CC BY
38УДК 655.552
Д.Ш. Муфтахутдинова
Рецензия на коллективную монографию «Имперская политика аккультурации и проблема колониализма (на примере кочевых и полукочевых народов Российской империи)»
Актуальность исследуемой проблемы обусловлена интересом к проблеме «колониальная политика аккультурации в Степном крае», проводимой Российской империей в ХУШ-ХХХ вв.
Статья направлена на раскрытие позиций ученых трех школ, представленных в коллективной монографии «Имперская политика аккультурации и проблема колониализма».
Ведущим методом к исследованию данной проблемы стал историко-системный метод, позволяющий рассмотреть изучаемую проблему в хронологических и системных связях с этническими, конфессиональными, политическими вызовами, перед которыми стояли нерусские народы Степного края в изучаемый период.
Исследование позволило выявить способы решения этно-конфессиональных проблем татар и казахов, предлагаемых, с одной стороны, русским державным чиновничеством, с другой стороны, мусульманской интеллигенцией тюрко-мусульманских народов.
Материалы статьи могут быть полезными при чтении спецкурсов на исторических специальностях вузов.
Ключевые слова: политика аккультурации, колониальная политика, татары, казахи, власть.
Эта статья-рецензия навеяна мыслями, с которыми хочется поделиться после прочтения коллективной монографии «Имперская политика аккультурации и проблема колониализма (на примере кочевых и полукочевых народов Российской империи)» (2019, 480 с.).
Данное издание подготовлено и издано за счет гранта Российского научного фонда (проект № 17-18-01008), реализованного в Оренбургском государственном педагогическом университете.
Стоит согласиться с научным редактором С.В. Любичанковским, что актуальность данной монографии определяется как недостаточной научной изученностью предмета исследования, так и общественно-политической востребованностью выработки взвешенного подхода к общему прошлому в условиях евразийского интеграционного процесса. Монография по своей структуре построена на ответах экспертного научного сообщества на 12 вопросов по проблемам имперской политики аккультурации и колониализма. Как видно из содержания книги, все авторы в основном ответили на три ключевых вопроса из 12.
1.Как понимаете концепты «аккультурация», «имперская политика аккультурации»? Как эта модель соотносится с «колониальным подходом», с иными моделями в современных конкретно-исторических условиях».
2.Ваша общая оценка содержания и характера эволюции имперской политики в отношении кочевых и полукочевых народов урало-поволжских и центрально-азиатских территорий Российской империи.
3. Какие методы имперского освоения данных территорий можно назвать собственно «колониальными», а какие - «аккультурационными»?
Остальные вопросы, как нам видится, были заданы для уточнения данных главных вопросов, и эксперты на них отвечали выборочно.
Если взять территориальные рамки данного исследования, то они охватывают довольно значительные территории: Казахстан, Калмыкию, Крым, Южно-уральские степи, Туркестан, Северный Кавказ, Урало-По-волжье. Этническая топография определяется регионами расселения русских, казахов, калмыков, сартов, волго-уральских татар, башкир, крымских татар, ногайцев, кряшен (нагайбаков). По образу жизни их можно разделить на три группы: кочевые (калмыки, казахи), полукочевые (башкиры, крымские татары, ногайцы), оседло-земледельческие (русские, татары, сарты), хотя в рассматриваемый период у многих народов происходил переход от кочевого образа жизни к полукочевому, а затем и к земледельческому. По вероисповеданию изучаемые народы относились к мусульманам, буддистам, православным христианам, народам, исповедующим традиционные верования.
По составу исследователей, участвовавших в научной дискуссии, можно разделить на несколько научных школ:
1. Отечественная школа (С.В. Любичанковский, С.В. Джунузов, С.Н. Абашин, Б.А. Азнабаев, С.А. Богомолов, С.Н. Брежнева, Д.В. Васильев, И.Ю. Васильев, А.А. Гафаров, Е.В. Годовова, В.В. Дмитриев, И.К. За-гидуллин, И.В. Ладжиева, Ю.А. Лысенко, А.А. Насонов).
2. Англо-американская школа совместно с японской научной школой по изучению народов Восточной Европы (Ё.Икэда, К.Мацузато, А.Мор-рисон, Н.Наганава, Е.Смоларц, Р.Цирулев).
3. Казахская школа, возникшая после развала СССР (С.И. Ковальская, Ж.Б. Абылхожин).
Благодаря представленности этих школ в научной монографии, читатели могут ознакомиться с различными подходами к понятиям «имперская политика аккультурации» и «колониальная политика».
