CC BY
149
АНТИБОЛЬШЕВИСТСКАЯ РОССИЯ
Г. Иоффе
РЕВОЛЮЦИОНЕР ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ БОРИСА САВИНКОВА*
Между демократией и белыми
Поражение верхневолжского восстания не остановило Савинкова. В Казани существовала крупная организации СЗРиС, и он планировал теперь пробраться в Казань, чтобы готовить антибольшевистское восстание там. Сначала, однако, решили ехать в Петроград, «выправить» там необходимые документы, а уж потом под их прикрытием двинутся на Волгу. Фальшивые документы приготовили в петроградском отделении СЗРиС, и Савинков со своим близким другом А. Дикгоф-Деренталем направился в дальнее путешествие: в 1918 г. до Казани добраться было не так-то легко.
Минуя трудности и опасности, Савинков и Дикгоф-Деренталь приближались к цели своего путешествия - Казани, не зная, что в начале августа она была взята войсками Народной армии Комуча, действовавшими совместно с чехословаками. Эго был большой успех противников большевиков. Сюда, в Казань, еще весной 1918 г., опасаясь захвата его немцами, большевики перевезли русский золотой запас. На противоположном берегу Волги находился город Свияжск и в случае захвата его Комучем и чехами фактически открывалась дорога в центр России, на большевистскую Москву. Небольшой отряд полковника В. Каппе ля уже переправился через Волгу и действовал в тылах красных.
В Казани Савинков узнал, что еще до него сюда прибыли многие члены руководства СЗРиС. Здесь уже были генерал Рычков, полковник Перху-ров и другие. СЗРиС был создан как политическая организация, содействующая любому правительству, которое станет выражать не партийные, а общенациональные интересы. Но Комуч был как раз партийным и притом фактически однопартийным правительством. И глава правительства В. Вольский и все министры (за исключением одного меньшевика) были правыми эсерами. С этой точки зрения СЗРиС, да и лично Савинков, который порвал с эсерами после корниловщины, не должен был бы подчиняться Комучу. Но политику диктовала действительность. А в действительности весь Волжский противоболыневистский фронт (от Сызрани до Казани) контролировался именно Комучем. Другого правительства здесь не было. Учитывая
* Продолжение. Начало в № 1 (19) и 2 (20) за 2009 г.
это обстоятельство, Савинков принял решение распустить СЗРиС. Бывшие его члены вступили в комучевскую Народную армию или в ряды чехословацких войск. Не составил исключения и сам Савинков. Он был добровольцем зачислен в кавалерийский отряд полковника Каппеля, действовавший на правом берегу Волги. В задачу отряда входило разрушение коммуникационных линий красных: он взрывал железнодорожные пути, рубил телеграфные столбы, вел бои с небольшими большевистскими частями, встречавшимися на его пути.
Но рейды Каппеля по тылам красных были, пожалуй, наибольшим успехом Народной армии на Волжском фронте. Красное командование сознавало, что дальнейшее продвижение комучевцев грозит Советской Республике неисчислимыми бедами. Поэтому оно стягивало сюда все более крупные силы, практически несоизмеримые с частями Народной армии. И участь Казани была решена. 10 сентября она пала: в город вступили красные войска. А вслед за Казанью пали Симбирск, Самара и Сазрань. Волжский фронт фактически был ликвидирован.
Ушел из Казани на Южный Урал и Савинков. На лошадях он проехал до Бугульмы, а оттуда - в Уфу.
Савинков не случайно пробивался в Уфу. В результате чехословацкого мятежа и выступлений антибольшевистских сил Россия распалась. В Москве действовало большевистское правительство Ленина, которое контролировало территорию примерно до Волги. В Самаре - так называемый Комитет членов Учредительного собрания (Комуч) во главе с эсером В. Вольским; в Омске - Временное Сибирское правительство во главе с полукадетом-полуэсером П. Вологодским. Существовали и более «мелкие» правительства, например, Временное областное Уральское правительство, Верховное управление Северной области, казачьи правительства и т.д. Газеты издевались. Автор одного из фельетонов писал: «Вот и будет правительство в Омске, Томске, Красноярске, Чите, Татарске, на Перевозной улице; 27 правительств и все временные... Как с ними разговаривать? Без «белого генерала» на «белом коне» не обойдется... Сначала диктатор. Потом привыкнем, помаленьку, потихонечку, полегоньку и Михаил Романов явиться... К самоуправлению мы не годимся, а для управления вполне созрели».
Однако только Комуч и Сибирское правительство претендовали на всероссийскую власть. Между ними шла борьба. Эсеровский Комуч провозгласил себя борцом за послефевральские демократические завоевания; Временное Сибирское правительство тяготело вправо, многие из этих завоеваний отвергало как разрушительные; за его спиной объединялись сторонники военной диктатуры и даже монархической реставрации. Комучевские и сибирские власти установили свои таможни, реквизировали грузы, шедшие в Поволжье или Сибирь; банки и почта в Самаре и Омске отказывались оплачивать взаимные ассигновки и переводы, представителей друг друга рассматривали чуть ли не как иностранных послов. Решающее слово часто принадлежало «полевым командирам» - чехам и «нашим».
