Рецензия на книгу С. М. Даниэля «Статьи разных лет» Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

182

С.С. Акимов

рецензия на книгу с.м. даниэля «статьи разных лет»*

о

о

3

ю о

Петербургский искусствовед Сергей Михайлович Даниэль известен широкой читательской аудитории прежде всего как инициатор и один из авторов масштабного и блестяще реализованного издательского проекта «Новая история искусства». Серия написанных ведущими отечественными учеными книг, охватывает эволюцию художественной культуры от эпохи первобытного строя до постмодернизма. Это издание стало не только замечательным просветительским начинанием, но и своего рода зеркалом, отразившим концептуально-методологическое состояние современного российского искусствоведения. Самому С.М. Даниэлю принадлежат в серии монографии о классицизме (2003) и рококо (2007). Неоспоримы заслуги ученого в исследовании западноевропейской живописи XVII столетия, в первую очередь наследия Н. Пуссена и проблем композиционных построений в картинах «классической эпохи» (в книге 1986 г.). Весомый вклад сделан им в разработку вопросов теории искусства и визуального восприятия.

Творческие интересы ученого во всем их многообразии представлены в сборнике избранных статей С.М. Даниэля, выпущенном Европейским университетом в Санкт-Петербурге в 2013 г. В эту небольшую, изданную с изящным лаконизмом книгу вошли тексты, отражающие более чем 30-летнюю исследовательскую деятельность искусствоведа: от работы о сферической перспективе К.С. Пет-рова-Водкина, опубликованной впервые в 1977 г., до статей и докладов последних лет.

Тематика чрезвычайно разнообразна. Первую группу составляют статьи, посвященные общим проблемам западноевропейского искусства XVII в.: специфически риторическому характеру живописи эпохи барокко и классицизма, особенностям пространственных построений в натюрморте, пережившем в этот период становление в качестве самостоятельного жанра и расцвет, взаимодействию слова и изображения в искусстве барокко. Размышления о культуре и искусстве XVII столетия конкретизируются затем в аналитических очерках (этюдах, как называл этот вид искусствоведческого текста М.В. Алпатов) о выдающихся произведениях Рембрандта и Н. Пуссена. Художественная проблематика эпохи рококо раскрывается во впервые публикуемых очерках о «Затрудни-

тельном предложении» А. Ватто и «Грозящем Амуре» М.Э. Фальконе. В «русском разделе» сборника читатель встретит имена П.А. Федотова, К.С. Петрова-Водкина, чьим творчеством Даниэль занимается со студенческих лет по настоящее время, талантливого советского графика А.Ф. Пахомова (Даниэль справедливо высоко ценит его ранние живописные полотна). Материал изобразительного искусства дополнен экскурсами в область литературы: предметом размышлений становятся гоголевский «Портрет», образы архитектурной среды в составе хронотопов у М.А. Булгакова, «Дар» В.Д. Набокова. Наконец, несколько статей посвящено методологическим проблемам искусствоведения, в т. ч. превосходный очерк о П.А. Флоренском как философе искусства.

Такое разнообразие тем отнюдь не превращает книгу ни в механический набор отдельных текстов, ни в пестрый хаос помещенных под одну обложку мыслей. Объединяющим началом служит в первую очередь методологическая позиция автора, его преимущественный интерес к композиционным структурам картины как носителям идейно-образных и социокультурных смыслов. Тщательно продумана композиция самого сборника, а автор, свободно ориентируясь в пространстве культуры четырех последних столетий, никогда не сбивается на разговор о второстепенных моментах. В центре его внимания всегда находится фундаментальный аспект искусства — смысловая наполненность художественной формы, и вопросы теории и истории искусства рассматриваются в их нерасторжимом единстве. Опыт теоретика позволяет С.М. Даниэлю видеть искусство прошлого и современности в его целостности, в сущностных основах художественного созидания, а опыт историка дает возможность проверить каждое теоретическое положение на широком материале различных эпох, школ и стилей.

С.М. Даниэль не предлагает новых атрибуций, не открывает забытых имен. Его научное мастерство заключено в ином: в умении свежо и оригинально интерпретировать факты, видеть новые аспекты в хорошо знакомых, подчас даже хрестоматийно известных явлениях. Прекрасный тому пример дают очерки о произведениях Рембрандта, Пуссена, Ватто, Фальконе из коллекции Эрмитажа.

* Даниэль С.М. Статьи разных лет. СПб., Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2013. - 256 с., илл.