Дискуссионность в оценках сложных, многофакторных процессов, проходивших в данном регионе, относит данное исследование, несомненно, к важным научно значимым трудам, представляющим большую историографическую ценность.
Размышляя о термине «аккультурация», большинство авторов дискуссии сошлись на определении его в целом в классическом его понима-
нии еще с 30-х годов ХХ века, как культурное воздействие одного общества на другое без их смешивания в ходе культурного обмена. Однако, данный подход слишком узок, при рассмотрении изучаемых явлений. Нам ближе точка зрения С.Н. Брежневой и В.В. Дмитриева, которые отметили, что данный термин имеет многомерную характеристику. Он имеет четыре варианта своего конечного воплощения: ассимиляцию, сепарацию, маргинализацию, интеграцию. По отношению к рассматриваемым народам можно увидеть примеры реализации в той или иной степени всех 4-х направлений этого многофакторного явления в имперский период истории. Со своей стороны, я бы еще заметила, что если есть доминирующая сторона, то она постоянно пытается ограничить свободу выбора аккультурации и постоянно пытается оградить «свой объект» от воздействий конкурирующих сил, но иногда и удачно пользуется этими посредническими силами для аккультурации колонизируемой территории.
Несомненным достоинством монографии является список литературы и источников, который включает в себя многие не потерявшие своей актуальности научные публикации отечественных и зарубежных авторов дореволюционного, советского периодов и их изыскания новейшего времени.
Поскольку работа представляет собой проект евразийского масштаба и претендует на освящение основных направлений и особенностей интеграции соседних, сопредельных с Россией, территорий с инокультурным населением на длительном отрезке времени, то очевидно, что она в какой-то мере направлена на переоценку и идеологическую «упаковку» современных российско-казахстанских отношений.
Российско-казахстанские отношения на современном этапе раскрывают проблемы, которые научный редактор С.В. Любичанковский завуалированно включил в первые вышеназванные вопросы. Их упрощенно можно обозначить следующей формулировкой: «выявить основные сегменты имперской политики аккультурации и имперской колониальной политики».
Рассмотрим, как интерпретировали данный вопрос представители трех выше названных школ. Ответы представителей англо-американской школы, совместно с японской, можно обозначить поговоркой: «Сколько не говори халва, халва, во рту слаще не будет». Они не видят в политике аккультурации и колониальной политике особого противопоставления. А.Моррисон справедливо замечает, что политика колониального управления часто состояла из элементов аккультурации и ассимиляции (Имперская политика, 2019, с.419-420).
Ученые из Казахстана (С.И. Ковальская, Ж.Б. Абылхожин) не отметили в своих ответах какого-либо положительного аккультурационного влияния империи на казахов.
Мнения представителей отечественной школы, несмотря на то, что они разделяют сегменты «колониальной политики» и «политики аккультурации», весьма поляризованы, даже в применении терминологии,
например, что для С.В. Джунузова «подавление сепаратизма», то для А.А. Гафарова «подавление национально-освободительных движений».
С выделением авторами сегментов колониальной политики особых разногласий нет. С.В. Джунузов высказался по этому вопросу наиболее подробно. Он выделяет: захват территорий, навязывание имперскими властями неравноправных договоров, создание общероссийских органов управления, переселение значительного числа населения из внутренних губерний, подавление сепаратизма. Д.В. Васильев уточняет, что на территории Степного края с 1825 года «начался этап полной административной ассимиляции». С.И. Ковальская обращает внимание на изменение налоговой сферы и трансформации законодательства. Ладжиева и А.А. Гафаров отмечают особый правовой статус присоединенных территорий, образовательную политику, направленную на ассимиляцию инородцев, дискриминацию местной культуры, контингирование образования, экономическую эксплуатацию и ущемление гражданских прав аборигенов. С.В. Любичан-ковский добавляет «игнорирование местной специфики, касающейся религиозных и земельных отношений, психологии местного населения» (Там же, с.438).
В выделении сегментов политики аккультурации и в идеологической оценке данного явления, мнения экспертов отечественной школы имеют серьезные расхождения. При том одни и те же явления, например седента-ризация, имеют как отрицательные, так и положительные оценки. Азнаба-ев, в частности, отмечает как отрицательный факт, проявившийся в процессе седентаризации башкир, их ассимиляцию татарами.
Брежнева считает, что «отказ от колониального развития Туркестана можно объяснить тем, что Средняя Азия не являлась источником колониальных товаров, ее экономика не приносила доходов казне» (Там же, с.390).
