CC BY
26
Вестник ПСТГУ. Серия III: Филология.
2018. Вып. 55. С. 52-74
Маркелова Ольга Александровна, канд. филол. наук, независимый исследователь [email protected]
ORCID: 0000-0003-3640-4886
Рецепция
ДРЕВНЕСКАНДИНАВСКОЙ СЛОВЕСНОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ ИСЛАНДСКОЙ ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
О. А. Маркелова
В исландской детской литературе 2000-2010-х гг. в текстах, так или иначе затрагивающих материал древнескандинавской словесности (обычно это крупная или малая проза и крайне редко — стихи), чаще всего задействованы два жанра древней литературы: мифологические песни «Старшей Эдды» и саги об исландцах, значительно реже — материал королевских саг. В современной исландской культуре за этими жанрами древней словесности закреплен статус «великого культурного наследия», кроме того, они являются крайне важной составляющей исландской национальной идентичности. Однако высокий статус явления подразумевает дистанцию между ним и реципиентом, а при обращении к древнему тексту в современных исландских детских книгах задача автора — сделать его близким читателю. «Приближение к читателю» может достигаться разными способами: пересказ, переписывание, творческое переосмысление, параллели с современностью, травестирование, помещение сюжета или персонажа из древнего источника в современный будничный контекст. Несоответствия между древностью и современностью, в том числе этические, могут обсуждаться в подобных книгах, так как одна из задач детской литературы — просвещать читателей не только о минувших эпохах, но и прежде всего о том мире, в котором они живут.
Рецепция древнескандинавской словесности1 в исландской детской литературе последних десятилетий на данный момент не исследована даже в самой Исландии. Автору этих строк удалось найти лишь небольшое число рецензий и обзоров, но фундаментальных литературоведческих работ, посвященных интересующей нас тематике, насколько можно судить, нет.
В исландской детской литературе 2000-2010-х гг. тексты, так или иначе затрагивающие сюжеты и реалии из скандинавской мифологии или саг об исландцах, не составляют большинства. Их число обозримо. Среди писателей, названных сотрудниками детского отдела городской библиотеки Рейкьявика (Borgarb6kasafшЗ) в качестве самых популярных у юных читателей, много авторов
1 Применительно к древнеисландским текстам я предпочитаю термин «словесность», так как здесь речь идет по преимуществу о литературе, изначально устной, и может идти речь о жанрах, в современном понимании не относящихся к художественной литературе.
«школьных повестей» из современной жизни2, но почти нет тех, кто обращается в своих книгах к древнему культурному наследию. Тем не менее заявленную тему нельзя назвать неактуальной для детской литературы народа, который по праву гордится тем, что сохранил древнюю словесность3.
Если для других стран проблема рецепции древнескандинавской культуры в первую очередь упирается в проблему перевода первоисточников и их доступности, то в Исландии проблема непонятности древнеисландского первоисточника актуальна только для младших поколений, еще не очень хорошо овладевших родным языком, в частности, архаической лексикой. (Изменения в грамматике и синтаксисе исландского языка по сравнению с континентальными европейскими языками незначительны.) При этом она качественно отличается от проблемы непонятности первоисточника для зарубежных читателей, так как для исландских детей всегда есть возможность в будущем познакомиться с первоисточниками в рамках системы образования.
В данной работе я не буду уделять внимание описанию и анализу древне-исландских текстов, послуживших источником вдохновения для современных авторов (тем более что не во всех случаях такой источник легко узнаваем), а сосредоточусь на самих современных текстах.
Насколько можно судить, в исландских средних школах образцы древней словесности — как правило, эддические песни и саги — изучаются лишь спорадически; в основном детальное знакомство с этими текстами у исландских учащихся происходит в колледже (твкМазкоНу. Тем важнее становится роль писателей, решивших познакомить с этой словесностью детей.
2 Господствующая тенденция в исландской детской литературе 1970-1990-х гг. — социальный реализм (с обязательным хронотопом «здесь и сейчас» и дебатированием проблем, с которыми детям приходится сталкиваться в повседневной жизни) — см.: islensk bokmenntasaga. Bd. V. Reykjavik, 2006. И в 2000-2010-е гг. абсолютное большинство детских книг составляет повести из жизни современных школьников.
3 Применительно к Исландии между понятиями «древнескандинавский» и «древне-исландский» нужно ставить знак равенства. Для исландцев вопрос о принадлежности этих текстов — часть большого вопроса об исландской национальной идентичности: если саги об исландцах вне сомнения созданы на отечественном материале, то в случае с эддическими сюжетами или сагами о норвежских конунгах не вполне ясно, принадлежат ли они исландцам более, чем другим скандинавским народам, только по той причине, что были записаны именно исландцами.
4 Разумеется, нельзя забывать и о роли семьи и дружеских кругов в формировании интереса к древнему культурному наследию. Для поколений исландцев, родившихся в 1950—1960-х гг., было обычным делом слушать саги в устном исполнении деревенских дедушек или других взрослых. Ярким примером здесь может служить рассказ Оускара Ауртни Оускарссона, очевидно основанный на личных детских воспоминаниях, где сообщается, что продавец местной продуктовой лавки стал читать мальчишкам вслух сагу о Ньяле с целью отвлечь их от озорства и дать им духовную пищу — и дети были готовы бросить другие развлечения ради удовольствия послушать сагу (Oskar Arni Oskarsson. Skuggamyndir ur ferSalagi. Bjartur, Reykjavik, 2009. Bls. 108— 109). В наши дни представители старших поколений еще могут кое-где поддерживать традицию чтения или рассказывания детям древних текстов, но у большинства детей и подростков первое знакомство с этой литературой происходит с помощью адаптированных источников: именно детских книг. (Логично также предположить, что в этом первом знакомстве большую роль может играть кино и телевидение, но они остаются за рамками данного исследования.)
Наряду с текстами исландских авторов детям-читателям, разумеется, знакомы и зарубежные издания разной жанровой специфики и разного качества, затрагивающие древнескандинавскую культуру5. Как правило, это тексты датских или англоязычных авторов; в исландских библиотеках можно найти их переводы на исландский, выпущенные в 1990-е гг. и в XXI в. Вопрос о том, как и в какой мере подобные издания способствуют знакомству юных исландцев с их древним культурным наследием, а также вопрос о том, как они соотносятся с исландскими изданиями и не являются ли избыточными, остается за рамками нашего исследования, посвященного именно исландской словесности. Заметим лишь, что их существование нельзя сбрасывать со счетов.
Как правило, исландские детские книги, в которых затрагивается заявленная тематика, рассчитаны на читателей в возрасте 9—13 лет. На самих книгах возрастной ценз указывается далеко не всегда, но определить потенциальную аудиторию без труда можно по стилю изложения и возрасту героев. (Литература для подростков и молодых взрослых составляет особую категорию и должна рассматриваться отдельно.) В основном речь идет о прозе: повестях/романах, реже — рассказах; поэтические тексты на древнескандинавскую/древнеисланд-скую тематику, адресованные детям, достаточно редки. (Единственный известный мне автор, пишущий такие стихи для детей, — Тоурарин Эльдъяртн, творчество которого заслуживает отдельного рассмотрения.)
Источниками вдохновения для детских текстов могут служить мифологические сюжеты (как песни «Старшей Эдды», так и сюжеты, приводящиеся у Снорри Стурлусона; часто они накладываются друг на друга), саги об исландцах (во всяком случае, самые популярные), реже — «королевские саги», иногда — общие сведения о жизни исландцев в эпоху викингов. Взаимодействие современных авторов с такой важной частью древнеисландской словесности, как скальдиче-ская поэзия, происходит лишь опосредованно: если в тексте цитируется известная древняя виса (например, стихи Эгиля Скаллагримссона6 в тех книгах, где эта личность играет основную роль в сюжете) или — реже — если делается стилизация под эту поэтическую традицию. Материал героических песней «Старшей Эдды» и таких жанров саговой литературы, как рыцарские саги и саги о древних временах, не используется вовсе. На материале «саг о современности», конкретно — «Саги о Стурлунгах» удалось обнаружить только один текст7.
Авторов, «специализирующихся» исключительно на древнескандинавской тематике, в современной Исландии нет.
5 Пример недавнего издания такого рода — «Sogur ur поггжпт go3afte3i» фу3. Bjarki Karlsson, Rosakot, 2016), переведенные с английского (в издании указано только имя переводчика!). Стиль изложения и описание структуры мира в этой книге больше всего напоминают массовую литературу в стиле героического фэнтези, а многочисленные иллюстрации отсылают к зарубежным мультфильмам и компьютерным играм в том же стиле.
6 Интересно, что одна виса Эгиля Скаллагримссона всё-таки вошла в исландскую детскую словесность. Во всяком случае, в любимом многими поколениями «Visnabokin» — сборнике фольклорной и авторской детской поэзии, который впервые увидел свет в 1946 г. и с тех пор выдержал множество изданий, в числе других стихов представлена виса «Ра тжШ mer mo3ir», которую Эгиль, согласно саге о нем, сочинил в детстве.