Так, анализируя композиционное построение «Возвращения блудного сына», исследователь обнаруживает в шедевре Рембрандта, казалось бы, изученном с абсолютной полнотой, новые смысловые нюансы. «Сын припадает к отцу, как припадают к иконе. Свидетели их встречи суть зрители воссоединения в истине, зрители торжества идеи. <...>... образ отца приобретает сакрализованный характер, и композиция насыщается смыслом предстояния истине» (с. 70). Неподвижная и безмолвная фигура человека у правого края картины не только подчеркивает глубину чувств отца и сына, но выполняет роль свидетеля, присутствие которого наполняет всю сцену ощущением почти священного таинства. Тем самым Рембрандт воплощает идею всепобеждающего прощения, человечности и любви в аспекте не только психологическом и эмоциональном, но и символическом.

Очерки о конкретных произведениях искусства в целом принадлежат к лучшим страницам книги. Для профессионала они -диалог с опытным, широко образованным и оригинально мыслящим коллегой, для студента - образцы искусствоведческого мастерства, для всякого, кто интересуется искусством, - увлекательный экскурс в творческий процесс великих мастеров и стимул к дальнейшему расширению своих знаний.

Посредством анализа отдельного произведения С.М. Даниэль может мастерски создать творческий портрет художника или образ эпохи. Рассматривая эрмитажный «Пейзаж с Полифемом», где тщательно выстроенная геометрическая схема композиции способствует особой гармонии образа, он приходит к выводу, что «сочетание гармонического образа природы с трагизмом той или иной «истории» составляет характернейшую особенность живописной драматургии Пуссена» (с. 96). Действительно, достаточно вспомнить «Царство Флоры» из Дрезденской галереи или луврских «Аркадских пастухов», чтобы убедиться в справедливости данного утверждения. Необходимо подчеркнуть только, что трагизм у Пуссена не выливается в образы смятенные и дисгармоничные, а получает возвышенное этическое и художественное разрешение, в силу чего, к примеру, неумолимое течение времени и смерть, над которыми задумались даже безмятежные жители блаженной Аркадии, воспринимаются как закономерная часть бытия, необходимый элемент в круговороте времен, без горечи и безысходности.

С.М. Даниэль не перегружает свои статьи обилием имен, дат, событий, но на основе безупречного знания фактов рисует целостный и запоминающийся образ того или иного ис-

торико-культурного явления. В немалой степени убедительности этих обобщений способствуют мастерски подобранные цитаты из высказываний художников, эстетических трактатов, литературных произведений. В очерке о «Затруднительном предложении» Ватто, к примеру, не пересказывается история Франции первой трети XVIII столетия, не дается перечень отличительных признаков рококо, не описываются детально вкусы и быт тогдашней аристократии, но в немногих фразах дается яркая и вполне точная картина тех изменений, которые последовали во французском обществе и культуре за смертью Людовика XIV.

Текстам Даниэля свойственно особое интеллектуальное обаяние, возникающее из сочетания подлинно научной строгости мысли и утонченного эссеизма литературной формы. С абсолютным тактом включенные в словесную ткань риторические обороты, как, порой, и элемент иронии, придают научному тексту оттенок живого диалога. Не случайно отдельную статью автор посвящает роли термина и метафоры в интерпретации художественного произведения (с. 29-42), рассматривая язык искусствознания как отражение языка искусства.

Завершается сборник остроумно написанной статьей «Беспредметное искусствознание», в которой дается своего рода анамнез современного состояния нашей науки: вслед за сменой в ХХ в. пластического мышления концептуальным, за появлением в изобразительных искусствах беспредметной неизобразительности возникает и беспредметное искусствоведение. Думается, слово «беспредметность» надо понимать, к сожалению, даже шире, чем это делает автор: не секрет, как часто сейчас за знание и понимание искусства выдаются сугубо спекулятивные и нарочито экстравагантные измышления. В защиту можно сказать лишь нечто вроде фразы «какое искусство — такое и искусствознание», но это никак не оправдывает модного ныне спекулятивного отношения к прошлому искусства.

При чтении книги С.М. Даниэля нельзя не вспомнить (добрыми словами, конечно же) сборники из серии «Библиотека искусствознания», в каждом из которых работы ведущих советских историков искусства и критиков подбирались так, чтобы дать наиболее полный творческий портрет автора. «Статьи разных лет» принадлежат к этой традиции. Остается, правда, сожалеть, что издание не снабжено биографической справкой и списком трудов автора. В остальном же творческий портрет ученого, чьим работам обеспечено место среди классики нашей науки, получился многогранным, точным и ярким.