Богомолов считает цель проникновения на рынки Центральной Азии, а затем и Ближнего и Среднего Востока являлся главным аспектом внешней политики Российской империи в данном регионе (Там же, с.397-398). С.В. Джунузов, ссылаясь на Б. Н. Миронова, отмечает в политике Российского государства этническую и конфессиональную толерантность, «отсутствие дискриминации, по большей части правовой, по этноконфессио-нальному признаку». Данный тезис также наталкивается на массу примеров противоположного качества. Все это указывает на многофакторность описываемых явлений, их недостаточную изученность, а иногда и взгляд через идеологическую призму.
Среди всех экспертов только С.А. Богомолов и И.К. Загидуллин отметили особую посредническую роль татар в процессе российской аккультурации Степного края. По моему мнению, это пока недооцененный фактор при изучении проблем эволюции этно-конфессиональной политики на юго-востоке Российской империи.
Задумываясь о целях правящих элит в присоединении казахстанских земель, совершенно ясно понимаешь, что политика экспансии задумывается, не народами, а власть имущими и все эти Бироны, Остерманы, Черкасовы, Татищевы, Неплюевы, Рычковы и т.п. хорошо понимали экономические выгоды этих действий. Это, прежде всего, хлопок, песочное золото, серебро, целинные земли, продукты скотоводства, а так же непропорциональная торговля со Средней Азией, сулящая баснословные прибыли. Не случайно во все экспедиции, отправленные в эти края, были внедрены геодезисты, которые не только составляли карту местности, но и вели разведку ресурсов обследуемых территорий. В стратегическом плане российский захват казахских территорий был плацдармом для завоевания еще более богатых земель Средней Азии. Говорить о том, что до революции Россия больше вкладывала свои ресурсы, чем забирала в развитие данных территорий, не совсем уместно. Если и вкладывала, то исключительно, чтобы сильнее нажиться.
Освоение казахских земель было задумано более тонко и умело, чем просто военная экспансия. Для этого власть вновь возродила татарское служилое сословие, казалось уже уничтоженное в ходе петровских реформ и «служилое татарское духовенство». Татарское мусульманское духовенство действительно служило и выполняло задания власти на местах, конечно, землями и крепостными оно не наделялось (за исключением муфтия и некоторых ахунов), но заработную плату точно получало. Поэтому идентифицировать их как государственных служащих считаю вполне уместным. Об этом свидетельствуют как законы Российской империи (ПСЗ-1, т.ХХ11, с.160-161), так и делопроизводственная переписка (ГАОО, ф.6, оп.10, д.193, л.1-1 об.; ЦГА РК, ф.4, оп.1, д.216, л.20).
Татарское духовенство в Казахской степи выполняло гораздо больше функций, чем просто законоучитель. Они укрепляли верноподданнические чувства к Российской империи у казахской элиты, служили конфидентами (разведчиками), курьерами по секретным поручениям, переводчиками, делопроизводителями, судьями, были примирителями конфликтов, послами, учителями, этнографами, и наконец, богословами. Они были необходимы для принятия присяги при следствии, для разбора гражданских дел по мусульманскому и обычному праву, для организации и работы мекте-бов и медресе.
Как уточняет Г.С. Султангалиева, в основном это были татары Казанской губернии и Сеитовского посада Оренбургской губернии, башкиры шестого, девятого и двенадцатого башкирских кантонов, а также мишари первого и третьего мещеряцких кантонов (Султангалиева, 2000, с.24).
Самое главное - татарское духовенство должно было сдерживать казахскую элиту в «прекращении хищничества и набегов» и воспитывать их в верноподданнических чувствах к Российской империи. За это предполагались и награды: «по мере верности и тщания в исполнении на них возла-
гаемых обязанностей ... обнадежить большим вознаграждением» (ГАОО, ф.6, оп.10, д.2060, л.304).
Как справедливо замечает С.А. Богомолов, новые муллы должны были играть роль «включенных наблюдателей», а фактически - агентов влияния российской администрации (Имперская политика, 2019, с.402).