Однако необходимость борьбы с Москвой, давление антантовских союзников, сбитых с толку и не знавших, на кош же им делать ставку, толкали Самару и Омск к сближению. В июле, а затем в августе состоялись две рабочие встречи в Челябинске; на второй было решено созвать в сентябре в Уфе Государственное совещание представителей различных региональных правительств, политических партий и организаций. Цель - создание временной всероссийской власти.
* * *
И вот Уфа 8 сентября 1918г. По улицам бродят толпы солдат и офицеров, они наполняют чайные, трактиры, рестораны, пьянствуют и часто безобразничают. Царят беспорядок и запустение. «Сибирская гостиница», где происходило Государственное совещание, окружена усиленными воинскими караулами. На совещание прибыло около 150 делегатов. Тон задавали делегаты Комуча и Временного Сибирского правительства. Делегации других правительств (главным образом казачьих и национальных), как писал один из участников, были лишь спутниками, вращавшимися в орбите этих двух «светил».
Совещание открыла «бабушка русской революции» эсерка Е. Бреш-ко-Брешковская. Но она была только «свадебным генералом». Наиболее видную политическую фигуру являл собой краснобай и любитель анекдотов правый эсер Н. Авксентьев - бывший министр внутренних дел при Керенском. Его избрали председателем. Далее шли фигуры меньшего калибра. Заместителями Авксентьева стали (от Комуча) правый эсер Е. Рошв-ский, бывший градоначальником Петрограда при Керенском; от Временного Сибирского правительства - И. Михайлов, за свои авантюрные наклонности прозванный в Омске «Ванькой Каином», «бандит с лицом ангела».
В патетической речи Авксентьев просил совещание дать «великую Г аннибалову клятву не уезжать из Уфы, не построив единую русскую государственность, возглавляемую единым российским правительством».
От имени Комуча декларацию зачитал В. Вольский. Она провозглашала принцип преемственности власти. Учредительное собрание было демократически избрано в ноябре-декабре 1917 г., незаконно закрыто большевиками и, следовательно, должно сейчас быть восстановлено в своих правах. До его нового созыва временная власть в России передается Комитету членов Учредительного собрания.
Декларацию Временного Сибирского правительства зачитал И. Серебренников. В ней предлагалось создать новую временную всероссийскую власть в форме Директории из 5 членов. Она должна быть ответственной перед «будущим полномочным органом правильного волеизъявления народа». Идея Учредительного собрания отвергалась.
Были зачитаны декларации и других делегаций, но они, в сущности, повторяли предложения Комуча или Временного Сибирского правитель-
ства. Смысл предложений был ясен: каждая из сторон стремилась укрепить собственные позиции в предвидении свержения большевиков. Личные амбиции довлели над общим интересом. Как писал один из участников, создавалось впечатление, что «съехались не русские люди, а люди чужие и враждебные друг другу, вынужденные силой обстоятельств сговориться и идти на компромисс».
А военная фортуна между тем отвернулась от Народной армии Ко-муча и Сибирской армии Временного Сибирского правительства. Красная армия подходила к Самаре, угрожала и Уфе. Надо было торопиться. 23 сентября Уфимское государственное совещание завершило свою работу. Компромиссное решение, принятое после почти двухнедельных заседаний, постаралось объединить противоречивые мнения. Создавалось Временное всероссийское правительство - Директория - в составе пяти человек, персонально избранных на Государственном совещании и ни перед кем не ответственное до 1 января 1919 г., когда будет созвано Учредительное собрание, распущенное большевиками. Если к этому сроку не удастся собрать 250 его членов, срок созыва Учредительного собрания отодвигается на месяц, и к 1 февраля 1919 г. оно будет считаться полномочным в составе 170 членов. Тогда Директория сложит перед ним власть. В состав Директории были избраны правый эсер Н. Авксентьев, близкий к правым эсерам генерал В. Болдырев, тяготевший к кадетам П. Вологодский, народный социалист Н. Чайковский и кадет Н. Астров. Поскольку некоторые из избранных в Уфе отсутствовали, в Директорию временно ввели их заместителей - В. Виноградова, В. Сапожникава, В. Зензинова.
Своими основными задачами Директория объявила борьбу за свержение большевистской власти, восстановление демократического режима, аннулирование сепаратного Брестского мира и продолжения войны с Германией вместе с союзниками до победного конца. На заключительном заседании Авксентьев заявил, что Д иректория твердо пойдет по намеченному пути, не останавливаясь ни перед какими трудностями. Как впоследствии вспоминали некоторые участники уфимского совещания, в тот момент он «чрезвычайно походил на Керенского, когда последний выступал на московском Государственном совещании».
В антибольшевистских политических кругах России итоги уфимского Государственного совещания были восприняты по-разному. Правые эсеры, меньшевики и близкие к ним считали, что эсеры «проуфили», сдали свои позиции реакционерам, тем, кто поддерживал Временное Сибирское правительство. Наоборот, некоторые кадетские лидеры были склонны считать, что Уфа - это капитуляция, «социалистическая Каносса», воскрешение «непохороненного трупа» - керенщины. Среди правых, однако, существовало мнение, что следует подождать, пока Директория «приведет Россию в порядок», а затем убрать ее. Тем не менее, поскольку над Д иректорией развевался флаг верности Учредительному собранию - мечта всей российской демократии - Уфу следует считать пусть шаткой, но все же побе-
дой. Лидер эсеров В. Чернов впоследствии писал в своих мемуарах: «Директория была для учредиловцев последней попыткой спасти дело демократии...»
Увы, попыткой неудачной. Красная армия в конце лета-осенью 1918г. одерживала одну победу за другой, и Д иректория из Уфы переехала в Омск. В Уфе знали, что в Омске шел «пир во время чумы». В. Чернов в своих мемуарах писал: «Здесь кишмя кишели спекулянты, вперемежку со спекулянтами политическими, бандиты просто и бандиты официальные, жаждущие денег и чинов... Здесь царили «мексиканские нравы», здесь неудобные люди исчезали средь бела дня...» Авксентьева предупреждали, что в Омске Директория «сунет голову в волчью пасть»; он же говорил, что знает это, но надеется, что «волк подавиться». 14 октября Директория прибыла в Омск. Для нее даже не приготовили помещений, и она разместилась в вагонах не железнодорожной ветке. В Омске зло шутили: «Правительство на ветке».
В Омске Временное Сибирское правительство почти в полном составе стало «рабочим аппаратом» Директории, и уже одно это ставило ее в зависимость от тех правых настроений, которые преобладали в Омске. Стремясь занять центристскую позицию, встать «над партиями», Директория практически вела некий «промежуточный», «средний» курс. Впоследствии этого он становился непоследовательным, вялым, отталкивая как правых, так и левых. Глава внешнеполитического ведомства Директории Ю. Ключников позднее писал: «В смысле текущей административной и организационной работы у членов Директории были пустые столы».
* * *
Не исключено, что, стремясь в Уфу после падения Казани, Савинков рассчитывал, что в создаваемом здесь правительстве и ему найдется место, соответствующее его политическим опыту и знаниям. Но этого не случилось. Фигура Савинкова, видимо, представлялась слишком одиозной для местных - волжских и сибирских - политиков, делавших в восточных регионах страны «свою игру». Тем не менее, глава Директории Н. Авксентьев еще в Уфе решил использовать Савинкова как дипломата. И назначил главой военной миссии Директории во Франции.
Савинков выехал в Европу через Дальний Восток, Китай и т.д., но пока добрался до Парижа, в России и в Европе произошли большие изменения.
Предсказание Авксентьеву, что переездом в Омск Директория «сует голову в пасть волку», сбылось. 18 ноября 1918 г. промонархически настроенные офицеры и чиновники из окружения военного министра Сибирского правительства вице-адмирала А. Колчака свергли Директорию, арестовали и выслали «директоров». На заседании правительства Колчак, произведенный в полные адмиралы, был «избран» Верховным правителем, фактически диктатором России.
А за неделю до этого капитуляцией Германии закончилась Первая мировая война. В Париже (в Версале) открылась мирная конференция победителей - стран Антанты. Ее участники, представители Англии, Франции, США, Италии и Японии, по своему желанию и усмотрению перекраивали мир.
Россия, конечно, не была представлена на Версальской конференции. Да ее как былой единой державы не существовало. Она была «разорвана» Гражданской войной, на ее территории существовало несколько правительств, причем два из них претендовало на статус всероссийского. Первое -большевистское правительство во главе с Лениным, находившееся в Москве. Второе - правительство Верховного правителя Колчака со столицей в сибирском Омске.
Версальская конференция правительство Ленина, естественно, не признавало: его не считали законным, к тому же оно подписанием сепаратного Брестского мира «предательски» вышло из войны с Германией. Большевистские представители в Версале отсутствовали.
Официально, де-юре, не было признано и правительство Директории, а затем и Колчака, хотя вопрос этот постоянно обсуждался и был близок к положительному решению, правда с запозданием: Колчак терпел поражение.
Тем не менее, Версальская конференция согласилась на пребывание «при себе» так называемой Русской политической делегации, в задачу которой входило изложение территориальных и иных интересов «белой России». В ее состав входили бывший премьер Временного правительства князь Г. Львов, бывший царский министр иностранных дел С. Сазонов, бывший посол Временного правительства во Франции В. Маклаков и другие. Вошел в нее и Савинков, находившийся в Париже в качестве главы военной миссии, назначенной еще омской Директорией. Как член Русской политической делегации он развернул активную деятельность. При его деятельном участии был подготовлен проект «Конституции Российского государства», правда, не все члены Делегации отнеслись к проекту с вниманием.