7Anna Dora Antonsdottir. Bardagi а Orlygssto3um. Adan bokautgafa, Reykjavik, 2013.
В исландской литературе 2000-2010-х гг. (и не только детской), судя по всему, полностью отсутствует явление, повсеместно распространенное в литературе континентальной Европы (и Америки) — условно-романтизированное представление о древнескандинавском универсуме эпохи викингов.
Исландские детские книги, апеллирующие к древнему культурному наследию, являют собой своего рода «двойной портрет»: 1) представление о древне-исландской культуре (будь то мифологический универсум, населенный богами и существами, или конкретная местность в конкретную историческую эпоху); 2) представление о ребенке-реципиенте. Само наличие детских книг этой тематики уже говорит о том, что для их авторов идеальный образ ребенка — это ребенок, интересующийся родной культурой: мифологией, историей, литературой. Ясно также, что речь идет о ребенке, в повседневном опыте которого заведомо нет ничего похожего на древнеисландский универсум. Но само представление о том, насколько современный ребенок способен понять древнюю культуру, какие реалии этой культуры лучше подойдут для детской аудитории, — варьируется от автора к автору.
Авторы художественных произведений, обращающиеся к древнеисландской словесности, в строгом смысле взаимодействуют не столько с самими первоисточниками, сколько с современными представлениями о них. Как заметила Маргрьет Триггвадоттир, критик детской литературы, хорошие детские книги в первую очередь просвещают детей об окружающем их современном мире8. А в реальности, окружающей современного исландского ребенка, древняя словесность фигурирует чаще всего не как самоценное явление, достойное восхищения само по себе, но как нечто, имеющее статус «великого культурного наследия» и национального топоса. Пересказы и переложения эддических песней и саг, судя по всему, имеют в качестве отправной точки это распространенное в социуме представление о «великих текстах отечественной культуры» — и необходимость познакомить юных читателей с «великими текстами культуры» как можно скорее. Представление о высоком статусе тех или иных текстов во многом объясняет отсутствие в современной исландской детской литературе книг на материале рыцарских саг и саг о древних временах: среди них нет текстов, знание которых в исландском социуме обязательно для всех, и сами эти жанры древнеисландской словесности до недавнего времени были презираемы за «вто-ричность» и «художественное несовершенство»9. Обращение в детской литературе к героическим песням «Старшей Эдды» (в частности, к сюжету о Сигурде
8 «Книги открывают нам двери в другие миры. Мы можем читать о заморских странах, стародавних временах и чудесных мирах, порожденных фантазией авторов. И все же самый важный из всех миров, в который мы можем заглянуть благодаря чтению хороших книг, — это именно тот мир, в котором мы живем, здесь и сейчас... Это зеркало, показывающее нам, кто мы, куда мы движемся, что можем исправить и где наши корни. .Нашим детям требуются новые книги, перекликающиеся с их реальностью. Но не надо забывать и о том, что авторы, пишущие о минувших временах и вымышленных мирах, чаще всего тоже изображают нас самих здесь и сейчас» (Margret Tryggvadottir. Veröld barnabökanna sott heim a ny // Timarit Mals og Menningar. 2015. № 2. Bls. 9).
9 См.: Driscoll M. J. Pögnin mikla. Hugleiöingar um riddarasögur og stööu ^eirra i islenskum bokmenntum // Skaldskaparmal 1. Reykjavik, 1990. Bls. 157-168.
Фафниробойце) не происходит, вероятно, потому, что сюжеты и персонажи этих песней не относятся к главным при конструировании исландской идентичности, но их часто используют при построении идентичности других народов (фарерского, немецкого). Редкость обращения к поэзии скальдов явно обусловлена ее сложностью для носителя современной поэтической традиции.
Однако высокий статус оригинального текста/сюжета, будучи утверждаем таким образом, одновременно оказывается ниспровергаем. Высокий статус того или иного явления непременно подразумевает дистанцию между ним и реципиентом, — а при обращении к древнему тексту автор всегда стремится сделать его «живым», современным, близким читателю, т. е. снимает эту дистанцию. «Приближение к читателю» может достигаться разными способами: психологизация, эмоциональность, параллели с современностью.
К этому материалу в современной исландской детской литературе возможны следующие подходы.
1. Пересказ
Простой пересказ/переложение. Основной целью таких текстов, без сомнения является первое знакомство юных читателей с важнейшими сюжетами и персонажами древнеисландской словесности; иногда они создаются специально для учебных целей. Стиль пересказов и степень их «вольности» по отношению к первоисточникам может сильно варьироваться: от комментированных изложений с заявкой на энциклопедизм до ультраэмоциональных «поэтических версий».
1.1. «Эдда»
Обращение к «Эдде» в современной исландской детской литературе — всегда обращение к песням о богах. Пересказы эддических мифов для детей могут представлять собой связный нарратив (от сотворения мира до Рагнарёка, с единым сюжетом — обычно борьбой богов против козней Локи и происков обитателей нижнего мира) или каталог/энциклопедический справочник. Скажем, если в пересказе речь идет об Асгарде, то каждому из живущих там богов посвящается отдельная глава, где подробно описываются его атрибуты, характер и деяния. Разумеется, существуют и промежуточные типы (например, «Судьба богов» Ингунн Аусдисардоттир [2008], в которой рассказы об отдельных богах, их характерах и поступках инкорпорированы в повествование, во всем следующее тексту «Прорицания вёльвы»).
Самыми популярными для пересказа являются, насколько можно судить, история возникновения и гибели мира (по «Прорицанию вёльвы») и сюжет о поездке Тора в Утгард. (Впрочем, эти сюжеты являются самыми популярными не только в Исландии; их обработки для юношества на протяжении многих десятилетий были весьма обычны, скажем, в Дании.)
В эддических текстах хронология фрагментарна, что связано как с особенностями восприятия времени архаическим сознанием, так и — не в последнюю очередь — со степенью сохранности текстов. Многие авторы пересказов для юношества стремятся придать текстам связность и логичность — разумеется,
с точки зрения современного сознания. Так, события, в первоисточнике просто перечисляющиеся в одном ряду, в пересказах могут представать как логически вытекающие друг из друга, а событиям, которые в первоисточнике описывались, возможно, вне связи с предыдущими, придается логическая мотивировка, порой психологического характера. Например, в книге Идунн Стейнсдоттир о сотворении мира убийство Имира богами мотивировано тем, что он не дает им напиться молока из-под коровы Аудумлы10.
Впрочем, далеко не всегда в подобных пересказах логически обосновано появление всех присутствующих там персонажей и реалий. В пересказах Идунн Стейнсдоттир, представляющих три связанные друг с другом книги, повествование всецело подчинено причинно-следственным связям, однако автор не отрицает, что в мире есть много того, что в эти связи не укладывается. Например, приход в Асгард Локи, происхождение Хель, Фенрира и Мирового змея описаны подробно, но возникновение ясеня Иггдрасиль не объяснено никак: он просто появляется в тексте «в готовом виде» со всеми населяющими его животными. Персонажи и реалии, называемые в тексте в первый раз, вводятся в повествование как нечто уже давно знакомое.
Примечательно, что в пересказах эддической мифологии повествование никогда не заканчивается Рагнарёком. Перспектива Рагнарёка нависает над Асгардом фактически в любом тексте, где описывается мифологический универсум, но в детских текстах гибель мира не осмысляется как закономерный логический конец его развития. (Очевидно, в данном случае дает о себе знать характерная для современного социума негласная установка на то, что для книг, адресованных детям, предпочтительны оптимистические концовки.) В книге Ингунн Аусдисардоттир «Судьба богов» сам событийный ряд Рагнарёка приводится подробно по «Прорицанию вёльвы» и по «Эдде» Снорри Стурлусона; повествование начато в прошедшем времени и постепенно переходит в рг^вт ЫяШжит. Кульминационный момент гибели мира показан в книге невербальными средствами: разворот имеет черный цвет, в коротком абзаце вверху левой страницы сообщается о прибытии Сурта и о том, как волки поглотят солнце и луну, на правой странице присутствует лишь одно слово «Рагнарёк», набранное жирным шрифтом, а пустое черное пространство листа между этими двумя маленькими текстовыми фрагментами действительно производит ощущение пустоты и небытия, наставших после гибели мира11. Однако уже на следующей странице речь идет о дальнейшем течении времени, а финальная глава носит название «Новый мир» и представляет близкий к тексту пересказ соответствующих строф «Прорицания вёльвы». В рассказ о возрождении мира привносится элемент современной этики: «Только безгрешные боги вернутся, и святилища их чисты»12.
10 См.: 1дипп 81вгтй6Шг. ОЗтп оя ЪгжЗиг каш. Нйшиг уегЗиг Ш. 13ипп Steinsdottiгеп^геая31 ЫШа Snoггa-Eddu Гупг Ъбгп. Naшsgagnastofnun, Reykjavík, 2006. Вк. 12.
11 См.: 1щипп Asdísaгd6ttiг. Ог1бя gu3anna. Sбguг иг поггжпи go3afгж3i. Ма1 оя шепптя, Reykjavík, 2008. Вк 116-117.
12 М. Вк 120.
В трилогии Идунн Стейнсдоттир отмечены все события, приближающие Рагнарёк; кульминационным среди них является, разумеется, гибель Бальдра, за которой следуют поездка Хермода в Хель и пленение Локи.
Финал книги таков:
«Отчего мир настолько полон зла? Отчего все не могут жить в мире — йёту-ны и асы, люди, альвы и гномы? — подумала она [Фригг].
Она знала, что на ее веку такого не будет. Но после Рагнарёка, когда останутся одни Видар и Вали, а Бальдр вернется из Хель, вечнозеленая земля поднимется из моря. И тогда эти родичи найдут в траве золотые тавлеи богов. Они снова выстроят свой мир, и она верила, что он будет добрым и мирным.
Шум, доносящийся от Вальгаллы, нарушил вечернюю тишь. Туда сходились забрызганные кровью эйнхерии. Начиналось вечернее пиршество»13.
События, описанные в «Прорицании вёльвы» (и данные здесь в виде скрытых цитат), присутствуют в опосредованном виде — только в сознании героини. В оригинале возрождение мира в этом пассаже описано в сослагательном наклонении прошедшего времени, — т. е. его предлагается понимать, как что-то, что могло бы быть, как ирреальную ситуацию. Обновленный мир, о котором думает героиня, подчеркнуто утопичен, а при существующем порядке победа богов над силами хаоса может быть лишь временной. Однако сам рассказ об утопии, которая должна наступить после Рагнарёка, делает перспективу конца мира менее страшной.
Часто в пересказах существенное место занимает то, чего в древней мифологии заведомо не могло быть, но без чего немыслима современная реалистическая проза — психологизм. Речь идет об эмоционально насыщенных диалогах, о психологических портретах персонажей, анализе мотивов их поступков. Благодатным материалом для этого оказывается личность Локи, деструктивная деятельность которого интерпретируется как следствие его особого положения среди богов. В иных книгах пересказов он выступает в роли почти гротескного комик-сового злодея14, в других — его выходки продиктованы желанием выделиться15.
В лексике подобных пересказов могут встречаться современные слова (например, разговорные и жаргонные) и крылатые выражения, — в частности, библейского происхождения. (В трилогии Идунн Стейнсдоттир валькирия описывает будущее Вальгаллы словами «Много будет званных, да мало избранных»16.) Возможно, в последнем случае речь идет не о каком-либо сознательном приеме, а о стертом фразеологизме, происхождение которого может вспоминаться не всегда.
Среди пересказов эддических песней необходимо особо выделить переложения на современный исландский язык «Прорицания вёльвы» (2005) и фрагмента «Речей Высокого» (2011), выполненные Тоурарином Эльдъяртном. В строгом
13 Шипи Б1е1тё6Шг. а АдаапШ ГегЗ. НеМ Loka. 13ипп Steinsd6ttiг еп^геая31 Ыи1а Snorra-Eddu 1упг Ъбгп. Nаmsgaghastofnuh, Reykjavík, 2009. Вк. 95.
14 См.: Пипп АзйкаЫоШг. Ог1бя gu3anna.
15 См.: Шипи 81егтй6Шг. Lífi3 í Asgar3i. Gu11nar tбfluг í grasi. 13ипп Steinsd6ttir endursag3i Шиз Snorra-Eddu fyгiг Ъбт. Nаmsgagmstofnun. Reykjavík, 2008. Вк. 20.
16 КМ. Вк. 77.
смысле эти тексты правильнее было бы назвать переводами: в них нет явных смысловых расхождений с первоисточниками, введения явно современных реалий, соблюдена метрика и стилистика. В этих текстах нет труднопонимаемых архаизмов, но тот современный язык, на котором они написаны, отличается богатым словарным запасом17. Издание перевода «Прорицания вёльвы» пришлось на те же годы, что и первые издания пересказов саг для детей18, — и эти издания были в известной мере провокационными, так как своим появлением наносили удар по расхожему представлению о том, что древнее наследие понятно современным исландцам без комментариев.
«Эдда» Снорри Стурлусона как цельный текст обычно не становится предметом для пересказа и адаптации (по той очевидной причине, что она сама — пересказ, адаптация и интерпретация мифологического материала, а ее язык гораздо понятнее современному исландцу, чем язык мифологических песней). Отдельные сюжеты, описанные у Снорри, нередко вплетаются в повествование, в основном следующее за какой-либо песнью «Старшей Эдды» (обычно это сюжет о поездке Тора в Утгард, о рыбалке Тора или о Рагнарёке), очень часто современные авторы описывают отдельных богов «с оглядкой» на их описания у Снорри. Однако мне удалось обнаружить лишь одно издание, в котором обработке подвергался не материал «Младшей Эдды», а сам ее текст19. Название этой книжки — «"Эдда" Снорри на современном исландском языке» — означает, что, вопреки заявлениям пуристов о «первозданности» и «неизменности» исландского языка, этот язык изменился настолько, что текст XIII в. неизбежно требует перевода. (Во всяком случае, такова позиция автора этой переработки.) Книга создана на материале «Видения Гюльви» и «Языка поэзии», а в основу ее структуры положен каталогизаторско-энциклопедический подход: она состоит из вопросов в заголовке и развернутых ответов в виде текста — древний текст в данном случае адаптирован под «клиповое» мышление, предпочитающее разрозненные фрагменты информации связному длинному нарративу. Впрочем, это издание в большей степени отражает маргинальный взгляд на запросы и привычки юных читателей, чем общераспространенное представление о них.
1.2. Саги
Первая книга такого рода — «Сага о Ньяле» в пересказе Бринхильд Тоура-ринсдоттир — вышла в свет в 2002 г. (За ней последовали пересказы «Саги об
17 Детальное сопоставление языка этого текста Тоурарина Эльдъяртна с языком первоисточника см.: Anna Pörbjörg Ingölfsdöttir. Havamal. Pôrarinn Eldjarn endurorti og Kristin Ragna Gunnarsdottir myndlysti // Börn og menning. 2012. № 27 (1). Bls. 36—37. Любопытно, что у взрослых читателей (например, автора данной рецензии) употребление в «Речах Высокого» современного языка порождает ассоциации с сугубо современными реалиями исландской действительности: «Ум и рассудок, умеренность и осторожность — вот те ценности, которые в этой поэме удостаиваются наибольшей похвалы и которые, очевидно, крайне актуальны для исландцев в той экономической и этической неразберихе, к которой привел исландское общество кризис 2009 г.» (Ibid. Bls. 36).
18 См.: «Pôrarinn ^yöir Völuspa». Fréttablaôiô 22. sept. 2005. Bls. 38.
19 См.: Bjarki Bjarnason. Snorra-Edda a nütimaislensku. Gylfaginning og Skaldskaparmal. Ööinsauga ütgafa, Mosfellsbœr, 2015.
Эгиле» и «Саги о людях из Лососьей долины»20.) В годы издания этих книжек речь шла о нетипичном, новаторском виде детской литературы. Однако эти пересказы быстро «прижились» в пространстве исландской детской литературы и выдержали не одно издание21.
Книги Бринхильд Тоураринсдоттир можно без преувеличения назвать своеобразными детскими энциклопедиями, посвященными конкретным сагам. В них есть введение, предисловия и комментарии. Во введении сообщается о месте данной саги в древнеисландской литературе, об основных персонажах (здесь же даны их портреты, которые в дальнейшем будут фигурировать на иллюстрациях к книге). Предисловия обычно содержат культурологическую информацию, поданную в форме множества рассредоточенных по странице мелких текстов, напоминающих журнальный коллаж. (В предисловии к «Саге о Ньяле» это информация об истории Исландии эпохи народовластия, о манускриптах саг, о местах, в которых жили персонажи; в предисловии к «Саге об Эгиле» — справка о кораблях и плаваниях викингов, о заселении Исландии, о скальдах при дворе норвежских конунгов...)
Сами пересказы кратки: в них даны лишь основные события саг (в случае «Саги о Ньяле» — часть событий, приведшая к знаменитому пожару в Бергтор-схволле). Язык повествования не будничный и не примитивный, в тексте попадаются архаизмы и слова высокого стиля (поясняемые в сносках), а реплики персонажей сохранены в таком виде, в каком они были в первоисточнике, так как многие из них стали в современном исландском языке крылатыми выражениями, происхождение которых должен знать каждый.
