕВОЛЮЦИЯ 1789-1794 ГОДОВ И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В РЕЦЕНЗИЯХ Н.М. КАРАМЗИНА В «МОСКОВСКОМЖУРНАЛЕ»
И Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО В ЖУРНАЛЕ «ВРЕМЯ»
В статье анализируется идейно-художественное своеобразие ранней публицистики двух авторов. Первые выступления писателей в периодике носили новаторский характер и отличались силой воздействия. Внимание к раскрытию волновавшей их темы расширяет знания о развитии русской литературы на протяжении почти двух столетий.
Публицистика, театральная рецензия, книжный обзор, авторская позиция, способы аргументации
Проблема происхождения власти, признаков и сущности различных форм правления широко обсуждалась отечественными мыслителями во второй половине XVIII - XIX веке. Очевидец событий во Франции Н.М. Карамзин, с одной стороны, поддержал мысль об опасности превращения самодержца в деспота, а с другой - воспринял идею одинакового вреда тирании и анархии для государства. Попытки предотвратить революцию в России привели к появлению оригинальной концепции, которая получила название «парадоксов»' и предвосхитила открытия Ф.М. Достоевского.
На нынешнем этапе развития науки взгляды Карамзина стали предметом серьезных споров. Актуальным в этой связи представляется соотнесение его позиции с точкой зрения Достоевского, прежде всего изучение приема «инкрустации»2, авторского осмысления политических аспектов в рецензиях в «Московском журнале»
© Попова Ю.А., 2011
(1791-1792) и «Времени» (1861-1863). Такое изучение служит целью данной статьи и ведется с использованием сравнительно-сопоставительного метода.
Участие Карамзина в издательской деятельности Н.И. Новикова определило создание «Московского журнала». Вернувшись из Европы и встретившись с авторами произведений, которыми зачитывался в юности, будущий редактор осуществил давнюю мечту. Центральное место в ежемесячнике заняли «критические рассматривания» книг, «известия о театральных пьесах» с «замечаниями на игру актеров». Потребность аудитории в оперативных и злободневных размышлениях, возможность подкрепить свое мнение изучением реальности, отраженной в искусстве, - вот что заставило возродить рецензию на страницах «Времени». Как предполагает И.В. Волгин, план подпольного журнала возник в кружке М.В. Петрашевского3.
В период каторги в душе Достоевского произошел переворот, в том числе и под влиянием постоянного чтения Евангелия, полученного от жен декабристов. Страданием непонятости А. Труайя объясняет его стремление выступить в печати вместе с братом4. Направление нового издания отличалось от официальной идеологии и проявилось в первом номере в «Предисловии к публикации “Заключение и чудесное бегство Жака Казановы из венецианских темниц (Эпизод из мемуаров)”»5.
Стиль Достоевского-рецензента напоминал полные намеков отклики на выход «Гольдониевых записок, заключающих в себе историю его жизни и театра» и перевод «Неистового Роланда» Ариосто («Московский журнал», май-июнь 1791). Тюрьмы во дворцах дожей перекликались с метафорическим образом лабиринта в романе итальянского писателя. Словно по чьему-то таинственному замыслу, революция развернулась перед современниками Карамзина. Выбор исторических аналогий и литературных источников оказался неслучайным. Мотивы свободы и творчества соединились в судьбе Казановы и героя спектакля по пьесе «Эмилия Галотти», рассмотренного на страницах журнала.
«Если надобно сказать несколько слов об игре актеров, то нельзя прежде всего не пожалеть о том, что театр московский лишился г-жи Ульяны Синявской, которая так прекрасно играла ролю Эмилии - которая с таким чувством говорила нам об опасности соблазна в седьмой сцене последнего акта. Кто ее заменит?» - задавался вопросом Карамзин6. Отношение к поступку Одоардо, убившего дочь и тем спасшего ее от принца-деспота, ярче всего выразилось в советах, каким должно быть сценическое действие. Отождествление театра и действительности в духе Шекспира, трагедию которого «Юлий Цезарь» рецензент перевел в 1786 году, продолжилось в отклике на русский вариант корнелевского «Сида», придавшем остроту июльскому номеру за 1791 год.