Участники Версальской конференции рассматривали Русскую политическую делегацию преимущественно как организацию информационного характера. Интересы России на конференции практически игнорировались, а с поражением Колчака в конце лета 1919 г. Делегация заявила о прекращении своего существования.
Белые и «зеленые».
Народный союз защиты Родины и Свободы
1919 год закончился для политической общественности всех партийных направлений сознанием того, что Гражданская война в России белыми проиграна. Эго значило, что перед их многочисленными представителями за границей реально вставала мрачная картина эмиграции. Савинкову она грозила второй раз. И в это невеселое время, точнее в начале января 1920 г.,
он получил письмо от своего старого гимназического друга Юзефа Пил-судского. Но автор письма, естественно, уже был совсем не мальчиком, сидевшим с Савинковым за одной партой в варшавской гимназии. Мальчик вырос. Письмо подписал Пилсудский, занимавший в Польше высший пост, который назывался несколько странновато: «начальникПольского государства». И вот теперь этот «начальник» приглашал Савинкова приехать в Варшаву. Савинкову нетрудно было понять политическую подоплеку приглашения: запахло войной между Польшей и Советской республикой, в этой ситуации такой враг большевизма, как Савинков, окажись он под рукой «начальника Польского государства», будет необходим. Но почему война?
С началом Первой мировой войны царское правительство объявило, что после победы над Германией и Австро-Венгрией все польские земли будут объединены и Польше будет предоставлена значительная автономия в составе Российской империи. Но в ходе военных действий большая часть «русской» Польши была оккупирована германскими и австро-венгерскими войсками. Октябрьская революция с ее лозунгом права наций на самоопределение, естественно, декларировала и полную независимость Польши. В конце 1918 г., когда Германия капитулировала ее и австро-венгерские войска ушли из Польши, самостоятельность Польши стала реальностью. Однако положение на восточной границе не гарантировало эту независимость. Россия была объята Гражданской войной. Перед Польшей стоял выбор: поддерживать либо белых, либо красных. Встать на сторону Белого движения, на сторону Юденича, Деникина, Колчака? Но они сражались с красными под лозунгом «Россия - единая и неделимая». Верховный правитель Колчак заявил, что вопрос о восточной границе Польши будет решать не он, а Национальное собрание, которое откроется после победы над большевиками. В Польше полагали, что суть этого решения нетрудно предугадать заранее.
Но если независимая Польша по понятным причинам не поддерживала белых, то что заставило ее занимать враждебную позицию по отношению к красным? Всю Гражданскую войну красные несли на своих знаменах лозунг европейской (мировой) революции. Это означало, что она должна «поджечь» прежде всего Германию, но «мостом» туда была Польша. Большевистскую революцию в Европу можно было принести только в том случае, если Красная армия пройдет через польскую территорию. Переговоры об урегулировании всех территориальных споров, которые Пилсудский вел с Советским правительством не давали положительных результатов. Опасаясь вторжения Красной армии, Пилсудский готовился к превентивному удару. При этом он учитывал, что в Польше находится значительная масса русских военных (по некоторым данным - более 25 тыс.) главным образом бывших военнопленных, остатков разбитых войск Юденича и Деникина (позднее и Врангеля). Они могли сыграть немаловажную роль в предстоящей войне с большевиками.
Получив письмо Пилсудского, Савинков направил в Варшаву одного из его самых близких своих друзей и сотрудников - Александра Дикгоф-
Деренталя. Он и его жена - Любовь Ефимовна пройдут жизненный путь с Савинковым до его трагического конца и хотя бы поэтому о них следует рассказать подробнее. Александр Дикгоф-Деренталь в 1903-1905 гг. был связан с эсерами, но позднее, по его утверждению, отошел от партии. В 1906 г. эмигрировал во Францию (он, между прочим, разыскивался царской полицией по делу об убийстве священника Г. Гапона), подолгу жил в других странах Европы, с 1908 г. работая журналистом-корреспондентом газеты «Русские ведомости». Видимо, тогда и сблизился с Б. Савинковым, который в своей французской эмиграции тоже был корреспондентом российских газет. Возможно не без влияния Савинкова, добровольцем вступил во французскую армию (как и сам Савинков). В Россию Деренталь вернулся в 1917 г.
Еще в 1912 г. Деренталь женился на Любови Ефремовне Сторц. Мать ее была уроженкой Одессы, а отец - француз-адвокат. Через Деренталя Любовь Ефремовна познакомилась с Савинковым, который влюбился в нее, на что она ответила взаимностью. Сам Савинков был женат дважды: первый раз - на дочери писателя Г. Успенского, второй - на вдове своего повешенного друга-террориста К. Зильберберг1. Близость жены с Савинковым тем не менее не оттолкнула Деренталя ни от нее, ни от Савинкова. Сложилось своеобразная жизнь втроем. В те времена, между прочим, такой «брак по Чернышевскому» не было такой уж редкостью...
По прибытии в Варшаву Деренталь должен был выяснить у Пилсудс-кого: разрешит он формирование русских антибольшевистских сил на польской территории или нет? Ответ был положительным. Но военный министр Сосновский указал, что все расходы по формированию и содержанию русских войск будут зачислены в долг России Польше. Вскоре и сам Савинков со всем своим «штабом» объявился в Варшаве.
* * *
Война началась в мае 1920 г.
Находившиеся на территории Польши русские военные представляли собой довольно значительную силу. Но их положение политически было довольно сложно. Генерал П. Врангель, сумевший в Крыму реорганизовать разбитую деникинскую армию, как главнокомандующий Русской армией стремился подчинить эти войска себе и считал нужным переброску большую их часть в Крым. Для поляков такая позиция Врангеля была неприемлемой: они не желали усиления Врангеля, поскольку он поддерживал лозунг «единой и неделимой России», что рассматривалось как определенная опасность для независимой Польши.
Между тем, обосновавшись в Варшаве, Савинков создал под своим председательством так называемый Эвакуационный комитет, затем переименованный в организацию с более соответствующим названием - Русский политический комитет, в который кроме него вошли Д. Философов, А. Дикгоф-Деренталь, В. Ульяницкий, Д. Одинец, В. Португалов и другие.
Летом 1920 г. Русский политический комитет активно занимался формированием частей из находившихся в Польше русских солдат и офицеров. В эту русскую армию должны были войти «партизанский отряд» С. Булак-Балаховича, одно время служившего в Красной армии, затем перешедшего к генералу Юденичу, а после его разгрома - на военную службу в Польшу. Он заявил, что его войска не подчиняются Врангелю.
Другой группой войск вначале командовал генерал Глазенап, которого сменил генерал Бобошко и затем генерал Б. Перемыкин. В отличие от Балаховича, Перемыкин признавал верховное командование Врангеля.
Помимо этих двух наиболее крупных войсковых групп, существовали и мелкие (группа генерала Трусова и другие).
В сложившейся ситуации Савинкову как главе Русского политического комитета приходилось маневрировать. Он заявлял, что Комитет признает Врангеля как главнокомандующего всей Русской армией и подчиняется ему. Вместе с тем он стремился убедить Врангеля избегать любых действий, способных ухудшить отношения с Польшей. Одновременно Савинков доказывал польским властям, что подчинение Врангелю русских войск, находящихся в Польше, не нанесет ей ущерба, и предпринимал усилия для получения польской поддержки и помощи.
В октябре 1920 г. военные действия между Польшей и Советской республикой закончились перемирием (мир был заключен в Риге, в марте 1921 г.). По условиям перемирия русские войска должны были быть удалены из Польши. Савинков собрал специальное совещание Русского политического комитета, чтобы обсудить и решить этот вопрос. Присутствовавшие, в том числе представитель Врангеля генерал Махров, высказывались за ведение боевых действий: Польша Польшей, а русские должны продолжать борьбу с большевиками.
Так называемая 3-я Русская армия генерала Б. Перемыкина, объявившая себя подчиненной Врангелю, во взаимодействии с петлюровцами двинулась в направлении на Черкасск. Поначалу она имела некоторый успех, но, потерпев вскоре несколько поражений от Красной армии, вынуждена была отступить и уйти за польскую границу.
Булак-Балахович повел свое воинство, которое он называл «Народно-демократическим», по маршруту Мозырь - Речица - Гомель. Савинков, как когда-то вступил в отряд Каппеля под Казанью, теперь записался добровольцем в отряд Булак-Балаховича.
Булак-Балахович был типичным представителем одного из характерных явлений Гражданской войны в России: смешения анархизма и партизанщины, атаманщины и батьковщины. В архиве сохранилась множество материалов (донесений, рапортов и т.п.) в Русский политический комитет о грабежах и насилиях, чинимых подчиненными такого рода «военачальников». Так, в ходе рейдов на территорию Белоруссии особо «отличался» отряд полковника С. Павловского. Путь этого отряда был отмечен грабежами, насилиями, убийствами, еврейскими погромами. В результате такого
рода действий, как говорилось в одной из докладных записок, отмечается «резко враждебное отношение населения». Позднее, находясь в тюрьме на Лубянке, Савинков записал в дневнике, что начал осознавать неправедность борьбы «балаховщины» (и своей) в белорусских походах, в частности в походе на Мозырь: «Жулики, грабители и негодяи с одной стороны (заредким исключением...), с другой - неприветливый и полувраждебный крестьянин. Когда я увидел эту неприветливость и эту враждебность, я понял, что народ не с нами»2.
Но Балаховичу недолго пришлось действовать в Белоруссии. Большая часть его сил была окружена конницей Г. Котовского и пехотными частями красных. С тяжелыми потерями часть отрядов Балаховича все же вырвалась из окружения и ушла за польский кордон.
Польские власти интернировали все перешедшие на их территорию войска Перемыкина, Балаховича и других. Савинкову срочно пришлось менять политические одежды. Русский политический комитет был преобразован в организацию, названную по-старому: Эвакуационный комитет. В общем-то он занимался теми же проблемами, что и Политический комитет, но к ним еще добавилась работа по размещению солдат и офицеров, интернированных поляками3.
В дополнение к Эвакуационному комитету было создано, в январе 1921г., Информационное бюро во главе с братом Бориса Савинкова Виктором. Бюро поддерживало связи, главным образом, с польским и французским генштабами, поставляло им имеющуюся у него информацию о положении в Советской России и частях Красной армии. Позднее, будучи арестованным ГПУ, Савинков эти связи частично признавал, но считал их обычными, «нормальными» в той ситуации: «Одно из двух: либо бороться, либо нет. Если бороться, значит - иностранцы, базы, штабы...» «Эго не шпионство, - утверждал он. - «Заподозрить меня в шпионстве смешно. Могу ли я быть шпионом? Но я стоял во главе большого дела и должен был иметь базу. А база неразрывно связана со штабом... Я поступал так, как поступали все белые, опиравшиеся на иностранцев. А без опоры на иностранцев мы воевать не могли»4.
* * *
В одной из своих многочисленных брошюр Савинков констатировал, что боевые действия Булак-Балаховича и Перемыкина фактически были последними в Белом движении. Оно потерпело поражение. Красные победили. Савинков считал, что главная причина такого исхода Гражданской войны - недемократичность Белого движения, его оторванность от народа, присущий ему значительный реакционный элемент. Да, белые вожди спасли честь и идею России, но в большинстве случаев их окружали люди, «не понимавшие души народной». Это было какое-то проклятье, «некий тяготевший над нами закон».
Какая же перспектива открывалась перед Савинковым?
Белых больше нет. Они оказались в эмиграции, в основном заняты выяснением вопроса «кто виноват» в их судьбе и не очень представляют себе, что же и как им дальше делать.
Пойти к этим белым - не было путем Савинкова. Сменить вехи и перейти к победителям - красным? Но не слишком ли много их крови пролил Савинков, борясь с ними, чтобы они приняли его в свое лоно? А главное - он твердо верил: если российский народ не с белыми, то он и не с красными. В статье «О власти» (март 1921 г.) он писал: «Русский народ не хочет Ленина, Троцкого и Дзержинского, не хочет не только потому, что коммунисты мобилизуют, расстреливают, реквизируют хлеб и разоряют Россию. Русский народ не хочет их еще и по той простой и ясной причине, что Ленин, Троцкий, Дзержинский тоже возникли - возникли помимо воли и желания народа. Их тоже не избирал никто»5.
Пройдет три года, и Савинков будет говорить совсем, совсем другое. Но пока... События Гражданской войны привели Савинкова к заключению: в ней сражались две России - белая и красная. Но была и есть еще одна: «третья Россия», Россия «почвенная», крестьянская, Россия «зеленая». Ее лозунг: ни помещиков и хозяев, ни коммуны. «Долой всех «претендентов», -писал Савинков, - Врангеля, Керенского, Чернова, Милюкова, Балаховича и др. Да здравствует крестьянское, избранное народом правительство... На смену коммуне придет республика Русская, крестьянская, богатая, сильная и свободная.. ,»6.
Но чтобы она пришла, нужно, считал Савинков, организовать уже поднявшуюся после победы красных эту крестьянскую, «зеленую» Россию. В Русском политическом комитете получали информацию, что Россия якобы «покрыта» тайными ячейками и «зелеными» отрядами, что там уже идет истинно народное революционное движение, независимое от «старых» политических партий и русской эмиграции.
Исходя из этого савинковский Русский политический комитет поставил перед собой новые задачи: 1) объединить «зеленых» политической программой, отражающей желания крестьянских масс; 2) создать оргцентр «зеленой борьбы». Решено было в качестве такого центра воссоздать Союз зашиты Родины и Свободы, который летом 1918г. поднял антибольшевистские восстания в Ярославле, Рыбинске, Муроме. Но теперь для подчеркивания демократичности Союза к его прежнему названию добавить слово «народный». Получилось -Народный союз защиты Родины и Свободы (НСЗРиС).
* * *
НСЗРиС делился на подпольные областные комитеты, наиболее активными из которых был, пожалуй, Северо-Западный, контролировавший Гомельскую и Смоленскую области. Этот комитет, собственно, и выработал программу Союза, утвержденную на съезде представителей областных
комитетов в июне 1921 г. Программа содержала три основных пункта: 1) мир - признание права народов на самоопределение, отказ от всякой иностранной или эмигрантской интервенции, 2) земля - передача всей земли крестьянам по принципу частной трудовой собственности и 3) власть должна быть установлена только путем избрания ее съездом Советов. Идея Учредительного собрания рассматривалась как политически скомпрометированная, идея же Советов - как близкая и понятная крестьянству.
Посредством многочисленных листовок и таких газет, как «Свобода», «Крестьянская Русь» и других, программа НСЗРиС распространялась в России. И уже летом 1921 г. савинковский Союз начал действовать. У него были организации в Белоруссии, Петрограде, Новгородской, Псковской, Тверской, Брянской и других областях. НСЗРиС создал свои ячейки также в Поволжье, на Украине, в ряде частей Красной армии. Так, по крайней мере, уверял Савинков в своих брошюрах. Все эти организации или ячейки, как он утверждал, объединялись тремя областными комитетами: Северо-За-падным, Северным и Юго-Западным. При комитетах и больших организациях имелись «зеленые отряды» - боевые группы, хорошо вооруженные. Советские органы называли эти отряды «бандитскими», и сам Савинков признавал, что среди них действительно имелось немало людей, занимавшихся грабежами, погромами, насилиями. Но это, объяснял он, являлось как бы пеной, накипью борьбы, и НСЗРиС якобы строго наказывал любые проявления бандитизма и анархизма. Теракты допускались только против сотрудников ГПХ представителей Советской власти. По уверениям Савинкова, НСЗРиС поддерживал контакты с «зелеными» организациями, существовавшими еще до него, а также «зелеными» и другими антибольшевистскими организациями Карелии, Прибалтики, Кубани, Кавказа и некоторых других районов. Мало того, были будто бы подписаны соглашения даже с рядом «окраинных правительств» - Грузии, Армении, Азербайджана, с «донскими демократическими группами», с Антоновым, руководителем крестьянских повстанцев в Средней России, и генералом А. Пепеляевым в Сибири.
К концу 1921 г., как писал Савинков, НСЗРиС являл собой уже «не отдельное тайное общество», а «союзное объединение многочисленных тайных зеленых обществ как великорусское, так и иноплеменное»7.
По всей вероятности, рисуя столь масштабную картину деятельности руководимого им НСЗРиС, Савинков все же отнюдь не забывал о пропагандистских и агитационных задачах Союза. Если бы эта грандиозная картина деятельности НСЗРиС соответсвовала действительности, то как тогда можно объяснить факт быстрого ее упадка, что признавал сам Савинков? На Лубянке он показывал: «...К 1923 г. организация была совершенно разбита, Союза в сущности не было, людей не было, денег не было»8. Встал вопрос о прекращении его работы. Конечно, на Лубянке Савинков «играл на понижение», так же как раньше ему нужно было «играть на повышение». Но, так или иначе, бесспорно: савинковский НСЗРиС, штаб которого находился в Варшаве, не мог оставаться вне контроля ГПХ советских властей вообще.
И если савинювский НСЗРиС забрасывал на советскую территорию десятки, а то и сотни своих агентов и резидентов для связи с «зеленым» движением, то вполне естественно, что и ГПУ внедряло свою агентуру в НСРЗиС с целью выявления его структуры, планов, задач, ликвидации наиболее опасных активистов и т.д. Конечно, никто не мог гарантировать, что в обе стороны засылаются абсолютно проверенные люди. Время было не устоявшееся, нестабильное, смутное, и в головаху многих тоже царила смута. Некоторые посланцы с савинковской стороны при определенных обстоятельствах готовы были остаться на «красной стороне». А среди тех, кош ГПУ переправляло через польскую границу, скрывались и жаждущие «уйти за кордон». Были, конечно, и такие, кто шел на риск нелегального перехода границы.
Об одном из такого типа людей следует рассказать. С ним связано начало смертельной игры ГПУ против Савинкова. Настоящая его фамилия -Упелиниш (иногда пишут: Упелинц, Упенинц, Упелиниц). По национальности - латыш, участвовал в Первой мировой войне, в 1918 г. вступил в Красную армию. Осенью 1920 г. он - в Смоленске, в должности начальника штаба войск внутренней службы Западного фронта. Но теперь он фигурирует под фамилией Опперпут. Почему и как произошла эта замена - загадка. Не исключено, что в это время он был связан с ГПУ и там его «переименовали». Но когда позднее Опперпут был арестован, он показал, что создал в Гомеле тайную антисоветскую организацию и установил связи с другими подобными организациями в Могилеве, Витебске, Орше, Горках и других городах Белоруссии. Однако главная его цель, говорил он, состояла в том, чтобы наладить контакты с савинковским НСЗРиС в Варшаве. Под именем Павла Селянинова он сумел нелегально перейти границу. В Варшаве встретился с Виктором Савинковым, а затем дважды и самим Борисом Савинковым в гостинице «Бристоль». Когда Оппетнут вернулся назад, у него на руках была «бумага» от Б. Савинкова, удостоверяющая, что он, Селянинов, «проверен» и ему следует доверять. Через границу Опперпуту удалось провести пачки пропагандистских листовок, брошюр и, по некоторым утверждением, яд, якобы для отравления продовольствия в красноармейских частях.
Опперпут играл важную роль и, может быть, даже возглавлял Северо-Западный комитет НСЗРиС. В конце мая 1921 г. он в очередной раз направился в Варшаву, чтобы участвовать в учредительном съезде НСЗРиС, состоявшемся в июне. Но тут его антисоветская, савинковская роль прервалась. Он был арестован во время предпринятого ГПУ разгрома Северо-Западного комитета и его ячеек. Опперпут, он же Селянинов, оказался в тюремной камере.
В ходе допросов он дал следователям ГПУ ценные показания о НСЗРиС и савинковцах, но не ограничился этим. Добровольно или под давлением, но осенью 1921 г., будучи в заключении, Опперпут написал обширную брошюру «Народный Союз защиты Родины и Свободы», в которой детально охарактеризовал структуру, планы и деятельность савинковскош Союза и изобразил его руководство как морально опустившихся людей, тесно
связанных с иностранными разведками. Особая ставка, утверждал Оппер-пут, делалась на диверсии и террор, включая даже распространение ядовитых веществ. Правду писал он или измышления - сказать трудно. Савинков на Лубянке уверял, что лично он об этом ничего не знает. В тюрьме же Опперпут написал письмо В. Менжинскому (заместитель Ф. Дзержинского) с просьбой освободить его, чтобы он «мог загладить свой поступок и поступки вовлеченных им в преступный заговор». Он просил после освобождения направить его в Варшаву, где обещал в «месячный срок» создать возможность для того, чтобы «полностью ликвидировать все савинковские организации»9.
В ГПУ, однако, решили использовать Опперпута в разработке не «са-винковской», а другой линии. В это время активизировались некоторые группы белой эмиграции. Под руководством генерала А. Кутепова за рубежом создавалась и крепла боевая организация, поставившая своей задачей осуществление терактов на территории Советской России. Идея ГПУ заключалась в том, чтобы предпочтительно в Москве мистифицировать существование якобы действующей монархической партии или организации, члены которой (сотрудники ГПУ и привлеченные им лица) сумели бы внедриться в верхи белой эмиграции. Должна была быть, таким образом, создана своего рода ловушка для белых террористов.
Опперпута выпустили из тюрьмы и включили в так называемую Монархическую организацию Центральной России (МОЦР). Она получила кодовое название «Трест». С Савинковым Опперпут больше не встречался. Но можно думать, что именно его показания и материалы дали ГПУ основания для принятия «антисавинковских» мер.
Если МОЦР («Трест») был создан ГПУ для работы, как теперь говорят, «по белогвардейской, монархической эмиграции», то специально для работы «по Савинкову» и его НСЗРиС в ГПУ придумали особую легенду, согласно которой в России якобы действует некая либерально-демократическая партия.
В мае 1922 г. решением коллегии ГПУ был создан Контрразведывательный отдел (КРО), которому вменялась в обязанность борьба с иностранным шпионажем и антисоветскими подпольными организациями на территории Советской России. Руководил КРО А. Артузов, его заместителем был назначен Р. Пиляр, помощником - С. Пузицкий. В состав КРО вошли И. Сосновский, Н. Демиденко, А. Федоров, Г. Сыроежкин и другие. Савинков со своим Союзом поручался «заботам» сотрудников КРО. Они и осуществили операцию «Синдикат-2», которая считается классической в деятельности спецслужб. Но об этом позже...
Примечания
1 У Савинкова было трое детей: Виктор, Татьяна, Лев. Виктор погиб во время репрессий. Лев жил во Франции, писал стихи, сочувствовал большевикам (по некоторым утверждениям, был связан с советской разведкой. Воевал на стороне республикан-
цев в гражданской войне в Испании, отличался отвагой, позднее участвовал во французском Сопротивлении).
2 Борис Савинков на Лубянке: Документы. М., 2001. С. 182.
3 Генерал Перемыкин долго жил в эмиграции во Франции, где работал на заводе. Во Вторую мировую войну служил у генерала Власова. После войны жил в Австрии. Булак-Балахович нашел себе прибежище в Польше, трудился на лесоразработках. В 1940 г. был застрелян немецким патрулем в Варшаве при неясных обстоятельствах.
4 Борис Савинков на Лубянке. С. 553.
5 Там же. С. 502.
6 Савинков Б. О крестьянских настроениях // Савинков Б. Воспоминания террориста. М., 2006. С. 494.
7 ГА РФ. Ф. 5831. Оп. 1. Д. 420.
8 Борис Савинков на Лубянке. С. 71.
9 См.: Флеишер Л. В тисках провокации. М., 2005. С. 55-56.