На полях страниц в книгах даны краткие энциклопедические справки о встречающихся в тексте древних реалиях. Часто эти реалии поясняются через явления современности. Порой эти сравнения неожиданны. Например, в «Саге об Эгиле» в одной из таких справок говорится: «Значит, придворных скальдов можно назвать поп-звездами эпохи викингов: они были популярными, востребованными и получали за свои выступления деньги и славу»22. В комментарии к прославленному эпизоду этой саги, в котором Торгерд пресекла попытки Эгиля свести счеты с жизнью после гибели сына и убедила его сложить о погибшем погребальную песнь, ее действия сравниваются с действиями хорошего психотерапевта, — и в качестве иллюстрации к этому комментарию помещен портрет «знаменитейшего психолога всех времен» Зигмунда Фрейда, причем не портрет, ставший частью современной поп-культуры, а менее растиражированное фото23. Дети, читающие такую книгу, просвещаются не только о культуре эпохи викингов, но и о культуре более недавних времен.
Пересказ значимого текста древней культуры может приобретать форму, пограничную между словесностью и изобразительным искусством. В начале
20 По-исландски эти небольшие по объему книжки называются уменьшительно-ласкательными прозвищами соответствующих саг: «Njala», «Egla», «Laxdsla».
21 О восприятии этого пересказа детьми разных возрастов и его использовании в системе образования см.: Brynhildur Pörarinsdöttir. «Döu afinn og amman?» Viötökur grunnskölabarna viö Njalu // Skima. Malgagn mööurmälskennara. 2003. № 26 (2). Bls. 27-33.
22 Brynhildur Pörarinsdöttir. Egla. Reykjavik, 2004. Bls. 9.
23 Ibid. Bls. 53.
2000-х гг. вышла трилогия комиксов по «Саге о Ньяле». В основу сюжета каждой из книжек положены отдельные — хотя и связанные друг с другом — эпизоды этой саги, т. е. их можно читать независимо друг от друга, — и независимо от первоисточника, так как развитие и мотивировки событий удачно объясняются внутренней логикой самого комикса и не нуждаются в дополнительных пояснениях с привлечением других текстов. Жанр комиксов требует скорее не литературоведческого, а искусствоведческого анализа, так что я ограничусь лишь упоминанием этого своеобразного изложения знаменитой саги, а также замечанием, что в данном случае «перевод» древнего текста на язык изобразительного искусства удался как нельзя лучше.
2. Древний сюжет в современном обличии
2.1. «Эдда»
Перенесение эддических сюжетов и персонажей в современный универсум, без сомнения, удобно, когда требуется наглядность; оно может служить как для «приближения» персонажей и ситуаций к повседневному опыту читателей, так и для создания беспроигрышного комического эффекта. Хорошим примером того и другого является рассказ Кристин Торласиус «Локи идет в гости на день рождения»24, где травестируется «Перебранка Локи». Локи в данном случае — подросток, который дразнит своих одноклассников во время совместного застолья. Имена одноклассников полностью совпадают с именами богов, фигурирующих в «Перебранке»: в современной Исландии такие имена не редкость у молодого поколения. Описанная в рассказе ситуация выглядит естественной даже для читателей, не знакомых с первоисточником.
Но, очевидно, изначально предполагается, что читателю уже в той или иной степени известны оригинальные сюжеты и универсум скандинавской мифологии — иначе он не сможет оценить стилистический эксперимент. «Устройство» таких текстов весьма предсказуемо. Скажем, если в рассказе действуют школьники, которых зовут Йоун Тор и Трюм25, а коллизия между ними возникает из-за некого молота (в данном случае — именного молотка фирмы «Стенли», которым очень дорожит дедушка Тора — старый рабочий), читателю, мало-мальски знакомому с первоисточником, не составит труда догадаться, как будут развиваться события. Впрочем, автор рассказа, Тоурарин Эльдъяртн, придал своему тексту неожиданную концовку даже при полном следовании сюжету «Песни о Трюме»: после того как Тор и его хитрый и смекалистый одноклассник Лойи, переодевшись девочками, сходили в кино на свидание с хулиганом Трюмом, укравшим молоток, сообщается, что Трюм с того дня забыл о проказах и стал много времени проводить в Интернете за писанием писем некой девочке из Фаускурдсфьор-да — той самой, роль которой блестяще исполнил Лойи.
24 КгШт ТИоНааш. Loki fer í afmж1isveis1u //Ащз 03^. Sjб sбguг иг шггжпш go3afгж3i. Ма1 og тюпп^, Reykjavík, 2007. Вк. 37—52.
25 Рбгаппп Е1ф'агп. Stan1eyhamarsheimt // Ня1 Ъги. Sбguг иг шггжпш go3afrж3i. Ма1 og тюпп^, Reykjavík, 2006. Вк. 93-103.
3. «По мотивам»
3.1. «Эдда»
Повести Фридрика Эрлингссона о Торе — «В объятьях Хель» (2008) и «Тайна богов» (2010) — первоначально планировались как сценарии детских мультфильмов. Это обстоятельство наложило существенный отпечаток на стилистику повестей: они динамичны и изобилуют яркими описаниями сцен, происходящих «здесь и сейчас». (Композиция некоторых глав напоминает монтаж приключенческих фильмов: при описании нескольких событий, происходящих одновременно, рассказ о каждом событийном ряде прерывается «на самом интересном месте», чтобы смениться другим.)
Автор, очевидно, не ставил себе первостепенной задачей подробное изложение сведений из «Эдды» или реалистичное изображение описываемой среды. О степени «вольности» по отношению к первоисточнику можно судить хотя бы по тому, что Тор у Фридрика Эрлингссона — деревенский кузнец, дружащий с девочкой Эддой и не сразу узнающий о своем родстве с Одином, а молот Мьёль-нир — самостоятельный персонаж, наделенный речью и свободной волей, могущий вести переговоры с другим волшебным оружием.
Боги в дилогии Фридрика Эрлингссона сохраняют внешние атрибуты и детали «биографии», но их описания не свободны от иронии и вольной интерпретации. Строго говоря, универсум дилогии не мифологический, а сказочный. В обеих книгах есть хорошо узнаваемые сюжетные ходы и детали, характерные для фольклорных сказок (у героя есть волшебный помощник, герой спускается в подземное царство) и для литературных сказок. В первой книге йётуны и силы Хель идут войной на богов и людей, и настает зима Фимбульветр, но известный сюжет о Рагнарёке здесь получает хэппи-энд — что неожиданно для мифа, но вполне предсказуемо для сказки и детского мультфильма. К сюжетам, описанным у Снорри Стурлусона или в песнях «Старшей Эдды», в этой дилогии можно возвести лишь отдельные мелкие эпизоды (в первой книге их больше).
Здесь отсутствует даже такое существенное для мифа явление, как серьезное отношение к предмету рассказа: основной тон повествования — мягкий юмор, изображение среды во многом условно и также не лишено юмористического начала. (Этот эмоциональный тон как раз характерен для современных детских мультфильмов.)
Мидгард и Асгард для Фридрика Эрлингссона — прежде всего площадка для развертывания универсальных коллизий: герой должен спасти мир (в первой книге — от Хель и хтонических чудовищ, которые пошли войной на Асгард, во второй — от нападения йётунов, которые воспользовались конфликтом между Эгиром, Суртом и Одином).
В книгах присутствует дидактический пафос, касающийся общечеловеческой этики: тот, кто требует что-то от мира, должен быть сам способен дать что-то миру; поспешность не приводит к хорошему; искренние чувства могут творить чудеса, и т. д.
Так как повествование выдержано в стиле «action», говорить о развернутом психологизме не приходится. Однако в дилогии есть определенное коли-
чество философских разговоров, в основном касающихся этических вопросов: могут ли боги обойтись без людей; допустимо ли жертвовать жизнью одного-единственного близкого человека во имя спасения всего мира. Эти разговоры важны для движения сюжета, так как от ответов на них зависит его дальнейшее развитие. При всей своей сказочно-гротескной стилистике дилогия имеет явные черты романа становления. Самым сложным для героя оказывается не победить чудовищ, а вырасти над собой: лишь победив себя, он сможет одержать победу над другими. Особенно это заметно во второй книге, где самым важным оказывается не внешняя сторона сюжета — война с йётунами, а нравственный выбор, стоящий перед Тором: получить все, что он желает, или отдать все26. В итоге Тор, удачно прошедший испытание нравственным выбором, принят в число богов.
В финале обеих книг кинематографичность уступает место сказовости. В «Объятиях Хель» победа над хтоническими чудовищами описывается так: «Некоторые считают, будто бы в самой глубокой пещере Нижнего мира Хель до сих пор лежит, вмороженная в свою глыбу льда, пронзенная в середине мечом. А вокруг глыбы будто бы обвился длинный змей и горько плачет, а его братец, волк Фенрир, будто бы сидит рядом и жалобно воет»27. Формула «некоторые считают» и ссылка на свидетельство очевидцев употреблены в книге лишь в этот единственный раз. Таким образом, те персонажи, к которым относится этот фрагмент, переводятся из актуальной для описываемого мира реальности в область преданий; окончательная победа над силами Смерти показана не только на уровне событийного ряда, но и на уровне стилистики текста.
В финале второй книги в область преданий отходит уже весь универсум: в заключительной главе детально описано, как люди стали почитать Тора и как история о нем с течением времени стала искажаться — универсум, который описывался как «здесь и сейчас», вдруг отделяется от читателя абсолютной дистанцией. Впрочем, скорее такой финал можно считать напоминанием читателю, что сказочно-мифологический универсум всегда отделен от читателя абсолютной дистанцией, а только что прочитанная им книга представляет попытку эту дистанцию преодолеть.
4. Современный ребенок в универсуме древней словесности
4.1. «Эдда»
Наиболее ярким примером такого типа рецепции является повесть Элиа-са Снайланда Йоунссона «Валькирия» (2003). В основе повести лежит весьма распространенный в мировой фантастике и фэнтези сюжет о «попаданцах»: живущая в маленьком поселке девочка Хильдюр, убегая от мальчишек, пытается перепрыгнуть через горную речку, но попадает в странную пещеру, а оттуда — в пространство, где есть Мидгард и Асгард. Там она встречается с валькириями и богами, участвует в поисках пропавшего Одина и производит на всех впечатление своим хорошим знанием скандинавской мифологии. (Героиня не рас-
26 См.: ВпдпкErlingsson. Рог. 1 He1jargreipum. ^ЬюМ, Reykjavík, 2008. Вк 26.
27 йМ. Вк 207.
стается с томиком «Старшей Эдды», принадлежавшим ее покойной матери, и ноутбуком.) Дагни Кристьянсдоттир в обзоре современной исландской детской литературы без колебаний относит эту повесть к жанру фэнтези, а ее сюжет характеризует как сюжет о путешествии во времени28. Очевидно, эта характеристика применима к абсолютному большинству текстов о детях, попавших в мир скандинавской мифологии.
Для героини мир богов — сказка, причем страшная, несмотря на то что боги и существа в целом дружественны к ней. Многое в мире богов описывается как гигантское: орел в Вальгалле — размером с самолет, валькирии — двухметрового роста, колесницу Фрейи везут не кошки, а тигры. В повести часто описывается простор и светлые пейзажи с высоты птичьего полета. (Возможно, эти оптимистичные пейзажи — своеобразный эмоциональный противовес страху, который часто испытывает Хильдюр.) Девочка не исключает, что она каким-то образом очутилась в параллельном мире29, но в основном склонна считать свои приключения сном. Она жаждет очнуться от кошмара, однако постоянно убеждается в том, что происходящее — не сон, а реальность.
Тем не менее взаимоотношения реального и нереального в повести не так однозначны. В финале Хильдюр очнулась на речном берегу в своих родных местах, а мальчишки объяснили ей, что она свалилась в воду и пошла ко дну, а они вытащили ее. Другими словами, захватывающее дух путешествие в Асгард было всего лишь видением, посетившим героиню, пока она тонула. Но в заключительной главе повести это рациональное объяснение ставится под сомнение: вынимая промокшие вещи из своего рюкзака, девочка обнаруживает там бутылку с напитком, который давала ей Фрейя. Убеждая читателей на протяжении 168 страниц в том, что мирная современная действительность лучше Асгарда, которого к тому же, не существует, автор на последней странице дает понять, что эта точка зрения не окончательная, а лишь одна из возможных.
Рагнарёка в повести не происходит (хотя героиня много читала о нем и отчасти может предсказать богам их судьбу), его замещает вымокший при падении в реку томик «Старшей Эдды».
В современной исландской литературе персонажи-дети, как правило, знакомятся со скандинавской мифологией не по самим «Эддам», а по косвенным источникам: книгам пересказов, сайтам, даже компьютерным играм. (Очевидно, это отражает реальную ситуацию.)
Часто эти мифологические сведения важны для героев книг не сами по себе, а, например, потому, что связаны с воспоминаниями об умерших близких людях. Чтобы эти знания стали важны для них сами по себе или актуализовались, должна произойти некая коллизия (дети сами должны попасть в мир скандинавской мифологии). Во многом основной сюжет большинства текстов о детях, столкнувшихся с героями/ситуациями из скандинавских мифов, можно описать как сюжет об изменении отношения к миру у этих детей. Многим из них после путешествия в мифологический мир удается преодолеть прежние фобии,
28 См.: Dagny Kristjansdottir. Fleira en augaö ser... Fimm nyjar fantasiur handa börnum og unglingum // Timarit Mals og menningar. 2004. № 4. Bls. 71—72.
29 См.: Elias Sn&land Jonsson. Valkyrjan. Vaka — Helgafell. Reykjavik, 2003. Bls. 55—56.
примириться с врагами или пересмотреть свои взаимоотношения с окружающими, — в данном случае можно говорить о сюжете романа становления или сюжете об инициации. (Так, героиня повести Элиаса Снайланда Йоунссона во время своего путешествия по миру богов несколько раз оказывается обманута хитроумным Локи, а в родном поселке у нее есть одноклассник Лойи, с которым ее связывает сложное чувство дружбы-ненависти. Она находит в себе силы окончательно помириться со своим одноклассником только после того, как пообщалась с его «двойником» в Асгарде.) Часто герой активно помогает восстановить порядок в мифологическом пространстве, и от его действий может зависеть судьба не только мифологического мира (в котором герою требуется, например, пресечь козни Локи или происки йётунов), но и современного. Так, в новелле Гюннхильд Хроульвсдоттир «Ночь»30 юная героиня отправляется в мифологическое пространство, чтобы расстроить козни турсов, взявших в плен Ночь, и тем самым предотвратить экологическую катастрофу в реальном мире. Одновременно герой — носитель современного сознания сам может что-то изменять в мифологическом пространстве — разумеется, в лучшую сторону.
Интересен пограничный случай — рассказ Адды Стейны Бьёрнсдоттир «Рагнарёк»31. Его герой — школьник по имени Один, играя в компьютерную игру «Рагнарёк», нажимает на фигурку Сурта на экране — и тотчас видит за окном своей комнаты, как сгорает дотла соседний дом, где живет его одноклассник и заклятый враг Айир т. е. Эгир древнескандинавских мифов). Семья Одина дает погорельцам кров. Мальчишки мало-помалу примиряются, и Один утешает Айира в его горе, процитировав ему строфу из «Прорицания вёльвы» о том, как возрождается после Рагнарёка земля. Отношения между реальным и мифологическим миром здесь предстают в сложном синтезе: дети играют за персонажей в компьютерной игре, но тем самым воздействуют на реальный мир как те, за кого они играют, а исправить критическую ситуацию в реальном мире можно, если действовать как в «Эдде».
5. Современный ребенок сталкивается с реалиями древней культуры в рамках современного мира
Обычно в таких текстах герой сталкивается не столько с древними реалиями, сколько в первую очередь с древними текстами, которые помогают ему лучше понять историю своего народа, современность и, в конце концов, себя самого.
Мне удалось найти два текста, в основу которых положена подобная ситуация. Любопытно, что в обоих из них главные персонажи — исландские школьники, живущие за границей, дети ученых-историков. Очевидно, именно такие условия представляются наиболее правдоподобными, для того чтоб современный исландский ребенок всерьез заинтересовался трудами Снорри Стурлусона. (Как уже отмечалось, исландские дети зачастую отдают предпочтение книгам
30 ОиппЫШигШо^йоШг. Шй //Ащз 03т. Sjб sбguг иг шггжпш go3afrж3i. Ма1 og menning, Reykjavík, 2007. Вк 13-30.
31 Лййа 8(вта ВубгпзйоШг. Ragnarбk //Ащз 03т8. Sjб sбguг иг шггжпш go3afrж3i. Ма1 og т^пш^, Reykjavík, 2007. Вк 143-156.
с современной тематикой, а «викингская романтика», столь распространенная в беллетристике многих стран, в основном обошла Исландию стороной.)
Роман Элиаса Снайланда Йоунссона «Золото викингов» (2000) выдержан в приключенческой стилистике. Внимание юного героя Бьоульва привлекает обрывок пергамента, который принесла домой его мать — палеограф; он начинает интересоваться судьбой викинга, чье имя написано на этом пергаменте, и оказывается вовлечен в археологическую экспедицию по следам Йомсвикингов и соперничество со знаменитым норвежским «черным археологом».
Эпоха викингов интересует героя повести не сама по себе, но именно в той степени, в какой ее наследие касается современных исландцев. В приключенческом сюжете основную роль играет материальная ипостась этого наследия — древние клады; но ею связь времен отнюдь не исчерпывается, и дети в повести убеждены, что «без викингов наша история была бы гораздо беднее»32.
Описание приключений не является для автора книги самоцелью. В финале затрагиваются этические вопросы: кому на самом деле принадлежит древнее наследие и насколько современные люди имеют право присваивать себе археологические находки? Герой разрешает волновавшую его загадку: находит пещеру с захоронением того викинга, имя которого было обозначено на пергаменте, но вынужден оставить ее вместе со всеми сокровищами, спасаясь от землетрясения. Дома он обнаруживает у себя в кармане один предмет из пещеры — христианский крест, лежавший в погребении, и собирается немедленно рассказать об этом матери. «Но что-то удерживало его. Может быть, чувство, что этому сокровищу место только в руках того викинга-христианина, который берег его тысячу лет?»33. Книга так и заканчивается вопросом, не получающим однозначного ответа, что по меньшей мере нетипично для приключенческих повестей (обычно подразумевающих полную определенность и четкую расстановку ценностных ориентиров). Любопытно, что главным сокровищем, которое обретает герой, становится атрибут христианской религии, а атрибуты язычества (идол Тора, обнаруженный мальчиком в пещере) внушают ему страх.
«Герои» Кристин Стейнсдоттир (2009) — повесть, во многих отношениях выделяющаяся из ряда других исландских детских текстов, затрагивающих древнюю словесность и культуру. Прежде всего, в ней в центре внимания находятся «королевские саги» — жанр древнеисландской литературы, отнюдь не самый популярный у современной исландской публики (в частности, у писателей, черпающих вдохновение в древних текстах).
Сюжет повести таков: исландский подросток по имени Pörhallur, от лица которого ведется повествование, переехал с семьей (родителями-историками и сестрой-младшеклассницей) в Трондхейм, с трудом освоился в новой для себя роли иностранца в норвежской школе и заинтересовался личностью конунга Олава Трюггвасона, памятник которому возвышался в центре города. Вскоре Тоурхатлюр подружился с норвежским мальчиком Эрлендом, который также увлекался конунгом Олавом. Основное содержание книги — описание эволюции взглядов Тоурхатлюра на своего кумира: от слепого обожания до разочаро-
32 Elias Sn&land Jonsson. Vikingagulliö. Vaka — Helgafell. Reykjavik, 2000. Bls. 59.
33 Ibid. Bls. 155.
вания. Основной источник информации о конунге для мальчика — рассказы отца и друга; «Круг земной» Снорри Стурлусона, содержащий «Сагу об Олаве», у него есть, но читать ее по-древнеисландски современный подросток не может.
Изменение взглядов обусловлено, в частности, тем, что Тоурхатлюр начинает больше узнавать о поступках конунга и сравнивать события саги с современностью. В школе, где учится Тоурхатлюр, есть дети арабских эмигрантов, которые рассказывают о том, как их родственники погибли при взрывах бомб, — и рассказчик с ужасом осознает, что битвы и поединки, которыми восхищаются поклонники королевских саг, ничем не отличаются от современных войн. «Когда я посмотрел на рисунки [иллюстрации к "Саге об Олаве"], мне стало дурно: люди сражаются, везде кровь. Больше всего это напоминало выпуск новостей»34.
Но реакцией мальчика на жестокость бывшего кумира является только собственная агрессия. Когда он осознает это, он начинает рассуждать, каково это — быть в числе агрессоров, которых все ненавидят. В этом смысле благодатным материалом для сравнений с событийным рядом саги являются не только современные военные конфликты, но и история ХХ в. Во время посещения музея Второй мировой войны в родных местах Финны, бабушки Эрленда, герой рассуждает: «Разве не ужасно было бы попасть в музеи, посвященные зверствам исландцев? Очевидно, у этих [немецких] туристов были какие-нибудь родственники, участвовавшие в сожжении Финнмарка. ...Может быть, их папы или дедушки пропали или погибли в Норвегии. У меня стало тяжело на сердце: мне вдруг показалось, что такими мыслями я встаю на сторону немцев и предаю Финну»35.
Примечательно, что норвежский конунг сначала предстает перед героем повести в виде памятника на площади, т. е. сперва Тоурхатлюр знакомится с его статусом, а уже затем с его биографией. Очевидно, это отражает реальные ситуации знакомства детей с личностями (и с текстами), имеющими в культуре знаковый статус. Образ памятника в повести двоится: с одной стороны, статуя служит отсылкой к образу исторического Олава, с другой — живет самостоятельной жизнью. В финале повести Тоурхатлюр и Эрленд взбираются на памятник. Этот поступок для них — больше чем простое озорство. Рассказчик объясняет его так: «Разве я не одержу окончательную победу над Олавом Трюггвасоном, если мне удастся влезть на статую?»36. Отношение героя к конунгу не меняется с однозначно положительного на однозначно отрицательное, а приобретает нюансированный характер. Можно сказать, что в финале повести рассказчик не только побеждает Олава Трюггвасона, но и примиряется с этим конунгом, ставшим для него объектом ненависти. (Каким бы ни был Олав, все-таки интерес к его биографии подарил герою друга.) Закончить книгу, адресованную детям, именно на ноте примирения — психологически верный ход. Приятели надели на голову памятнику желтый велосипедный шлем, а «утреннее солнце превратило [его] в нимб»37. Это описание «нимба» — заключительная фраза в повести. Знаковые
34 Kristin Steinsdottir. Hetjur. Vaka — Helgafell, Reykjavik, 2009. Bls. 105.
35 Ibid. Bls. 152.
36 Ibid. Bls. 166.
37 Ibid. Bls. 171.
личности древней истории (и тексты о них) не теряют своего высокого статуса, даже если отношение к ним становится критическим.
Повесть «Герои» можно назвать метатекстуальной для темы рецепции древ-неисландского литературного и культурного наследия: многие связанные с ним вопросы обсуждаются персонажами. Речь прежде всего идет о противопоставлениях: исландское vs норвежское наследие; узконациональное vs общечеловеческое, древняя воинская доблесть vs современный гуманизм. Рассказчик движется от одного из этих полюсов к другому.
Помимо королевских саг рассказчик взаимодействует со многими другими пластами словесности и культуры: современные международные новости, мемо-раты времен Второй мировой войны, норвежский городской фольклор раннего Нового времени; а также сам сочиняет микроновеллы.
Кроме вышеописанных подходов к древнему материалу в современной детской литературе возможно использование отдельных сюжетных ходов и мотивов из мифологических песней «Эдды» (таково большинство новелл в сборнике «Мост, соединяющий берега» [Heil bru, 2005]), а также — на периферии — небольшое число жанровых и стилистических экспериментов.
Ярким примером последнего является пьеса Йоуна Стефауна Кристьянссо-на и Эльвара Лойи Ханнессона «Гисли Сурссон» (2005). Она написана изначально для детей, впервые знакомящихся с сюжетом и героями одной из известнейших саг. Событийный ряд первоисточника отражен в пьесе довольно точно, но сама пьеса решена как кукольное представление: рассказчик перемещает по столу фигурки, символизирующие основных персонажей. Сцены битв и поединков передаются следующим способом: во всех таких эпизодах включается аудиозапись одного и того же фрагмента саги, описывающего бой, который читается на одном дыхании без пауз, а темп чтения возрастает до полной невозможности разобрать слова. Такая форма снимает драматизм событий (что в саге было трагичным, в пьесе становится забавным), а также сводит на нет все возможные различия и противоречия между древним и современным универсумом. Оценить содержащийся в пьесе элемент пародийности и постмодернистской игры может только читатель, хорошо знающий первоисточник. Строго говоря, «Гис-ли Сурссон» не совсем детский текст; у него двойной адресат: и неискушенные дети, и начитанные ценители жанровых и стилистических экспериментов.
При описаниях мифологического или сагового универсума во всех текстах присутствуют сравнения с современными реалиями, знакомыми ребенку. В повести Элиаса Снайланда Йоунссона «Валькирия» об эйнхериях в Вальгалле говорится: «...по вечерам они всегда поднимались снова, словно персонажи в компьютерной игре, которую можно на всякий случай сохранить, прежде чем главный герой отправится в опасную битву»38. Колесница Тора в той же повести — «величиной чуть поменьше стадиона», а запряженные в нее козлы «размером с автобус»39. В дилогии Фридрика Эрлингссона ту же колесницу Тора йётуны называют «неопознанным летающим объектом»40, а царство мертвых аттестуется
38 Elias Sn&land Jonsson. Valkyrjan. Bls. 79.
39 Ibid. Bls. 85-86.
40 FridrikErlingsson. Pör. i Heljargreipum. Veröld, Reykjavik, 2008. Bls. 127.
как «морозильная камера Хель»41. В «Героях» Кристин Стейнсдоттир рассказчик постоянно сравнивает эпоху, в которой живет его кумир, с современностью — и обе эпохи не уступают друг другу по жестокости. Примечательно, что такие явные отсылки к современному предметному миру отсутствуют в прямых пересказах памятников древней словесности. (Там сравнения с современностью могут появляться разве что в комментариях.) Очевидно, для текстов, полностью следующих первоисточникам, созданных с целью познакомить с этими первоисточниками юных читателей, уже сам современный язык (и осмысление событий с точки зрения современного сознания) представляет достаточную степень «модернизации», при которой лежащие на поверхности отсылки к реалиям XXI в. уже избыточны42.