Безусловно, в местах взаимодействия различных этнических систем шла аккультурация, но шла она в большей степени не от русских, а через посредничество близкородственных народов - башкир и татар. Татарское духовенство, готовя казахскую элиту к российской службе, обязано было их учить и русскому языку. Об этом свидетельствуют многочисленные документы (ГАОО, ф.6, оп.10, д.193 а, л.1-1 об.; ЦГА РК, ф.338, д.436, л.57; ЦГА РК, ф.4, оп.1, д.373, л.11-13). Распоряжением генерала от инфантерии барона Эссена от 30 июля 1823 г. приказывается 5 молодым султанам из семей Джантюри, Мендияра, Темира и других ближайших потомков Абдулхаировых переехать в Оренбург и начать обучение. В распоряжении военного губернатора говориться, что султаны «должны приобрести основательные знания не только в языках татарском, арабском, и Алкоране, но они обязаны также обучиться языку российскому» (ЦГА РК, ф.4, оп.1, д.262, л.98-99). Таким образом, на определенном этапе татарское духовенство, лояльное к имперской власти, стало проводником колониальной политики в Степном крае, и для казахской элиты стало примером удачной инкорпорации в российскую социальную структуру.
Без посредничества татар российская администрация и купечество не могли обойтись и в сфере торговли. Сенатским указом от 8 марта 1744 г. «татарские пожиточные» люди из Казанской губернии были переселены под Оренбург для основания там торговой слободы (Каргала, или Сеитов посад), поскольку «охотников для поселения в Оренбург из (русских -Д.М.) купцов и ремесленников ...явилось самое меньшее число, да и те убогие, торги производить не в состоянии» (ПСЗ-1, т.11, с.40). Как сообщает М.А. Терентьев, «русские купцы всегда старались заполучить в компанию какого-нибудь татарина или доверяли караваны приказчикам из татар. Так, одно имя какого-нибудь Абдуллы или Нияза служило талисманом, и способно было охранять караван в кочевьях дикарей» (Теренть-ев,1876, с.20). До 40-х годов ХУШ в. торговые караваны в страны Средней Азии русские купцы практически не посылали, а в 1742 г. отправка караванов была запрещена правительством. Связано это было со сломом мусульманских мечетей и боязнью мщения со стороны мусульман. В 1742 г. в Казанской губернии из 536 мечетей было разрушено 418, в Сибири из 133 мечетей разрушено 98, в Астраханской губернии из 40 мечетей разрушено 29 (История Татарии в документах и материалах, 1937, с.15).
Русские очень неуверенно чувствовали себя в городах Средней Азии, ходили они «по городу не иначе как переодетые в татар или сартов» (История Средней Азии, 2003, с.438). Кроме того, сильно отличались пошли-
ны, которые брались с купцов, принадлежащих к различным народам и верованиям (Аникин, 2012, с.236).
Но уже к середине XVIII в. русско-азиатская торговля значительно оживилась. Однако даже протекционистские меры со стороны правительства, а именно - предполагалось создать специальный военный конвой для охраны русских купцов и их товаров на пути в ханства Средней Азии - не оправдали надежды властей, так как русские купцы категорически отказались туда ехать. Как же татарские предприниматели обеспечивали свою безопасность? Они как всегда использовали пути «народной дипломатии», так как хорошо знали менталитет и язык казахов. Они пристраивались к ордам казахов, откочевывающим с севера на юг каждый год с августа по ноябрь на зимние стойбища и «следовали по степям огромной длинной вереницей верблюжьих связок, тянувшихся иногда верст на 20» (Юдин, 1902, с.22).
Вопреки устоявшемуся мнению о том, что русское население и власть способствовали переходу башкир и казахов к земледелию, замечу, что гораздо больше этому содействовали татары, при том как простые крестьяне, так и духовенство. Об этом свидетельствуют многочисленные документы, отложившиеся в архиве Алматы (ЦГА РК, ф.374, оп.1, д.370, л.4; ЦГА РК, ф.374, оп.1, д.688, л.2-3; ЦГА РК, ф.374, оп.1, д.716, л.16-17). В частности, ясачный татарин Хисаметдин Хусеинов «Мензелинской округи, Янурской волости» по распоряжению управляющего областью в 1827 г. был отправлен в Казахскую степь к старшине Джандаю Токтамы-шеву для «обучения киргиз хлебопашеству» и находился там до 18 мая 1831 года, пока его не отозвали «на прежнее жительство» (ЦГА РК, ф.338, оп.1, д.96, л.284).
В исследовании Г.С. Султангалиевой о влиянии татар на развитие земледелия у казахского населения отмечается, что: «Этому способствовали и фетвы главы Оренбургского магометанского духовного собрания (их было не менее двенадцати) на арабском и «татарском» языках, читавшиеся во всех мечетях, расположенных в пределах его канонической территории, и разъяснявшие верующим «пользу земледелия для мусульман» (Султан-галиева, 2013, с.357-360). Известный миссионер Н.И. Ильминский подчеркивал, что если казах «осознал и почувствовал неудобства кочевого быта и решается усвоить удобство оседлой жизни, то он всегда усваивает быт не русский, а татарский, реже среднеазиатский» (Ильминский, 1891, с.166).
С конца XVIII в. наблюдалось постоянное увеличение татарского населения в Оренбургском крае. Так, по данным 5-й ревизии в 1795 г., там проживало 14,6 тыс. татар, в 1834 г. - 25,7 тыс., а в 1858 г. - 46,9 тыс. (Шкунов, 2013, с.322).
Такой наплыв татарского населения привел к большому количеству межэтнических браков и образованию так называемых шалаказахов (чола-
казахов)1. Опасаясь ассимилирующего влияния татарской мусульманской культуры и сплочения башкир, татар и казахов против колониальной политики, проводимой имперской властью, русская колониальная администрация запрещала браки между этими народами. Эти запреты были оформлены указами от 17 мая 1747 г. и в 1842 г. (ЦГА РК, ф.4, оп.1, д.2236, л.4об.). Распоряжения действовали в течение столетия и были отменены только в 1846 г., поскольку в реальной жизни они не действовали.
Быстрое освоение Оренбургского края татарами, хорошие прибыли татарских купцов в торговле с Центральной Азией, укрепление авторитета татарского духовенства и ислама среди казахов не давали покоя российской администрации и православной церкви. Следствием этого стали ликвидация ханской власти у казахов и широкая антитатарская политика в Степном крае. Принято считать, что она началась с середины XIX века, однако уже в 1825 г. отношение к татарам у русской администрации меняется. Об этом ярко свидетельствует документ, адресованный заседателям Каркаралинского и Кокчетавского округа. В нем отмечается, что «татары, вкрадываясь разными способами в киргизскую степь, ни к чему другому не стремятся, как к развращению нравов народа киргизского ложным учением, доставляющим средства самим вести жизнь праздную». При новых учреждениях, организуемых в степи, руководство рекомендовало:
а) устранять по возможности, тех которые успели в прошедшее время войти к киргизам;
б) не дозволять им вновь туда селиться под каким бы то предлогом не было.
Затем шло предписание, каких правил следует придерживаться местной администрации при регламентации отношений с представителями татарского народа: «1) отклонять пристойным образом просьбы киргизов об определении к ним муллов и учителей; 2) заменять по возможности недостаток в толмачах и письмоводителях русскими хотя несколько к тому способными; 3) не давать права селиться татарам в Киргизкой степи» (ЦГА РК, ф.338. оп.1, д.396, л.86, 87).
Следом за этим документом идет рапорт от местных начальников -практиков, коллежского асессора Путинцева и войскового старшины Лунина. Понимая, видимо, что без татар в колониальной администрации не обойтись, они несколько в смягченном тоне разъясняют свою позицию. В начале письма они соглашаются с мнением о том, что татары приискивают для себя должности мулл, «чтобы избавиться от государственных повинностей». Но далее идет разъяснение, почему круто менять политику нельзя.
«1.Если востребуется надобность, хоть и допустить татар в муллы ни семейных таковых только. Кои дознаны в справедливости и верности к правительству, и не иначе как с одобрения местных начальств, а послед-
1 Шалаказах - сейчас так называют русифицированных казахов, в XIX в. так называли татаризированных казахов.
них с ублажнения общества и таковыми ж одобрениями, в коих было бы объяснено прилежание их к хозяйству и земледелию, и в каком количестве оное состояло, поелико мера заселения а степи киргизской необходимо.
2) Если татары допущены будут к онаму осабенно ... к трудолюбию, то больше можно будет ожидать пользы в захачивании киргизам к хлебопашеству;
3) чтобы не могли распространяться ложныя учения, относящиеся к вреду государства, то поставить в строгую обязанность приказам, дабы оныя имели за ними неослабные наблюдения - а что бы главное было занятие татар в земледелии, то стараться не допускать их до торговых сношений с киргизами под каким бы то предлогом оныя не были, и воспретить им иметь товары под видом приказчиков от купцов, и таким образом есть ли татара будут ограничены, то, по мнению нашему, никакого вреда они кроме существенной пользы нанести не могут. 9 декабря 1825 г.»2 (ЦГА РК, ф.338, оп.1, д.396, л.88, 89).
Ислам среди казахов укрепляли, как правило, торговцы из числа татар или башкир. Социальный статус купцов позволял при получении специального разрешения беспрепятственно перемещаться по казахским аулам и одновременно с торговыми сделками заниматься распространением идей ислама и специальной литературы. Тургайский миссионер Оренбургской епархии Ф.Соколов сообщал, что в казахстанских степях он повсюду встречал татар «то с маленькими коробочками мелочного товара, то в видах портных, то под видом собирания долгов с киргизов. Словом, татары, как несносные клопы, назойливо наводняют собою степь под разными законными предлогами, разливая свой яд фанатизма мусульманского и неприязни ко всему русскому между простыми не фанатичными еще кочевниками-киргизами» (Рыскалиева, 2005, с.51).
Чтобы ограничить влияние татарского духовенства на нерусские народы в 1826 г. указом от 31 августа Сенат объявил «о запрещении магометанскому духовенству заниматься торговыми промыслами без записки в установленные разряды» (ПСЗ-1, т.ХХУШ, с.1099-1100).
Усиление антитатарской политики по всей империи связано, как совершенно справедливо замечает А.А. Гафаров, бурным процессом массового отпадения от православия крещеных татар, башкир, чуваш, удмуртов и марийцев, «татаризации казахов и финно-угорского населения» (Гафаров, 2019, с.127). Зачинщиков отпадений власть предлагала «отправлять для исправления в монастырь. Если же по некоторому времени не исправятся, то отдать в солдаты, сделав сию меру в страх другим гласную в селениях», мусульманское духовенство предупреждалось о запрещении прозелитизма, за «совращение в ислам» им полагалось от 8 до 10 лет каторги (ПСЗ-1, т.XXVII, с.381).
2 В источнике сохраняется орфография, пунктуация и стиль.
Чтобы ограничить влияние татарского духовенства на казахов, оренбургский генерал-губернатор В.Перовский в 1853 г. дал предписание командующему Башкиро-мещеряцким войском о «не дозволении» увольнять башкир и мещеряков в Степь для богослужения и обучения местных детей «татарской» грамоте (ЦГА РБ, ф.2, оп.1, д.7956, л.3 об.).
Еще более обостряется отношение к власти к татарам-мусульманам после Польского восстания 1863 г. Как правильно отметил И.К. Загидул-лин, «правительство начало реализовывать курс по созданию национального государства ... Оно создавало, прежде всего, условия для начала аккультурации широких слоев населения посредством образовательных институтов» (Имперская политика, 2019, с.32).
Что касается количества учебных заведений, то можно заметить, что мусульманских школ в крае было больше, и население им доверяло значительно сильнее (Галиев, 2009, с.203-212; Болатбаева, 2002, с.40; Султанга-лиева, 2001, с.38-45).
Однако сосчитать их количество не представляется возможным, поскольку местные казахские старшины, бии и султаны боялись вмешательства русской администрации и часто данные о существовании таких школ просто скрывали. Однако и официальные данные нам рисуют картину не в пользу русских учебных заведений. К примеру, в 1863 году в Семипалатинске было 9 татарских школ с общим количеством учащихся 479 человек. Среди русских учебных заведений было 14 казачьих приходских училищ и одна уездная и женская школа. Всего учеников в них было 339 (ГАОО, ф.3, оп.4, д.5297, л.320).
Известный востоковед В.В. Бартольд заметил, что мусульманская культура казалась миссионерам и самодержавию обреченной на постепенное угасание, для чего считалось достаточным просто ее не трогать. Однако в татарской среде зародилось новометодное образование - джадидизм. Он представлял собой реакцию мусульман России на развитие индустриального общества, буржуазные реформы, попытки введения представительного правления и всеобщего образования.
Мысль о преобразовании мусульманской школы в духе современных требований, но без утраты национальной и религиозной основы нашла довольно благоприятную почву среди казахов, киргизов, узбеков. Новоме-тодные школы призваны были дать всем тюркским народам России светское образование на родном языке. Эти школы содержались в основном на пожертвования состоятельных татар и татарских благотворительных обществ.
В планы колониальной администрации просвещение инородцев до уровня европейцев не входило (Остроумов, 1910, с. 159).
Имперские власти усматривали в джадидистких школах, как татар, так и казахов, большую опасность. Они понимали, что национальное образование на исламской основе формирует политические нации, способные
свободно конкурировать с титульной нацией и четко осознавать свои этно-конфессиональные интересы.