В рецензии «Об игре Васильева в “Грех да беда на кого не живет”», предназначенной для
«Времени» и напечатанной в «Северном вестнике» (№ 11, 1891), Достоевский сравнил двух актеров в одной роли и опроверг суждение о черствости русского купца. Употребление местоимения «я» придавало откровенность его впечатлениям и привлекало читателей, включая сословие, к которому принадлежал герой Островского. Чувство сострадания возникало благодаря финальному замечанию о лицемерии со стороны Бабаева, лишившего Краснова возлюбленной.
«Выставка в Академии художеств за 1860-1861 год» (№ 10, 1861) открывалась описанием картины, популярной среди публики. Рецензент «Времени» высмеял фотографическую точность в изображении арестантов. Обращение к полотну Айвазовского «Овцы, загоняемые вьюгой в море» рождало параллель с образом народной стихии в публицистике Карамзина 1790-х годов. Ситуация с потерей пастухами целого стада помогала обличить страх отечественных властителей перед общественным недовольством.
Как и Карамзин, Достоевский достигал объективности и полемичности благодаря пересказу. Их позиция часто скрывалась за теоретическими вопросами. Интересны в этой связи рецензии «Философа Рафаила Гитлоде стран-ствования в Новом Свете и описание любопыт-ства достойных примечаний и благоразумных установлений жизни миролюбивого народа острова Утопии» («Московский журнал», март 1791 года) и «Предисловие к публикации «Три рассказа Эдгара По» (первый номер «Времени»).
«Так же точно он описал в одной американской газете полет шара, перелетевшего из Европы через океан в Америку. Это описание было сделано так подробно, так точно, наполнено такими неожиданными, случайными фактами, имело такой вид действительности, что всему этому путешествию поверили, разумеется, только на несколько часов; тогда же по справкам оказалось, что никакого путешествия не было и что рассказ Эдгара По - газетная утка. Такая же сила воображения, или, точнее соображения, выказы-
вается в рассказах о потерянном письме, об убийстве, сделанном в Париже орангутангом, в рассказе о найденном кладе и проч.», - иронизировал Достоевский7.
Противопоставляя По и Гофмана, рецензент высказался в поддержку красоты, восхищавшей романтиков, в противовес материальности, идей энциклопедистов - их воплощению во Франции и США. Однако призыв прочитать рассказы, как и внимание к преимуществам утопического уклада, свидетельствовали о недовольстве существующим порядком. Идея мирных изменений обозначилась в отклике на перевод «Генриады» Вольтера («Московский журнал», май 1791).
Укрепление монархии означало конец революции как карикатуры - образа, который вновь возник в фельетонах Достоевского. Указывая на ошибки в русском тексте, Карамзин придавал двусмысленность тезису о трудностях, с которыми столкнулись интерпретаторы поэмы. Рецензия завершалась словами из оригинала о «солнцах» и стоящем позади стран «троне небесного владыки».
В «Опыте нынешнего естественного, гражданского и политического состояния Швейцарии или письмах Вильгельма Кокса» (августовский номер за 1791 год) оспаривалась возможность первобытной гармонии в условиях республики. Примечательно, что в изложении Карамзина французское издание было созвучно его «Письмам русского путешественника». Однако в ответ на описание Женевы, где «изрядство и чистота составляют предмет самых ученых рассуждений», рецензент вспоминал, что «жил в сем городе около шести месяцев» и не понимает, что «хочет здесь сказать г. переводчик».
Вера в просветительство наполнила рецензии «Жизнь Вениамина Франклина, им самим описанная для сына его», «О Стерне», «О Калидасе и его драме «Саконтала» (декабрь 1791, февраль и май 1792). Цензурные запреты во многом обусловили закрытие «Московского журнала», который сменили альманах «Аглая» (1794, 1795) и «Вестник Европы» (1802-1803). Казнь Людовика XVI, якобинс-
кий переворот, возведение на престол Наполеона и Александра I сопровождали идейнохудожественную эволюцию Карамзина. Под влиянием событий, случившихся в 1830 и 1848 годах, Достоевский возобновил поиски в «Предисловии к публикации перевода романа В. Гюго «Собор Париж-ской Богоматери» (№ 9, 1862).