* * *
Современный автор, описывающий универсум древнескандинавской словесности (и древнескандинавское общество) для детей, неизбежно столкнется с проблемой коренных различий в этике современного социума (которую юный читатель в любом случае непременно должен усвоить для дальнейшей жизни) и этике эпохи викингов. Это различие в ценностных установках может быть очевидным и для самих детей43. Однако исландская общественность далека от того, чтоб однозначно заклеймить «великие тексты культуры» как «пропаганду насилия». Наличие в древних текстах сцен, с современной точки зрения воспринимающихся как жестокие, в древних текстах неизбежно, а игнорировать их означало бы искажать тексты. Описанная проблема может быть решена несколькими способами.
Во-первых, жесткость описываемого универсума может быть смягчена. Чаще всего это делается за счет стилистики, а именно привнесения в особенно «кровавые» сцены иронического и юмористического начала (ср. такое описание битвы эйнхериев в Вальгалле: «Постепенно все больше и больше бойцов падало, и отрубленные головы, руки и ноги раскатывались повсюду, и вскоре все поле оказалось залито кровью. Но не всем воинское искусство эйнхериев было в радость. "Не хочу смотреть на такую жесть!" — сказала Сив и отвернулась. ...Вскоре послышался звук трубы, и бой тотчас умолк. Павшие поднялись, отыскали свои головы, руки и ноги. Кое-кому потребовалось время, чтоб найти свои пальцы и примерить их на место, но в конце концов все образовалось. Поле вновь стало зелёным, и вся толпа проследовала в Вальгаллу. Много в тот вечер было съедено и выпито»44). Гораздо реже встречается «корректировка» содержа-
41 Fridrík Erlingsson. Op. cit. Bls. 144.
42 Впрочем, в иллюстрациях к таким текстам вполне возможно изображение современных урбанистических пейзажей, предметов быта техногенной эпохи и т. п. (ср. иллюстрации к «Речам Высокого» в переложении Тоурарина Эльдъяртна).
43 Автору этих строк известен случай, когда малолетняя дочь редактора первого детского изложения «Саги о Ньяле» спросила по прочтении: «Mamma, má drepa svo marga i barnabók?» («Мама, а разве можно, чтоб в детской книге было столько убийств?»). Вальгерд Бенедикт-сдоттир, устный источник, 2002 г.
44 Idunn Steinsdóttir. Ó9inn og brœôur hans. Heimur veröur til. Iöunn Steinsdóttir endursagöi hluta Snorra-Eddu fyrir börn. Námsgagnastofnun, Reykjavik, 2006. Bls. 87-88. Приведенный
ния. Так в только что процитированном пересказе висение Одина на Иггдрасиле модифицировано по отношению к первоисточнику: он не повесился, а просто держится за ветку, а рана у него не от копья, а от того, что его проткнул рогом пробегавший олень45.
Во-вторых, разница в ценностных установках между двумя универсумами может подчеркиваться. Иногда это показывается наглядно: персонаж — носитель современного сознания считает увиденное в древнесеверном пространстве (эддическом или саговом) диким или страшным. (Такие эмоции почти постоянно испытывает героиня повести Элиаса Снайланда Йоунссона «Валькирия» — правда, страх у нее соседствует с жаждой приключений.) Если носителей современного сознания в тексте нет, разница между древнескандинавской и современной этикой может подробно объясняться и комментироваться. (Таковы пересказы саг, принадлежащие перу Бринхильд Тоураринсдоттир.) В редких случаях она может дебатироваться. (В повести Кристин Стейнсдоттир «Герои» рассказчик — мальчик-подросток, узнав о поступках Олава Трюггвасона, упрекает своих родителей за любовь к саге о нем: «Вы — участники всех движений по борьбе за мир, а сами тащите с собой за границу книжки про убийц и преступников!»46).
Прямые этические оценки даются персонажам и их поступкам весьма редко, даже в текстах, в которых есть авторские комментарии. Очевидно, потенциальные читатели исландских детских книг с древнескандинавской тематикой считаются достаточно сознательными для того, чтоб самостоятельно сделать вывод и дать оценку описанным событиям.
Итог
В современной исландской детской литературе происходит обращение к персонажам, универсуму и (не всегда) к сюжетам в основном из двух жанров древнеисландской словесности: эддических песней о богах и саг об исландцах. Стилистика древнеисландской литературы задействуется реже — только в случаях, когда речь идет о крылатых выражениях и известных скальдических висах.
Но у исландских авторов при рецепции древнеисландской словесности/ культуры чаще всего происходит взаимодействие не с самими первоисточниками, а прежде всего с современными представлениями о них как о «великих текстах отечественной культуры». Древнеисландская культура и словесность являются частью национальной идентичности исландцев. Наверно, нет нужды обосновывать, что в сознании младших поколений эта составляющая идентичности ни в коей мере не должна превращаться в «культурологические консервы». Исландская детская литература последних 16 лет представляет множество способов избежать подобного превращения. Среди авторов господствует тенденция одновременно сделать древнеисландский универсум (саговый или мифологический)
текст — самая «кровавая» сцена во всей книге, но заканчивается она юмористически. Вообще говоря, данный пересказ «Эдды» на удивление лишен агрессивного начала: большинство батальных сцен и сцен убийств там рассказано весьма скупо и «целомудренно», в иллюстрациях подобные сцены почти не представлены.
45 Idunn Steinsdottir. Op. cit. Bls. 66.
46 Kristin Steinsdottir. Hetjur. Bls. 121.
«своим» для детей, но и подчеркнуть, что он совсем не похож на их повседневное окружение.
Древнеисландский универсум, адаптированный для детей 2000-2010-х гг., можно описать следующим набором ключевых понятий: Асгард и обыденный мир; боги и персонажи саг; преобладающая проза и очень малое количество стихов. Для авторов этих детских текстов основополагающими оказываются дихотомии: знакомое та незнакомое, великостатусное та повседневное, а конкретные тексты демонстрируют разные способы соблюсти баланс между этими противоположностями.
Ключевые слова: рецепция древнескандинавской литературы, детская литература, исландская литература 2000-2010-х годов, скандинавская мифология, саги об исландцах, интерпретация, переписывание.
Список литературы
Anna Dóra Antónsdóttir. Bardagi á Örlygsstööum. Adan bókaútgáfa, Reykjavik, 2013.
Anna Heida Pálsdóttir. Hvaö er meö ásum? Hvaö er meö álfum? Norran goöafraöi i islenskum
barnabókum // Börn og menning. 2000. N 15 (1). Bls. 19-26. Anna Pórbjdrg Ingólfsdóttir. Barnabókaútgáfan 2004 // Timarit Máls og Menningar. 2005. N 2. Bls. 67-76.
Anna Pórbjdrg Ingólfsdóttir. Hávamál. Pórarinn Eldjárn endurorti og Kristin Ragna Gunnarsdóttir
myndlysti // Börn og menning. 2012. N 27 (1). Bls. 36-37. Auga Ööins. Sjö sögur úr norranni goöafraöi. Mál og menning. Reykjavik, 2007. Bjarki Bjarnason. Snorra-Edda á nútimaislensku. Gylfaginning og Skáldskaparmál. Ööinsauga
útgáfa. Mosfellsb^r, 2015. Brynhildur Pórarinsdóttir. Njála. Mál og Menning. Reykjavik, 2002.
Brynhildur Pórarinsdóttir. Af Artúri konungi, Gunnari á Hliöarenda og FróSa Bagga.
Fornsagnamatreiösla fyrir börn // Börn og menning. 2003. N 18 (2). Bls. 20-24. Brynhildur Pórarinsdóttir. «Dóu afinn og amman?» Viötökur grunnskólabarna viö Njálu. //Skima.
Málgagn mó0urmálskennara. 2003. N 26 (2). Bls. 27-33. Brynhildur Pórarinsdóttir. Egla. Reykjavik, 2004. Brynhildur Pórarinsdóttir. Laxd^la. Reykjavik, 2006. Brynhildur Pórarinsdóttir. Egils saga. Námsgagnastofnun. Kópavogi, 2014. Brynhildur Pórarinsdóttir. Brennu-Njáls saga — fyrri hluti. Hallgeröar saga og Gunnars.
Námsgagnastofnun. Kópavogi, 2015. Dagny Kristjánsdóttir. Fleira en augaö sér... Fimm nyjar fantasiur handa börnum og unglingum /
Timarit Máls og Menningar. 2004. N 4. Bls. 67-75. Dagny Kristjánsdóttir. Bókabörn. Íslenskar barnabókmenntir veröa til. Bókmennta — og list-
fraöistfnun. Háskólaútgáfan. Reykjavik, 2015. Driscoll M. J. Pögnin mikla. Hugleiöingar um riddarasögur og stööu beirra i islenskum
bókmenntum // Skáldskaparmál 1. Reykjavik, 1990. Bls. 157-168. Eddukraöi (S®mundar-Edda). Fyrri hluti / Guöni Jónsson (ed.). Íslendingasagnaútgáfan, Akureyri, 1980.
Elías Snxland Jónsson. Valkyrjan. Vaka — Helgafell. Reykjavik, 2003. Elías Snxland Jónsson. Vikingagulliö. Vaka — Helgafell. Reykjavik, 2000. Fridrík Erlingsson. Pór. Í Heljargreipum. Veröld. Reykjavik, 2008. Fridrík Erlingsson. Pór. Leyndarmál guöanna. Veröld. Reykjavik, 2010. Heil brú. Sögur úr norranni goöafraöi. Mál og menning. Reykjavik, 2006.
IBunn Steinsdottir. Ööinn og braöur hans. Heimur veröur til. Iöunn Steinsdöttir endursagöi hluta
Snorra-Eddu fyrir börn. Nämsgagnastofnun. Reykjavik, 2006. IBunn Steinsdottir. Lifiö i Äsgaröi. Gullnar töflur i grasi. Iöunn Steinsdöttir endursagöi hluta
Snorra-Eddu fyrir börn. Nämsgagnastofnun. Reykjavik, 2008. IBunn Steinsdottir. Esir ä fljugandi ferö. Hefnd Loka. Iöunn Steinsdöttir endursagöi hluta Snorra-
Eddu fyrir börn. Nämsgagnastofnun. Reykjavik, 2009. Ingunn Äsdisardottir. Örlög guöanna. Sögur ur norranu goöafraöi. Mäl og menning. Reykjavik, 2008.
islensk bökmenntasaga. Bd. V. Mäl og Menning, Reykjavik, 2006.
Jon Stefan Kristjansson, Elvar Logi Hannesson. Gisli Sursson // islenskir einleikir. Kömediuleik-
husiö. Reykjavik, 2006. Bls. 23-56. Kristin Steinsdottir. Hetjur. Vaka — Helgafell. Reykjavik, 2009.
Margret Tryggvadottir. Veröld barnabökanna sött heim äny // Timarit Mäls og Menningar. 2015. № 2. Bls. 4-14.
Snorri Sturluson. Edda Snorra Sturlusonar / Guöni Jönsson (ed.). islendingasagnautgäfan, Akureyri, 1980.
Stybe, Vibeke. Fra Askepot til Asterix: bornebogen i kulturhistorisk perspektiv. Munksgaard.
Kobenhavn, 1969. Porarinn Eldjarn. Hävamäl. Mäl og menning, Reykjavik, 2011. Porarinn Eldjarn. Kvsöasafn. Vaka-Helgafell. Reykjavik, 2008. Porarinn Eldjarn. Völuspä. Mäl og menning. Reykjavik, 2005.
St. Tikhons University Review. Series III: Philology. 2018. Vol. 55. P. 52-74
Markelova Olga, Candidate of Sciences in Philology, Independent Researcher [email protected]
ORCID: 0000-0003-3640-4886
The Perception of Old Norse Literature in Modern Icelandic Children's Literature
O. Markelova
In Icelandic children's literature of the years 2000-2010, the texts that make use of the subjects of Old Norse literature are not very common, but their importance is undeniable. In modern culture of Iceland, the ancient literature has a high status of the "great cultural heritage" and is also extremely important in constructing the Icelandic national identity. Due to the fact that the Icelandic language has not changed considerably during the centuries, the ancient texts are read by Icelanders in the original language with comments, while younger generations may need some other ways to become familiar with the "classical" plots and characters. The modern Icelandic childern's literature on Old Norse matters includes a great number of long and short prose texts but hardly any poems. There are mainly two genres: the mythological songs of Edda and the sagas of
Icelanders (and there is also at least one example of using the kings' sagas, namely the Saga of Olafur Tryggvason). The texts are mainly addressed to children of the age of 9 to 13. Such children's books have a double aim: a) the representation of the Old Norse universe itself, b) the representation of the recipient, who is supposed to be a child interested in culture and history of Iceland. Bringing the Old Norse subject to young readers can be achieved by various ways. It can be a simple retelling of a saga or a myth adapted to the perception of a modern reader. In such cases, many things concerning the realia and the worldview of the ancient age require explanation; the facts are usually never altered, even those which are not wholly in line with modern ethics. An ancient plot or person can be placed in the context of modern daily life, with e.g. Thor or Loki becoming schoolchildren. A sci-fi pattern can be employed, e.g. when a modern child finds his way into the Old Norse universum and the realm of gods. Alternativelly, a modern child can come in touch with some Old Norse realia in the modern world, such as archeological finds or ancient inscriptions. The high status of the literary heritage often brings about a distance between the text and its modern recipient, which may not always be desirable when the younger generation is concerned. The authors of modern Icelandic children's books seek to reduce this distance. The contrast between the Old Norse and the modern culture, in particular the ethical, can be a special subject for discussion in such books because children's literature is supposed to educate the readers not only about the past ages but first and foremost about the world they live in.
Keywords: perception of Old Norse literature, children's literature, Icelandic literature of 2000-2010, Norse mythology, sagas of Icelanders, interpretation, rewriting.
References
Anna Döra Antönsdöttir, Bardagi a Ör-lygsstöBum, Reykjavik, 2013.
Anna Heiöa Pälsdöttir, "Hvaö er meö äsum? Hvaö er meö älfum? — Norran goöafraöi i islenskum barnabökum", in: Börn og menning, 15 (1), 2000, 19-26.
Anna Pörbjörg Ingölfsdöttir, "Barnabökautgä-fan 2004", in: Timarit Mals ogMenningar. 2, 2005, 67-76.
Anna Pörbjörg Ingölfsdöttir, "Hävamäl. Pörarinn Eldjärn endurorti og Kristin Ragna Gunnarsdöttir myndlysti", in: Börn og menning, 27 (1), 2012, 36-37.
Bjarki Bjarnason, Snorra-Edda a nutimaislen-sku. Gylfaginning og Skaldskaparmal, Mos-fellsb^r, 2015.
Brynhildur Pörarinsdöttir, Njala, Reykjavik, 2002.
Brynhildur Pörarinsdöttir, "Af Arturi konungi, Gunnari ä Hliöarenda og Frööa Bagga. Fornsagnamatreiösla fyrir börn" in: Börn og menning, 18 (2), 2003, 20-24.
Brynhildur Pörarinsdöttir, "'Döu afinn og amman?' Viötökur grunnskölabarna viö Njä-
lu", in: Skima. Malgagn mödurmalskennara, 26 (2), 2003, 27-33.
Brynhildur Pörarinsdöttir, Egla, Reykjavik, 2004.
Brynhildur Pörarinsdöttir, Laxd&la, Reykjavik, 2006.
Brynhildur Pörarinsdöttir, Egils saga, Kö-pavogur, 2014.
Brynhildur Pörarinsdöttir, Brennu-Njals saga —fyrri hluti. Hallgerdar saga og Gunnars, Köpavogur, 2015.
Dagny Kristjänsdöttir. "Fleira en augaö s6r... Fimm nyjar fantasiur handa börnum og unglingum", in: Timarit Mals og menningar, 4, 2004, 67-75.
Dagny Kristjänsdöttir, Bökabörn. islenskar barnabökmenntir verda til. Bökmennta — og listfr&disfnun, Reykjavik, 2015.
Driscoll M. J., "Pögnin mikla. Hugleiöingar um riddarasögur og stööu beirra i islenskum bökmenntum", in: Skaldskaparmal 1, Reykjavik, 1990, 157-168.
Guöni Jönsson, (ed.), Eddukv&di (Sxmundar— Edda), Fyrri hluti, Akureyri, 1980.
Elias Snœland Jónsson, Valkyrjan, Reykjavik, 2003.
Elias Snœland Jónsson, Víkingagullid, Reykjavik, 2000.
Friörik Erlingsson, Pór. Í Heljargreipum, Reykjavik, 2008.
Friörik Erlingsson, Pór. Leyndarmál gudanna, Reykjavik, 2010.
Iöunn Steinsdóttir, Ódinn og brœdur hans. Heimur verdur til, Reykjavik, 2006.
Iöunn Steinsdóttir, Lífid í Ásgardi. Gullnar töflur í grasi, Reykjavik, 2008.
Iöunn Steinsdóttir, Жsir á fljúgandi ferd. Hefnd Loka, Reykjavik, 2009.
Ingunn Ásdisardóttir, Örlög gudanna. Sögur úr norrœnu godafrœdi, Reykjavik, 2008.
Jón Stefán Kristjánsson, Elvar Logi Hannes-son. "Gísli Súrsson", in: Íslenskir einleikir. Reykjavik, 2006, 23-56.
Kristin Steinsdóttir, Hetjur, Reykjavik, 2009.
Margrét Tryggvadóttir. "Veröld barnabókanna sótt heim ány", in: Tímarit Máls og mennin-gar, 2, 2015, 4-14.
Stybe, Vibeke, Fra Askepot til Asterix: b0rnebogen i kulturhistorisk perspektiv, Kobenhavn, 1969.
Pórarinn Eldjárn, Hávamál, Reykjavik, 2011.
Pórarinn Eldjárn, Kv&Basafn, Reykjavik, 2008
Pórarinn Eldjárn, Voluspá, Reykjavik, 2005.