Главной причиной утверждения ислама в казахских степях - это богатая историческая память самого казахского народа, высокие нравственные идеалы ислама и мусульманская образовательная система, поддержанная близкородственными татарами. Материальная поддержка частных лиц направлялась на организацию работы религиозных учреждений, медресе и мектебов при мечетях, издательское дело и благотворительность.
Мусульманская культура, обычаи, обряды вошли в плоть и в кровь каждого татарина, изменять которой они не только не хотели, но и не могли, это означало бы для них потерю важнейших жизненных ценностей и смену «культурного кода». А имперская политика аккультурации осуществлялась без русского населения (Машанов, 1875, с.43).
Русские культуртрегеры, открывая инородческие учебные заведения, переводя кочевников на оседлый образ жизни, были убеждены, что они несут цивилизаторскую миссию. Но воплощалась эта аккультурация не как развитие и расцвет национальных культур, а как навязывание имперских православно-религиозных ценностей с дальнейшим вытеснением собственного языка и культуры нерусских народов лишь в семейно-бытовую сферу, а в дальнейшем добиться «полного слияния инородцев с русскими» (Из неизданных писем, 1911, с.244).
Попытка заменить в научном дискурсе термин «колониализм», охватывающий многогранные процессы, происходящие в имперском обществе, феноменом «аккультурация» наводит на мысль о том, что он не то чтобы искажает действительность при описании политики колониализма, но как правильно заметил С.Н. Абашин, «вольно-невольно нивелирует, скрывает тему насилия и гегемонии» (Имперская политика, 2019, с.73).
Источники и литература
1. Аникин С.А. Татарское купечество в системе торговых отношений с государствами Востока // Молодой ученый. 2012. № 10. С.233-239.
2. Болатбаева Л.З. Развитие просвещения в Казахстане на рубеже XIX -нач. XX вв.: учеб. пособие. Алматы: Кайнар, 2002. 40 с.
3. Галиев В.З. Участие татарских мулл в развитии образования среди казахов в 20-60-х годах XIX века (на материалах внешних окружных приказов) // Фаизхановские чтения. Материалы пятой ежегодной науч.-практ. конф. Нижний Новгород, 2009. С. 203-212.
4. ГАОО. Ф.3. Оп.4. Д.5297.
5. ГАОО. Ф.6. Оп.10. Д.193.
6. Из неизданных писем Н.И. Ильминского к графу Д.А. Толстому // Сотрудник Братства святителя Гурия. 1911. № 15-16. С. 244.
7. Ильминский Н.И. Воспоминания об И.А. Алтынсарине 1891. Казань: Ти-по-литография В.М. Ключникова, 1891. 396 с.
8. Имперская политика аккультурации и проблема колониализма (на примере кочевых и полукочевых народов Российской империи): монография / науч. ред. проф. С.В. Любичанковский. Оренбург: Издательский центр ОГАУ, 2019. 480 с.
9. История Средней Азии: Самарканд, Ташкент, Хивинское, Бухарское и Кокандское ханства, Туркестан: Сб. ист. произв. / сост. А.И. Булдаков, С.А. Шумов, А.Р. Андреев. М.: Евролинц: Рус. панорама, 2003. 503 с.
10. История Татарии в документах и материалах. М.: Гос. соц.-экон. изд-во, 1937. 503 с.
11. Машанов М.А. Религиозно-нравственное состояние крещеных татар Казанской губернии Мамадышского уезда. Казань: Унив. Тип., 1875. 70 с.
12. ПСЗ-1. Т.П.
13. ПСЗ-1. Т.ХХ11.
14. ПСЗ-1. Т.ХХУП.
15. ПСЗ-1. Т.ХХУШ.
16. Рыскалиева Ф. Татарские муллы среди казахов // Хабаршы. Казахский национальный педагогический университет имени Абая. Вестник. 2005. №1 (36). С.51-53.
17. Султангалиева Г.С. Джадидизм и взаимодействие тюркоязычных народов Урало-Поволжья, Казахстана (конец XIX - нач.ХХ вв.) // Вестник КазГУ им. аль-Фараби. Сер. истор. 2001. № 3 (22). С. 38-45.
18. Султангалиева Г.С. Татарская» диаспора в конфессиональных связях казахской степи (ХУШ-Х1Х вв.) // Вестник Евразии. 2000. № 4. С.20-36.