В заслугу автору рецензент «Времени» поставил возрождение «мысли христианской», воплощение в Квазимодо «презираемого и униженного средневекового народа». Роман признавался достижением европейской литературы XIX века и ставился в один ряд с «Божественной комедией» Данте. Спустя десятилетия революционные настроения усилились, и образовалась «масса читателей», готовых к встрече с Гюго.
Предложение дворянам перейти в земство в газете «День» привело к горькому признанию во «Времени». Полемика в рецензии «Рассказы Н.В. Успенского» (№ 12, 1862) начиналась замечанием о том, что «иному нашему мудрецу общественные особенности Англии несравненно знакомее, чем русские». Видя в разрыве сословий одну из причин революции, Достоевский подчеркивал уникальность каждой нации и значение литературы в типизации русского характера.
Требование возвысить личность над государством переросло в отрицание чиновничьего аппарата как связующего звена между монархом и его подданными. Первое пророчество об опасности бюрократии, по замечанию Ю.М. Лотмана, содержалось в записке Карамзина «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» (1811)8. Обращаясь к героине Успенского, поведавшей
о взятке, которую она дала начальству для поисков поросенка, рецензент заключал: «Простодушие, добродушие и вместе с тем извращение самых обыкновенных, самых естественных понятий; добродушнейшее признание необходимости таких фактов, которых и простото за факт нельзя принять, а, напротив, надо причислить к горячешному бреду, к болезни мозга, эта незлобивость рассказчицы, при-
нимающей все это за необходимость и даже закон природы, объясняется только одним: совершенной отчужденностью духа народного от духа административного»9.
Итак, традиции академической и сатирической журналистики преломились в критическом отделе «Московского журнала» и «Времени». Стараниями редакторов обоих изданий удалось превратить рецензию в один из ведущих жанров публицистики. Оценка психологии и языка действующих лиц, конф-
ликта и актерской игры, выбор литературных и живописных произведений подчинялись обсуждению общественно-политического устройства страны. Революция во Франции убедила Карамзина в необходимости мира и реформ. Сохраняя его веру в просветительство, Достоевский высказал мысль о сближении народа и власти, оказал огромное влияние на общественное мнение в журнале «Эпоха» (1864-1865) и обрел бессмертие в «Дневнике писателя» (1873-1881).
Примечания
1 Эйдельман Н.Я. Последний летописец. М., 1983. С. 120.
2 БерезинаВ.Г. Белинский и вопросы истории русской журналистики. Л., 1973. С. 80.
3 Волгин И.Л. Колеблясь над бездной. Достоевский и русский императорский дом. М., 1998. С. 80.
4 Труайя А. Федор Достоевский. М., 20о7. С. 227.
5 Липницкая Е.А. «Кланяйся от меня цензуре...» А.С. Пушкин о цензуре и самоцензуре // Вестн. Помор. унта. Сер.: Гуманит. и соц. науки. 2010. № 3. С. 76.
6 Карамзин Н.М. Соч.: в 2 т. Т. 2. Критика. Публицистика. Главы из «Истории Государства Российского». Л., 1984. С. 14.
7Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Т. 19. Л., 1980. С. 89.
8 Лотман Ю.М. Карамзин: Сотворение Карамзина: Статьи и исследования, 1957-1990; Заметки и рецензии. СПб., 1997. С. 515.
9 Достоевский Ф.М. Указ. соч. Л., 1979. С. 185.
Popova Yuliya
REVOLUTION OF 1789-1794 AND ITS REFLECTION IN THE REVIEWS OF N.M. KARAMZIN IN THE «MOSKOVSKY JOURNAL» AND F.M. DOSTOEVSKY IN THE JOURNAL «TIME»
In the article of Yu.A. Popova «Revolution of 1789-1794 years and its reflection in reviews of N.M. Karamzin in the Moskovsky Journal and F.M. Dostoevsky in the journal Time» ideas and artistic peculiarities of early political essays of authors are analyzed. First publications of writers in periodical editions were distinguished by innovations and power of influence. Attention to revealing of a theme, exciting for them, expands boundaries of knowledge about development of Russian literature in course of about two centuries.
Контактная информация: e-mail\ [email protected]
Рецензент - Галимова Е.Ш., доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова