Рецензия на монографию Е. Е. Стефанского «Эмоциональные концепты как фрагмент мифологической и современной языковых картин мира (на материале концептов, обозначающих негативные эмоции в русской, польской и чешской лингвокультурах)» (Самара: Самар. Гуманит. Академия, 2008. 316 с. )

Красавский Н.А.

ских научных и учебных заведений Бак-ниной Т.В., Доброзраковой Г.А., Марти -новской А.И., Поддубной Р.П., Позднякова К.С., Прасковьиной М.В., Федоренко С.С. Материалы конференции лягут в основу очередного выпуска «Гоголевского сборника», который издается в Самаре с 2003 г.

Надеемся, что в следующем номере журнала у нас появится возможность поделиться впечатлениями о крупнейших гоголевских конференциях второй половины года: «В мире Гоголя» (Римский ун-т «Сапиенца», 24 - 26 сентября); Юбилейная Международная научная конференция, посвященная 200-летию со дня рождения Н.В. Гоголя, проводимая Институтом мировой литературы им. А.М. Горького РАН совместно с Институтом русской литературы (Пушкинский дом) ИРЛИ РАН, Санкт-Петербургским государственным университетом и Российским государственным педагогическим университетом им. А.И. Герцена 5 - 10 октября в Москве и Санкт-Петербурге; конференция «Гоголь и XX век» (Будапештский ун-т им. Лоранда Этвеша, 5 - 7 ноября).

Н.А. КРАСАВСКИЙ (Волгоград)

РЕЦЕНЗИЯ НА МОНОГРАФИЮ Е.Е. СТЕФАНСКОГО «ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ КОНЦЕПТЫ КАК ФРАГМЕНТ МИФОЛОГИЧЕСКОЙ И СОВРЕМЕННОЙ ЯЗЫКОВЫХ КАРТИН МИРА (НА МАТЕРИАЛЕ КОНЦЕПТОВ, ОБОЗНАЧАЮЩИХ НЕГАТИВНЫЕ ЭМОЦИИ В РУССКОЙ, ПОЛЬСКОЙ И ЧЕШСКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРАХ)» (Самара: Самар. гуманит. академия, 2008. 316 с.)

В лингвистических изысканиях, имеющих предметом исследования язык эмоций, указывается на теоретическую и практическую важность его основательного изучения. Однако при этом, на наш взгляд, авторы многочисленных публикаций еще до недавнего времени традици-

онно изучали преимущественно собственно языковой механизм объективации психических переживаний человека в синхронии конкретной национальной культуры. Вне поля зрения (или в лучшем случае на его периферии) ученых оставались важные экстралингвистические факторы, оказывающие воздействие на эмоциональную (в том числе и вербально оформленную) сферу жизнедеятельности человека. При этом обычно во внимание не принимались особенности народной психологии, национального характера, этнографическая специфика бытия той или иной этнической общности, архитектоника национальных культур, их типология (ср.: «горячие» и «холодные» культуры), в целом особенности менталитета социума. Следствием такого ограниченного филологическими рамками подхода к изучению феномена эмоциональных констант является достаточно большое количество лингвистических работ, ставящих перед собой задачи преимущественно лишь синхронического описания языковой объективации эмоций, что далеко недостаточно для действительно глубокого осмысления феномена психических переживаний человека, занимающего важное место как в языковой, так и в целом в когнитивной картине мира.

В последнее десятилетие, однако, ряд лингвистов-эмотиологов (Е.А. Дженко-ва, З.Ю. Балакина, М.К. Голованивская, Ю.В. Крылов, Я.А. Покровская, Е.В. Димитрова и др.) значительно расширили рамки рассмотрения языка эмоций за счет активного привлечения данных из области психологии, социологии, этнографии, культурологии и истории. Комплексный подход к описанию психических констант в разных лингвокультурах, вне сомнений, фактографически и методологически обогатил эмотиологию.

Монография Е.Е. Стефанского относится, безусловно, к научным трудам, авторы которых посредством разноаспектного анализа языка эмоций с лингвокультурологических позиций значительно расширяют наши знания о средствах и способах формирования эмоциональной концеп-тосферы. К достоинствам рецензируемой работы следует прежде всего отнести описание эмоциональных концептов в диахронии их функционирования. Диахрониче-

ское исследование любых концептов, в том числе и эмоциональных, позволяет увидеть сам механизм формирования того или иного когнитивного образования, выражаясь языком метафоры, его первые шаги в вербально-когнитивном поле культуры.

В первой главе «Лингвокультурологический анализ эмоциональных концептов в русской, польской и чешской языковых культурах» Е.Е. Стефанский предлагает читателю качественный обзор наиболее значительных работ, посвященных проблеме концептов, характеризует различные подходы к пониманию феномена «концепт», анализирует происхождение и функционирование базисных обозначений концептов «страх», «печаль», «гнев» в русском, польском и чешском языках.

На интересном и разнообразном материале автор монографии выявляет специфику происхождения и употребления номинантов указанных концептов. Так, им установлено, что в чешском и польском языках по сравнению с русским значительно более богат репертуар лингвистических средств со значением иррационального страха. Эту разновидность страха, как следует из текста монографии, нужно объяснять принадлежностью чешского и польского языков к ареалу 81ау1а ЬаНиа, «влиянием немецкого и в целом западного менталитета с его вниманием к страху перед потусторонними силами и постоянной конкуренцией в обществе» (с. 194). Е.Е. Стефанский справедливо указывает на связь между страхом и стыдом как психическими константами. У русских и страх и стыд сопряжены непосредственно с социумом, а именно: они выступают регулятором отношений в обществе, в то время как для чехов и поляков страх коррелирует с какими-то необъяснимыми, потусторонними силами.

Значительный интерес представляет собой описание эмоциональных концептов печали, грусти и тоски. В русском языке тоска - этномаркированный концепт, базисными компонентами которого являются «иррациональный страх» и «душевная пустота». Примечателен вывод Е.Е. Стефанского о том, что в чешском языке концепт <«ши1ек» (эквивалент, как мы понимаем, русской тоски) обладает высокой номинативной плотностью. Ср.: 1а1 - внутренняя печаль, 1агтШвк - осознание потери (смерти) близкого человека, stesk - душевная

пустота, touha - тоска по телесной любви (с. 196 - 197).

Среди многочисленных слов, передающих значение «гнев» в сопоставляемых лингвокультурах, обращает на себя внимание чешское \itost. Это слово, как убедительно показано автором монографии, культурно маркировано. Оно обозначает целый комплекс эмоций - жалость к самому себе в результате обиды, жажду мести, рождающую чужую агрессию. Автор прав, утверждая, что семантика этого слова в высшей степени синкретична.

Рассматривая русские синонимичные слова гнев, ярость, злоба и злость, Е.Е. Стефанский приходит к выводу, что они могут быть противопоставлены по двум признакам - абстрактности / конкретности и оценки (положительной или отрицательной). Чешские и польские эквиваленты этих русских слов подобных признаков не обнаруживают. Думается, что это чрезвычайно интересное наблюдение могло бы найти в тексте работы более подробный комментарий.

Обращение к этимологии современных русских, чешских и польских номинантов негативных эмоций оказывается продуктивным для комплексного лингвокультурологического анализа эмоциональных концептов. На обширном фактографическом материале Е.Е. Стефанским выявлены способы формирования концептосферы эмоций в русском, чешском и польском языках в диахронической плоскости.

Во второй главе «Художественный дискурс как культурный сценарий реализации эмоциональных концептов в русской, польской и чешской лингвокультурах» автор обращается к анализу сюжетообразующей роли эмоциональных концептов в рассказах М. Кундеры, структурообразующей роли славянского концепта *Щи1о81ь в повести А. Куприна «Поединок» и концептуального поля в романах М. Булгакова «Мастер и Маргарита» и Е. Сосновско-го «Апокриф Аглаи».

Трудно не согласиться с утверждением Е.Е. Стефанского о том, что эмоциональные концепты «существуют в виде культурных сценариев» и их дискурсивный анализ помогает выявить сущность этого явления (с. 202). По его справедливому замечанию, сопоставление оригиналов художественных текстов и их переводов может выявить лакуны в системе обозначения эмоций разными языками (с. 203).

Интерпретация рассказа М. Кунде-ры «Никто не станет смеяться» позволяет Е.Е. Стефанскому доказать сюжетообразующую роль эмоций страха, унижения и гнева. Эти эмоции формируют сложный эмоциональный комплекс \itost, реализуемый в упомянутом рассказе как культурный сценарий. В другом рассказе известного чешского писателя «Игра в автостоп» сюжетообразующую функцию выполняет уже другая эмоция - ревность.

Анализ повести А. Куприна «Поединок» выявил структурообразующую функцию славянского концепта *Щи1о81ь, содержание которого включает в себя жестокость и жалость. В монографии на интересном материале показан путь формирования этого уникального концепта, отличающегося от других концептов высокой степенью синкретичности и диффузности.

Не менее интересен анализ эмоционального концептуального поля в романах М. Булгакова «Мастер и Маргарита» и Е. Сосновского «Апокриф Аглаи». Е.Е. Стефанскому удается показать, с одной стороны, связь мифологической картины мира с представлениями современных людей, а с другой - корреляцию страха и преодолевающего его смеха.

Хотелось бы заметить, что рецензируемая монография вносит определенный вклад в теорию лингвистики эмоций, уточняя ее категориальный аппарат, намечая дальнейшие перспективы исследования. Теоретические результаты, изложенные в книге Е.Е. Стефанского, будут взяты на вооружение специалистами-лингвокульту-рологами в качестве методологической базы в области эмотиологии. Значительна и прикладная значимость работы. Ее результаты найдут применение при чтении теоретических вузовских курсов межкультур-ной коммуникации, сопоставительного языкознания, а также спецкурсов по лингво-культурологии и лингвистической теории эмоций.

В заключение еще раз заметим, что задача комплексного сопоставительного лингвокультурологического изучения русских, польских и чешских эмоциональных концептов ставится в российской филологии впервые. Эта задача автором монографии успешно решена.

В.И. ШАХОВСКИЙ (Волгоград)

В.Д. ДЕВКИН О ЮМОРЕ

В.Д. Девкин, безусловно, прав, подчеркивая, что основным принципом нашей методики преподавания иностранных языков (в школе и в вузе) является работа по активизации необходимого минимума, без которого невозможно ни понимание изучаемого языка, ни общение на нем. Правильность этого принципа никакого сомнения не вызывает, хотя некоторые дополнения здесь были бы не лишними.

Роль развлекательности в любом педагогическом процессе привлекательна, но, строго говоря, необязательна и второстепенна. Не будет преувеличением сказать, что роль юмора, игрового момента, шутливой наглядности часто недооценивается. В этом отношении полезно ознакомиться с положительным опытом некоторых специалистов, предпринявших в данном направлении определенные шаги (вспомним диссертацию нашего коллеги А.В. Карасика).

Необходимость обобщений здесь напрашивается. Не претендуя на них, можно привлечь внимание к тому, что сделано доктором филологических наук, заслуженным деятелем науки РФ, профессором Московского педагогического государственного университета (в котором он трудится 60 лет) В.Д. Девкиным. В.Д. Девкин юмору посвятил две книги и свыше 20 статей.

Назначение его «Занимательной лексикологии» (М., 1998, 312 с.) сводится к тому, что она может служить как:

- книга занимательного чтения (скорее выборочного, чем сплошного);

- дополнительный материал для лекций и семинаров по лексикологии и стилистике;

- подспорье для спецкурса по эстетике речи, по категории комического в языке, по прагматике;

- ориентир для сбора аналогичного материала при написании дипломных и курсовых работ;

- задачник для проверки понимания острот и умения их интерпретировать;

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Красавский Н. А.