19. Султангалиева Г.С. Влияние татар на развитие земледелия у казахского населения и политика российских властей // История татар с древнейших времен: в 7 томах. Т.6. Формирование татарской нации XIX - начало XX в. / Гл. ред. Рафаэль Хакимов. Казань: Институт истории им. Ш.Марджани АН РТ, «ПИК «Идел-Пресс», 2013. С.357-360.
20. Терентьев М.А. Россия и Англия в борьбе за рынки. СПб., 1876. VIII, 264 с.
21. ЦГА РБ. Ф.2. Оп.1. Д.7956.
22. ЦГА РК. Ф.4. Оп.1. Д.216.
23. ЦГА РК. Ф.4. Оп.1. Д.2236.
24. ЦГА РК. Ф.338. Оп.1. Д.396.
25. Шкунов В. Татары в системе торгово-экономических отношений России с Востоком // История татар с древнейших времен: в 7 томах. Т.6. Формирование татарской нации XIX - начало XX в. / Гл. ред. Рафаэль Хакимов. Казань: Институт истории им. Ш.Марджани АН РТ, «ПИК «Идел-Пресс», 2013. 1165 с.
26. Юдин М.Л. Положение торговли со среднеазиатскими ханствами до занятия Туркестанского края // ТОУАК. 1902. Вып. 9. Т.9.
Д.Ш. Муфтахутдинова
«Имперская политика аккультурации и проблема колониализма
(на примере кочевых и полукочевых народов Российской империи)» дигэн коллектив монографиям рецензия
вйрэнелэ торган проблеманьщ актуальлеге «XVIII-XIX гасырларда Россия империясе тарафыннан Дала тебэгендэ Yткэрелгэн аккультурация колониаль сэясэте» проблемасына карата кызыксыну белэн бэйле.
Мэкалэ «Империя аккультурация сэясэте h9M колониализм проблемасы» кYмэк монографиясендэ кYрсэтелгэн еч мэктэп галимнэренен карашларын ачуга юнэлдерелгэн.
Элеге проблеманы ейрэнунец теп ысулы - тарихи-системалы алым. Ул ейрэнелэ торган проблеманы каралучы чорда Дала тебэгенен рус булмаган ха-лыклары алдында торган этник, конфессиональ, сэяси чакырулар белэн хроноло-гик hэм системалы бэйлэнештэ карарга мемкинлек бирэ.
ТикшерY татар hэм казакларнын этноконфессиональ проблемаларын, бер як-тан, рус державасы тYрэлэре, икенче яктан, терки-меселман халыкларынын меселман интеллигенциясе тэкъдим иткэн хэл итY ысулларын ачыкларга ярдэм итте.
Мэкалэ материаллары югары уку йортларынын тарихи белгечлеклэрендэ махсус курслар укыганда файдалы булырга мемкин.
Ачкыч сузлэр: аккультурация сэясэте, колониаль сэясэт, татарлар, казахлар, хакимият.
D.Sh. Muftakhutdinova
Review of the collective monograph "Imperial policy of acculturation and the problem of colonialism (on the example of nomadic and semi-nomadic peoples of the Russian Empire)"
The relevance of the problem is due to the interest in the problem of colonial policy of acculturation in the Steppe region, conducted by the Russian Empire in the XVIII-XIX centuries. The article is aimed at revealing the positions of scientists of three schools presented in the collective monograph "Imperial policy of acculturation and the problem of colonialism". The leading method for the study of this problem was the historical-systemic method, which allows to consider the studied problem in chronological and systemic relations with ethnic, confessional, political challenges faced by non-Russian peoples of the Steppe region in the studied period. The study revealed ways to solve the ethno-confessional problems of the Tatars and Kazakhs, proposed, on the one hand, by the Russian state bureaucracy, on the other hand, by the Muslim intelligentsia of the Turkic-Muslim peoples. The materials of the article can be useful when reading special courses in historical departments of universities.
Keywords: acculturation policy, colonial policy, the Tatars, the Kazakhs, power.
Информация об авторе:
Муфтахутдинова Диляра Шамилевна - кандидат исторических наук, доцент кафедры истории, философии и культурологии Казанского государственного института культуры (г. Казань); e-mail: dilaratatar@mail.ru
Муфтахутдинова Дилэрэ Шамиль кызы - тарих фэннэре кандидаты, Казан дэYлэт мэдэният институтыньщ Тарих, фэлсэфэ h9M культурология кафедрасы доценты (Казан шэhэре).
Muftakhutdinova Dilyara Sh. - Candidate of Historical Sciences, Associate Professor of the Department of History, Philosophy and Cultural Studies, Kazan State Institute of Culture (Kazan).
